Он берет голограмму в руки и минуту внимательно его разглядывает. Вряд ли он успел разглядеть лицо Патрини там, в туалете, так что может и не связать мой вопрос напрямую с убийством.
— Вроде видел, — отвечает он наконец. — Он, кажется, у барной стойки сидел, и бармен ему чего-то рассказывал… Но вообще-то там темно было, я так вот на сто процентов-то не уверен…
— А ты не заметил, он с кем-нибудь кроме бармена не разговаривал?
— Да, может, и разговаривал… я же не все время на стойку глядел…
Я забираю у него снимок Джеронимо.
— Ты, наверное, уже понял: этого человека убили в туалетной кабинке за несколько минут до того, как мы вошли в «Касабланку». Именно поэтому для меня так важно знать, с кем он имел дело в последние минуты своей жизни.
Парнишка вздрагивает. Что ж, пришло время задавать настоящие вопросы.
— Ты не видел, когда он вошел в туалет? И кто вошел туда вслед за ним?
— Да нет! Я бы сказал, если б что… Но я ждал Хромого Али, чего мне было на других пялиться?
«Логично, — комментирую я про себя. — Но только в том случае, если история с Хромым Али — правда».
— А сам-то ты как оказался в туалете, Ардиан? Да еще не один, а с этим уродом?
Вообще-то офицер полиции не имеет права оскорблять задержанных. Но в сложившихся обстоятельствах я разрешаю сделать для себя исключение.
— Да я просто отлить пошел, — неуверенно бормочет он. — А этот за мной увязался… схватил за горло, впихнул в кабинку…
— Значит, ты так и не успел? — сочувственно поинтересовался я. — Отлить-то?
— Не успел… Я же говорю, он сразу меня схватил и потащил туда… я даже не заметил, что в туалете труп…
Я демонстративно гляжу на часы.
— Два часа уже прошло, а ты все терпишь. Железная у тебя сила воли, парень.
Он краснеет и опускает голову. Ну что ж, все понятно. Парнишка первый раз в жизни решил подзаработать при помощи своей задницы и страшно стесняется этого обстоятельства. С крашеным они первоначально наверняка договорились полюбовно, вот только по ходу дела калигула, по-видимому, слетел с тормозов, и неопытному пареньку пришлось туго. И теперь он страшно нервничает из-за того, что его сочтут педиком.
— Знаешь, — говорю я, — мне в общем-то все равно, чем ты себе на жизнь зарабатываешь. Мое дело — найти убийцу. Если ты вспомнишь хоть что-нибудь, что может помочь в этом поиске, сообщи мне. И вот еще что: комиссар Шеве — человек хороший, но чересчур жесткий. Поэтому советую тебе говорить со мной.
Я протягиваю ему свою визитку. Не могу объяснить, что толкает меня на этот шаг. Может быть, какое-то смутное ощущение, что парнишка еще не рассказал всего, что знает. Я не великого мнения о своей интуиции, но бывали случаи, когда она меня здорово выручала. Ардиан осторожно берет визитку, крутит в руках, внимательно рассматривая.
— Это все? — недоверчиво спрашивает он. — Я могу идти?
Я качаю головой.
— Нет, пока что нет. Побудь пока в соседней комнате, мне еще нужно поговорить с тем типом, который был с тобой в кабинке.
Он снова заливается краской. Неловкими пальцами прячет визитку в карман рубашки и просит ломким от волнения голосом:
— Пожалуйста, не рассказывайте никому, что я был здесь, хорошо?
— Что значит «никому»? — безжалостно спрашиваю я. — Родителям, что ли?
На этот раз он не отвечает — по-моему, у него просто язык от стыда отнимается.
— Родителям не расскажем. Но если нам понадобится вызвать тебя в суд как свидетеля, мы тебя вызовем — имей в виду.
Он облегченно вздыхает.
— Да, конечно… суд — это очень важно. Закон превыше всего, я знаю.
Это один из десяти лозунгов, которые каждый день крутятся по всем десяти каналам албанского телевидения. «Закон превыше всего», «Демократия — равные возможности для всех», «Честные и Справедливые Выборы — залог доверия к власти» и так далее, и тому подобное. Предполагается, что эти азбучные истины помогут албанцам преодолеть тяжелое наследие прошлого и влиться в свободную семью европейских народов. За последние годы веру в то, что с помощью подобных технологий можно изменить складывавшийся веками менталитет, потеряли даже самые отъявленные идеалисты, но лозунги по-прежнему съедают значительную часть эфирного времени.
— Очень хорошо, — не поморщившись, говорю я. — Иди пока, отдыхай.
Он уходит, а мне приходится разбираться с беловолосым подонком, которому Томаш едва не проломил голову.
Зовут его Сали Романо. Судя по документам, ему недавно исполнилось пятьдесят четыре года, но он изо всех сил старается выглядеть моложе — красит волосы, носит молодежную прическу, несколько попорченную Томашем, и даже, кажется, замазывает морщины косметическим карандашом и пудрится. Еще от него отвратительно пахнет — смесью дорогого (по местным меркам, конечно) парфюма, перегара и особого, очень едкого пота, характерного для смертельно напутанных людей. На меня он смотрит с каким-то липким подобострастием, вызывающим еще большее отвращение. Очень хочется врезать ему по гадкой, лоснящейся роже, но я, разумеется, сдерживаюсь. Вопреки распространенным среди местных жителей представлениям, полицейские миротворческих сил не бьют людей на допросах. Во всяком случае, делают это не часто. Профилактические шлепки по ушам, вроде тех, которыми я наградил Леди, не в счет.
Теоретически я допускаю, что этот мерзавец может оказаться не тем, кем кажется: никогда нельзя отбрасывать чью-то кандидатуру только потому, что она не совпадает со сложившимся у тебя в голове образом. Думая об эмиссаре Хаддара, я представляю себе высокого худощавого брюнета с острым подбородком и глубоко посаженными глазами, но это не более чем игра воображения. Этот крашеный хрен тоже мог выполнять поручения Мясника из Приштины, а то, что он выглядит как типичный фрик, вполне подходит под определение хитрой маскировки. В конце концов я бы сильно удивился, если бы Хаддар посылал на такие задания заурядных быков.
Меня смущает только одно — Сали Романо сильно пьян. Даже сейчас, изрядно протрезвев от страха, он все равно производит впечатление человека, который начал пить несколько часов назад и добился за это время весьма серьезных результатов. Пьяного довольно сложно сыграть, а еще сложнее сыграть пьяного, который изо всех сил старается казаться трезвым. Тем не менее я велю Гильермо взять у него кровь на анализ. Как и следовало ожидать, содержание алкоголя зашкаливает за три с половиной промилле. Никто не надирается вусмерть, собираясь на встречу с курьером, везущим важный и дорогой товар. Никто не вливает в себя литр водки перед тем, как хладнокровно (и очень метко) прострелить этому курьеру сердце. Поэтому мне приходится попросить свою подозрительность наконец заткнуться и поговорить с этим крашеным мерзавцем так, как он того и заслуживает, — как с педиком и насильником малолетних.
Крашеный ведет себя вполне предсказуемо — юлит и убеждает меня в том, что все у них с мальчиком вышло по обоюдному согласию. Сговорились они якобы еще раньше, в зале, только вот мальчик ждал какого-то знакомого, а когда тот не пришел, с огромным удовольствием проследовал вместе с Сали в туалет. Никаких насильственных действий по отношению к пареньку он, Сали, разумеется, не предпринимал, «как можно, господин полицейский, я же не зверь какой-то, у меня свои дети есть… ». Я представляю себе судьбу детей этого подонка и мимолетно жалею их.
К сожалению, очень похоже, что он не врет. Или врет, но не очень откровенно. Лучшим доказательством его слов служит смущение Ардиана, хотя сам Романо, конечно, ничего об этом знать не может. «Повезло же тебе, сволочь, — думаю я. — Если б мальчишка не пытался так настойчиво убедить меня в том, что не имеет отношения к тому бизнесу, который процветает в „Касабланке“, я бы тебе не поверил…»
Выжать из него хоть какую-то информацию о Патрини почти невозможно. Да, он вроде бы краем глаза видел итальянца, беседующего с барменом. Больше тот ему на глаза не попадался, а если б и попался, вряд ли он обратил бы на него особое внимание. Его, понимаете ли, никогда не интересовали белые мужчины в возрасте.
К концу разговора с Романо я испытываю неприятное ощущение бега по кругу. Патрини сидел у барной стойки, это подтверждали как минимум двое — Ардиан и крашеный. Потом он куда-то делся и через неопределенный промежуток времени (от двадцати до сорока минут, по моим прикидкам) обнаружился в туалете — уже мертвый. Что происходило в этом интервале, остается загадкой. Куда делся эмиссар, застреливший итальянца? Пастор вроде бы слышал, как кто-то выходит из туалета, но меня не оставляет ощущение, что дальше этот кто-то как сквозь землю провалился. Впрочем, я не знаю, какие показания дают клиенты комиссара Шеве. Комиссар, в отличие от меня, человек суровый и умоет здорово освежать память своим собеседникам. Может быть, он уже и нашел пресловутого эмиссара, и я только теряю здесь драгоценное время.
— Ладно, Романо, — не предвещающим ничего хорошего тоном говорю я, делая знак Гильермо. — Вы временно задержаны.
Веселенькое дельце! Четверо свидетелей, и ни один не может сказать ничего стоящего. О'кей, допустим, свидетелями в прямом смысле слова их назвать нельзя, но, черт побери, хоть какие-то зацепки в этом деле должны быть! А я пока не нащупал ни одной…
В крайне мрачном настроении я спускаюсь вниз, к комиссару Шеве. Там дело идет поживее, это и понятно, старик не любит рассусоливать, но с результатами и у него не густо. Кое-кто видел, как Патрини входил в туалет, но ценность этих показаний равняется нулю, потому что кое-кто видел также, как Патрини оттуда выходил. Возможно, он действительно успел сбегать в клозет несколько раз за вечер, вот только эта его активность здорово путала нам все карты. Что же касается убийцы, то его, разумеется, не видел никто. Во-первых, потому, что на нем почему-то не висел бейджик с надписью «УБИЙЦА», а во-вторых, потому, что посетители «Касабланки» больше интересовались совсем другими делами. Шеве, надо отдать ему должное, с самого начала сообразил, что ситуация с тухлецой, и принялся трясти допрашиваемых как раз в соответствии с их интересами. Для этого он посадил за компьютер наших разлюбезных яйцеголовых — Шумахера и Мицника — и велел им пробивать документы задержанных по всем базам, к которым у нас есть доступ. Как известно, проверку документов можно проводить формально, а можно от души. Так вот Шумахер и Мицник явно получили приказ трудиться с огоньком. К тому моменту, когда я спускаюсь в зал, на каждого из задержанных имеется по паре страниц распечаток с подробным описанием всех зафиксированных прегрешений. Я лишний раз убеждаюсь в том, что до комиссара с его тридцатилетним стажем работы в ДСТ мне куда как далеко.
— Есть что-нибудь, комиссар? — спрашиваю я, с уважением глядя на эту стопку бумаги. Шеве свирепо глядит на меня и выразительно двигает своей страшноватой челюстью.
— Ни хрена, капитан, — негромко, но очень внятно произносит он. — Ни хрена.
— Знать бы еще, что мы ищем, — брякает некстати поднявший глаза от экрана Мицник.
Крепкие, как у лошади, зубы комиссара смыкаются с костяным стуком.
— А это не ваше дело, молодой человек, — недобро усмехнувшись, отвечает Шеве. — Ваше дело — проверять документы. Ясно?
— Ясно, господин комиссар. — Мицник, похоже, и сам уже не рад, что влез в разговор. Впрочем, Шеве со своей челюстью кого хочешь напугает.
— Вот и проверяйте, — холодно резюмирует он. И, обернувшись ко мне, добавляет: — Половина задержанных гарантированно садится на трое суток, Луис. Как ты думаешь, это то, чего от нас ждут?
Я пожимаю плечами. Когда имеешь дело с нашим боссом, ни в чем нельзя быть уверенным. Нам поручили найти и арестовать эмиссара Хаддара, одного из самых отмороженных полевых командиров НОАК, во время встречи с итальянским курьером Джеронимо Патрини. Вот вам и вся вводная. Если вместо эмиссара мы вернемся на базу с двадцатью уголовниками и одним мертвым курьером, босс может с полным правом назвать нас идиотами и подвергнуть показательной порке. Но, с другой стороны, если предположить, что боссу известно больше, чем нам (а это наверняка так и есть), то он сумеет извлечь выгоду и из нашего скудного улова.
— В любом случае больше у нас ничего нет, — хмуро отвечаю я. — Мои свидетели тоже ни к черту не годятся. Как думаешь, он все еще здесь?
Разумеется, перед началом операции мы позаботились о том, чтобы ни одно существо крупнее крысы не покинуло здание незамеченным. Но в возможность идеальной мышеловки верят только желторотые новички, не нюхавшие оперативной работы. Эмиссар, конечно же, мог уйти — и я, и Шеве это прекрасно понимаем. Меня интересует не то, что комиссар думает по этому поводу, а то, что он чувствует. В конце концов, нюх у такой старой ищейки почти неизбежно трансформируется в интуицию. И вот тут Шеве меня удивляет. Он крепко берет меня за локоть своими короткими волосатыми пальцами, оттаскивает от стола, за которым Шумахер и Мицник продолжают составлять список грехов посетителей «Касабланки», и, привстав на цыпочки, шепчет мне в самое ухо:
— Ты будешь смеяться, Луис, но я почти уверен, что никакого эмиссара здесь не было.
Действительно, смешно. Вот только смеяться мне почему-то совсем не хочется.
Глава 4
Стаканчик ракии
Ближе к утру Ардиана охватила тревога. Показалось, что где-то неподалеку, в одном из соседних кабинетов, кто-то из задержанных в «Касабланке» посетителей вспомнил подростка, вошедшего в туалет вслед за итальянским моряком. Хачкай представил себе, как распахивается дверь и вошедшие полицейские хватают его за плечи, рывком, грубо встряхивая, поднимают с дивана, как защелкиваются на запястьях стальные браслеты. Захотелось бежать — немедленно, не думая о последствиях. Но дверь была закрыта на ключ — Монтойя, уходя, сказал, что у него еще пропасть работы, но в семь утра он вернется и непременно выпустит Ардиана, — а на окне красовалась частая решетка, сквозь прутья которой даже руку удалось просунуть только до локтя. Хачкай попытался перебороть страх — как часто повторял отец, если не можешь что-то изменить, попробуй изменить свое отношение к этому. Тревога никуда не делась, но безумное желание бежать пропало.
Ровно в семь (Ардиан постоянно косился на фосфоресцирующие в темноте стрелки своих дешевых часов) ключ повернулся в замке. Хачкай пружинисто вскочил, заправляя рубашку в брюки. На пороге стоял угрюмый коренастый сержант с перебитым носом.
— Капитан велел проводить к автобусной остановке, — произнес он таким тоном, словно приказ Монтойи оскорблял его до глубины души. — Собирайся, да поживее.
Мог бы и не уточнять. Ардиану из всех сборов оставалось только проверить, на месте ли пластиковая визитка капитана. «Неужели и правда выпустят?» — думал он, идя за переваливающимся с ноги на ногу сержантом. Похоже, что да — опыт общения с полицейскими подсказывал Хачкаю, что если бы он все еще находился под подозрением, сержант шел бы позади.
Они вышли из здания и пересекли залитый утренним солнцем двор. Ардиан профессионально запоминал расположение строений, номера стоявших во дворе машин… и со все возрастающим беспокойством глядел на скучавших у полосатого шлагбаума автоматчиков. Почему-то ему казалось, что именно здесь, на КПП комендатуры, его и остановят. В нескольких шагах от шлагбаума он почувствовал, как деревенеют ноги. Но сержант шага не замедлил.
— Капитан приказал выпустить, — буркнул он охранникам.
Шлагбаум поднялся. Ни один из здоровенных светловолосых автоматчиков не удостоил тощего албанского пацана даже взглядом. Ардиан как во сне прошел в ворота КПП и двинулся по обсаженной пальмами аллее, в конце которой синело море. Сержант больно ухватил его за плечо и развернул в другую сторону.
— Остановка там, чикито.
Ардиан безропотно позволил проводить себя до залитой растрескавшимся асфальтом площадки, на которой пофыркивал старый, красный с белым, автобус. Сержант подошел к открытому окошку водителя и протянул ему деньги.
— Полезай внутрь, — коротко приказал он Ардиану. — Капитан велел оплатить твой проезд до Тираны, а дальше можешь делать что хочешь.
Вообще-то Ардиан не отказался от своего намерения проведать Миру, но сволочь сержант встал в пяти шагах от автобуса и стоял руки в боки, пока тот, надсадно кашляя, не тронулся с места. Конечно, можно было попросить водителя остановиться… да только это выглядело бы подозрительно. Поэтому Хачкай решил, что воспользуется добротой капитана Монтойи, а в Дуррес вернется завтра. После того, как поговорит со Скандербегом.
— Вы меня обманули. — Ардиан изо всех сил пытался говорить спокойно, но голос его все равно звенел от напряжения. — На этого моряка охотилась военная полиция миротворцев. Если бы я прождал еще пять минут, они взяли бы меня вместе с пистолетом!
Он еще никогда не позволял себе разговаривать с боссом в таком тоне. Неделю назад Скандербег спустил бы обнаглевшего пацана с лестницы только за то, что тот вошел к нему в дом, не поздоровавшись. Но сегодня он только рассерженно сопел и мрачно разглядывал Хачкая из-под густых насупленных бровей.
— Ты стал слишком много себе позволять, мальчишка, — пробурчал он. — Откуда мне было знать, что его ищут «голубые каски»? Это твое ремесло, не мое, ясно?
Если бы он стал ругаться или съездил наглецу по уху, Ардиан бы ему поверил. Но Скандербег принялся оправдываться, чего на памяти Хачкая не делал никогда, и это убедило Ардиана в том, что могущественный ночной король Тираны сбит с толку. Что-то в Дурресе пошло не так, как он рассчитывал. И теперь Скандербег просто не знал, что ему делать.
— Миротворцы ждали, что Джеронимо в «Касабланке» с кем-то встретится, — продолжал гнуть свою линию Хачкай. — И хотели его арестовать. И вы об этом наверняка знали, эфенди! Поэтому и послали меня его ликвидировать, пока он не попал в руки «голубых касок»!
Если бы Ардиан был немного постарше и поопытнее, он поостерегся бы вываливать Скандербегу все свои догадки. Но в тринадцать лет еще не умеешь играть во взрослые игры, даже если уже хорошо знаешь, как нажимать на спусковой крючок. Скандербег наконец понял, что мальчишке толком ничего не известно. Понял — и вздохнул с облегчением.
— Накладки бывают всегда, — ворчливо ответил он. — Ну да, я знал, что миротворцы висят у итальянца на хвосте. Подозревал, что они вот-вот его сцапают. Но видит бог, я никогда не подумал бы, что они сунутся в этот притон, в «Касабланку»!
Ардиан понял, что правды от Скандербега он в любом случае не добьется. Но, по крайней мере, можно было попробовать немного его напугать.
— Я не знаю, зачем вам понадобился этот моряк, эфенди, — сказал он, глядя в прячущиеся под густыми бровями глаза Скандербега, — но миротворцы им очень интересовались. А значит, они могут заинтересоваться и вами.
Но Скандербег почему-то совсем не испугался.
— Да пусть хоть дерьмом изойдут! — рявкнул он, сжимая огромные кулаки. — Все равно ничего им не узнать, если только кое-кто не сболтнет лишнего. Ты ведь ничего не сказал им, а, пацан?
«Он хочет поменяться со мной ролями, — понял Ардиан. — Теперь он будет нападать, а я должен буду защищаться. Да вот шиш тебе, эфенди Скандербег!»
— Чтобы меня повесили? — очень натурально удивился он. — Не считайте меня глупцом, эфенди. Но есть ведь и еще кое-кто, о ком надо побеспокоиться!
— Ты на кого намекаешь? — набычился великан. Ардиан уже сам был не рад, что завел этот разговор. Но раз сказал «а», придется говорить и «б»…
— Тот, с кем итальянец встречался в «Касабланке». — На самом деле это тоже была только догадка, но Хачкай надеялся, что все рассчитал верно. — Он же вас знает!
— А тебе-то откуда это известно? — начал было заводиться Скандербег и осекся. Понял, что попался на старую как мир удочку.
Ардиан молча наблюдал за боссом. На какой-то миг ему показалось, что великан все-таки выйдет из себя и пустит в ход кулаки. На этот случай он собирался сигануть в окно… второй этаж, приземляться придется на лужайку, но все равно это лучше, чем превратиться в кровавую отбивную. Однако Скандербег сдержался и даже попробовал изобразить некое подобие улыбки
— А ты и вправду не глуп, пацан, — с одобрением сказал он. — Да только не умнее Скандербега! Тот человек ни слова не скажет, а подходов к нему у полицейских теперь нет — это уж ты постарался. Так что не лезь не в свои дела, и будем считать, что я тебя простил.
Он повернулся к Ардиану боком, давая понять, что разговор окончен. Не много-то удалось из него выжать… почти что и ничего, если быть честным. А вот относиться к Ардиану Скандербег будет гораздо подозрительнее, это точно. Эх, и что ему стоило держать язык за зубами?..
— Я распоряжусь, чтобы Петр выдал тебе на сто евро больше, — прервал его размышления голос Скандербега. — Купишь себе новую пушку. Кстати, ты уверен, что стер все отпечатки?
— Конечно, эфенди, — удивленно ответил Хачкай С чего бы это прижимистый Скандербег так расщедрился?
— И вот что… — Великан говорил непривычно мягким голосом. — Скажи отцу, что я жду его вечерком на стаканчик ракии. Он присылает мне замечательную ракию, и просто позор, что за все эти годы он так и не удосужился по-соседски зайти ко мне в гости…
Ардиан окончательно перестал что-либо соображать. Неужели ему действительно удалось так припугнуть Скандербега, что тот принялся подлизываться? Кем был Хачкай-старший в глазах могущественного мафиозо — ничтожным неудачником, безответной серой скотинкой? Принимать от такого человека подношения можно, а вот приглашать к себе в гости… это уже попахивало сумасшествием. Тем не менее от подобных предложений не отказываются, это Ардиан хорошо понимал. Он вежливо поблагодарил босса и отправился к Петру, размышляя, что можно купить на сто премиальных евро. Новый «глок» так дешево не купишь, да и заказывать его нужно почти за месяц — ребята из Саранды, у которых налажен контрабандный канал через греческую границу, работают четко, но медленно. А вот на русский беспламенный пистолет, по поводу которого до хрипоты спорили завсегдатаи форумов Свободных Оружейников Эшера, денег как раз должно было хватить. Две недели назад Толстый Фотос, хозяин бара на рруга Берута, хвастался, что племянник привез ему несколько новеньких «БП» из Косова. Конечно, сам Ардиан к Фотосу с таким делом не сунется, придется просить Петра, а тот, разумеется, захочет получить десять процентов комиссионных… но если эти «БП» вполовину так хороши, как говорят о них Оружейники, дело того стоит.
Только потеряв «глок», Ардиан осознал, как привязался к личному оружию. Так, наверное, мог бы чувствовать себя художник, лишенный кистей и красок, или рыбак без лодки. Можно рисовать углем на асфальте или ловить рыбу с берега… но профессионал так работать не станет.
Размышления об оружии захватили Ардиана настолько, что он едва не забыл передать отцу приглашение Скандербега. Спохватился он только после обеда, когда Хачкай-старший уже оседлал свой старенький велосипед, чтобы ехать обратно на акведук. Ардиану пришлось догонять его на улице. Услышав о том, что его хочет видеть сам Скандербег, отец страшно разнервничался.
— Ты ничего не перепутал, Арди? — спросил он, вытаскивая из кармана стеклянную трубочку с какими-то маленькими таблетками. — Он действительно так сказал: «Жду его вечером на стаканчик ракии»? Ты уверен, что это не шутка?
— Эфенди Скандербег так не шутит, — объяснил Ардиан. — Да он вообще шутить не любит, — добавил он, подумав.
Конечно, отец знал о его частых визитах на виллу Хризопулоса. И если кто-то в семье Хачкай и мог судить о привычках Скандербега, то только Ардиан.
— Большая честь, — проговорил отец неуверенно. Он вытряхнул на ладонь две таблетки и быстро кинул их себе в рот. — А он не назвал время?
— Нет, папа. Просто сказал: «Жду его вечером». Но обычно эфенди садится ужинать часов в восемь.
— А ты хорошо его знаешь, — заметил отец. Как показалось Ардиану, с уважением.
Ардиан кивнул. Распространяться о своих делах со Скандербегом он не намеревался.
Отец зачем-то помассировал грудь, слабо улыбнулся Ардиану и укатил на акведук. Вечером он вернулся с работы раньше обычного, велел матери нагреть воды и тщательно вымыл голову. Потом надел свой лучший костюм, немного старомодные, но начищенные до зеркального блеска туфли, и, захватив с собой большую бутыль ракии, отправился в гости к Скандербегу. Ардиан, которому ужасно хотелось узнать, зачем это босс пригласил его отца к себе, еле удержался от искушения отправиться следом — за последние три года он хорошо изучил виллу Хризопулоса и больше не считал ее неприступной. Существовало по крайней мере два способа проникнуть туда незамеченным, но подобраться к личным апартаментам босса было уже гораздо сложнее. Поэтому, хорошенько все обдумав, Ардиан решил не испытывать судьбу и остался дома. Раши как раз приволок откуда-то пару дисков с новыми голливудскими боевиками. Вообще-то Ардиан не слишком любил все эти сказки про хороших полицейских и плохих бандитов, но сейчас ему было просто необходимо отвлечься от тревожных мыслей. И он действительно сумел забыть о странном приглашении Скандербега и не думал о нем до тех пор, пока не услышал стук в дверь. Стучали громко, напористо — отец никогда себе такого не позволял. Особенно ночью.
На рруга Курри не принято открывать, не убедившись, что это безопасно. Ардиан встал на цыпочки и заглянул в глазок. На лестнице стоял громадный детина с маленькой сплющенной головой. Ардиан узнал его — это был Шмель, шестерка Скандербега.
— Кто там еще? — свистящим шепотом спросил Раши, когда Ардиан протянул руку к замку. Ардиан обернулся и обмер. Брат стоял, прижавшись к стене, выставив перед собой топорик для разделки мяса. Не пушка, конечно, но в умелых руках оружие достаточно грозное. Ардиан помотал головой — убери, мол.
— От господина Скандербега пришли, — так же тихо объяснил он. Раши скривился, словно проглотив лягушку, но топорик опустил. Щелкнул замок, дверь открылась.
— Пошли, пацан, заберешь отца. — Узкие глазки Шмеля обшарили прихожую, на мгновение задержались на Раши и наконец уперлись Ардиану в переносицу. — Перебрал твой старик, ноги не держат…
— Так что ж ты его не привел? — удивился Ардиан. Если уж Скандербег не поленился прислать за ним Шмеля, то почему просто не распорядился доставить отца домой? Шмель ухмыльнулся, демонстрируя гнилые зубы.
— Упирается старик-то, кричит: с места не сдвинусь, пока мой младшенький за мной не придет! Давай, пацан, не тяни резину, босс ждет…
— Повежливей, горилла, — неожиданно перебил его Раши. — Не у себя дома. Тебе кто-то сказал, что ты можешь здесь командовать? Значит, тебя обманули…
— Маленький ублюдок, — в голосе Шмеля не было злости, только удивление, — ты забыл, как я навешал тебе в борделе у Айши? Хочешь повторить?
Он шагнул через порог, заполнив собой половину прихожей. Раши издал звук, напоминавший шипение дикой кошки, и взял топорик на изготовку.
— Ты уйдешь отсюда с башкой, разделенной на две половинки, — пообещал он. — Впрочем, чего жалеть, ее у тебя и так-то почти не видно…
Ардиан, прижатый к стенке, с замиранием сердца ждал развязки этой странной сцены. Раши и Шмель явно встречались раньше; ясно было и то, что теплых чувств они друг к другу не питали. Но что будет сейчас?
— Не будь дураком, — внезапно сбавив обороты, примирительно пробурчал Шмель. Он находился уже в трех шагах от Раши. — Ты мне на хрен не нужен, можешь бросить топор и жить в свое удовольствие. Я заберу младшего и съезжу к боссу. Если уговорим вашего старика, привезем его обратно на моей машине — надеюсь, он ее не облюет, обивка почти новая… Ну а не уговорим — придется добираться на своих двоих.
— Что с отцом? — быстро спросил Ардиан, радуясь, что может вклиниться в спор двух бандитов. — Он сильно… — Хотелось вставить слово «напился», но Ардиан подумал и спросил по-другому: — Ему очень плохо?
Шмель усмехнулся и положил лапищу на плечо Ардиана.
— Ему хорошо, парень, можешь мне поверить. Только ноги не держат…
— Я поеду с вами, — неожиданно сказал Раши. — Малый его не дотащит.
Громила сощурил и без того небольшие глазки.
— Тебя хозяин не ждет. Я же сказал привезу на машине…
— Ты сказал: если уговорим, — на губах Раши появилась змеиная ухмылочка. — А отец у нас упрямый, сам знаешь. Так что придется твоему боссу немножко потерпеть.
Шмель молчал, недобро набычившись, и Ардиан уже решил, что драки все-таки не избежать. Но Шмель, видно, получил от Скандербега приказ вести себя мирно, потому что и в этот раз предпочел не лезть на рожон.
— Поехали… — процедил он наконец. — Топор только оставь, чтобы по дороге не порезаться.
Раши поколебался, но в конце концов все-таки поставил топорик в угол. Впрочем, насколько Ардиан знал своего брата, у него наверняка где-нибудь был припрятан нож.
Раздолбанный красный «Мерседес», на котором ездил Шмель, стоял у самого подъезда. Передние колеса его купались в огромной луже, бывшей одной из достопримечательностей рруга Курри, и Ардиан подумал, что выехать из нее Шмелю будет непросто. Древняя машина, однако, оказалась на удивление мощной, и поединок немецкого качества с албанской выбоиной закончился в пользу первого.
— Правда, классная тачка? — вполголоса спросил Ардиан у сидевшего рядом с ним на заднем сиденье Раши.
— Дерьмо, — довольно громко ответил тот. Раши выглядел напряженным и собранным, как бегун перед стартом. — К тому же еще и старое…
Ардиан заметил, как закаменела широкая спина сидевшего перед ним Шмеля, и решил больше не возвращаться к этому разговору. К тому же «Мерседес», на его взгляд, был совсем неплох. Не чета, конечно же, черному бронированному «Гелендвагену», на котором передвигался Скандербег, но вполне приличная машина. Ардиану и на таких не доводилось кататься. Последние полгода он подумывал о том, чтобы купить себе скутер, но для этого пришлось бы залезть в кубышку, а Ардиан старался делать это как можно реже. В конце концов, увезти свою семью куда-нибудь в далекую благополучную страну важнее, чем раскатывать по улицам на мотороллере.
Шмель притормозил перед широкими коваными воротами виллы. Мигнул два раза фарами, потом распахнул дверцу и вылез из машины.
— Посидите здесь, — буркнул он. — Скажу охране, что вас двое…