БРАЧНЫЕ НОЧИ ДВУХ БЕЛЬГИЙСКИХ ПРИНЦЕСС

Эта долгая и довольно печальная история началась февральской ночью 1875 года. Часовой, молодой солдат, лишь недавно призванный на службу и не очень хорошо знакомый с придворными порядками, стоял на посту возле великолепных теплиц королевского замка Лэкен, что неподалеку от Брюсселя. Ему было скучно и холодно, и он с нетерпением дожидался смены. И вдруг его внимание привлекли какие-то странные звуки — то ли вздохи, то ли рыдания. В оранжерее явно кто-то был!

— Пожалуй, надо бы взглянуть, что там такое, — рассудил солдат. — А вдруг среди кустов притаился злоумышленник?!

Разумеется, солдат отлично понимал, что никакой злоумышленник — если, конечно, он не пьян — не станет рыдать на месте преступления. Просто юноше было любопытно войти внутрь оранжереи (прежде он видел ее только снаружи) и посмотреть, что там происходит.

Открыв стеклянную дверь, солдат сделал несколько осторожных шагов. Потом он остановился и, вытянув шею, прислушался. Свое оружие он крепко сжимал в руке. Рыдания не прекращались. Поколебавшись, солдат опять двинулся вперед и вдруг застыл в недоумении.

В свете стоявшей на полу свечи он увидел под апельсиновым деревом белокурую девушку в неглиже. Закрыв руками лицо и полулежа на белой резной скамье, она горько плакала; ее прекрасные волосы рассыпалась по плечам.

Девушка так отчаянно рыдала, что даже не обратила внимания на сквозняк, едва не погасивший пламя ее свечи. Солдат поспешил притворить дверь, а потом вернулся к красавице и замер подле нее, раздумывая, что же предпринять. То, что ранним зимним утром в королевской оранжерее сидела и плакала несчастная девушка, было уже само по себе странно, но больше всего изумило солдата то, что в белокурой красавице он узнал принцессу Луизу. Королевская дочь только вчера вышла замуж за иноземного принца.

«Кто его знает, что за всем этим кроется… — подумал солдат. — А может, мне в это дело нос совать не надо? Может, тут какая государственная тайна? Но с другой стороны… не могу же я просто уйти и оставить старшую королевскую дочь обливаться слезами, точно она кухарка, которой отказали от места!»

И молодой человек решился. Тихонько выскользнув из оранжереи, он полной грудью вдохнул морозный воздух, пробормотал себе под нос: «Апельсиновые деревца никуда не денутся. Так и объясню капралу, если станет придираться!» — и со всех ног помчался в покои королевы Марии-Генриетты. Там он разбудил дежурную статс-даму и робко сказал изумленной его бесцеремонностью матроне:

— Пожалуйста, извините меня за то, что я посмел потревожить вас. Но поверьте: мне очень, очень нужно поговорить с Ее Величеством!

Окинув солдата внимательным взглядом, придворная дама решила, что он достоин доверия, и отправилась доложить королеве о странном посетителе.

Мария-Генриетта до замужества была австрийской эрцгерцогиней и прекрасно владела собой в любых обстоятельствах. Уже через пять минут она предстала перед нашим часовым, причем ее туалет был в полном порядке, а из прически не выбивалось ни единого волоска.

— Говорите! — коротко приказала она.

— Ваше Величество… — запинаясь, начал молодой человек, — дочь Вашего Величества… она…

— Которая дочь? — осведомилась Мария-Генриетта.

— Принцесса Луиза. Она, видите ли, рыдает… и я волнуюсь… я не понимаю…

— Где рыдает Ее Высочество?

— В оранжерее.

— Ага, значит, вы стояли там на посту и услышали рыдания. Так?

— Так, — ответил солдат, восхищенный проницательностью государыни.

— И что же было дальше?

— Ее Высочество все еще там. Я не посмел заговорить с ней.

— Все ясно. — И Мария-Генриетта обернулась к своей статс-даме: — Графиня, принесите, пожалуйста, теплую шаль. Боюсь, девочка не совсем одета.

Тут королева бросила вопросительный взгляд на молодого человека. Тот смущенно потупился.

И вот Луиза увидела, что к ней решительным шагом направляется ее мать. Вскочив со скамьи, принцесса, не переставая рыдать, бросилась к матери.

— Ах, матушка, — пролепетала она, — если бы вы знали!.. Если бы вы только знали… — И Луиза уткнулась заплаканным лицом в материнскую грудь.

— Ну-ну, родная, успокойся. — Королева ласково похлопала дочь по спине и набросила ей на плечи шаль. — Сейчас мы пойдем ко мне, ты выпьешь горячего кофе и все мне расскажешь.

Мария-Генриетта обняла свою дорогую девочку и повела ее к выходу из оранжереи, на ходу пытаясь понять, что же стряслось. Нет, конечно, Луизу ни о чем не спрашивали, когда просватали за Филиппа, принца Саксен-Кобургского, но матери казалось, что молодой офицер нравился принцессе. Луиза всегда шутила, всегда много смеялась и обожала веселиться. С чего же вдруг ее охватило такое отчаяние? Вот уж невозможно было представить, что брачная ночь закончится слезами и едва ли не истерикой! Королева терялась в догадках.

…И действительно — когда отец девушки король Бельгии Леопольд II представил ей своего кузена Филиппа и объявил, что отныне они жених и невеста, Луиза не выказала ни отвращения, ни враждебности. Напротив. Она зарделась, сделала положенный этикетом реверанс и тут же приветливо улыбнулась Филиппу.

— Но он же старше вас на целых четырнадцать лет! — говорила принцессе выросшая с ней вместе и потому считавшаяся почти подругой Магда фон Гердль. — Ах, сумеет ли он подарить вам истинное счастье?

— Но, Магда, как же ты не понимаешь, — горячо возражала принцесса, — что мужчина с такой выправкой и с такой родословной не может быть плохим мужем?! (Обе девушки были чересчур романтичны, но что поделать — виноваты в этом были не они, а многочисленные любовные романы, которые подруги просто обожали.)

— Да, — вынуждена была признать Магда, — он и вправду привлекателен. И улыбка у него мягкая, и бородка красивая. Да и шатены вам всегда нравились… Вот только очки… Странно, ведь он же из венгерской стражи императора Австрии, значит, должен отменно гарцевать верхом. Неужто ему очки не мешают? А вдруг упадут?

И девушки залились веселым смехом.

В Брюсселе принц Филипп очаровал всех на удивление быстро. Он блистал прекрасными манерами, любил и умел охотиться, ловко танцевал и готов был поддержать самую скучную из светских бесед. Король Леопольд привязался к нему по-родственному: Филипп приходился ему кузеном и с материнской, и с отцовской стороны. А королева… Королева очень обрадовалась тому, что ее старшая дочь будет жить в Вене, по которой Мария-Генриетта никогда втайне не переставала скучать. Сама же принцесса Луиза довольно скоро убедила себя, будто Филипп — это истинный рыцарь из старинного романа, который явился в Брюссель только для того, чтобы стать ее мужем и всю жизнь носить на руках.

К тому же Луизе очень понравилось быть невестой. Все ее поздравляли, дарили замечательные подарки, говорили комплименты и желали счастья — разумеется, искренне, полагала Луиза. И даже отец, обычно суровый Леопольд II, расчувствовался и проникновенно произнес:

— Верю, что ты не разочаруешься в муже. Все-таки он нам родня.

И поцеловал дочь в лоб.

Луиза с утра до вечера вертелась перед зеркалом, примеряла наряды, меняла шляпки, ссорилась с портнихами, никак не желавшими сшить свадебное платье по ее рисункам («Ну да, — в запальчивости кричала она, — вчера я хотела с острым мыском спереди, а сегодня хочу с полукруглым! Я передумала! Ах, как жаль, что я так плохо шью! Ей-богу, давно бы уж все было готово!»), и строила планы счастливой семейной жизни.

Церемония бракосочетания прошла пышно и торжественно. Луиза утопала в облаке брюссельских кружев, и Филипп, затянутый в парадный мундир, с нескрываемым восторгом глядел на свою белокурую невесту.

Когда за Филиппом и Луизой закрылись двери спальни, все подумали, что молодые проведут поистине сказочную ночь. И вот эти слезы!..

Королева заставила Луизу умыться и выпить горячего кофе с булочкой, а потом села напротив дочери и спросила:

— Что же все-таки произошло?

— Матушка, он зверь! Зверь!

Королева сказала осторожно:

— Доченька, я же предупреждала тебя — то, что станет делать с тобой в постели муж, может показаться тебе странным и неприличным.

— Нет-нет, вы не понимаете! — захлебывалась слезами Луиза. — Он набросился на меня прямо возле двери… порвал платье… я даже не заметила, когда он успел раздеться… Даже очки куда-то исчезли! Борода торчком, глаза безумные… Он…

Луиза опустила голову и замолчала.

— Ну же, продолжай, — попросила королева, все уже, впрочем, понявшая.

— Филипп изнасиловал меня, матушка. Несколько раз. Вот, поглядите, это следы его пальцев. А это — зубов. — И принцесса обнажила грудь.

Мария-Генриетта коснулась красных полукружий, резко выделявшихся на белоснежной коже, и сказала:

— Прижги одеколоном, хорошо? Только сама, чтобы горничные этого не видели. Ладно, Луиза, утро вечера мудренее. Однако что это я? Ведь утро уже наступило. Тебе надо отдохнуть. А с Филиппом я поговорю, не волнуйся.

Зять бельгийских монархов привык вести жизнь казарменную и при этом рассеянную. Он любил женщин, но все они были продажными и грубыми. И хотя принцу было уже больше тридцати, ему ни разу не довелось обнимать и целовать девственницу — да еще воспитанную на рыцарских романах. Луиза была принцессой, а Филипп обошелся с ней как с дешевой девкой.

Мария-Генриетта попыталась растолковать принцу, что он обидел и напугал Луизу. Тот сначала попробовал обратить все в шутку и сказал:

— Ах, маменька, так это вы похитили у меня жену? А я-то волновался утром, не пригрезилась ли мне вчерашняя свадьба!

Но Мария-Генриетта вовсе не намеревалась подхватывать этот легкомысленный тон. Да и то, что ее назвали «маменькой», ей не слишком понравилось, потому что это звучало вульгарно и простонародно.

— Одумайтесь, принц, — произнесла она холодно. — Не забывайте, что Луиза — дочь короля!

И Филипп склонился над ее рукой и обещал исправиться.

Но слова своего он не сдержал. Когда Луиза, печальная и повзрослевшая, покидала Лэкен, она уже твердо знала, что супружеский долг — это именно долг, причем обременительный.

«Я не смогу полюбить его, — думала она, глядя на ехавшего верхом рядом с ее каретой мужа, — ни за что не смогу! Дай бог, чтобы я его не возненавидела…»

Ни в венском дворце семейства Кобург, ни в многочисленных имениях Филиппа, разбросанных по Венгрии, Луизе не понравилось. Одно примиряло ее с действительностью — то, что циничный, распутный и грубый принц вернулся к своим прежним любовницам и завел себе вдобавок несколько новых. Он очень часто не ночевал дома, и Луиза готова была молиться за своих соперниц. Впрочем, о жене он, к сожалению, тоже не забывал. Ему нравилась красота Луизы и забавлял ее явный страх перед ним.

— Так ты боишься меня, моя малышка? — шептал Филипп, медленно приближаясь к супружескому ложу и постепенно освобождаясь от всех предметов туалета. — Это хорошо! Это славно! Это меня возбуждает!

И он, точно дикое животное, набрасывался на дрожавшую от отвращения и ужаса жену.

Со временем принц Филипп решил заняться воспитанием Луизы. Он заставлял ее пить вино, играть в карты и выслушивать скабрезные истории. К тому же он старательно просвещал ее — на свой лад. Луиза узнала, как следует себя вести, чтобы понравиться мужчине и обольстить его, а также, повинуясь приказу мужа, прочла с десяток учивших разврату книжек. При этом муж страшно ревновал ее и устраивал безобразные сцены, если она танцевала с кем-нибудь на балу более двух танцев кряду.

— Я ни в чем не провинилась перед вами! — говорила поначалу Луиза и пыталась оправдаться. Но принц кричал, брызгал слюной, топал ногами и ничего не слушал. Тогда женщина изменила тактику. Она стала суровее и неприступнее, так что многие заядлые танцоры (а Луиза прекрасно вальсировала) уже остерегались подойти к ней, а если Филипп все же отыскивал повод для ревности, то она отвечала громко, внятно, коротко и иногда грубо. Это действовало. Принц умолкал и потом долго еще бросал на жену удивленные взгляды.

Чтобы утешиться и отвлечься от грустных дум, Луиза принялась тратить мужнины деньги на модные наряды и драгоценности. Она звала обувщиков, портных и ювелиров к себе во дворец и сама ездила в их магазины.

— Запишите на наш счет, — небрежно говорила красавица и шла к карете, а за ней шагал приказчик, нагруженный картонками и штуками материй. Прижимистому Филиппу приходилось платить. Другого выхода у него не было. Он не мог уронить себя в глазах императора Франца-Иосифа, а также показаться скупцом его сыну — эрцгерцогу Рудольфу, ровеснику Луизы.

С некоторых пор наследник престола полюбил охотиться вместе с Филиппом и ездить с ним во всевозможные злачные места, которыми так славилась Вена. Филиппу нравилось, что Рудольф повсюду следует за ним. «Станет мальчик императором — эта дружба мне пригодится!» — думал принц.

Да, Рудольф безусловно ценил «истинно мужские» качества своего кузена — волокиты и заядлого охотника, но при этом он еще испытывал неизъяснимую нежность к красивой и элегантной Луизе. Она уже стала матерью двух прелестных дочерей — Луизы и Доротеи, но по-прежнему считалась одной из самых обольстительных женщин Вены. Теперь Луиза несколько напоминала рубенсовских красавиц — румяных, улыбчивых, пышущих здоровьем, — но, конечно же, она не была столь упитанной и обладала чуждой им грациозностью. Ее всегда окружало множество ухажеров, и Рудольф тоже был среди них. Скорее всего он пользовался особой благосклонностью принцессы Саксен-Кобургской. Дальнейшие события показывают, что именно Рудольф сумел убедить ее в том, что плотская любовь вовсе не отвратительна.

Осенью 1880 года эрцгерцог приехал с визитом во дворец Кобургов и с печалью во взоре сообщил Луизе:

— Его Величество собирается женить меня. Вот только неизвестно пока, кто же невеста.

— Почему же вы грустите, сударь? — Луиза поудобнее устроила ноги на обтянутой гобеленом низенькой скамеечке и принялась перебирать шелковые нитки, отыскивая подходящие цвета для новой вышивки. — Вы же знали, что рано или поздно наследнику престола придется жениться.

— Но сейчас мне не хочется думать ни о какой другой женщине, кроме…

— Молчите, друг мой, молчите. И потом, по-моему, я кое-что придумала. Я разрешаю вам закурить сигару, только не приближайтесь с ней ко мне. Так. А теперь садитесь и слушайте. Вы не забыли, надеюсь, что у меня есть две сестры?

— Я помню все, что имеет к вам отношение.

— Отлично. Старшую зовут Стефания, и ей уже исполнилось пятнадцать. Почему бы нашему императору не женить вас на ней? Она очень похожа на меня.

Эрцгерцог попыхивал «гаваной» и задумчиво глядел на Луизу. Действительно, а отчего бы не прислушаться к этому совету? Юное свежее создание, наивное дитя, которое будет во всем послушно ему… в постели. Оба отца скорее всего обрадуются и поспешат дать свое согласие. Но погодите-ка, ведь у Луизы две сестры… А что, если?..

— Нет-нет, друг мой, и не думайте, — прочитала его мысли принцесса. — Клементина еще слишком мала, и замуж ей рано.

Клементине пришлось очень долго дожидаться собственной свадьбы. Лишь после того, как в 1909 году умер Леопольд II, которому совершенно не нравился избранник младшей дочери, принцесса вышла наконец замуж за любимого — за изгнанника — принца Виктора Наполеона. Но пока до этого еще далеко.