В пылающем небе

Механик нечеловеческими усилиями кое-как помог взять направление взлета. После отрыва от земли Андрей прошел над самыми заводскими трубами Керчи с выпущенными шасси, так как в системе воздуха не было. Над проливом мотор перегрелся, работал с большими перебоями и парил, как самовар. Самолет терял высоту. Каким-то чудом Андрею удалось дотянуть до суши и он с ходу пошел на вынужденную посадку. А когда «ил» без тормозов на большой скорости несся по площадке, прямо перед собой летчик увидел какое-то препятствие. Чтобы не столкнуться, он энергично послал левую ногу вперед, самолет послушно развернулся на 360 градусов и остановился… перед вырытой глубокой траншеей. И здесь Буханова спасла счастливая случайность. Оказалось, он приземлился на площадку, с которой юркие По-2 вывозили раненых и важные грузы с Керченского полуострова. Механик кое-как устранил неполадки в моторе, и Андрей взлетел. Он вышел на аэродром Абинская на малой высоте и увидел стоявший «ил» с большой надписью на фюзеляже «За Родину, за Сталина!».

«Раз командир сел, значит и остальные здесь», – подумал Буханов и пошел на посадку. Зная, что тормоза не действуют, сразу после приземления выключил мотор, но самолет несся по аэродрому и остановить его было невозможно. Тогда он повторяет те же действия, что и при вынужденной посадке, самолет развернулся на пол-оборота и остановился.

А как же с личным составом, который вечером ушел с аэродрома?

…В районе Керчи наши части, прикрывавшие отход основных сил на Таманский полуостров, с 15 мая вели ожесточенные бои. И все же организованную эвакуацию осуществить не удалось. День и ночь немецкие бомбардировщики большими группами бомбили побережье пролива у Керчи, их истребители снижались к самой земле и в упор расстреливали все, что было у берега и в проливе. Наши зенитчики и истребители дрались не на жизнь, а на смерть, сбивали вражеские самолеты, но слишком много их было – они все шли и шли.

Ночью немецкие прожекторы, как огромные огненные сабли, рассекали темноту, освещая пролив, и стоило им обнаружить цель, как тут же артиллерийские снаряды вздымали над проливом массу столбов воды, взрывались с людьми баржи, плоты…

Баржи отходили от берега, погруженные далеко за ватерлинию, а люди бросались в воду и цеплялись за их низкие борта. Катера, баржи, буксиры, лодки, самодельные плоты, подручные средства – все использовалось для эвакуации войск под губительным вражеским огнем с воздуха и земли.

В этой обстановке не командами, а самостоятельно переправлялись техники и «безлошадные» летчики полка. Только через неделю весь состав был в сборе.

20 мая 1942 года бои на Керченском полуострове закончились. Часть наших солдат и офицеров, не успевших эвакуироваться, ушли в отряды крымских партизан, другие – вместе с жителями окрестных населенных пунктов (это были старики, женщины, дети) скрылись в катакомбах Аджимушкая.

…А товарища выручай!

Получив недостающие самолеты, полк перелетел на аэродром Староминская и вошел в оперативное подчинение 236-й истребительной авиадивизии. Перед летчиками была поставлена совершенно новая нелегкая задача: прикрывать южное побережье Таганрогского залива от возможной высадки десанта.

Такого оборота дела никто не ожидал, и вначале среди летчиков чувствовалось некоторое замешательство: ведь на морские цели никто не летал. Но приказ не обсуждается – он беспрекословно выполняется. И выполнение его началось с теоретических занятий. За несколько дней надо было разобраться с видами вражеских и наших плавсредств, действовавших в этом районе, научиться опознавать их с воздуха, освоить тактику и особенности боевых действий над морем, а также много других вопросов.

Не всем удавалось быстро усваивать морские науки и некоторые корпели до семи потов, но старались не отставать.

– Вот если бы нам тельняшки выдали да бескозырки, вот тогда бы другое дело. Все пошло бы как по маслу, – шутил распарившийся от нестерпимой жары Емельянов.

Поначалу было трудно, а потом все наладилось, обошлись и без тельняшек. Теперь уже каждый летчик теоретически знал, как с воздуха выглядят катера, мотоботы, баржи, изучил технику борьбы с ними, особенности поиска целей в море и много других, ранее не встречавшихся вопросов.

25 мая Буханов с Поповым первыми произвели ознакомительный и разведывательный полет над Таганрогским заливом. Буханов улетел в приподнятом настроении: в этот день он был назначен штурманом полка.

Снова пошли фронтовые будни. Летчики быстро освоили тактику борьбы с морскими целями. Работа облегчалась тем, что штурмовики и истребители сопровождения базировались на одном аэродроме. А как это важно! Они не только могли перед вылетом между собой обо всем договориться в деталях, как действовать при различных вариантах обстановки. В таком контакте было нечто гораздо большее: личное общение сплачивало штурмовиков и истребителей, рождалась и крепла та фронтовая дружба, при которой человек готов сам погибнуть в бою, но вовремя прийти на помощь товарищу.

14 июня Маслов повел шесть «илов» на уничтожение плавсредств в районе Кривой Косы. Штурмовиков сопровождали восемь истребителей Як-1. Здорово досталось немцам в этот раз: из шести обнаруженных сейнеров два ушли на дно.

Но на аэродром вернулись не все: штурмовики и истребители не досчитались по одному экипажу – не пришел Александр Журавлев и истребитель, фамилию которого, к сожалению, мне до сих пор установить не удалось.

Вечером за ужином вместе штурмовики и истребители, как и повелось на фронте, помянули своих погибших товарищей, и летчики ругали себя на чем свет стоит, что никто не видел их гибели.

Уже давно стемнело, а механик самолета Анатолий Лукшин все не уходил с опустевшей стоянки. Это его командира приняло сегодня море, это он так старательно готовил машину к очередному боевому вылету, который оказался последним: нет ни командира, ни самолета. Еще долго можно было видеть на стоянке неподвижный черный силуэт механика. Затем Анатолий бережно взял самолетный чехол и аккуратно положил его на ящик из-под патронов, заботливо поставил рядом с ящиком тормозные колодки, снял пилотку, еще немного постоял и устало побрел в землянку, в которой жил техсостав. В его сознании никак не могла вместиться мысль, что уже никогда не увидит своего командира. Потерю в бою товарища все переживали глубоко, но вдвойне тяжело ее переносил механик сбитого самолета.

На второй день боевая работа захлестнула вчерашние события, каждый выполнял свое дело.

Но то, что произошло через два дня, ошеломило всех. Находившийся на старте Мироненко глазам своим не поверил, когда увидел идущего на посадку того самого «яка», летчика которого помянули за ужином вместе с Журавлевым. Жестикулируя красным и белым флажками, Павел Иванович приказал севшему истребителю подрулить к нему. Ему не терпелось посмотреть, кто же сидит в кабине. К великому удивлению Мироненко узнал летчика, которого считали погибшим, его охватила несказанная радость. Павел Иванович вскочил на плоскость самолета и не успел наклониться в кабину, как летчик доложил:

– Товарищ подполковник, и Журавлев сегодня будет, он на перекладных добирается!

И в самом деле, к исходу дня прибыл Александр Журавлев. В обоих полках царило такое оживление, что, казалось, люди готовятся к большому празднику.

Командир БАО где-то раздобыл бочку пива, которую открыли перед ужином как дополнительный паек к положенным ста граммам. Летчики пригласили в столовую и своих помощников – техников. Слева от Журавлева сидел спасший его истребитель, справа – механик самолета Лукшин. Сейчас механик был самым счастливым среди однополчан. Ему казалось, что это не его командир, а он сам одиноко плавал в море, и теперь никому иному, а ему, Анатолию Лукшину, такое внимание уделяют товарищи.

Что же произошло в тот вылет на вражеские сейнеры? Вот что рассказали возвратившиеся летчики.

В последней атаке самолет Журавлева был подбит зенитным огнем. Никто, кроме одного истребителя, не видел, как он пошел на вынужденную посадку. До берега оставалось не менее десяти километров, но мотор отказался тянуть, и Александр сел на воду. «Ил» начал тонуть, и за эти короткие минуты Журавлев успел отстегнуть привязные ремни, освободиться от парашюта и надуть спасательный жилет. Он видел, как от сопровождавших истребителей отделился замыкающий и спиралью стал снижаться над местом приводнения. Потом вышел из спирали, качнул крыльями, боевым разворотом взмыл вверх и лег на курс. Журавлев остался один во власти моря. Провожая взглядом уходящий истребитель, он не мог понять, почему тот ушел совсем не тем курсом, что надо. Когда истребитель скрылся из виду, Журавлеву сделалось жутко: вокруг, до самого горизонта, неспокойное море, а волны бросают его то на свои гребни, то швыряют куда-то вниз, словно издеваясь над беспомощностью летчика. Так прошло не менее двух часов. Уже вечерело. Журавлев потерял всякую надежду на спасение. Его тело начала сводить судорога, а в голову назойливо лезла мысль, что отсюда ему не выбраться, и от этого его душа леденела.

А в то время истребитель после посадки на Ейском аэродроме, не теряя драгоценных минут, разыскал базировавшихся там летчиков морской авиации, доложил их командованию о вынужденной посадке штурмовика и попросил немедленно поднять гидросамолет на его спасение. И вот уже МБР-2[18] с летчиком-истребителем на борту – в воздухе. Прилетев к расчетному месту приводнения штурмовика, он начал его поиск способом переменных галсов.[19]

Александр Журавлев видел, как в стороне от него кружился гидросамолет, он знал, что это его ищут, но ничем не мог себя обозначить. Только сейчас себя ругал, что не прихватил ракетницы. Он пытался подскакивать из воды, махал шлемофоном, даже кричал, как будто и в самом деле его могли услышать. Но как мало шансов увидеть с высоты одинокого человека, барахтающегося среди волн сурового моря. Потеряв всякую надежду на успех, экипаж гидросамолета пришел к выводу, что летчик утонул вместе с самолетом, и решил было уходить. Но истребитель упросил зайти еще раз. И надо же случиться такому: при последнем заходе истребитель заметил на воде темную точку. Самолет со снижением направился туда. Со стометровой высоты было четко видно человека, машущего шлемофоном и планшетом.

– Ура! Нашли! – закричали члены экипажа, и гидросамолет пошел на посадку.

На Ейском аэродроме гидроавиации Журавлева и истребителя приняли, как самых дорогих боевых товарищей. Врач оказал Александру необходимую помощь, а на прощание хозяева подарили обоим по тельняшке.

За боевые действия по вражеским плавсредствам в Таганрогском заливе летчики заслужили глубокое уважение у моряков. Результаты ударов были очень ощутимые, а на следующий день они подтверждались разведкой Азово-Черноморского флота. Как правило разведка сообщала о большем уроне гитлеровцев, чем докладывали сами летчики.

Особенно эффективным был вылет 19 июня. Тогда Малышенко, Аверьянов, Полбенников, Данилов во главе с Сергеем Поповым при сопровождении восьмерки Як-1 обнаружили в районе Косы Белосарайской караван плавсредств. За три атаки они отправили на дно буксир, баржу с войсками и различной боевой техникой, четыре мотобота и два катера. Вскоре после посадки в штаб полка пришла телеграмма от самого маршала Буденного. Он писал: «Удовлетворен вашей работой по плавсредствам у Белосарайки. Так и впредь не зевать – ловить на переходе и уничтожать плавсредства». Такую высокую похвалу заслужил Попов со своими ведомыми.

В один из этих дней капитан Фомин получил шифровку из штаба дивизии и передал ее своему заместителю по спецсвязи Никите Синьковскому. Должность у лейтенанта Синьковского довольно-таки скромная. Кажется, что тут особенного – заниматься спецсвязью? Это же не летать в бой, где за тобой гоняются сотни смертей. В самом же деле на Синьковского ложилась очень большая ответственность. От того, как точно раскодирует он шифровку, во многом зависел результат боевого вылета. Ведь можно же так расшифровать боевой приказ вышестоящего командира, что вместо противника и по своим ударить. Но у Никиты Андреевича за всю войну не было ни одного сбоя. За это и уважали его летчики. А у нас с ним сложились особенно дружеские отношения. Меня всегда подкупал его неиссякаемый украинский юмор. Мы и не предполагали, что наша дружба сохранится на долгие послевоенные годы.

Сейчас Синьковский быстро расшифровал закодированный документ и помчался к начальнику штаба.

– Ось читайтэ, що тут напысано, товарышу капитан. Такого мэни ще нэ доводылося розбыраты, – не скрывая радостного возбуждения, докладывал Синьковский.

Фомин пробежал глазами бумагу, посмотрел на стоявшего перед ним шифровальщика, снова уткнулся в исписанный лист.

– Ты ничего не перепутал? – строго спросил он Синьковского.

– А чого мэни плутаты, там все правыльно, – и его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Чего зубы скалишь? Нашел над чем смеяться. Тут не до смеха. Шутка ли, двенадцать девок в полк направляют! Что же я с ними буду делать? Какая от них помощь? – кричал начальник штаба, со злостью глядя в глаза Синьковского, как будто бы это он принял такое дерзкое решение.

Однако гнев Фомина быстро погас, и он вошел в привычную роль начальника штаба – безоговорочно выполнять приказ вышестоящих начальников. Фомин распорядился подготовить в школе, где теперь размещался личный состав, один класс для девушек и послал за ними машину.

О приезде девчат сразу стало известно всем, даже знали, что это неожиданное, но прекрасное пополнение приедет через каких-нибудь пару часов. Некоторые летчики, думая, что никто их не замечает, потихоньку срывали пришитые утром подворотнички и заменяли их свежими, второй раз в этот день доставали из чемоданов бритвы. А Георгий Коваленко все время настраивал свою гитару.

И когда огромное багровое солнце повисло над горизонтом, к командному пункту подъехала полуторка с девушками. Они проворно соскочили с машины, забрали свои тощие вещмешки с немудренными солдатскими пожитками и вслед за Григорием Павловским, теперь уже парторгом полка, пошли в отведенный для них класс. В синих со звездочкой беретах, туго затянутых армейскими ремнями гимнастерках, синих юбках и до блеска начищенных кирзовых сапогах – девушки и впрямь выглядели так, что не засмотреться на них было просто невозможно.

Все они закончили ШМАС[20] и получили специальность авиаоружейника. Нелегкое это дело – готовить к бою вооружение самолета. В мирное время никому и в голову не приходило, что эту работу могут выполнять девушки. Тогда казалось, что и не каждый парень сможет справиться с этим: в исключительно сжатые сроки, нередко под вражеским огнем подвешивать под плоскости стокилограммовые бомбы и реактивные снаряды, набивать снарядами и патронами ленты, а потом заряжать пушки и пулеметы, снимать с самолета, разбирать, чистить, снова собирать и устанавливать семидесятикилограммовые пушки – все это должны были делать нежные девичьи руки, которые в мирное время, возможно, держали только ученическую ручку.

Но война вносила свои жестокие коррективы во многие представления, понятия, в укоренившиеся догмы мирного времени. Кто, например, мог утверждать, что в будущей войне сугубо «мирный» учебный самолет По-2 станет грозным бомбардировщиком поля боя? По восемнадцать боевых вылетов за ночь совершали девушки женского авиационного полка, которым командовала майор Бершанская. За время войны 23 из них удостоились звания Героя Советского Союза. Вот что такое По-2! Вот они какие, наши девушки!

«Под силу ли будет им эта ноша?» – думал начштаба Фомин, распределяя новое пополнение по эскадрильям.

Пройдет немного времени и девушки докажут, что они справляются со своими обязанностями не хуже парней. А сейчас, после утряски всех вопросов, связанных с размещением, Раиса Горобинченко, Анна Вавинская, Варя Емельяненко, Полина Шеверева и остальные пошли представляться командирам эскадрилий Сергею Попову и Ивану Ермилову.

– Товарищ капитан, – после доклада, смущаясь и краснея, обратилась к Попову сержант Горобинченко, – а в эскадрилье есть самодеятельность?

– В эскадрилье есть самолеты, на которых вы будете готовить бомбардировочное и стрелковое вооружение. – И помолчав, добавил: – Да так готовить, чтобы летчик бил как можно больше фашистов. А вы с самодеятельности начинаете.

Вид у Попова был такой свирепый, что у Раи чуть ноги не подкосились. Она стояла перед грозным, как ей показалось, командиром, покраснев до ушей. Разве сержант Горобинченко могла знать в те минуты, что ее комэск не умел быть строгим по отношению к девушкам. Тем более она не знала, что этот грозный командир и уже прославленный летчик станет ее мужем. Это будет нескоро. А сейчас она застыла по стойке «смирно» и часто мигала перепуганными глазами.

Сергей сам не заметил, как на лице его появилась присущая ему добрая улыбка, и он уже почти ласково спросил:

– А что же вы умеете исполнять в самодеятельности?

– Я пою… – робко ответила Раиса, продолжая стоять перед командиром эскадрильи так, как ее учили в ШМАСе.

– Есть в полку и самодеятельность, – сказал Попов. – Разве на фронте можно без нее? Война войной, но и на ней, проклятой, душа просит и песни, и танцев, и шуток-прибауток. Есть у нас и полковые «звезды», они исполняют свой репертуар не хуже известных артистов. Так что проявляйте свои таланты и вы. Только чтобы все это делу не мешало, – заключил комэск.

– Что вы, товарищ капитан, разве можно… – осмелев, ответила сержант Горобинченко, и ее губы застыли в чуть заметной улыбке.

– Можете идти, – как-то не по-военному отпустил ее Попов.

– Есть идти, – негромко сказала Горобинченко, неумело приложила руку к берету и так же неумело повернулась кругом, от чего потеряла равновесие и зашаталась. Но тотчас исправилась и, чеканя твердый шаг, ушла. Попов провожал ее взглядом, пока не скрылась за углом школы.

Мироненко с Немтиновым не ожидали, что с появлением девчат в полку произойдут такие перемены: у летчиков кирзовые сапоги горели от блеска, все ходили подтянутыми – на каждого любо было посмотреть. Да что там летчики! Техники в немногие свободные минуты старательно отстирывали промасленные комбинезоны, отрывали от них шплинты, заменявшие пуговицы, приводили в порядок прически – словом, каждый старался быть на высоте. Да и по работе некоторые, имевшие пробелы, заметно подтянулись.

– Вот чего нам не хватало, Павел Иванович, для наведения настоящего порядка, а мы и не знали, – в шутку заметил Немтинов, обращаясь к Мироненко.

– А откуда же нам было знать это – ведь впервые такое пополнение получили, – командир полка улыбнулся.

Герои живут вечно

28 июня 1942 года началось наступление гитлеровских войск в Донбассе. Фашистское командование решило окружить и уничтожить наши основные силы Юго-Западного и частично Южного фронтов. Имея огромный перевес в войсках и технике, немцы вышли в район Каменки и создали реальную угрозу тылу этих фронтов. Ставка Верховного Главнокомандования приказала отвести войска из-под удара и закрепиться на рубеже Новая Калитва – Попасная. Разведав это, гитлеровцы усилили преследование отступающих частей Советской Армии. Обстановка для наших войск, которые вели бои на правом берегу Среднего Дона, с каждым днем осложнялась. Советское командование принимало все меры к тому, чтобы сдержать несметные вражьи силы, рвущиеся к кубанскому хлебу и нефти Кавказа.

В исключительно тяжелый период для наших войск подполковник Мироненко получил приказ на перелет в этот район боевых действий.

Ранним утром 12 июля обе эскадрильи сели в районе Каменск-Шахтинского. Но не успели летчики разрулить самолеты по стоянкам, как снова поступила команда на перебазирование. В первой половине того же дня полк произвел посадку на полевой аэродром вблизи Ворошиловграда. Если говорить точно, то назвать это подразделение полком можно было только условно: каждый летчик взял с собой одного человека из технического состава. Вместе с командирами экипажей они будут готовить самолеты к боевым вылетам, остальной обслуживающий состав уехал на машинах. Последним взлетел тяжелый бомбардировщик ТБ-3, в данном случае выполнявший роль транспортного самолета: в него погрузили имущество, документы штаба и все личные вещи.

Без передышки летчики снова попали в бешеный водоворот войны. Первым повел шестерку «илов» командир второй эскадрильи Иван Афанасьевич Ермилов, его сопровождали шесть Як-1. Такое количество истребителей казалось неслыханной роскошью.

Глазам своим не могли поверить летчики: по всем дорогам сплошной массой шли длинные колонны немецких машин, танков и разной другой боевой техники. В воздухе неподвижно висели огромные серые облака пыли, над колоннами в безоблачном небе носилось множество фашистских истребителей.

В районе Криворожья штурмовики ударили по одной из вражеских колонн. От зенитного огня, казалось, само небо пылало, а «илы» все атакуют. Молодые летчики Сергей Аверьянов и Георгий Коваленко старались все делать, как их старшие товарищи.

Над штурмовиками в огненной карусели носились истребители – то вступили в схватку шесть советских летчиков с более чем двумя десятками немецких воздушных разбойников. Земля и небо дышали огнем. Вот, отмахивая крыльями витки, пошел к земле самолет с фашистской свастикой и черными крестами. В таком численном меньшинстве и так смело драться! Это, видимо, взбесило гитлеровских летчиков: они разделились на две группы: одна насела на «яков», другая устремилась к штурмовикам. Но, к счастью, Ермилов успел к этому времени вывести группу из последней атаки, и «ильюши», прижавшись впритирку к земле, ушли курсом на восток. Их сразу потеряли из виду немецкие истребители, в стороне от штурмовиков они беспорядочно рыскали в разных направлениях и все дальше уходили от группы Ермилова.

Для наших истребителей этот воздушный бой тоже обошелся дорого: хотя они сбили троих «худых», однако возвратились на свой аэродром только четыре самолета. Один «як» взорвался в воздухе вместе с летчиком, второй, оставляя за собой огненный шлейф, пошел вниз в крутом пикировании и врезался в землю рядом с гитлеровской колонной.

Трудно было нашим истребителям, но они все же справились со своим делом: обеспечили работу «илов» в первом бою за родной Донбасс.

Весь день 14 июля был нелегким. Мало того, что по нескольку раз летали на задание, но еще пришлось вместе с небольшой группой техников готовить самолеты к полету, так как остальной техсостав добрался на автомашинах только на третьи сутки.

Тимофей Маслов, Валерий Плотников, Константин Полбенников, Иван Малышенко, Николай Данилов и Григорий Емельянов во главе с Сергеем Поповым ушли в район Алексеевки – Павловки.

Хотя почти все ребята на фронте с первых дней войны, но с такой целью еще никому не приходилось встречаться. Шутка ли, до двухсот танков и автомашин стояли на заправке! А на маршруте к этой цели видели на одной дороге до пятидесяти танков, на другой и того больше. Сколько же фашистское командование направило сюда боевой техники, войск! И, конечно же, побеспокоилось надежно прикрыть это огромное скопище истребителями и зенитками.

Попов накрыл цель точно: горели танки, автомашины, взрывались бензозаправщики. Жаль, что в это время на штурмовиках еще не было фотоаппаратов.

На аэродром возвратились не все: над целью сбит сержант Николай Данилов. Возможно летчик был убит в кабине, а может, фонарь так заклинило, что он не открылся, только все видели, что потерявший управление самолет падал вместе с Николаем.

Не успела группа зарулить на стоянки, как поступил приказ снова как можно скорее подготовить все исправные самолеты и ударить по этим же колоннам. И так весь день. Техники изнемогали от нечеловеческого физического напряжения и нестерпимой жары. Особенно трудно было девушкам. Они еще не привыкли к такой работе, но не хотели выдать свою усталость, старались изо всех сил. И все же тяжелее всех было, конечно, летчикам.

Солнце приближалось к горизонту, когда последнюю шестерку повел снова Сергей Попов. Летчики видели по дорогам до двухсот лезущих на восток танков и около сотни крытых автомашин. После сбрасывания бомб, при штурмовке они снизились до такой высоты, что огнем из танков был подбит Малышенко. С сильно дымящимся мотором он пошел на снижение, а потом скрылся в дыму. Возвратились на аэродром, когда багровый солнечный диск ушел за горизонт. Малышенко явился на второй день.

Над полком висела еще одна тревога: до сих пор никто не знал, куда делся самолет ТБ-3, взлетевший с аэродрома Староминская со штабными документами. Что произошло с самолетом? Где команда, сопровождающая документы штаба? Где сами документы? На все эти вопросы ответа пока не было.

А тем временем фашистские войска быстро продвигались на восток, аэродром непрерывно блокировался вражескими истребителями, и вести с него боевые действия стало практически невозможно. Поэтому поздним вечером 15 июля был получен приказ: утром перелететь в Новочеркасск.

До утра технический состав во главе с Романковым глаз не сомкнул – принимал все меры, чтобы ни одного неисправного самолета не оставить врагу.

Натужный визг дрелей, металлический перестук молотков, урчанье моторов бензозаправщиков, негромкое чертыханье – все это заполнило аэродром в ту короткую тревожную ночь. Приказ был выполнен в срок. Шестнадцатого июля, только рассвело, полк под командованием подполковника Мироненко взлетел и взял курс на Новочеркасск. Только один самолет не мог подняться: все попытки техника звена Ивана Алексеенко устранить течь воды из водяной помпы ни к чему не привели. Перед отправкой наземного эшелона Романков пообещал помпу прислать самолетом. На аэродроме остались три авиатора: летчик Михаил Пронин, Иван Алексеенко и солдат из БАО, который привез большую бочку воды и два баллона со сжатым воздухом для запуска мотора.

Саперы уже закладывали фугасы, чтобы взорвать летное поле. По прилегающим к аэродрому дорогам, в тучах горячей пыли отходили наши войска. Небольшая группа солдат в пропотевших насквозь гимнастерках шла прямо через аэродром, ехали машины, подводы – все это двигалось на новый рубеж под прикрытием арьергардных боев.

Алексеенко и Пронин уже в четвертый раз сливали из мотора воду, снимали злополучную помпу, зачеканивали трещину и снова делали все то же, только в обратном порядке. Но когда летчик запускал двигатель, Алексеенко снова видел предательские струйки воды, выбивавшиеся из той же трещины. К самолету прибежали саперы. Ругаясь на чем свет стоит и надрывая глотки, они наседали на летчиков, чтобы те или взлетали, или сжигали самолет и уходили с аэродрома. Им надо было сейчас же, немедленно на фугасах подорвать летное поле и уходить, иначе все попадут в лапы гитлеровцев.

– Какого же черта вы сидите? Уже немцы оставляют нас в своем тылу и прут, как очумелые! Из-за вас и нам не сдобровать! – кричал разозленный капитан саперов.

И Пронин с Алексеенко решают самолет поджечь, а самим уходить. Но что это – сон или явь? Из-за деревьев выскочил юркий По-2 и садится прямо возле «ила». От удивления хлопцы ахнули: Маслов привез помпу! Не выключая мотора, он передал драгоценный груз и предупредил, что ни в коем случае нельзя мешкать – немцы обходят аэродром, их передовые части уже до двадцати километров ушли вперед, в направлении на Шахты, Новочеркасск, Ростов. Тимофей посоветовал Пронину как и куда безопаснее лететь, дал газ, и легкий, как мотылек, По-2, подпрыгивая на неровностях, оторвался от земли. Молодец Маслов: зная состояние оставшихся на земле своих товарищей, он после взлета развернулся в обратном направлении, пошел над ребятами и покачал крыльями.

Алексеенко и Пронин уже так натренировались, что за несколько минут все было готово. Летчик запустил мотор и сразу увидел большой палец Ивана, стоявшего недалеко в стороне. Значит, порядок, можно взлетать! Солдат БАО присоединился к саперам, а Алексеенко полез в фюзеляж и не один, а с надоевшей ему до чертиков неисправной помпой. «Покажу всем технарям, какой может быть заводской дефект», – подумал он.

Взмахами пилоток проводили саперы выруливающий на взлет самолет. Как только Пронин оторвался от земли и покачиванием крыльев пожелал саперам удачи, над аэродромом султанов десять взметнулись высоко в голубое небо – это рвались заложенные фугасы.

После посадки в Новочеркасске, к стоянке подъехал командир полка. Сержант Пронин попытался ему рапортовать, но Павел Иванович обнял летчика. А технику звена вдвойне досталось. После Мироненко к нему подбежал Николай Романков и, следуя примеру командира, тоже так стиснул Ивана, что у того чуть кости не затрещали. Командир и инженер полка были очень довольны, ведь они потеряли всякую надежду на их возвращение, а тут на тебе: летчик и техник не только сами целы-невредимы, а еще и самолет спасли. Как не радоваться! В это время раздался сигнал тревоги – очередной налет вражеских самолетов на город. Сегодня – это уже второй.

После перебазирования на отдых времени не было. Не успел сесть последний самолет, как сразу же поступил приказ готовить все машины к боевому вылету. По три раза пришлось слетать на задание в этот день.

Последнюю четверку повел лейтенант Маслов, когда солнце уже близилось к закату. С ним пошли Емельянов, Журавлев и Аверьянов. Шесть Як-1 сопровождали штурмовиков. Сейчас надо было установить местонахождение и направление движения нашей 9-й армии, которая попала в окружение, и, кроме того, определить наличие и состав гитлеровских войск на пути ее выхода из окружения. Легко сказать – «установить», «определить», но не просто выполнить это. Четкой линии фронта не было, все дороги забиты войсками и техникой, над ними висят плотные тучи пыли. И в этой движущейся массе надо найти своих. Ко всему следует добавить, что разведчики, наверняка, попадут под мощный зенитный огонь и, конечно же, не миновать им встречи с истребителями. Вот почему Павел Иванович это трудное дело поручил именно лейтенанту Маслову. Своими умелыми и смелыми действиями Тимофей не раз доказал, что ему по плечу самые сложные, самые опасные боевые задания.

Не успели отойти от аэродрома, как на самолете Емельянова мотор начал сильно дымить и давать перебои.