III

Грудер проследил за тем, как санитарный фургон и штабной автомобиль выехали на улицу, вернулся в свой кабинет, снял халат и надел пиджак. Достав из ящика стола ключи от машины, направился к госпитальному гаражу. Там он испытал шок. Перед воротами гаража стоял часовой в потасканной униформе. Однако винтовка у него была новенькая, и штык ярко блестел на солнце.

Грудер подошел к нему и прогремел начальственным тоном:

– Дай-ка мне пройти.

Солдат посмотрел на него из-под полуприкрытых век, покачал головой и сплюнул на землю. Разъяренный Грудер попытался отпихнуть солдата, но в грудь ему уперся острый кончик штыка.

– Спросите у сержанта. Если он разрешит вам взять машину, берите.

Грудер отошел, потирая грудь. Отыскав сержанта, он потребовал, чтобы его пропустили в гараж, но тот был непреклонен. Впрочем, вдали от офицеров он не скрывал своего сочувствия Грудеру, и его широкое индейское лицо было грустным.

– Извините, доктор, – сказал он. – У меня есть приказ. И согласно ему никто не имеет права покидать миссию до особого распоряжения.

– И когда же оно будет?

Сержант покачал головой.

– Кто его знает! – сказал он так, словно офицеры были жителями другой планеты, и их действия были непредсказуемыми.

Грудер хмыкнул, резко повернулся и пошел в свой кабинет. Телефон был по-прежнему мертв, но, когда он рявкнул в трубку "дайте мне полковника Коельо на авиабазе", его соединили, правда, не с Коельо, а с кем-то чином ниже.

Через пятнадцать минут, тяжело дыша от еле сдерживаемого гнева, он все же добрался до Коельо.

– Это Грудер, – произнес он агрессивно. – Почему закрыли миссию Сан-Антонио?

– Но миссия не закрыта, доктор, – учтиво ответил Коельо. – Любой может войти в нее.

– Но я не могу из нее выйти, – сказал Грудер, – у меня работа.

– Вот и занимайтесь ею. Ваша работа – в миссии. Сидите и работайте. И не вмешивайтесь в дела, которые вас не касаются.

– Я не знаю, что вы имеете в виду, черт побери! – воскликнул Грудер с резкостью, которая со времени службы на флоте была ему несвойственна. – Я должен принять партию лекарств на вокзале в Альтемиросе. Мне они нужны, а военно-воздушные силы Кордильеры мешают мне получить их. Я так вижу эту ситуацию. Вы об этом пожалеете, полковник.

– Что ж вы раньше об этом не сказали? – сказал Коельо примирительным тоном. – Я пошлю с базы машину. Она доставит вам лекарства. Вы же знаете, мы всегда помогаем вашей миссии. Я слышал, что у вас прекрасный госпиталь, доктор Грудер. Таких здесь очень мало.

Грудер различил нотку циничного издевательства в голосе Коельо и бросил трубку. Несколько минут он сидел нахмурившись, думая о том, что по счастливому совпадению партия лекарств действительно ждет его в Альтемиросе. Потом он вытащил из стола чистый лист бумаги и начал писать.

Спустя полчаса история, рассказанная Форестером, была в сжатом виде записана. Он сложил бумагу, положил ее в конверт, конверт сунул в карман. Все это время он ощущал присутствие прямо под окном солдата, который время от времени бесцеремонно заглядывал в его кабинет. Выйдя в коридор, он увидел у двери другого человека, но, не обращая на него внимания, пошел по коридору к палатам и операционной. Солдат равнодушно посмотрел ему вслед и поплелся за ним.

Грудер заглянул в несколько помещений и в одной из палат нашел своего ближайшего помощника Санчеса. Сан-чес посмотрел на него и удивленно поднял брови.

– Что случилось, доктор?

– Местные военные, кажется, совсем спятили. Меня не выпускают из миссии.

– Они никого не выпускают, – сказал Санчес. – Я пытался.

– Мне обязательно надо в Альтемирос, – сказал Грудер. – Вы не можете мне помочь? Вы знаете, я обычно держусь в стороне от политики, но тут дело другое. По ту сторону гор убивают людей.

– Восьмая эскадрилья прибыла на авиабазу два дня тому назад. Об этой эскадрилье говорят странные вещи, – задумчиво произнес Санчес. – Вас политика не касается, доктор, а меня касается. Конечно, я вам помогу.

Грудер обернулся и увидел, как солдат тупо смотрит на них от двери палаты.

– Пойдемте в ваш кабинет, – сказал он.

Они вошли в кабинет Санчеса, где Грудер включил экран с рентгенологическим снимком и стал что-то показывать. Дверь оставалась открытой, и в проеме был виден солдат, ковырявший в зубах, небрежно опершись на стену.

– Вот что я хочу от вас... – начал Грудер негромко.

А через пятнадцать минут он отправился к сержанту и спросил у него напрямик:

– В чем состоит приказ, касающийся миссии?

– Никого не выпускать и следить за вами, доктор Грудер. – Он сделал паузу. – Извините.

– Да, я и впрямь заметил, что за мной следят, – иронично сказал Грудер. – Так вот. Я собираюсь делать операцию. В ней срочно нуждается старик Педро. С почками, знаете ли, не шутят. Я требую, чтобы никого из ваших солдат, плюющих по углам, в операционной не было. Мы и так с трудом поддерживаем чистоту.

– Да, мы знаем, что вы, североамериканцы, большие чистюли, – согласился сержант. Потом он нахмурился. – Сколько дверей в этой комнате?

– Одна. Окон нет. Можете сами проверить. Только не плюйте на пол.

Сержант осмотрел операционную и убедился, что у нее действительно был только один выход.

– Хорошо, – сказал он. – Я поставлю двух солдат у входа. Этого будет достаточно.

Грудер прошел во вспомогательную комнату и начал готовиться к операции. Привезли на каталке Педро. Сержант спросил:

– Сколько времени займет операция?

Грудер подумал:

– Часа два, может быть, чуть больше. Операция очень сложная.

Он вошел в операционную и закрыл двери. Пять минут спустя пустую каталку вывезли в коридор. Сержант заглянул в открывшуюся дверь и увидел врача с закрытым маской лицом, склонившегося над операционным столом. Дверь закрылась. Сержант кивнул двум часовым и отправился во двор, чтобы погреться на солнышке. Он не обратил никакого внимания на пустую каталку, которую везли по коридору две весело болтавшие между собой сестры.

Когда каталка оказалась в цокольном помещении, Грудер, вцепившийся в нее снизу, еще в операционной, опустился на пол. "Стар стал для такой акробатики", – подумал он и кивнул сестрам. Они, хихикая, вышли. Он быстро поднялся и переоделся.

В одном месте территория миссии выходила на склон, заросший колючими кактусами и дикой грушей. Уже давно он собирался привести в порядок этот уголок дикой природы, а теперь же был рад, что так и не успел этого сделать. Ни один часовой в здравом уме не забредет в эти заросли пустырника и кактусов, и здесь можно было попробовать вырваться на свободу.

И был прав. Двадцать минут спустя он был уже по другую сторону низенького забора. Его одежда, лицо и руки были жестоко исцарапаны, но он не обращал внимания на это. Впереди виднелись белые домики Альтемироса.

Он побежал.

IV

Форестер все еще был на носилках. Он ожидал, что его поместят в палату, но вместо этого носилки внесли в какой-то кабинет и поставили на стулья. Его оставили одного, но, судя по шарканью ног, доносившихся снаружи, понял, что за дверью охранники.

Кабинет с огромным, во всю стену окном, выходящим на летное поле, был просторным, и он догадался, что тут должен сидеть большой начальник. На стенах развешены карты, снимки горных районов, сделанные с воздуха. Все это не очень заинтересовало Форестера. Он бывал в таких кабинетах, когда сам служил в авиации, и все ему тут было знакомо, начиная с групповых фотографий эскадрилья и кончая часами, вделанными в пропеллер.

Гораздо больше его заинтересовало то, что было на поле. Он отлично разглядел контрольную вышку, площадку перед ней, группу ангаров вдали. Он даже прищелкнул языком, увидев стоящие на площадке самолеты. Это были "Сейбры".

"Старый добрый дядя Сэм! – подумал он. – Всегда готовый все раздавать, включая военную технику, своим потенциальным врагам". Он с любопытством разглядывал истребители. Они, конечно, уже устарели и в американских ВВС не использовались, но для такой страны, как Кордильера, не имеющей сильных противников, они вполне годились. Насколько он мог понять, на таких он летал в Корее. "Можно было бы и сейчас попробовать, – подумал он. – Только в добраться туда".

Истребителей было четыре, и они стояли на заправке. Нет – он даже приподнялся на носилках – не на заправке. На вооружении. Под крыльями закреплялись ракеты, и люди, стоявшие рядом, были не механики, а оружейники, готовившие самолеты к бою.

"Господи, – подумал он. – Это все равно что паровым молотом колоть орехи. О'Харе со своим отрядом против всего этого не продержаться и секунды". Стоп, стоп! Но это ведь значит, что пока он еще держится, коммунисты на том берегу еще не победили. Его охватила радость, которая, однако, тут же сменилась горечью и тревогой.

Он лег и вновь ощутил на пояснице прикосновение металла. "Надо готовиться к активным действиям", – решил он. Вытащив револьвер, он осмотрел его. Это был тот же самый револьвер, принадлежавший Гривасу. Холод и влага, конечно, сделали свое дело. Масло высохло, курок работал с натугой, но Форестер решил, что он не откажет. Барабан был заряжен, он покрутил его, потрогал курок еще раз и, положив револьвер под одеяло рядом с собой, стал ждать. Теперь он готов настолько, насколько возможно в его положении.

Ждать пришлось долго, и он стал нервничать. Все его тело охватила легкая дрожь, чувства обострились. "Это стимулятор Грудера, – подумал он. – Интересно, что это было и как он взаимодействовал с кокой, которой я вдоволь наглотался?"

Он продолжал смотреть на самолеты. Обслуга давно уже закончила свою работу, а в кабинете никто так и не появился. Наконец дверь отворилась, и Форестер увидел человека с длинным козлиным лицом.

– Полковник Коельо, к вашим услугам, – сказал он, с улыбкой глядя на Форестера, и щелкнул каблуками.

Форестер заморгал глазами, притворяясь, будто спал.

– Полковник... как? – промямлил он.

Полковник сел за стол.

– Коельо, – повторил он с удовольствием. – Я командир этой эскадрильи.

– Что за черт, – произнес Форестер с удивленным видом. – Только что я был в госпитале и вдруг очутился в этом кабинете. Я, кстати, бывал в таких. Мне здесь многое знакомо.

– Вы что, были летчиком? – вежливо спросил Коельо.

– Ну да, – сказал Форестер. – В Корее. Я там летал на "Сейбрах".

– О, тогда мы можем говорить, как товарищи, – расплылся в улыбке Коельо. – Припоминаете доктора Грудера?

– Почти нет. Я, помню, проснулся, и он тут же закатил мне что-то такое, от чего я опять заснул. Во второй раз я обнаружил себя уже здесь. А почему я не в госпитале?

– Значит, вы ни о чем с доктором Грудером не говорили, ни о чем?

– Нет, у меня даже и возможности такой не было. Ах, полковник, я так рад вас видеть! Там, по другую сторону гор, происходят ужасные вещи. Группа бандитов хочет убить горстку авиапассажиров. Мы пришли сюда, чтобы рассказать вам об этом.

– Сюда?

– Ну да. Там один латиноамериканец просил нас дойти сюда. Как же его звали? – Форестер поморщил брови.

– Может быть, Агиляр?

– Нет, этого имени я никогда не слышал. Его звали... да, Монтес.

– И Монтес велел вам идти сюда? Он, наверное, думал, что здесь находится этот дурак Родригес. Вы опоздали на два дня, мистер Форестер. – И он захохотал.

От этого смеха Форестер внутренне похолодел, но продолжал прикидываться невинным простаком.

– Что тут смешного? – спросил он. – Почему вы сидите и смеетесь, вместо того чтобы что-нибудь предпринять?

Коельо вытер прослезившиеся от смеха глаза.

– Не беспокойтесь, сеньор Форестер. Мы уже обо всем знаем. Мы готовимся к... э-э-э... спасательной операции.

"Это точно, готовитесь", – подумал Форестер с горечью, глядя на полностью вооруженные самолеты. Но вслух сказал:

– Черт знает что! Получается, что я зря гробил себя в этих проклятых горах? Вот дурак!

Коельо открыл лежавшую на столе папку.

– Ваше имя Раймонд Форестер. Вы торговый агент в Южной Америке корпорации Фэрмилд и вы направлялись в Сантильяну. – Он улыбнулся, продолжая глядеть в папку. – Мы, конечно, все проверили. Действительно, есть такой Раймонд Форестер в этой компании, и он действительно торговый агент в Южной Америке. ЦРУ такими мелочами не пренебрегает, мистер Форестер.

– Что? ЦРУ?! – воскликнул Форестер. – О чем вы говорите, черт возьми?!

Коельо сделал широкий жест руками.

– О шпионаже, о подрывной деятельности, о подкупе официальных лиц, об антинародной пропаганде. Выбирайте любое – это все ЦРУ. И вы тоже.

– Вы сумасшедший! – горячо сказал Форестер.

– А вы сующий нос не в свои дела америкашка! – вдруг рявкнул Коельо. – Вы приспешник буржуазии, капиталистический лакей! Вас можно было бы простить, если бы вы не ведали, что творите. Но вы все хорошо понимаете и делаете свои грязные делишки вполне сознательно. Вы прибыли в Кордильеру, чтобы помочь осуществить империалистическую революцию и привести к власти этого негодяя Агиляра!

– Кого? – спросил Форестер. – Нет, вы все-таки сумасшедший!

– Оставьте, мистер Форестер. Хватит притворяться. Мы все знаем о компании, где вы якобы работаете. Это просто крыша для американской империалистической разведки. Мы все знаем и о вас, и об Эддисоне в Сантильяне. Но его уже вывели из игры. И вас тоже.

Форестер криво ухмыльнулся.

– Говорите по-испански, но определения – московские. Или, может, пекинские? – Он кивнул в сторону самолетов. – Кто здесь на самом деле сует нос не в свои дела?

Коельо улыбнулся.

– Я служу правительству генерала Лопеца. Я уверен, что он будет просто счастлив, когда узнает, что Агиляр мертв.

– Но вы ему об этом не скажете, держу пари. Я знаю, как работают ваши ребята. Вы используете имя Агиляра как угрозу Лопецу, а потом в подходящий момент вытурите и самого Лопеца. – Он сделал паузу. – Интересно, как вы узнали, что мы с Родэ в госпитале Грудера?

– Вы хотите казаться более наивным, чем вы есть на самом деле? – спросил язвительно Коельо. – Мой дорогой Форестер, мы связаны по радио с нашими силами по ту сторону гор. – Внезапно в его тоне появилась горечь. – Конечно, они действуют не очень эффективно, но радио у них работает. Вас видели у моста. Это во-первых. Во-вторых, неужели вы думаете, что если кто-то спускается с перевала, об этом здесь никто не знает? Господи, весь Альтемирос говорит о сумасшедшем американце, который совершил невозможное.

"Но они не знают, почему я это сделал, – подумал Форестер. – И никогда не узнают, если этот негодяй осуществит свои планы". Коельо взял в руки фотографию.

– Мы подозревали, что ЦРУ может послать кого-нибудь вместе с Агиляром. Теперь мы знаем об этом точно. Этот снимок был сделан в Вашингтоне полгода тому назад.

Он перевернул фотографию и показал ее Форестеру. Он увидел на ней себя, разговаривающего со своим начальником на ступенях какого-то здания.

– Отпечатано в Москве? – поиронизировал Форестер.

Коельо улыбнулся и, не отвечая, спросил:

– Можете ли вы мне назвать причины, по которым вас не следует расстрелять?

– Могу, – парировал Форестер. – Не много, но могу. – Он приподнялся на локте и постарался придать вес своим словам. – По ту сторону гор вы убиваете американцев, Коельо. Правительство США вправе потребовать объяснений и расследования.

– Вот как? Так была же авиакатастрофа. Мало ли их случается, даже в Северной Америке? А уж о местных маршрутах, обслуживаемых такими дрянными доморощенными компаниями, как Андская авиалиния, и говорить не приходится. Какой-то допотопный самолет, пьяный пилот – все более чем естественно. Тел никаких не обнаружено, в Соединенные Штаты послать нечего. Ужасно прискорбно, не правда ли?

– Вам многое неизвестно, – сказал Форестер. – Данным случаем мое правительство заинтересуется. Не катастрофой как таковой. Дело в том, что я был в этом самолете, и возникнут очень серьезные подозрения. Дядя Сэм добьётся того, что Международная авиационная ассоциация организует расследование. Разумеется, параллельно будет вестись и негласный разбор этого дела, можете не сомневаться. Агенты все разнюхают – скрыть улики вам окажется не под силу, и правда выйдет наружу. Правительство США не станет ее утаивать, оно с удовольствием сделает ее достоянием мировой общественности. – Он закашлялся, по лицу его струился пот. Кажется, все прозвучало убедительно. – Из этого положения есть выход, – продолжал он. – Есть у вас сигареты?

Глаза Коельо сузились. Он достал из ящика пачку, вышел из-за стола, подошел к носилкам.

– Должен ли я понимать все так, что вы предлагаете мне сделку? Хотите купить свою жизнь?

– Вы абсолютно правы. – Он постарался придать своему голосу жалобную интонацию. – Вы ж понимаете, у меня нет никакого желания ложиться в деревянный ящик. А я знаю, как ваши ребята поступают с пленными.

В задумчивости Коельо щелкнул зажигалкой, поднес ее к сигарете Форсстера.

– Ну?

– Послушайте, полковник. Предположим, я – единственный оставшийся в живых в этой катастрофе. Ну какая-то чудесная сила меня спасла. Такие случаи тоже бывают. И тогда я мог бы подтвердить, что действительно самолет потерпел аварию. Никакой там диверсии или чего-то еще. Просто несчастный случай. Мне поверят. Я у них на хорошем счету.

Коельо кивнул.

– Не сомневаюсь. – Он улыбнулся. – А какая гарантия того, что вы это сделаете для нас?

– Гарантия? Вы же прекрасно знаете, что я никакой гарантии дать не могу. Но я вам вот что скажу, приятель. Вы здесь не самый большой начальник, далеко не самый большой. А у меня в голове хранится много информации, связанной с ЦРУ: районы операций, имена, явки, тайники. Вам это нужно? У меня это есть. Если ваш босс узнает, что вы упустили такой шанс, вам не поздоровится. Что вы теряете? От вас требуется лишь сообщить начальнику, а уж он скажет – да или нет. Если он в чем-то засомневается, пусть доложит еще выше. Вы не несете никакой ответственности.

Коельо пощелкал ногтями свои зубы.

– Я думаю, что вы просто тянете время, Форестер. – Он задумался. – Если вы дадите мне удовлетворительный ответ на один вопрос, я, может быть, поверю вам. Вы сказали, что боитесь умереть. Зачем же вы тогда рисковали жизнью, идя на перевал?

Форестер вспомнил Пибоди и рассмеялся.

– Слушайте, это же так понятно. У этого чертова моста в меня стреляли. Разве можно вести разумные переговоры с тем, кто каждую секунду готов пустить тебе пулю в лоб? А вы не стреляете в меня, полковник. Я могу разговаривать с вами. В любом случае, я счел, что пойти в горы безопаснее, чем оставаться у моста. Как видите, я оказался прав. Я здесь и пока еще жив.

– Да-а, – протянул Коельо. – Пока еще живы. – Он вернулся к столу. – Вы можете проявить свою добрую волю прямо сейчас. Мы посылали туда на разведку самолет, и пилот сделал снимки. Что бы вы могли о них сказать?

Он высыпал груду фотографий на ноги Форестера. Тот привстал, пытаясь до них дотянуться.

– Помилосердствуйте, полковник, – сказал он задыхаясь. – Я же весь переломан, я не могу их достать.

Коельо взял линейку и ею подтолкнул фотографии поближе. Форестер сложив их веером, стал рассматривать. Качество было весьма неплохим. Из-за большой скорости изображение было чуть-чуть смазанным, но тем не менее все детали были различимы сносно. Он увидел мост, повернутые вверх лица – бледные овалы на темном фоне, и требуше. "Значит, они перетащили-таки его из лагеря", – подумал он.

– Интересно, – произнес он вслух.

Коельо подался вперед.

– Что это? – спросил он. – Наши специалисты никак не могут понять.

Он ткнул пальцем в изображение требуше.

Форестер улыбнулся.

– Ничего удивительного, – сказал он. – Там есть один чокнутый. Один малый по фамилии Армстронг. Он уговорил других построить этот механизм для бросания камней, называется требуше. Он говорил, что эта штуковина в последний раз использовалась, когда Кортес осаждал Мехико-сити, и особого успеха не принесла. Так что оснований для беспокойства нет.

– Нет?! – воскликнул Коельо. – Но они с его помощью чуть не разбомбили мост.

Форестер внутренне возликовал, но ничего не сказал. У него руки чесались вытащить револьвер и всадить пулю в этого Коельо, но он знал, что толку от этого не будет. Его самого подстрелит стража прежде, чем он сможет совершить что-нибудь более существенное.

Коельо собрал фотографии, сложил их в папку и похлопал его по кисти рук.

– Хорошо, – сказал он. – Мы вас не расстреляем. Пока. Вы выиграли для себя час жизни, а может быть, и больше. Я посоветуюсь со своим начальством, и оно решит, что делать с вами.

Он пошел к двери и там обернулся.

– Не делайте никаких глупостей. Вас хорошо охраняют.

– А что я могу предпринять в моем положении? – проворчал Форестер. – Я весь перебит, забинтован и слаб, как котенок. Можете не беспокоиться.

Когда Коельо вышел, Форестер перевел дух. Он решил, что ему удалось вбить в его голову три пункта: то, что его можно купить, – это был выигрыш во времени; то, что он не может двигаться, – тут Коельо ждал большой сюрприз; и то, что самому Коельо терять нечего – кроме своей жизни, как надеялся Форестер.

Он потрогал рукой револьвер и посмотрел в окно. Вокруг самолетов началось движение. Подъехала машина, и из нее вылезли три человека в полном летном обмундировании. Они о чем-то поговорили, затем пошли каждый к своему самолету и с помощью механиков быстро сели в кабины. До Форестера донесся рев моторов – тягачи начали один за другим вывозить самолеты в сторону летной полосы. Через некоторое время эта процессия скрылась из виду, и на площадке остался один истребитель. Форестер понятия не имел о знаках отличия в кордильерской военной авиации, но решил, что три полосы па хвосте самолета, видимо, важный символ. "Вероятно, эта помеченная особо машина – того бравого полковника", – подумал он.

V

"Вот уж неожиданность, что такой человек, как Рамон Сегерра, может быть связан с отчаянной борьбой против правительства", – думал Грудер, пробираясь задами и закоулками Альтемироса к конторе Сегерры. Что общего e этого благополучного купца с революцией? Хотя несомненно, режим Лопеца очень даже сказывается на его делах: доходы поглощаются взятками, рынок все более ограничивается, а общее плачевное состояние экономики при Лопеце плохо влияет на бизнес. Революция не всегда бывает телом голодающего пролетариата.

Он вышел к зданию, где располагался центр многообразной деловой активности Сегерры, с тыла и открыл заднюю дверь. Парадный вход был, конечно, исключен? так как прямо напротив находились почта и телеграф? которые наверняка контролировались силами восьмой эскадрильи. Проходя мимо секретарши, он, как обычно, приветливо помахал ей рукой. Сегерра сидел за столом и смотрел в окно на улицу.

Увидев Грудера, тот весьма удивился:

– Что привело вас ко мне?! – воскликнул он. – Для шахмат еще рано, мой друг. – В этот момент на улице взревел грузовик, и внимание Сегерры быстро переключилось на него. Грудер заметил, что Сегерра чем-то обеспокоен.

– Я не буду тратить зря ваше время, – сказал он, вынимая из кармана конверт. – Прочитайте это, так будет быстрее.