Дверь была прикрыта, но не заперта, и она ясно слышала голоса конюхов по другую сторону деревянной перегородки. Но он лишь смеялся над ее протестами. И все же – она уже не могла жить без этого. Если бы он только увез Анну с собой – о том, чтобы он взял ее самое, она уже и не мечтала, – она снова бы стала свободной. Она смогла бы вернуть свою гордость. И снова править Баденом. И Люком. Она никогда не спала с ним. Но если половина из тех парижских историй о нем была правдой... И у Анны иногда по утрам бывал такой взгляд... Генриетта стиснула зубы. В холле ее встретил Коутс и доложил, что его светлость хотел бы поговорить с ней.

Генриетта в удивлении подняла брови, но последовала за лакеем через холл к кабинету. Он постучал, открыл дверь перед ней, и она вошла.

Люк сидел за письменным столом. Он поднялся, увидев ее, но не двинулся навстречу, а указал ей на кресло по другую сторону стола.

– Генриетта, – произнес он, – прошу тебя, садись.

Она улыбнулась ему, когда они оба уселись. Он внимательно, молча вглядывался в нее.

«Как он изменился», – подумала она.

Он стал еще красивее. Еще увереннее. И еще привлекательнее...

– Что случилось? – Она подалась вперед, опершись тонкой рукой о край стола. – Неужели Анна?..

– Генриетта, – сказал он, – пришла пора позаботиться о новом месте твоего проживания. Навсегда.

Она посмотрела на него непонимающим взглядом. Неужели рушились даже остатки ее мира? Но может, она не так поняла... Ее взгляд смягчился и стал печальным.

– Бедный Люк, – сказала она. – Ты тоже это чувствуешь. Постоянное напряжение. Постоянный соблазн. Ты, как и я, не можешь этого более выносить?

– Ты уже сделала все, что было в твоих силах, чтобы разрушить мою семейную жизнь. С меня хватит. Мой брак мне очень дорог.

Ее губы сжались, а в глазах сверкнул огонь.

– Что тебе сказала Анна? – спросила она. – Что за ложь наговорила она тебе обо мне? Она всего лишь шлюха, Люк, а ты...

– Замолчи! – Люк произнес это слово негромко, но так холодно, что она немедленно послушалась и посмотрела на него.

– Я уезжаю из Бадена на неделю или около того, – сказал Люк. – Как я и объявил за завтраком. Я уезжаю завтра. К моему возвращению ты должна быть готова к отъезду. Я отправлю тебя в Гарндон, пока не смогу устроить что-нибудь более постоянное. Ты должна решить, хочешь ли ты жить в городе или предпочтешь дом где-нибудь в провинции. Где-нибудь подальше от Бадена. В этом я последую твоим желаниям.

Только в этот момент Генриетта осознала, что теряет все, и поняла, как глупа она была. К ее глазам подступили слезы.

– Люк, – прошептала она, – неужели это то, что осталось от нашей любви?

– Когда-то я любил тебя, – ответил он. – Но я сомневаюсь, что тебе знакомо значение этого слова, Генриетта. Честно говоря, я не расположен обсуждать с тобой это. Ты слишком долго разрушала мою жизнь. Ты моя невестка, вдова моего брата Джорджа, и в этом качестве ты имеешь право жить в роскоши до конца своих дней и право иметь наследство. Но, уехав отсюда, ты никогда больше не сможешь вернуться. Ни при каких обстоятельствах. По крайней мере, пока я жив.

Генриетта поднялась, с издевкой глядя на него.

– Ты всегда был слабаком, – зло сказала она. – Хотел быть священником, потом сбежал во Францию и боялся вернуться, женился на шлюхе, к которой ничего не испытывал, только для того, чтобы спрятаться за ее юбкой, когда ты вернешься ко мне. И теперь ты боишься признаться, что я все еще волную тебя. Ты всегда был слаб. Я рада, что выбрала Джорджа, а не тебя. Конечно, если бы я этого не сделала, он, возможно, был бы сейчас жив, а я сидела бы каждое воскресенье где-нибудь на церковной скамье, с притворным восхищением слушая твою проповедь.

Люк достал из кармана табакерку и ногтем большого пальца поддел крышку.

– Вы свободны, мадам, – сказал он, холодно глядя ей в глаза.

Слишком поздно! Ах, что она наделал своей вспышкой гнева. Она потеряла его навсегда, потеряла навсегда Баден. Но и он тоже не получит того, чего хочет. Генриетта едва могла терпеть в ожидании, когда же это случится. Сжав зубы, она резко повернулась и пошла к двери с высоко вскинутой головой. Потом она оглянулась и посмотрела на него.

– Он не желал лечь со мной в постель после того, как сын родился мертвым, – прошипела она. – Как я могла не возненавидеть его? Джордж отказывал мне в моих правах. Все что угодно, только не риск того, что я снова могу забеременеть. Он не хотел иметь от меня детей. Герцогство должно было быть сохранено для Люка. Вечно его драгоценный Люк. И в итоге он таки передал его тебе – на кончике ножа. Ты знал об этом? Ты знал, что твой брат, мой муж, покончил с собой, чтобы ему наследовал не мой сын, а его бесценный Люк?

Люк взял щепотку табаку и стоял так, пока Генриетта не вышла. Теперь он все понял до конца. Многие годы он считал себя жестоко преданным. А на самом деле все эти годы его горячо любили.

Да, Анна была права. Джордж не хотел бы видеть его страданий от мук совести. Джордж любил его и сделал все что мог, дабы искупить свою вину, в конце концов он – как глупо! – даже отдал свою жизнь за это.

Большей любви никому не дано испытать.

Она не хотела, чтобы Люк уезжал. Даже на неделю. В неделе семь дней. Семь бесконечно долгих дней. Многое может случиться за семь дней. Вскоре он узнает об отъезде Люка и использует преимущества его отсутствия. До этих пор ему было достаточно быть рядом с ней, куда бы они ни выезжали.

Он не выдвигал требований. Но так не могло продолжаться долго. Возможно, что-то изменится на этой неделе.

Она, конечно, может использовать эту неделю, чтобы самой как-то справиться с ситуацией. Положить конец ужасу. Или начать его....

Она не хотела, чтобы Люк уезжал. Если она попросит его, возьмет ли он с собой ее и Джой? Или останется с ними дома, отослав по делам Фокса? Но она не станет просить его. Он достаточно определенно дал ей понять, что ему надо ехать одному. Анна постаралась заглушить в себе обиду от того, что он не хотел ее взять.

Когда он лег рядом с ней и обнял ее, она сначала не хотела приближаться к нему. Но вскоре поняла, что это одна из тех ночей, когда они будут заниматься любовью. Она старалась не проявлять чрезмерно свою готовность. Но сознание того, что он сейчас будет близок с ней, всегда возбуждало ее.

Люк приник к ее рту в долгом поцелуе. Она раскрыла губы и выгнулась навстречу ему.

– Ммм, – произнес он. – Что с тобой, Анна?

Он всегда все знал. Иногда ей казалось, что он знает ее лучше, чем она сама. Ей было так трудно обмануть его.

– Ничего, – прошептала она, – я буду скучать по тебе, вот и все.

– Давай этой ночью сделаем все, на что мы способны, – сказал он, возвращаясь к ее губам.

– Ммм... – единственное, что она могла произнести. Он медленно начал ласкать ее. Очень медленно и нежно,так, что она вся расслабилась, ощущая окружающее ее тепло. От его ласк она начинала чувствовать накатывающееся на нее возбуждение, но тут он вновь заставлял ее погружаться в расслабленное тепло и повторял это снова и снова. Он использовал все, что у него было: ладони и пальцы, рот и язык, и зубы, ноги, и все свое тело целиком – и все это с невероятным искусством. Казалось, после года совместной жизни не должно было остаться ничего, что могло бы удивить или поразить ее. И все же каждый раз она испытывала нечто неизведанное. И сама она узнала и освоила в совершенстве множество способов доставлять удовольствие собственным телом, руками губами – Анна забыла о всех своих страхах и тревогах и полностью отдалась ощущениям настоящего момента. Она испытывала наслаждение и дарила его другому. И когда подошло время им слиться в единое целое, она вся раскрылась навстречу ему, подалась вперед и только глубоко вздохнула, когда он вошел в самую глубь ее. Она прерывисто задышала, почувствовав, что находится на краю экстаза. Если бы он сейчас хотя бы раз пошевелился в ней, она бы взорвалась.

Но он лежал неподвижно, и несвоевременное волнение снова улеглось. Она лежала, каждой клеточкой своего тела ощущая на себе его вес, и знала, что скоро, в известный только ему момент, и так, как умел только он, он поведет их обоих через непостижимый танец, когда их тела сплетутся в едином порыве, к вершине блаженства. Она не беспокоилась о том, что возбуждение, казалось, утихает. Она знала, что он сумеет вернуть его, и даже многократно усилить, лишь один раз выйдя и снова войдя в нее.

– Анна. – Он приподнялся на локтях и теперь смотрел на нее сверху вниз. Полог над кроватью был поднят, и занавеси на окнах были раздвинуты, так что она ясно различала его лицо, обрамленное спадавшими на плечи волосами. Глаза его так засветились, что у нее замерло сердце. – Анна.

Она подняла руки и мягко отвела назад его волосы. Затем она обхватила его лицо и внимательно посмотрела на него. В этот момент она любила его так глубоко и нежно, что была близка к тому, чтобы заплакать.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

И тогда слезы все-таки побежали по ее щекам.

– Я люблю тебя, – снова повторил он и прижал свои губы к ее губам.

Он подождал мгновение, прежде чем его поцелуй стал более глубоким. Возможно, он ожидал ответа на свои слова.

А затем он любил ее так, как несчетное число раз до того – всем своим телом. Он сильно и глубоко входил в нее, постепенно ускоряя ритм, и каждый нерв в ней трепетал от желания, пока наконец они вместе не устремились в тот минутный рай, в котором исполняются все желания и мечты.

Как он любил ее несчетное число раз. Как он ее еще никогда не любил. Анна чувствовала это всем телом и всем сердцем. Он доставлял ей наслаждение бесчисленное множество раз. Но он еще никогда вместе с наслаждением не дарил ей любовь. Осознанную, нежную. Настоящую любовь.

Они закончили танец любви. Анна еще парила в облаках рая, когда он оторвался от нее, мягко откатился в сторону и накрыл, как обычно, одеялом. Она чувствовала сексуальное удовлетворение – как всегда. И она чувствовала себя любимой как никогда раньше.

Ее мысли текли лениво, подобно реке в знойный полдень. Она не хотела даже думать о том, почему не смогла ответить на его признание.

Люк нашел своими губами губы Анны и медленно поцеловал ее.

– Я люблю тебя, – снова повторил он.

Она не могла признаться Люку в своей любви потому, что еще не отдала ему всю себя. Между ними еще были тайны, те преграды, которые она сама возвела. Секреты, о которых надо рассказать, барьеры, которые надо разрушить, и тогда... Но Анна не знала, что лежит за этой гранью.

Нет, она не могла еще произнести эти слова. И, быть может, никогда не произнесет.

И в то же время она любила его больше, чем свою душу. Больше жизни. Она полюбила его сразу, как только увидела впервые, разряженного в пух и прах, эпатировавшего публику своей парижской заносчивостью. И она понимала, что будет любить его до последнего вздоха, а может – и еще дольше.

Обычно поездка из Баденского аббатства до Эльм-Корта занимала три дня. Люк доехал за два. Он беспокоился от того, что находился вдали от Анны. Возможно, не стояло оставлять ее там одну, хотя он и не верил в то, что опасность существует. А если Ломакс был в прошлом ее любовником – Люк был почти убежден, что так оно и было, – то его отъезд мог стать для Анны серьезным искушением. Наверное, он предоставлял Ломаксу слишком удобную возможность.

Он не мог забыть, что Анна так и не ответила на его троекратное признание в любви. Их брак не был браком по любви. Она не обязана была любить его, и он ни за что на свете не желал бы, чтобы она притворялась.

Но он так надеялся, и ему даже казалось... В ту ночь, накануне его отъезда, между ними была необычная нежность. Или ему только так показалось? Нет, он не мог в это поверить. То, что они испытали той ночью, было не только физическим наслаждением. Они не были отдельными существами, лишь дающими друг другу наслаждение и получающими его взамен. Они занимались любовью как муж и жена. Одно целое. Одно тело. Одна душа.

Или ему так показалось. Он не задумывался над тем, какими – ужасными или смехотворными, в зависимости от того, как бы он на это посмотрел, – посчитал бы он такие мысли всего год назад. Год назад он не мог представить себе, что к нему вернется любовь, во всех ее формах и проявлениях. Год назад он отрицал бы саму возможность того, что это случится.

Но любовь вернулась. Включая любовь к жене. Особенно любовь к жене.

Но, вероятно, это чувствовал только он.

Анна не ответила на его слова. И в то же время эти тихие слезы на ее щеках...

Да, ему необходимо было покинуть ее. Он должен узнать правду. Он должен знать, что произошло между ней и этим Ломаксом, была ли это любовь или что-то еще.

«И да помогут мне небеса, – думал Люк, – если это была любовь».

Граф и графиня Ройские не ожидали его приезда и приветствовали Люка с некоторым удивлением, хотя и довольно тепло. Они, конечно, огорчились, узнав, что он приехал один и не привез с собой Анну и Эмили – и Джой.

Ломакс? Генри Ломакс? Ройс нахмурился, услышав незнакомое имя, когда Люк все же начал задавать вопросы через час или два после приезда. Нет, они никого не знали с таким именем.

Люк, конечно, ожидал такого ответа.

– Эмили сказала мне, что видела его здесь когда-то, – сказал он. – Сейчас он живет в Уичерли, в доме Севериджей, пока Вилл и Агнес в отъезде. Ему, по-моему, около пятидесяти. Высокий, стройный, респектабельный, даже красивый. Всем нравится. Очарователен с дамами.

Но Ройс отреагировал только на первую фразу.

– Эмили вам сказала? – Он посмотрел на жену и хихикнул.

– Да, – ответил Люк, не задерживаясь на объяснениях. – Должен же ее родной брат знать, что этот ребенок способен что-то объяснить!

Ройс снова нахмурился.

– Но почему вы не спросили Анну? – сказал он. – Если Эмили его видела, значит, и Анна тоже. Или я что-то не так понимаю?

Люк глубоко вздохнул. Он не хотел говорить о своих подозрениях, когда Анна даже не знала о том, что он здесь. Но Ройс был ее братом. И Люку всегда казалось, что в этой семье все были достаточно близки.

– Анна не хочет признаваться, что они знакомы, – сказал он. – Хотя это так и она из-за этого несчастна. Я хочу выяснить правду.

– Возможно, – прерывающимся голоском произнесла очень юная и еще очень романтичная Констанция, – вам следует больше доверять моей золовке, ваша светлость.

– Конни! – воскликнул ее муж, удивленный ее смелостью: и негодуя на это.

– Нет. – Люк поднял руку. – Она права, Виктор. Я, наверное, не правильно выразился, мои дорогие. Я постараюсь объяснить. Видите ли, я очень люблю Анну. И я хочу, если это возможно, снять с ее плеч груз, который мешает ей почувствовать себя счастливой. Я боюсь, что у нее есть какая-то тайна, которую она по какой-то причине страшится раскрыть.

– А если она любит этого человека? – сказала Констанция. Ее голос все еще дрожал, но она бросила воинственный взгляд на мужа. Люк с одобрением подумал, что его юная родственница женщина с характером.

– Может быть, – сказал он, – но если это так, дорогая моя, не следовало тому, кто называет себя Ломаксом, преследовать ее до того места, куда ее увез муж. Было бы честнее и благороднее уехать и позволить ранам ее сердца исцелиться. Я об этом я и скажу ему, если именно в этом тайна моей жены.

– Да, – печально согласилась Констанция. Она опустила глаза, посмотрела на свои сложенные руки, а затем взглянула мужа с таким обожанием, что Люк с трудом удержался от улыбки. – Да, ваша светлость, вы абсолютно правы. Простите меня.

– Я всегда буду относиться только с уважением к женщине, которая выступает в защиту другого, мадам, – сказал он и с удовольствием отметил румянец, окрасивший ее щеки при этом комплименте.

– Мне кажется, – сказал Ройс, – что этим человеком может быть Блэйдон. Сэр Ловэтт Блэйдон. Он поселился неподалеку от нас вскоре после смерти нашей матери и прожил там около года. После смерти отца он уехал в Америку. Так мне кажется. Я не слышал о его возвращении, но в таком случае понятно почему.

Сэр Ловэтт Блэйдон. Это имя заставило память Люка, дремавшую уже больше года, пробудиться. Это было в первый год его ссылки. Люк тогда находился в одном из самых скандально известных игральных залов во Франции. В тот день одного из игроков буквально за ухо вышвырнули вон за то, что он сначала до бесчувствия избил одну из женщин, а затем пытался мухлевать в карточной игре. Тогда Люка поразило, что этого человека – сэра Ловэтта Блэйдона – выставили за жульничество, но дело в том, что предыдущий поступок подбавил масла в огонь всеобщего негодования, направленного против любого, кто осмелился бы вести нечестную игру и попался. С тех пор Люк больше не встречал его, до дня своей свадьбы.

– Блэйдон? – произнес Люк, подняв брови.

– Он был очень добр к нам, – сказал Ройс, – и особенно к Анне. Вы знаете, на ее плечи легли все семейные тяготы после того, как умерла мама. А папа... – Он покраснел. – Впрочем, я полагаю, Анна рассказывала вам об этом.

Люк кивнул.

– Были долги, – сказал Ройс. – В основном проигрыши отца. Блэйдон их всех купил и позволил нам выплачивать их тогда, когда мы сможем. И мне кажется, он не потребовал процентов. Я не знаю. Я был тогда в университете и предоставил об этом позаботиться Анне. Потом мне было стыдно за мое поведение, но она всегда была способна все взять на себя и разрешить все проблемы, и она сама настояла на том, чтобы я закончил учебу и ни о чем не беспокоился. Должно быть, она расплатилась за все долги. Во всяком случае, после папиной смерти я не получил никаких счетов. Одно время мы думали, что Анна выйдет за Блэйдона замуж. Казалось, они любили друг друга. Нас всех очень удивило, что он уехал как раз тогда, когда он был ей нужен больше чем когда-либо. Смерть папы была для всех нас очень сильным потрясением.

Итак, долги. Выплачены ли они? Люк не был в этом уверен. Он имел представление, насколько велики бывают карточные долги, особенно у чрезмерно пьющего человека.

И в этом было дело? Неужели в этом все дело? Люк почувствовал огромное облегчение. Она была ему должна деньги? Точнее, Ройс был должен, но она не хотела перекладывать этот груз на плечи брата. Глупенькая! Его бедная, смелая, замечательная Анна! Почему же, ради всего святого, она не обратилась к нему? Он бы заплатил в два раза больше, если бы это было необходимо, чтобы снять с ее плеч эту непосильную ношу. Что за жестокий человек мог подвергнуть ее такому испытанию?

Почему она не рассказала ему об этом сразу, в их первое утро после свадьбы, почему решила хранить все в тайне?

Он вспомнил об этом утре и похолодел. У Анны в прошлом был любовник. Или, если быть более точным, кто-то лишил ее невинности. Блэйдон? В уплату за долги?! Изнасиловал?!!

Люк почувствовал, что кровь стынет у него в жилах, и рука подсознательно потянулась к рукоятке шпаги.

– Вик, тебе не кажется, – произнесла Констанция, – что некоторые из долгов, возможно, до сих пор не уплачены? Может, именно поэтому он последовал за ней в Баден?

– Я тоже так думаю, мадам, – заметил Люк. Ройс помрачнел и даже немного побледнел.

– Если это правда, – сказал он, – то Анна узнает, какой злой у меня язык, – прошу прощения, Люк, – а Блэйдон – какая острая у меня шпага. Если эти долги существуют действительности – они мои.

– Я разберусь с этим, – спокойно сказал Люк. – Вы можете мне рассказать о Блэйдоне еще что-нибудь?

Ройс подумал и покачал головой.

– Большую часть того года я провел в университете.

Вдруг его лицо прояснилось.

– Я думаю, Шарлотта должна знать больше. Она здесь была все это время. Она вышла замуж как раз перед тем, как Анна и Агнес поехали в Лондон к тете Маджори. Вы знаете об этом.

Шарлотта. Может быть, она поможет ему заполнить пробелы в этой истории. Если они есть. Возможно, все было именно так, как оно казалось.

Люк почувствовал, как его снова пробрал озноб. Если Блэйдон однажды изнасиловал Анну, – а может, и не один раз, возможно...

Он должен вернуться в Баден как можно скорее.