Но даже самое паршивое исландское шоссе кажется желанной целью после дорог Обиггдира, особенно если вы вынуждены нестись по ним сломя голову. Одной из проблем июня являлось то, что замерзшая за зиму земля при таянии образовывала желеобразные ловушки для машин. Поскольку мы ехали на "лендровере", они не останавливали нас, но существенно снижали нашу скорость, и единственным утешением мне было то, что Кенникен будет испытывать с ними аналогичные трудности.
В одиннадцать часов случилось наихудшее – лопнула шина. Это была шина на переднем колесе, и, почувствовав толчок, я вывернул руль и остановил машину.
– Давай сделаем это быстро, – сказал я и схватил гаечный ключ.
Если у нас и должен был произойти прокол, то место для него оказалось не самым худшим. Поверхность земли была достаточно ровной для того, чтобы я мог спокойно подсунуть домкрат, и под опорой отсутствовала грязь. Я поддомкратил переднюю часть "лендровера" и начал откручивать на колесе крепежные гайки. Из-за своего плеча Элин не могла оказать мне большой помощи в этой работе, поэтому я сказал:
– Как насчет того, чтобы сварить кофе, – нам не помешает что-нибудь горячее.
Я снял колесо, откатил его в сторону и поставил запасное. Вся операция заняла чуть менее десяти минут, время, которое при сложившихся обстоятельствах мы не могли себе позволить тратить впустую. Только когда мы проедем дальше на юг, у нас появится возможность затеряться на более или менее запутанной сети шоссейных дорог, а в этой глуши выбор маршрута был слишком ограничен.
Закрутив последнюю гайку, я наклонился, чтобы положить колесо с испорченной шиной на подставку и заодно посмотреть, что послужило причиной прокола. То, что я увидел, заставило меня похолодеть. Я засунул палец в отверстие с рваными краями в толстой покрышке и обвел взглядом хребет Бьюдархалс, доминирующий над местностью.
Такое отверстие могло появиться только по одной причине – из-за попадания пули. Где-то там на хребте, затаившись в какой-нибудь расщелине, скрылся снайпер – и даже в данную секунду я, возможно, находился в перекрестье его прицела.
3
Каким образом Кенникену удалось опередить меня? Эта горькая мысль первой пришла мне в голову. Но сейчас не было времени предаваться пустым раздумьям, появилась необходимость в решительных действиях.
Я положил колесо с пробитой шиной на капот и закрепил его на месте гайками. Вращая гаечный ключ, я украдкой бросал взгляды на горный хребет. До того места, где горы начинали вздыматься в небо, оставалось достаточно много открытого пространства – не менее двухсот ярдов, – и ближайшее укрытие, которое мог занять снайпер, находилось на расстоянии четырехсот ярдов, а возможно и больше.
Человек, способный послать пулю в шину с расстояния в четыреста ярдов – четверть мили, – чертовски хороший стрелок. Настолько хороший, что он может всадить пулю в меня в любой момент, когда захочет, – так какого дьявола он медлит? Я на открытом месте представляю из себя прекрасную мишень, и все же пули пока не летят в мою сторону. Я закрутил последнюю гайку и, повернувшись спиной к горам, почувствовал легкое покалывание между лопатками – именно туда меня ударит пуля, если она все-таки прилетит.
Я спрыгнул на землю и, убрав на место домкрат и ключ, сосредоточился на том, чтобы делать все естественно. Ладони моих рук стали скользкими от пота. Я подошел к задней части "лендровера" и заглянул в открытую дверь.
– Как там наш кофе?
– Сейчас будет готов, – ответила Элин.
Я залез внутрь и сел. Окружающее меня замкнутое пространство создавало комфортабельную иллюзию защищенности, но это была всего лишь иллюзия. Во второй раз я пожалел, что "лендровер" не бронированный автомобиль. Оставаясь сидеть в машине, я мог внимательно осмотреть склоны гор, не выдавая своей заинтересованности, и я воспользовался этой возможностью.
Ничто не двигалось среди красных и серых скал. Никто не встал во весь рост, чтобы приветственно помахать рукой. Если кто-то и находился по-прежнему там, он затаился, как мышь, что, разумеется, было совершенно правильно. Если вы послали в кого-то пулю, вам лучше сжаться до минимальных размеров на тот случай, что он начнет стрелять в ответ.
Но был ли этот кто-то по-прежнему там? Я думал, что, скорее всего, да. Кто, находясь в здравом уме, будет пробивать дырку в шине автомобиля, чтобы потом просто тихо удалиться? Так что он все еще был там, выжидал и вел наблюдение. Но если он там, то почему бы ему не подстрелить меня? В этом, казалось, не было смысла – если только он не хотел просто меня остановить.
Я невидящим взглядом смотрел на Элин, которая добавляла сахар в кофейник. Если это так, то, значит, люди Кенникена зашли с обеих сторон. Это было не слишком трудно организовать при условии, что он знал, где я нахожусь, – радиосвязь удивительная вещь. Этому человеку на горной гряде приказали остановить автомобиль, чтобы Кенникен мог меня догнать, и это означало, что я нужен ему живым.
Я подумал о том, что произойдет, если я сяду на место водителя и снова тронусь с места. Скорее всего очередная пуля пробьет следующую покрышку. На этот раз сделать это будет легче, поскольку мишень стала неподвижной. Догадаться о последствиях мне не составило труда – существовал лимит на количество запасных шин, которые я мог с собой взять, и этот лимит уже был исчерпан.
Надеясь на то, что цепочка моих рассуждений не слишком натянута, я начал приготовления к тому, чтобы выбраться из-под прицела невидимого стрелка. Я достал из-под матраса дубинку Линдхольма, которую спрятал туда раньше, и положил ее в свой карман, а затем сказал:
– Давай выйдем и... – Мой голос сорвался на хриплое карканье, и я прочистил горло. – Давай выпьем кофе снаружи.
Элин удивленно посмотрела на меня.
– Я думала, что мы торопимся.
– Мы ехали с хорошей скоростью, – сказал я. – По моим расчетам, мы оторвались достаточно далеко и заработали себе небольшую передышку. Я возьму кофейник и сахар, а ты понесешь чашки.
Мне очень хотелось захватить с собой карабин, но это было бы слишком очевидно; ничего не подозревающий человек не пьет кофе, вооружившись до зубов.
Я выпрыгнул из задней двери, и Элин передала мне кофейник и сахарницу, которые я поставил на задний бампер, перед тем как помочь ей спуститься. Ее правая рука по-прежнему покоилась на перевязи, но она могла нести чашки и ложки в левой руке. Я взял кофейник и махнул в сторону гряды.
– Давай пойдем туда и устроимся у подножия скал. – Я сразу зашагал в выбранном направлении, не давая ей времени на то, чтобы возразить.
Мы шагали по открытой местности в сторону гряды. В одной руке я нес кофейник, а в другой сахарницу, олицетворяя собой саму невинность. Я также имел с собой сген дабх в ножнах на левой голени и дубинку в кармане брюк, но их не было видно. Когда мы приблизились к горной гряде, перед нами вырос небольшой утес, и я подумал, что наш друг наверху должно быть, начал беспокоиться. Теперь в любой момент он, потеряв нас из виду, мог немного податься вперед, чтобы изменить угол обзора.
Я обернулся, словно бы для того, чтобы что-то сказать Элин, а затем резко повернулся назад, бросив взгляд вверх. Я никого не заметил, но был вознагражден каким-то неясным отблеском-отражением, появившимся ниоткуда. Это мог быть солнечный блик, играющий на поверхности лавы, но я так не думал. Лава не способна перемещаться по своей собственной прихоти – по крайне мере, после того, как она застыла.
Запомнив место, я пошел дальше, не поднимая больше головы, и вскоре мы приблизились к основанию утеса высотою около двадцати футов. Здесь, образуя редкие заросли, ютились карликовые березы, искривленные деревья высотою всего в один фут. В Исландии бонсай растет в естественных условиях, и меня всегда удивляло, почему исландцы не догадаются организовать их экспорт в Японию. Я нашел чистое место, поставил на землю кофейник и сахарницу, а затем сел и подтянул штанину на брюках, чтобы достать нож.
Элин удивилась.
– Что ты делаешь?
Я сказал:
– Постарайся не падать в обморок, но в горах над нами засел один тип, который только что сделал дырку в нашей покрышке.
Элин смотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова. Я продолжил:
– Пока мы сидим здесь, он нас не видит, но я не думаю, что это его сильно беспокоит. Все, что ему нужно сделать, это задержать нас до прибытия Кенникена – что у него получается совсем неплохо. Пока "лендровер" находится у него перед глазами, он знает, что мы где-то неподалеку.
Я засунул нож за пояс – из ножен на голени его можно быстро выхватить только при том условии, что на вас надет килт[6].
Элин опустилась на колени.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Невозможно получить такую пробоину на боковой поверхности новой покрышки естественным путем.
Я поднялся на ноги и окинул взглядом горную гряду.
– Пойду вытащу, из норы этого ублюдка, мне кажется, я знаю, где он притаился. – Я показал на расщелину у основания утеса – трещину в скале высотою четыре фута. – Я хочу, чтобы ты забралась туда и ждала. Не двигайся, пока не услышишь, что я тебя зову – и будь абсолютно уверена, что это именно я.
– А что, если ты не вернешься? – спросила она безжизненным голосом.
Она была реалистом. Я посмотрел на ее застывшее лицо и сказал, тщательно обдумывая свои слова:
– В этом случае, если ничего больше не произойдет, оставайся здесь до наступления темноты, затем беги к "лендроверу" и убирайся отсюда подальше. Если же Кенникен появится здесь, постарайся не попадаться ему на глаза. – Я пожал плечами. – Но я обязательно вернусь.
– Стоит ли вообще тебе это делать?
Я вздохнул.
– Мы застряли здесь, Элин. До тех пор, пока этот парень держит "лендровер" под прицелом, мы прикованы к месту. Что, по-твоему, я должен делать? Подождать прибытия Кенникена, а потом просто сдаться на милость победителя?
– Но ты ведь безоружен!
Я похлопал ладонью по рукоятке ножа.
– Он мне поможет. Ну а теперь делай, что я сказал.
Я проводил ее до расщелины и посмотрел, как она в ней укрылась. Элин чувствовала себя там не слишком комфортабельно: расщелина имела полтора фута в ширину и четыре в высоту, так что ей пришлось присесть там на корточки. Но существовали и худшие вещи, чем чувство дискомфорта.
Затем я задумался над тем, что делать мне. Горная цепь была изборождена промоинами, прорезанными водой в мягкой породе, которые предлагали скрытый путь наверх. Я хотел подняться выше того места, где ранее заметил внезапный отблеск. В военном деле – а это была война – тот, кто удерживает высоту, тот и имеет преимущество.
Я двинулся в левую сторону, держась под прикрытием скал. В двадцати ярдах мне попалась первая промоина, которую я отклонил, так как знал, что она заканчивается неподалеку от подножия гряды. Следующая оказалась лучше, поскольку шла почти до самой вершины, и, скрывшись в ней, я начал карабкаться наверх.
В те далекие дни, когда я проходил подготовку в горной школе, мой инструктор любил повторять одну премудрость: "Никогда не следуй курсом водного потока как вверх по склону, так и вниз", – говорил он. Доводы его были убедительны. Вода бежит кратчайшим путем, а кратчайший путь обычно оказывается самым крутым. Правильным будет, взбираясь на гору, придерживаться чистых склонов и всячески избегать расщелин. В то же время совершенно неверно карабкаться наверх по чертовски крутым и отшлифованным водой трещинам в скалах, рискуя при этом свернуть себе шею.
Края промоины у подножия гряды имели в высоту около десяти футов, поэтому я не опасался, что меня здесь заметят. Но с высотой промоина постепенно мелела, и к концу ее глубина сократилась приблизительно до двух футов, и с этого места я начал ползти на животе. Когда ползти дальше стало невозможно, я, по моим подсчетам, находился уже выше, чем снайпер, поэтому, осторожно высунув голову из-за обломка лавы, принялся изучать ситуацию.
Далеко внизу на дороге в полном одиночестве стоял "лендровер". Примерно в двухстах футах вправо и ста футами ниже находилось место, где, как мне казалось, укрывался снайпер. Я не мог его видеть из-за больших камней, которыми был усеян склон горной гряды. Это меня устраивало; если я не вижу его, значит, и он не видит меня, и ширма из камней являлась как раз тем, в чем я нуждался, чтобы подобраться к нему поближе.
Но я не стал спешить. Я не забывал о том, что здесь может скрываться и не один человек. Черт возьми, да здесь, рассыпавшись по склону гряды, их могла притаиться целая дюжина. Некоторое время я, затаив дыхание, сохранял полную неподвижность, внимательно изучая каждый камень, лежавший в пределах видимости.
Убедившись, что все спокойно, я выполз из укрытия в промоине и направился к группе больших камней, по-прежнему передвигаясь по-пластунски. Время от времени я останавливался и внимательно прислушивался. Все, что я слышал, это отдаленное журчание реки. Вскоре я обогнул сверху нагромождение камней и, сделав очередную паузу, достал из кармана дубинку.
Высунув голову из-за камня, я увидел их в пятидесяти футах ниже, укрывшихся на уступе горного склона. Один лежал, пристроив перед собой винтовку, ствол которой покоился на аккуратно сложенной куртке; другой сидел у него за спиной и вертел в руках уоки-токи. Изо рта у него свисала незажженная сигарета.
Я убрал голову и задумался. С одним человеком я мог справиться – с двумя это сделать будет значительно сложнее, особенно без огнестрельного оружия. Я осторожно переместился и нашел лучшую позицию для наблюдения, где я мог оставаться менее заметным, – два камня, сдвинутые почти вплотную друг к другу, между которыми оставалась смотровая щель шириной в дюйм.
Человек с винтовкой был неподвижен и очень терпелив. Я мог предположить, что он – опытный охотник, который провел в подобном положении на склонах холмов множество часов, ожидая, когда его жертва приблизится на расстояние выстрела. Его напарник был более суетлив, он ерзал ягодицами по камню, на котором сидел, почесывался, хлопал ладонью насекомых, садившихся на его ноги, и крутил в руках уоки-токи.
Я увидел, что у основания гряды что-то задвигалось, и затаил дыхание. Человек с винтовкой тоже обратил на это внимание, и я смог различить, как едва заметно напряглись его мускулы. Это была Элин. Она вышла из-под укрытия утеса и направилась в сторону "лендровера".
Я беззвучно выругался, не понимая, какого черта она собирается там делать. Человек с винтовкой плотно прижал приклад к плечу и, приникнув глазом к оптическому прицелу, сопровождал ее на всем пути до машины. Если он нажмет на курок, я не упущу своего шанса и достану этого ублюдка любым возможным способом.
Элин подошла к "лендроверу" и забралась внутрь. Через минуту она снова выбралась наружу и направилась обратно в сторону утеса. На полпути она, крикнув, подбросила что-то в воздух. Я находился слишком далеко для того, чтобы разобрать, что у нее в руках, но, как мне показалось, это была пачка сигарет. Парень с винтовкой несомненно знал точно, что это такое, поскольку был оснащен одним из самых мощных оптических прицелов из всех, что я когда-либо видел.
Элин исчезла из поля зрения у подножия гряды, и я позволил себе выпустить воздух из легких. Она намеренно разыграла небольшую сценку, чтобы убедить снайпера в том, что я по-прежнему нахожусь внизу, хотя и скрыт из виду. И надо сказать, что это сработало. Стрелок заметно расслабился и, повернувшись, сказал что-то своему напарнику. Я не мог слышать его слов, поскольку говорил он тихим голосом, но непоседа громко рассмеялся.
У него возникли проблемы с уоки-токи. Он вытянул антенну, щелкнул переключателями и повертел ручки настройки, после чего отбросил рацию в сторону на поросшие мхом камни. Обратившись к снайперу, он показал пальцем вверх, и снайпер кивнул головой. Затем непоседа поднялся на ноги и, повернувшись, начал карабкаться по склону в моем направлении.
Я заметил курс, которого он придерживался, и, повернув голову, стал подыскивать место для засады. Прямо за моей спиной находился камень высотой приблизительно в три фута, и, оторвавшись от своей смотровой щели, я скрылся за ним, присев на корточки и крепко сжимая в руке дубинку. Я узнал о его приближении по доносившимся до меня звукам, поскольку он не прилагал больших усилий к тому, чтобы передвигаться бесшумно. Его ботинки шаркали по земле, и один раз я услышал, как камешки посыпались по склону, когда он поскользнулся и невнятно выругался. Затем произошло изменение в освещении, вызванное тем, что он отбросил в мою сторону тень, и, выпрямившись у него за спиной, я нанес ему удар по затылку.
Существует множество различных вздорных слухов по поводу того, что случится, если человека ударить по голове. На основании некоторых источников – фильмов и телепостановок – можно сделать вывод, что это не опаснее наркоза, используемого в операционных; произойдет всего лишь короткая потеря сознания, сопровождаемая головной болью, не хуже чем с сильного перепоя. К сожалению, это не так, поскольку анестезиологи в госпиталях имеют возможность при помощи сложного оборудования, которым они теперь оснащены, точно отмерять наркоз, в отличие от освященного веками тупого инструмента, лишенного такого преимущества.
Потеря сознания достигается путем резкого удара по черепной кости, в результате чего она сталкивается со своим содержимым – мозгами. Последствием является мозговая травма различной степени серьезности от легкой контузии до смерти, и всегда имеют место остаточные повреждения, хотя, возможно, и легкие. Удар должен быть достаточно сильным, поскольку все люди разные, и удар, способный одного человека убить, у другого вызовет лишь легкое головокружение. Проблема в том, что необходимую силу удара невозможно рассчитать заранее.
Я был не в настроении для того, чтобы экспериментировать, и этому типу досталось как следует. Колени под ним подогнулись, и он рухнул вниз. Я поймал его до того, как он упал на землю. Потом я опустил его на камни и повернул так, чтобы он лежал на спине. Изжеванная сигарета, свисающая из уголка его рта, была перекушена на половине, и струйка крови, стекающая с фильтра, говорила о том, что он заодно прикусил себе язык. Он все еще дышал.
Ощупав его карманы, я наткнулся на твердый предмет знакомой формы и извлек на свет автоматический пистолет – смит-вессон 38, брат-близнец того пистолета, что я забрал у Линдхольма. Проверив магазин, я убедился, что он полон, и, передернув затвор, дослал патрон в ствол.
Человек, скрючившийся у моих ног, не сможет доставить кому-либо больших хлопот, даже если придет в себя, поэтому о нем я больше не беспокоился. Все, что теперь я должен был сделать, это позаботиться о Дэниеле Буне[7] – человеке с винтовкой. Я вернулся к своей наблюдательной щели, чтобы посмотреть, что он делает.
Он делал абсолютно то же самое, что делал с тех самых пор, когда я его впервые увидел, – с неистощимым терпением созерцал "лендровер". Я поднялся на ноги и начал спускаться к уступу, держа пистолет перед собой. Я не особенно беспокоился о том, чтобы соблюдать осторожность, скорость сейчас была важнее, чем бесшумность, и, как мне показалось, его скорее насторожит то, если я стану подкрадываться на цыпочках, чем если буду хрустеть подошвами у него за спиной.
Он даже не повернул головы. Все, что он сделал, это спросил, растягивая слова на манер жителя западных штатов:
– Забыл что-нибудь, Джо?
Я вернул свою челюсть на место до того, как она успела отвиснуть слишком низко. Я ожидал встретить русского, но отнюдь не американца. Однако сейчас было не время думать о национальностях – человек, посылающий в вас пули, автоматически является ублюдком, а русский он ублюдок или американский не имеет большого значения. Я сказал резко:
– Повернись, но оставь винтовку на месте, или я сделаю в тебе дырку.
Он повернулся очень медленно, и единственной частью его тела, пришедшей в движение, была голова. Он имел фарфорово-голубые глаза, загорелое узкое лицо и идеально подходил на роль старшего сына папаши миллионера из телевизионной мыльной оперы. Он также казался опасным.
– Будь я проклят! – произнес он мягко.
– Несомненно будешь, если не уберешь руки с этой винтовки, – сказал я. – Раскинь руки в стороны так, словно тебя распяли.
Он посмотрел на пистолет, зажатый в моей ладони, и неохотно раздвинул руки. Человеку, распростертому в таком положении, сложно быстро подняться на ноги.
– Где Джо? – спросил он.
– Ему захотелось баиньки. – Подойдя к нему поближе, я прижал мушку пистолета к ямке на его затылке и почувствовал, как он вздрогнул. Это ни о чем не говорило; подобная реакция вовсе не означала, что он испуган – я тоже невольно вздрагиваю, когда Элин целует меня в затылок. – Постарайся не двигаться, – посоветовал я и поднял его винтовку.
Тогда у меня не было времени на то, чтобы изучить ее внимательно, но я сделал это позже, и она несомненно представляла из себя выдающийся образец огнестрельного оружия. Она имела сложную родословную и, вероятно, начала свою жизнь как браунинг, но хороший оружейный мастер потратил немало времени на ее переоборудование, добавив некоторые усовершенствования, такие, как скульптурная рукоятка с отверстием для большого пальца и еще кое-какие приятные мелочи. Это отчасти соответствовало словам одного человека: "Мой топор достался мне от дела – отец поменял у него лезвие, а я сделал новое топорище".
В результате всех трудов получился законченный инструмент для убийства с большого расстояния. Затвор на винтовке передергивался вручную, поскольку это было оружие для человека, который тщательно выбирает свою цель и который стреляет достаточно хорошо для того, чтобы у него не появлялось необходимости посылать вторую пулю за первой в слишком большой спешке. Она была рассчитана под патрон калибра 0.375 магнум с тяжелой пулей весом 300 гран и большим зарядом пороха позади нее – высокая скорость, низкая траектория. Эта винтовка в хороших руках могла при нормальном освещении и неподвижном воздухе заставить человека испустить дух с расстояния в полмили.
В помощь вышеуказанным хорошим рукам здесь имелся фантастический оптический прицел – монстр с изменяемой оптической силой и максимальным увеличением 1x30. Для того, чтобы пользоваться им на полной мощности, требовался человек без нервов – и следовательно, без дрожи в руках – или твердая опора под ложе. Прицел был оснащен своей собственной дальномерной системой, сложной шкалой точек на вертикальной линии перекрестья для различных расстояний, установленной на пятьсот ярдов.
Это было чертовски хорошее оружие.
Я выпрямился и легонько прижал дуло винтовки к позвоночнику моего друга.
– То, что ты сейчас чувствуешь, это твоя пушка, – сказал я. – Надеюсь, мне не надо объяснять тебе, что произойдет, если я нажму на курок.
Его голова повернулась в сторону, и я увидел тонкую струйку пота на загорелой коже. У него не было необходимости заставлять работать свое воображение, поскольку он являлся мастером своего дела и знал, что произойдет – более 5000 джоулей энергии разорвут его на две части.
Я спросил:
– Где Кенникен?
– Кто?
– Не будь ребенком, – сказал я. – Спрашиваю тебя еще раз – где Кенникен?
– Я не знаю никакого Кенникена, – произнес он приглушенным голосом.
Он испытывал затруднения с речью, поскольку одна сторона его лица была прижата к земле.
– Подумай еще.
– Я сказал тебе, что не знаю его. Я только исполняю приказы.
– Да, – согласился я. – Ты стрелял в меня.
– Нет, – возразил он быстро. – В твою шину. Ты ведь еще жив, не так ли? Я мог подстрелить тебя в любой момент.
Я посмотрел вниз, на "лендровер". Это было верно, он чувствовал себя здесь как чемпион Бизли, стреляющий по жестяным уткам в ярмарочном тире.
– Так, значит, тебе приказали остановить меня. И что потом?
– Потом ничего.
Я слегка увеличил давление на его позвоночник.
– Тебе следует подумать получше.
– Я должен был подождать, пока не появится кто-то еще" а затем собраться и идти домой.
– А кто этот кто-то еще?
– Я не знаю – мне не сказали.
Это звучало совершенно безумно, достаточно невероятно для того, чтобы быть правдой. Я спросил:
– Как тебя зовут?
– Джон Смит.
Я улыбнулся и сказал:
– Хорошо, Джонни, начинай ползти – назад и медленно. И если я увижу, что просвет между твоим животом и землей превышает полдюйма, ты получишь все сполна.
Он медленно и осторожно стал отползать от края в глубь уступа, пока я не остановил его. Как мне ни хотелось продолжить допрос, я был вынужден его закончить, поскольку время шло неумолимо. Я сказал:
– Теперь послушай, Джонни, ты не должен делать никаких резких движений, так как я очень нервный человек, поэтому просто сохраняй спокойствие.
Я подошел к нему вплотную и, подняв винтовку, опустил приклад на его затылок. Так не следовало обращаться со столь превосходным оружием, но это единственное, что я имел под рукой. Приклад винтовки был значительно тверже дубинки, и я с запоздалым сожалением подумал, что, вероятно, проломил ему череп. В любом случае он не доставит мне больше никаких хлопот.
Я подошел к краю уступа, чтобы подобрать куртку, которую он использовал как опору для стрельбы. Она оказалась тяжелой, и я ожидал обнаружить в кармане пистолет, но там лежала нераспечатанная коробка с патронами для винтовки. Рядом с курткой лежала открытая коробка. Обе были без этикеток.
Я проверил оружие. Магазин был рассчитан на пять патронов и содержал четыре, один находился в стволе, готовый к выстрелу, и в открытой коробке оставалось еще девятнадцать. Мистер Смит был профессионал; он наполнил магазин, дослал один патрон в ствол, а затем снял магазин и добавил туда еще один патрон; таким образом, в его распоряжении оказалось шесть зарядов вместо пяти. Не то чтобы он в них особенно нуждался – ему удалось одним выстрелом пробить покрышку у движущегося автомобиля с расстояния в пятьсот ярдов.
Он и на самом деле был профессионал, но звали его вовсе не Джон Смит, поскольку в кармане куртки лежал еще и американский паспорт, выданный на имя Венделла Джорджа Флита. Он также имел с собой пропуск, который позволял ему проникать в самые отдаленные уголки военно-морской базы в Кьеблавике, куда проход обычной публике строго запрещен. У него не было с собой пистолета; такие снайперы, как он, обычно презирают карманное оружие.
Я положил коробки с патронам в свой карман, который они тяжело оттянули, и сунул автоматический пистолет Джо за пояс своих брюк, предварительно его разрядив, поскольку не хотел сделать с собой то же, что и с Кенникеном. Защелка предохранителя не гарантирует полной безопасности, и многие мужчины погубили самих себя для собственных жен из-за того, что обращались с оружием, как персонажи телевизионных драм.
Я пошел посмотреть, как себя чувствует Джо, и обнаружил, что он все еще спит и что, согласно паспорту, он совсем не Джо. Его имя, как выяснилось, было Патрик Алоизис Маккарти. Я оглядел его с подозрением – на мой взгляд, он больше походил на итальянца, чем на ирландца. Возможно, все имена были фальшивыми, точно так же, как Бушнер, который не был и Грахамом, в конце концов оказался Филипсом.
Маккарти имел с собой две запасные обоймы для смит-вессона, обе полные, которые я конфисковал. Мой личный арсенал должен был сильно увеличиться в ходе этой экспедиции – от маленького ножа до сверхмощной винтовки за одну неделю, – это было совсем неплохо. Следующим в ряду стоял гранатомет или, возможно, полностью снаряженный станковый пулемет. Я подумал о том, сколько времени потребуется, чтобы в моих руках оказалось что-нибудь по-настоящему разрушительное, нечто вроде межконтинентальной баллистической ракеты "Атлас".
Маккарти куда-то направлялся, когда я его ударил. Он пытался связаться с кем-то по радио, но его уоки-токи оказался в тени, и ему пришлось идти пешком, а значит, этот кто-то находился неподалеку. Я посмотрел вверх на вершину гряды и решил совершить еще один подъем. Мне пришлось пролезть где-то около двухсот ярдов, и когда на самом верху я осторожно высунул голову из-за камня, то от удивления потерял дыхание.
Примерно в четырех сотнях ярдов от меня стоял желтый вертолет американских военно-морских сил, возле которого сидели двое членов экипажа и один человек в штатском, о чем-то мирно разговаривая. Я поднял винтовку Флита и посмотрел на них через большой прицел при максимальном увеличении. Вертолетчики не вызывали у меня особого интереса, но я подумал, что могу знать штатского. Он был мне незнаком, но я запомнил его лицо на будущее.
На какое-то мгновение у меня возник соблазн снять его из винтовки, но я отбросил эту идею. Для меня будет лучше удалиться тихо и без лишней суматохи. Я не хотел, чтобы этот вертолет преследовал меня весь остаток пути, поэтому повернулся и начал спускаться вниз по склону гряды. Я отсутствовал уже достаточно долго, и с каждой минутой Элин стала бы волноваться все сильнее, если такое еще возможно.
С того места, где я находился, открывался хороший вид на дорогу, и мне пришло в голову посмотреть, не появился ли Кенникен в пределах видимости. Он там был! Через прицел я увидел вдали маленькую черную точку, ползущую по дороге, и по моим подсчетам джип находился приблизительно на расстоянии трех миль. Дорога здесь была достаточно грязной, и вряд ли он мог ехать по ней со скоростью большей, чем десять миль в час, следовательно, я имел около пятнадцати минут преимущества.
Я продолжил свой спуск на максимально возможной скорости.
Элин укрылась в расщелине в скале, но вышла оттуда, когда я ее позвал. Она подбежала и обняла меня так, словно хотела убедиться, что я по-прежнему цел, при этом смеясь и плача одновременно. Я выпутался из ее объятий.