Констанция нахмурилась.

— Вы знаете ее имя?

Старик отрицательно покачал головой.

— Нет. К сожалению, многих знатных дам, в том числе и тех, которые бывают в Версале, я знаю только в лицо. Они заходят к нам за покупками. Иногда мне удается услышать их имя, иногда — нет. К сожалению, я знаю только то, о чем говорили Бемер и Бассенж. А они не упоминали ее имени.

— И что же говорили ваши хозяева?

— Эта дама из ближайшего окружения ее величества сказала, что королева вовсе не отказалась от намерения приобрести ожерелье. Она лишь опасается сделать это открыто, а потому поручила покупку одному высокопоставленному лицу. Это все, что я слышал.

Констанция немного помолчала.

— Значит, вы не знаете ни имени той дамы, которая сообщила об этом Бассенжу, ни имени высокопоставленного лица, которому поручено сделать покупку, ни времени, ни условий приобретения ожерелья.

— Ничего этого мне не известно, — вздохнув, ответил старик.

— Почему же вы решили сообщить об этом именно мне?

Старик тяжело вздохнул.

— Во-первых, я надеялся, что вам об этом известно.

— А почему вы думали, что мне об этом известно?

— Потому что я знал герцогиню де Сен-Пре и знал о том, что теперь вы распоряжаетесь делами, связанными с драгоценностями для королевы. Если эту покупку будет делать кто-то иной, значит, во дворце затевается очередная интрига. Я боюсь, что это закончится грандиозным скандалом, как уже не раз бывало на моем веку.

Констанция пожала плечами.

— Но какое отношение скандал в Версале может иметь лично к вам? Ведь вы ни в коем случае не пострадаете.

Старик печально улыбался.

— Боюсь, сударыня, что вы будете огорчены тем, что я вам сообщу. В первую очередь пострадают интересы моих хозяев Бемера и Бассенжа. Если покупка окажется мошенничеством, то мастерская разорится, и все, кто в ней работают, будут выброшены на улицу. За долгие годы своей работы я так и не смог накопить достаточно денег для того, чтобы наслаждаться старостью. Если я лишусь этой работы, у меня не будет средств к существованию. Вот что я имел в виду, когда говорил, что обстоятельства вынуждают меня доносить на хозяев.

Констанция успокаивающе положила руку на сухую морщинистую ладонь старика.

— Это нельзя назвать доносом, — сказала она. — Если бы вы обратились в тайную полицию — совсем другое дело.

— Вы мне очень симпатичны, сударыня, — произнес старик. — Вы молоды, красивы и, судя по всему, честны. Этого нельзя сказать о множестве других придворных, роем вьющихся вокруг вашей госпожи. Если вы считаете, что я поступил неверно, то можете осуждать меня.

— Нет, нет, — торопливо сказала Констанция. — Я думаю, что вы нашли единственно верный выход, обратившись ко мне. Кстати, как вы узнали, где я живу?, Старик улыбнулся.

— Это было нетрудно сделать. Мне было достаточно просто выйти на улицу и увидеть, как ваша карета останавливается перед домом на Вандомской площади.

— Вы не ошиблись, — с улыбкой ответила старику Констанция. — А кто был ваш посыльный? Старик рассмеялся.

— Я часто видел его в той харчевне, где ужинаю по вечерам.

— Вы дали ему золотой луидор? ~ Да.

Констанция достала из ридикюля кошелек. Старик тут же замахал руками, решительно возражая.

— Нет, об этом не может быть и речи. Я не нуждаюсь в милостыне.

Констанция открыла кошелек.

— Это вовсе не милостыня, — спокойно сказала она. — Во-первых, я должна вам луидор за письмо, а во-вторых, еще десять луидоров за хлопоты. И не смейте отказываться, иначе, вы можете не рассчитывать на меня.

Немного помявшись, старик принял деньги, спрятав их в нагрудном кармане.

— И все-таки, получилось не так, как я хотел, — с некоторым сожалением сказал он. — Эти деньги были совершенно излишними.

— Оставим разговоры о деньгах, — серьезно сказала Констанция. — У вас есть еще что-то для меня? Старик развел руками.

— Я сообщил вам все, что знал. Хотя… Кажется, я видел ту даму, о которой говорили Бемер и Бассенж. Она чуть старше вас по возрасту и уступает вам по красоте, но я вполне мог бы назвать ее симпатичной. У нее правильные черты лица, но, к сожалению, она скрывалась под накидкой, а я успел заметить ее только тогда, когда она покидала нашу мастерскую. Это была дама среднего роста в сером дорожном плаще.

Констанция мгновенно напрягла память, стараясь вспомнить, кто же из приближенных к королеве дам носит серый дорожный плащ. Немного поразмышляв, она пришла к выводу, что серый дорожный плащ мог быть на ком угодно, в том числе и на ней самой.

Чуть постарше меня… Симпатичная… Среднего роста…Нет, таких слишком много при дворе. В конце концов, королева, решившись купить ожерелье от Бемера и Бассенжа, могла обратиться к любой из своих фрейлин — не обязательно из числа наиболее приближенных. Может быть, так было бы и правильнее. А может быть и нет…Тем временем старик поднялся со скамьи. . — Весьма благодарен вам. Весьма и весьма благодарен кланяясь, произнес он. — Я в вас не ошибся, сударыня, полагая, что вы очень добры. Но не хочу больше отнимать у вас время и ухожу. Прощайте, сударыня.

Констанция рассеянно кивнула.

— Прощайте.

Старик еще раз поклонился и пошел к ближайшему выходу. Констанция смотрела ему вслед, но уходить не спешила. Еще недавно проникавшие сюда яркие солнечные лучи исчезли, только снаружи, у самых переплетов окон, лежал серебристо-белый свет, от которого темные лики святых и тусклая позолота в церкви казались еще строже и мрачнее. Кое-где молились, сидя или стоя на коленях, какие-то люди.

Наконец, Констанция поднялась со скамьи и направилась к порталу, возле которого, глазея на деревянные и каменные скульптуры, важно прохаживался Мишель. Констанция взяла сына за руку и вышла из храма.

На улице она с какой-то необъяснимой радостью ощутила теплое дыхание весны, полновластно воцарившейся во Франции. Ее ослепил свет весеннего дня, а шум улицы напомнил о кипении жизни.

Итак, во дворце готовится какая-то интрига. И связана она с бриллиантовым ожерельем, стоимостью больше, чем в полтора миллиона ливров, которое сейчас мирно покоилось в сейфе у парижских ювелиров Бемера и Бассенжа. Возможно, кому-то удалось убедить королеву совершить этот опрометчивый поступок, а, возможно, все обстоит по-другому.

Констанция только сейчас ясно поняла опасность, грозившую ей в связи с этой авантюрой — с одной лишь оговоркой. Оговорка эта состояла в том, что неведомый старик, служивший в мастерской Бемера и Бассенжа, сообщил ей правду. Она не могла быть до конца уверенной в том, что все это не подстроено ее недругами. Нет, герцогиня д'Айен-Ноайль не способна на такое. Она слишком строго придерживается правил христианской морали и, к тому же, целиком поглощена делами, связанными с дворцовым этикетом. Ей, наверняка, и в голову не могло прийти организовать такое.

А вот что касается графини де ла Мотт… Судя по словам старика, женщиной, которая посещала Бемера и Бассенжа, вполне могла оказаться именно она, Женевьева де ла Мотт. Симпатичная, среднего роста, чуть постарше Констанции… Неужели она? Что же это могло значить? Либо Бемер и Бассенж заплатили ей большие деньги за то, чтобы она уговорила ее величество сделать эту покупку, либо графиня де ла Мотт ведет какую-то собственную игру. Но что это за игра, Констанция пока не могла понять.

Тем временем в доме графини де ла Мотт царило оживление. К полудню на завтрак здесь собрались граф де ла Мотт, Александр де Калиостро и супруга графа де ла Мотта Женевьева. Завтрак проходил в присутствии двух слуг, которые молча разливали напитки и убирали блюда. Графиня де ла Мотт предпочла кофе горячий шоколад с ванилью. После большой чашки шоколада она, наконец-то, почувствовала бодрость.

— Итак, мой милый супруг, — с улыбкой обратилась она к графу де ла Мотту, — завтра мне понадобится помощь вашей давней знакомой.

Граф надул свои тонкие губы, сделав оскорбленное лицо.

— Я вам уже говорил, Женевьева, что с Мари-Николь мы расстались. И не нужно каждый раз подчеркивать степень моей близости с ней. Отныне я намерен поддерживать с ней исключительно деловые отношения.

Графиня де ла Мотт пребывала в хорошем расположении духа, а потому позволяла себе шутить.

— Именно о деловых отношениях и идет речь. Мне нужно, чтобы вы послали за Мари-Николь немедленно. У нас не слишком много времени, а дело, которое ей предстоит выполнить, требует определенных навыков.

Калиостро, раскуривая трубку, спросил:

— Вы имеете в виду завтрашнюю встречу в парке Монбель?

— Да.

Калиостро пожал плечами.

— Но ведь к тому моменту, когда встреча состоится, в парке будет совсем темно. Мне кажется, что эта ваша Мари-Николь, даже ничего не зная о привычках королевы, вполне может сойти за нее. Разве обязательно знать, как она ходит, поворачивается и прочее?

Графиня де ла Мотт недовольно поморщилась.

— А я думаю, что это просто необходимо, — сухо произнесла она. — Не забывайте о том, что наш подопечный — великий капеллан Франции, и бывает при дворе едва ли не каждый день. Он, между прочим, еще и влюблен в ее величество, а это означает только одно — ему хорошо знакомы и ее походка, и ее жесты, и ее голос.

Калиостро засопел носом.

— На счет голоса вы, графиня, конечно, правы. Мало вероятно, чтобы кардинал де Роан не смог отличить голоса своей возлюбленной от голоса мадам Легюэ. И тут не имеет значения — состоится их встреча при солнечном свете или в кромешной тьме. Что вы думаете с этим делать?

Графиня де ла Мотт усмехнулась.

— С этим-то как раз все просто. Во-первых, она должна говорить как можно меньше, а во — вторых, как можно тише. Согласитесь, что шепот двух совершенно разных людей бывает неотличим друг от друга. Только это может спасти нас от разоблачения. А жестам и походке я надеюсь обучить мадам Легюэ сегодня. Кстати, — она повернулась к мужу, — кажется, мадам Легюэ в прошлом была неплохой актрисой?

Без особой охоты граф де ла Мотт согласился.

— Да, но это было давно.

— Ничего страшного, — успокоила его графиня. — Я надеюсь, что талант сохранился. Нужно лишь кое-что вспомнить.

Калиостро, с улыбкой наблюдавший за легкой перебранкой супругов, решил вмешаться в разговор, чтобы разрядить обстановку.

— Между прочим, я был у кардинала де Роана уже после того, как он получил известие о предстоящей встрече.

Графиня де ла Мотт на некоторое время забыла о Мари-Николь Легюэ и обратила все свое внимание на итальянца.

— В этом была какая-то необходимость? — спросила она.

Калиостро рассмеялся.

— Все объясняется очень просто. Кардинал внимательно посмотрел на себя в зеркало и пришел в ужас. Он тут же решил, что, увидев его вблизи, королева мгновенно позабудет о всех чувствах, которые якобы питает к нему.

Граф де ла Мотт хихикнул.

— Ему нечего бояться. Мари-Николь часто приходилось иметь дело с такими старцами. Между прочим, они куда похотливее, чем многие молодые господа.

Графиня вновь обратила внимание на супруга.

— А к какой категории ты относишь себя? — язвительно спросила она.

Граф де ла Мотт снова обиженно надул губы и отвернулся.

— Ну ладно, ладно, — примирительно сказала графиня, — не обижайтесь, мой дорогой супруг. Что было, то было. Я ведь не сомневаюсь в том, что ваш роман с Мари-Николь закончился. Впрочем… какое это имеет значение.

Последние слова госпожи де да Мотт переполнили чашу терпения графа, и он, громко отодвинув стул, встал из-за стола и покинул обеденную комнату.

Графиня проводила его громким смехом. Слуги уже давно исчезли, и Калиостро остался наедине с госпожой де ла Мотт. Демонстрируя охватившую его любовную лихорадку, он тут же бросился целовать руки графини.

— Александр, прекратите, — недовольно сказала она, убирая ладони.

Калиостро беспрекословно подчинился. Повернувшись на свое место, он снова принялся набивать табаком трубку, раскуривая ее горящим пальцем.

Графиня де ла Мотт снова поморщилась.

— Александр, ну что вы делаете? Вы же не на приеме в салоне госпожи де Сегюр. И вам не нужно поражать мое воображение этими дурацкими трюками.

Палец мгновенно погас. Но Калиостро уже раскурил трубку и, откинувшись на спинку стула, стал выпускать в воздух кольца.

— Вы начали говорить о кардинале де Роане…

Калиостро неопределенно пожал плечами.

— Но вы же не хотели слушать.

— Рассказывайте, — властно сказала графиня. — Итак, этот влюбленный старец посмотрелся на себя в зеркало и испугался предстоящей встречи?

— Да. Испугался настолько, что прислал за мной в гостиницу карету, которая отвезла меня на Вьей-дю-Тампль. Кардинал спрашивал у меня совета — что ему делать и не совершил ли он ошибки, согласившись на свидание.

Графиня насмешливо посмотрела на Калиостро.

— И вы, конечно, убедили его в том, что дела кардинала идут как нельзя лучше и что от свидания нельзя отказываться ни в коем случае. Интересно, какие доводы вы приводили в подтверждение этих слов? Благоприятствующее кардиналу расположение небесных светил или тесный контакт с астральным телом ее величества?

На сей раз улыбка на лице Калиостро получилась какой-то натянутой и неестественной.

— Вы же все знаете, моя дорогая, Женевьева, — развел он руками, — значит, нет смысла останавливаться на столь очевидном вопросе. Да, я убедил кардинала в том, что он непременно должен встретиться с королевой. Для этого даже не надо было прибегать к помощи небесных светил. Я не знаю, известно ли вам или нет, но в недалеком будущем его высокопреосвященству предстоит отправиться в Рим, к святому престолу. Так что, в любом случае, он еще долго не увидит королеву. Но я сказал ему и кое-что еще. И кардинал, к нашему великому сожалению, едва не разгадал наш с вами замысел.

Графиня замерла.

— Вы проболтались?

Калиостро задумчиво пыхтел трубкой.

— Разумеется, нет. Кардинал просто вспомнил, что вы говорили ему то же самое.

— Имеется в виду дорогой подарок?

— Да. Слава богу, кардиналу не хватило проницательности, чтобы свести факты воедино и сделать выводы. Мне удалось направить его мысли в другую, нужную нам сторону. Я объяснил ему, что так повелевают знамения.

Графиня де ла Мотт рассмеялась.

— Мои дорогой Александр, вы разговариваете, как римский Авгур. Надеюсь, вы не разрубали цыпленка и не изучали его внутренности для того, чтобы выяснить, какое будущее ожидает его высокопреосвященство.

Калиостро ухмыльнулся.

— Иногда вы бываете очень желчны, моя дорогая, — парировал он. — Очевидно, это объясняется недостатком в крови кое-каких веществ.

Графиня побледнела.

— Замолчите. Даже вы, человек, которому я верила, стали изменять мне. Чем, в таком случае, вы лучше моего безмозглого и похотливого супруга? Но он хотя бы не скрывает своих пороков. А вы все время пытаетесь выглядеть лучше, чем есть на самом деле.

Калиостро мгновенно отложил в сторону погасшую трубку и бросился на колени перед графиней де ла Мотт.

— Сапхх та пиа, — горячо заговорил он. — Вы должны простить меня. Меня, действительно, посещали дурные мысли — но только мысли. Клянусь, я не изменял вам.

Он принялся с такой страстью лобызать руки графини де ла Мотт, что та оказалась не в силах оттолкнуть Калиостро.

— Последние несколько дней я провел у себя в номере и не покидал гостиницу, — продолжал итальянец, — Все это время я думал только о вас. О вас, моя дорогая. Вы служите для меня идеалом красоты и великодушия — не пренебрегайте моей любовью.

Госпожа де ла Мотт смягчилась.

— Ну что вы, мой дорогой, — чуть иронично заметила она. — Если мы сейчас расстанемся, то вся игра, которую мы затеяли, полетит к чертям. А ведь ни вы, ни и не хотим этого. Так что, нас связывает нечто большее, чем банальное любовное чувство. Нас связывают миллион шестьсот тысяч ливров.

Калиостро с надеждой посмотрел в глаза графине. — Как вы думаете, рыбка попалась на крючок? — Вне всякого сомнения. Мы оба, каждый со своей стороны, постарались сделать все так, чтобы у кардинала не было другого выхода. Он еще барахтается и пытается сопротивляться, но ему от нас никуда не уйти. Я организую свидание с королевой так, чтобы кардинал смог обменяться с ней парой слов. Но и их будет достаточно для того, чтобы его любовная страсть разгорелась с новой силой. После этого его высокопреосвященство будет готов на все.

Калиостро по-прежнему стоял на коленях перед графиней. Очевидно, это доставляло ей удовольствие, потому что настроение у нее улучшилось.

— Вы уверены, что у кардинала есть такие деньги? — спросил итальянец.

— Разумеется. Нет, возможен, конечно, вариант, что в данный момент у него нет такой наличности. Однако, как вы сами понимаете, мой дорогой граф, кардиналу ничего не стоит получить в казне столько денег, сколько ему будет необходимо. Наш генеральный контролер финансов, господин де Калонн, может отказать только военному министру, когда тот просит денег на выплату жалования солдатам. А что касается таких невинных забав, как покупка бриллиантов, то господин де Калонн всегда готов с радостью подписаться под этим.

Калиостро лукаво посмотрел на госпожу де ла Мотт.

— Скажите, моя дорогая, а сколько денег вы получили от кардинала за то, что организовали ему это свидание с королевой? Заметив, как недовольно поползли вниз уголки губ графини, Калиостро тут же воскликнул:

— Нет, нет, не говорите, если вам этого не хочется. Но меня интересует этот вопрос не из праздного любопытства. Мне необходимо знать, действительно ли кардинал так богат, как мы о нем думаем.

— А что, вы еще не разглядели дворец, в котором проживает его высокопреосвященство? — чуть насмешливо спросила графиня. Калиостро усмехнулся.

— Но ведь дворец принадлежит не кардиналу лично, а католической церкви.

Графиня не скрывала своей иронии.

— Ну, что вы, мой дорогой граф, дворец давным давно куплен самим кардиналом. Другое дело, что деньги на эту покупку были взяты из государственной казны. Но какое это теперь имеет значение? Кардинал может продать свой дворец, подарить кому-нибудь, оставить в наследство — никакая католическая церковь не сможет запретить сделать подобный шаг. Даже если у него не будет ни одного су наличными, любой кредитор с удовольствием даст кардиналу полтора миллиона ливров под залог такого великолепного дома.

Калиостро рассмеялся.

— Что ж, кардинал многим рискует.

Графиня снисходительно посмотрела на итальянца.

— Любовь — это не то чувство, вместе с которым приходит спокойствие, — проницательно заметила она. — Тем более, если это любовь к такой даме.

— И все-таки, вы не испытываете уважения к нему, — добавил Калиостро.

— Ни малейшего, — подтвердила графиня. — Человек его возраста и положения уже давным давно должен думать о другом. Если же он ведет себя как мальчишка, то мне нисколько не жаль его. Каждый должен платить за свои ошибки.

В дверь обеденной комнаты постучали. Когда графиня разрешила войти, на пороге показались слуга графа де ла Мотта и юная «баронесса»д'0лива, она же Мари-Николь Легюэ.

— А вот и самый молодой участник нашего спектакля, — с наигранной веселостью воскликнула графиня де ла Мотт. — Проходите, баронесса.

Калиостро, который уже успел встать с колен и отряхнуть свои черные панталоны, с немалым изумлением смотрел на девушку, которая внешностью почти ничем не отличалась от королевы Франции.

— Потрясающе, — пробормотал он. — Впервые вижу такое сходство. Интересно, ее величество знает о том, что У нее в Париже есть двойник?

— Ей не стоит об этом знать, — спокойно сказала графиня де ла Мотт. — У королевы есть тысячи куда более важных дел. Что ж, граф, спешу представить вам — Мари-Николь Легюэ, девица легкого поведения, выдает себя за баронессу д'0лива.

Она повернулась к девушке и, заметив ее недовольно скривившееся лицо, с невинной улыбкой спросила:

— Надеюсь, вы не обиделись, моя дорогая? Я думаю, что в этом нет ни малейшего смысла, потому что все мы здесь — участники одной игры, и лучше будет, если мы будем знать друг о друге правду, а не то, что нам хотелось бы называть этим словом.

На лице Мари-Николь отразилась целая гамма чувств, но она не выдала их ни единым словом. Графиня тем временем поднялась со своего стула.

— Господин Калиостро, — обратилась она к итальянцу, — мне хотелось бы остаться наедине с нашей подопечной, чтобы отрепетировать с ней завтрашний спектакль. Ваше присутствие при этом необязательно.

Калиостро равнодушно пожал плечами и, поцеловав на прощание руку графине, удалился.

— Итак, — сказала госпожа де ла Мотт, внимательно осматривая Мари-Николь Легюэ с головы до ног, — вы готовы?

Встреча со стариком из мастерской Бемера и Бассенжа, которая произошла у Констанции в это воскресное утро в церкви Святого Петра, так взволновала ее, что Констанция на весь день лишилась покоя. Необходимо было что-то предпринять. Но что? Отправиться в Версаль и рассказать королеве о том, что от ее имени к Бемеру и Бассенжу приходила некая статс-дама? И что дальше? А вдруг королева, в тайне от всех, в том числе и от Констанции, решила все — таки приобрести это злосчастное ожерелье? Может быть, она не хочет, чтобы об этом кто — нибудь знал? Если это так, то Констанция лишь вызовет недовольство ее величества. Может быть, Мария-Антуанетта просто не хочет привлекать к себе излишнее внимание, делая эту покупку? Может быть, Констанции стоит подождать развития событий? Но в таком случае она должна пристально следить за ювелирной мастерской Бемера и Бассенжа чтобы быть в курсе происходящих событий. Разумеется она не станет заниматься этим лично. Значит, нужно найти нужного человека, который, кроме всего прочего знал бы придворных в лицо.

И тут Констанция вспомнила про Шаваньяна. Слуга госпожи де Сен-Жам показался ей вполне подходящей кандидатурой. Во-первых, маленькому гасконцу были хорошо известны многие дамы и господа, часто бывавшие в Версале. Во-вторых, на него вполне можно было положиться. И, в — третьих, вовсе необязательно было сообщать Шаваньяну об истинном смысле этого задания. Точнее говоря, Шаваньяну можно было вообще ничего не объяснять. Все, что от него требовалось — наблюдать за тем, кто и когда приходит к Бемеру и Бассенжу. Правда, для этого гасконцу придется под каким-либо предлогом отказаться от выполнения своих ежедневных обязанностей в доме госпожи де Сен-Жам.

Но Констанцию это не смутило. В конце концов, она может взять Шаваньяна к себе на службу. Он вполне этого достоен. Да, именно такой слуга просто необходим сейчас Констанции. К сожалению, она не могла сейчас довериться ни Жану-Кристофу, ни Мари-Мадлен, ни, уж тем более, Жакобу. Да, решено. Она должна немедленно отправиться к госпоже де Сен-Жам, встретить там Шаваньяна и переманить его к себе.

Быстро собравшись, Констанция оставила Мишеля на попечение Мари-Мадлен, которая уже вернулась домой, и вышла из дома. Ей повезло — кряхтя под тяжестью корзины с овощами, маленький гасконец направлялся домой.

После того, как он увидел графиню де Бодуэн, унылое выражение на его лице сменилось радостной улыбкой. Он тут же поставил корзину на мостовую и, сняв шляпу, поклонился в почтительном приветствии.

— Добрый день, ваша светлость! — воскликнул Шаваньян. — Мне доставляет неизъяснимое удовольствие видеть вас перед собой.

Констанция ответила ему такой же широкой улыбкой.

— Мне почему-то кажется, месье Шаваньян, что созерцание вашей госпожи не доставляет такого удовольствия.

Шаваньян развел руками.

— Ну, о чем вы говорите, ваша светлость? Я уже совсем не рад, что служу в ее доме. По — моему, моя хозяйка чувствует с моей стороны неприязненные чувства и делает все для того, чтобы углубить их. Я не успеваю выполнить одно поручение, как она тут же дает мне другое. Целыми днями я мотаюсь по городу на своих двоих и даже вечером мне нет покоя. Хозяйка заставляет меня обслуживать гостей, которые собираются в ее салоне. А у нее для этого, между прочим, есть другие слуги и лакеи, — он удрученно махнул рукой. — Э, да что там говорить. Жаль, что мне не приходится выбирать.

Констанция сочувственно выслушала жалобы Шаваньяна на его хозяйку и, не откладывая дело в долгий ящик, тут же предложила:

— Переходите на службу ко мне, месье Шаваньян. Мне кажется, что мы с вами будем лучше понимать друг друга. Кстати, сколько платит вам госпожа де Сен-Жам?

Похоже, Шаваньян еще не верил в слова Констанции де Бодуэн. Вначале на лице его появилась заискивающая улыбка, а потом, вспомнив о том, что графиня ждет ответа, он уныло махнул рукой.

— О таких деньгах даже стыдно говорить, ваша светлость. Госпожа де Сен-Жам стала скупа настолько, что платит мне всего лишь три су в день. Хорошо еще, что питаться я могу на ее кухне. А то, наверное, умер бы с голоду.

Констанция ободряюще положила руку на ладонь гасконца.

— Я буду платить вам по десять су в день и обеспечивать вас едой и приличной одеждой. Слуга графини де Бодуэн не должен выглядеть, как оборванец. Вас устраи вает мое предложение?

Шаваньян подозрительно посмотрел на Констанцию.

— А вы не шутите, ваша светлость?

Констанция поспешила успокоить его.

— Нет, это совсем не шутка. Мне, действительно, нужна ваша помощь, месье Шаваньян. Единственное, чего я опасаюсь — отпустит ли госпожа де Сен-Жам такого исполнительного и энергичного слугу.

Шаваньян махнул рукой.

— Можете не сомневаться. Я и спрашивать у нее не буду. К тому же, у меня есть вполне основательная причина для ухода — госпожа де Сен-Жам уже три недели не платит мне жалование. Каждый раз она ссылается на то, что у нее есть какие-то более срочные расходы.

— И когда же вы сможете уйти от своей хозяйки? — спросила Констанция.

Шаваньян развел руками.

— Как только это вам будет необходимо.

— Мне необходимо, чтобы вы сделали это немедленно.

Шаваньян согласно кивнул.

— Немедленно так немедленно. Вот сейчас отнесу корзину на кухню, найду хозяйку и сообщу ей, что ухожу. Я уже несколько раз предупреждал ее о том, что не буду терпеть, но она постоянно отмахивалась от меня и даже насмехалась надо мной — дескать, куда ты денешься. В общем, конечно, она была права — в наше время очень трудно найти хорошее место. Вы же сами видите, ваша светлость, что происходит вокруг.

Констанция рассмеялась.

— Будем считать, что нам обоим повезло, месье Шаваньян. Я даже не надеялась, что мне так легко будет решить этот вопрос. Это избавляет меня от неприятного разговора с вашей хозяйкой.

— Бывшей хозяйкой, — уточнил Шаваньян с улыбкой.

— С вашей бывшей хозяйкой. Откровенно говоря, я уверена, что, обратись я к ней с этой просьбой, она бы мне отказала.

— Теперь вам уже не стоит ломать над этим голову. Я уйду сам.

— Ну что ж, месье Шаваньян, улаживайте свои дела я перебирайтесь ко мне. Я распоряжусь, чтобы Жан-Кристоф — кстати, вы уже с ним знакомы — отвел вам комнату на первом этаже. Надеюсь, что вам понравится.

Шаваньян обрадованно нахлобучил на голову шляпу.

— Я думаю, что за такие деньги мне понравится жить даже в чулане вместе с мышами, — с энтузиазмом заключил он. — Можете не сомневаться, ваша светлость — в моем лице вы нашли преданного и верного человека. Вы понравились мне сразу же, как только переехали сюда, на Вандомскую площадь.

— Я не так добра, как вам кажется, — предостерегающе произнесла Констанция. — Учтите, месье Шаваньян, в моем доме вам тоже не придется прохлаждаться. Говоря откровенно, у меня даже есть первое задание для вас. Но об этом мы поговорим попозже, когда вы уже устроитесь.

Констанция зашагала назад, к своему дому, а Шаваньян, подхватив с земли корзину, которая уже не казалась ему такой тяжелой, крикнул ей вслед:

— Я готов служить вашей светлости днем и ночью!