3

Бог еще не закончил делать Исландию.

Третья часть всей лавы, извергнувшейся за последние пятьсот лет из недр Земли на поверхность планеты, застыла на территории Исландии, где расположено около двухсот вулканов, и некоторые из них до сих пор весьма активны. Исландия страдает тяжелой формой геологической лихорадки.

Последнее тысячелетие извержения значительной силы происходили в среднем каждые пять лет. Аскья – пепельный вулкан – в последний раз заявил о себе в 1961 году. Мельчайшие частицы вулканического пепла осели тогда на крышах Ленинграда, удаленного на тысячу пятьсот миль. Это не слишком сильно обеспокоило русских, но в ближайших окрестностях последствия оказались значительно более серьезными. Вся территория к северу и востоку от Аскьи оказалась обожженной и отравленной мощными отложениями пепла, и возле самого вулкана потоки лавы растеклись по поверхности земли, сделав окружающий пейзаж еще более пустынным.

В этих диких дебрях и располагался Одадахрун, отдаленный от всего мира и безлюдный, как поверхность Луны. Название в приблизительном переводе означает Страна убийц, и в старые времена это было последним пристанищем преступников, убежищем людей, над которыми занес свою руку закон.

В Одадахруне тоже встречались следы машин – иногда. Следы оставляли те, кто рискнул проникнуть во внутреннюю область Страны убийц; большинство из них были ученые-геологи и гидрологи, а также редкие искатели приключений, заехавшие в эту часть Обиггдира. Каждая машина расширяла колею еще на несколько дюймов, но когда наступала зима, следы уничтожались – водой, снежными лавинами, камнепадами. Те, кто попадали сюда ранним летом, как мы, оказывались в положении первопроходцев, иногда они находили остатки прошлогодней колеи и углубляли ее немного, но чаще всего не встречали никаких следов предшественников и прокладывали путь заново.

В то первое утро с дорогой все обстояло совсем неплохо. Хорошо различимая колея, оказавшаяся не слишком прямой, шла параллельно Иекулса а Фьеллум, которая несла серо-зеленые талые воды в Северный Ледовитый океан. К середине дня мы оказались напротив горного массива Медрудалур, который расположился на другом берегу реки, и Элин затянула печальную песню, передающую душевное состояние исландца долгой зимой: "Быстро темнеет в горах Медрудала. В полдень закат сменяет зарю".

Я полагаю, это соответствовало ее настроению, поскольку мое было немногим лучше.

Все мои мысли были направлены на то, как улизнуть от Элин. Слейд знал, что она находилась в Асбьюрги – клоп, установленный на "лендровере", сказал ему об этом, – и ей будет очень опасно остаться без защиты в каком-нибудь из городов на побережье. Слейд был замешан в покушении на убийство, а она стала свидетелем этого, и я не сомневался, что он примет крайние меры для того, чтобы заставить ее замолчать. Она оказалась в таком же положении как и я, и находиться со мной ей будет не менее безопасно, чем в любом другом месте, поэтому я решил ее оставить.

В три часа дня мы остановились возле домика, поставленного специально для путешественников у подножия массивной громады вулкана Хердюбрейд, или "Широкоплечий". Мы оба сильно устали и проголодались, поэтому Элин спросила:

– Нельзя ли нам остановиться здесь на день?

Я бросил взгляд на домик.

– Нет, сказал я. – От нас могут ожидать, что мы так и сделаем. Мы проедем немного дальше по направлению к Аскья. Но не вижу причин, почему бы нам здесь не перекусить.

Элин приготовила поесть, и мы устроились на открытом воздухе, поставив стол напротив домика. За едой, когда я пережевывал сандвич с селедкой, мне в голову внезапно пришла идея, поразившая меня, как удар молнии. Я посмотрел на радиомачту, установленную возле домика, а затем на гибкую антенну "лендровера".

– Элин, мы ведь можем отсюда связаться с Рейкьявиком, не так ли? Я хочу сказать, у нас есть возможность поговорить с любым человеком в Рейкьявике, у которого есть телефон.

Элин подняла голову.

– Разумеется. Мы свяжемся с Гуфьюнес-Радио, и они подсоединят нас к телефонной сети.

Я произнес задумчиво:

– Разве это не замечательно, что трансатлантический кабель проходит через Исландию? Если мы можем воткнуться в телефонную сеть, то нам ничто не мешает дозвониться и до Лондона. – Я указал пальцем на "лендровер", радиоантенна которого слабо покачивалась под порывами мягкого бриза. – Прямо отсюда.

– Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь делал такое раньше, – сказала Элин с сомнением.

Я закончил сандвич.

– Не вижу причин, которые нам могли бы в этом помещать. В конце концов президент Никсон разговаривал с Нейлом Армстронгом, когда тот находился на Луне. Мы располагаем всеми необходимыми ингредиентами – остается только сложить их вместе. Ты знаешь кого-нибудь в телефонном департаменте?

– Я знаю Свена Харальдссона, – ответила она, немного подумав.

Я был уверен в том, что она знает кого-нибудь в телефонном департаменте; в Исландии все друг друга знают. Я нацарапал номер на клочке бумаги и передал его Элин.

– Этот номер телефона в Лондоне. Мне нужен сэр Давид Таггарт, лично.

– А что если ... Таггарт... не ответить на звонок?

Я усмехнулся.

– У меня такое чувство, что сэр Давид Таггарт сейчас ответит на любой звонок из Исландии.

Элин бросила взгляд на радиомачту.

– Большой передатчик в домике обеспечит нас дополнительной мощностью.

Я покачал головой.

– Не используй его – возможно, Слейд прослушивает телефонные линии. Пусть он услышит, что я скажу Таггарту, но ему не следует знать, откуда я говорю. Звонок из "лендровера" можно сделать откуда угодно.

Элин подошла к "лендроверу", включила передатчик и попыталась связаться с Гуфьюнесом. Единственным результатом было потрескивание статического электричества, сквозь которое пробивались отдельные звуки, похожие на завывание проклятых душ.

– Наверное, в горах на западе разразилась буря, – сказала она. – Может быть, мне попробовать связаться с Акурейри? – Там находилась ближайшая из четырех радиотелефонных станций.

– Нет, – возразил я. – Если Слейд прослушивает телефонные линии, то его внимание прежде всего приковано к Акурейри. Попробуй Сейдисфьердур.

Связаться с Сейдисфьердуром оказалось значительно легче, и Элин вскоре удалось включиться в телефонную сеть Рейкьявика и поговорить со своим другом Свеном. Последовал целый ряд недоверчивых возгласов, но она все же настояла на своем.

– Придется подождать один час, – сказала она.

– Вполне приемлемо. Попроси Сейдисфьердур позвонить нам, когда связь наладится. – Я посмотрел на свои часы. – Через час будет 3.45 пополудни. Британское Стандартное Время – все шансы на то, чтобы застать Таггарта.

Мы собрались и поехали на юг в направлении поблескивающих в отдалении льдов Ватнайекюдля. Я оставил приемник включенным, но убрал громкость, и теперь из динамика доносилось приглушенное бормотание.

Элин спросила:

– Какой смысл в разговоре с этим человеком, Таггартом?

– Он начальник Слейда, – ответил я. – Он может снять Слейда с моего загривка.

– Но захочет ли он? – произнесла она с сомнением в голосе. – Тебе поручили передать сверток, а ты этого не сделал. Ты нарушил приказ. Понравится ли это Таггарту?

– Я не думаю, что Таггарт в курсе того, что здесь происходит. Вряд ли он знает, что Слейд пытался меня убить – и тебя тоже. Мне кажется, Слейд действовал на свой страх и риск, и он преступил черту. Разумеется, я могу ошибаться, но это тоже относится к тем сведениям, которые я хочу получить от Таггарта.

– А что, если ты ошибаешься? Что, если Таггарт прикажет тебе отдать сверток Слейду? Ты сделаешь это?

Я призадумался.

– Не знаю.

Элин сказала:

– Возможно, Грахам был прав. Возможно, Слейд на самом деле решил, что ты предатель – ты должен согласиться, что у него были на то все основания. Мог ли он тогда?..

– Послать человека с винтовкой? Мог.

– Тогда я думаю, что ты глуп, Алан; очень, очень глуп. Мне кажется, что ты позволил ненависти к Слейду затмить свою способность рассуждать здраво и теперь оказался в чрезвычайно сложном положении.

Мне начинало так казаться и самому. Я сказал:

– Я все узнаю, когда поговорю с Таггартом. Если он поддержит Слейда...

Если Таггарт поддержит Слейда, тогда я окажусь в положении Джонни-идущего-не-в-ногу, с угрозой быть зажатым между Департаментом и оппозицией. Департамент не любит, когда его планы кто-то расстраивает, и гневу Таггарта не будет предела.

И все же здесь были факты, которые никак не вписывались в общую схему, – во-первых, очевидная бессмысленность всей операции, затем отсутствие у Слейда настоящей злости, когда я, как казалось, допустил оплошность, и двоякая роль Грахама. И здесь было что-то еще, какая-то мысль настойчиво зудела в глубине моего мозга, но я никак не мог вытащить ее на поверхность. Что-то такое, что Слейд сделал или не сделал, сказал или не сказал – что-то звенело в моем подсознании предостерегающей сиреной.

Нажав на тормоз, я остановил "лендровер", и Элин посмотрела на меня с удивлением. Я сказал:

– Мне следует узнать, какие карты у меня на руках, до разговора с Таггартом. Найди консервный нож – я хочу вскрыть коробку.

– А стоит ли? Ты сам говорил, что, может быть, лучше об этом не знать.

– Возможно, ты права. Но если ты играешь в покер, не зная всех своих карт, то вполне способен проиграть. Я думаю, мне все-таки стоит узнать, что же все с таким рвением желают заполучить.

Я вышел из машины, подошел к заднему бамперу и, размотав изоленту, достал из-под него коробку. Когда я вернулся назад и сел на свое место водителя, Элин уже приготовила консервный нож – думаю, она испытывала не меньшее любопытство чем я.

Коробка была сделана из обыкновенного блестящего металла, который используют для изготовления консервных банок, но уже покрылась пятнышками ржавчины в местах, оставшихся незащищенными от грязи. С одной стороны вдоль всех четырех краев проходил спаечный шов, и я решил, что здесь должен находиться верх. Попробовав постучать по коробке, я обнаружил, что верхняя сторона пригибается под давлением несколько больше остальных, поэтому, возможно, будет безопасней воткнуть лезвие консервного ножа именно сюда.

Я сделал глубокий вдох и пробил ножом один из углов металлической коробки, после чего услышал шипение воздуха.

Это говорило о вакуумной упаковке, и я подумал, что испытаю большое разочарование, если внутри коробки окажется пара фунтов трубочного табака. Потом ко мне пришла запоздалая мысль, что это может быть ловушка для дураков; детонатор, срабатывающий от изменения давления воздуха, который способен внезапным взрывом выбросить содержимое коробки мне в лицо.

Но этого не произошло, и я, сделав еще один глубокий вдох, начал работать консервным ножом. К счастью, нож оказался старого типа, и ему был не нужен обод для упора; он оставлял зазубренный, острый по краям разрез – весьма неаккуратный с виду, – но открыл коробку менее чем за две минуты.

Я отогнул верхнюю сторону коробки и, заглянув внутрь, увидел кусок коричневого блестящего пластика, покрытого какими-то деталями – какие вы можете во множестве увидеть в любом радиомагазине. Я вытряс содержимое коробки себе на ладонь и посмотрел на лежащее передо мной устройство с недоумением и некоторой безнадежностью.

Кусок коричневого пластика служил базовой платой для какой-то электронной схемы, очевидно, весьма сложной. Я узнал сопротивления и транзисторы, но большинство деталей ни о чем мне не говорило. Прошло немало времени с тех пор, как я изучал радио, и технологическая лавина новых изобретений прошла мимо меня. В мои дни каждый компонент являлся отдельной деталью, а теперь микроэлектронщики засовывают целую сложную схему из множества компонентов в один кремниевый чип, который не разглядишь без микроскопа.

– Что это? – спросила Элин со слабой надеждой на то, что я знаю ответ.

– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю, – признался я.

Я посмотрел повнимательнее и попытался проследить какую-нибудь из цепей, но это оказалось невозможно. Данное устройство представляло из себя модульную конструкцию с несколькими печатными платами, установленными перпендикулярно базовой плате, и каждая из них ощетинилась десятками деталей явно не общепринятого дизайна, а одна, установленная в самой середине, имела металлический корпус любопытной формы, для которой не было объяснения – по крайней мере, на мой взгляд.

Единственное, что здесь имело для меня какой-то смысл, были два обыкновенных винтовых контакта на конце базовой платы с маленькими медными табличками с подписями, прикрепленными над ними. Один вывод был помечен "+", а другой "-", а выше находилась надпись "ПО v. 60...". Я сказал:

– Это американские вольтаж и частота. В Англии мы используем 240 вольт и 50 герц. Давай будем считать, что здесь расположен вход.

– Так, значит, это устройство, каким бы ни было его предназначение, американское.

– Возможно, американское, – сказал я осторожно.

Здесь отсутствовали элементы питания, и два контакта оставались не подсоединенными, поэтому устройство в данный момент не работало. Вероятно, оно начнет выполнять свою функцию, если на контакты подать ток напряжением 110 вольт и частотой 60 герц, но в чем заключается эта функция, я не имел ни малейшего представления.

Данное устройство, чем бы оно не являлось, несомненно, было сверхсовременным устройством. Электроника ушла так далеко, что эта штуковина, умещающаяся на ладони моей руки, вполне могла оказаться каким-нибудь супер-компьютером, способным доказать, что e=mc, или, напротив, опровергнуть.

Это могло также быть каким-нибудь хитроумным аппаратом для разогревания кофе, но я так не думал. Устройство не производило впечатления бытового прибора; оно было строго профессиональным, очень сложным и, очевидно, являлось продуктом длинной технологической цепи – технологической цепи в здании без окон, охраняемом людьми с твердыми лицами и большими пистолетами.

Я спросил задумчиво:

– Ли Нордлинджер все еще на базе в Кьеблавике?

– Да, – ответила Элин. – Я видела его две недели назад.

Я ткнул пальцем в плату.

– Он единственный человек в Исландии, который способен хотя бы предположить, что это такое.

– Ты собираешься ему ее показать?

– Не знаю, – медленно произнес я. – Ли может опознать в ней потерянную собственность американского правительства, и поскольку он состоит на службе в американских военно-морских силах, то будет обязан по этому поводу что-нибудь предпринять. Кроме того, у меня вообще не должно быть такой штуки, и у него неизбежно возникнет множество вопросов.

Я положил плату обратно в коробку, опустил крышку на место и замотал ее изолентой.

– Мне кажется, теперь, когда я открыл коробку, не стоит снова ее прятать под бампер.

– Слушай! – воскликнула Элин. – Это наш номер.

Я протянул руку и повернул регулятор громкости, после чего голос в динамике стал хорошо слышен.

– Сейдисфьердур вызывает семь-ноль-пять; Сейдисфьердур вызывает семь-ноль-пять.

Я снял с крючка микрофон.

– Семь-ноль-пять отвечает Сейдисфьердуру.

– Сейдисфьердур вызывает семь-ноль-пять; связь с Лондоном установлена. Соединяю.

– Спасибо, Сейдисфьердур.

Характер шума, доносившегося из динамика, внезапно изменился, и очень далекий голос сказал:

– Давид Таггарт слушает. Это ты Слейд?

Я ответил:

– Я говорю по открытой линии – очень открытой линии. Будьте осторожны.

Последовала пауза, после чего Таггарт сказал:

– Понимаю. Кто говорит? Очень плохо слышно.

Слышимость и правда была неважной. Его голос то усиливался, то становился совсем слабым и временами прерывался треском статического электричества. Я представился:

– Это Стюарт.

Из динамика донесся какой-то неописуемый шум. Это могли быть помехи, но скорее всего Таггарта хватил апоплексический удар.

– Какого черта ты там вытворяешь? – проревел он.

Я посмотрел на Элин и подмигнул ей. По звуку его голоса было ясно, что Таггарт не на моей стороне, и теперь оставалось выяснить, поддерживает ли он Слейда. Он продолжил возмущенным тоном:

– Я разговаривал со Слейдом сегодняшним утром. Он сказал, что ты пытался... э... расторгнуть его контракт. – Еще один удобный эвфемизм. – И что произошло с Филипсом?

– Каким еще Филипсом? – спросил я озадаченно.

– Ох! Ты должен его знать как Бушнера – или Грахама.

– Его контракт я расторгнул, – сказал я.

– Боже мой! – воскликнул Таггарт. – Ты что, сошел с ума?

– Я был вынужден это сделать до того, как он расторгнул мой контракт, – ответил я. – Здесь, в Исландии, очень жестокая конкуренция. Его послал Слейд.

– Слейд рассказывал все по-другому.

– Не сомневаюсь, – сказал я. – Либо он слетел с катушек, либо присоединился к конкурирующей фирме. Кстати, я повстречал здесь нескольких ее представителей.

– Невозможно! – произнес Таггарт твердо.

– Представители конкурирующей фирмы?

– Нет – Слейд. Такое просто немыслимо.

– Как это может быть немыслимо, если я так думаю? – заметил я резонно.

– Он с нами уже давно. Ты знаешь, сколько работы он проделал.

– Маклин, сказал я, – Бурджес, Ким Филби, Блеик, Крогеры, Лонсдейл – все они были хорошими, преданными людьми, почему бы не добавить сюда и Слейда?

Голос Таггарта стал резким.

– Это открытая линия – следи за своим языком. Ты, Стюарт, не знаешь истинного положения дел. Слейд сказал, что товар все еще у тебя – это правда?

– Да, – признался я.

Таггарт перевел дыхание.

– Тогда ты должен вернуться в Акурейри. Я устрою так, чтобы Слейд нашел тебя там. Передашь товар ему.

– Единственное, что Слейд может у меня получить, это уведомление об окончательном увольнении, – сказал я. – Такое же, что я выдал Грахаму – или как его там зовут.

– Ты хочешь сказать, что отказываешься подчиняться приказам, – произнес Таггарт угрожающе.

– До тех пор, пока они касаются Слейда, – ответил я. – Когда Слейд послал Грахама, моя невеста оказалась на его пути.

Последовала долгая пауза, прежде чем Таггарт произнес уже примирительным тоном:

– Что-нибудь.?.. Она не.?..

– Он проделал в ней дырку, – сказал я грубо, не заботясь о том, что это открытая линия. – Держите Слейда подальше от меня, Таггарт.

Его так давно называли не иначе как сэр Давид Таггарт, что звук собственного неприкрашенного имени не доставил ему удовольствия и понадобилось некоторое время на то, чтобы он это проглотил. Наконец он сказал сдавленным голосом:

– Так значит ты не примешь Слейда?

– Я не приму Слейда даже с пачкой хрустящего рисового печенья. Я ему не доверяю.

– А кого ты примешь?

Над этим я должен был подумать. Прошло много времени с тех пор, как я покинул Департамент, и мне остались неизвестны те перемены, которые там произошли. Таггарт спросил:

– Ты доверяешь Кейзу?

Кейз был хороший человек; я его знал и верил ему, насколько вообще можно верить кому-нибудь в Департаменте.

– Я согласен принять Джека Кейза.

– Где ты встретишься с ним? И когда?

Я сопоставил в уме время и расстояние.

– У Гейзера – в пять часов пополудни послезавтра.

Таггарт замолчал, и я слышал только треск статического электричества, бьющий в мои барабанные перепонки. Затем он сказал:

– Это не подходит – послезавтра он еще будет нужен мне здесь. Давай перенесем встречу на двадцать четыре часа. – Он тут же быстро спросил: – Где ты сейчас находишься?

Я, усмехнувшись, посмотрел на Элин.

– В Исландии.

Даже эфирные помехи не могли заглушить скрежет в голосе Таггарта; он звучал как работающая бетономешалка.

– Стюарт, я надеюсь, ты понимаешь, что тебе уже почти удалось провалить весьма важную операцию. Когда встретишься с Кейзом, ты получишь у него мои инструкции и сделаешь все, как он скажет. Понятно?

– Слейду лучше держаться от него подальше. Иначе все отменяется. Вы посадите свою собаку на поводок, Таггарт?

– Хорошо, – согласился Таггарт неохотно. – Я отзову его обратно в Лондон. Но ты заблуждаешься на его счет, Стюарт. Вспомни, что он сделал с Кенникеном в Швеции.

Это произошло так внезапно, что я разинул рот. Беспокойная мысль, свербившая в глубине моего мозга, вышла на поверхность, и это было похоже не взрыв бомбы.

– Мне нужна некоторая информация, – сказал я быстро. – Она может мне понадобиться для успешного выполнения задания.

– Хорошо. Что тебя интересует? – спросил Таггарт нетерпеливо.

– Что есть в вашем досье насчет алкогольных привязанностей Кенникена?

– Что за чертовщина! – Проревел он. – Ты пытаешься надо мной подшутить?

– Мне нужна информация, – повторил я спокойно. Я держал Таггарта на крючке, и он это понимал. Электронное устройство было у меня, а он не знал, где я нахожусь. Я вел торговлю с позиции силы, и мне казалось, что он не будет удерживать второстепенную с виду информацию просто из чувства противоречия. Но он все же попытался.

– Это займет время, – сказал он. – Перезвони мне попозже.

– Теперь вы хотите надо мной подшутить, – заметил я. – Вокруг вас так много компьютеров, что электроны просто лезут из ваших ушей. Вам достаточно нажать одну кнопку, и вы получите ответ в течение двух минут. Так нажмите ее!

– Хорошо, – сказал он раздраженным тоном. – Подожди немного.

У него были все основания для того, чтобы испытывать раздражение – с боссом редко разговаривают в такой манере.

Я мог себе представить, что он делает. Банк данных, записанный на микропленке и управляемый компьютером в соединении с чудесами современного телевидения, менее чем через две минуты выдаст соответствующий набранному коду ответ на экран, установленный на его столе. Каждый видный член оппозиции занесен в эту библиотеку микрофильмов вместе со всеми известными фактами своей биографии, так что его жизнь была здесь препарирована, как бабочка в стеклянной коробочке. Второстепенные с виду сведения о человеке могут оказаться чертовски полезными, если их использовать в нужное время или в нужном месте.