— Вы гуляете в одиночестве, милорд?
Хью потряс головой, застонал и прижал руку ко лбу.
— О, Иисус всемогущий, вина сегодня хоть залейся, — пробормотал он.
При этих словах стражник, окликнувший его, захихикал.
— Эге, похоже, там праздник что надо.
— А вы, бравые молодцы, стоите тут на холоде, — Хью сочувственно воззрился на них.
Он сделал два неуверенных шага и тяжело привалился к каменной стене башни.
— Вот что я вам скажу, мои добрые парни. У меня тут с собой бутылочка. Я собирался ее прикончить и завалиться спать… — Он снова застонал и на этот раз схватился за живот. — Ух ты, вино-то просится обратно. — Он криво усмехнулся и попытался выпрямиться. — Вот она. Выпейте, что там осталось. Ручаюсь, оно вас так согреет, что никаким морозом не прошибешь.
— Нам нельзя пить на посту, — нерешительно ответил тот же стражник.
Сэр Хью вытаращил на них глаза и пожал плечами.
— Ну и ладно. Там осталось-то всего ничего. — Потом он как будто повеселел. — Может, этим тварям, которые во рву водятся, вино по вкусу придется. — Он вытащил пробку из горлышка и двинулся по направлению к мосту.
— Нет, погодите-ка! — Второй стражник схватил сэра Хью за локоть и оглянулся на напарника. — Там всего-то по глоточку на брата, попробовать только. Никому от этого вреда не будет.
Пока менее сговорчивый стражник обдумывал ситуацию, сэр Хью стоял очень тихо. Он с трудом сдержал торжествующую ухмылку, когда оба стражника потянулись за бутылкой. Прошла лишь пара минут — и оба свалились на землю: сильная доза красного корня, подмешанного в вино, сделала свое дело.
Прежде чем кто-нибудь заметил неладное, Хью оттащил обоих мужчин в нишу за боковой стеной, а сам занял их место у ворот. Спустя некоторое время на мосту появилась одинокая фигура, и стражники верхнего поста заметили ее. Но когда они увидели, что к новоприбывшему подошел один из стоявших на нижнем посту, и услышали, как он предложил путнику войти, стражники сочли, что им незачем вмешиваться. Только тогда сэр Хью вполне успокоился.
— Вот видишь, Уильям, все как я говорил. Мой брат — всего лишь смертный человек. И с той же легкостью, с какой ты получил доступ в Оррик, ты теперь получишь доступ к своей дочери. И к прекрасной леди Лиллиане. Она выпорхнет из Оррика без колебаний, когда узнает, что вы с малышкой ждете ее.
Уильям откинул с лица капюшон. Выражение лица у него было мрачным, но при упоминании Лиллианы оно оживилось.
— Да. Она уже почти была готова к этому и раньше. Но этот дьявол вышвырнул меня из замка. — Его голос задрожал от обиды и гнева. — На этот раз он ничего не узнает, пока не будет слишком поздно! — Он помолчал. — Но он кинется в погоню. Он не смирится с поражением.
— Я же сказал, предоставь это мне. Когда он будет мертв, ты сможешь заполучить Лиллиану. Тогда Оррик будет твой, и вместе мы составим такую силу, с которой Эдуарду придется считаться.
В густой тени началось какое-то шевеление, и Хью осторожно огляделся по сторонам.
— Стражники не будут спать вечно. Поспеши. Все пока сидят за ужином. Ты знаешь, где держат девочку. Торопись!
Дамы удалились из залы, когда мужчины уселись играть в кости. Можно было не сомневаться, что сейчас начнутся хвастливые выкрики, непристойные шутки и кощунственная божба подвыпивших игроков. Лиллиана сочла за лучшее увести дам из залы, пока мужчины еще не показали себя в полной красе; она полагалась на то, что Корбетт сумеет удержать их в каких-то рамках.
Когда она встала, Корбетт ласково пожелал ей спокойной ночи, поцеловал обе ее руки, а когда она попробовала освободиться, сильнее сжал ее пальцы.
— Разбудить тебя, когда я приду в спальню?
Лиллиана отвела глаза, чтобы не встретиться с его горящим взглядом, и почувствовала, что краснеет.
— Да.
— Это может быть очень поздно. Ты не слишком устала?
Тогда Лиллиана все-таки взглянула в его серьезное лицо.
— Я никогда не бываю слишком усталой, если могу услужить вам, милорд.
Снова наступило недолгое молчание.
— В последнее время ты очень утомилась.
Значит, он заметил. Лиллиана решилась. Вот тогда она и скажет ему об их ребенке. Сегодня ночью, после того как они насладятся друг другом, она ему признается. И тогда она будет знать, кто она для него.
— Я буду ждать тебя, — пообещала она.
Оказавшись у себя в спальне, Лиллиана начала рассаживать по комнате, не находя себе места. Она волновалась, как новобрачная. Наверняка это грешно — так желать своего мужа. Хотя, с другой стороны, она не знала ни одного церковного установления, которое прямо запрещало бы ей такое глубоко укоренившееся влечение к Корбетту.
Он, конечно, придет не скоро. Она знала, что многие мужчины с удовольствием засиживаются за игрой чуть ли не до рассвета. При мысли о такой возможности Лиллиана нахмурилась и обхватила себя руками за талию. Ее драгоценный секрет находился где-то глубоко внутри нее. Корбетт об этом не знал.
Но он не мог не знать о ее любви к нему. Даже если он не слышал ее слов любви, которые она шептала так тихо, он, по меньшей мере, должен был догадываться о ее чувствах. В отличие от него, ей никогда не удавалось скрывать движения своей души — они были у нее как на ладони.
Он никогда по-настоящему не искал ее любви. Однако иногда случалось, что он смотрел на нее таким необычным взглядом… или говорил что-нибудь неожиданное. Она не знала, на что решиться. Может быть, пора точно сказать ему, что она чувствует.
По спине у нее пробежал холодок, когда она подумала, к чему это может привести. Может быть, она добьется всего, на что надеется… но возможно и другое: все ее мечты будут разбиты вдребезги.
Лиллиана вновь начала мерить шагами комнату. Потом вдруг остановилась. Может быть, ей лучше провести час-другой с Элизой. Ферга все еще заходила по ночам в детскую, чтобы покормить малышку, но сегодня она сама это сделает. Обрадованная возможностью отвлечься, Лиллиана снова надела тунику поверх рубашки. Когда она вспомнила, что волосы у нее распущены по плечам, как у какой-нибудь шлюхи, она надела короткую накидку с капюшоном и быстро упрятала волосы под шерстяную повязку.
Потом она спокойно спустилась по лестнице и через галерею прошла в пристройку, где помещалась детская.
Сцена, которая предстала ее глазам, была отнюдь не умиротворяющей.
— Ферга! Ферга!
Лиллиана кинулась к связанной женщине, лежащей на застеленном коврами полу.
— Ее нет, миледи! Он забрал ее! — Крик вырвался у служанки вместе с рыданием, как только Лиллиана вытащила у нее изо рта кляп — кусок какой-то ткани.
— Элизу?!! Кто-то ее забрал? Но кто? Кто?
— Сэр Уильям! Он сказал, что она его дочь и никакой дьявол из компании короля Эдуарда ему не помеха!
— О, Господь всеблагой, — шептала Лиллиана, помогая перепуганной женщине подняться на ноги. — Он, должно быть, совсем спятил, если потащил такую крошку ночью на мороз! Скорей, Ферга. Мы должны сейчас же пойти к Корбетту. Он может…
— Нет, миледи, подождите! Сначала прочтите вот это. — Ферга схватила ее за руку и показала на клочок пергамента. — Сэр Уильям очень настойчиво требовал, чтобы я вам это отдала, когда никого больше тут не будет.
Лиллиана читала записку Уильяма, не в силах унять дрожь в руках.
«Она моя дочь. Она была отдана тебе, чтобы ты ее воспитала. Мы еще можем заняться этим вместе. Жду тебя у развилки на Бергрэмское аббатство, милая Лиллиана. Мы слишком долго отказывались от своего счастья. Но теперь мы должны действовать. Приезжай ко мне сейчас же. Никому не говори, куда направляешься. Не бойся бросить все, потому что я намерен освободить тебя и Оррик от твоего жестокого мужа раз и навсегда. Уильям.»
Лиллиана долго еще не отрывала глаз от пергамента уже после того как перечла послание. Он намерен избавить ее от Корбетта? Боже мой. Боже мой! Он, как видно, действительно безумен! Неужели он в самом деле думает, что она так легкомысленно относится к своим брачным обетам? Даже если бы она была замужем за человеком, который внушал ей отвращение, она не предала бы его с такой легкостью. Но Корбетта она любила всем сердцем, всей душой, каждой частичкой своего существа. Она никогда не покинет его! И не позволит Уильяму причинить Корбетту зло — никоим образом! Лиллиана взглянула на Фергу.
— Как он выглядел? Может, он был вне себя, или словно в горячке?
— Нет, нет, он был очень даже спокойный и вежливый. Он даже извинился за то, что связал меня. Но вы же знаете, он никогда не был грубым.
Лиллиана не ответила. Да, грубостью Уильям не отличался. Но его угроза заставляла задуматься. Она скомкала пергамент и бросила его в огонь, не зная, на кого она сейчас злится больше: на Уильяма или на самое себя. Она ведь так ни разу и не объяснила Уильяму, как глубоко она привязалась к Корбетту. До чего же глупо было с ее стороны допустить, чтобы Уильям до сих пор питал к ней чувства, которым давно уже следовало бы угаснуть! Он имел полное право распоряжаться судьбой своей дочери, и Лиллиана это понимала. Но как же он посмел забрать Элизу таким образом и тем самым подвергнуть ее жизнь опасности? Да еще и эти угрозы насчет Корбетта!
В крайнем возбуждении она пыталась сообразить, что же ей делать. Но, принимая во внимание ненависть Уильяма к Корбетту, хрупкое здоровье Элизы и зловещий намек Уильяма, Лиллиана могла прийти только к одному решению. Как там ни рассуждай, а ответ получится один и тот же. Она должна последовать указаниям Уильяма, встретиться с ним и там уже попытаться объяснить ему, как бессмысленна его затея. Если ей удастся задобрить его, он, может быть, сможет отказаться от своих глупых злобных замыслов. И, может быть, он даже согласится оставить Элизу в Оррике до весны. Она пообещает Уильяму, что отправят девочку в Дирн. Она обязательно вернет малышку Уильяму, как бы ни была сама к ней привязана.
Набравшись решимости, Лиллиана обернулась к Ферге:
— Ложись, отдохни, Ферга, тебе нужно успокоиться. Уильямом и Элизой займусь я.
— Может быть, позвать милорда?
— Нет! — закричала Лиллиана.
Ферга отпрянула, услышав этот отчаянный выкрик. С большим трудом Лиллиана заставила себя заговорить более спокойно.
— Нет, будет лучше всего, если он вообще об этом не узнает. Да, любовь к дочери толкнула Уильяма на такой безрассудный шаг. Но если я повстречаюсь с ним, как он просил, я смогу развеять его опасения и добьюсь, что он вернет Элизу. Ты же понимаешь, у моего мужа такой характер, что Уильяму лучше не попадаться ему под горячую руку.
Именно последнее соображение оказалось для Ферги достаточно убедительным. Кроме того, Лиллиана пообещала ей, что возьмет с собой двух стражников. Но, дав это обещание, она не собиралась его выполнять. Не тратя времени на обдумывание возможных последствий, она поспешила в конюшню, оседлала свою любимицу Эйри и, не бросив ни слова двум окоченевшим стражникам, вырвалась за ворота замка.
Глава 22
Ночь была морозной и непроглядно темной. Если бы Лиллиана не так хорошо знала дорогу, она наверняка сбилась бы с пути. Ни единый проблеск лунного света не падал на стебли поникших трав. На небе не показывалась ни одна звезда, которая могла бы выхватить из мрака оголенные сучья дубов и буков, нависающих над дорогой. Такая ночь годилась для ночных хищников — волков и сов, и для их злополучных жертв.
Лиллиана старалась не думать о том, что может помешать выполнению её плана. Эйри могла поскользнуться и упасть, хотя Лиллиана скрепя сердце заставляла кобылку плестись довольно медленно; из леса могли выскочить воры и напасть на нее… хотя было маловероятно, что в такую ночь даже грабители с большой дороги высунут нос из своих укрытий.
О том, что она может вообще не найти Уильяма, или о том, как разъярится Корбетт, узнав о ее выходке, она даже и помыслить не смела. Она должна найти Уильяма и объясниться с ним, и только. А уж потом она уладит все с Корбеттом.
Только твердая решимость добиться своего заставляла ее продолжать путь. По знакомым поворотам дороги она догадывалась, что уже близко река, потом Миддлинг-Стоун, а там и до развилки недалеко.
Лошадка бежала довольно резво, но тут откуда-то из темноты донесся жалобный звук. Лиллиана сразу придержала Эйри и прислушалась. Может быть, это всего лишь крик ночной птицы? Или кролика, схваченного острыми когтями? Лиллиана даже задержала дыхание, чтобы лучше слышать. Звук повторился — и сомнений не осталось. Это был ребенок! Ребенок, плачущий от страха, холода и голода! Она снова воспряла духом и послала Эйри вперед.
— Уильям! Уильям, пожалуйста, подожди! Это я, Лиллиана!
Когда он отозвался, у Лиллианы отлегло от сердца. Она свернула с дороги в сторону — в том направлении, откуда слышался голос Уильяма. Она не видела ничего вокруг и только едва различала очертания высокого древнего тиса.
Уильям заговорил снова:
— Остановись здесь, Лиллиана. Сойди с лошади. — Затем он помолчал. — Надеюсь, ты приехала одна?
— Ну конечно, я одна. А как Элиза? Я слышала ее плач.
Словно в подтверждение, ребенок захныкал, и Лиллиана немедленно рванулась в ту сторону. Однако Уильям преградил ей дорогу и положил руки на плечи.
— Я знал, что ты придешь, — тихо сказал он и тут же заключил ее в объятия.
— Пожалуйста, Уильям, отпусти, дай мне вздохнуть, — запротестовала Лиллиана, пытаясь вырваться из этих нежеланных рук.
Она была утомлена, и сердита, и перепугана до полусмерти. Рванувшись еще раз, она освободилась и отступила на шаг назад, но он тут же шагнул вперед, не давая ей отойти.
— Прости мою пылкость, любовь моя, — начал он. — Ведь я так долго мечтал об этом дне.
Первым побуждением Лиллианы было как следует отчитать его: как он посмел надеяться на ее соучастие в своих мерзких планах! Какой он себялюбец, если его так мало заботит жизнь Элизы!.. Но что-то остановило ее: то ли тон его голоса, то ли чувство самосохранения; с ним следовало вести себя осторожно. Лиллиане пришлось напомнить себе, что ее цель — вернуть Элизу в безопасное место. А для этого нужно было не раздражать Уильяма, а убедить его.
— Я… я знаю, что ты ждал… — борясь с собой, прошептала Лиллиана. — Но прежде всего нужно заняться твоей дочкой. Может быть, она замерзла или проголодалась. У тебя есть с собой запасные пеленки?
— Запасные пеленки? — Уильям повернул голову в ту сторону, откуда слышался плач Элизы. — Гарольд! У нас есть запасные пеленки?
Лиллиана мгновенно насторожилась: значит, Уильям здесь не один. Это могло намного усложнить ее задачу, и без того не простую.
Вперед выступил плотно сложенный мужчина с большой корзиной, из которой слышался сердитый детский плач. Не теряя времени даром, она опустилась на колени и осторожно вынула маленькую Элизу из вороха одеял. Лиллиана все проделала молча: быстро сняла промокшие простынки и запеленала малютку в сухие, а потом аккуратно укутала ее теплым шерстяным одеялом, снова уложила в корзину и прикрыла сверху еще одним одеялом — меховым.
Тем временем ум у Лиллианы лихорадочно работал: надо было придумать, как выпутаться из трудного положения. Небо уже не было затянуто сплошными тяжелыми тучами, сквозь поредевшие облака иногда пробивался слабый лунный свет, и в этом скудном свете стало видно, что за Уильямом маячат двое мужчин.
— По-моему, она уже простудилась, — солгала Лиллиана. — Она еще слишком мала, чтобы в такую холодную ночь увозить ее из дома. Если ее не положить поближе к камину, и как можно скорее, она не выживет. Младенцы — создания очень хрупкие. Нельзя таскать ее по дорогам…
— Ничего, выживет. А если и нет, не отчаивайся. Я знаю, что ты подаришь мне сына.
Чудовищная бессердечность этих слов поразила Лиллиану даже сильнее, чем оскорбительные намерения Уильяма. Элиза его вообще не интересовала. Он просто использовал ребенка как наживку, чтобы выманить Лиллиану из дома.
С огромным трудом она подавила свою ярость. Она встала и взяла корзину в руки.
— Уильям, мы должны найти для нее укрытие.
— Мы едем в Бергрэмское аббатство. Там о ней прекрасно позаботятся.
— Но, Уильям, я и представить не могу, что мать Мария-Екатерина примет нас, если узнает, что я бросила мужа.
— Тебе не придется долго беспокоиться об этом, Лиллиана. И ведь ты забываешь, что он убийца. Он погубил твоего отца и не понес за это никакой кары. Но он заплатит за все, я об этом позаботился.
Он — это было совершенно очевидно — не собирался ограничиться тем, что увез Лиллиану и Элизу. Он намеревался отомстить Корбетту. Элизу он использовал как наживку, чтобы захватить Лиллиану. Разве сама Лиллиана не может теперь оказаться наживкой, которую используют, чтобы заманить в ловушку Корбетта? Внезапно ей стало ясно, как она сглупила, с такой легкостью решившись последовать за Уильямом. Сердце у нее заледенело, когда она поняла, что Корбетт может погибнуть по ее вине.
Когда Уильям взял Лиллиану за руку и повел к лошади, она двигалась, как деревянная кукла. Нечего было и думать о том, чтобы убедить его отказаться от жестоких замыслов; теперь она это понимала. У нее оставалась лишь одна надежда — что она как-нибудь сумеет сбежать от него вместе с Элизой.
Но Уильям, как видно, почувствовал ее колебания. Он подвел ее лошадь к своей и, вместо того чтобы подать Лиллиане поводья, привязал их к передней луке своего седла. И только тогда он подал Лиллиане корзину с Элизой.
— Когда поедем, держи девочку и ни о чем не беспокойся.
— Уильям, прошу тебя. Ты не можешь так поступить, — взмолилась Лиллиана. — Это нечестно, и ничего из этого не выйдет.
— Нет, ты ошибаешься. Мы всегда были честными. А вот этот гнусный младший Колчестер бесчестно обошелся с тобой. И твой отец не желал этого признавать.
Он вскочил на своего коня и продолжил:
— А насчет того, что ничего из этого не выйдет, так знай, что скоро ты станешь вдовой. Мне нужна жена. Тебе будет нужен муж. Ты уже стала матерью для моего ребенка. Нет, все оборачивается так, как должно было случиться с самого начала.
Лиллиана побледнела и вскрикнула:
— Что… что ты замышляешь против него?!!
Уильям нахмурился, уловив в ее голосе испуг. Когда он снова заговорил, его гнев был уже обращен на нее:
— Значит, он сумел настроить тебя против меня. Что ж, тебе придется с этим смириться, Лиллиана. Твой сэр Корбетт будет повержен рукой своего собственного брата. Тогда в Оррике будем править мы с тобой.
Это был бред безумца. Это было просто бессмысленно. Если Хью дошел до того, что способен убить Корбетта, то чего ради он уступит Оррик Уильяму? И потом, почему Хью хочет смерти брата? Лиллиана не сомневалась, что Хью достаточно вероломен и жесток, чтобы пойти на такое злодейство, но не могла понять, зачем это ему.
Уильям ехал впереди, Лиллиана с Элизой — сразу за ним, а позади — два молчаливых оруженосца. Когда они выехали на главную дорогу и направились к югу, Лиллиане показалось, что все это не может происходить наяву.
Корбетт тоже был не в состоянии поверить собственным ушам. Ферга всхлипывала и дрожала.
— Обе?!! И она, и девочка? — загрохотал он.
— Она… она помчалась за малышкой…
Ферга низко склонила голову и съежилась, словно ожидая удара. Но удара не последовало. Она рискнула поднять на Корбетта боязливый взгляд, и боль, которая так ясно читалась на лице ее хозяина, придала ей смелости. Она продолжала:
— Сначала пришел Уильям. Он забрал малютку и оставил записку для миледи.
— Что было в записке? — Этот вопрос задал Рокк.
— Н-не знаю, — горестно призналась служанка. — Но она была уверена, что сможет убедить его вернуться.
— Итак, твоя жена сбежала с Уильямом? — Услышав голос брата, Корбетт застыл. — Как неудачно, что это случилось именно в разгар такого веселья и при таком скоплении гостей.
Хью выждал пару секунд, и, как он ни пытался изобразить заботу и сочувствие, в голосе у него звенело злорадство.
— Конечно, тут и сомневаться не приходится, они с Уильямом так все и задумали, чтобы воспользоваться суетой и многолюдьем в замке. Ты же не можешь забыть, что она — дочь убийцы, независимо оттого, насколько тебя обворожило ее прелестное личико.
С грозным рыком Корбетт бросился на него. Если бы не вмешался Рокк, Корбетт сбил бы брата с ног. Но Рокк вмешался, Хью отпрянул от взбешенного Корбетта и быстро взял себя в руки.
— Твой гнев не туда направлен? — воскликнул он. — Лучше прими мою помощь, когда отправишься искать ее, чем так накидываться на меня!
С огромным усилием Корбетт заставил себя смирить свой гнев и обратился к Рокку:
— С нами поедут четверо всадников. Пусть седлают коней. — Он резко повернулся к выходу, но тут же остановился и вперил в Хью пронизывающий взгляд:
— Ты едешь с нами, брат?
Вопрос был задан самым безразличным тоном, словно не стояли между ними годы непонимания и неприязни. Но от самого спокойствия его голоса веяло холодом.
— Еду. Что ни говори, мы должны выступать заодно. Колчестер и Оррик, когда они едины, — могучая сила. Если твоя жена сумеет сбежать, это только вызовет в нашей долине новую волну раздоров.
Корбетт не снизошел до ответа. Рокк и Хью удалились, чтобы сделать все необходимые приготовления для предстоящих поисков сбежавшей Лиллианы. Но когда Корбетт надел свою короткую кожаную тунику и потянулся за мечом и кинжалом, он заметил, что Ферга все еще ждет, скорчившись в углу.
— Можешь идти, — коротко распорядился он и нагнулся, чтобы плотнее затянуть завязки сапог.
— Не надо сердиться на миледи, — робко попросила его Ферга.
— В самом деле? — резко поинтересовался он. — А мне кажется, у нее единственная цель в жизни — сердить меня. Смеяться надо мной, перечить мне, делать из меня дурака.
Его меч скользнул в кожаные ножны.
— Она любит вас.
Это был всего лишь тихий шепот, но Корбетт застыл на месте. Он смотрел на Фергу, не в силах спрятать свои чувства, и Ферга приободрилась, увидев на его суровом лице тоску и сомнение.
— Откуда ты знаешь? Она тебе это говорила?
— Есть вещи, о которых не говорят вслух. Но если быть повнимательнее, то все можно понять и без слов.
Уловив в его взгляде мучительное сомнение, она слабо улыбнулась и утвердительно кивнула:
— Я правду говорю. Она вас любит.
Корбетт хотел что-то сказать, но остановился и пристальным взглядом впился в ее лицо, словно способен был каким-то образом понять правду или фальшь ее слов, если будет смотреть достаточно упорно. Наконец он набрал полную грудь воздуха и потянулся за плащом.
Он ничего не сказал ей, покидая комнату, но Ферга слышала, как он, удаляясь, тихо проговорил: «Дай-то Бог, чтобы так оно и было, потому что мне без нее нет жизни».
Во дворе толпились охваченные тревогой и любопытством гости — из тех, что еще не утихомирились к этому часу у себя в комнатах. Задавать вопросы Корбетту охотников не нашлось. Когда рыцари уже сидели в седлах, Рокк отвел Корбетта в сторону.
— Мне все это не нравится. Тебе понадобится поглядывать, что происходит у тебя за спиной.
— Не зря же я беру тебя с собой, — сухо ответил Корбетт. — Вот ты и будешь поглядывать, что происходит у меня за спиной.
Рокк нахмурился.
— Не относись к этому так беспечно.
— Можешь мне поверить: беспечности здесь нет места. — Корбетт уже садился в седло, но Рокк схватил его за руку.
— Ты должен знать, что сегодня днем твоя жена и братец Хью имели долгую «приватную» беседу.
Корбетт уставился на Рокка.
— Не значит ли это, что ты еще раз переменил свое мнение о Лилли? Или ты теперь веришь, что Хью тоже непричастен ни к какому заговору?
Рокк ответил не сразу. Устало вздохнув, он признался:
— Не знаю, чему верить. Знаю одно: все, что происходит этой ночью, — происходит не случайно. За стенами замка нас может ожидать все, что угодно. Мы не должны отправляться в путь такими малыми силами.
— Нам придется ехать быстро, — отрезал Корбетт. — Выводить весь отряд — это только задержит нас. Если ты боишься — оставайся. Но я должен найти Лилли, прежде чем с ней случится что-нибудь непоправимое.
С этими словами он стряхнул руку друга. За ним тронулись остальные. Строй замыкали Хью и Рокк.
Лиллиана делала все, что могла, лишь бы ехать помедленнее. Хотя поводья были прикреплены к седлу Уильяма, она умудрялась направлять Эйри в кустарники, цепляться юбками за сучья, или подстрекать Эйри, чтобы та натыкалась на коня Уильяма и путалась у него в ногах. Все эти проделки доставляли Лиллиане некоторое злобное удовлетворение, но она понимала, что пользы от них никакой. С каждым шагом они удалялись от Оррика. Даже прояснившееся небо, как ей казалось, было против нее, потому что во время бури было проще скрыться. Однако теперь луна помогала их бегству в Бергрэмское аббатство. Лиллиана могла надеяться лишь на то, что Корбетт каким-то образом узнал обо всем и сейчас гонится за ними. Даже если в нем бушуют гнев и ревность, даже если он ложно судит о причинах, заставивших ее последовать за Уильямом, — она молилась, чтобы он их догнал.
Когда они достигли реки и начали переправу, Лиллиана отважилась оглянуться назад.
— Ты можешь не опасаться погони. Хью позаботится, чтобы твой муженек никогда больше не доставил нам никаких тревог.
Лиллиане лишь с большим трудом удалось совладать с паникой, которая охватила ее после этого хвастливого заявления.
— Хью? Что он задумал? И почему… почему он помогает тебе таким образом?
Уильям придержал своего коня; в это время они переходили реку вброд, и здесь было довольно глубоко — почти по грудь лошадям.
— Хью прекрасно понимает, что Корбетт не успокоится, пока не очистит наш край от всех, кто не предан королю по гроб жизни.
— А Хью не сторонник короля Эдуарда?
Уильям пожал плечами.
— Старый король Генрих довольно часто вообще склонен был забывать, что здесь, на севере, у него тоже есть вассалы. А Эдуард слишком увяз в каких-то делах за пределами Англии, так что мы интересуем его не больше, чем интересовали его родителя. Но теперь мы достаточно сильны, чтобы…
Он оборвал речь, потому что один из его спутников закричал:
— Кто-то скачет по дороге позади нас!
— Где?
Уильям, прищурившись, всмотрелся в темноту, пытаясь уловить какой-нибудь признак погони.
— Наверно, это Хью, — сказала Лиллиана, пытаясь ослабить бдительность Уильяма.
— Возможно, — буркнул он. — Но мы не можем быть уверены. Поспеши. Если мы не оторвемся от них, тогда укроемся у подножия скалы.
Страх и надежда владели душой Лиллианы; она крепче прижала к себе спящую Элизу. О, пусть это будет Корбетт, горячо молилась она. И, Господь всемогущий, пусть он будет невредим…
Месяц выплыл из-за туч и осветил несколько фигур на переправе. Корбетт погнал коня во весь опор.
— Да, удружила тебе твоя строптивая женушка вместе со своим любовником, — приговаривал Хью, тоже пришпоривая коня, чтобы не отставать от Корбетта. — Ты с легкостью можешь изрубить Уильяма в куски, но вряд ли это поможет тебе завоевать любовь жены.
Корбетт даже взглядом не удостоил брата, так одержим он был одним стремлением — догнать Лиллиану. Это было так, словно в целом мире ничто не имеет значения — ни Англия, ни Эдуард, ни даже Оррик и Колчестер, — пока он не вернет себе Лиллиану живой и невредимой.
Домчавшись до реки, он не остановился ни на секунду и не замедлил неукротимый бег своего коня. Когда Кисмет вынес его на противоположный берег, Корбетт уже смог увидеть в отдалении небольшую группу всадников, бешеным галопом приближающуюся к Миддлинг-Стоуну.
Хью ненамного отстал от брата. Рокк и его люди были еще дальше, позади, когда Корбетт услышал боевой клич Рокка: «К оружию! К оружию!»
Корбетт немедленно остановился, развернул коня и увидел группу всадников, атакующих его малочисленный отряд. Уильям все хорошо рассчитал, подумал Корбетт, грубо выругавшись. Мгновение он колебался. Рокк и те, что с ним, были надежными боевыми товарищами Корбетта. Они вместе сражались и спасали друг другу жизнь бессчетное количество раз.
Но впереди была Лиллиана, и он не мог повернуть назад.
Решение было принято мгновенно. Он не слышал, какой грязной бранью разразился Хью, когда он повернул Кисмета к зловещей громаде Миддлинг-Стоуна. Ему было ясно, какие приказы отдавал Рокк, когда его рыцари с поднятыми мечами ринулись в ответную атаку на людей, которые выскочили на них из засады. Он лишь склонился к самой шее своего жеребца и снова обратился мысленно к Богу с молитвой — сохранить Лиллиану.
Первый из спутников Уильяма вообще не успел оказать никакого сопротивления. Одним свистящим ударом своего длинного меча Корбетт отсек ему руку и не стал дожидаться, пока тот свалится наземь.
Те, за кем он гнался, достигли подножия утеса раньше, чем Корбетт смог их догнать. На этот раз человек, стоявший перед ним, был готов к бою. Однако ему повезло не больше, чем его товарищу. Один удар, второй и третий… широкие лезвия мечей сшибались в устрашающей пляске смерти. Но когда его противник был уже совсем рядом, Корбетт выхватил свой нож. Одним молниеносным ударом снизу он пронзил врага насквозь. Когда он вырвал нож обратно, раздался жуткий булькающий звук. Затем он дал шпоры Кисмету и кинулся догонять Уильяма.
Его не тревожило присутствие Хью, упорно следующего за ним по пятам; он не прислушивался к звукам боя позади — теперь эти звуки уже скрадывало расстояние. Все его внимание было поглощено звуком подков на скалистом утесе и тоненьким голоском плачущего ребенка.
Лиллиана была в ужасе, когда Уильям хлестнул ее лошадку, заставляя ее теперь идти впереди его коня. Темнота, ужасные звуки ночного боя и отчаянная одержимость Уильяма наполняли Лиллиану страхом. Она не сомневалась — за ними гонится именно Корбетт. Но когда он приблизился к ним вплотную, ее страх за него возобладал над всем остальным.
Когда дорога уже стала непригодна для продвижения на лошадях, Уильям спрыгнул с коня и ее тоже заставил спешиться.
— Полезай наверх! — закричал он вне себя. — Полезай!