Тогда еще отец Харитон в своих проповедях говорил про это. Он часто посвящал свои проповеди разоблачению таких мерзких сект, как «Аум Сенрике» во главе со скандально известным слепым японским Гитлером Секу Асахарой, который разоблачил себя, отравив газами японских пассажиров метро; таких, как «Дианетика» американского Гитлера Хаббарда; таких, как мунисты, корейского Гитлера Муна; таких, как «Белое Братство» украинского Гитлера Юрия Кривоногова и его Евы Браун – Марии Дэви Христос. Отец Харитон, как мог, боролся с распространением сектантской литературы – он выезжал с прихожанами в Подмосковье и, в присутствии корреспондентов средств массовой информации, сжигал вредные книги. А когда журналисты писали и говорили, что то же самое делал Гитлер, отец Харитон отвечал им так: «Огонь – это стихия, которую может зажечь каждый – и праведник, и грешник. И книга, сама по себе, может воспламеняться, как праведная, так и греховная. Примеров воспламенения праведных книг и без Гитлера предостаточно. А сравнивать сжигание хороших книг с сжиганием греховных книг – есть чистой воды фарисейство, которым и занимаются журналисты на деньги тех же сектантов и известных всем олигархов». Эта деятельность отца Харитона имела большой успех и высокий резонанс в обществе. Были, конечно, и те, которым не нравилась подобная пропаганда, но основная масса верующих поддерживала отца Харитона в его борьбе против засилия иноверцев-язычников…

Одним из прихожан отца Харитона был известный замминистра. Совершенно случайно отец Харитон узнал через свои источники, что государство закачивает огромную сумму в одну структуру, которая фактически подконтрольна одной проамериканской секте. Отец Харитон поговорил с замминистром, от подписи которого зависела эта крупная транзакция и замминистра, выслушав доводы отца Харитона, согласился, что уж лучше пусть деньги останутся в бюджете, чем достанутся таким негодяям и противникам русской веры. Он поблагодарил отца Харитона за то, что тот открыл ему глаза на вопиющие факты.

А то, знаете ли, отец Харитон, работаешь круглые сутки, белого света не видишь и не всегда знаешь, откуда ноги растут… Отец Харитон воздал хвалу Господу за то, что его старания не пропали втуне, но решил на этом не останавливаться. Он объяснил замминистру, что если эти деньги останутся в бюджете, обязательно найдется какой-нибудь нечистый на руку чиновник, который либо их украдет, либо, опять же как в нашем случае, употребит их во вред России. А уважаемый замминистра, из-за своей занятости, снова может не уследить… Гораздо разумнее было бы эти деньги, раз уж они все равно куда-то уже нацелены, отправить на счет церкви. И тогда они вернутся России вдвойне. А мудрый поступок государственного мужа будет кому оценить по достоинству – будьте уверены, весь народ узнает, что есть такие чиновники, которые воруют у народа деньги, а есть другие, которые поднимают Россию и обеспечивают ей славу и процветание. А народ у нас не дурак, и чиновников-вредителей он выметет метлой со своих теплых мест, а чиновников-патриотов вознесет. Замминистра был человек неглупый, быстро понял очевидную пользу того, о чем говорил отец Харитон, и согласился.

Уже через две недели деньги поступили на счет церкви. А еще через несколько дней замминистра убили, а в церкви среди поминальных записок нашлась и такая: Гореть тебе в аду, Харитон, если деньги не вернешь.

Отец Харитон понял – угроза нешуточная. Если они убили замминистра, то не остановятся и перед убийством священника. Убили же Александра Меня! Он хотел было обратиться в милицию, но передумал, – что могла сделать милиция для него, если она не смогла уберечь чиновника такого высокого ранга! Нити этого преступления явно шли туда, куда органы порядка доступа не имели. И скорее всего, это уголовное дело закончится ничем, как ничем закончились дела Листьева, Холодова, Старовойтовой и отца Меня.

Но что-то нужно было делать. Над отцом Харитоном нависла реальная угроза.

И тут отец Харитон вспомнил о Леониде Скрепкине. Среди его прихожан был один человек, его ровесник – бизнесмен с уголовным прошлым. Скрепкин исповедовался отцу Харитону, и отец Харитон знал, что Леня сел в тюрьму, потому что хотел отомстить школьному учителю, который его изнасиловал в старших классах. Поэтому отец Харитон относился к Лене не как к прирожденному уголовнику, а как к жертве обстоятельств. Тем не менее он знал, что Леня до сих пор имеет обширные связи не только в милиции и структурах власти, но и в иных структурах, с которыми иногда Скрепкину приходилось иметь дело. Отец Харитон знал, что реальный вес этих структур позволял им решать такие вопросы, какие не могли решить органы правопорядка. Если обратиться за помощью к Скрепкину, он наверняка поможет. Но годятся ли такие методы?

Отец Харитон задумался. В конце концов, – решил он, – он же не знает наверняка, что Леня Скрепкин связан с преступными сообществами, а только предполагает, что может существовать такая связь. Поэтому получается, что он обращается не к криминалу, а к прихожанину, который может как-нибудь помочь православной церкви…

Отец Харитон решил позвонить Леониду. Он решил не звонить ему домой, а позвонить на мобильный – так, считал отец Харитон, меньше вероятности, что подслушают.

Вот какой состоялся разговор:

Леня: Алё!

Отец Харитон: Здравствуй, Леонид.

Леня (радостным голосом): Здравствуйте, батюшка!

Отец Харитон: Как дела?

Леня: Дела?.. Да вот еду к своей школьной подруге…

Отец Харитон: В такое время?!

Леня: Да вот… Позвонила… Похоже, что-то у нее стряслось…

Отец Харитон: Да? – Он подумал, что позвонил не вовремя. Голова у Лени была занята не тем, и вряд ли до него сейчас удастся донести все нюансы. Отец Харитон подумал, что лучше отложить разговор. – Ну, а сам как?

Леня: Вашими молитвами, слава Богу.

Отец Харитон: Ну-ну… – Отец Харитон замялся. Нужно было сказать что-то еще… А ничего, как на грех, в голову не шло. Это было несвойственно для отца Харитона, обычно он за словом в карман не лез, и речь у него текла плавно и непрерывно, как река Волга. – Ну-ну… Э-э-э… Я вот что хотел сказать… Э-э-э…

Леня (встревоженно): Случилось что, отец Харитон?!

Отец Харитон: Да… ничего особенного… Приболел я немного, Леня, – зачем-то добавил он и тут же понял – зачем! – Ложусь я, Леня, в больницу… Так ты приходи меня навестить. – Действительно, – подумал он, – лучше не доверять такие разговоры телефону. Лучше с глазу на глаз поговорить…

Леня: А что с вами, отец Харитон?! Может, нужно чего? Лекарства? Врачи?

Отец Харитон: Да нет, Леня, спасибо… С этим всё в норме… На обследование ложусь… Как-то себя в целом неважно чувствую… Переутомился немного…

Леня: Вам, отец Харитон, нужно беречь себя! Вон сколько всего у вас на плечах… сколько всего от вас зависит!..

Отец Харитон: Да… О-хо-хох…

Леня: А куда ложитесь-то, отец?

Отец Харитон: Да… не решил еще окончательно… Потом я тебе, Леня, позвоню… из больницы…

Леня: Хорошо…

Отец Харитон: Ну… с Богом…

Леня: С Богом!..

Отец Харитон: Пока, Леня…

Отец Харитон лег в больницу, решив, что так для него будет безопаснее. Через сутки в больнице он совершенно успокоился и даже удивился – чего это он так разволновался? Мало ли за что убили замминистра? На такой должности могут очень просто убить за что угодно! Вон сколько бумаг проходит через их канцелярию! Чего-нибудь не глядя подписал – и привет… И еще – мало ли кто и кому записку в храм подбросил? Может, это ребятишки побаловались? А может, какой сумасшедший решил так отомстить своему покойному родственнику, который занял у него денег, а сам умер и не вернул. Письмо, так сказать, в ад… Отец Харитон улыбнулся этой наивной драматургии и перекрестился. Прости, Господи, мою душу грешную… А сумасшедших всяких в церковь немало ходит… Там, в записке-то, и имени моего не было… С чего это я взял, что это для меня написано?..

Он совершенно успокоился и решил отложить звонок к Скрепкину. Он даже принялся с удовольствием читать книгу Маркеса «Сто лет одиночества», которую кто-то оставил в тумбочке.

Но на следующий день ни с того ни с сего отец Харитон снова разволновался. Он не мог понять отчего это, но что-то внутри не давало ему покоя и настойчиво говорило, что что-то должно случиться… что-то очень и очень нехорошее…

2

Отец Харитон с силой швырнул книгу на пол.

Бух! – шлепнулся Маркес.

На тумбочке в стакане зазвенела ложечка. А кусочек сахара выпрыгнул из блюдца на полированную поверхность.

Дверь распахнулась, в палату заглянула медсестра:

– Что-нибудь случилось, отец Харитон?.. Помочь чем-нибудь?

Отец Харитон поправил подушку и сел.

– Книжка вот упала, Сонечка…

Медсестра Соня прошла в палату, нагнулась, подняла книгу и положила на тумбочку.

– А я думала, священники только Библию читают, – сказала она, разглядывая книгу.

– В принципе, – отец Харитон потянулся, хрустнул суставами, – так оно и есть. – Появление медсестры опять как-то немного успокоило его. Ему нравилась эта молодая женщина с приятными чертами лица и невредным характером. Хотя вредный характер в таких больницах, как эта, не потерпели бы. – В принципе, так оно и есть, – повторил он. – Я эту книгу в тумбочке нашел… Решил просмотреть, что читают больные… чем лечатся, – отец Харитон улыбнулся.

– Ну и как вам книга?

– А вы, Сонечка, читали?

– Нет, не читала, – Соня взяла книгу с тумбочки. – Габриэла Маркес… Имя красивое… Наверное, про любовь пишет?..

Отца Харитона очень тронула такая простодушная наивность. Ему еще в хипповский период страшно надоели умничающие хипповки с бледными (рейсами и гнусавыми голосами.

– Я бы хотела, – продолжала Соня, – чтоб меня звали, как эту писательницу. Га-бри-эла…

– Это мужчина, – отец Харитон улыбнулся.

Соня порозовела.

– Извините… Всех-то не узнаешь… Книг много…

– Это известный писатель. Лауреат Нобелевской премии. Писатель из Колумбии…

– Где много диких обезьян… Как вы всё, отец Харитон, запоминаете?! – она всплеснула руками. – А я вечером прихожу домой – у меня в голове пусто-пусто. Я иногда думаю – что у меня в голове от этого дня осталось – и ничего вспомнить не могу… Эх… У меня голова, отец Харитон, как труба, – в одну сторону влетает, с другой стороны вылетает, – Соня махнула ладошкой. – Мне еще в школе учитель Бронислав Иванович говорил, что если таких, как я, собрать миллион и поставить ухо к уху, то из нас бы получился отличный трубопровод, – она прыснула.

Что-то знакомое показалось отцу Харитону в имени военрука, где-то он его уже слышал. Возможно, кого-то из прихожан так зовут…

– Это, Сонечка, замечательное у вас качество. У вас в голове мусор не накапливается, и всё время у вас там чисто и просторно, как в храме Господнем.

– Вы, наверное, надо мной подшучиваете?..

– Ну что вы, Сонечка, – отец Харитон положил свою ладонь на руку девушки. – Я вами искреннее восхищаюсь.

Соня засмущалась.

– А про что книга эта?

– Да как вам сказать, – отец Харитон надел очки, взял книгу и полистал. – Написано крепко… Хороший, в принципе, писатель… Язык емкий, хороший слог. Я в молодые годы его на испанском читал…

– Вот это да! – восхищенно воскликнула Соня.

– На испанском, доложу я вам, Маркес – второй писатель после Сервантеса. Это тот, который приключения Дон Кихота написал, – на всякий случай уточнил он.

– А-а-а, понятно, – кивнула Соня. – В школе проходили. И еще я кино смотрела с Кадочниковым…

– Но… – отец Харитон погладил бороду, – ясности что ли ему недостает… Как-то вот так и не скажешь сразу – про что книга. А в книге, если это беллетристика, должен быть ясный сюжет и воспитательный потенциал, чтобы книга располагала читателя делать хорошие поступки и вести праведную жизнь. Для того чтобы такую книгу написать, писатель должен быть человеком глубоко верующим и хорошо себе представлять, что есть Бог и каково наше место в его царстве, – отец Харитон поднял указательный палец. – А у Габриэля Маркеса вот этого-то вот как раз и не хватает. Слабовата его вера, а отсюда и в мыслях слабость.

– А он православный? – спросила Соня.

– Нет, он католик.

– Ну, тогда понятно. Откуда же у него настоящей вере быть, если он не православный?

– Именно, Сонечка! – отец Харитон преобразился. – Природная мудрость в тебе есть!

– Ага, – Соня кивнула, как будто воодушевленная новой мыслью. – Я так думаю, что этот писатель в душе православный, но ему мешают католические заблуждения, поэтому у него очень уж хорошие книги не получаются. Если бы он к нам приехал жить, ему было бы легче… Как Солженицыну.

– А что Солженицын? – удивился такому повороту отец Харитон.

– Ну как же? Солженицын пока жил в Америке, всё писал про нашу страну очернительные книги. А как вернулся на родину, осмотрелся и понял, что зря он это делал, и сразу перестал писать, успокоился. Живет себе спокойно на даче, получает пенсию… Православие – вот в чем секрет, да?

– Истинно так, – отец Харитон кивнул. Он был несколько обескуражен, но в целом мысли у девушки верные, и поправлять их в общем не требуется. И еще у отца Харитона восстал. Одеяло немного встопорщилось, и отец Харитон согнул в колене ногу, чтобы Соня ничего не заметила. – Принеси мне, пожалуйста, Сонечка, чайку свежего, – попросил он.

Соня вышла, и пока она ходила за чаем, у отца Харитона прошла эрекция. В больнице отец Харитон постоянно чувствовал половое возбуждение, и его преследовали греховные мысли. Он отнес это на счет нервного стресса, резко изменившихся обстоятельств и лекарств, которые ему тут давали. Он бы не думал так, если бы видел, как медсестра Соня готовит ему чай и что она в него подсыпает.

3

Детей поразили фантастические рассказы цыгана. Аурели-ано, которому тогда было не больше пяти лет, на всю жизнь запомнит, как Мелькиадес сидел перед ними, резко выделяясь на фоне светлого квадрата окна; его низкий, похожий на звуки органа голос проникал в самые темные уголки воображения, а по вискам его струился пот, словно жир, растопленный зноем. Хосе Аркадио Буэндиа, старший брат Аурелиано, передаст этот чудесный образ всем своим потомкам как наследственное воспоминание. Что касается Урсулы, то у нее, напротив, посещение цыгана оставило самое неприятное впечатление, потому что она вошла в комнату как раз в тот момент, когда Мелькиадес нечаянно разбил пузырек с хлорной ртутью.

– Это запах дьявола, – сказала она.

– Совсем нет, – возразил Мелькиадес. – Установлено, что дьяволу присущи серные запахи, а тут всего лишь чуточку сулемы…

Отец Харитон оторвал глаза от книги и задумался. Его опять удивило, как этот колумбиец так пишет, как будто ты сам присутствуешь в книге. Отец Харитон потрогал нос, принюхался. Ему показалось, что в комнате чуть-чуть пахнет серой. Не то чтобы воняло, но немного пахло. Отец Харитон сосредоточился. Явно немного пахло… Ну, явно… Ну, нет, не может же быть… Но пахнет… Отец Харитон, как человек здравомыслящий, отнес запах в область мозговых рефлексов, вызванных воздействием чтения. Когда он был наркоманом, такое воздействие он испытывал не раз и не два. Бывало, ширнешься и такие запахи ощущаешь… как в Раю… или наоборот. Да что там запахи! Иногда так явно что-нибудь представится, что можно не только понюхать, но и посмотреть, и потрогать даже! Однажды отец Харитон поверх кокнара съел полпачки циклодола (ему друзья посоветовали, сказали – ништяк приход). Отец Харитон увидел, как в комнату из зеркала вошел памятник Алеши из Болгарии. Каменный Гость тяжело топал по полу, так тяжело, что в серванте дрожали все рюмки и сервиз. Видение было настолько ярким, что Харрисон даже увидел, как с серванта упал будильник и бзынькнул. Харрисон испугался и хотел спрятаться в шкаф, но ноги не слушались. Каменный Гость из Болгарии подошел к Харрисону, встряхнул плечами. На пол упал каменный плащ, несколько паркетин отлетело, обнажив черный битум. Он увидел, что у Алеши нет рук. Хорошо, что нет рук, подумал Харрисон, а то бы пришлось с ним здороваться, как Пушкин с Лермонтовым… Харрисон спросил:

– Алеша, где ваши руки?

– На задании.

– На каком задании?

– Щупают болгарок.

– Ништяк.

– Сейчас я прочитаю тебе стихи Есенина.

Каменный Гость начал:

До свиданья, друг мой, до свиданья
Милый мой, ты у меня в груди
Предназначенные расставанья
Обещают встречу впереди!..

Харрисону стало очень страшно оттого, что он находится в этой каменной груди и что ему вдобавок обещают еще одну встречу. Началось такое шугалово, что он моментально вспотел и у него перехватило дыхание.

Каменный Гость засмеялся жутко, повернулся на каблуках и ушел в зеркало.

На следующий день, когда Харрисон более-менее пришел в себя, он нашел на полу разбитый будильник и несколько выломанных паркетин. Но он решил, что это он сам, когда был под кайфом, наломал дров. Он подошел к зеркалу и вздрогнул – ему показалось, что с той стороны стекла на него кто-то смотрит. Склонный к философствованиям, он решил, что его настораживает свой собственный взгляд, отраженный в амальгаме. Но ведь раньше такого психологического эффекта никогда не было?! Да, не было. Но раньше он кокнар с циклодолом не смешивал…

Отец Харитон встал с кровати, подошел к окну, положил Габриэля Гарсиа Маркеса на подоконник и открыл форточку. С улицы на него пахнуло запахами уходящего лета – листьями, которым недолго осталось висеть на ветках, выгоревшей травой, хлебом с хлебозавода. Вечерело. Было душно. Будет дождь. В конце августа дождь не редкость. Отец Харитон с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Повернул голову налево, и левая ноздря вновь уловила слабый запах серы…

Такие книги писать греховно. Потому что они у читателей вызывают фантомный запах ада. Надо полагать, что сам автор Габриэль Гарсиа Маркес состоит в сговоре с сатаной, а то уж больно у него хорошо получается… Колумбия – проклятая страна, снабжающая весь мир наркотиками. Вероятно, дьявол в Колумбии чувствует себя так же превосходно, как у себя дома в аду… Отец Харитон представил дьявола в Колумбии. Дьявол в белом костюме, белой шляпе, белых ботинках и с сигарой между пальцами сидел нога на ногу возле бассейна, в котором плавали голые латиноамериканки. Рядом с дьяволом на столике стоял бокал с ромом. К дьяволу подошел колумбиец с пистолетами за поясом, поклонился и произнес:

– Сеньор Сатана! С вами хочет встретиться писатель Габриэль Гарсиа Маркес.

Дьявол приподнял бровь:

– Писатель? Люблю писателей! Этот сорт людей легче всех попадается в мои ловушки! Зови!

Пока колумбиец-слуга ходил за Маркесом, дьявол убрал ногу с ноги, выпрямил спину и положил руки на трость с золотым набалдашником в виде черепа. На пальце у сатаны блеснул перстень с красным камнем.

Слишком близко к дьяволу в бассейн бултыхнулась голая латиноамериканка. Вода из бассейна обрызгала дьяволу его белые брюки. Дьявол повернул голову в сторону ныряльщицы, и она утонула. Остальные латиноамериканки отплыли от утопшей подальше. Дьявол посмотрел на брюки, от них пошел пар, и пятна прямо на глазах у дьявола исчезли.

– Негоже беседовать в мокрых брюках, – сказал он и, помолчав, добавил: – Не следует мочить брюки дьявола.

Подошел Габриэль Гарсиа Маркес, встал в двух метрах поодаль, снял шляпу и потупился.

– Буэнос диас, сеньор Сатана, – сказал писатель тихим голосом.

Дьявол оглядел Габриэля Гарсиа Маркеса с ног до головы и с головы до ног.

– Правда, что вы писатель?

– Вам ли этого не знать, сеньор Дьяболо.

– Тогда ответь мне, как правильно сказать: Не следует мочить брюки дьявола или Не следует мочить брюки дьяволу?

Габриэль Гарсиа Маркес вытащил из кармана большой носовой платок и утерся.

С пальмы свесилась обезьяна с киви в кулаке. Обезьяна сдавила фрукт с такой силой, что во все стороны брызнул сок с мякотью. Немного фруктовой массы попало и на брюки дьяволу. Дьявол поднял голову. Из его глаз выскочили две молнии и убили мартышку. Дымящаяся обезьяна упала с пальмы в бассейн, зашипела и утонула. Дьявол посмотрел на брюки и отчистил их тем же способом, что и в прошлый раз.

– Я полагаю, сеньор Дьяболо, – сказал Габриэль Гарсиа Маркес, – что, в принципе, не следует этого делать.

Дьявол посмотрел на писателя, требуя разъяснить сказанное.

– Я имею честь заявить, – объяснил писатель, – что кто поднял руки на брюки дьявола, тому… – он провел ногтем по горлу, – смерть!

Дьявол затянулся сигарой и выпустил дым колечками.

– За что люблю писателей, так это за их умение отливать хорошие мысли в чеканные формы. Что ты хочешь?

Маркес утер платком лоб.

– Я, сеньор Дьяболо, хороший писатель… Пишу интересные книги… Все мои знакомые просят меня дать им почитать… Всем очень нравится, честное слово!.. Но счастье и деньги обходят меня стороной… Это, я считаю, несправедливо, когда у такого одаренного человека – такое унылое существование.

– Хорошо, – дьявол едва заметно кивнул. – За то, что ты сочинил крылатую фразу про мои брюки, я сделаю тебя известным и дам тебе Нобелевскую премию… Ты доволен?

Габриэль Гарсиа Маркес закивал и заулыбался. Дьявол протянул ему руку. Маркес приблизился к дьяволу, встал на одно колено и поцеловал сатане руку рядом с перстнем.

– За эту вашу милость, – сказал писатель, – я буду впредь писать так, что от моих книг будет пахнуть серой…

Отец Харитон заметил внизу пожарную машину, которая завернула на стоянку. К какому-то пожарнику, наверное, приехали, – подумал он.

Кто-то положил руку на плечо отцу Харитону. Батюшка вздрогнул и едва не вывалился в окошко…

– Я вас напугала?! – медсестра Соня прижала ко рту ладошку. – Простите, я не нарочно… Я нечаянно…

У отца Харитона бешено колотилось сердце. Полминуты назад он чуть не отдал Богу душу, и страх впрыснул в его кровь двойную порцию адреналина. Кроме того, у батюшки опять восстал. Очевидно плоть неравнодушна к бурлящей в жилах крови.

О-хо-хо… Отец Харитон оглядел медсестру Соню с головы до ног и порозовел. Он отметил, что его темной половине небезразличны эти пышные формы, эти золотистые завитки рядом с ушами. Мозг батюшки отсканировал изображение девушки, забрал в буфер, а потом совершил операцию по сниманию с изображения розового халата и нижнего белья. Эти операции мозг отца Харитона производил автоматически. Их ход совершенно игнорировал само существование светлой стороны батюшки.

– Батюшки, – вырвалось у него. И он перекрестился. Операция перекрещивания производилась тоже совершенно автоматически, но по другим причинам. И правая рука, выполнявшая крестное знамение, не ведала, что ее сестра, левая рука, тянется к женской талии. Честное слово.

Запах духов, запах женского тела, запах чистых волос ударили в нос отца Харитона, и голова у него закружилась.

– Соня… Сонечка… Иди ко мне… – он притянул девушку и прижал ее бедра к своим возбужденным чреслам.

– Батюшка… О-о-ох… – Соня обмякла в его руках.

Отец Харитон еще крепче прижал девушку к низу своего живота и тут вдруг почувствовал укол совести. Что же это я делаю?! Мне же нельзя! Я же не такой!.. Он напрягся, чтобы отодвинуть девушку от себя и прекратить это безобразие, но ее руки обхватили его шею, а мягкие влажные губы прильнули к его бороде. Женский язык протиснулся в его рот и там шевелился. На этот раз обмяк отец Харитон. Мысли о сопротивлении улетучились. Он засунул руку девушке под халат и нащупал высокую упругую грудь. Батюшка погладил сосок, и сосок моментально затвердел. Соня целовалась, постанывая. Она положила свою руку туда, куда он и хотел, и погладила отцу Харитону так, как он хотел.

Отец Харитон подхватил Сонечку на руки и понес на кровать. Его пижамные штаны упали до колен и мешали батюшке нести то, чего он сейчас хотел больше всего. Он стал ногами наступать на противоположные штанины, чтобы снять их без помощи рук. И у него получилось. Штаны вместе с тапочками остались валяться посреди палаты, в то время как отец Харитон и Соня уже делали на кровати это. Отец Харитон взял ее сзади и быстро двигался туда и сюда. Соня постанывала. Отец Харитон так распалился, что в какой-то момент, не отдавая себе отчета в том, что делает, послюнявил указательный палец, засунул его Соне в задний проход и там покрутил.

– У-а-а-ах! – сказала Соня.

Они поменяли позицию. Теперь отец Харитон грешил снизу, а Соня сидела на нем, закинув голову назад и энергично работая бедрами. Отец Харитон держался двумя руками за ее груди. Груди, вместе с его руками, подпрыгивали в такт их общим движениям. Отец Харитон потерял счет времени. Наконец он почувствовал, что сейчас произойдет. Вот оно!.. Вот, вот!.. Сейчас, сейчас!.. Бедра девушки напряглись. Она тоже была готова.

Отец Харитон открыл глаза, чтобы не пропустить этот волнующий момент, и тут… он увидел в окне человека с видеокамерой. Человек в черной куртке стоял на какой-то лесенке за окном и снимал на камеру их соитие!

Отец Харитон кончил. Он резко сбросил девушку и натянул на себя одеяло. Хотя, по-видимому, это уже не имело никакого практического значения. Если бы даже они продолжали грешить, это бы уже ничего не могло изменить.

Человек за окном гадко улыбнулся батюшке, помахал рукой и вместе с лесенкой поехал вниз.

Отец Харитон соскочил с кровати, подбежал к окну и увидел внизу пожарную машину. Пожарная машина втягивала в себя лесенку с видеооператором.

Отец Харитон подумал, что, скорее всего, он уже не сможет служить Богу так, как он делал это до настоящего момента.

– И-эх ты! – вырвался у него звук отчаяния. Он рванул на себя окошко. Створки распахнулись, и на пол с подоконника полетел Габриэль Гарсиа Маркес.

– Бум-шлеп! – упал Габриэль Гарсиа Маркес сначала на корешок, а потом на обложку.

Отец Харитон нагнулся, схватил проклятую книгу и швырнул.

Габриэль Гарсиа Маркес полетел вниз, хлопая страницами, и приземлился рядом с пожарной машиной. Полет Маркеса был так же заснят оператором в черной куртке и прокомментирован следующим образом:

– Батюшка потрахается и ну – греховными книжками из окошка кидаться! – он поднял книгу, сунул ее под мышку и исчез в кабине.

Пожарная машина трижды издевательски пробибикала и уехала в неизвестном направлении.

Глава четвертая

В ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА, ПОСЛЕ ВОЙНЫ С ВАМПИРАМИ

Я не хочу предавать тебя, Господи!

1

Когда началось затмение, Ирина сидела в церкви. Она решила, что больше не будет из нее выходить, это было единственное место, где дьявол не мог до нее добраться.

Она сидела под иконой Ильи Пророка и смотрела наверх, в маленькое и узкое, но очень чистое окошко, за которым летала ласточка и сверкало ослепительными лучами солнце.

Конечно, я сейчас спряталась здесь, и дьяволу до меня не добраться. Но не смогу же я просидеть тут всю жизнь! Если я не выполню его условий, мне придется либо сесть в тюрьму, либо не выходить из церкви… Что же мне делать?..

И тут за окном резко потемнело. Как будто ветер ворвался в церковь и загасил все свечи и лампады. Ирина вскочила на ноги. Она подумала, что теряет зрение!

Что со мной?! Дьявол ослепил меня! И это самое малое, что он может со мной сделать! Господи! Я не хочу предавать тебя, Господи! Но и слепой оставаться тоже не хочу! Сделай так, Господи, чтобы я не предавала тебя, и верни мне зрение!

Лампада над иконой Ильи Пророка вспыхнула и осветила древнее лицо святого отблесками оживляющего огня. Глаза Пророка сверкнули – они были живые!

Ирина ахнула и отступила назад. Она поняла, что либо она не потеряла зрения, либо ей его Божественным образом вернули. Но икона! Икона ожила! Она явно смотрела на Ирину, и этот взгляд пугал! Взгляд святого проникал сквозь нее и видел не только все ее скрытые помыслы и тайны, но и прошлое, и будущее, и что-то еще такое, чему нет названия.

Ирина попятилась еще. Ей стало страшно. Она чувствовала, что ее будто впечатали в огромную ледяную глыбу и одновременно жарят на раскаленной сковороде. У нее было ощущение, что ее одновременно прижало к земле небоскребом и поднимает в воздух реактивная струя. Ее сжимало, как искусственный алмаз, и разрывало, как нитроглицерин. Это смерть идет! Слава Всевышнему! Смерть избавит меня от греха! Это Всевышний послал мне ее в ответ на мою молитву!..

Илья Пророк пошевелился на иконе. Он поднял правую руку и помассировал ладонь. Потом осмотрелся, провел перстами по окладу. Ирина видела, как палец святого стирает пыль с позолоты.

– Не бойся, – сказал святой низким голосом, от которого по воздуху пошли звуковые волны, а у Ирины заложило уши. Стало спокойно и легко. Ирина перестала дрожать.

– Это солнечное затмение, – продолжал св. Илья. – Солнечное затмение – это знак Господа, который показывает человекам, что будет, если человеки и далее станут жить в мерзости и пренебрежении к слову Божьему, если они будут и дальше попирать имя Господа, путая его с тем, имя которому Легион! – Святой сверкнул глазами, и Ирина увидела в них праведный огонь. – Истинно говорю, един Бог в России! – он поднял палец. – Имя ему Иисус Христос! А лжепророки, кои осели повсеместно, сгорят в геенне огненной! И ты сгоришь!

Ирина вздрогнула и сжалась в комок.

– Сгоришь! – повторил святой, и голос его прогремел в церкви, как колокол. – Если послушаешь сатану! Не трогай палец! А иначе и тебе вечные муки, и всему роду человеческому!

В узкое окошко заглянул первый солнечный луч. Ирина посмотрела на окно, а когда повернулась назад – святой на иконе замер. Он снова превратился в нарисованного. Ирина поморгала. Встряхнула головой. Было это или нет?

Она встала, подошла к иконе и увидела на пыльном окладе след от пальца Ильи Пророка.

2