IV

О'Хара смотрел на другую сторону ущелья.

Струйки дыма еще клубились над сожженными машинами. Ощущался запах горелой резины. Он перевел взгляд на нетронутый джип и стал думать, что с ним можно сделать, но вскоре решил оставить его в покое. Бессмысленно тратить силы на одну машину, когда у врага есть в запасе и другие. Лучше сосредоточить внимание на более важных объектах. Он не намеревался вести войну на истребление – в ней у противника было гораздо больше шансов выиграть.

Он прошел полмили вниз по течению реки и выбрал точки, откуда лучник мог вести спасительный огонь. Армстронг был, конечно, прав, – противник не согласится играть роль пассивной мишени. Они, безусловно, предпримут шаги для укрепления своей обороны, и нынешний успех обусловлен только неожиданностью атаки: кролику удалось схватить ласку за горло.

Выяснилось, что противник не теряет бдительности. Однажды, когда О'Хара случайно высунулся из-за укрытия, они открыли по нему прицельный огонь, и только присущая ему быстрота реакции спасла его от пули в голову. Нельзя расслабляться и подвергать себя риску, решил он, ни в коем случае.

Теперь он смотрел на мост, в котором зиял двенадцатифутовый провал, и размышлял о том, что можно было бы еще сделать. Конечно, лучше всего поджечь его. Виллис упомянул о двух бочках керосина в лагере. О'Хара прикинул расстояние до моста – ярдов сто. Если бочку хорошенько подтолкнуть, она по уклону докатится до моста. Стоило попробовать.

Подошел Армстронг, чтобы сменить О'Хару.

– Произвел прополку, – сказал он.

О'Хара посмотрел на его гладко выбритые щеки.

– А я забыл свой прибор. Вы-то чем бреетесь?

– У меня швейцарская механическая машинка. Хотите? Она там, в убежище, в кармане моего пальто.

О'Хара поблагодарил его и, показав рукой на наблюдательные посты противника, сказал:

– Мне кажется, что сегодня они на мосту ничего предпринимать не будут. Я собираюсь сходить в лагерь. Мне нужны бочки с керосином. Если здесь что-нибудь случится в мое отсутствие и эти негодяи переберутся каким-то образом на эту сторону, рассредоточивайтесь. Агиляр, Бенедетта и Дженнифер пусть идут к руднику, а не к лагерю, причем пусть держатся в стороне от дороги. А вы идите к лагерю, и как можно быстрее – они вас, несомненно, будут преследовать.

Армстронг кивнул, но высказал свои соображения:

– У меня есть идея. Мы их задержим у лагеря, чтобы остальные успели добраться до рудника.

– Правильно. Вы тут без меня командуйте, действуйте по обстоятельствам.

Он поднялся к убежищу, нашел профессорское пальто, пошарил в карманах. Бенедетта улыбнулась ему.

– Обед готов.

– Я буду через несколько минут, – сказал он и спустился к озерку с бритвой в руках.

Агиляр, зябко кутаясь в пальто, проводил О'Хару глазами и сказал:

– Странный человек. Он вроде борец по натуре, но слишком холоден, как бы отрешен от всего. Кажется, будто у него в жилах не кровь, а вода.

Бенедетта, наклонив голову, усиленно занималась жарким.

– Наверное, ему пришлось много страдать в жизни, – сказала она.

Агиляр улыбнулся, видя как Бенедетта отворачивает лицо.

– Ты говорила, что он попал в плен в Корее?

Она кивнула.

– Тогда действительно ему пришлось много пережить, – согласился Агиляр. – Может быть, не столько физически, сколько морально. Ты говорила с ним об этом?

– Он не любит говорит на эту тему.

Агиляр покачал головой.

– Это плохо. Нехорошо человеку так замыкаться в себе, подавлять свои эмоции. Это все равно что закрыть клапан парового котла – в любую минуту можно ожидать взрыва. – Он состроил гримасу. – Надеюсь, что, когда этот молодой человек взорвется, меня рядом не будет.

Бенедетта резко подняла голову.

– Дядя, ты говоришь ерунду. Его гнев направлен на тех, кто находится по другую сторону реки. Нам он не причинит вреда.

Агиляр с печалью в глазах взглянул на нее:

– Ты так думаешь, дитя мое? Его гнев прежде всего разрушителен для него самого, так же, как бомба, взрываясь, прежде всего превращает в осколки свой же корпус. А уж они-то и поражают окружающих. О'Хара – опасный человек.

Губы Бенедетты поджались, она хотела что-то возразить, но в этот момент подошла мисс Понски, волоча за собой арбалет. Она выглядела разгоряченной, на щеках – красные пятна.

– Я пристреляла оба арбалета, – как всегда затараторила она. – Они теперь бьют одинаково и очень точно. А какие сильные! Мне удалось поразить цель на расстоянии ста двадцати ярдов. Второй сейчас у мистера Армстронга. Может, он ему понадобится.

– Вы видели сеньора О'Хару? – спросила Бенедетта.

Мисс Понски опять слегка вспыхнула.

– Да, я видела его у озерка, – сказала она, понизив голос. И тут же весело воскликнула: – Ну, что у нас сегодня на обед?

Бенедетта рассмеялась.

– Как всегда – тушенка. – Мисс Понски слегка передернула плечами. Бенедетта сказала: – Это все, что сеньор Виллис принес сюда из лагеря. Видимо, тушенка – его любимое блюдо.

– Хорошо было бы, если бы он подумал и об остальных, – жалобно произнесла мисс Понски.

Агиляр пошевелился.

– Что вы думаете о сеньоре Форестере, мадам? – вдруг спросил он.

– Я думаю, он очень смелый человек, – просто ответила она. – Он и сеньор Родэ.

– Я тоже так думаю, – согласился Агиляр. – Но все же что-то в нем есть странное. Для обыкновенного бизнесмена он слишком активен.

– Не знаю, – сказала мисс Понски. – Бизнесмен и должен быть активным, мне кажется, по крайней мере в Штатах.

– Во всяком случае, я не думаю, что цель его жизни – погоня за деньгами, – произнес задумчиво Агиляр. – Он не такой, как Пибоди.

Мисс Понски вновь зарделась.

– Мне хочется плеваться, когда я думаю об этом типе, – заявила она. – Он заставляет меня стыдиться того, что я американка.

– Чего вам стыдиться, он же не потому трус, что американец.

– Дядя, что заставляет тебя так судить о людях? – спросила Бенедетта.

Он улыбнулся.

– Это моя обязанность. Я ведь политик, и это вошло у меня в привычку.

Вернулся О'Хара. Он побрился и выглядел теперь посвежевшим. Это оказалось не таким уж простым делом: слабая механическая бритва с трудом справилась с густой щетиной, но он проявил упорство и теперь явился перед ними с гладкими и чисто выбритыми щеками. Вода в озерке была слишком холодной для купания, но он все же разделся и немного обмылся с помощью губки, после чего почувствовал себя значительно более бодрым. Уголком глаз он видел, как мисс Понски брела вверх к убежищу со своим арбалетом, но надеялся, что она его не заметила: ему не хотелось подвергать испытанию чувства старой девы.

– Что едим? – бодро спросил он.

– Опять тушенка, – уныло ответил Агиляр.

О'Хара застонал, а Бенедетта расхохоталась. Он взял алюминиевую ложку, тарелку и сказал:

– Может, я принесу сегодня что-нибудь сверху. Правда, вряд ли я смогу много захватить, мне сейчас больше нужен керосин.

Мисс Понски спросила:

– Ну что там, у реки?

– Все спокойно. Сегодня они едва ли что-нибудь предпримут – удовлетворятся наблюдением за мостом. Я думаю, мне можно будет ненадолго отлучиться – я пойду в лагерь.

– Я пойду с вами, – быстро сказала Бенедетта.

О'Хара застыл с поднятой в воздухе вилкой.

– Даже и не знаю...

– Нам нужны продукты. Если вы не сможете их нести, должен кто-то другой.

О'Хара посмотрел на Агиляра, который одобрительно кивнул:

– Ничего, пусть пойдет. Это всем на пользу.

О'Хара пожал плечами.

– Ладно, хорошо, помощь мне пригодится, – согласился он.

Бенедетта изобразила какое-то подобие реверанса, но в ее глазах О'Хара увидел нечто, заставившее его насторожиться.

– Благодарю вас, – сказала она подчеркнуто вежливо. – Я буду стараться не мешать вам.

Он улыбнулся ей.

– Если не получится, я вам скажу.

V

Как и Форестеру, О'Харе путь к лагерю дался нелегко. Когда они с Бенедеттой остановились на полпути, чтобы передохнуть, он, жадно глотая разреженный воздух, сказал:

– Боже мой, что-то слишком тяжко.

Бенедетта посмотрела на вершины гор.

– А как же Мигель и сеньор Форестер? Им придется потруднее.

О'Хара кивнул.

– Я думаю, что ваш дядя должен завтра перебраться в лагерь, – сказал он. – Лучше пусть он сделает это сейчас, не торопясь, чем тогда, когда за нами будет погоня. И он сможет акклиматизироваться там, в случае если придется подниматься к руднику.

– Наверное, это правильно, – сказала Бенедетта. – Я пойду с ним, а потом вернусь и принесу еще продуктов.

– А потом, он может в чем-то помочь Виллису. Внизу все равно он много не сделает, а там будет лишняя пара рук.

Бенедетта поплотнее запахнула пальто.

– В Корее было так же холодно? – спросила она.

– Не всегда, – сказал О'Хара. Ему припомнились серые каменные стены тюремной камеры, где он сидел. По ним постоянно текла вода, превращавшаяся ночью в лед, а когда погода испортилась и стало холодно, ледовая корка покрывала их днем и ночью. Именно тогда лейтенант Фэнг приказал отобрать у него одежду. – Иногда, – произнес он мрачно.

– Я надеюсь, вы были одеты теплее, чем мы сейчас, – сказала Бенедетта. – Я беспокоюсь за Форестера и Мигеля. На перевале будет очень холодно.

О'Хара вдруг почувствовал жгучий стыд за то, что пожалел себя. Он быстро отвел глаза от Бенедетты и посмотрел вверх на снежные горы.

– Надо соорудить им какую-нибудь палатку, – сказал он. – Это обеспечит им по крайней мере одну ночевку. – Он встал. – Давайте-ка лучше двигаться.

В лагере что-то с шумом били, приколачивали, и требуше начинал принимать определенные очертания. О'Хару не заметили, он стоял некоторое время, глядя на это сооружение. Оно сильно напоминало ему одну вещь, которую он видел на выставке авангардного искусства. Современный скульптор соорудил из груды железок что-то невообразимое и дал этому какое-то высокопарное название. Требуше также имел облик чего-то дикого и невероятного.

Форестер сделал паузу и оперся на железяку, которую он использовал в качестве молотка. Вытирая пот со лба, он заметил вновь прибывших и крикнул им:

– Что вы здесь делаете, черт возьми? Что-нибудь случилось?

– Все в порядке, – успокоил его О'Хара. – Я пришел за бочкой с керосином, ну и еще кое за чем. – Он обошел требуше кругом. – Ну что, эта конструкция работает?

– Виллис уверен в этом, – сказал Форестер. – Для меня этого достаточно.

– Но вас-то здесь и не будет, – заметил О'Хара холодно. – Что же, приходится доверять академикам. Кстати, там наверху будет ведь дьявольски холодно. Вы подготовились как-то к этому?

– Нет еще, – ответил Форестер. – Мы слишком заняты этой штуковиной.

– Это нехорошо, – строгим голосом сказал О'Хара. – Мы ведь на вас надеемся. Вы должны организовать нам помощь. Вы просто обязаны пройти перевал, иначе вся эта славная артиллерия пойдет прахом. Есть из чего сделать какую-нибудь палатку?

– Вы правы, – сказал Форестер. – Я погляжу.

– Давайте. А где керосин?

– Вон в том домике. Виллис запер его. Там есть еще запас спиртного, и его надо держать подальше от Пибоди.

– Ага. А как он?

– Да ничего утешительного. Он в плохом физическом состоянии, да и настроение его не способствует делу. Его все время приходится понукать.

– Неужели этот дурак не понимает, что если они перейдут мост, он окажется с перерезанным горлом?

Форестер вздохнул:

– Ему, кажется, все равно. Потом, он не слишком силен в логике. Он увиливает при первой же возможности.

О'Хара увидел, как Бенедетта входит в один из домиков.

– Ладно, – сказал он. – Пойду за керосином. Надо доставить его к мосту засветло.

Он взял у Виллиса ключ, отпер замок и вошел в дом. Почти сразу же он наткнулся на ящик с бутылками. В желудке внезапно появилось легкое посасывание, означавшее желание выпить, но он подавил его и сосредоточил свое внимание на бочках с керосином. О'Хара попробовал приподнять одну из них и понял, что спустить ее вниз окажется дьявольски трудной задачей.

Он положил бочку на бок и выкатил ее из домика. Невдалеке Форестер помогал Бенедетте в сооружении волокуши. О'Хара подошел к ним.

– Здесь есть веревка?

– Веревка имеется, – ответил Форестер. – Но Родэ считает, что она не пригодится в горах, хотя она и гниловата, а Виллису она нужна для требуше. Вообще-то здесь полно электропроводки, которую Виллис отодрал для тетивы арбалетов.

– Мне нужно немного, чтобы спустить бочку вниз. Шнур сойдет, я думаю.

Подошел Пибоди. Лицо его имело нездоровый, землистый оттенок, от него буквально исходили волны страха.

– В чем дело? – спросил он. – Виллис говорит, что вы и этот индеец собираетесь удрать через горы.

Форестер смерил его холодным взором.

– Если вы предпочитаете выражаться таким образом, то да.

– Я тоже хочу. Мне не улыбается остаться здесь и быть застреленным шайкой коммуняк.

– Вы что, с ума сошли?

– А что такого? Виллис говорит, что тут всего пятнадцать миль до какого-то Альтемироса.

Форестер взглянул на О'Хару. Тот сказал спокойным голосом:

– Вы что думаете, это будет прогулка по парку, Пибоди?

– Черт, я лучше испробую свои шансы в горах, чем с коммунистами. Это вы с ума сошли, если думаете, что сможете их задержать. Что у вас для этого есть? Старик, глупая сучка – эта училка, два профессора со сдвигом и девчонка. Сражаетесь луком и стрелами. Господи! – Он похлопал Форестера по груди. – Если вы отваливаете, я вместе с вами.

Форестер оттолкнул его руку.

– Запомните-ка вот что, Пибоди. Вы будете делать то, что вам скажут, черт вас возьми.

– А кто вы такой, чтобы тут командовать? – стал наливаться злобой Пибоди. – Прежде всего я не буду подчиняться никаким англикашкам, а потом – чего это ради вы тут выставляетесь главным и всемогущим? Я буду делать то, что мне захочется, черт возьми!

О'Хара быстро проговорил, обращаясь к Форестеру.

– Пойдемте-ка к Родэ. – Он увидел, что у того уже сжимаются кулаки и понял, что надо как-то разрядить атмосферу. В его мозгу родилась идея.

Родэ, однако, решительно высказался против.

– Этот человек в таком состоянии не может идти в горы. Он будет задерживать остальных, а это значит, что никто из нас не перевалит на другую сторону. Мы не сможем провести в горах больше одной ночи.

– Что вы о нем думаете? – спросил Форестер О'Хару.

– Я его не люблю. Он слаб и может сломаться под давлением. Если сломается, это приведет к гибели всех нас. Я не могу на него положиться.

– Справедливо, – согласился Форестер. – Он слабак, это точно. Я хочу все же вас ослушаться, Мигель. Пусть он идет с нами. Мы не можем позволить ему оставаться с О'Харой.

Родэ открыл было рот, чтобы запротестовать, но, увидев выражение лица Форестера, прикусил язык. Форестер как-то по-волчьи улыбнулся, и когда он заговорил, в его голосе послышался металл.

– Если он будет нас задерживать, мы бросим негодяя в ближайшую расселину. Так что ему придется либо подчиниться, либо заткнуться. – Он позвал Пибоди. – Хорошо. Вы идете с нами. Но с самого начала уговоримся: вы делаете то, что вам скажут.

Пибоди не перечил.

– Ладно, – промямлил он. – Я готов подчиниться – вам.

Форестер был беспощаден.

– Не мне, а каждому, кто вам приказывает. Мигель – самый опытный здесь, и если он приказывает, вы тут же говорите – "есть!" и выполняете. Понятно?

Глаза Пибоди злобно засверкали, но он сдался. Желание идти с ними было велико, поэтому другого выхода у него не было. Он бросил на Родэ взгляд, полный ненависти и неприязни, и проворчал:

– Ладно, но когда я доберусь до Штатов, я все выложу в Госдепе. Что это за место такое, где порядочным американцем помыкают индейцы и коммуняки!

О'Хара взглянул на Родэ. Его лицо было непроницаемым, словно он ничего и не слышал. О'Хара восхитился таким самообладанием, но подумал, что участь Пибоди, когда он попадет в горы, будет плачевной.

Полчаса спустя они с Бенедеттой начали путь вниз. Она тащила волокушу, а он неуклюже управлял бочкой с помощью двух накинутых на нее петель из провода. Их прощание с Родэ и Форестером было кратким, а на Пибоди они вообще не взглянули.

Виллис сказал:

– Вы здесь понадобитесь завтра. Требуше уже будет готов.

– Постараюсь быть, – пообещал О'Хара, – если меня ничто не отвлечет.

Спуск был трудным, несмотря на то что они шли по дороге. Бенедетта часто останавливалась, чтобы отдохнуть, и еще чаще, чтобы помочь О'Харе с бочкой. Она весила около четырехсот фунтов и, казалось, обладала собственным дурным характером. Идея регулировать ее перекатку поводьями из проводов оказалась на практике не столь уж удобной. Бочка вдруг сама по себе поворачивала и устремлялась в ближайшую промоину, и извлечь ее оттуда был делом весьма тяжелым. Но и вытащенная на дорогу, она тут же катилась в противоположном направлении и вновь застревала в канаве. Когда они, наконец, спустились, О'Хара чувствовал себя так, словно кто-то прошелся молотком по всему телу. Хуже было другое. Для того чтобы вообще хоть как-то доставить бочку к месту назначения, ему пришлось на четверть уменьшить ее содержимое и беспомощно наблюдать за тем, как десять галлонов бесценного горючего впитываются в сухую, жадно глотавшую жидкость пыль.

Когда они дошли до долины, Бенедетта оставила волокушу и пошла вниз за помощью. О'Хара посмотрел на небо и сказал:

– Необходимо, чтобы эта бочка была у моста до наступления темноты.

Ночь на восточных склонах Андов наступает быстро. Горы окрашиваются лучами заходящего солнца и отбрасывают длинные тени. В пять часов вечера солнце касается самых высоких вершин, а через час, О'Хара это знал, становится совершенно темно.

Подошел Армстронг, и О'Хара сразу же спросил его:

– Кто на часах?

– Дженни. С ней все в порядке. Кроме того, там совершенно нечего делать.

Вдвоем они лучше управились с непослушной бочкой, и через полчаса она была уже вблизи моста. Мисс Понски подбежала к ним.

– Они только что включили фары, – сообщила она, – и я слышала вдалеке звук автомобильного мотора. – Она показала рукой вниз по течению. – Можно было бы попытаться выстрелить по передним фарам этого джипа, но не хочется терять лишнюю стрелу. Кроме того, наверняка они чем-нибудь защищены.

– Они закрыты густой сеткой, – сказал Армстронг.

– Экономьте стрелы, – посоветовал О'Хара. – Пибоди должен был сделать какой-то запас, но он там больше отлынивал от работы.

Он осторожно подполз к наблюдательной точке и посмотрел на мост. Он был хорошо освещен, так же, как и подходы к нему, и не было сомнений в том, что с десяток пар глаз цепко держали его в поле зрения. Идти туда было бы чистым самоубийством.

Он отполз назад и бросил взгляд на бочку. Она порядочно побилась за время своего путешествия, но, полагал О'Хара, сможет прокатиться еще немного.

– Вот план. Мы подожжем мост, – сказал он. – Используем тот же прием, что удался нам сегодня утром, но применим его к нашей части моста. – Он поставил ногу на бочку и слегка покачал ее туда-сюда. – Если Армстронг хорошенько толкнет бочку, она докатится прямо до моста, если повезет, конечно. Дженни будет стоять с арбалетом вон там, и, когда бочка будет на мосту, она выстрелит и проткнет ее. Я тоже буду готов, и Бенедетта подаст мне зажженную болванку. Если бочка очутится в хорошей позиции, то мы сможем сжечь канаты и тросы, и весь проклятый мост рухнет в реку.

– Придумано здорово, – заметил Армстронг.

– Берите арбалет, Дженни, – сказал О'Хара и, взяв Армстронга за локоть, отвел его в сторону. – На самом деле все несколько сложнее. Чтобы запустить бочку, вам надо выйти на открытое пространство. – Он слегка наклонил голову, отмечая, что шум мотора стих. – Так что надо это сделать, пока они не добавили света.

Армстронг мягко улыбнулся.

– Мне кажется, ваша задача опасней, чем моя. Стрельба огненными стрелами сделает из вас великолепную мишень. Сейчас будет сложнее, чем утром, а вас и тогда чуть не подстрелили.

– Может быть, – отрезал О'Хара. – Но все равно это надо делать. Будем действовать так. Когда другой джип – или что там у них – подойдет поближе, они ослабят бдительность. Их внимание будет сосредоточено на том, как расположить машину. Они ведь вряд ли дисциплинированная публика. Так? Пока они будут заняты машиной, вы выполните свою часть задачи. Я подам сигнал.

– Хорошо, – сказал Армстронг, – можете на меня положиться.

О'Хара помог ему подтащить бочку на исходную позицию, и в это время подошли мисс Понски и Бенедетта с арбалетами. Он сказал Бенедетте:

– Когда я дам сигнал Армстронгу толкать бочку, зажигайте первую стрелу. Если мы хотим выиграть, медлить больше нельзя.

– Понятно, – сказала Бенедетта.

Мисс Понски отправилась на свое место молча.

Вновь послышался звук мотора, на этот раз громче. На той стороне дороги ничего не было видно – видимо, машина шла медленно и без огней. Они явно боялись, что по ним будут стрелять. "Боже мой, – подумал О'Хара, – если б у нас было двенадцать человек да двенадцать арбалетов, мы устроили бы им веселенькую жизнь. – Он кисло улыбнулся: – Лучше уж в таком случае помечтать о пулеметном взводе, какая разница!"

Внезапно вспыхнул свет автомобильных фар. О'Хара приготовился дать сигнал Армстронгу. Он поднял руку и держал ее до тех пор, пока автомобиль не поравнялся с сожженным грузовиком. Резко опустив ее, он прошептал:

– Давай!

Бочка со стуком покатилась по камням. Краешком глаза он увидел, как Бенедетта поджигает стрелу. Через мгновение бочка появилась на освещенном склоне, ведущем к мосту. И тут, наскочив на какой-то камень, вдруг изменила курс. Господи, подумал он, все провалилось!

В этот же момент он увидел, как Армстронг, выскочив из-за укрытия, помчался за бочкой. На той стороне реки послышались крики, и раздался выстрел.

– Идиот! – завопил О'Хара. – Назад!

Но Армстронг продолжал бежать, настиг бочку, повернул ее на ходу и добавил ей скорость ударом ноги.

Винтовочные выстрелы защелкали беспорядочно, вокруг бегущего назад Армстронга стали взвиваться струйки пыли, и затем с металлическим цоканьем одна из пуль угодила в бочку. Фонтанчик серебристой жидкости выплеснулся наружу. Враги на том берегу явно опешили: они никак не могли сообразить, откуда исходила большая опасность – от Армстронга или от бочки. И Армстронг целым и невредимым добрался до укрытия.

Мисс Понски подняла арбалет.

– Не надо, Дженни, – остановил ее О'Хара, – они сделали это за нас.

Пули продолжали бить по бочке, в ней появилось все больше дыр, и бившие через них струи керосина делали ее похожей на какую-то странную шутиху с хвостами из жидкости. Но вместе с тем пули и замедлили ее ход, и, докатившись до незаметного со стороны небольшого подъема прямо перед мостом, она остановилась.

О'Хара выругался и повернулся, чтобы взять подготовленный Бенедеттой арбалет. Ночная стрельба из него оказалась делом трудным: пламя загораживало видимость, и ему пришлось напрячь все силы, чтобы тщательно прицелиться. На другой стороне реки крики возобновились с новой силой, и тут же пуля, срикошетив о скалу, прошла мимо его головы.

Он мягко спустил крючок, и жгучий огонь отлетел от него туда, где ярко сверкали фары. Вторая пуля щелкнула по камню совсем рядом, и он быстро нырнул в укрытие.

Бенедетта быстро стала готовить вторую стрелу, но, как оказалось, в ней не было необходимости. Послышался легкий взрыв, и в небо взвились языки пламени – керосин загорелся. Тяжело дыша, О'Хара перебрался к другому месту, откуда он мог посмотреть, что происходит на мосту, – оставаться на прежнем было опасно.

С разочарованием он увидел, как бушует пламя над громадной керосиновой лужей совсем близко от моста. Зрелище было весьма красочным, но, к сожалению, никакого ущерба мосту огонь нанести не мог. Он долго смотрел на него, надеясь, что бочка, быть может, взорвется и горящий керосин выплеснется на мост, но этого не произошло, и постепенно пламя стало затухать.

Он присоединился к своим товарищам.

– Ну вот, такую возможность упустили, – сказал он с горечью.

– Надо мне было толкнуть ее посильнее, – сказал Армстронг.

Тут О'Хара взорвался.

– Вы дурак! На черта вы выбежали и подставили себя под пули! Не смейте делать такие идиотские вещи впредь!

Армстронг был невозмутим.

– Каждый из нас на грани смерти. Кто-то еще должен же рисковать, кроме вас.

– Мне надо было более внимательно рассмотреть подходы к мосту, – сокрушенно заметил О'Хара.

Бенедетта положила свою руку на его.

– Не казните себя, Тим. Вы сделали все, что смогли.

– Конечно, – решительно поддержала ее мисс Понски. – Они увидели, что мы еще здесь и продолжаем сражаться. Держу пари, они теперь так напуганы, что не сунутся на мост из страха сгореть заживо.

– Пошли, – сказала Бенедетта. – Пошли поедим. – В ее голосе послышались юмористические нотки. – Я не успела дотащить волокушу до нашей пещеры, так что опять придется довольствоваться тушенкой.

Глава 5