Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Путь шута

ModernLib.Net / Научная фантастика / Бенедиктов Кирилл Станиславович / Путь шута - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Бенедиктов Кирилл Станиславович
Жанры: Научная фантастика,
Фантастический боевик

 

 


Бармен не обманул — сегодня в заведении было куда веселее, чем накануне. В зале с бильярдом все столики были заняты; дым стоял столбом, играла громкая, бьющая по ушам музыка, в темных углах обнимались пары. К счастью, в первом зале, под самой лестницей, пустовал маленький столик. Ардиан купил своей любимой кока-колы и чипсов и принялся ждать.

Минут через двадцать к нему подсел немолодой плотный субъект с густой шевелюрой серебряного цвета (крашеный, определил Ардиан) и толстым, багровым от многочисленных лопнувших сосудов носом. Субъект без всяких обиняков спросил, сколько мальчик хочет за то, чтобы отправиться с ним в кабинку и кое-чем там заняться. Ардиан, еще вчера покрасневший бы от такого вопроса, довольно грубо ответил, что он здесь не для того, чтобы ходить по кабинкам, а для того, чтобы дождаться приятеля. Субъект спросил, как зовут приятеля. Ардиан сказал, что это не его собачий бизнес, и посоветовал крашеному убираться к черту.

После того как крашеный отвалил, бурча под нос какие-то ругательства, Ардиана надолго оставили в покое. Он допил кока-колу, сходил к автоматам, поиграл в «Бои без правил» и «Последний этаж», но без всякого удовольствия. Вернулся к себе за столик и тут увидел Джеронимо.

Моряк облокотился на обитую цинком стойку и о чем-то беседовал с барменом. Сомнений не было — это был именно он, человек с голограмм, которые показывал Петр. Невысокий, крепкий, с загорелым, чисто выбритым лицом, немного оттопыренными ушами и коротко стриженными темными волосами. На «голубого» он вроде не смахивал; впрочем, Ардиан не знал, можно ли гарантированно определить педика по внешнему виду.

Джеронимо говорил с барменом довольно долго, при этом он то и дело оборачивался и обводил взглядом собравшуюся в зале публику, словно разыскивая кого-то. Ардиана он тоже удостоил взглядом, но тут же равнодушно отвернулся, из чего Ардиан сделал вывод, что моряк ищет не его. В конце концов он взял у бармена высокий стакан с прозрачной жидкостью, украшенный ломтиком лимона, и ушел во второй зал. Некоторое время Ардиан выжидал, пока он вернется обратно, но Джеронимо, видно, сумел где-то там приземлиться.

Что ж, сказал себе Ардиан, клиент на месте. Если я соберусь с силами и сделаю все как надо, то уже совсем скоро снова увижу Миру Джеляльчи…

Зря он о ней вспомнил. Желание как можно быстрее вернуться в дом на рруга Бериши вносило сумятицу в четкий план действий Ардиана. Во время ликвидации ни за что нельзя спешить — момент, когда нужно нажать на курок, всегда только один, его следует дожидаться со всем терпением, на которое способен человек. Интуиция подсказывала Ардиану, что торопиться с ликвидацией Джеронимо опасно; возможно, переполненная «Касабланка» вообще не самое лучшее место для этого и надежнее будет дождаться, пока моряк покинет бар, и настигнуть его где-нибудь на пустынной ночной улице. Возможно, он бы так и сделал, если бы не стремление увидеть Миру. Джеронимо мог проторчать в баре до утра; в конце концов он мог уйти из «Касабланки» не один, что, конечно, усложнило бы задачу Ардиана.

Примерно через час он увидел сквозь колышущиеся под кирпичными сводами пелены табачного дыма, что моряк покинул свою пристань в зале для бильярда и движется в направлении туалета. Ардиан приказал своей интуиции заткнуться, поднялся и неторопливо, стараясь не привлекать к себе внимания, направился вслед за итальянцем.

В туалете сегодня тоже чувствовалось некоторое оживление. За дверью одной из кабинок интенсивно общались: оттуда доносились сдавленные всхлипы и чье-то рычание, заглушаемые, впрочем, гремящей в зале музыкой. Джеронимо выбрал кабинку у самого окна; третья, расположенная напротив входной двери, была пуста. Ардиан бесшумно задвинул засовчик, обезопасив себя от появления непрошеных свидетелей, сунул руку под курточку и отработанным движением вытянул из-за пояса «глок».

Моряк стоял над писсуаром спиной к Ардиану. Закрыть дверь кабинки он не удосужился.

— Эй, синьор, — негромко позвал его Ардиан. Джеронимо повернул голову так быстро, словно ожидал, что его окликнут. Впрочем, если он и рассчитывал кого-то увидеть, то явно не Ардиана.

— Нет, мальчик, — сказал он по-албански. — Нет, уходи. Мне ничего не нужно…

Потом он увидел в руках Ардиана пистолет и открыл рот, чтобы закричать. Ардиан дважды нажал на спусковой крючок.

«Глок» стреляет мягко и достаточно негромко. К тому же гремевшая в зале музыка наверняка заглушила выстрелы. И все же в тот момент, когда голова моряка откинулась вбок и назад, ударившись о белый, исписанный яркими фломастерами кафель, Ардиан с необычайной ясностью почувствовал, что совершил ошибку.

Возня в соседней кабинке прекратилась. В этом не было ничего страшного — Ардиан мог побиться об заклад, что в ближайшие десять минут оттуда никто носа не высунет. Ошибка крылась не в том, что он ликвидировал клиента в присутствии посторонних — эти, в кабинке, все равно ничего не видели, — а в чем-то другом. Он посмотрел на сползающее на пол тело Джеронимо — мертвый моряк словно бы пытался присесть на край унитаза, но вместо этого бесформенным мешком оседал между ним и металлической стеной кабинки. Кровь медленно стекала по белому кафелю, скрывая под собой разноцветные граффити завсегдатаев «Касабланки». Скоро на полу образуется липкая красная лужица, возможно, что-то протечет в соседнюю кабинку, и тогда закрывшиеся там педики поднимут крик. Нужно было уходить, и быстро.

Он подхватил мусорную корзину, подтащил к окну, перевернул и ловко, как обезьяна, вскарабкался на нее. Теперь до окна оставалось буквально рукой подать — подтянуться, ввинтиться в форточку и выбраться в закрытую решеткой нишу. Ардиан приготовился исполнить обдуманный еще накануне акробатический трюк… и вдруг услышал голос.

Не делай этого.

Он замер, балансируя на неустойчивой корзине. Так могла бы говорить Сила… но Сила никогда не давала ему советов, если он не просил ее об этом. Что же тогда? Голос звучал у него в ушах так явственно, словно его обладатель стоял у него за спиной… и голос этот, без всякого сомнения, принадлежал девушке.

Ардиан затравленно огляделся, едва не свалившись при этом с корзины. Никого; перепуганные педики затаились в своей кабинке, тихие, как мыши, спрятавшиеся от кошки. Он еще раз бросил взгляд на спасительное окно.

Не делай этого.

Ардиан выругался, спрыгнул с корзины и пинком отшвырнул ее в угол. Конечно, ничего не стоит уйти через нормальный выход, как всегда поступают киллеры в голофильмах, но риск попасться возрастет многократно. Может быть, кто-нибудь уже стоит в ожидании перед запертой дверью туалета… хотя нет, в этом случае в дверь наверняка колотили бы. Ардиан в два прыжка преодолел расстояние до двери и потянулся к задвижке.

Избавься от пистолета.

Вот дьявольщина! Ардиан знал, конечно, что профессионалы часто оставляют свое оружие на месте преступления. Но «глок» был его любимым пистолетом, почти другом. Бросить его здесь, в грязном сортире бара для педиков, означало предать их дружбу. К тому же без оружия Ардиан уже давно чувствовал себя голым.

Избавься от пистолета. Быстро. И сотри отпечатки пальцев.

Если бы не звучавшая в этом голосе знакомая хрипотца, Ардиан ни за что не послушался бы его. Но так могла говорить только Мира, а Миру он любил сильнее, чем свой пистолет.

Он действовал молниеносно, не задумываясь над тем, что делает. Вырвал из заменявшего умывальник стального бочонка пропитанную спиртом салфетку, протер гладкую пластиковую поверхность «глока». Чуть не плача от обиды и жалости, бросил пистолет на громоздившееся в углу кабинки мертвое тело Джеронимо.

Теперь уходи. Немедля.

Долго уговаривать Ардиана не пришлось. Он выскочил в коридор и отшатнулся от надвигавшегося прямо на него человека с белыми, сверкавшими в свете ламп волосами. Человек протянул руку и крепко ухватил его за плечо.

— Ну что, дождалась своего приятеля, крошка?

Страх парализовал Ардиана. Если бы он не бросил «глок» в туалете, крашеный живо узнал бы, кто из них двоих девочка. Но безоружный, Ардиан был почти беспомощен. Крашеный весил под сто килограммов, здоровенный боров с красными, налитыми кровью глазами. Два часа назад глаза у него были нормальными, похоже, за это время он здорово надрался. Что ж, может быть, это шанс…

— Похоже, приятель твой нашел себе подружку посговорчивей, — хмыкнул крашеный, подталкивая Ардиана обратно к двери, из которой тот вышел. — Но дядя Сали не даст тебе умереть от горя, крошка. Пойдем-ка со мной, я покажу тебе, что такое настоящая любовь…

Ардиан попробовал лягнуть его коленом между ног, но дядя Сали, похоже, даже не почувствовал этого. Он легким движением завернул ему руку за спину и, распахнув ногой дверь, втолкнул в туалетную комнату.

Тут мало что изменилось. Центральная секция по-прежнему была закрыта, из дальней торчал черный ботинок Джеронимо. Крашеный, что-то довольно урча себе под нос, повлек Ардиана в ближайшую открытую кабинку.

Тогда Ардиан отчетливо осознал, что голос, который он слышал, предал его. Это не Мира говорила со мной, обреченно подумал он, Мира не стала бы мне лгать… Почему-то именно в этот момент он вспомнил ее слова, сказанные в миг расставания: «Если хочешь, приходи вечером. Я буду одна» — и понял, что они означали. Ему хотелось завыть — не звать на помощь, это было бесполезно, все равно грохот музыки заглушал любые вопли — просто завыть, как делают брошенные собаки. Спасение находилось совсем рядом, в каких-то пяти метрах, его верный «глок» с оставшимися шестью патронами в обойме ждал, когда Ардиан одумается и вернется за ним, но туша дяди Сали загораживала дверной проем кабинки, не оставляя ему другого выхода, кроме как пятиться назад, все глубже и глубже, и он пятился и пятился, пока наконец не уткнулся ногами в край унитаза. Крашеный легонько подтолкнул его жирным кулаком в грудь, Ардиан качнулся назад и сел на унитаз. Только теперь он почувствовал запах, царивший в туалетной комнате, — запах мочи, экскрементов, блевотины, страха, крови, порохового дыма… запах смерти. Дядя Сали, ухмыляясь, расстегивал штаны — его толстые волосатые пальцы возились с «молнией» в каких-то десяти сантиметрах перед лицом Ардиана. Невежество Ардиана в вопросах секса не было таким уж дремучим, чтобы намерения крашеного остались для него загадкой. Последний шанс, подумал он, это мой последний шанс…

Когда «молния» наконец уступила напору, Ардиан наклонил голову и резко рванулся вперед, пытаясь проскользнуть между ног дяди Сали. С полуспущенными штанами ловить худого и шустрого мальчишку не так-то просто — крашеный едва не упустил свою добычу, но в последний момент сграбастал Ардиана за край куртки. Ардиан не успел выпутаться из рукавов — его швырнули обратно на унитаз, потная волосатая ладонь с размаху ударила его по лицу, и глаза тут же заволокло пеленой слез. Сквозь слезы он смутно различил, как дядя Сали приспускает трусы, извлекая на свет бесформенный красно-фиолетовый огузок, и приготовился к самому худшему. Потом за спиной крашеного что-то мелькнуло, в него вцепились чьи-то руки в черных перчатках, и напрягшуюся в бесплодной попытке сопротивления тушу дяди Сали отбросило назад. Ардиан тут же кинулся в освободившийся просвет — кинулся неосознанно, не вполне понимая, что делает, подгоняемый лишь одним желанием — оказаться как можно дальше от туалетной комнаты бара «Касабланка». И угодил в железные тиски.

— Стоп, стоп, стоп, — произнес чей-то голос с сильным иностранным акцентом. — Погоди-ка, малыш, не торопись. И не дергайся так, тебе уже ничего не грозит.

Ардиан, все еще судорожно вздрагивая, проморгался и посмотрел на того, кто крепко держал его за предплечья. Перед ним сидел на корточках молодой офицер в форме миротворца Совета Наций — камуфляж «день-ночь», нагрудный шеврон с восходящим солнцем, лихо заломленный набок голубой берет. Короткие темные волосы, убегающий от брови к виску тонкий белый шрам, глаза цвета черного бархата, волевой подбородок. Взгляд офицера был цепким, но вполне доброжелательным. Ардиан глубоко вздохнул и вдруг, неожиданно для себя, заплакал.

— Ну-ну, — неожиданно мягко сказал офицер, ослабляя хватку. — Побереги воду для более торжественных случаев. Чего бы от тебя ни хотел этот тип, он свое уже получил.

Ардиан скосил глаза и увидел двоих дюжих миротворцев, вытаскивавших в коридор бесчувственную тушу дяди Сали. Еще двое стояли у кабинки с мертвым Джеронимо, щелкая голокамерами.

— Выходите, — позвал один из «голубых касок», обращаясь к центральной кабинке. — Все в порядке, здесь военная полиция Международных миротворческих сил.

За дверью кабинки послышалась какая-то возня, и слабый голос пролепетал по-английски:

— Святые небеса, миротворцы! Слава господу, вы получили мое сообщение…

— Пойдем отсюда, малыш. — Темноволосый выпрямился в полный рост и оказался очень высоким — никак не ниже Скандербега, хотя и не таким широким в плечах. — Пойдем, нам нужно тебя кое о чем расспросить.

Так судьба тринадцатилетнего киллера Ардиана Хачкая пересеклась с судьбой капитана Международных миротворческих сил Луиса Монтойи.

Глава 3

Монтойя. Пустой капкан

Если и есть в этом мире что-то, чего я не люблю больше, чем подгоревшие тосты с брынзой, которыми нас потчуют в столовой «Лепанто», то это бессмысленное ожидание.

Веселенькое дельце — четыре часа проторчать в машине, не сводя глаз с дверей этого поганого заведения, не решаясь лишний раз выйти на связь со штабом по защищенной линии, буквально затаив дыхание — и в итоге сорвать всю операцию из-за звонка ополоумевшего миссионера из Аризоны. Я едва сдерживаю ярость. Если бы не труп, который мы нашли в одной из туалетных кабинок, я бы, наверное, разорвал преподобного Этвуда на куски.

Но труп меня несколько отрезвляет.

Это наш клиент — синьор Джеронимо Патрини во всей своей сомнительной красе. Сомнительной, помимо всего прочего, еще и потому, что внешность его несколько портят два пулевых отверстия — одно в груди, другое в шее. То, что в шее, смотрится особенно отвратительно.

Пистолет лежит тут же, в корзине для мусора. Легкий пластиковый «глок» австрийского производства. Одноразовый инструмент, попользовался — выкинул. Почти наверняка чистый. Я уже не первый раз сталкиваюсь здесь с подобными вариантами и особых надежд на то, что по пушке удастся установить владельца, не питаю.

Из вещей у Патрини только сумочка на поясе. Впрочем, судя по данным наружки, он и в «Касабланку» зашел налегке. Я велю Томашу обыскать его, надеясь найти хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы привести нас к таинственному грузу, но Томаш, как ни странно, ничего не находит. Синьор Патрини был человеком осторожным,

Но и осторожные люди порой ошибаются. Патрини явно ошибся.

Где-то здесь, в «Касабланке», скрывается загадочный эмиссар, которому Патрини должен был передать груз. Или по крайней мере сообщить, где этот груз находится. Скорее всего, именно он и застрелил итальянца. После того, как Патрини все ему рассказал, он автоматически потерял в глазах эмиссара какую-либо ценность. Больше того, превратился в источник опасности.

Но, черт возьми, как же Патрини мог так бездарно подставиться?

В действительности, конечно, подобное происходит сплошь и рядом. За те два года, что я служу в военной полиции миротворческих сил в Албании, мне доводилось видеть и пушеров, с которыми расплатились не деньгами, а свинцом, и воротил черного рынка, у которых все дыхательные пути были забиты черной икрой, и продажных стражей порядка, закатанных в цемент партнерами по бизнесу… Вы думаете, эти люди ожидали, что закончат свою жизнь таким печальным образом? Нет, каждый из них считал себя умнее и хитрее прочих. Ошибаются все — вот грустная мораль моей истории. Проблема в том, что некоторые ошибки обходятся дешевле, а некоторые — дороже.

Ошибка Джеронимо Патрини была из разряда «не расплатишься».

Мы вели его с того момента, как он пересек границу грузового терминала. Официально это называется «зона таможенного контроля», но контроль там весьма относительный. В Албанию можно ввезти что угодно, хоть стадо тайских слонов, если оно кому-нибудь здесь понадобится. Отчасти это связано с тем, что половина поставок по линии международных организаций осуществляется по серой схеме — в обход коррумпированной албанской администрации. Ну да, это незаконно, но никому не хочется платить огромный налог на гуманитарную помощь, который пойдет прямиком в бездонные карманы местных чиновников. Даже у бюджета Совета Наций есть свои рамки.

В общем, по-настоящему досматривают только то, что вывозится из страны. Прежде всего, конечно, ищут наркотики. Половина европейского трафика проходит через Албанию. Я не шучу — пятьдесят процентов! Оставшаяся половина как-то делится между странами Восточной Европы, но там своя специфика. Меры принимаются вполне серьезные, но трафик отнюдь не становится меньше. Разумеется, многое уходит через Косово и Македонию, однако я уверен, что и тут, в Дурресе, мимо нас каждый день проплывает немалое количество этой дряни.

Так или иначе, синьор Патрини миновал таможенный контроль безо всяких проблем. Я до сих пор не знаю, что он привез в страну, — мой босс не часто балует нас исчерпывающей информацией, на сей раз он ограничился определением «груз особой важности». Вполне возможно, что, кроме босса, в тайну груза был посвящен единственный человек на свете. Теперь, глядя на труп итальянца, я прихожу к неутешительному выводу, что этот единственный человек — тот самый таинственный эмиссар Хаддара, которого мы тщетно разыскиваем в Дурресе уже вторую неделю.

Все складывается как нельзя хуже. Клиент мертв, эмиссар исчез. Груз, чем бы он ни был, по-прежнему не найден. И хотя формально операцией руковожу не я, а комиссар Шеве, настроения мне этот факт не поднимает.

Преподобный Этвуд, которого мы вытащили из кабинки (вместе с ним там по странной случайности оказался пухлый албанский парнишка лет шестнадцати), долго не может прийти в себя от пережитого потрясения, но в конце концов берет себя в руки и рассказывает все, что слышал и видел. Подозреваю, что его рассказ неполон, потому что по-албански преподобный Этвуд почти не понимает. По словам преподобного, получается, что перед тем, как раздались выстрелы, итальянец с кем-то о чем-то разговаривал и вроде бы даже на повышенных тонах. О нет, слов он, разумеется, не запомнил. Это означало бы скатиться до подслушивания, а он, как верный слуга господа, никогда не стал бы… Но он готов поклясться, что между итальянцем и его предполагаемым убийцей произошла ссора.

Поклясться? — переспрашиваю я с некоторым сарказмом. А помнит ли преподобный, что сам Иисус говорил по этому поводу? «Не клянитесь» — вот что он говорил. Этвуд подозрительно на меня косится — эти баптисты за километр чуют человека, получившего первое образование в старом добром иезуитском колледже. Но мы с ним не на религиозном диспуте, а на импровизированном допросе, к тому же это он, а не я заперся в кабинке со смазливым албанским парнишкой. Так что праведный гнев пастору приходится попридержать.

Смазливых албанских парнишек, кстати, в туалете обнаруживается двое. Но если тот, что сидел в кабинке с пастором, несмотря на свой юный возраст, выглядит профессионалом, то второй, похоже, попал в «Касабланку» случайно. Когда мы ворвались в туалет (супербизоны Роджер и Томаш, как обычно, впереди, мы с комиссаром Шеве в центре, Гильермо и Пауль — арьергард), этого паренька как раз собирался употребить какой-то местный калигула. Роджер, не особенно задумываясь, ткнул калигулу станнером, и ничего не соображавший парнишка был спасен.

Поначалу-то мне совсем не до него — я плотно занимаюсь преподобным Этвудом, Но тот оказывается почти бесполезен — бормочет молитвы, пускается в длинные рассуждения о нелегкой судьбе миссионера в этой дикой и жестокой стране и даже не может толком вспомнить, на каком языке разговаривали между собой убийца и его жертва.

В конце концов мне это надоедает. Все выходы из притона надежно перекрыты, команда «Б» под бдительным надзором комиссара Шеве проверяет сидевших в зале, и меня просто лихорадит при мысли о том, что они могут схватить эмиссара, пока я тут теряю время в бессмысленных попытках выдоить полезную информацию из преподобного Этвуда. С другой стороны, если кто-то и способен указать на загадочного эмиссара, то только те, кто был в туалете. Ну, и еще, наверное, бармен, но барменом тоже занимается Шеве.

Одним словом, я передаю нервничающего Этвуда Томашу и велю прокачать его на косвенных. Пастор, конечно, не может быть эмиссаром, это я готов утверждать со стопроцентной уверенностью, но Томаш с его восточноевропейской паранойей впивается в бедного Этвуда как клещ. Учитывая тот факт, что Томаш — добрый католик, их общение обещает быть интересным. Сам же я поднимаюсь в кабинет хозяина и приступаю к допросу албанцев.

Пухлый дружок проповедника сразу же начинает косить под дурачка. Зовут его Леди — обычное албанское имя, но в сложившихся обстоятельствах несколько двусмысленное. Леди пускает слюни, время от времени утирает их рукавом, жалостно на меня смотрит и постоянно пытается поцеловать мне руку.

Мы беседуем с глазу на глаз в небольшой комнатке, примыкающей к кабинету. Я несколько раз бью Леди по ушам и вежливо прошу не демонстрировать свое актерское мастерство, которого он к тому же напрочь лишен. Он принимается хныкать и сообщает, что у него большая семья, двенадцать сестер и братьев, а отца, как назло, нет.

Не надо объяснять, почему ты решил зарабатывать на жизнь своей задницей, говорю я. Это меня не интересует. Расскажи о другом — что происходило перед тем, как в соседней кабинке раздался выстрел.

Леди с жаром принимается доказывать мне, что никакого выстрела он не слышал. Так, может быть, негромкий хлопок, словно открыли бутылку шампанского. Он и не подумал, что это выстрел, к тому же музыка в зале играла чересчур громко. Да и потом, добавляет он с отвратительной ухмылкой, занят я был очень, господин офицер, не подумайте плохого, я ведь в семье главный кормилец…

На тему о большой семье он сворачивает каждый раз, когда не хочет говорить о деле, это я уже понял. Так что я прерываю его и информирую о том, что преподобный Этвуд слышал некий разговор между убийцей и его жертвой. Выходит, ошибся твой пастор, дружелюбно добавляю я. А может, специально вводит полицию в заблуждение? И заговорщически подмигиваю.

Леди крепко задумывается. Подставлять пастора ему не хочется: видно, тот служит ему постоянным источником дохода. С другой стороны, откуда он может знать наверняка, что Этвуд действительно что-то слышал и, главное, действительно рассказал об этом мне? Недоверие к властям и полиции у албанцев в крови, впрочем, трудно ожидать другого от народа с такой историей. Албанцы открыты и общительны, но, как только дело доходит до необходимости дать свидетельские показания, становятся упрямее сицилийцев. Леди сопит и мнется и в конце концов припоминает, что да, кажется, кто-то с кем-то о чем-то говорил, но точнее сказать невозможно, потому что музыка, видите ли, играла чересчур громко. Все мои попытки хоть как-то конкретизировать разговор убийцы и его жертвы — ключевой для выявления эмиссара — разбиваются об эту дурацкую отговорку. По словам Леди выходит, что пастор поднял тревогу только после того, как увидел на полу кровь. До этого, мол, они и не догадывались, что в соседней кабинке произошло убийство.

Разговор с Леди меня здорово выматывает. Я уже начинаю догадываться, что никто из задержанных не скажет мне правды о том, что произошло сегодня вечером в туалете «Касабланки». Если Шеве не проявит чудеса проницательности, что при его склонности к простым и грубым методам кажется маловероятным, то сегодняшний налет на «Касабланку» окажется почти бессмысленным. Если, конечно, не считать его целью спасение преподобного педика и очередного малолетнего кормильца большой семьи.

Вот с такими мыслями я и вызываю к себе на допрос второго подростка, Ардиана.

То, что парнишка не «голубой», мне становится ясно сразу же. Не поймите меня неправильно. В иезуитском колледже нас учили, что содомиты — отродья сатаны, но в наше политкорректное время придерживаться столь ортодоксальных взглядов довольно сложно, поэтому все вокруг стараются делать вид, что ничего особенного в гомосексуальных отношениях нет. Парни, прибывшие к нам в корпус из Штатов, жалуются, что в тамошних школах пацанов с малолетства обучают играть в девичьи игры — куклы там, вышивка крестиком, хорошо хоть не заставляют пока ходить в юбках и колготках. Все это якобы направлено на подавление мужской агрессивности, а по-моему, в руководстве американских школ просто слишком много педиков и лесбиянок. Кроме того, я никак не могу взять в толк, зачем кому-то понадобилось подавлять эту самую агрессивность: преступность таким образом не победишь, а армия, состоящая из женоподобных слюнтяев, вряд ли защитит свою страну в случае серьезной заварухи. При том, что все только и кричат о грядущей войне Америки с Китаем, эти новые веяния в педагогике выглядят весьма странно. Впрочем, я сейчас не об этом.

Так вот, несмотря на всю двусмысленность обстоятельств, при которых состоялось наше знакомство, Ардиан педиком не выглядит. Больше всего он напоминает голодного, злого, загнанного в угол волчонка. Так и зыркает на меня своими черными глазищами — взгляд у него острый, цепкий, очень взрослый. Несмотря на этот взгляд, парень каким-то непонятным образом располагает к себе. Во всяком случае, на фоне унылого тупицы Леди он заметно выигрывает.

С самого начала я понимаю, что этого парня разговорить удастся. Главное — не перегибать палку и вести себя предельно естественно. Поэтому я делаю вид — а точнее, просто не скрываю, — что страшно утомлен допросом и хочу отвлечься на что-нибудь приятное. В таком заведении, как «Касабланка», выбор не особенно богат, так что я приказываю Гильермо разыскать кого-нибудь, кто может сварить приличный кофе. Через пять минут перепуганный официант приносит поднос с кофейником и корзиночкой печенья. Тут я как бы ненароком обращаю внимание на сидящего по другую сторону стола парнишку.

— Хочешь? — спрашиваю я, кивая на дымящийся кофейник. Он не отвечает, но его острый кадык так выразительно дергается вверх-вниз, что все становится понятно и без слов. Я делаю знак Гильермо поставить на стол еще одну чашку,

В Албании варят хороший кофе. Не такой ароматный, как в Греции, но очень вкусный и крепкий. После одной-единственной чашечки правильно сваренного кофе сердце начинает биться, как у бегуна на длинные дистанции, а две гарантируют бессонную ночь. Но мне сегодня выспаться так и так не грозит, а парню, похоже, уже все равно. Он выпивает свою чашку в три глотка и нерешительно косится на печенье.

— Ешь, конечно, — разрешаю я и подливаю ему еще кофе. Такими дешевыми трюками расположения не купишь, это ясно, но мне хочется немного его расслабить. — Догадываешься, о чем я стану тебя спрашивать?

Он пожимает худыми плечами.

— Насчет убийства?

Я улыбаюсь — хмурой, скупой, невеселой улыбкой профессионала.

— Разумеется, Начнем мы, правда, издалека. Расскажи про себя — как зовут, где живешь, чем занимаешься.

Я ожидаю длинной и нудной повести о тяжелой жизни в стиле предыдущего свидетеля, но парнишка и тут оказывается на высоте. Он быстро и четко излагает свои личные данные, так что мне даже не приходится ничего уточнять и переспрашивать. Чувствуется, что опыт общения с полицией у него богатый.

— Значит, из Тираны… — задумчиво произношу я, записав его показания на диктофон. — А что делаешь здесь, в Дурресе?

— Я должен был встретиться с одним человеком, — нехотя отвечает он, глядя в пол. — Если б знал, что за место он выберет для встречи, ни за что бы сюда не сунулся…

От этого объяснения за километр разит враньем. Что ж, я и не жду, что он будет все время говорить мне правду.

— И что же это за человек?

— Козел один, — довольно правдоподобно огрызается Ардиан. — Сказал, что хочет наладить в Тиране бизнес… что ему нужен кто-то, кто будет возить товар из Дурреса в Тирану… что будет платить десять евро в день…

— Десять евро? — Это приличные деньги для нищей Албании. Простому курьеру такие и не снились. Почти наверняка речь шла о наркотиках. Интересно, сам-то он понимает, за что ему собирались платить так щедро? — И ты сразу ему поверил?

— Ага. — Он очень правдоподобно шмыгает носом. Крушение надежд, связанных с обещанной работой, явно огорчает его больше, чем убийство синьора Патрини.

— Как зовут этого человека ты, разумеется, не знаешь?

— Сказал — Хромой Али, а в документы я ему не заглядывал…

— Где вы с ним познакомились? В Тиране?

— Да, в бильярдной одной. Он в бильярд хорошо играет, хотя на правой руке у него двух пальцев нету.

Понятно. Про Хромого Али я могу узнать еще много всего интересного, вот только мне это пока не особенно нужно. Пора возвращаться к нашему покойнику.

— Значит, в «Касабланке» ты оказался случайно, так?

Ардиан бросает на меня укоризненный взгляд.

— Ну как же случайно? Это Хромой Али мне там встречу назначил, вот я и пришел… Я ж не виноват, что он козлом оказался…

— И он так и не пришел? — уточняю я. Парнишка опять шмыгает носом и мотает головой. Для себя я уже определил, что он лжет — мимика у него очень выразительная, будто скопированная из учебника «Язык тела». То есть, вполне возможно, Хромой Али действительно существует и действительно предлагал ему такую работу, вот только в «Касабланке» Хачкай оказался совсем не по этой причине. А про настоящую причину он говорить не хочет.

Ну ладно, не будем давить, решаю я, и протягиваю ему голограмму, на которой изображен синьор Патрини — еще живой и здоровый. Снимок явно сделан в Италии — на заднем плане видна вывеска пиццерии с надписью «La Vita E Bella».

— Ну а этого человека ты в баре видел? — спрашиваю я как можно небрежнее.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7