Путь шута

Петр, страшно изругав его, прочел целую лекцию о различных видах взрывчатки; по всему выходило, что в колодец следовало закладывать противопехотную мину — тогда бы мать Тачи посекло бы осколками, Однако это был единственный за все время серьезный прокол Ардиана — прочие ликвидации проходили, как правило, быстро и гладко. Специально для него Петр раздобыл легкий пистолет «глок-17», почти целиком сделанный из пластика — на него не реагировали даже хитрые сканирующие арки «голубых касок», так что Ардиан свободно шатался с ним по всему городу. Из «глока» он убил троих — каждый раз стреляя в упор, глядя в удивленные лица тех, кто в последние мгновения своей жизни видел перед собой маленького тощего мальчишку, вытаскивающего из-за пазухи совсем не похожий на игрушку пистолет. Он был очень осторожен и постоянно менял маршруты и способы отхода с места акции. Если бы его спросили тогда, откуда ему известны все эти тонкости, которым, как правило, обучают в спецшколах или тренировочных лагерях, Ардиан, разумеется, не смог бы ответить. Когда он не знал, как лучше поступить в той или иной ситуации, он обращался за помощью к Силе. Иногда она отвечала, иногда нет. В последнем случае приходилось просто напрягать мозги. Непривычное занятие, но полезное. К счастью, у Скандербега не было слишком уж сложных заданий. Ардиана ни разу не ловили на месте преступления. Несколько раз полиция и люди Хашима Тачи брали его след, но он стряхивал их с хвоста, как старый опытный лис молоденьких гончих.

Однажды Петр поручил ему убрать моряка-итальянца, служившего на желтом санитарном корыте Евросоюза. В те дни депортация иммигрантов из единой Европы достигла своего апогея — желтые корабли курсировали между Италией и побережьем Албании с такой регулярностью, что по ним можно было сверять часы. Зачем Скандербегу понадобилось убивать итальянца, Ардиан не знал. Не то чтобы его это не интересовало, но интуиция подсказывала ему, что в данном случае лучше не проявлять излишнего любопытства. После неудачи с колодцем Петр, как правило, давал ему скупые пояснения — этого надо убить, потому что он сам пристрелил троих наших ребят, того — потому что украл деньги, предназначенные для освободительной борьбы; каждый раз причина оказывалась достаточно весомой для того, чтобы Ардиан не мучился угрызениями совести. Но тут все было по-другому. Петр показал ему голограммы — моряк, снятый спереди, моряк, снятый сзади, моряк, снятый на палубе своей желтой посудины (посудина носила издевательское имя «Либертад»), моряк за стойкой бара, лапающий девицу лет четырнадцати на вид. Назвал имя (Джеронимо) и цену (триста евро). За такие деньги не жалко съездить на побережье — по словам Петра, моряк все время ошивается в порту Дурреса, в баре «Касабланка». От Тираны до Дурреса два часа на автобусе, завтра «Либертад» приходит в порт, все дело займет полдня. Больше Петр не сказал ничего, и Ардиан понял, что ничего больше он и не скажет.

Хуже было другое — опыт, накопленный за три года работы на Скандербега, подсказывал Ардиану, что полдня — срок совершенно нереальный. Сначала нужно съездить в Дуррес осмотреться, побывать в «Касабланке», изучить все входы и выходы, решить, каким маршрутом лучше всего уходить после того, как дело будет сделано. Если Джеронимо появится в баре поздно вечером, в Дурресе придется оставаться до утра, потому что автобусы в темноте не ходят. А где ночевать, если не будет заранее подготовленной берлоги? Какие уж тут полдня! Но Петр настаивал, чтобы Ардиан отправлялся в Дуррес завтра же, и переубедить его не было никакой возможности.

Тогда Ардиан решил, что поедет на побережье не откладывая. Он заскочил домой и предупредил мать, что вернется только дня через два. Заглянул в комнату брата — Раши валялся на кровати с бутылкой дешевого красного вина. В последнее время он стал много пить, а когда отец пытался образумить его, только посмеивался. Отец рассказывал, что воду, которую используют для полива виноградников, запрещено подавать в питьевые резервуары из-за высокой концентрации вредных химических веществ; любая проверка выявит в твоем вине целый букет элементов таблицы Менделеева, говорил он, но Раши махал рукой и продолжал пить. Красавицы-подружки куда-то исчезли; последнее время Ардиан встречал его на улицах с девицами сомнительной внешности и еще более сомнительного поведения. Хотя Ардиан уже не представлял старшего брата в роли героя фата-морганы, он по-прежнему любил Раши.

— Я еду на побережье, — сказал он брату. — Наверное, придется там переночевать. У тебя в Дурресе знакомых нет?

— Полно, — усмехнулся Раши и пролил немного вина на подушку. — Бизнес, малыш?

Ардиан кивнул. Брат, конечно, догадывался, что он работает на каких-то серьезных людей, пытался несколько раз выпытать у него, на кого именно и в чем заключается работа, ничего не узнал и отступился. То же и родители: знали, что сын пропадает на улицах не просто так, а приносит в семью деньги, и лишних вопросов не задавали. Почти все дети Тираны добывали деньги теми или иными способами, порой зарабатывая куда больше взрослых. Ардиан отдавал матери половину всего, что зарабатывал у Скандербега, но не крупными суммами, что могло бы ее насторожить, а понемногу. Вторую половину он откладывал, мечтая о том, что однажды купит большую яхту и увезет всю свою семью далеко-далеко, в одну из тех дальних красивых стран, которые показывают по головизору.

— Есть девчонка, — сказал Раши, почесывая себе грудь. На губах его появилась туманная улыбка. — Мира Джеляльчи. Живет на рруга Бериши, у самого моря. Помню, когда я вернулся из Италии, мы с ней здорово повеселились… Не одолжишь мне десятку?

— У меня нет сейчас, — виновато ответил Ардиан. Он не хранил деньги дома — прятал в коробку из-под патронов, надежно укрытую в подполе одного из бетонных куполов. — Завтра, ладно? Когда вернусь из Дурреса.

— Ладно, — легко согласился Раши. — Записывай адрес: рруга Бериши, сто двадцать три, восемнадцать. Скажешь ей, что ты мой брат, этого будет достаточно. Записал?

— Я запомнил, — сказал Ардиан. Работа приучила его запоминать все с первого раза. — Спасибо, Раши.

— Удачи, Арди. — Раши снова приложился к бутылке. — Смотри, не влюбись в эту киску Джеляльчи!

В Дурресе Ардиан оказался уже под вечер. На набережной было полно народу: моряки, солдаты, патрули «голубых касок», портовые рабочие, девчонки в коротких шортах и юркие мальчишки со взрослыми злыми лицами. Большие оранжевые фонари, светившие сквозь густую листву, казались фантастическими плодами инопланетных деревьев. Война, опустошившая полстраны, обошла Дуррес стороной. Конечно, здесь тоже постреливали, но куда реже, чем в столице, не говоря уже о бандитской Влере или оплоте мусульманских экстремистов Шкодере. Вечерний Дуррес очаровал Ардиана. Ярко горели неоновые вывески баров, игровых залов и салонов фата-морган, крутились разноцветные гадательные колеса, из маленьких кафе под открытым небом плыли ароматы свежемолотого кофе и сладковатый дымок марихуаны. Ардиан, стараясь затеряться в пестрой толпе, прошелся по набережной взад и вперед, выискивая бар «Касабланка». Безрезультатно; заведение, видимо, не принадлежало к числу самых респектабельных в городе. Ардиан углубился в мрачноватые проулки, поднимавшиеся в гору от набережной. Здесь ничего не стоило нарваться на шпану или, что еще хуже, на полицейский патруль, и Ардиан занервничал. Вывеска «Касабланки» — мигающие синие буквы, стилизованный рисунок, изображающий бильярдиста с неестественно длинным кием — вынырнула из темноты внезапно. Он спустился по скользким каменным ступенькам (бар размещался в полуподвале какого-то торгового склада), толкнул тяжелую, обитую позеленевшим металлом дверь и вошел.

Два зала, разделенные длинной оцинкованной стойкой. Арочные кирпичные своды, опирающиеся на толстые приземистые колонны. Столы деревянные, грубые, в темных пятнах от пролитого пива. В углу несколько игральных автоматов — старье прошлого века. Бильярд, видимо, находился во втором зале, скрытый стойкой, — из глубины помещения раздавались звонкие удары и костяное щелканье шаров. Посетителей в баре было немного, половина столов пустовала. Ардиан подошел к стойке, чувствуя на себе испытующий взгляд бармена. Положил на отполированный тысячами рукавов цинк бумажку в пятьдесят лек и попросил кока-колы.

— Новенький? — непонятно, но довольно дружелюбно спросил бармен. Ардиан улыбнулся. Он давно уже знал, что улыбка способна заменить множество слов — особенно если еще не разобрался, что нужно говорить.

— Сегодня пусто, — продолжал бармен. — Сам видишь. Приходи завтра, здесь будет не протолкнуться. Ты сам откуда, не из Каваи?

Ардиан помотал головой. Взял крохотную бутылочку с кока-колой и направился в дальний зал. Там тоже хватало свободных мест, так что он забрался в самый темный угол и, прихлебывая свою кока-колу, принялся изучать обстановку.

Через полчаса он уже твердо знал, что «Касабланка» — бар для педиков. Все ее посетители были мужчинами, отличавшимися неестественностью манер, странной виляющей походкой, привычкой поглаживать руку собеседника во время разговора. Ардиан заметил, как один из мужчин подошел к пацану примерно его возраста, игравшему в допотопную японскую «сегу», приобнял за плечи и увлек куда-то в дальний угол зала, полускрытый клубами табачного дыма. Ему стало немного не по себе — до этого он никогда не видел «голубых», хотя много о них слышал. Понятно, почему бармен спрашивал, не из Каваи ли он: рассказывали, что в том городке педиков больше, чем нормальных людей, — вроде бы еще при коммунистах их ссылали туда со всей Албании строить подводную крепость. Крепость так и не достроили, а педики остались.

Он быстро допил кока-колу и двинулся на поиски туалета. Осмотр туалета был ключевым моментом сегодняшней рекогносцировки, но теперь, проникнув в тайну бара, Ардиан забеспокоился. Что, если кто-нибудь из «голубых» увидит, как он заходит в уборную, и решит последовать за ним? Конечно, «глок» придавал уверенности в своих силах, но устраивать сегодня стрельбу там, куда твой клиент должен прийти только завтра, означало сорвать операцию. К счастью, никто за ним не пошел. Ардиан спокойно пожурчал в кабинке, закрывавшейся на неожиданно мощный стальной засов, вышел, прошелся по туалету из конца в конец, внимательно изучил узкое окно, располагавшееся на уровне двух метров над полом, и решил, что один из маршрутов отхода будет пролегать именно через него. Рост Ардиана не позволял ему дотянуться до окна, но в противоположном углу стояла огромная мусорная корзина, которую только переверни — и получишь превосходную подставку для дальнейших акробатических упражнений. Ардиан проверил, запирается ли изнутри дверь туалета — оказалось, что запирается так же надежно, как и кабинки. Завсегдатаи «Касабланки», видно, высоко ценили возможность спокойно уединиться. Что ж, лучшего и желать нельзя.

Стараясь не привлекать к себе внимания, он выскользнул из бара и, держась в тени, обогнул здание. Узкое оконце туалета выходило в выложенную кирпичом и накрытую решеткой нишу. Незадача, подумал Ардиан, эта дурацкая решетка все портит… Он присел на корточки, делая вид, что ищет в пыли оброненную монетку, и незаметно подергал проржавевшие железные прутья. Решетка подалась неожиданно легко, и Ардиан с облегчением понял, что она не закреплена, а просто положена сверху. Переулок казался узким и необитаемым; с обеих сторон тянулись глухие заборы каких-то складов, единственный фонарь, горевший на углу улицы, на которой располагался парадный вход в «Касабланку», только подчеркивал угольно-непроницаемую черноту лежавших на мостовой теней. Ардиан поднялся по переулку наверх — метрах в трехстах от ниши с решеткой тот упирался в высокую стену, идя вдоль которой можно было попасть на рруга Бериши. Опять везение. Он побрел по рруга Бериши, высматривая плохо различимые в темноте номера домов. Улица оказалась очень длинной, она тянулась по склону горы параллельно набережной и только в самом конце круто спускалась к морю. Дом, названный Раши, стоял на некотором удалении от дороги — море действительно плескалось совсем рядом, но его не было видно из-за огороженных металлической сеткой пакгаузов. «Портовые задворки, — подумал Ардиан. — Подходящее место для того, чтобы залечь на дно».

Он отыскал нужный подъезд — искать пришлось почти на ощупь, потому что все лампочки были вывернуты из патронов, — поднялся на третий этаж и позвонил в дверь квартиры номер восемнадцать.

Никакого результата. Он прождал три минуты, потом снова надавил на кнопку звонка. Без толку. Неудивительно: мало ли что может случиться с девушкой за четыре года, прошедших после проведенных вместе с Раши веселых деньков. Придется, видно, ночевать в пакгаузах, подумал Ардиан, и тут услышал за дверью шаги.

— Ты кто? — спросил женский голос. Приятный голос, низкий, немного хрипловатый, очень волнующий. — Что тебе здесь нужно?

— Я брат Раши Хачкая, — ответил Ардиан, немного смущенный своим волнением. — Я ищу Миру Джеляльчи…

— Ну, допустим, ты ее нашел. И что же велел передать мне Раши Хачкай?

— Он сказал, вы весело проводили время, когда он вернулся из Италии.

— Когда его вышвырнули из Италии, — с легким смешком уточнил голос. Раздался скрежет отпираемого замка, дверь открылась, и Ардиан увидел стоявшую на пороге девушку. — А перед этим вышвырнули из тюрьмы. Да уж, незабываемое было времечко. Привет, проходи.

Ардиан, робея, вошел. Его способность мгновенно срисовывать человека, определяя и запоминая особенности и приметы, дала осечку. Первое, что бросилось ему в глаза, — необыкновенно рыжие волосы девушки, похожие на застывшее над ее головой пламя. Пока она закрывала дверь, он, смущаясь, разглядывал ее со спины — высокая, ростом с Раши, гибкая, похожая на змею. Одета в джинсы и клетчатую рубашку — когда она повернулась, Ардиан увидел, что первые три пуговицы рубашки не застегнуты, и засмущался еще больше.

— Я Мира, — сказала она, глядя на него сверху вниз. — А у тебя имя есть, брат Раши Хачкая?

— Ардиан. Арди… — Вообще-то это было семейное имя, но сейчас ему внезапно захотелось, чтобы Мира тоже назвала его Арди — как мама. — Я… первый раз в Дурресе. Мне нужно где-то переночевать. Раши сказал, что у вас… что, может быть, вы мне поможете.

Она задумчиво посмотрела сквозь Ардиана — видно, припоминала что-то.

— Точно. — Лицо ее внезапно прояснилось, и Ардиан понял, что она потрясающе, неправдоподобно красива. — Раши рассказывал про тебя. Говорил, что у него есть младший братик, очень забавный. Но ты тогда был совсем маленький. Сколько тебе сейчас?

— Четырнадцать, — соврал Ардиан. На самом деле от четырнадцати лет его отделяло еще почти пять месяцев. — А тогда было десять. Совсем не маленький. Подумаешь — Раши самому тогда еще восемнадцати не исполнилось…

Мира протянула руку и взъерошила ему волосы. Ардиан почувствовал, как по позвоночнику взметнулась и ударила куда-то в шею горячая, обессиливающая волна.

— Не обижайся, — усмехнулась она. — Он же тебя три года не видел. Значит, помнит меня Раши? Как он там, расскажешь?

— Конечно. — Ардиан сглотнул вязкую слюну, — Он… с ним все в порядке.

— Пойдем. — Мира показала, где он может снять обувь, и кинула ему тапочки. Сама она была босиком — Ардиан с трудом оторвал взгляд от ее длинных и тонких пальчиков с накрашенными мерцающим лаком ноготками. — Ты голоден?

— Нет, — быстро отозвался он, но тут же испугался, что Мира обидится, и пробормотал: — Но если у вас найдется чашечка чаю…

— Смешной, — сказала Мира. — Я жутко голодная. Почти сутки сидела в фата-моргане, если б не ты, наверное, еще столько же там проторчала. Будешь мясо с овощами? У меня есть микроволновка, за пять минут приготовим.

Ардиан почувствовал себя совершенно счастливым. Он действительно был очень голоден, и мясо с овощами пришлось бы сейчас как нельзя более кстати. Но больше всего его поразило гостеприимство Миры. Ему казалось, что они знакомы давным-давно, как будто он, а не Раши веселился с этой рыжеволосой красавицей четыре года назад. Интересно, а сколько лет Мире? И как именно она веселится?..

Ардиан помог ей нарезать брикет замороженного мяса острым, как бритва, ножом. На лезвии он заметил маркировку — «золинген».

— Хорошая сталь, — сказал Ардиан. — Ничуть не хуже американской.

— Разбираешься, — похвалила его Мира. — Это мне немец один подарил.

Мясо с овощами оказалось потрясающе вкусным. Мира достала откуда-то бутылочку с темным пряным соусом — политые им кусочки мяса просто таяли во рту. Ардиан изо всех сил старался соблюдать приличия, но в результате все равно съел слишком много. От предложенного Мирой пива он отказался, но на чай набросился так, как будто не пил целую неделю — после соуса во рту полыхал настоящий пожар. За чаем он наконец смог рассказать Мире про Раши — как тот поживает, чем занимается, что собирается делать дальше. Ни про постоянно меняющихся подружек, ни про пристрастие брата к дешевому красному вину он упоминать не стал.

— Ну, а ты чем занимаешься, Арди? — спросила Мира, подкладывая ему в тарелку очередной кусок пахлавы. — И что привело тебя в Дуррес?

Ответ на этот вопрос он заготовил, еще трясясь в автобусе, но тогда Мира Джеляльчи была для него всего лишь именем, не лучше и не хуже других. А теперь Ардиан чувствовал, что по уши втрескался в Миру Джеляльчи, и не осмеливался оскорбить ее ложью. С другой стороны, правду он ей тоже сказать не мог и потому замялся.

— Я… я вроде курьера, — нашелся он наконец. — Должен найти тут кое-кого и кое-что ему передать.

— Это кое-что у тебя с собой? — неожиданно спросила она.

Ардиан напрягся. Ему совершенно не хотелось выходить из того счастливого транса, в который погрузила его эта чудесная девушка. Он почти забыл о предстоящей завтра ликвидации, почти отрешился от постоянно маячившего перед ним призрака бородатого пирата с золотым кольцом в носу. Вопрос Миры разрушал очарование вечера, возвращал его в грубую реальность темных пустынных улиц, прокуренных баров для педерастов, к миру, альфой и омегой которого были Заказ и Исполнение. Поэтому он ответил неожиданно грубо:

— А вам-то что за дело?

— Абсолютно не мой бизнес. — Мира, к счастью, не обиделась. — Просто если ты носишь это что-то с собой, тебе очень повезло, что ты застал меня дома. Наш город славится ворами. Ночуя в незнакомом месте, всегда клади то, что у тебя есть ценного, себе под голову. Тоже, конечно, не гарантия… но, если положишь просто рядом с собой, сопрут обязательно.

— Ладно. — Ардиан попытался улыбнуться так, чтобы Мира поняла: он извиняется за свою грубость. — Буду иметь в виду. Мне действительно можно переночевать у вас?

— Нет, будешь спать в порту, — фыркнула Мира. — Топай в ванную и умывайся. Воды немного, поэтому душ принять не получится, но зубы почистить хватит. Только не глотай — фильтр последнее время что-то барахлит.

В ванной Ардиан неслышно запер дверь на защелку и быстро разделся до пояса. «Глок» следовало где-то надежно спрятать — не под голову же его класть, в самом деле. Он расстегнул ремень и, замотав пистолет для верности в майку, засунул под ванну. Вряд ли Мире до завтрашнего утра придет в голову туда заглядывать, так что оружие будет там в безопасности. Ардиан поплескал водой себе в лицо, тщательно почистил зубы, действуя пальцем вместо щетки, вытерся роскошным махровым полотенцем, вдыхая хранимый им запах девичьего тела и замирая от туманных, завораживающих картин, которые рождал в его голове этот запах. Он мог бы еще час провести, уткнувшись носом в это полотенце, но тут Мира забарабанила в дверь, обвиняя его в том, что он поселился в ее ванной и совершенно не думает о том, что другим тоже нужно умыться.

— Иди в комнату, — сказала она, когда слегка обалдевший от переживаний Ардиан открыл наконец дверь. — Я тебе постелила на полу, уж извини. Ты не храпишь, часом?

— Не храплю, — с достоинством ответил Ардиан и отправился, куда она указала. Комната показалась ему огромной — длинная, вытянутая, с высоким потолком и плотно занавешенными шторами. В дальнем углу стояла широченная низкая кровать — он таких никогда в жизни не видел, хоть в теннис на ней играй. Напротив — головизор, квадросистема, стеллажи для компактов. В другом конце комнаты возвышалась установка домашней фата-морганы — новенькая, сверкающая зеркалами и хромом. Бешеных денег стоит, наверное. Свою постель он обнаружил между фата-морганой и квадросистемой — мягкий матрас, подушка, теплое армейское одеяло. По сравнению с ночевкой в пакгаузах — рай да и только, но на фоне теннисного корта в углу — сущее убожество. Он стянул брюки и носки, свернул все в узел и положил в ногах своей постели. Забрался под одеяло, отвернулся от роскошного ложа, дразнившего его воображение своими неохватными просторами, и попытался заснуть.

Как ни странно, это у него почти получилось, и получилось бы совсем, если бы не Мира. Вернувшись из ванной, она потушила верхний свет и включила ночники у кровати. Чутко реагирующий на любые изменения внешней среды, Ардиан мгновенно открыл глаза и увидел девушку прямо перед собой — ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он смотрит на отражение в зеркале фата-морганы.

Он попробовал заставить себя закрыть глаза — тщетно. Изгибающаяся в зеркале фигура притягивала его взгляд, не давала сосредоточиться на чем-нибудь другом. Мира раздевалась. Ардиан, не дыша, смотрел, как она стаскивает через голову рубашку с тремя незастегнутыми пуговками. То, что пуговки позволяли только угадывать, теперь отражалось в зеркале фата-морганы во всей своей бесстыдной красе — два молочно-белых купола, словно светящиеся изнутри, увенчанные темными ягодками сосков. Мира расстегнула «молнию» на джинсах и высвободилась из них одним длинным гибким движением, точно змея, сбрасывающая старую кожу. Ардиан сглотнул застрявший в горле комок и замер, испугавшись, что звук этот спугнет не подозревающую о его шпионстве рыжеволосую красавицу. Мира, конечно, ничего не услышала — продолжала спокойно переодеваться ко сну. Длинные, невероятно длинные ноги ее матово блестели в приглушенном свете ночников. Она подцепила пальчиком тоненькую черную полоску трусиков. Сердце Ардиана пропустило несколько тактов, когда трусики полетели куда-то в сторону квадросистемы и Мира предстала перед ним совершенно обнаженной. Чувства, захватившие Ардиана, были сродни тому ощущению, которое он испытал при первом своем контакте с межзвездной Силой. Только прикосновение Силы длилось какую-то долю секунды и наполнило его знанием, а сейчас он чувствовал себя растворяющимся в горячем терпком потоке, и ощущение это все длилось и длилось, не только не давая ему никакого знания, но и лишая последних остатков разума.

Прошла минута, а может быть, и час. Мира натянула короткие шелковые панталончики, простую белую маечку, забралась под одеяло и выключила ночники, погрузив комнату в темноту. Ардиан лежал на своем матрасе, скрипя зубами от одолевавшего его желания и от постыдного, смешного невежества. В свои тринадцать лет он несравнимо лучше разбирался в способах убийства, чем в способах любви. Раши не раз предлагал ему отправиться с ним к веселым подружкам, но сначала Ардиан был еще слишком мал и такое времяпрепровождение его не интересовало, а когда он вошел в возраст, веселые подружки его брата перестали казаться ему привлекательными. Кроме того, он избегал всего, что могло отвлечь его от работы, — к таким вещам, безусловно, относились и девчонки, и алкоголь. Поэтому никакого серьезного опыта у Ардиана не имелось — так, танцы-обжиманцы в подземных дискотеках Тираны с глупыми малолетками, ничего не соображавшими от мелькания огней, бешеных ритмов и ароматного дыма. Но ни разу вплоть до сегодняшнего вечера он не испытывал такого неодолимого желания перешагнуть эту черту. Рыжее пламя волос Миры танцевало у него перед глазами. Ардиан поминутно облизывал пересохший от волнения рот; ему казалось, что он дышит так тяжело и громко, что Мира просто обязана проснуться и спросить, что с ним случилось. Тогда он скажет, что у него пересохло во рту и попросит разрешения сходить на кухню за водой. На обратном пути он как бы случайно подойдет к ее кровати и спросит, не хочет ли она пить. Мира ответит, что просто умирает от жажды, тогда он поднесет чашку к ее губам, и она, запрокинув голову, станет пить. Капли воды будут стекать по ее губам и подбородку, по тонкой, словно вырезанной из алебастра шее и ниже, по этим чудесным, светящимся в темноте куполам, которые сейчас укрыты под маечкой… но она, конечно же, снимет маечку, стянет ее через голову тем же удивительным плавным движением, что так его поразило, и грудь ее раскроется перед ним, как прекрасный сказочный цветок.

Ардиан вынырнул из своих грез, обнаружив, что почти съехал с узкого матраса на пол. Сердце колотилось так, будто он только что пробежал десятикилометровую дистанцию. Или как будто он пытался вновь вступить в контакт с покровительствующей ему Силой, живущей своей бесстрастной жизнью среди холодных звезд.

«Что мне делать? — беззвучно прошептал Ардиан. — Помоги, подскажи, что мне делать? Я умру, если не пойму, что и как мне делать! Пожалуйста, подскажи!»

И Сила ответила.

Как всегда, он поразился простоте ответа. Полежал еще минуту, успокаиваясь, усмиряя сердцебиение. Потом поднялся, поддернул трусы и, неслышно ступая по густому ворсу ковра, приблизился к огромному ложу Миры.

Она спала посредине кровати, забросив одну руку за голову. Ардиан собрался, словно перед выстрелом из «глока», глубоко вздохнул, откинул тонкое невесомое одеяло и нырнул в теплые недра Мириной постели.

Когда он обнял ее и прижал к себе, умирая от невозможной близости великолепного, упругого, пахнущего розой и миртом тела, когда он зарылся губами в копну ее пламенеющих даже в ночи волос, целуя сначала затылок, потом лоб, спускаясь все ниже и дойдя наконец до горячего, влажного рта, она шепнула: «Ты что?», но он уже знал, что ответить, и ответил: «Я люблю тебя!», и это была правда, правда, подсказанная ему Силой. И Мира, ничуть не удивившись, а возможно, даже и не проснувшись, обняла его своими сильными, теплыми и мягкими руками, а потом приподнялась на локте и стянула маечку — в точности так, как грезилось Ардиану на его сиротском матрасе, и он утонул в молочно-белых волнах. Так сильна была его страсть, что в конце концов она все-таки разожгла ответный костер, и Мира показала Ардиану, что ему следует делать, и помогла ему в первый раз, а во второй они уже все делали вместе, и в третий, и в четвертый, и так до утра. И Сила, покровительствующая Ардиану, усмехалась, глядя на них со своих заоблачных высот.

— Ничего себе, — сказала Мира, когда они проснулись уже окончательно. — Ты ж еще ребенок, Арди. Это тебя Раши научил так с девушками обращаться?

— Нет, — ответил Ардиан. — Никто меня этому не учил. Я… это у меня в первый раз.

— Способный мальчик, — улыбнулась Мира и пощекотала его живот. — Похоже, у вас вся семья такая.

Несмотря на то что спать им пришлось недолго, Ардиан чувствовал себя словно родившимся во второй раз. Все вокруг стало необычайно ярким, цветным и объемным. Вкус крепкого кофе, негромкая мелодия, льющаяся откуда-то из крохотных серебристых колонок, синеватый дымок тонкой сигареты, которую Мира небрежно держала в тонких изящных пальчиках, — все это сливалось в одно ощущение безграничного счастья. Странно подумать, что еще вчера он даже не подозревал, каким может быть счастье.

— Ну, малыш, — сказала Мира, когда они допили наконец кофе, — с тобой было прямо чудесно, но мне нужно работать. Ты, кстати, не забыл, что у тебя дела в городе?

Ардиан смутился. Он, конечно, ни о чем не забыл — любовь любовью, но работа есть работа. Но вспоминать о спрятанном под ванной «глоке» почему-то не хотелось — казалось, что он обманывает Миру, пользуется ее доверчивостью и добротой.

— Да, я помню, — пробормотал он, краснея. Надо бы рассказать Мире про то счастье, которое он чувствует, глядя на нее, объяснить, какая она замечательная, но слова почему-то застряли у него в горле. От ночной смелости не осталось и следа. — А ты кем работаешь?

— Делаю фата-морганы, — Мира кивнула на сверкающую установку в углу. — В основном. И еще встречаюсь с кое-кем, забираю у них кое-что и иногда даю кое-что взамен.

— Понятно. — Ардиан понял, что ему ненавязчиво намекнули на его неуклюжую легенду про курьера, и устыдился. — Ну, я пойду…

Он юркнул в ванную, закрылся и полез за своим свертком. На мгновение ему показалось, что сверток исчез — пальцы натыкались на какие-то коробки и неприятные на ощупь холщовые тряпки. Но нет, вот она, майка с завернутым в нее пистолетом. Ардиан перевел дыхание и пообещал себе больше никогда не приносить оружие в дом Миры Джеляльчи.

В прихожей возникла крошечная заминка — они стояли друг против друга, и Ардиан чувствовал, что если уйдет сейчас, не сказав чего-то очень важного, все окажется безнадежно испорчено. Секунды ускользали одна за другой, а он все не мог найти слов.

— Ты еще вернешься? — спросила Мира, лукаво глядя на него.

Напряжение тут же отпустило Ардиана. Он кивнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить от восторга.

— Если хочешь, приходи вечером. Я буду одна.

Ардиан слишком обрадовался тому, что Мира хочет снова с ним встретиться, чтобы обратить внимание на эти слова. Он затаил дыхание, когда девушка наклонилась и, обжигая пламенем своих волос, поцеловала его в уголок рта.

До обеда Ардиан слонялся по городу, стараясь сосредоточиться на предстоящей ликвидации, но думая в основном о Мире. Каким-то краешком сознания он понимал, что в таком состоянии на серьезное дело идти нельзя, но ждать, когда Джеронимо в следующий раз появится в Дурресе, было глупо. К тому же после достижений сегодняшней ночи ему и море казалось по колено.

В порту он перекусил жареной рыбой, прислушиваясь к разговорам моряков и прикидывая, где ему искать «Либертад». Санитарные корабли ЕС швартовались в особой зоне, огороженной тремя рядами колючей проволоки. Фильтрационные пункты, через которые прогоняли депортированных, охранялись и полицией, и патрулями «голубых касок»; других выходов из санитарной зоны Ардиан не заметил. В конце концов он решил, что выслеживать Джеронимо в порту слишком рискованно, и отправился в верхний город — еще раз пройтись по маршруту отхода.

Несколько раз его пытались остановить местные уличные мальчишки — с одними он, использовав свои познания в блатном арго, ухитрился решить дело миром, от других просто убежал. Отдышавшись после долгого бега, он почувствовал, что вымотался до предела — недосыпание и напряжение последних суток наконец дали о себе знать. На город уже спускались сумерки, и Ардиан, стараясь не обращать внимания на голос рассудка, предупреждавший, что он находится не в лучшей форме для запланированной ликвидации, направился к бару «Касабланка».