– Такие упражнения пойдут не на пользу твоему плечу.

– Я буду пользоваться другой рукой, – произнесла она нетерпеливо и, открыв дверцу машины, выскочила наружу.

Когда-то в Англии существовал закон, согласно которому впереди каждого экипажа на механической тяге должен был идти человек с красным флагом, чтобы предупреждать беспечных граждан о той неумолимой силе, что двигалась следом за ним. Я никогда не предполагал, что окажусь в подобном положении, но таков прогресс.

Элин ехала на бампере, пока мы не приближались к повороту, и когда я притормаживал, спрыгивала с него. Притормозить было совсем несложно, даже когда дорога шла под уклон; все, что от меня требовалось, это убрать ногу с акселератора. Я включил самую низкую передачу, которая только была возможна, а на "лендровере" она весьма особенная. Ее передаточное число, составляющее примерно 40:1, дает сильную тягу и позволяет эффективно тормозить двигателем. По ровной дороге при таких низких оборотах карданного вала моя старушка выжимала девять миль в час при мощности в девяносто пять лошадиных сил – именно в такой тяге я нуждался на этих американских горках. Но в подобном режиме работы двигателя потребление горючего возрастало неимоверно.

Итак, Элин направляла меня на каждом повороте, а затем проезжала на бампере до следующего. Казалось бы, это было весьма утомительным занятием, но, как ни странно, скорость нашего продвижения заметно возросла. Мы проехали в такой необычной манере достаточно долгий путь, когда внезапно Элин вытянула руку в указующем жесте не вниз, на дорогу, а в небо, справа от себя. Она поспешила назад к машине, а я высунул голову в окно, чтобы посмотреть, что же она увидела.

Вертолет парил над щитом Тредладингьи, как кузнечик, солнце выделяло на фоне неба диск его вращающегося ротора и отбрасывало отражение от стеклянного кокпита, который конструкторы поместили туда по каким-то своим загадочным причинам. Мне часто доводилось летать на вертолете, и я знал, что в солнечный день в такой кабине чувствуешь себя, как зрелый помидор под стеклом теплицы.

Но в тот момент я не думал об этом, поскольку Элин подошла к "лендроверу" не с той стороны.

– Перейди на другую сторону, – крикнул я. – И держись под прикрытием машины.

Я вынырнул из двери на противоположной стороне, там, где находилась стена утеса. Элин присоединилась ко мне.

– Неприятности?

– Возможно. – Я приоткрыл дверь и положил руку на карабин. – До сих пор мы не встретили ни одного автомобиля, но уже второй летательный аппарат интересуется нами. Это выглядит неестественно.

Я выглянул из-за задней части "лендровера", держа оружие незаметно. Вертолет по-прежнему направлялся к нам, теряя высоту. Когда он оказался достаточно низко, его нос задрался вверх, и сделав в воздухе неуклюжий реверанс, вертолет завис на месте примерно в ста ядрах от нас. Затем он начал, как лифт, опускаться вертикально вниз, пока не оказался на одном уровне с нами.

Покрывшись холодным потом, я сжал в руках карабин.

Сидя на этом уступе, мы находились в положении жестяных уток в тире, и единственной защитой от пуль являлся "лендровер". Это достаточно крепкий автомобиль, но в тот момент я хотел, чтобы на его месте оказался броневик. Вертолет покачивался в воздухе, внимательно нас изучая, но я не мог различить никакого движения за солнечными бликами, отбрасываемыми стеклами кабины.

Затем фюзеляж начал медленно поворачиваться, пока не оказался к нам боком, и я издал глубокий вздох облегчения. Большими буквами вдоль всего корпуса было написано единственное слово – NAVY, и, расслабившись, я положил карабин и вышел на открытое пространство. Если и существовало в Исландии место, где не мог находиться Кенникен, так это на борту вертолета Сикорский LH-34 американских военно-морских сил.

Я махнул рукой и сказал Элин:

– Все в порядке, можешь выйти.

Она присоединилась ко мне, и мы стали вместе следить за вертолетом. Боковая дверь скользнула в сторону, и за ней показался один из членов экипажа в белом защитном шлеме.

Он высунулся наружу, держась рукой за поручень, и сделал другой рукой вращательное движение, после чего прижал кулак к уху. Он повторил такой жест три-четыре раза, прежде чем я понял, что это означает.

– Он хочет, чтобы мы воспользовались телефоном, – сказал я. – К сожалению, мы не имеем такой возможности. – Я залез на крышу "лендровера" и показал как можно более выразительно на то место, где раньше находилась антенна. Вертолетчик сразу все понял; он махнул рукой и скрылся внутри кабины, закрыв за собой дверь. В течение нескольких секунд вертолет набрал высоту, и его фюзеляж начал поворачиваться, пока не оказался направленным на юго-запад, после чего он стал быстро удаляться и вскоре исчез, и только слабеющий рокот винтов доносился до нас еще некоторое время.

Я посмотрел на Элин.

– Что бы это могло значить, как ты полагаешь?

– Похоже, они хотели поговорить с тобой. Возможно, вертолет приземлится на дороге где-нибудь подальше.

– Здесь он совершенно точно не смог бы совершить посадку, – заметил я. – Может быть, ты и права. Я с удовольствием вернулся бы в Кьеблавик с комфортом. – Я посмотрел на голубое небо, в котором только что исчез вертолет. – Но никто не говорил мне, что в этом замешаны американцы.

Элин посмотрела на меня искоса.

– Замешаны в чем?

– Не знаю, черт возьми! Но очень хотел бы узнать. – Я вернул карабин на место. – Что ж, пока удовольствуемся тем, чем мы располагаем.

Мы продолжили свой путь по этой проклятой дороге, поворот за поворотом, вверх и вниз, но в основном вверх, пока не забрались к самому краю Ватнайекюдля, вплотную ко льду. Отсюда дорога могла идти только в одном направлении, поэтому она повернула под прямым углом к леднику и постепенно начала спускаться вниз. Нам встретился еще один особенно неприятный участок, когда мы перебирались через боковой отрог Тредладингьи, но потом дорога улучшилась, и я вернул Элин в машину.

Окинув мысленным взором проделанный нами путь, я поблагодарил Бога за то, что день был ясным и солнечным. Если бы стоял туман или, тем более, моросил дождь, проехать по этой дороге было бы невозможно. Сверившись с картой, я обнаружил, что мы уже миновали участок с односторонним движением, чему тоже был несказанно рад.

Элин выглядела усталой. Ей пришлось пройти большое расстояние по неровной дороге, множество раз спрыгивать с бампера и запрыгивать на него, и теперь ее лицо заметно осунулось. Я посмотрел на часы и сказал:

– Мы почувствуем себя лучше после еды, и горячий кофе подкрепит наши силы. Остановимся здесь ненадолго.

И это оказалось ошибкой.

Я понял, что совершил ошибку, через два с половиной часа. Мы потратили час на еду и отдых, а затем ехали еще в течение полутора часов, пока не оказались возле широко разлившейся реки. Я остановил машину возле края воды, где колея исчезала в реке, и вышел наружу, чтобы изучить возникшую проблему.

Я оценил глубину потока и посмотрел на сухие камни лежащие на берегу.

– Черт возьми, уровень воды все еще поднимается. Если бы мы не останавливались, то час назад проехали бы здесь совершенно спокойно. Теперь я не уверен, сможем ли мы это сделать.

Ватнайекюдль недаром называют "Водный Ледник". Он формирует речную сеть Восточной и Южной Исландии – огромный резервуар замерзшей воды, которая при медленном таянии разливается по поверхности земли многочисленными водотоками. Еще недавно я благодарил Бога за то, что день выдался солнечным, то теперь мне пришлось об этом пожалеть, поскольку в солнечные дни реки особенно полноводны. Лучше всего пересекать ледниковую реку на рассвете, когда уровень в ней низок. В течение дня, особенно в ясную солнечную погоду, таяние льда становится более интенсивным, и уровень воды в потоках достигает своего пика после полудня. Эта конкретная река еще не достигла пика полноводности, но уже была слишком глубока для того, чтобы ее форсировать.

Элин сверилась с картой.

– Куда нам нужно добраться? Сегодня, я имею в виду.

– Я хотел выбраться на Сиренгисандурскую дорогу. Это более-менее постоянный маршрут; как только мы окажемся там, доехать до Гейзера станет проще простого.

Она измерила расстояние.

– Шестьдесят километров, – сказала она и сделала паузу.

Я увидел, что ее губы шевелятся.

– В чем дело?

Она подняла голову.

– Я считала, – пояснила она. – На этих шестидесяти километрах нам предстоит пересечь шестнадцать рек, прежде чем мы достигнем дороги на Сиренгисандур.

– Бог ты мой! – воскликнул я.

Обычно в своих путешествиях по Исландии я никуда особенно не торопился. Я никогда не подсчитывал количество рек, и если одна из них вставала на моем пути непреодолимым барьером, мне ничего не стоило остановиться и подождать несколько часов, пока уровень не упадет. Но времена изменились.

Элин сказала:

– Нам придется разбить здесь лагерь.

Я посмотрел на реку и понял, что должен принимать решение быстро.

– Я думаю, нам надо попробовать перебраться на другой берег.

Элин взглянула на меня с недоумением.

– Но почему? Все равно до завтра ты не сможешь пересечь другие реки.

Я бросил в воду гальку. Если она и подняла волны, я этого не увидел, поскольку их стерло быстрым потоком. Я сказал:

– Если доверять моей интуиции, к нам приближается нечто злое. – Я повернулся и показал на дорогу. – Я и думаю, что оно приближается с этой стороны. Если мы вынуждены остановиться, то я предпочел бы сделать это на другом берегу реки.

Элин с сомнением посмотрела на быстрое течение в середине потока.

– Это будет опасно.

– Остаться здесь, возможно, будет еще более опасно. – Я испытывал какое-то неприятное чувство, которое, вероятно, являлось просто неосознанным протестом против того, чтобы оказаться застигнутым в позиции, лишенной путей к отступлению. По этой причине я покинул Аскью и по этой причине я хотел форсировать реку. Может быть, просто мое тактическое чутье обострилось после долгого пребывания в состоянии спячки. Я сказал:

– Через пятнадцать минут форсировать реку станет еще опаснее, так что поехали.

Я решил проверить, на самом ли деле то место, где дорога пересекала реку, было наиболее удобным. Это могло оказаться пустой тратой времени, но сделать такую проверку все же было необходимо. Однако форсировать поток как выше по течению, так и ниже оказалось невозможно по различным причинам – либо из-за большой глубины, либо из-за крутых берегов, поэтому я сконцентрировался на лежащем передо мной броде, надеясь на то, что контакт с дном будет достаточным.

Снова переключившись на самую низкую передачу, я медленно заехал в реку. Быстрый поток закрутился водоворотом возле колес автомобиля, поднимая волны, которые разбивались о боковую поверхность кабины.

В середине реки глубина возросла, и каждую секунду я ожидал, что вода вот-вот хлынет из-под дверей. Но, что представляло для нас большую угрозу, сила потока здесь значительно возросла, и в какой-то момент я почувствовал, как машина дернулась в сторону и немного приподнялась вверх – ее вот-вот могло снести течением.

Я вдавил педаль газа до пола и направил автомобиль к мелководью у противоположного берега. Передние колеса заскребли по дну реки, но задняя часть "лендровера" все-таки потеряла опору, и ее протащило в сторону, так что берега он достиг боком и, неуклюже взобравшись на покрытый мхом бугорок лавы, замер на нем, а с него стекала вода, как с лохматой собаки после купания.

Я выехал на дорогу, и мы запрыгали по застывшим волнам лавы, пока наконец не достигли относительно ровной поверхности, где я выключил двигатель и посмотрел на Элин.

– Думаю, что сегодня мы больше не будем перебираться через реки. Этой мне вполне достаточно. Слава Богу, у нашего автомобиля полный привод на четыре колеса.

Лицо Элин заметно побледнело.

– Это был неоправданный риск, – сказала она. – Нас могло унести течением.

– Но этого не произошло, – заметил я и снова завел двигатель. – Сколько до следующей реки? Мы разобьем там лагерь и пересечем ее на рассвете.

Она сверилась с картой.

– Около двух километров.

Мы двинулись дальше и вскоре оказались возле реки номер два, которую тоже переполняли талые воды Ватнайекюдля. Я повернул машину и направил ее в сторону нагромождения камней, где и остановился, скрывшись из вида как со стороны реки, так и с дороги – еще один хороший тактический принцип.

Я чувствовал раздражение. Было еще не слишком поздно, и оставшиеся несколько часов дневного света мы могли использовать для того, чтобы покрыть еще несколько десятков миль, если бы не эти проклятые реки. Но ничего не оставалось делать, кроме как ждать следующего дня, когда уровень воды спадет. Я сказал:

– Ты выглядишь усталой, у тебя был тяжелый день.

Элин слабо кивнула и выбралась из машины. Я заметил, что она придерживает правую руку, и спросил:

– Как плечо?

Она состроила гримасу.

– Онемело.

– Мне лучше взглянуть на него.

Я поднял раскладную крышу "лендровера" и поставил кипятить воду, а Элин села на скамью и попыталась снять с себя свитер. У нее ничего не получилось, поскольку она не могла поднять правую руку. Я помог ей, но несмотря на все мои предосторожности, ее лицо исказилось от боли. Она, вполне естественно, не одела под свитер бюстгальтер, так как плечевая бретелька врезалась бы прямо в рану.

Я снял повязку и посмотрел на ее плечо. Рана была покрасневшей и воспаленной, но я не заметил следов гноя, который говорил бы о занесенной инфекции, Я сказал:

– Я тебя предупреждал, что скоро ты начнешь ее чувствовать. Подобные ранения могут причинять адскую боль, так что не надо поджимать губы – я знаю, какие у тебя ощущения.

Она скрестила руки на груди.

– Такое случалось и с тобой?

– Однажды меня зацепило пулей по ребрам, – ответил я, наливая в чашку теплую воду.

– Так вот откуда у тебя тот шрам.

– Твое ранение значительно хуже, поскольку пуля задела трапециевидную мышцу, которую ты постоянно напрягаешь. На самом деле тебе необходимо носить руку на перевязи – я посмотрю, что тут можно приспособить. – Я промыл рану и наложил повязку с медикаментами из аптечки первой помощи, затем помог ей надеть свитер. – Где твой шарф – новый, из шерсти?

Она вытянула руку.

– Вон в том ящике.

– Значит он и послужит тебе в качестве перевязи. – Я достал шарф и пристроил на нем ее руку так, чтобы плечо находилось в максимальной неподвижности. – Теперь просто сиди здесь и смотри, как я готовлю ужин.

Я решил, что пришло время открыть коробку с лакомствами – маленькой коллекцией деликатесов, которые мы берегли для особого случая. Нам обоим было необходимо взбодриться, а ничто так не укрепляет присутствие духа, как первоклассные продукты, извлеченные из заначки. Я не знаю, осведомлены ли мистер Фортнум и мистер Масон о той радости, которую они доставляют путешественникам, заброшенным в далекие земли, но после устричного супа, целиком зажаренных перепелок и груш, законсервированных в коньяке, у меня возникло желание написать им благодарственное письмо.

За едой на щеки Элин начал возвращаться румянец. Я настоял на том, чтобы она не пользовалась правой рукой, но у нее не возникало такой необходимости – темное, нежное мясо перепелки отделялось от костей при легком прикосновении вилки, и с этим блюдом ей удалось справиться довольно легко. Приготовленный мною кофе мы разбавили бренди, которое я захватил с собой для медицинских целей.

Прихлебывая свой кофе, она вздохнула.

– Как в старые добрые времена, Алан.

– Да, – произнес я лениво. Я и сам чувствовал себя значительно лучше. – Но тебе пора спать. Завтра мы отправимся в путь очень рано.

Я решил, что в три часа утра будет уже достаточно светло для того, чтобы управлять автомобилем, и уровень воды в реке в это время также будет минимальным. Я нагнулся и взял бинокль.

– Куда ты собрался? – спросила она.

– Просто оглядеться по сторонам. А ты ложись спать.

Элин сонно моргнула глазами.

– Я и в самом деле устала, – призналась она.

В этом не было ничего удивительного. Мы долгое время находились в пути, а трястись по ухабам Обиггдира занятие не из приятных – нам удалось провалиться в каждую рытвину, что попадались нам по дороге. Я сказал:

– Ложись спать и ни о чем не беспокойся – я скоро вернусь.

Я повесил бинокль себе на шею, открыл заднюю дверь и спрыгнул на землю. Я уже почти ушел, когда, повинуясь внезапному импульсу, повернулся, сунул руку в кабину и достал карабин. Элин, кажется, не заметила, что я сделал.

Сначала я осмотрел реку, которую нам предстояло пересечь. Она была достаточно полноводной, но, судя по влажным камням, обнажившимся в русле, уровень уже начал спадать. К рассвету пересечь реку станет совсем легко, и мы успеем перебраться через остальные водотоки, лежащие между нами и Сиренгисадуром, до того, как разлив талых вод сделает это невозможным.

Перекинув карабин через плечо, я зашагал обратно по дороге в сторону реки, которую мы недавно форсировали, удаленной от нашего лагеря на расстояние чуть более одной мили. Я приблизился к ней, соблюдая осторожность, но кругом все было тихо. Река текла и бурлила, и ничто не вызывало тревогу. Я осмотрел в бинокль линию горизонта, затем сел на землю, прислонившись спиной к покрытому мхом валуну, закурил сигарету и приступил к размышлениям.

Меня беспокоило плечо Элин; не то чтобы меня особенно беспокоило его состояние, но доктор сделал бы для нее больше, чем я, и эта тряска по бездорожью явно не шла ей на пользу. Вероятно, будет трудно объяснить доктору, как Элин смогла получить явно огнестрельную рану, но при неосторожном обращении с оружием порой происходят несчастные случаи, и я решил, что если буду говорить уверенно, мне удастся списать все на роковую неосторожность.

Я провел на том месте около двух часов, в течение которых курил, думал и смотрел на реку, но к концу этого времени мне в голову не пришло ничего нового, несмотря на отчаянное напряжение моих мозгов. Факт появления американского вертолета был фрагментом головоломки, который никуда не подходил. Посмотрев на часы, я обнаружил, что уже больше десяти, поэтому закопал все окурки, взял в руки карабин и приготовился идти обратно.

Поднявшись на ноги, я заметил нечто такое, что заставило меня внутренне напрячься – отдаленное облачко пыли на другой стороне реки. Положив карабин и подняв к глазам бинокль, я увидел маленькую точку автомобиля во главе шлейфа пыли, который тянулся за ним, как инверсионный след позади реактивного самолета. Я огляделся по сторонам – возле реки не было никакого подходящего укрытия, но в двухстах ярдах позади меня спазм давно угасшей энергии вздыбил поток лавы, образовав широкий гребень, за которым я мог спрятаться. Я побежал к нему.

Автомобиль оказался джипом марки "виллис" – средство передвижения, подходящее для этой страны так же хорошо, как и мой "лендровер". Приблизившись к реке, "виллис" замедлил скорость и остановился возле самой кромки воды. Ночь была тихой, и я услышал щелчок дверной ручки, когда из машины вышел человек. Он прошел вперед, чтобы посмотреть на воду, после чего, повернувшись, что-то сказал водителю, и хотя слов мне было не слышно, я понял, что говорит он не по-исландски и не на английском.

Он говорил по-русски.

Водитель вышел наружу, тоже посмотрел на воду и покачал головой. Вскоре они все четверо стояли на берегу, по-видимому, о чем-то споря. Еще один джип подъехал к реке, и из него стали появляться новые люди, желающие изучить проблему, пока наконец их не набралось восемь человек – два полных джипа. Одного из них, того, что делал решительные жесты и, по-видимому, был боссом, как мне показалось, я узнал. Я поднес бинокль, и его лицо, тускло освещенное последними лучами солнца, внезапно появилось прямо передо мной. Элин ошибалась, форсирование реки не было неоправданным риском, и оправдание лежало на лице, которое я сейчас видел. Шрам, идущий от брови над правым глазом до уголка рта, по-прежнему оставался на месте, и глаза были все такими же серыми и твердыми, как камни. Единственной переменой, произошедшей с ним, являлось то, что его коротко подстриженные волосы из черных превратились в серебристо-седые, да и лицо стало чуть одутловатым, со складками жира, наметившимися в области шеи.

Мы с Кенникеном оба постарели на четыре года, но мне показалось, что я сохранился значительно лучше.