Констанция (№5) - Констанция. Книга пятая

Она не успела продолжить, потому что Калиостро с мрачным равнодушием заметил:

— У вас и на мой счет есть планы.

— Да, именно это я и хотела сказать, — холодно парировала графиня. — Мне бы не хотелось больше встречать вас в своем доме. Если мне понадобятся ваши услуги, то я найду способ, как найти вас.

Калиостро хмуро покачал головой.

— Значит, мне навсегда отказано в праве посещать ваш дом, — охриплым голосом произнес он. — Ну, что ж, прав оказался мой учитель Франц-Мессмер — женкое сердце неуправляемо. Сколько раз я имел возможность убедиться в этом. Но снова и снова надеялся, что это случайность. Кто знает, смогу ли я еще раз найти в себе силы проверить правильность этого тезиса.

— Перестаньте скулить, — резко оборвала его графиня де ла Мотт. — Еще не хватало, чтобы вы ушли от меня в слезах. Мы деловые люди, и не за чем впадать р сентименты.

Калиостро уязвленно замолк.

— Налейте мне еще шампанского, мой дорогой супруг, — властно сказала госпожа де ла Мотт, выставив вперед пустой фужер.

Граф, словно обыкновенный официант, принялся исполнять просьбу жены, в то время как Калиостро, презрительно скривив губы, отвернулся.

Графиня отпила шампанского и снова обратилась к итальянцу.

— Вам, Калиостро, нечего жаловаться на судьбу. Если бы не я, вы не получили бы и десяти франков.

— Ну да? — ехидно ответил Калиостро. — Я должен сказать вам спасибо за великодушие. Что ж, покорно благодарю. С этими словами он поднялся со своего места. — Спасибо и вам, граф. Коллекционное бургундское вино урожая 1753 года произвело на меня неизгладимое впечатление.

С этими словами он покинул покои графини де ла Мотт, задержавшись у порога лишь для того, чтобы сообщить:

— Графиня, если вы все-таки передумаете, то меня можно будет найти по адресу, который вам известен. Не дождавшись ответа, он вышел.

Когда Калиостро покинул дом графини де ла Мотт, граф заискивающе взглянул на свою жену.

— Дорогая, вы не могли бы выделить мне небольшую сумму на текущие расходы?

— Что вы подразумеваете под этими словами? Граф замялся.

— Ну… Мне нужны деньги для того, чтобы расплатиться с кое-какими срочными долгами и организовать поездку в Англию. Я же не могу ехать туда один. Мне нужна охрана. В конце концов, камни стоимостью в миллион франков — это привлекательная добыча для любого негодяя. Мы ведь не можем так рисковать.

Очевидно, шампанское начало оказывать свое воздействие на госпожу де ла Мотт, потому что она весело взглянула на мужа.

— А кому вы нужны, мой дорогой? Заметив, как граф обиженно надул губы, она торопливо сказала:

— Ну хорошо, хорошо. Думаю, что пяти тысяч франков вам будет вполне достаточно. Граф разочарованно отвернулся.

— Пять тысяч? Это же сущая ерунда, — пробурчал он. — Вы же не хотите, чтобы в Лондоне я питался в самых дешевых забегаловках и жил в гостиницах с крысами и пьянчужками?

Графиня расхохоталась.

— А мне кажется, что это вполне подходящее место для вас. Во всяком случае, мало кто заподозрит в вас обладателя миллиона ливров. Тогда и никакой особой охраны нанимать не нужно. Возьмите любого слугу из нашего дома, только повыше и покрепче. На этом и остановимся.

Она поднялась.

— Вы уходите, моя дорогая? — кисло спросил граф.

— А вы хотите, чтобы я продолжала наслаждаться вашим обществом? Нет, уж, увольте. Отныне я богатая и свободная женщина и буду поступать так, как мне заблагорассудится. Пока меня не будет, займитесь подготовкой к отъезду. Дело не терпит отлагательства. Я была бы очень благодарна вам, если бы вы покинули Париж немедленно, в крайнем случае — завтра.

После того, как графиня ушла, господин де ла Мотт разразился потоком такой площадной брани, что сновавшие по коридорам дома слуги оторопели.

— Похоже, что он только сейчас обнаружил у себя на голове рога, — прокомментировал один из лакеев.

— Да, и похоже, что очень тяжелые, — добавил другой.

ГЛАВА 15

Обещанного у графини де ла Мотт свидания с ее величеством королевой Марией-Антуанеттой кардинал де Роан не дождался ни на следующий день, ни послезавтра, ни к концу недели. Графиня де ла Мотт, появившаяся в его доме на Вьей-дю-Тампль обяснила это тем, что королева очень занята и потому, несмотря на все свое горячее желание встретиться, не может ответить кардиналу. После этого графиня де ла Мотт пожаловалась на свою соперницу графиню де Бодуэн, окончательно прибравшую все дела во дворце к собственным рукам. По словам графини де ла Мотт, мадам де Бодуэн так плотно опекала ее величество, что та даже не могла выкроить времени для того, чтобы написать ответное послание кардиналу. Однако, для того, чтобы успокоить его высокопреосвященство, и высказать ему свою благодарность за преподнесенный ей драгоценный подарок, королева все-таки передала кардиналу платок со своей вышивкой.

Осчасливленный де Роан уехал в Рим на следующий день, храня возле самого сердца как дорогую реликвию платок, собственноручно вышитый графиней де ла Мотт инициалами «МА».

После отъезда кардинала графиня де ла Мотт предпочитала как можно реже появляться в Версале, занявшись собственными делами. Ее муж, граф де ла Мотт, благополучно вернулся из Англии, где после нескольких неудачных попыток наконец-то смог продать бриллианты одному не слишком обремененному тяжестью моральных устоев ювелиру. Сумма, которую он получил, оказалась даже большей, чем рассчитывала графиня де ла Мотт. Деньги им были, положены на счет, открытый для графа де ла Мотта в Вестминстерском банке. Этот банк имел отделение в Париже, где наличные деньги можно было получить по первому же требованию, имея на руках вексель, выписанный в Лондоне. Граф де ла Мотт не собирался извещать супругу о том, что в его распоряжении оказалось несколько больше средств. Немного поразмыслив, он снял излишек со счета в Вестминсерском банке и заложил его под довольно высокие проценты одному из лондонских ростовщиков, с которым был давно знаком.

Из-за этого граф де ла Мотт возвращался в Париж в преподнятом настроении. Что ж, его можно было понять — после того, что случилось в последнее время граф отнюдь не был уверен в том, что когда-нибудь, в один прекрасный момент мадам де ла Мотт ни вышвырнет его на улицу без гроша в кармане. Такая изобретательная хитрая особа могла найти сколько угодно способов для этого. В конце концов, великий капеллан Франции кардинал де Роан считал ее своей благодетельницей, своим ангелом-хранителем, и вполне мог организовать бракоразводный процесс, в результате которого графу могли достаться лишь его долги.

Теперь же он обеспечил себе пусть небогатое, но безбедное существование на ближайщие годы, а оттого вполне мог радоваться жизни. Он твердо решил возобновить отношения с Мари — Николь, которая была куда более предсказуема в своих поступках и зависима от графа, нежели его богатая, властная и своенравная супруга.

Кардинал де Роан, пребывая в счастливом неведении относительно реального положения вещей, проводил время за бесчисленными теологическими диспутами, перемежавшимися вопросами конкретной политики. В Италии ему нравилось, и его пребывание там согревалось мыслью о любимой женщине, которая, как был уверен де Роан, с нетерпением ожидала его возвращения. Оставаясь наедине с самим собой, кардинал доставал из самого глубокого кармана платок с вышитой на нем монограммой и долго разглядывал его, подносил к губам, шептал нежные и ласковые слова.

Калиостро понемногу приходил в себя, хотя временами необузданный итальянский темперамент заставлял его совершать труднообъяснимые поступки.

Например, на одном из немногочисленных спиритических сеансов, которые ему все еще удавалось проводить в Париже, устами духа знаменитого министра финансов при дворе Людовика XIV Николя Фуке Калиостро объявил всех собравшихся преступниками и казнокрадами, в результате чего вечер закончился грандиозным скандалом. Калиостро едва ли не взашей вытолкали из дома герцогини де Сен-Жермер, где проходил вечер, а взбешенный герцог пообещал навсегда похоронить Калиостро в Бастилии.

После этого знаменитый итальянский маг и провидец надолго исчез из поля зрения парижской публики, предпочитая проводить время в номере своей дешевой гостиницы за столь же дешевым вином. Его собутыльником часто бывал Рето де Виллет, который по-прежнему не получил никаких денег за участие в афере с ожерельем.

Калиостро часто порывался отомстить графине де ла Мотт, но, вспоминая о своем близком знакомстве с кардиналом де Роаном и тех советах, которые он давал его высокопреосвященству, Калиостро быстро скисал вновь обращался к винному бокалу.

Графиня де ла Мотт давно не давала о себе знать, и временами Калиостро казалось, что обещанных ею денег он так и не получит. Однако до тех пор, пока не вернулся из Англии граф де ла Мотт, Калиостро не предпринил никаких усилий для того, чтобы взыскать с графини положенные ему деньги.

В иной раз Калиостро посещали мысли о том, чтобы каким-либо образом навредить графине де ла Мотт официальным образом. Несколько раз он даже пытался обнаружить кредиторов, которым графиня задолжала бы что-нибудь, и с их помощью добиться привлечения ее к суду. Один раз ему даже показалось, что его мечта близка к исполнению, когда он обнаружил ростовщика, Давно и безуспешно пытавшегося изыскать с мадам де ла Мотт немалую сумму, взятую ею взаймы два год назад.

Калиостро склонил было старого еврея к подаче векселя на взыскание, однако его мечтам не суждено было сбыться. Каким-то образом графиня де ла Мотт пронюхала о встречах Калиостро с ее кредитором и немедленно уплатила долг. Ничего удивительного в этом не было, поскольку в руках мадам де ла Мотт осталось бриллиантов не меньше, чем на полмиллиона франков. Калиостро долго не мог прийти в себя после того, как графиня де ла Мотт отразила и этот выпад против нее.

Спустя несколько дней после того, как попытка Калиостро посадить графиню де ла Мотт в долговую тюрьму, потерпела неудачу, он за кружкой вина рассказал об этом своему давнему знакомому Рето де Виллету. Тот немедленно выразил сочувствие приятелю, а заодно и самому себе по поводу столь неудачного окончания игры с бриллиантовым ожерельем. Однако Рето, как человек с куда меньшими притязаниями, нежели Калиостро, посоветовал своему другу более спокойно смотреть на вещи.

— Возможно, это будет тебе уроком на будущее, — сказал он, осушая очередную кружку. — Женщинам в наше время нельзя доверять.Немного поразмыслив, он добавил:

— Мужчинам тоже.

Калиостро совершенно погрузился в тоску.

— Кому же можно доверять?

Рето поднял вверх палец и философски заметил:

— Самому себе… и то не всегда. Джузеппе, я вижу, что ты загрустил. Хочешь, я расскажу тебе забавную историю, которая хотя и выглядит как анекдот, на самом деле — правда. Был у меня один такой знакомый, который не доверял никому, кроме самого себя. Но даже это не смогло спасти его от долговой тюрьмы.

Калиостро мрачно усмехнулся.

— Долговая тюрьма? Да, это, действительно, интересно. Рассказывай. Все лучше, чем наливаться вином до умопомрачения.

Рето поудобнее утроился на продавленном диване в номере Калиостро и, держа в руке кружку с новой порцией вина, принялся рассказывать.

— Этого моего знакомого звали господин Жансон. Более уморительного человека я не встречал за всю свою жизнь. Джузеппе, каждую его фразу можно было записывать в назидание потомкам. Он был подобен тому мужу, которому жена говорит: «У меня трое детей на руках», и который отвечает ей: «Поставь их на землю…»— «они просят хлеба…»— «накорми их березовой кашей». Послушай, как мы однажды разговаривали с ним: «Это вы, господин Жансон?» «Да, месье де Виллет, я, а не кто-нибудь другой». «Откуда вы идете?» «Оттуда, куда ходил». «Что вы там делали?» «Чинил испортившуюся мельницу». «Чью мельницу?» «Не знаю, я не подрядился чинить мельника». «Вопреки своему обыкновению, вы отлично одеты. Отчего же под столь опрятным платьем вы носите такую грязную рубашку?» «У меня только одна рубашка». «Почему же у вас только одна?» «Потому что у меня одновременно бывает только одно тело». «Как поживает ваша супруга?» «Как ей угодно. Это не мое дело». «А дети?» «Превосходно». «А тот, что с такими красивыми глазками, такой пухленький, такой гладенький?» «Лучше других: он умер». «Учите ли вы их чему-нибудь?» «Нет, месье». «Как? Ни читать, ни писать, ни закону божьему?» «Ни читать, ни писать, ни закону божьему». «Почему же?» «Потому что меня самого ничему не учили, и я не стал от этого глупее. Если у них есть смекалка, то они поступят, как я. Если они дураки, то от моего учения они еще больше поглупеют».

Повстречайся господин Жансон тебе, Джузеппе, ты мог бы заговорить с ним, не будучи знакомым. Его можно было затащить в кабачок и изложить ему свое дело — он бы внимательно выслушал и ушел вполне довольный тем, что бесплатно выпил вина. Между тем ты остался бы наедине со своим делом.

Калиостро, выслушав начало рассказа Рето де Виллета о господине Жансоне, выглядел уже не таким мрачным, как еще несколько минут назад.

— Да, — протянул он, — похоже, этот твой знакомый не был образцом нравственности. Рето рассмеялся и развел руками. — Именно об этом я тебе и говорю. Однажды, лет десять назад, я организовал здесь себе небольшое дельце по торговле фальшивыми векселями. У меня завелись кое-какие денежки. Так вот, приходит ко мне однажды этот господин Жансон и просит пятьдесят ливров взаймы. Наличности у меня не было, а полтинник, сам понимаешь, не такая сумма, чтобы отказывать знакомым в долг. Я выписал ему ассигновку на своих доверителей. Сумма была проставлена цифрами. И, как ты думаешь, что он делает?

Калиостро рассмеялся.

— Кажется, начинаю догадываться. Цифры в ассегновке — это же простор для любого мошенника. Сколько нулей он тебе приписал? Рето радостно хлопнул себя рукой по колену. — Ты угадал, Джузеппе. Мое счастье, что ему нужно было всего лишь пятьсот франков. Он приписал один ноль. Каков молодчик! Пятидесяти ливров ему было недостаточно, так он росчерком пера добыл пятьсот, в которых нуждался. А ценные книги, которые он мне преподнес! — Какие еще книги?

— О! — весело воскликнул де Виллет. — Это еще более забавная история. Мне нужна была одна довольно ценная книга. Я спросил у Жансона, и через несколько дней он принес мне эту книгу. Потом мне понадобилось еще одно редкое издание.

Калиостро наморщил лоб.

— Ты что, занимался книгоиздательством?

Рето отмахнулся.

— Да какое это имеет значение? Ты лучше слушай. Мне нужна была еще одна книга, и он снова мне ее поииес. Я хотел заплатить, но он не взял денег. Потом мне понадобилась новая книга, а он говорит мне: «Этой тебе не достану. Ты слишком поздно сказал: мой доктор умер». Я спросил его: «А что общего между твоим доктором и книгой, которая мне нужна? Ты что, первые две взял в его библиотеке?»— «Ну, конечно». — «И без его согласия?» Ты знаешь, что он мне ответил? «А зачем мне нужно было его согласие, чтобы совершить акт справедливого распределения? Я только переместил книги, перенося их оттуда, где они были бесполезны, туда, где им найдется достойное применение».

Калиостро совершенно забыл о своих печалях и расхохотался.

— Каков оригинал!

— Но это еще не все, — продолжил Рето. — Сейчас я тебе расскажу, как этот Жансон, полагаясь только на свою хитрость, угодил в долговую тюрьму. Дело было в Троицын день, когда я утром получил записку от Жансона, просившего меня навестить его в тюрьме, куда он угодил. В общем, я даже не задумывался над тем, почему он туда попал — после истории с книгами, фальшивой ассигновкой меня уже ничего не могло удивить. Например, его мог засадить туда его портной, булочник, виноторговец или домохозяин, которым он не заплатил или пытался всучить фальшивые расписки. Короче, прихожу и застаю его в одной компании с невероятно гнусными типами. Спрашиваю его, кто эти люди. А он отвечает: «Старик с очками на носу — человек ловкий и превосходный бухгалтер, пытающийся согласовать книги, которые он ведет, со своим личным счетом. Это дело нелегкое — мы с ним это обсуждали, — но я уверен, что он своего добьется».

«А вот тот?» «Это глупец».«Нельзя ли пояснее?» «Глупец, который изобрел машину для подделки кредитных билетов — дрянную машину, обладающую кучей недостатков».«А третий, в ливрее, который играет на виолончели?» «Он здесь ненадолго. Быть может, сегодня вечером или завтра утром его отправят в приют, для умолишен-ных, потому что его дело — пустяковое».«А твое?» «Мое еще незначительнее».

Сам же он сидел в халате за маленьким столиком и чертил геометрические фигуры, ни на кого не обращая внимания. Он работал так же спокойно, как если бы был у себя дома. Потом всех его тюремных сожителей увели и мы остались одни. «И что ты здесь делаешь?» «Работаю, как видишь».«Кто тебя сюда засадил?» «Я сам». «Ты сам?» «Вот именно». «Как же ты это сделал?» «Так же, как сделал бы с другим. Я затеял тяжбу против самого себя. Выиграл ее и, в силу решения, состаявшегося не в мою пользу, а также последовавшего за ним постановления, меня взяли и отвели сюда».«Да ты с ума спятил».«Ничего подобного. Я рассказываю тебе все так, как оно есть». «А ты не можешь затеять против самого себя другую тяжбу? Выиграть ее и, в силу нового решения и постановления, выйти на свободу?» «Нет».

Калиостро слушал Рето де Виллета, наморщив лоб.

— Что это за чушь? — непонимающе спросил он. — Как можно затеять судебный процесс против самого себя и добиться, чтобы тебя посадили в тюрьму?

— Все очень просто, — пояснил Рето. — У Жансона была хорошенькая служанка, которая служила ему его половиной гораздо чаще, чем его законная половина. Это неравное распределение нарушило семейный мир. Жансона не пугали никакие скандалы, ему было трудно досадить. Но все же он решил покинуть жену и поселиться со служанкой. Все его имущество состояло из кое-какой мебели, домашней утвари и его собственных рисунков. А потому, он решил обобрать жену до гола, чтобы не уходить из дому с пустыми руками. Вот что он задумал. Жансон решил выдать служанке векселя, чтобы она предъявила их к взысканию и добилась описи и продажи его вещей. Тогда бы они из его квартиры на мосту Сен-Мишель перекочевали в тот день, где они собирались обосноваться со своей возлюбленной. В восторге от своей идеи, он выписал векселя, подал их к взысканию, нанял двух поверенных и бегал от одного к другому, преследуя самого себя с превеликим рвением. Он прекрасно нападал и слабо защищался. И что же в результате? В результате его приговорили к уплате долга со всеми законными последствиями. Он уже мысленно завладел всем, что было у него в доме, но дело обернулось иначе. Служанка оказалась самой, что ни на есть хитрейшей мерзавкой, вроде графини де ла Мотт. От нее требовалось только одно — описать мебель и прочее домашнее имущество, которое принадлежали жене господина Жансона, а она, не остановившись на достигнутом, взялась за него самого. Добилась его ареста и заключения в тюрьму. Причем, для этого ей не понадобилось делать ничего сверхъестественного. Этот бедняга сам все сделал против себя. Так что, сколь же странными тебе, Джузеппе, не показались те загадочные ответы, которые он мне давал в тюрьме, они, тем не менее, были правдивы.

Калиостро, который было развеселился, снова упал духом. Очевидно, рассказ о печальном финале господина де Жансона, слишком явно напоминавшем итальянцу его собственную историю, не принес ему особой радости.

— И что же, этот бедняга до сих пор сидит в тюрьме?

Рето пожал плечами.

— Не знаю. Я уже давно не получал от него никаких известий. Думаю, что у него вряд ли есть шанс выбраться оттуда.

Калиостро помрачнел еще больше и, задумчиво глядя на дно кружки, произнес:

— Не смешно. Рето, прошу тебя, больше не рассказывай мне об этих мерзавках. Я больше не желаю иметь дело с женщинами.

Де Виллет пожал плечами.

— Ну хорошо. В таком случае, могу рассказать тебе про моего хозяина, господина Робеспьера. Тоже, между прочим, весьма занятный человек. Если за то время, которое я живу на этой земле, я научился хоть немного разбираться в людях, то думаю, что, улыбнись господину Робеспьеру фортуна, он далеко пойдет…

Беседа Калиостро с Рето де Виллетом была прервана появлением в номере итальянца его преданного и немногословного слуги. Последние дни он неотлучно дежурил возле дома графини де ла Мотт, наблюдая за тем, что там происходит.

— Граф де ла Мотт вернулся, — сообщил он.

— Как он выглядит? — спросил Калиостро. — Граф де ла Мотт относится к той категории людей, по внешнему виду которых легко определить, как у них идут дела, — пояснил итальянец Рето де Виллету.

— Он весел, — ответил слуга.

— Весел? — переспросил Калиостро. — Значит, нам с тобой, Рето, нужно в ближайшие дни ожидать известий от графини де ла Мотт, если она, конечно, намерена сдержать свое слово.

— А если не намерена?

— Тогда я просто убью ее.

— Может быть, не стоит так сразу? — миролюбиво сказал Рето. — Кстати, у меня есть кое — какие мысли по этому поводу. Не дождаться ли нам возвращения кардинала из его путешествия и рассказать ему о том, что графиня — мошенница?

Калиостро хмуро покачал головой.

— Я уже думал над этим. Пока мы ничего не можем сделать. Но если она не отдаст мне мою долю — клянусь, я убью ее. Она обманула меня, и не один раз, а дважды. Еще никому не удавалось обманывать меня два раза подряд. Во-первых, она обещала довольствоваться комиссионными кардинала и той суммой, которую я выделю ей сам. Кроме этого, мы собирались вместе уехать из Франции. А что в результате? Нет, я этого так не оставлю. Она еще пожалеет о том, что так обошлась со мной. Между прочим, я, кажется, по-настоящему был влюблен в нее. Какой идиот, какой глупец.

Герцогиня д'Айен-Ноайль по-прежнему оставалась первой статс-дамой ее королевского величества Марии-Антуанетты Французской. Однако, это была лишь формальная сторона дела. Фактически, дела по ведению канцелярии королевы перешли в руки графини Констанции де Бодуэн.

И это нельзя боло назвать дворцовым переворотом, потому что Констанция никого не смещала и не свергала. Молодость и энергичность позволяли ей без особого ущерба для себя выполнять широкий круг обязанностей и при этом успевать везде и повсюду. Она вела жизнь не просто придворной дамы, а доверенного лица королевы.

Мария-Антуанетта дала Констанции самостоятельно давать ответы на письма, приходящие на имя королевы, разбираться с жалобами и т. д. Констанция по-прежнему занималась драгоценностями для королевы, а потому ее часто могли видеть в ювелирных мастерских Парижа.

Однажды, в середине лета, разбирая корреспонденцию, поступившую на имя Марии — Антуанетты, Констанция увидела небольшой голубой конверт с двумя хорошо знакомыми ей фамилиями — Люсьена Бассеижа и Марселя Бемера. Констанция заинтересовалась этим посланием.

Ведь она лично бывала у Бемера и Бассенжа каждые две недели, и последняя встреча в их мастерской состоялась не далее, как несколько дней назад. Однако ни Бемер, ни Бассенж не говорили ей, что собираются писать что-либо королеве.

Письмо заинтересовало ее больше остальных, и она отложила его в сторону. Проделав несколько обязательных в таких случаях процедур, Констанция приступила к чтению письма. Оно было написано круглыми буквами, из чего Констанция сделала вывод, что писал, наверное, высокий полный Бемер.

В письме говорилось:

«Мы, нижеподписавшиеся члены парижской гильдии ювелиров, Люсьен Бассенж и Марсель Бемер, выражаем вам нашу глубокую и искреннюю признательность за то что вы изволили отметить своим вниманием лучшее творение, когда-либо сделанное нашими руками. Мы горды тем, что бриллиантовое ожерелье, сделанное нашими руками, теперь принадлежит самой прекрасной и лучшей из королев. Еще раз нижайше благодарим и остаемся с глубоким уважением. Марсель Бемер и Люсьен Бассенж. Писано в Париже двадцатого июня 1785 года от рождества Христова».

Констанция прочитала короткие строчки письма и недоуменно пожала плечами. О каком ожерелье идет речь? В последнее время она не приобретала у Бемера и Бассенжа никаких ожерелий для королевы. Если же упоминается то самое бриллиантовое ожерелье, которое она предлагала королеве еще весной, то над этим стоило задуматься. Неужели вновь всплывают на свет дела двухмесячной давности, которые привлекли внимание Констанции, однако не получили никакого завершения? Или ей только так показалось?

Но могло б случиться и другое — учитывая, что ожерелье было изысканным и очень дорогим, а денег на покупку в казне — мало, королева, действительно, могла поручить кому-то из придворных покупку ожерелья в обход государственной казны. Вероятность этого была очень мала, однако Констанция все же не исключала ее. Это могло произойти еще до того, как Констанция стала пользоваться почти неограниченным доверием Марии-Антуанетты.

Во всяком случае, немного поразмыслив, Констанция решила, что необходимо показать это письмо ее королевскому величеству и прямо спросить о том, давала ли Мария-Антуанетта поручение кому-либо из своих придворных заняться покупкой ожерелья так, чтобы не привлекать внимание к своей собственной персоне. Констанция даже знала, о ком конкретно спрашивать.В последнее время графиня Женевьева де ла Мотт стала крайне редко появляться при дворе. С нее не снимались обязанности статс-дамы, однако она старапась не появляться в Версале, приводя самые разнообразные причины своего отсутствия. И, в то же время, до Констанции доходили слухи, что на приемах в городских салонах графиня де ла Мотт блистает новыми платьями и украшениями. Ее супруг, граф де ла Мотт, который не находился ни на какой государственной службе и поэтому не имел твердого источника доходов, несмотря на все это, жил на широкую ногу, хотя и не раскошествовал. Судя по тем же слухам, граф де ла Мотт расплатился со всеми своими кредиторами. То же самое касалось и графини.Все это, вместе с благодарственным письмом от Бемера и Бассенжа, возбудило в Констанции прежнее подозрение. Но она даже представить себе не могла, что это связано с кардиналом де Роаном и грандиозной аферой, связанной с полутора миллионами ливрами.

Наступило время все выяснить. Констанция, ни секунды не сомневаясь, отправилась с письмом Бемера и Бассенжа к королеве Марии-Антуанетте.

В этот момент ее величество принимала ванну. Но Констанция больше не хотела ждать. Она была в таких отношениях с Марией-Антуанеттой, что могла позволить себе даже такое.

Впрочем, ничего необычного в этом не было — дела государственной важности, требовавшие срочного решения, довольно часто приходилось обсуждать в ванной комнате.

Констанция вошла в ванную и кивком головы отослала за дверь камеристку королевы. Вопрос требовал конфиденциальности.

— Ваше величество-Констанция продемонстрировала королеве конверт. — Это пришло с последней почтой. Я хотела бы поговорить с вами настолько откровенно, насколько это возможно.

Мария-Антуанетта, нежившаяся в теплой воде, даже не шевельнулась.

— Что это? — одними губами проговорила она.

— Вы, разумеется, помните этих двух парижских ювелиров — Марселя Бемера и Люсьена Бессенжа?

— Да.

— Если помните, мы недавно кое-что приобретали у них.

— Да.

Королева выглядела такой умиротворенной и успокоенной, что Констанция на мгновение даже запнулась. Ей вдруг показалось, что она напрасно подняла панику, и ей вообще не стоит вмешиваться в это дело. Может быть она ошиблась? Может быть, она была излишне подозрительна? Может быть, королева не хочет сейчас говорить о делах?

Но было уже поздно, и Констанция решила идти до конца. — Они прислали благодарственное письмо. Королева растянула губы в улыбке.

— За то, что я купила у них пару брошек? Ну, ладно, прислали так прислали. Или я что — то должна ответить?

— Нет, ваше величество. Я вполне могу сделать это сама. Но есть одно небольшое «но»…

— Какое «но»?

— Бемер и Бассенж благодарят вас за то, что вы купили бриллиантовое ожерелье. Они гордятся тем, что лучшее из их творений будет принадлежать вам.

Королева презрительно скривила губы.

— Письмо действительно прислано мне?

— Да, ваше величество.

Услышав этот ответ, королева неожиданно вспылила:

— Черт бы побрал этих Бемера и Бессенжа вместе с их бриллиантовым ожерельем! Да, это действительно замечательная вещь, но я же сказала им, что не буду ее покупать! Полтора миллиона ливров, черт возьми!.. Я больше не желаю слышать ни о каком ожерелье! А если кто — нибудь из них напомнит мне о нем, я прикажу начать преследование против них в судебном порядке!

Констанция похолодела. Значит, ее опасения и подозрения оказались не напрасны. Значит, все-таки королева не покупала ожерелья, и это, прикрываясь ее именем, сделал кто-то другой… Но в чем же смысл? Пока Констанция не могла этого понять. Она низко поклонилась.

— Ваше величество, я сама дам ответ ювелирам ц прошу вас позабыть об этом деле.

Однако, спокойствие Марии-Антуанетты было нарушено. Размахивая руками, с которых в разные стороны на мраморный пол летели едва ли не потоки воды, она закричала:

— Пусть только попробуют еще раз напомнить о себе! Я больше ничего не буду покупать у них! Я прикажу своим придворным обходить их ювелирную мастерскую за несколько кварталов. Они разорятся! Мерзавцы — предлагать мне за непомерную цену ожерелье, а потом после отказа, благодарить за его приобретение! Они что пытаются таким образом улучшить свои дела? Или они таким образом создают вокруг себя шумиху, чтобы привлечь побольше покупателей? Я им покажу, как пользоваться именем королевы!

— Успокойтесь, ваше величество… Прошу вас… Два этих жалких ювелира не стоят и одной минуты вашего дурного настроения. Я сама все выясню.

Еще немного поворчав, королева успокоилась, а Констанция покинула ванную комнату. Она немедленно села за письмо, в котором извещала Бемера и Бассенжа о том, что королева считает вопрос с бриллиантовым ожерельем давно решенным, и не желает его покупать. Если же какие — нибудь иные лица, прикрываясь именем королевы, организуют приобретение ожерелья, то это, очевидно, афера, ибо королева не давала каких-либо поручений о покупке драгоценностей через третьих лиц.