Глава 26

Лили открыла для себя, что в Ньюбери-Эбби что-то изменилось. Когда она последний раз была в имении, оно. давило на нее, угнетало, заставляло почувствовать свою незначительность. Сейчас она восхищалась его величием, элегантной легкостью архитектуры. Она чувствовала себя здесь как дома.

За полтора дня своего пребывания здесь Лили сумела поговорить со всеми, включая и прислугу на кухне, где она когда-то утром пила кофе, предварительно почистив картошку. Она получала удовольствие и от компании Невиля, хотя им так и не удалось побыть наедине. Самым интимным для них был момент, когда он заглянул к ней в карету.

Но какое это имеет значение? Можно чувствовать себя наедине с кем-то и в окружении большой толпы. Она выросла в окружении целого полка солдат, их жен и детей и рано познала эту простую истину.

Будучи в компании с другими, они могли беседовать друг с другом. Они смотрели друг на друга и улыбались, не стесняясь посторонних взглядов. Они чувствовали себя наедине друг с другом и понимали, что их время пришло. Теперь у них будет дом, и в этом доме они проживут до конца жизни. Лили была уверена, что не ошибается.

И хотя ничего еще не было облечено в слова, подходящий момент пока не наступил. И они, словно по взаимному согласию, не пытались его приблизить. Они так долго ждали, что могут подождать и еще немного. Подходящий момент придет сам собой, и не стоит торопить его.

В гостиной был свернут ковер. И вечером там танцевали, продолжая праздновать юбилей графини. Леди Уоллстон, тетя Невиля, села за фортепиано. Невиль танцевал сначала с матерью, затем с Гвендолайн, любившей танцевать, несмотря на свою хромоту. Потом он танцевал с Элизабет и Мирандой.

Настала очередь и Лили. Это был заключительный танец вечера – вальс.

– Я эгоист, Лили, – произнес он, улыбаясь. – Я специально приберег вальс для себя.

Лили рассмеялась. Она танцевала с отцом, Джозефом, Ральфом и Хэлом. Она наслаждалась танцами, хорошо зная, что последний танец будет принадлежать Невилю.

– Я знала, что это будет вальс, – сказала она.

– Лили, – он наклонился поближе к ее уху, – ты дочь герцога, обладающая большим состоянием и всеми качествами, присущими настоящей леди из высшего общества.

Глаза Лили искрились смехом.

– Я уже переговорил с Портфри и заручился его согласием. Завтра утром в библиотеке я поговорю с тобой. Твой отец или Элизабет приведут тебя туда и оставят нас одних на пятнадцать минут – больше считается неприличным.

– Правда? – Лили снова рассмеялась. – По твоему голосу и взгляду я чувствую, что у тебя на уме что-то другое. Что?

– За одну только мысль об этом Портфри вызовет меня на дуэль, – ответил он.

– Невиль. – Она склонилась к нему. Такая близость друг к другу на балу могла бы обернуться скандалом, будь они в другом месте. Но их окружали члены семьи, которые смотрели на них с нескрываемым поощрением, хотя и делали вид, что ничего не замечают. – Что у тебя на уме? Хочешь скажу? Ты вспоминаешь долину, ведь так? Озеро с водопадом и коттедж?

Он, улыбаясь, кивнул.

– Завтра утром? – спросила она. – Нет, за это мой отец не вызвал бы тебя на дуэль. Скорее всего ты имеешь в виду сегодняшний вечер.

Продолжая танцевать, они смотрели в глаза друг другу. Лили почувствовала, как у нее защемило в груди и появилась слабость в коленях: момент, которого она ждала, настал. Самый подходящий момент.

– Ты пойдешь туда со мной, Лили?

– Конечно.

– После того как все лягут спать, я постучу в твою дверь.

– Я буду готова.

«Да», – думала Лили, направляясь к себе в комнату, после того как обняла графиню, Элизабет, отца и ради приличия пожелала Невилю спокойной ночи. Да, они поступят правильно, если пойдут в коттедж. Сейчас она стала леди, дочерью герцога, и соблюдала все приличия, предписанные обществом. Но глубоко внутри она была прежней Лили и считала себя замужней женщиной, связанной чем-то большим, чем установленные людьми правила.

С усыпанного звездами неба светила ясная, почти полная луна. Было холодно. Но Лили, державшая Невиля за руку, ощущала только очарование момента. Они быстро миновали конюшни и по тропе, поросшей папоротником, спустились в долину. Несмотря на то что они были уже далеко от дома, они не разговаривали, боясь привлечь чье-нибудь внимание звуком своих голосов. Да в разговоре и не было нужды. Что-то более надежное, чем слова, связывало их воедино.

Пройдя мимо озера с водопадом, они подошли к коттеджу. И здесь их охватило чувство глубокого волнения. Здесь они испытали ни с чем не сравнимое счастье, пока череда событий не разлучила их. Но зачем вспоминать об этом сейчас? Они вернулись туда, где были счастливы и где будут счастливы снова.

Они остановились перед закрытой дверью коттеджа.

– Лили, – Невиль нежно прикоснулся к ее лицу, – прежде чем начать разговор, мы займемся любовью. Согласна? Пусть, церковь и государство не признают за нами права сделать то, что мы хотим.

– Я признаю это право, – ответила она. – Ты тоже признаешь. А это для нас главное. Я твоя жена. Ты мой муж.

Так оно и было с того самого момента, когда он женился на ней в Португалии. Уже тогда Лили знала, что он для нее все на свете, что ей больше ничего и не надо. Ни церковь, ни государство не могли помешать им.

– Да, – сказал он, прислоняясь лбом к ее лбу, – ты моя жена.

Невиль открыл дверь, и они вошли в коттедж. Он зажег две свечи. Пока Невиль разжигал огонь в камине, Лили отнесла одну из свечей в спальню. В доме было очень холодно.

– Пока здесь не станет тепло, – сказал он, распахивая свой плащ и закутывая ее, – я согрею тебя своим телом. Потом мы разденемся и ляжем в кровать.

Лили рассмеялась и посмотрела ему в глаза.

– В нашу брачную ночь было очень холодно, – произнесла она.

– О Господи, да, – вспомнил Невиль. – Нас согревали плащи и одеяла, а от пронзительного ветра защищала только палатка.

– Нас согревала страсть, – добавила она.

– Я тогда чуть не раздавил тебя. Я не должен был пугать тебя. Все было бы по-другому, если бы я заранее подумал об этом.

– Это была одна из двух самых прекрасных ночей в моей жизни, – сказала Лили. – Вторая была здесь. Воздух уже нагрелся.

– Но пол твердый.

– Не тверже, чем земля в твоей палатке в Португалии. Они сняли с постели одеяла и подушки, расстелив на полу свои плащи. Они не стали снимать с себя всю одежду. Пол действительно был жестким и холодным. И воздух в комнате еще не прогрелся, несмотря на потрескивающий в камине огонь.

Но какое значение сейчас могли иметь для них все эти неудобства! Для каждого существовал только другой – теплый, живой, желанный. После ласк и нежных слов Невиль поднял подол ее платья, спустил панталоны и глубоко вошел в нее. Они слились в единое целое, став одним существом с общим сердцем. Они делили общую страсть и удовольствие и были наверху блаженства.

О да, они были женаты.

Лили лежала на твердом полу. Невиль перевернулся на спину, не выпуская ее из своих объятий. Она что-то пробормотала спросонья и еще крепче прижалась к нему.

Огонь весело горел в камине. Должно быть, Невиль ненадолго задремал.

– Наверное, я переломал тебе все кости, – встревожился Невиль.

– Ммм... – Лили вздохнула, затем нежно поцеловала его в губы. – Ты собираешься сделать из меня честную женщину?

– Лили. – Он крепче прижал ее к себе. – Лили, любовь моя. Можно подумать, что ты когда-нибудь была бесчестной. Ты моя жена. Ты можешь тысячу раз сказать «нет», можешь повторять это всю оставшуюся жизнь, но я тебе не поверю.

– Я не собираюсь повторять это тысячу раз, – сказала она. – Я сразу ответила тебе «да». Часом позже я вышла за тебя замуж, и с тех пор считаю себя замужней женщиной, хоть и отказалась весной узаконить наш брак. Я и сейчас не скажу «нет». Я твоя жена и хочу, чтобы все знали об этом: отец, твоя мать – все. Но это будет лишь подтверждением тому, что уже существует между нами.

Невиль поцеловал ее.

– Отец хочет устроить грандиозную свадьбу, но для меня достаточно и того, что было в, Португалии. Он хочет, чтобы торжество состоялось в Ратленд-Парке. Мы должны позволить ему сделать то, что он хочет, Невиль. Я им очень дорожу. Я... я люблю его.

– – Моя мать хочет того же самого. Все общество ждет этой свадьбы. Конечно, пойдем им навстречу. Но когда, Лили?

– Когда захотят мой отец и твоя мать, – предложила она.

– Нет, Лили. Лучше решим сами. А что, если на вторую годовщину нашей первой, то есть нашей настоящей, свадьбы? В декабре и в Ратленд-Парке.

– Это было бы великолепно. – Она благодарно улыбнулась ему.

Сейчас все было великолепным. Конечно, такого в дальнейшем может и не быть. Жизнь весьма разнообразна. Но сейчас будущее казалось блестящим, а прошлое...

Ох это прошлое. Прошлое было для Лили мучительным, а Невиль так и не нашел в себе мужества расспросить ее о нем. Но возможно, сейчас это уже не имеет никакого значения. Прошлое лучше оставить в прошлом. Но ведь прошлое может напоминать о себе. Оно может вторгнуться в настоящее и разрушить будущее, если не разрешить сейчас все проблемы, связанные с ним. Прошлое Лили всегда будет мучить Невиля, и ему будет казаться, что она намеренно утаила его.

– О чем ты задумался? – спросила Лили, целуя Невиля. – Почему у тебя такой печальный вид?

– Лили, – начал он, глядя в ее затуманенные глаза, хотя предпочел бы смотреть куда угодно, только не в них. – Расскажи мне о тех месяцах. Ведь тебе есть что рассказать, не так ли? У меня не хватило мужества или силы духа выслушать весной всю твою историю. Боль за тех, кого мы любим, труднее вынести, чем свою собственную, особенно когда ты чувствуешь себя виноватым. Но мне нужно знать. Мне нужно это знать, чтобы между нами не осталось ничего недосказанного. Возможно, и тебе надо облегчить душу. Мне надо помочь тебе, если, конечно, я смогу. Мне необходимо...

– ...прощение? – закончила его мысль Лили. – Ты сделал все, что мог, как для меня, так и для тех солдат, которые погибли в ущелье. Была война. И это отец взял меня с собой в разведку. Он знал, что рискует, и я знала об этом. Ты не должен винить себя. Не должен. Но я все расскажу тебе. Мы вместе пройдем через эту боль. Вместе. И вместе избавимся от нее. Тогда наконец прошлое останется позади.

Даже сейчас Невиль жалел, что затеял этот разговор. У них была такая чудная ночь, и не стоило давать возможность прошлому вторгаться в нее.

– Его звали Мануэль, – начала Лили. Она перевела дыхание и продолжила: – Да, его звали Мануэль. Он был невысоким, хорошо сложенным и пользовался авторитетом. Мануэль руководил отрядом партизан и был фанатичным националистом. Он горячо любил соотечественников и был до предела жесток с врагами. Семь месяцев я была его женщиной. Полагаю, что он любил меня. Он плакал, когда отпускал меня.

Невиль не выпускал Лили из своих объятий, пока она говорила. Закончив свой рассказ, она заплакала. Он плакал вместе с ней.

– Ты не должна винить себя, Лили, – прошептал он ей на ухо. – Я знаю, что ты винишь себя за то, что осталась в живых, одна из всех французских пленных. Ты винишь себя и за то, что позволила этому человеку пользоваться своим телом, чтобы выжить. Послушай, что я скажу тебе, моя любовь: ты должна поверить мне, ты прощена. Я прощаю тебя.

– Спасибо, – поблагодарила она, – Возможно, мне не надо это говорить, потому что я не вижу твоей вины, Невиль, но я знаю, что тебе хотелось бы это услышать. Я прощаю тебя за то, что не сумел защитить меня, что не отправился на мои поиски, что вернулся в Англию и продолжал жить своей жизнью. Ты прощен.

Невиль привлек ее голову к своей груди и стал легкими движениями пальцев массировать ей затылок. Он задумчиво смотрел на огонь.

«Странная ночь, – думал он. – Почти такая же, как и та, первая, что мы провели вместе, испытывая, с одной стороны, ужас и горе, а с другой – любовь и блаженство физической страсти. Несмотря на все плохое, жизнь стоит того, чтобы за нее бороться. Пока существует любовь, которая сильнее всяких слов и которая придает смысл всему живому, – жить стоит».

Они правильно поступили, преодолев этой ночью последний барьер, существовавший между ними. Они откровенно признались друг другу, что дорога в эту ночь и в этот коттедж была трудной и долгой. Но, осознав это вместе, они сняли тяжесть со своей души, простили друг друга и вместе обрели мир и любовь.

– Лили! – Невиль поцеловал ее в губы. – Лили...

Она крепко прижалась к нему.

Они занимались любовью неистово, без всяких любовных игр, без единого слова нежности. Это было яростное стремление двух тел достичь самой сути физической любви; И им посчастливилось найти эту суть здесь, в коттедже, рядом с озером и водопадом, где на твердом полу, среди разбросанных одеял и плащей, сливались их тела.

Затем они заснули.

Невиль крепко спал, зарывшись в подушку, когда Лили поднялась, расправила свою одежду, кое-как пригладила волосы и взяла плащ. Она хотела уйти, оставив его одного, но огонь в камине потух, и холод наверняка, скоро разбудит его.

– Невиль, – позвала она и не удивилась, что он сразу проснулся и сел – выработанная годами привычка офицера просыпаться по первому зову. – Невиль, нам надо возвращаться домой и привести себя в порядок, чтобы мы могли с невинными лицами предстать перед очами отца, твоей матери и всех остальных. Зачем терять драгоценное время?

Невиль улыбнулся и протянул к ней руки.

– Намек понял...

Лили поцокала языком, дразня его.

– Я имела в виду купание, – сказала она, – хотя вода сейчас очень холодная.

Невиль поморщился.

– Я предлагаю пойти на пляж, – сказала Лили. – Нет, побежать.

– Может, мы лучше займемся любовью? – спросил он, потягиваясь.

– Нет, мы побежим на пляж, – твердо заявила она. – Пробежка тебе не повредит, соня.

– Кто? – спросил он, разразившись смехом.

Но Лили уже ушла, оставив дверь широко открытой, и ей вслед звучало эхо его смеха.

Невиль снова поморщился, вздохнул, бросил долгий взгляд на потухший огонь в камине, вскочил на ноги, собрал свою одежду и пустился в погоню.

Глава 27

Лили не препятствовала желанию герцога Портфри. Он хотел, чтобы свадьба состоялась в Ратленд-Парке. Лили была его дочерью, и он наконец нашел ее и привез в их дом. Именно из этого дома он хотел отдать ее мужчине, которого благословил быть ее мужем.

Но все вопросы организации свадебных торжеств он предоставил решать Лили. Если она захочет собрать у себя весь высший свет, он заставит приехать к ней на свадьбу всех до единого. Но с другой стороны, если она захочет отпраздновать свою свадьбу в интимном кругу, где будут присутствовать только члены семьи и ближайшие друзья, то так тому и быть.

– Весь свет не поместится в церкви, – заметила она.

Это была старинная нормандская церковь, расположенная на холме, возвышавшемся над деревней. К ее сводчатым дверям вела узкая тропинка. Церковь не отличалась вместительностью.

– Как-нибудь втиснутся, – предположил герцог, – если ты действительно этого хочешь.

– А ты правда не будешь возражать, если я ограничусь только родственниками и ближайшими друзьями?

– Конечно, нет. Я знаю, Лили, что эту свадьбу можно считать второй, но я хочу, чтобы она была чем-то особенным. Я хочу, чтобы ты помнила ее всю жизнь.

– Так и будет. – Лили бросилась к нему на шею. – На ней будешь присутствовать ты, Элизабет, вся семья Невиля. Она навсегда останется в моей памяти.

– Тогда устроим свадьбу только для самого узкого круга людей, – сказал герцог. – Именно этого я и хотел.

Однако эта свадьба не была такой интимной, как его собственная свадьба с Элизабет в начале ноября, на которой присутствовали только Лили и его управляющий в качестве свидетелей. Но отсутствие гостей, как потом говорил герцог, не сделало для него и его невесты этот день менее счастливым.

Элизабет, как всегда красивая, элегантная, полная достоинства, сияющая от счастья, которое сделало ее гораздо моложе и окрасило румянцем юности ее щеки, с головой ушла в приготовления к свадьбе своей падчерицы и любимого племянника.

И вот в одно морозное солнечное утро декабря Невиль ждал перед алтарем церкви в Ратленде появления своей невесты. Церковь не была заполнена, но там были все люди, сыгравшие важную роль в жизни Невиля и Лили, за исключением Лорен, которая, несмотря на все уговоры, предпочла остаться дома. На передней скамье сидела мать Невиля, а рядом с ней его дядя и тетя, герцог и герцогиня Анбери. Элизабет, герцогиня Портфри, сидела на скамье через проход от них. В церкви собрались все его дяди, тети и кузины. Приехали и капитан Харрис с женой, а также родственники со стороны семейства Портфри. Даже барон Онслоу встал с постели, чтобы присутствовать на свадьбе внучки.

Джозеф, маркиз Аттингсборо, был шафером Невиля.

В дверях церкви возникло какое-то движение, промелькнуло лицо Гвен, расправлявшей шлейф платья невесты, но самой Лили пока не было видно.

Но вот появился Портфри, безукоризненный в черно-белом с серебром костюме. Под руку с ним шла невеста. Она была в белом платье классического покроя, которое светилось в тусклом свете церковного интерьера, ее короткие светлые кудри были украшены нежными белыми цветами и зелеными листьями.

Вздох восхищения разнесся по церкви.

Но Невиль не видел невесты, одетой с элегантностью и вкусом в дорогое платье. Он видел Лили – Лили в ее вылинявшем голубом ситцевом платье и старом армейском плаще, который оставался велик ей, несмотря на переделку. Лили с босыми ногами, несмотря на декабрьскую стужу, и разметавшимися на ветру волосами, спускавшимися до самой талии.

Его невеста.

Его любовь.

Его жизнь.

Он наблюдал, как она, не спуская с него глаз, идет к нему. И он знал, что в данный момент она не видит своего жениха в малиновом бархатном камзоле с серебряными галунами, в серых бриджах и накрахмаленной белой рубашке. Она видит офицера Девяносто пятого стрелкового полка в запыленном зелено-черном мундире, в грязных сапогах, с короткой прической.

Лили улыбнулась ему, и он почувствовал, что улыбается в ответ. Портфри вложил ее руку в его руку и, отойдя, занял место рядом с Элизабет.

Невиль стоял рядом со своей элегантной невестой, со своей прекрасной Лили.

– Возлюбленные братья и сестры, мы собрались... Невиль сосредоточил внимание на проповеди, которая соединяла их браком в глазах церкви и государства, в то время как проповедь среди холмов центральной Португалии навеки соединила их сердца.

Холодный ветер встретил их, когда они вышли из церкви. Но это был холод великолепного зимнего дня, когда морозец румянит щеки, искрится в глазах, наполняет мускулы энергией.

– О Боже! – смеясь, воскликнула Лили. Расписавшись в церковном регистре и шествуя по проходу, расточая улыбки направо и налево родственникам и друзьям, Лили не заметила, как значительная часть паствы, особенно молодежи, исчезла из церкви. Сейчас ей все стало ясно. По обеим сторонам извилистой тропинки с коробками в руках стояли люди.

– Где, черт возьми, они нарвали в декабре столько живых цветов? – спросил Невиль, не в силах удержаться от улыбки.

– В отцовских оранжереях, – догадалась Лили. – Но это уже не цветы. Это лепестки.

Сотни лепестков. Тысячи. Молодые люди осыпали ими невесту с женихом.

– Ну, – сказал Невиль, отыскивая открытую карету, которая должна была доставить их домой к свадебному завтраку, – нам придется разочаровать их. Мы не прошествуем мимо, делая вид, что получаем удовольствие от того, что они осыпают нас бывшими цветами. Давай побежим.

Он крепко схватил Лили за руку, и они побежали вниз по тропе, в то время как молодежь с приветственными криками осыпала их головы лепестками.

– Вот и убежали, – сказал Невиль, когда они, все еще смеясь, добежали до кареты. Он помог Лили сесть и накинул на ее плечи белый, отороченный мехом плащ.

Лили уютно закуталась в плащ, а Невиль, стоя в карете, помахал рукой своим весело настроенным родственникам. Все они обступили карету. Взрослые не могли сдержать слез, а молодежь шумно веселилась. Лили увидела, что графиня плачет, протянула ей руку и поцеловала, когда та подошла ближе. Она поцеловала Элизабет, у которой тоже глаза были на мокром месте, и обняла отца.

Невиль, продолжая стоять в карете, размахнулся, швырнул горсть монет в сторону большой группы деревенских жителей, пришедших посмотреть на свадьбу. Дети бросились поднимать их.

А когда карета тронулась, Лили и Невиль обнаружили, что за ними тянется хвост из ленточек, бантиков и колокольчиков.

– Можно подумать, – сказал Невиль, усаживаясь рядом с Лили, – что моим кузинам и кузенам просто больше нечего делать.

– У тебя лепесток на носу, – засмеялась Лили, протягивая руку, чтобы снять его. Но Невиль перехватил ее руку и поднес к губам. Лицо его стало серьезным. Лили смотрела в его глаза сияющим взглядом.

– Лили, – сказал он. – Моя жена. Моя графиня.

– Да, – ответила она, погладив его по щеке. Они свернули на дорогу к дому. Церковь, гости и деревенские жители исчезли из виду. – За последние два года в моей жизни было столько перемен, что я не знала, кем мне следует себя считать.

– Я знаю, – сказал он, обнимая ее. – А теперь, Лили, ты нашла себя наконец? Кто ты сейчас, Лили?

– Я Лили Дойл, – ответила она, – и леди Фрэнсис Лилиан Монтегью, и леди Уайатт, графиня Килбурн. Я сочетаю в себе три личности.

– Все это довольно запутанно, – сказал Невиль. Лили посмотрела на него сияющим взглядом и покачала головой.

– Во мне живут все те люди, которыми я была, и весь тот опыт, который я накопила за свою жизнь. Я не собираюсь делать никакого выбора. Я не собираюсь отказываться от одного образа в пользу другого. Но все же я осталась прежней. По натуре я Лили и, насколько мне известно, твоя жена.

– Да, – подтвердил он, целуя ей руку, – ты совершенно точно определила, кто ты есть на самом деле. Ты Лили. Женщина, которую я люблю. Я действительно люблю тебя, Лили.

– Я знаю, – ответила она, положив голову ему на грудь. – Ты любишь меня и поэтому дал мне возможность самой определиться, кто я такая.

– И после этого ты вернулась ко мне.

– Да, – ответила она. – Я сама так решила, Невиль. Я хотела быть свободной и самостоятельно сделать выбор. Но я люблю тебя и любила всегда. Я полюбила тебя с того самого момента, как увидела. С тех пор ты стал моим героем. Ты стал мне другом, а потом и моей любовью. Но только сейчас мы встретились как равные и полюбили как равные.