* * *

      Этот снежный обвал был несильным, впрочем, и небольшой обвал может похоронить человека, и Бэллард остался в живых только потому, что Майк Макгилл захватил шнур Эртеля. Подобно тому, как человек может выжить в океане, имея должное снаряжение, а потом все-таки утонуть в луже, так и Бэллард мог погибнуть из-за мелкой оплошности. Что, впрочем, не было бы из ряда вон выходящим событием в снежных обвалах Швейцарии.
      Макгилл был классным лыжником, к этому его обязывала профессия, и он взял новичка под свое крыло. Они встретились в лыжном домике во время отдыха и сразу прониклись друг к другу симпатией. Хотя они были ровесниками, Макгилл казался старше, может быть, по причине своего более разностороннего опыта, но он проявил интерес к новичку, их волновали не только темы снега и льда. Они дополняли друг друга, что не такая уж необычная причина мужской дружбы.
      Как-то утром Макгилл предложил нечто новенькое.
      – Пора бы нам стащить тебя с общей площадки, – сказал он. – Прямо в глубокий снег. Прокладывать первую лыжню – что может с этим сравниться!
      – А это очень сложно? – поинтересовался Бэллард.
      Макгилл уверенно покачал головой.
      – Миф новичков. Повороты делать не так легко, но треверсы – одно удовольствие. Тебе понравится. Давай взглянем на карту.
      Они поднялись вверх на подъемнике, через полчаса уже были на вершине девственно-чистого склона, который Макгилл выбрал по совету кого-то из местных. Он остановился, опираясь на палки, и начал рассматривать склон.
      – Выглядит неплохо, но не будем искушать судьбу. Вот где надо нацепить наши хвосты.
      Он расстегнул карман своего анорака и достал моток красного шнура, который разделил на два кольца, одно из них протянул Бэлларду.
      – Обвяжи один конец вокруг запястья.
      – Для чего?
      – Это шнур Эртеля – простейшее приспособление, спасшее черт-те сколько жизней. Если лавина накроет тебя, на поверхности будет заметен кусочек красного шнура, по которому тебя смогут быстро найти и откопать.
      Бэллард посмотрел вниз.
      – Похоже, будет обвал.
      – Никогда не скажешь наверняка, – бодро сказал Макгилл, завязывая шнур узлом на запястье.
      – Я не видел, чтобы кто-то еще носил эту штуку.
      – Ты был только на общей площадке.
      Макгилл отверг колебания Бэлларда.
      – Многие ребята не надевают шнуры, им кажется, что он придает им идиотский вид. На кой черт съезжать вниз с этим красным хвостом, думают они. Это – форменный идиотизм.
      – А вдруг будет обвал? – повторил Бэллард.
      – Слушай, – терпеливо сказал Макгилл и показал на подножие склона. – Если бы я считал, что там внизу есть действительно серьезный риск обвала, мы вообще бы не спускались вниз. Я проверил сводки о состоянии снега, прежде чем мы вышли, и сейчас здесь могут кататься даже, наверное, малыши. Но любой снег на любом склоне может быть опасным – и не обязательно в Швейцарии; люди попадали в обвалы и в южных низинах в Англии. Шнур – всего лишь предосторожность, только и всего.
      Бэллард пожал плечами и начал завязывать шнур. Макгилл сказал:
      – Лучше продолжим твое образование. Ты знаешь, что делать, если начнется обвал?
      – Начинать молиться?
      Макгилл ухмыльнулся.
      – Этого мало. Если обвал движется вообще, то он движется либо под твоими лыжами, либо позади тебя. Это происходит не так быстро, так что у тебя есть время решить, что делать, но времени немного, запомни. Если он движется под ногами, у тебя может хватить времени прыгнуть вверх по склону, в этом случае он тебя не настигнет. Если же он начинает надвигаться на тебя сзади, помни одно – тебе из него не выкарабкаться. Я, может, и смогу, но не ты.
      – Так что же мне делать?
      – Первым делом освободи руки от застежек на лыжных палках. Отбрось палки подальше, потом отстегни крепления на лыжах. Они должны отстегиваться автоматически, когда падаешь, но никогда не доверяй им. Когда лавина настигнет тебя, начинай плыть по течению и пытайся выбраться на поверхность. Задержи дыхание и не давай снегу задушить тебя. Когда немножко замедлишь ход, приложи руку к лицу – этим ты выиграешь немного пространства для воздуха, сможешь дышать и, может быть, закричишь, чтобы тебя кто-нибудь услышал.
      Он засмеялся, увидев выражение лица Бэлларда, и решил утешить его:
      – Не волнуйся, этого может никогда не произойти. Пойдем. Я пойду первым, не слишком быстро, а ты – за мной, делай то, что я.
      Он двинулся вниз по склону, Бэллард двинул за ним, это была самая приятная поездка в его жизни. Макгилл был прав – поворачивать в глубоком снегу было непросто, и его лодыжки скоро заныли, зато скольжение доставляло наслаждение. Холодный ветер жалил его щеки и свистел в ушах, шуршали лыжи, вспарывающие девственный снег.
      Впереди у подножия он увидел Макгилла, только что завершившего лихой поворот и тормозящего. Подъезжая к нему, он бодро воскликнул:
      – Вот это здорово! Давай еще раз.
      Макгилл засмеялся и протянул руку.
      – Там нам придется долго идти, чтобы вернуться к подъемнику; это около вон того уступа горы. Может быть, мы сегодня днем успеем еще раз скатиться.
      Около трех часов дня они взобрались на вершину склона, и Макгилл показал на две лыжных колеи.
      – Никого здесь, кроме нас, бедолаг, не было. Вот что мне нравится здесь – не так людно, как на общей площадке.
      Он протянул Бэлларду шнур Эртеля.
      – Теперь первым идешь ты; я понаблюдаю за твоей техникой, пока мы спускаемся.
      Завязывая шнур, он рассматривал склон. Послеполуденное зимнее солнце уже отбрасывало на снег длинные тени. Макгилл сказал:
      – Держись ближе к солнцу; не заезжай в тень.
      Пока он говорил, Бэллард взял старт, и Макгилл лениво последовал за ним, замечая каждое движение менее опытного лыжника и фиксируя все промахи – для дальнейшего инструктажа. Все шло хорошо, пока он не заметил, что Бэллард отклоняется немного влево, к небольшой крутизне, где сгущались тени. Он увеличил скорость, одновременно выкрикивая:
      – Бери вправо, Йен. Бери к центру.
      Не успел он это крикнуть, как Бэллард качнулся в ровном быстром спуске. Затем начал оползать весь склон, увлекая Бэлларда за собой. Макгилл резко затормозил, лицо его побледнело, он не отрывал взгляда от Бэлларда, который был уже далеко. Он видел, как тот отбросил правую палку и погрузился в водоворот снежной крупы. Раскаты далекого грома наполнили воздух.
      Бэллард избавился от палок, но его стиснула бушующая стихия. Ему удалось освободиться от правой лыжи, но сейчас же его перевернуло и закружило. Он усердно заработал руками, подавив поднимающийся изнутри прилив страха, и попытался вспомнить советы Макгилла. Вдруг он ощутил острую боль в левом бедре; неумолимая сила тянула его ногу, пока он не почувствовал, что нога словно откручена от бедра.
      От боли он едва не потерял сознание, но после внезапной вспышки боль немного утихла. Болтанка прекратилась, и он вспомнил, что Макгилл говорил о технике дыхания и поднес левую руку к лицу. Затем все прекратилось, и Бэллард потерял сознание.
      Все это заняло немногим больше десяти секунд, и Бэлларда протащило не больше сотни футов.
      Макгилл подождал, пока снег не перестал двигаться, затем подъехал к самому краю остановившегося оползня. Он быстро осмотрел его, потом, воткнув палки в снег, освободился от лыж. Неся лыжи и палки, он осторожно двигался по месту оползня, затем мысленно разделил его на четыре части. По опыту он знал, что самое важное теперь – выиграть время; в памяти возникла диаграмма, которую ему показывали несколько дней тому назад на местной спасательной станции – шансы на выживание зависели от времени нахождения в оползне.
      Осмотр занял полчаса, но он не увидел ничего, кроме снега. Если он сейчас не найдет Бэлларда, ему останется мало шансов на успех. Одному человеку не под силу обследовать все место за короткое время, и было бы лучше заручиться чьей-нибудь поддержкой – привести поисковую собаку, например.
      Он вступил на нижний край оползня и нерешительно глянул вверх, затем расправил плечи и начал взбираться вверх, придерживаясь центра оползня. Он решил, что если за пять минут не найдет ничего на пути к вершине, то повернет назад к лыжной станции.
      Он медленно продвигался вверх, шаря глазами по сторонам, и вскоре увидел крошечное красное пятнышко в тени снежного валуна. Этого было достаточно. Он встал на одно колено, разгребая снег, и поднялся с красным шнуром в руках. Потянул его за один конец – тот остался у него в руках, и он принялся за другой. Шнур, отрываясь от снега, повел его на двадцать футов вниз по склону до тех пор, пока не стал оказывать сопротивление и не принял вертикальное положение. Макгилл принялся раскапывать снег руками. Снег был мягким и рассыпчатым, его было легко расчищать, и, прорыв немногим более трех футов в глубину, он наткнулся на Бэлларда.
      Тщательно расчистил снег и разгреб Бэлларда, удостоверившись сперва, что тот дышит. Ему было приятно увидеть, что Бэллард выполнил его советы и левой рукой помогал дыханию. Когда он высвободил Бэлларда из-под снега, то увидел у него перелом ноги, и понял почему. Бэллард не смог освободиться от левой лыжи, лыжа работала как рычаг в этой снежной болтанке – и выкрутила ногу.
      Он решил не перетаскивать Бэлларда, рассудив, что это принесет больше вреда, чем пользы, только снял свою куртку-анорак и плотно укутал его, чтобы тот не замерз. Встал на лыжи и отправился вниз к дороге, где ему повезло – сразу остановил машину. Меньше чем через два часа Бэллард был в больнице.
      Шесть месяцев спустя Бэллард все еще скучал, прикованный к постели. Нога его только-только заживала, ведь была сломана кость и разорваны мускулы, до исцеления было еще далеко. Его доставили в Лондон на носилках, и там мать перевезла его в свой дом. Обычно в Лондоне он жил в собственной крошечной квартире, но сейчас без помощи матери он бы не обошелся. Он тосковал и чувствовал себя прескверно.
      Однажды утром, после малообнадеживающего визита врача, назначившего долгие недели постельного режима, он услышал, как кто-то громко спорил на первом этаже. Высокий голос принадлежал матери, а кому принадлежит второй, низкий голос, он не знал. Далекие голоса становились то громче, то тише, а затем начали приближаться, поднимаясь по лестнице.
      Дверь открылась, и в комнату вошла мать, поджав губы и нахмурившись.
      – Твой дед хочет тебя видеть, – коротко сказала она. – Я объяснила, что ты неважно себя чувствуешь, но он продолжает настаивать – такой же упрямый, как всегда. Я советую не слушать его, Йен. Но, разумеется, это твое дело – ты всегда поступал так, как тебе нравилось.
      – Кроме перелома, ничего страшного со мной не случилось. – Он разглядывал мать, и ему уже в который раз захотелось, чтобы она одевалась не так безвкусно и неряшливо.
      – Он говорит, что уйдет, если ты не захочешь его видеть.
      – Нет, в самом деле?
      Захлопнуть дверь перед Беном Бэллардом было все равно что поставить рекорд для книги Гиннесса. Йен вздохнул.
      – Лучше его все-таки впустить.
      – Я бы не стала.
      – Впусти его, мама; я хорошо себя чувствую.
      – Ты такой же остолоп, как и он, – проворчала она, но пошла открывать дверь.
      Йен не видел старика полтора года и был поражен. Его дед всегда был подвижным, излучающим энергию, но сейчас выглядел на все свои восемьдесят семь лет. Он медленно вошел в комнату, тяжело опираясь на черную, с шипами, трость; его щеки запали, а глазные впадины стали еще больше – так, что его обычно живое лицо напоминало теперь череп. Но в нем все еще чувствовалась сила. Он повернулся и попросил отрывисто:
      – Дай мне стул, Герриет.
      Она фыркнула, но поставила стул рядом с кроватью и встала тут же.
      Бен со скрипом опустился на стул, поставил трость между колен и оперся на нее обеими руками. Он рассматривал Йена с головы до ног и с ног до головы. Усмехнулся сардонически.
      – Хорош плэйбой! Из сливок общества! Ручаюсь, ты был в Гштааде.
      Йен не попался на удочку – он хорошо знал методы старика.
      – Куда уж мне?
      Бен ухмыльнулся.
      – Не рассказывай, что был в дешевом туре.
      Показал пальцем на его ногу. Палец слегка задрожал.
      – Очень плохо, мальчик?
      – Могло быть хуже – могли вообще ампутировать.
      – О чем ты говоришь! – с болью сказала Герриет.
      Бен деликатно улыбнулся, но сразу посерьезнел.
      – Так ты отправился покататься на лыжах, и вот результат. Вместо того, чтобы работать, ты развлекался.
      – Нет, – спокойно ответил Йен. – Это был мой первый отпуск почти за три года.
      – Гм! Но ты сейчас лежишь в этой кровати вместо того, чтобы работать.
      Мать Йена разозлилась.
      – Какой ты бессердечный!
      – Замолчи, Герриет, – сказал старик, не поворачивая головы. – И уходи. Не забудь закрыть за собой дверь.
      – Я не позволю, чтобы мной командовали в моем доме.
      – Делай, что я говорю, женщина. Мне нужно поговорить о деле.
      Йен Бэллард поймал взгляд матери и слегка кивнул. Она с шумом выбежала из комнаты. Дверь за ней захлопнулась.
      – У тебя прежние манеры, – уныло заметил Йен.
      Плечи Бена вздрагивали, он давился от смеха.
      – Вот почему ты мне нравишься, мальчик; никто бы не сказал мне этого в глаза.
      – Это говорили довольно часто за твоей спиной.
      – Чего мне волноваться о том, что говорили? Важно то, что человек делает. – Руки Бена на мгновение крепко стиснули трость.
      – Я ничего не имел в виду, когда говорил, что ты лежишь в постели, вместо того чтобы работать. Дело в том, что мы не могли ждать, пока ты оклемаешься и встанешь.
      – Меня уволили?
      – В некотором роде. Для тебя найдется другая работа, когда ты поправишься. Если ты согласен, конечно.
      – А что мне надо делать? – осторожно поинтересовался Йен.
      – Почти четыре года назад мы открыли копи в Новой Зеландии – золотые копи. Теперь, когда золото поднялось в цене, это становится доходным делом, перспективы хорошие. Директор там – старый идиот по имени Фишер, уходит в отставку в следующем месяце. – Трость стукнула по полу. – Старческий маразм в 65 лет – можешь себе представить?
      К данайцам, дары приносящим, Йен Бэллард относился настороженно.
      – И что же?
      – Так тебе нужна работа?
      Тут, наверняка, была ловушка.
      – Конечно, нужна. Когда мне надо приступать?
      – Как можно скорее. Я рекомендовал бы тебе добраться морем. На корабле твоя нога будет заживать так же, как и здесь, в комнате.
      – Я, что, один буду отвечать за все?
      – Директор полностью подчиняется Правлению – ты это знаешь.
      – Да, я знаю бэллардовскую систему. Правление – марионетки, которых дергают за ниточки из Лондона. У меня нет ни малейшего желания быть мальчиком на побегушках у моих почтенных дядюшек. Не знаю, почему ты позволяешь им делать то, что они делают.
      Руки старика побелели, когда он сжал набалдашник трости.
      – Ты знаешь, что в компании Бэллард Холдингс, мое слово уже ничего не значит. Учредив Совет попечителей, я устранил контроль. Так что твои дядюшки теперь сами отвечают за свои действия.
      – И все-таки ты можешь подарить мне пост директора?
      Бен снова по-акульи ухмыльнулся.
      – Твои дядюшки не единственные, кто может время от времени дергать за ниточки. Но помни, я уже стар.
      Йен размышлял.
      – Где находятся копи?
      – На Южном острове. Место называется Хукахоронуи.
      – Нет! – непроизвольно вырвалось у Йена.
      – Что такое? Боишься?
      Верхняя губа Бена приподнялась, обнажив зубы.
      – Если так, то в тебе нет ни капли моей крови.
      Йен глубоко вздохнул.
      – Ты знаешь, что это значит – вернуться? Ты же знаешь, как я ненавижу это место.
      – Если ты и был несчастлив там – это было очень давно.
      Бен подался вперед, грузно оперся на трость.
      – Если ты отвергнешь это предложение, то никогда не будешь счастлив снова – я уверен на все сто. И это произойдет не потому, что я что-то сделаю, с моей стороны никаких претензий не будет. Это будет внутри тебя, ты будешь жить с этим, вот в чем фокус. Всю оставшуюся жизнь ты будешь удивляться этому.
      Йен уставился на него.
      – Ты, старый колдун!
      Старик исторг что-то, похожее на смех.
      – Может, и так. Теперь послушай меня. У меня четверо сыновей, и трое из них гроша ломаного не стоят. Они ленивы, безалаберны и к тому же мошенники, они превратили Бэллард Холдингс в Лондоне в помойную яму.
      Бен чуть приподнялся на стуле.
      – Видит Бог, в свое время я не был ангелом. Я был груб и жесток, заключал крутые сделки и устранял конкурентов, когда было нужно, таков был дух времени. Но никто не может обвинить Бена Бэлларда в нечестности и сказать, что он когда-либо нарушил свое слово. Достаточно было моего слова и рукопожатия, чтобы в Сити это признали надежнейшим контрактом. Но никто не может положиться на слово твоих дядюшек – ни одного из них. Каждый, кто имеет с ними дело, должен нанять полк юристов, чтобы правильно составить контракт.
      Он пожал плечами.
      – Но вот что получается. Теперь они управляют компанией Бэллард Холдингс. Я уже стар, и они наступают. Это в порядке вещей, Йен.
      Его голос становился мягче.
      – Но у меня есть и четвертый сын, на которого я очень надеялся, но его испортила женщина, так же как она чуть не испортила тебя, прежде чем у меня хватило ума забрать тебя из той долины в Новой Зеландии.
      Голос у Йена напрягся.
      – Моя мать тут не при чем.
      Бен несколько театрально протянул руку.
      – Мне нравится твоя преданность, Йен, пусть даже она и неуместна. Ты неплохой сын своего отца, как и он был мне неплохим сыном – в самом деле неплохим. Беда в том, что тогда я наломал дров.
      Он словно погрузился прошлое, затем потряс головой, стряхивая воспоминания.
      – Но это было давно. Достаточно, что я вытащил тебя из Хукахоронуи. Правильно я тогда поступил?
      Йен глухо ответил:
      – Я никогда не был благодарен тебе за это. Ни за это, ни за что-либо другое.
      – Да, но ведь ты получил степень и поступил в Школу горных инженеров в Иоганнесбурге, а потом – в Колорадо; окончил школу бизнеса в Гарварде. Ты вполне соображаешь, и мне не нравилось, что ты тратишь свои мозги впустую.
      Он хихикнул.
      Он наклонился вперед.
      – Видишь ли, парень, я пришел за долгом.
      Йен ощутил, что в горле у него пересохло.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Ты очень обрадуешь деда, если возьмешься за эту работу в Хукахоронуи. Запомни, ты не обязан соглашаться – право выбора за тобой. Но я был бы доволен, если бы ты согласился.
      – Мне нужно решать прямо сейчас?
      В голосе Бена проскользнула ирония.
      – Не хочешь ли ты посоветоваться с матерью?
      – Ты никогда не любил ее, не так ли?
      – Она всегда была нытиком, занудной учительшей, боявшейся жизни, с ней хороший парень деградировал до ее жалкого уровня. Теперь это состарившаяся раньше времени женщина, потому что она всегда боялась жизни, всего вокруг, и теперь она хочет и тебя сделать таким же.
      Бен говорил без сантиментов.
      – Ты думаешь, почему я тебя зову «мальчиком» и «парнем», когда ты взрослый тридцатипятилетний мужчина? Да потому что ты такой и есть. Ради Бога, хоть раз в жизни прими решение самостоятельно.
      Йен молчал. Наконец он сказал:
      – Хорошо, я поеду в Хукахоронуи.
      – Один, без нее?
      – Один.
      Бен не проявил особого восторга; он только печально кивнул и сказал:
      – Теперь там почти город. Думаю, ты не узнаешь его, он так преобразился. Я был там года два назад, до того, как проклятый доктор запретил мне путешествовать. Там есть даже мэр. Первого мэра звали Джон Петерсен. Петерсены там – в фаворе.
      – О Боже! – сказал Йен. – Они еще там?
      – А ты что думал? Разумеется, они еще там. Джон, Эрик и Чарли – они все еще там.
      – Но без Алека.
      – Да – без Алека, – согласился Бен.
      Йен взглянул на него.
      – Ты понимаешь, что ты затеял? Чего, черт возьми, ты от меня хочешь? Ты прекрасно знаешь, что отправить Бэлларда в Хука все равно что заложить детонатор в заряд с динамитом.
      Брови Бена поднялись.
      – В роли динамита – Петерсены, я полагаю.
      Он нагнулся вперед.
      – Я скажу тебе, что мне нужно. Я хочу, чтобы ты управлял этими чертовыми копями, не так, как ими управляли до сегодняшнего дня. Я поручаю тебе работенку не из легких. Этот старый дурак, Фишер, не может контролировать ситуацию, это во-первых. Во-вторых, Доббс, управляющий шахтой, хронический лентяй и, в-третьих, Камерон, инженер, потасканный америкашка, который держится за место обеими руками, так как знает, что это его последняя работа, и боится до смерти, что потеряет ее. Тебе надо навести там порядок.
      Бен откинулся чуть назад.
      – Конечно, – сказал он уверенно.
      – Петерсены не примут тебя с распростертыми объятиями. Ведь это их семейная традиция – думать, что у них отняли шахту. Все это чепуха, конечно, но они в это верят – всегда помни, Йен, что на людей действуют не факты, а то, во что они верят.
      Он наклонил голову.
      – Я думаю, у тебя могут возникнуть проблемы с Петерсенами.
      – Не раздражай меня, – сказал Йен Бэллард. – Я сказал, что поеду.
      Старик хотел уже было подняться, но остановился.
      – Еще одна вещь. Если случится что-нибудь серьезное – с Бэллард Холдингс или со мной, – свяжись с Биллом Стеннингом.
      Он немного подумал.
      – По пустякам не беспокой. Билл свяжется с тобой достаточно быстро.
      – Ты о чем?
      – Не волнуйся, этого может никогда не случиться.
      Бен медленно поднялся и направился к двери. Посреди комнаты он остановился и чуть приподнял трость.
      – Я не думаю, что буду еще ходить с ней. Я пошлю ее тебе завтра. Тебе она понадобится. А потом, когда выздоровеешь, не отсылай назад – выброси.
      Он задержался перед дверью и повысил голос:
      – Теперь можешь войти, Герриет. Не нужно подслушивать через замочную скважину.

1