Марлоу и Кендрик (№1) - Бессердечный

– Анна, – произнес Люк, подводя ее к двери в спальню, – не стоит тебе больше смотреть на все это. Подожди здесь вместе с Джой.

– Да, – согласилась она, проходя в спальню вслед за Люком. Она посмотрела на мужа – его лицо было еще бледнее, чем раньше. – Люк, благодарю тебя, что ты пришел. Благодарю, что убил его ради меня. Я пошла за ним не по доброй воле, я клянусь тебе.

– Я знаю, – ответил он, наклоняясь и легко целуя ее, – я знаю, любовь моя. И я буду оберегать тебя всю свою жизнь. Я никогда не забуду тот ужас, который пережил, увидев у тебя в руке нож.

Она слабо рассмеялась, но тут же смолкла, закусив губу.

– Подожди пока здесь, – сказал он, с любовью глядя на спящую дочь. Он нагнулся и тихо поцеловал девочку в лоб. – Я скоро вернусь, Анна. Мы сегодня же уедем отсюда, хотя уже поздно. Мы поедем домой.

– Да, – сказала она со слезами на глазах. – Да, Люк, пожалуйста.

Глава 28

Когда Люк снова вошел в спальню, было уже около полуночи. Она все это время пролежала на кровати, не раздеваясь, сняв только туфли, и смотрела неподвижным взором прямо перед собой. Джой спокойно лежала рядом с ней. Иногда Анна, чтобы отвлечься и успокоиться, прислушивалась к спокойному посапыванию ребенка. Она старалась не прислушиваться к голосам, раздававшимся из другой комнаты, и не видеть полоску света под дверью.

Она смогла вонзить нож в живую человеческую плоть, она слышала крик боли. И она наслаждалась чувством власти и торжества. Она могла бы вытащить нож и вонзить его еще раз – уже в сердце. Тогда она испытала бы чувство полного торжества. От этой мысли Анна содрогнулась.

Наконец дверь отворилась, и в комнату вошел Люк. Она повернула голову и смотрела, как он подходит к постели. Свет падал сзади, и она не видела его лица.

– Ты хочешь остаться здесь на ночь, Анна? – спросил он. – Уже очень поздно.

– Нет. – Анна села на кровати. Она вдруг почувствовала головокружение и тошноту от мысли, что придется остаться здесь и надо будет спать в этой комнате. – Я хочу домой.

– Экипаж готов, – сказал Люк и посмотрел на девочку. – Джой тепло укутана. А это твои чемоданы и сундуки?

Анна отрицательно покачала головой.

– Он приготовил их для меня. Мне они не нужны. Только вещи Джой.

Люк все же склонился над одним из сундуков, поднял крышку и после быстрого осмотра извлек плащ, на вид очень теплый. Анна поднялась на ноги, и он набросил плащ ей на плечи.

– Если хочешь, мы сожжем его, когда приедем домой, – предложил он.

– Да. – Она дрожала, хотя в плаще ей стало теплее. Трактирщик все еше был на ногах. Он склонился в поклоне, когда они проходили через холл к выходу. Несколько постояльцев, засидевшихся за выпивкой, вероятно обсуждая события этой ночи, молча проводили их взглядами. Наконец он оказались в привычной темноте своего экипажа.

Анна опустилась на сиденье и спокойно смотрела, как Люк устраивал Джой на сиденье напротив, подтыкая со всех сторон одеяло, чтобы она не скатилась на пол.

– Как это должно быть замечательно, – сказала Анна, быть такой невинной и чувствовать себя настолько защищенной, чтобы спать в такую ночь.

Люк сел рядом с ней и взял ее руки в свои.

– Как ты узнал? – спросила она. – Как ты узнал, что он увез нас? Как ты узнал, где нас искать? Тебе Генриетта сказала?

– Мне сказала Эмили, – ответил он. – Она все видела, Анна, и каким-то образом смогла объяснить мне все, что произошло. Даже то, что он повез вас в Америку. Тео остался в Бадене, чтобы защитить ее от Генриетты. Так что не беспокойся об этом. Завтра Генриетта уедет. Больше ты ее никогда не увидишь.

Анна промолчала. Ей было нечего добавить о Генриетте. Оба они когда-то любили ее. Какое-то время они ехали молча.

– Ты назвал его настоящее имя, – сказала она наконец. – Даже я не знала его до сегодняшнего дня.

– Поэтому я и уезжал из дома, – ответил Люк. – Я должен был докопаться до истины, узнать, кем на самом деле был полковник Генри Ломакс и в чем его власть над тобой. Твои брат с сестрой и леди Стерн помогли мне разобраться в этой истории. Ты назвала его отцом?

– Он сказал мне сегодня, что он мой отец, – ответила Анна. – Мне кажется, он сам верил в это.

– Но это не правда. – Он сжал ее руку. – Ты не должна взваливать на себя эту ношу, Анна. Он был помешан на любви к твоей матери даже после того, как она оттолкнула его еще совсем молодой девушкой, и даже тогда, когда она встретила твоего отца и полюбила его.

– Я уверена, – сказала она. – Я уверена, что он не был моим отцом. У меня в комнате висит портрет моей бабушки.

– Ах да, – сказал Люк. – Все думают, что на портрете ты в бабушкином платье. Я рад, что ты так на нее похожа, Анна. Тогда у тебя не останется и тени сомнения.

Анна прикрыла глаза. Она так хотела положить голову ему на плечо! Но она не могла. Пока, во всяком случае.

– Люк, – и она почувствовала, как ей вдруг стало трудно говорить, – ты не знаешь и половины.

– Мне известно, – перебил ее муж, – что он сходил по тебе с ума. У него была своего рода мания. Известно, что он скупил все долги твоего отца и таким образом получил власть над тобой. Я знаю, что он заставлял тебя выплачивать эти долги. И я знаю, что ты слишком любишь брата, чтобы перекладывать эту ношу на его плечи. И ты была слишком горда, чтобы обратиться ко мне с просьбой оплатить их. Почему ты не доверилась мне? Даже в самом начале? Разве ты не понимала, что я бы стал еще больше уважать тебя?

– Ты не знаешь и половины, – повторила Анна с тяжелым сердцем. Дьявол нашептывал ей, что надо все так и оставить. Люку не обязательно знать остальное. Но она должна была рассказать все. До самого конца. Он имеет право знать всю правду.

Он поднял ее руку и поднес к губам.

– Тогда расскажи мне все, любовь моя, – сказал он.

– Возможно, когда ты все узнаешь, ты больше не будешь меня так называть, – сказала она. И она рассказала, что ей приходилось делать, чтобы возместить долги своего отца, помимо того, что она оплачивала счета деньгами. И о свидетелях, которых он нанимал, чтобы при необходимости они могли назвать ее воровкой и убийцей.

– Анна, – сказал он с мягким упреком, когда она замолчала. – Анна, ну почему же ты мне не рассказала обо всем? Как глупо чувствовать себя виновной в преступлениях, свидетелем которых тебя заставили быть. И как глупо полагать, что он обвинил бы тебя перед судом, когда сам он был виновен в стольких преступлениях. Любовь моя, я бы сразу же снял этот груз с твоей души. И целых три года ты жила в таком аду! Я бы положил этому конец еще год назад, если бы ты только открылась мне.

– Я думала, что ты не сможешь сделать этого, – сказала она. – Хуже. Я думала, что ты поверишь ему и прогонишь меня.

– Анна. – Он отпустил ее руку, крепко обнял ее за плечи и развернул к себе. – Каким же негодяем ты меня считала! – Свободной рукой он приподнял ее подбородок и крепко поцеловал.

Анна подалась к нему и ответила на поцелуй. Она постепенно начинала расслабляться. Только теперь она стала понимать, что кошмар, длившийся три года наконец закончился. Что она была свободна. Что она ехала домой с мужем и дочерью и что они смогут жить без страха до конца жизни.

Он отстранился и внимательно посмотрел ей в глаза. В свете луны и звезд она ясно видела его лицо.

– Он называл себя твоим отцом, Анна, – сказал он, – и все-таки он изнасиловал тебя? Это ведь был он, да? Это произошло один раз или много? Расскажи, любовь моя, чтобы все это осталось позади и все раны скорее затянулись.

Итак, вот она – еще одна преграда для их счастья. Анна не хотела думать об этом. Она не хотела вспоминать.

То было не настоящее изнасилование, хотя можно было и так назвать. Это было не менее ужасно, грязно и унизительно, чем любое изнасилование. И она не могла понять, почему он так сделал, ни тогда, ни долгое время спустя. Только теперь она все поняла, теперь, когда знала, что он считал себя ее отцом.

Под каким-то предлогом он заманил ее к себе в дом. Это было нетрудно, ведь она не могла не исполнить его малейшего каприза. Он попытался отвести ее в спальню наверх, а когда она отказалась, его слуги затащили ее туда силой. Они взяли ее с двух сторон и почти несли, а он шел следом и говорил что-то успокаивающим голосом. Потом они привязали ее к кровати за запястья и щиколотки. Она лежала, распростертая на кровати, совершенно беззащитная, и чувствовала себя унизительно.

Служанка задрала до пояса ее нижнюю юбку, и Анна крепко закрыла глаза, зарыдав от стыда. А затем служанка что-то взяла – Анна не видела, что, но оно было тяжелым, холодным и жирным – и медленно, вращая, стала вводить это в нее.

Анна помнила слепящий ужас, свой крик, заглушивший его успокаивающий голос, и острую боль. Она тогда подумала, что сейчас умрет. Анна решила, что они хотят проткнуть ее насквозь н убить.

Но служанка вынула из нее неизвестный предмет, и Анна почувствовала что-то горячее между ног.

– Вот кровь. – Голос женщины казался удовлетворенным. – Все готово, сэр.

После он сказал ей, что она больше не девственница. Никто теперь не захочет взять ее в жены. Она никогда больше не сможет думать о замужестве.

Анна сотрясалась от рыданий. Слез не было, и оттого ей было еще тяжелее. Ей казалось, что ее грудь сейчас разорвется.

– Тшш, – приговоривал Люк. Он баюкал ее, уложив ее голову к себе на плечо. Он снял с нее шляпку, вытащил все шпильки и стал гладить по голове. – Любимая, прости меня. Пожалуйста, прости.

Вдруг Анна поняла, что он тоже плачет. Она затихла и некоторое время сидела так, пока до нее не дошел смысл его слов.

– Простить тебя? – спросила она. – За что?

Люк сглотнул.

– Я помню, как я сидел тогда за столом, наутро после свадьбы, указывая тебе, что ты должна мне кое-что объяснить. Допрашивая тебя. Требуя, чтобы ты сказала мне, сколько раз, со сколькими любовниками. Требуя от тебя ответа, любила ли ты их. Ах, милая моя, любовь моя, прости меня.

Приподняв голову, она посмотрела на него.

– Да, – сказала она, – если тебе от этого легче. Но я сама поступила глупо, не рассказав тебе всего сразу. Теперь я это понимаю. Но я боялась, Люк. Я так боялась потерять тебя!

– Так скоро? – спросил он. – Но почему? Мы ведь почти не знали друг друга. Мы были знакомы одну неделю. Даже меньше. Это меня всегда удивляет, когда я вспоминаю об этом.

– Но я полюбила тебя с первого взгляда, – сказала она. – Как только я увидела тебя, самого красивого и великолепного из всех мужчин, кого я когда-либо видела. Твоя косметика и веер должны были делать тебя немужественным, женственным, но почему-то производили прямо противоположное впечатление. Я была ослеплена. И с того самого момента я потеряла голову. Я пропала. И была достаточно неразумна, чтобы принять твое предложение. После этого я бы пошла на все, чтобы не потерять тебя. Это было глупо.

Люк вздохнул.

– А я так деловито рассуждал о долге и наслаждении, – сказал он. – Анна, Анна, каким я был глупцом.

– Нет. – Она провела рукой по его щеке. В ее глазах светилась вся нежность, которую она сейчас испытывала. – Ты был просто очень несчастным и обиженным, Люк. Ты спрятался за напускным великолепием и репутацией безжалостного и бессердечного человека. Я надеюсь, что сейчас эта боль стала меньше, да?

Он коснулся губами ее губ.

– Все прошло, – сказал он. – Вся боль ушла, Анна. Я был мертв целых десять лет, любовь моя, а ты вернула меня к жизни всего за один год.

Она улыбнулась и положила голову ему на плечо. Вдруг она почувствовала, как сильно устала.

Когда Люк проснулся, было еще темно. Он понял, что проспал совсем недолго. Экипаж двигался с прежней скоростью. Им повезло, что ночь была ясная и светлая. Кучер уверил его, что видимость вполне хорошая, чтобы управлять лошадьми. И ни кучер, ни Люк не испытывали особого страха перед грабителями на дорогах.

Джой снова стала засыпать. Он понял, что его разбудили ее движения. Теперь она успокоилась и снова заснула, хотя он внимательно смотрел на нее. Анна тоже спала. Ее голова лежала на его плече.

За свою жизнь он убил четверых. Двоих из них – в эту самую ночь. Было тяжело сознавать, что он лишил людей жизни, хотя в каждом из этих случаев он понимал, что поступил справедливо, и в каждом из этих случаев убийство казалось единственным выходом. Но в этот момент он жалел только об одном, что не может убить Лоуэлла Блэйкли еще раз.

Он был рад тому, что Блэйкли не был отцом Анны и что у нее есть подтверждение тому, которое устранит даже тень сомнения. Еще долго, возможно до самого конца, ей придется жить с тяжелыми воспоминаниями. Но, по крайней мере, она не будет думать, что ее родной отец так обращался с ней и что она помогла убить собственного отца.

Еще не скоро они окажутся дома. Когда они доберутся до Бадена, будет уже день, а сейчас еще даже не начало светать. Люк с нетерпением ожидал возвращения домой.

Дом! Почти невыносимое чувство нетерпения и любви захлестнуло его. Баденское аббатство – здесь его дом, где он живет с женой и дочерью, где у них родятся и вырастут еще дети. Где он будет жить, окруженный семьей, согретый своей и их любовью – до самой смерти. Где они будут жить с Анной, всегда вместе, до самой старости, если Бог будет милостив.

Бессознательно он крепче сжал жену в объятиях.

– Мммм, – пробормотала Анна. Она глубоко вздохнула и прижалась к нему на мгновение, а затем подняла голову и радостно улыбнулась ему немного сонной улыбкой. – Мы уже почти дома? – спросила она.

– Я вижу мою жену перед собой, – сказал он. – Чувствую ее в своих объятиях. Стоит повернуть голову, и я увижу свою дочь, которая сладко спит рядом с нами. Разве это не дом, любовь моя?

Она снова улыбнулась ему.

– Да, – сказала она, – да, конечно, Люк.

Он вдруг засмеялся.

– Помнишь, как мы ехали домой из «Рэнела-Гарденс»? – спросил он. – Это, должно быть, не самое приятное воспоминание для тебя, Анна, потому что ты была тогда испугана и обратилась ко мне, как я полагаю, за утешением. Но для меня воспоминание крайне приятное. И несколько мучительное.

Он улыбнулся еще шире, такой же улыбкой, как у Анны, – словно солнце посреди ночи. И еще в его улыбке была какая-то хитринка.

– Ты помнишь, как это было? – спросила Анна, неловко вставая в тесном раскачивающемся на ходу экипаже, чтобы пересесть к нему на колени.

– Ну, начиналось это так, – сказал он и прижался губами к ее рту. Его рука блуждала по ее телу, нащупывая ее грудь под тонкой тканью платья. А затем он засунул руку под платье и начал медленно ласкать мягкую теплую плоть. – Мм, Анна, твоя грудь так прекрасна на ощупь, когда в ней есть молоко! Я не ласкал ее губами с тех пор, как ты родила. Сегодня я это сделаю.

– Память начала возвращаться ко мне, – шепнула Анна, но пока слишком медленно.

– А потом было вот так, – сказал Люк. Его рука чувственно гладила ее ноги, забираясь все выше под юбки, пока не достигла своей цели, и он начал ласкать ее, все больше возбуждая, – Хотя моя память тоже начинает подводить меня, любовь моя. Мне кажется, у нас в тот раз был такой ненасытный аппетит, что мы сразу перешли к пиру.

Она застонала.

– Я и теперь очень голодна, – произнесла она.

– И я тоже, любимая, – сказал он, приподнимая ее. Люк отвел ее юбки, одновременно расстегивая бриджи. – Иди ко мне на пир, Анна. Давай насладимся вместе.

– Да, – выдохнула она со стоном, когда он вошел в нее, медленно опуская ее на себя. Он на несколько мгновений застыл в неподвижности, а затем прижал губы к ее обнажившейся груди, взял губами напрягшийся сосок и начал сосать. Молоко было теплым и сладким... и бесконечно возбуждающим.

– Ах, Люк, Люк, ты так прекрасен!

Он засмеялся и поднял голову.

– Но мужественен тоже. Надеюсь, ты со мной согласна? Скажи мне, что я мужественен так же, как и прекрасен, Анна. Прошу тебя, любовь моя, я не хочу, чтобы страдало мое чувство собственного достоинства.

Она тихо и беспомощно смеялась, склонившись над его головой.

– Да, – сказала она. – О да, ты настоящий мужчина. Признаю это, Люк. Такой мужественный, что я даже удивляюсь, как ты там весь помещаешься.

И начался радостный пир их тел, которым они вместе самозабвенно упивались следующие несколько минут. Они отдались ему со всей страстью – страстью, которая несла радость, исцеление и жизнь. Наслаждение было безграничным и экстаз – всепоглощающим. Но даже не это было главным. Главным было счастье самоотдачи и любви. И обещание вечного праздника и неиссякаемо обильного и радостного пира их душ и тел до конца дней.

Спать им больше не хотелось. Они просто сидели рядом, обнявшись и тесно прижимаясь друг к другу. Они с любовью смотрели на дочь, спокойно проспавшую всю ночь на противоположном сиденье и ничего не знавшую об опасности, которая угрожала ей в эту ночь.

А теперь они вместе везли ее домой, чтобы их любовь охраняла ее и служила залогом ее безопасности. Придет время, и она отдаст подаренную ей любовь кому-то еще, и появится новая, ее собственная, семья. Они отвезут ее домой и, если им повезет, подарят ей еше братьев и сестер.

– Люк, – сказала Анна. – Я всегда умела наслаждаться счастьем, когда представлялась такая возможность. Я никогда не теряла надежды и всегда была способна видеть и ценить те мелочи, которые придают смысл жизни. Но теперь я знаю, что уже долгие годы я не была по-настоящему счастлива. Я счастлива сейчас, в эту минуту. Полностью счастлива. Что бы будущее ни готовило нам, я всегда хочу помнить, что в моей жизни была такая минута. И что уже одной этой минуты, даже если бы ничего не было ни раньше, ни потом, достаточно, чтобы наполнить эту жизнь смыслом.

Он потерся щекой о ее макушку.

– Мы будем всегда жить настоящим моментом, – сказал он, – благодаря жизнь за каждую проведенную вместе минуту. Посмотри, Анна, за окнами посерело. Светает.

– Ах, приходит рассвет, и с ним надежда.

– И солнечный свет, и радостный смех, – добавил он. – Давай вместе посмотрим на восход солнца. Хорошо?

Она только с радостью вздохнула в знак согласия. Но слова ему и не требовались.