Бег вслепую

– Ты прав насчет того, что устройство не здешнее, – сказал я. – Но я уверен, что оно принадлежало русским – и те желают получить его обратно.

– Бог ты мой! – воскликнул он. – Да ведь тут полно американских деталей.

– Может быть, русские таким образом решили снизить себестоимость. Может быть, они делают покупки в лучших супермаркетах. Я ничуть не удивлюсь, даже если вдруг окажется, что детали были изготовлены в Конго, – я просто хочу, чтобы ты оставил устройство здесь у себя.

Он очень осторожно положил плату на стол.

– О'кей, но я несколько изменю твое условие. Я даю тебе двадцать четыре часа. Причем, ты не получишь устройство назад, пока все не объяснишь.

– Тогда я вынужден удовольствоваться этим, – сказал я. – При условии, что ты одолжишь мне свою машину. Я оставил "лендровер" в Лаугарватне.

– Твое нахальство просто беспредельно. – Нордлинджер сунул руку в карман и бросил на стол ключи от машины. – Ты найдешь ее на стоянке у ворот – это голубой "шевроле".

– Я видел твой автомобиль и раньше. – Надев свою куртку, я прошел в угол, чтобы забрать винтовки. – Ли, ты знаешь человека по имени Флит?

Он на секунду призадумался.

– Нет.

– А Маккарти?

– Старшина, которого ты видел в техническом отделе, носит фамилию Маккарти.

– Это не тот, кто меня интересует, – сказал я. – Еще увидимся, Ли. Съездим как-нибудь на рыбалку.

– Смотри не попади в тюрьму.

Я остановился в дверях.

– Что заставляет тебя напутствовать меня подобным образом?

Его руки сомкнулись над устройством.

– Каждый, кто шляется с такой штукой, должен сидеть в тюрьме, – произнес он с чувством.

Я рассмеялся и оставил его созерцать свое нежданное приобретение. Чувство реальности Нордлинджера оказалось под угрозой. Он был инженер, не ученый, а любой инженер обычно работает по своду правил – длинному списку истин, прошедших испытание временем. У него есть склонность забывать, что свод правил первоначально был составлен учеными, людьми, которые не находят ничего странного в нарушении установившихся законов и видят в этом только новую возможность проникнуть еще глубже в неразгаданные тайны Вселенной. Любой человек, который способен, не сбившись с шага, перейти от Ньютоновой механики до квантовой физики, готов поверить во все, что угодно, в любой день недели. Ли Нордлинджер не относился к таким людям, но я был уверен, что создатель этого устройства был одним из них.

Я нашел машину и убрал в багажник винтовки вместе с боеприпасами. Пистолет Джека Кейза по-прежнему находился при мне в наплечной кобуре, и теперь ничто не портило линию моего костюма. Но от этого я не стал выглядеть более представительно: на куртке выделялись прожженные отметины, оставленные тлеющим торфом из камина Кенникена, и разорванный рукав, пострадавший от пули, пролетевшей слишком близко в перестрелке у Гейзера. Вдобавок ко всему она, так же как и мои брюки, была равномерно заляпана грязью, и я своим внешним видом все больше и больше напоминал бродягу, правда, чисто выбритого бродягу.

Я забрался в машину и на низкой скорости пополз в сторону Международного аэропорта, размышляя по пути о том, что же Нордлинджер не смог рассказать мне про устройство. Если верить Ли, этот объект не мог существовать в природе, что определяло его большую важность для науки – важность, из-за которой люди погибали, лишались ног и заживо варились в кипящей воде.

И еще одна мысль вызывала у меня дрожь. Последние слова Кенникена, произнесенные им перед самым моим побегом из дома на берегу Сингваллаватна, ясно давали понять, что теперь моя собственная важность превышает важность устройства. Он был готов убить меня, не заполучив его сперва в свои руки, хотя прекрасно понимал, что, если я умру, устройство навсегда исчезнет вместе со мной.

Нордлинджер доказал, что устройство имеет чрезвычайное научное значение, так что же во мне есть такого особенного, что делает меня еще важнее? Нечасто в этом мрачном техническом мире случалось так, чтобы отдельный человек становился важнее научного достижения. Может быть, мы наконец вернулись к здравомыслию, хотя такое казалось мне маловероятным.

В офис "Айслендэир" можно пройти через боковой вход, возле которого нет большого скопления публики, и, припарковав возле него машину, я зашел внутрь. Пережив в дверях приятное столкновение с очаровательной стюардессой, я спросил у нее:

– Элин Рагнарсдоттир нет поблизости?

– Элин? Она в приемной.

Я прошел в приемную, где застал ее в полном одиночестве. Увидев меня, она сразу же вскочила со своего кресла.

– Алан, тебя не было так долго!

– Мне понадобилось больше времени, чем я ожидал.

Лицо ее было напряжено, и в его выражении чувствовалась какая-то обеспокоенность.

– У тебя не возникло никаких проблем?

– Нет, по крайней мере, у меня. Я тут купила газету.

Я забрал ее из рук Элин.

– Тогда что случилось?

– Я думаю, тебе лучше... тебе лучше прочесть газету. – Она отвернулась.

Я развернул ее и увидел на первой странице фотографию, воспроизводящую мой сген дабх в натуральную величину. Заголовок под ним, набранный большими черными буквами, кричал: "ВИДЕЛИ ЛИ ВЫ ТАКОЙ НОЖ?!".

Нож был найден торчащим в сердце человека, сидящего в машине, припаркованной на подъездной аллее возле дома в Лаугарватне. Этот человек оказался британским туристом по имени Джек Кейз. Дом и фольксваген, в котором Кейз был обнаружен, принадлежали Гуннару Арнарссону, находящемуся в данный момент в туристической экскурсии на пони. Дом был взломан и, по-видимому, подвергнут обыску. В отсутствие Гуннара Арнарссона и его жены Сигурлин Асгейрсдоттир представлялось невозможным сказать, пропало ли что-нибудь из дома. Возвращения обоих с нетерпением ждет полиция.

Нож был настолько необычен по форме, что полиция поручила газете опубликовать его фотографию. Каждого, кто видел такой нож или похожий, просили позвонить в ближайший полицейский участок. Там же имелась обведенная рамкой заметка, в которой нож совершенно верно идентифицировали как шотландский сген дабх, после чего автор заметки скатывался на псевдоисторическую болтовню.

Полицейские также пытались найти серый "вольво", зарегистрированный в Рейкьявике; каждого, кто видел его, тоже просили связаться с полицией. Регистрационный номер приводился ниже.

Я посмотрел на Элин.

– Кажется поднялась большая суматоха, – сказал я тихо.

– Это тот самый человек, с которым ты встречался у Гейзера?

– Да.

Я подумал о том, как не поверил Джеку Кейзу, в результате чего оставил его в бессознательном состоянии возле дома Кенникена. Возможно, он вовсе не заслуживал моего недоверия, поскольку я ни капли не сомневался в том, кто убил его. Кенникен имел мой сген дабх и Кенникен имел фольксваген – и, вероятно, Кенникен же наткнулся на Кейза, когда искал меня. Но почему Кейз был убит?

– Это ужасно, – сказала Элин. – Погиб еще один человек. – Ее голос переполняло отчаяние.

– Я не убивал его, – заявил я без обиняков.

Она взяла в руки газету.

– Как полиция узнала про "вольво"?

– Это стандартная процедура, – ответил я. – Как только личность Кейза была установлена, полиция начала рыться во всем том, что он делал с тех пор, как прибыл в страну. Вскоре они выяснили, что он брал напрокат машину – и это был не фольксваген, в котором его обнаружили.

Я был рад, что "вольво" скрыт от посторонних глаз в гараже Вальтира в Вике.

– Когда Вальтир вернется в Вик? – спросил я.

– Завтра, – ответила Элин.

Складывалось такое впечатление, что кольцо вокруг меня постепенно сужается. Ли Нордлинджер предоставил в мое распоряжение двадцать четыре часа; не приходилось надеяться на то, что Вальтир не проверит "вольво" сразу после того, как вернется в Вик, – он может даже пойти в полицию в Рейкьявике, если почувствует уверенность в том, что это та самая машина, которую ищут. А когда полиция наложит свои руки на Сигурлин, тогда для меня, несомненно, прозвучит сигнал тревоги – я не мог себе представить, чтобы она сохранила молчание при виде трупа, оставленного возле ее дома.

Элин коснулась моей руки.

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю, – ответил я. – В данный момент я хочу просто сесть и подумать.

Я начал складывать вместе фрагменты головоломки, и постепенно она стала приобретать осмысленные очертания, основанные в основном на внезапной смене позиции Кенникена по отношению ко мне после того, как он захватил меня в плен. Поначалу он готов был пойти на все, чтобы вырвать у меня устройство и с нездоровым наслаждением предвкушал предстоящую процедуру. Но затем Кенникен потерял интерес к устройству, объявив, что теперь важнее меня убить. И это случилось сразу после того, как он ответил на телефонный звонок.

Я перебрал в уме последовательность событий. У Гейзера я рассказал Кейзу о моих подозрениях относительно Слейда, и Кейз согласился передать все Таггарту. Вне зависимости от того, что произошло бы дальше, Слейда должны были подвергнуть тщательной проверке. Но я видел, как Слейд говорил с Кейзом перед тем, как Кенникен меня схватил. Что если Кейз вызвал у Слейда какие-то подозрения? Слейд умный человек – укротитель людей, – и, может быть, Кейз раскрылся под его давлением.

Что должен был сделать Слейд? Ему следовало позвонить Кенникену и выяснить, не захватили ли меня в плен. Его прикрытие в глазах Таггарта должно оставаться безупречным любой ценой, и это было для него важнее, чем устройство. Он мог сказать: "Убей ублюдка!" Вот почему Кенникен так переменился.

И не менее важно было убить Джека Кейза до того, как он поговорит с Таггартом.

Мои действия оказались на руку Слейду, и когда я оставил Кейза возле дома Кенникена, Кенникен зарезал его моим ножом. Кенникен проследил, откуда появился фольксваген, и отправился на поиски, но не застав меня на месте, оставил в машине тело Кейза. Типичная тактика террористов.

Я все связал вместе, за исключением одного свободного конца, который сильно меня беспокоил. Почему, когда у Гейзера на меня набросилась банда Кенникена, Джек Кейз убежал, оставив меня в трудном положении? Он даже не пошевелил и пальцем, чтобы мне помочь; он не сделал ни единого выстрела в мою защиту, хотя имел при себе оружие. Я знал Джека Кейза, и это было для него весьма нехарактерно, что вместе с его видимым дружелюбием по отношению к Слейду составило базис моего недоверия к нему. Это беспокоило меня очень сильно.

Но все эти события уже остались в прошлом, а мне следовало повернуться лицом к будущему и срочно принимать решение. Я спросил:

– Ты выяснила, где Бьярни?

Элин вяло кивнула.

– Он совершает рейс Рейкьявик – Хефн и будет в Рейкьявике сегодня днем.

– Он нужен мне здесь, – сказал я. – И ты будешь сидеть в этом офисе до тех пор, пока он тут не появится. Ты не выйдешь отсюда даже для того, чтобы поесть. Можешь попросить, чтобы тебе что-нибудь принесли прямо сюда. И что наиболее важно, ты не должна появляться в людных местах аэропорта, гам слишком много глаз, которые пытаются найти тебя и меня.

– Но я не могу оставаться здесь вечно, – запротестовала она.

– Ты останешься здесь только до прибытия Бьярни. После этого ты расскажешь ему все, что сочтешь нужным – можешь даже рассказать ему правду. Потом ты объяснишь ему, что он должен сделать.

Она нахмурилась.

– То есть?

– Пусть он посадит тебя на самолет и увезет подальше отсюда, причем сделает это, избегая официальных каналов. Он может даже переодеть тебя стюардессой и протащить на борт как члена экипажа, но ты не должна появляться в общественных местах в качестве обычного пассажира.

– Но я не уверена, что у него это получится.

– Боже мой! – воскликнул я. – Если ему по силам переправлять из Гренландии контрабандой ящики с "карлсбергом", то он вполне способен отправить туда и тебя. Подумай сама, оказаться в Гренландии будет для тебя совсем неплохо; ты можешь оставаться в Нарсассуаке до тех пор, пока все не утихнет. Даже Слейд, несмотря на свою сообразительность, не догадается искать тебя там.

– Я не хочу уезжать.

– Ты уедешь, – сказал я твердо. – Мне не нужно, чтобы ты путалась под ногами. Если ты считаешь, что в последние несколько дней тебе пришлось пережить суровые испытания, то по сравнению с последующими двадцатью четырьмя часами они покажутся тебе романтической идиллией. Я хочу, чтобы ты убралась отсюда, Элин, и клянусь всем на свете, на этот раз ты меня послушаешься.

– Так, значит, ты думаешь, что я для тебя бесполезна, – произнесла она с горечью.

– Нет, я так не думаю, и ты доказала мне это. Все, что тебе приходилось делать за последнее время, шло вразрез с твоими собственными убеждениями, но тем не менее ты осталась со мной. В тебя даже стреляли и ранили, но ты по-прежнему оказывала мне помощь.

– Потому что я люблю тебя, – сказала она просто.

– Я знаю – и я тоже тебя люблю. Вот почему я хочу, чтобы тебя здесь не было. Я не хочу, чтобы тебя убили.

– А как же ты? – спросила она.

– Я – совсем другое дело, – произнес я уверенно. – Я профессионал. Я знаю, что делать и как делать, а ты нет.

– Кейз тоже был профессионал – и он умер. Так же как и Грахам, или как там его звали на самом деле. И этот человек, Волков, который пострадал у Гейзера, – он тоже профессионал. Ты сам говорил, что до сих пор в этом деле урон несут только профессионалы. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Алан.

"Я также говорил, что до сей поры не пострадал ни один случайный свидетель", – подумал я про себя и произнес вслух:

– Ты просто ни в чем неповинный свидетель, Элин, – и мне хотелось бы, чтобы ты оставалась им и дальше.

Я должен был сделать что-то, чтобы она поняла всю серьезность сложившейся ситуации. Я окинул взглядом комнату и, убедившись, что в ней по-прежнему никого нет, быстро скинул с себя куртку и снял с плеча кобуру Кейза вместе с пистолетом. Я взял пистолет в руку и спросил:

– Знаешь, как с ним обращаться?

Ее глаза расширились.

– Нет!

Я показал на затвор.

– Если ты оттянешь его назад, пуля попадет в ствол. Ты отодвигаешь в сторону вот этот рычаг, защелку предохранителя, затем прицеливаешься и давишь на курок. При каждом нажатии из ствола будет вылетать пуля, пока ты не израсходуешь все восемь патронов. Поняла?

– Думаю, что да.

– Повтори.

– Я оттягиваю назад верхнюю часть пистолета, отодвигаю защелку предохранителя и давлю на курок.

– Все верно. Только правильнее будет нажимать на курок, а не давить на него, но сейчас не время вдаваться в такие тонкости. – Я убрал пистолет обратно в кобуру, которую вложил ей в руки. – Если кто-нибудь попытается заставить тебя сделать то, что ты не хочешь, просто направь на него пистолет и начинай стрелять. Может быть, ты никуда и не попадешь, но, по крайней мере, у кого-то появятся седые волосы.

Единственное, что способно напугать профессионала, это оружие в руках дилетанта. Если в вас стреляет другой профессионал, вы знаете, что он стреляет точно, и имеет шанс увернуться от пули. А дилетант может убить вас чисто случайно.

Я сказал:

– Пройди в уборную и пододень кобуру под свою куртку. Когда ты вернешься, меня здесь уже не будет.

Она смирилась с окончательностью ситуации, так же как и с пистолетом.

– Что ты намерен делать?

– Всякому терпению приходит конец, – сказал я. – Я устал бежать, поэтому собираюсь начать охотиться сам. Пожелай мне удачи.

Она приблизилась и мягко поцеловала меня. В ее глазах стояли непролитые слезы, и пистолет в кобуре был тяжелым куском железа, разделяющим нас. Я похлопал ее пониже спины и напутствовал:

– Сделай все, как я сказал.

Она повернулась и вышла из комнаты. Когда дверь за ней закрылась, я тоже покинул офис.

Глава девятая

1

"Шевроле" Нордлинджера был слишком длинным, слишком широким, имел слишком мягкие рессоры, и он не особенно обрадовал бы меня в Обиггдире, но именно в такой машине я нуждался, чтобы с максимальной скоростью добраться до Рейкьявика по Интернациональному хайвею, который являлся единственным участком дороги с хорошим покрытием во всей Исландии. Двадцать пять миль до Хафнарфьердура я проехал со скоростью восемьдесят миль в час и разразился проклятиями, когда меня притормозил плотный поток транспорта возле Копавогура. На полдень у меня была назначена встреча в магазине сувениров туристического агентства "Нордри", и я не хотел на нее опаздывать.

Туристическое агентство "Нордри" находилось на Хафнарстраетн. Я припарковал машину на боковой улочке и зашагал по направлению к центру города, постепенно спускаясь с холма. Я совсем не собирался заходить в "Нордри", да и что мне там было делать, если устройство лежало у Нордлинджера в сейфе? Я прошелся по Хафнарстраетн и заглянул в книжный магазин напротив "Нордри". Над магазином находилось небольшое кафе, куда можно было подняться по лестнице, чтобы почитать книжку за чашечкой кофе. Я купил себе для прикрытия газету и поднялся наверх.

Еще не закончилось утреннее затишье перед предстоящим полуденным наплывом посетителей, поэтому я без проблем нашел себе место возле окна и заказал оладьи с чашечкой кофе. Раскрыв газету, я посмотрел в окно на людную улицу внизу и обнаружил, что, как и предполагал, отсюда открывался прекрасный вид на туристическое агентство, расположенное через дорогу. Тонкие тюлевые занавески не мешали мне вести наблюдение, но в то же время через них было невозможно разглядеть меня с улицы.

На улице царило оживление. Туристский сезон недавно начался, и первые закаленные путешественники уже обшаривали магазины в поисках сувениров и относили домой свою добычу. Их было легко узнать по фотоаппаратам на шее и путеводителям в руках, но я внимательно осматривал каждого из них, поскольку человек, которого я искал, мог посчитать удобным скрыться под личиной туриста.

Это был выстрел наугад, сделанный мною на том основании, что куда бы я ни направился в Исландии, везде меня поджидала оппозиция. Я последовал инструкциям, данным мне по прибытии, и поехал в Рейкьявик окружным путем, в результате чего наткнулся на Линдхольма. Я зарылся в землю в Асбьюрги, и Грахам возник из сумрака ночи. Правда, это произошло из-за радиомаяка, установленного на "лендровере", но все же такое случилось. Флит поджидал меня и выстрелил в "лендровер" из тщательно спланированной засады, повинуясь приказу, цель которого по-прежнему оставалась для меня загадкой. И все же он, как и Линдхольм, знал, где меня ждать. Кенникен набросился на меня возле Гейзера, и я выпутался из этой неприятной ситуации, оказавшись на волоске от смерти.

А теперь кто-то должен был ждать моего визита в туристическое агентство "Нордри". Шансы на это были невелики, но исходя из моего прошлого опыта, казалось логичным предположить, что данное место тоже находится под наблюдением. Поэтому я проявлял более чем ординарный интерес к прохожим, прилежно заглядывающим в витрины магазинов, надеясь на то, что если Кенникен устроил на меня засаду, то я смогу опознать его людей. Он не имел возможности привезти с собой в Исландию целую армию, а я тем или иным путем уже успел познакомиться со многими его подчиненными.

Несмотря на это, мне потребовалось целых полчаса, чтобы его заметить, что объяснялось необычным углом зрения, под которым я вел наблюдение – сверху. Весьма непросто забыть лицо, увиденное в первый раз через перекрестье оптического прицела, но все же только когда он поднял голову, я узнал в нем одного из моих преследователей, которые находились вместе с Кенникеном на другом берегу реки Тунгнаа.

Он неспешно прогуливался по улице, разглядывая витрины магазинов, расположенных рядом с "Нордри", и выглядел примерным туристом с подобающими ему фотокамерой, городским путеводителем и пачкой почтовых открыток. Я подозвал официантку и оплатил свой счет, чтобы иметь возможность быстро сорваться с места, но оставил за собой столик, заказав еще одну чашечку кофе.

Он не мог заниматься такой работой в одиночестве, и меня интересовали его взаимоотношения со случайными прохожими. По мере того как уходило время, он проявлял все большее беспокойство, непрерывно сверяясь со своими часами, а ровно в час дня перешел к конкретным действиям. Он поднял руку и кого-то подозвал, после чего в поле моего зрения появился другой человек, который пересек улицу и направился к нему.

Я залпом допил свой кофе и, сбежав вниз по лестнице, притаился за прилавком с газетами, наблюдая за своими друзьями через стеклянную дверь книжного магазина. К ним присоединился еще один персонаж, которого я узнал немедленно – это был не кто иной, как мой старый знакомый Ильич, по неосторожности обеспечивший меня бутановой бомбой. Они некоторое время посовещались, после чего Ильич вытянул руку и постучал по своим часам, выразительно пожимая плечами. Они все дружно повернулись и зашагали по улице в направлении Постусстраети, а я последовал за ними.

По тем отрывочным действиям, свидетелем которых я стал, складывалось впечатление, что им известно не только место, в котором у меня должно состояться рандеву, но и его время. Они покинули свой пост ровно в час дня, как конторские служащие, заканчивающие работу по звонку. Я не особенно бы удивился, если бы вдруг оказалось, что они знают и пароль.

На углу Постусстреаети двое из них сели в припаркованную там машину и уехали, а Ильич, резко повернув направо, пересек улицу и быстрым шагом направился к отелю "Борг", в котором он скрылся, как кролик в норке. Я на мгновение задержался, а затем вошел в здание следом за ним.

Он не снизил скорости возле стойки для того, чтобы взять ключ, а сразу же поднялся на второй этаж со мною на хвосте. Он прошел по коридору и постучал в дверь, а я в ту же секунду сделал резкий разворот и снова спустился вниз, где сел за столик в гостиной, откуда мне открывался хороший вид на фойе. Это означало очередную обязательную чашечку кофе, которым я и так уже был переполнен, но таковым является наказание для тех, кто занимается слежкой. Я развернул перед собой газету и стал ждать, когда Ильич появится снова.

Тот отсутствовал недолго – не более двадцати минут, и когда он появился, я испытал чувство триумфа, поскольку теперь знал, что мои подозрения подтвердились и все действия, предпринятые мною в Исландии, полностью оправданы. Он спускался по лестнице, с кем-то разговаривая – и этот кто-то был Слейд!

Они прошли через гостиную, направляясь к залу ресторана, и Слейд миновал мой столик не далее чем в шести футах. Следовало предположить, что Слейд ждал в своем номере отчета, позитивного или негативного, а теперь решил немного подкрепиться. Я переместился в своем кресле, следя за тем, куда они сядут, и во время шумной церемонии рассаживания по местам я быстро встал и, пройдя в фойе, скрылся там из виду.

Двумя минутами позже я был на втором этаже и стучался в ту же дверь, в которую стучал Ильич, надеясь, что мне никто не ответит. Так и произошло, поэтому, достав из своего бумажника пластиковую карточку, я при помощи нехитрого трюка вошел внутрь. Этому фокусу я научился в школе – Департамент тренировал меня хорошо.

Я был не настолько глуп, чтобы обыскивать багаж Слейда. Если он так сообразителен, как мне казалось, то ему ничего не стоило, бросив беглый взгляд на свой чемодан, понять, что его открывали. Это стандартная оперативная процедура в нашей работе, а Слейд имел здесь двойное преимущество – его тренировали обе стороны. Но я внимательно осмотрел двери гардероба, дабы убедиться в том, что на них нет тонких волосков, приклеенных к створкам капелькой слюны, чтобы они отскочили, если гардероб откроют. Все было чисто, поэтому я открыл двери, зашел внутрь и приготовился ждать в темноте.

Мне пришлось провести в ожидании долгое время, но я был к этому готов, так как знал, что Слейд большой гурман, и все же у меня вызывало интерес то, как он справится с блюдами исландской кухни, которая, мягко говоря, являлась весьма своеобразной. Нужно быть настоящим исландцем, чтобы по достоинству оценить хакарл – сырое акулье мясо, выдержанное в песке в течение нескольких месяцев, или соленую китовую ворвань.

Было уже без четверти три, когда Слейд вернулся назад, и к этому времени мой собственный желудок начал жаловаться на недостаток внимания; он получил большое количество кофе, но очень мало твердой пищи. Ильич вошел вместе с ним, и поначалу меня удивило, что Слейд говорит по-русски, как коренной носитель языка, но затем я понял, в чем здесь дело. Он ведь и на самом деле был русский, как и Гордон Лонсдейл, еще один представитель его профессии.

Ильич спросил:

– Так, значит, все откладывается до завтра?

– До тех пор, пока не станет ясно, чего добился Вацлав, – ответил Слейд.

– Я думаю, это ошибка, – сказал Ильич. – Я уверен, что Стюартсен не подойдет к туристическому агентству. Кстати, вы уверены в достоверности информации?

– Уверены, – ответил Слейд коротко. – И он появится там в течение ближайших четырех дней. Мы все недооценивали Стюарта.

Я улыбнулся в темноте. Было приятно услышать такое добровольное признание. Я пропустил то, что он сказал дальше, но Ильич ответил:

– Разумеется, мы не станем ничего делать с тем свертком, который он с собой принесет. Мы позволим ему избавиться от него в агентстве, а затем будем следовать за ним, пока он не окажется в одиночестве.

– А потом?

– Мы убьем его, – произнес Ильич бесстрастно.

– Да, – сказал Слейд. – Но тело не должно быть найдено. Мы и так уже создали слишком громкое паблисити; Кенникен просто сошел с ума, когда оставил тело Кейза в фольксвагене. – Последовала короткая пауза, после чего он произнес задумчиво: – Интересно, что Стюарт сделал с Филипсом?

На этот риторический вопрос Ильич не смог найти ответа, и Слейд подытожил:

– Хорошо, ты вместе с остальными займешь свой пост у агентства "Нордри" завтра в одиннадцать. Я хочу, чтобы вы позвонили мне сразу же, как только заметите Стюарта. Это понятно?

– Вас поставят в известность, – сказал Ильич. Я услышал, как дверь открылась. – Где Кенникен? – спросил он.

– То, что делает Кенникен, тебя не касается, – ответил Слейд резко. – Ты можешь идти.

Дверь захлопнулась.

Немного погодя до меня донесся шорох бумаги и скрип, сопровождаемый металлическим щелчком. Я слегка приоткрыл дверь гардероба и одним глазом заглянул в комнату. Слейд сидел в кресле с газетой на коленях и подносил огонь зажигалки к толстой сигаре. Прикурив, он обвел взглядом комнату в поисках пепельницы. Она стояла на ночном столике, поэтому ему пришлось привстать и передвинуть свое кресло так, чтобы пепельница оказалась под рукой.

Это оказалось на руку и мне, потому что, передвинув кресло, он повернулся ко мне спиной. Я достал из кармана авторучку и очень медленно открыл дверь гардероба. Комната была маленькой, и поэтому мне понадобилось сделать только два шага, чтобы приблизиться к нему. Я не произвел ни единого звука, но, возможно, это частичное изменение в освещенности комнаты заставило его начать поворачивать голову. Я прижал кончик ручки к складке жира у него на затылке и произнес:

– Оставайся на месте или лишишься головы.

Слейд застыл, и, нагнувшись, я сунул другую руку за лацкан его пиджака, где обнаружил пистолет в наплечной кобуре. Похоже, что теперь все носили с собой пистолеты, и я быстро становился экспертом по части разоружения людей.

– Я не хочу, чтобы ты двигался, – сказал я и отступил назад. Передернув затвор пистолета, я убедился, что он заряжен, и передвинул в боевое положение предохранитель.

– Вставай.

Он послушно поднялся на ноги, все еще сжимая в руках газету. Я сказал:

– Подойди к стене, что прямо перед тобой и обопрись об нее, широко раздвинув руки.

Отступив еще немного назад, я критически наблюдал за тем, как он выполняет мои указания. Он знал, что я собираюсь делать, это самый безопасный способ обыскать человека. Будучи Слейдом, он попытается извлечь для себя выгоду из этой процедуры, поэтому я сказал:

– Отодвинь свои ноги от стены и обопрись о нее посильнее.

Находясь в таком положении, он сразу же потеряет равновесие, если попытается что-нибудь предпринять, – это позволит мне опередить его на решающую долю секунды.

Он, шаркнув подошвами, отодвинул ноги назад, и я увидел, как задрожали его запястья, когда приняли на себя вес тела. Затем я быстро обшарил его карманы и бросил их содержимое на кровать. У него не имелось с собой другого оружия, если только не считать оружием шприц для подкожных инъекций, а я решил его расценивать именно так, после того как, раскрыв бумажник, увидел ампулы, которые к нему прилагались. Зеленая слева для того, чтобы вызвать у человека глубокий шестичасовой нокаут; красная справа гарантирует смерть через тридцать секунд.

– Теперь подогни колени и очень медленно опускайся на пол по стене.

Его колени ослабли, и я привел его в ту позицию, которую когда-то заставил принять Флита – лежа лицом вниз с руками, широко раскинутыми в стороны. Требовался человек в лучшей физической форме, чем Слейд, чтобы наброситься на меня из такого положения; Флит мог сделать это, если бы я не упер ему в позвоночник дуло его винтовки, а Слейд был не так молод и успел отрастить себе солидное брюшко.

Он лежал, повернув голову набок, его правая щека прижалась к ковру, а левый глаз смотрел на меня, сверкая злобой. Он заговорил в первый раз.

– Ты уверен, что сегодня днем ко мне никто не должен прийти?

– У тебя есть все основания побеспокоиться об этом, – сказал я. – Если кто-нибудь откроет дверь в номер, ты покойник. – Я улыбнулся. – Мне будет очень жаль, если это окажется всего лишь горничная, тогда ты погибнешь совершенно зазря.

Он произнес с возмущением:

– Какого черта ты делаешь, Стюарт? Ты что, сошел с ума? Я уверен, что так и есть – я рассказал об этом Таггарту, и он со мной согласился. Теперь убери пистолет и позволь мне подняться на ноги.