1

Обременить себя трупом значит оказаться в сложном положении, особенно если к трупу не прилагается свидетельство о смерти. Хотя любой доктор, даже только что окончивший медицинскую школу, без труда установил бы причину смерти. Человек умер от остановки сердца или от того, что медики высокопарно называют сердечной недостаточностью.

Непосредственной причиной остановки его насоса послужило то, что кто-то сунул ему между ребер острую полоску стали достаточно глубоко для того, чтобы пронзить большую сердечную мышцу, вызвав тем самым серьезную и невосполнимую утечку крови, в результате чего мышца перестала сокращаться. Сердечная недостаточность, как я уже сказал.

Я не особенно беспокоился о том, чтобы найти доктора, поскольку нож принадлежал мне и моя рука сжимала рукоять в тот момент, когда острие изгнало из него жизнь.

Я стоял на открытом месте возле дороги с телом, лежащим возле моих ног, и я был испуган, так испуган, что чувствовал слабость в животе и задыхался от приступа тошноты, подступившей к самому горлу. Я не знаю, что хуже – убить того, кого ты знаешь, или убить незнакомца. Данное тело принадлежало незнакомцу – на самом деле таким он для меня и остался – я никогда не видел его раньше.

И вот как все это произошло.

Двумя часами раньше воздушный лайнер скользнул сквозь облака, и моему взору открылся хорошо знакомый унылый ландшафт Южной Исландии. Самолет снизился над полуостровом Рейкьянес и точно в назначенное время совершил посадку в Кьеблавикском международном аэропорту, где мелкий моросящий дождь высачивался из серого стального неба в виде мельчайших частиц влаги.

Я был невооружен, если не принимать во внимание "сген дабх". Офицеры таможни не любят пушек, поэтому я не захватил с собою пистолет, и к тому же Слейд сказал, что он мне не понадобится. "Сген дабх" – черный нож горцев – весьма неприметное оружие, если в наши дни его вообще сочтут за оружие. Этот нож можно увидеть на голени у истинного шотландца, когда тот облачен в парадный национальный костюм, где он служит просто обычным украшением, дополняющим мужской наряд.

Мой нож был более функционален. Он достался мне от деда, который в свою очередь получил его от своего деда, и значит, нож изготовили по меньшей мере сто пятьдесят лет назад. Как всякий хороший инструмент для убийства он был лишен ненужных украшений – даже внешняя отделка имела свое функциональное предназначение. Рукоятку из эбенового дерева с одной стороны покрывал классический кельтский орнамент в виде переплетенных прутьев, который обеспечивал хороший контакт с ладонью, но с другой стороны она оставалась гладкой, благодаря чему нож беспрепятственно выскальзывал из руки при броске; лезвие имело в длину не более четырех дюймов, но его вполне хватало для того, чтобы достать до жизненно важных органов; далее кусок дымчатого кварца, сверкающий матовым блеском на кончике рукоятки, находился там неспроста – он балансировал нож, превращая его тем самым в превосходное метательное оружие.

Он хранился в плоских ножнах на моей левой голени. А где еще вы ожидали найти "сген дабх"? Простой способ зачастую оказывается наилучшим, поскольку большинство людей не замечают очевидного. Таможенник далее не заглянул в мой багаж и тем более не стал подвергать детальному осмотру мою персону. Я так часто приезжал в эту страну, что меня здесь хорошо знали, и кроме того мне помогало знание языка – в мире всего 200 000 человек, говорящих по-исландски, и поэтому исландцы всегда бывают приятно удивлены, когда сталкиваются с иностранцем, не пожалевшим времени на то, чтобы выучить их язык.

– Снова на рыбалку, мистер Стюарт? – спросил таможенник.

Я кивнул.

– Да, надеюсь добыть нескольких ваших лососей. Мои снасти стерильны – вот сертификат.

Исландцы пытаются защитить лососей от болезней, которым подвержены рыбы в британских реках.

Он взял сертификат и пропустил меня через барьер.

– Желаю удачи, – сказал он мне на прощанье.

Я улыбнулся ему и прошел в вестибюль, откуда, следуя инструкциям, полученным от Слейда, свернул в кафетерий.

Я взял чашечку кофе, и тут же кто-то уселся рядом со мной и положил на столик номер "Нью-Йорк Таймс".

– Ну и ну! – сказал он. – Здесь значительно прохладнее, чем в Штатах.

– Даже холоднее, чем в Бирмингеме, – произнес я торжественно, после чего обмен дурацкими паролями закончился и мы перешли к делу.

– Это завернуто в газету, – сказал он.

Он был низеньким лысеющим человеком с бегающим взглядом озабоченного исполнителя. Я постучал по газете.

– Что здесь? – спросил я.

– Не имею понятия. Вы знаете, куда это нужно доставить?

– В Акурейри, – ответил я. – Но почему я? Почему это не можете сделать вы?

– Только не я, – произнес он твердо. – Я улетаю в Штаты ближайшим рейсом.

Казалось, он испытывал большое облегчение от сознания этого простого факта.

– Давайте не будем торопиться, – предложил я и привлек внимание официантки. – Я куплю вам кофе.

– Спасибо, – поблагодарил он и выложил на стол кольцо с ключами. – Снаружи на стоянке припаркована машина, ее регистрационный номер написан возле заголовка газеты.

– Премного вам обязан, – сказал я. – Я уже было собрался взять такси.

– Вам не за что быть мне обязанным, – ответил он резко. – Я делал только то, что мне сказали, так же как и вы, – а сейчас просто разговариваю, и теперь ваша очередь заняться делом. В Рейкьявик вы поедете не по главной дороге, а через Крусьювик и Клейфавант.

Когда он это сказал, я подавился кофе, который прихлебывал из чашечки. Придя в себя и восстановив дыхание, я воскликнул:

– Какая в этом необходимость, черт возьми? Мне придется преодолеть в два раза большее расстояние по паршивым дорогам!

– Не знаю, – ответил он. – Я просто тот парень, который передает распоряжения. Но эта инструкция появилась в последний момент, значит, до кого-то дошли сведения насчет того, что где-то на главной дороге вас может поджидать кто-то еще. Я не знаю.

– Вы знаете немного, не так ли? – спросил я саркастично и постучал по газете. – Вы не знаете, что здесь, вы не знаете, почему я должен тратить весь день на то, чтобы обогнуть полуостров Рейкьянес. Я сомневаюсь, что получу ответ, если даже спрошу вас, сколько времени.

Он криво усмехнулся.

– Все равно я готов поспорить, что знаю больше вас.

– Это совсем не сложно, – сказал я раздраженно. Таков был Слейд; он основывал всю работу на принципе необходимой достаточности и считал, что то, чего ты не знаешь, не сможет ему повредить.

Он допил свой кофе.

– Вот и все, приятель, – за исключением одного момента. Когда окажешься в Рейкьявике, оставь машину на стоянке перед отелем "Сага" и ни о чем не беспокойся. О ней позаботятся.

Он поднялся, не сказав больше ни единого слова, и пошел прочь, по-видимому, торопясь поскорее убраться подальше от меня. В течение нашего короткого разговора он сидел как на иголках, что насторожило меня, поскольку это не соответствовало тому, как Слейд описал мое задание. "Все очень просто, – говорил Слейд. – Ты будешь простым посыльным". Насмешливый изгиб его губ подразумевал, что это все, на что я теперь способен.

Я встал и сунул газету под мышку. Вес скрытого в ней свертка оказался умеренно тяжелым, но не обременительным. Забрав свой багаж, я вышел наружу и обвел взглядом стоянку в поисках автомобиля, которым оказался подержанный "Форд кортина". Минутой позже я покинул аэропорт Кьеблавик и направился на юг, удаляясь от Рейкьявика. Хотелось бы мне знать, какой идиот сказал: "Более длинный путь является самым коротким".

Оказавшись на безлюдном участке дороги, я остановил машину возле обочины и взял в руки газету, лежащую на сиденье там, где я ее бросил. Сверток точно соответствовал описанию Слейда – маленький и более тяжелый, чем можно было ожидать. Сверху его покрывала коричневая мешковина, зашитая аккуратными стежками, благодаря чему он выглядел совершенно безлико. Осторожные постукивания сказали мне, что под мешковиной очевидно скрыта металлическая коробка, в которой ничего не загремело, когда я попробовал ее потрясти.

Поверхностный осмотр не дал мне никакого ключа для разгадки содержимого свертка, поэтому я снова завернул его в газету и бросил на заднее сиденье, после чего продолжил свой путь. Дождь перестал моросить, и условия для вождения стали вполне приемлемыми – по исландским меркам. Английская проселочная дорога по сравнению со средним исландским шоссе выглядит как суперхайвей. Там, где есть шоссе, это так. Во внутренней части острова, которую исландцы называют Обиггдир, дорог нет вообще, и зимой попасть в Обиггдир не проще, чем на Луну, если только вы не рьяный исследователь по своей натуре. Впрочем, он и с виду очень похож на Луну; Нейл Армстронг именно здесь испытывал свой лунный вездеход.

Не доезжая до Крусьювика, я повернул в глубь острова и миновал отдаленные покрытые туманом склоны, где перегретый пар вырывался из чрева земли. Неподалеку от озера Клейфавант я увидел впереди остановившуюся у обочины машину и человека, подающего жестами универсальный сигнал попавшего в беду автолюбителя.

Мы оба действовали как последние дураки; я – потому что остановился, а он – потому что был один. Он заговорил со мной сначала на плохом датском, а потом на хорошем шведском. Оба эти языка я понимал. Как оказалось, у него что-то случилось с автомобилем, и он не мог сдвинуть его с места, что звучало достаточно убедительно.

Я вышел из "кортины".

– Линдхольм, – сказал он в формальной шведской манере и протянул руку, которую я дернул вверх-вниз, как того требовал ритуал.

– Стюарт, – представился я и, подойдя к его "фольксвагену", нагнулся над открытым двигателем.

Я думаю, что поначалу он не собирался меня убивать, поскольку иначе сразу бы воспользовался пистолетом. А так он хотел устранить меня с помощью весьма профессионально изготовленной, залитой свинцом, дубинки. Только когда он оказался у меня за спиной, я понял, что веду себя как последний идиот – вот результат долгого отсутствия практики. Повернув голову, я увидел его поднятую руку и уклонился в сторону. Если бы дубинка пришла в соприкосновение с моим черепом, то тяжелое сотрясение мозга было бы мне гарантировано; вместо этого удар пришелся в плечо, и моя рука полностью онемела.

Я пнул его по голени, проведя ботинком сверху вниз от колена до лодыжки. Взвыв от боли, он отскочил назад, что дало мне время зайти за машину и достать из ножен "сген дабх". К счастью, этим оружием с одинаковым успехом можно пользоваться и левой рукой, поскольку моя правая рука полностью вышла из строя.

Он снова начал приближаться ко мне, но, увидев нож, заколебался, его губы раздвинулись в кривой усмешке. Он бросил дубинку и сунул руку во внутренний карман куртки, после чего наступила моя очередь заколебаться. Но его дубинка слишком хорошо сконструирована; она имела кожаную петлю, накинутую на запястье, и свисающее оружие помешало ему, благодаря чему я успел сблизиться с ним до того, как он вытащил пистолет.

Я не наносил ему удара. Он резко повернулся и наткнулся прямо на лезвие. Поток крови хлынул по моей руке, и он, обмякнув, прижался ко мне с выражением забавного недоумения на лице. Затем он опустился на землю у моих ног, нож свободно выскользнул из раны, и кровь пульсирующим потоком полилась из его груди на лавовую пыль.

Так я оказался на пустынной дороге в Южной Исландии со свежим трупом у ног и окровавленным ножом в руке, вкусом желчи во рту и оцепеневшим мозгом. С того времени, как я вышел из "кортины", до момента смерти моего противника прошло менее двух минут.

Дальнейшие действия я совершал почти бессознательно; вероятно, тут сказалась многолетняя тренировка. Я заскочил в "кортину" и подал машину немного вперед, чтобы она закрыла тело. То, что дорога была пустынна, вовсе не означало, что мимо меня не может проехать машина, а лежащее на виду тело вызовет множество вопросов.

Затем я взял "Нью-Йорк Таймс", которая, кроме прочих других достоинств, содержит больше новостей, чем любая другая газета в мире, и выстелил ею багажник. Сделав это, я снова подал назад, поднял тело и, опустив его в багажник, быстро захлопнул крышку. Линдхольм – если таковым было его имя – исчез, если не из моей головы, то, по крайней мере, с моих глаз.

Кровь хлестала из него, как из коровы на мусульманской бойне, и у обочины дороги ее натекла большая лужа. Моя куртка и брюки также оказались сильно запачканными. С костюмом трудно было что-либо сделать, а кровавую лужу я присыпал пригоршней лавовой пыли. Я закрыл капот "фольксвагена", сел за руль и включил зажигание. Линдхольм оказался не только неудачливым убийцей – он был еще и лжецом, поскольку двигатель завелся сразу. Я наехал машиной на залитый кровью участок земли и оставил ее там. На то, что кровь не будет замечена, когда машину сдвинут с места, надеяться не приходилось, но я сделал все, что мог.

Я снова сел в "кортину", последний раз окинул взглядом сцену преступления, прежде чем ее покинуть, и только тогда начал мыслить осознанно. Сначала я подумал о Слейде, отправив в ад его душу, после чего мои мысли повернули в более практическое русло. Я стал размышлять над тем, как избавиться от Линдхольма. Вам может показаться, что в стране, площадь которой составляет сорок пять процентов от территории Великобритании, а количество жителей в два раза меньше, чем, скажем в Плимуте, должно быть достаточно места с подходящими укромными уголками, в которых можно спрятать неудобное тело. Это верно, но я находился в особой части Исландии – юго-западной, наиболее плотно заселенной, и моя задача здесь становилась значительно сложнее.

Но все же я знал страну, и через некоторое время мне в голову начали приходить идеи. Я проверил уровень бензина в баке и приготовился к длительной поездке, надеясь на то, что машина в хорошем состоянии. Если меня заметят в заляпанной кровью куртке, то это несомненно вызовет определенные вопросы. В моем чемодане имелась другая одежда, но вокруг все же было слишком много машин, и я решил переодеться в более укромном месте.

Вся Исландия покрыта вулканами, особенно ее юго-западная часть с унылыми пейзажами лавовых полей и конусами вулканов как действующих, так и потухших. Во время своих прежних путешествий я однажды наткнулся на вулканическое жерло, которое могло послужить идеальным местом в качестве последнего пристанища для Линдхольма, и именно туда теперь я направлялся.

К концу двухчасовой поездки я покинул дорогу и затрясся дальше по широким просторам, покрытым вулканическим пеплом и шлаком, что было явно не на пользу "кортине". Последний раз я проделывал этот путь на своем "лендровере", который больше подходил для подобных поездок.

Место оказалось точно таким, каким я его запомнил. Это был кратер потухшего вулкана с рваными краями кальдеры[1], в центре которой располагался каменистый бугорок с отверстием, через которое вырывались вулканические газы во время давно прошедшего извержения. Единственным знаком, свидетельствующим о том, что человеческие существа были здесь после сотворения мира, являлись следы шин, ведущие к самому краю кратера. Исландцы придумали свой необычный вид мотоспорта: они заезжают на мотоцикле в кратер, после чего отчаянно пытаются из него выбраться самым сложным путем. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь свернул себе шею в ходе этой рискованной игры, но тем не менее желания попробовать самому у меня не возникало.

Я подъехал на машине к жерлу так близко, как только мог, затем прошел вперед до тех пор, пока не оказался способен заглянуть в непроницаемый мрак бездонного отверстия. Я бросил в него камень, и быстро удаляющийся грохот был слышен еще долгое время. Герои Жюля Верна, совершавшие путешествия к центру Земли, могли бы сэкономить время, если бы выбрали этот кратер вместо Снайфедльсйекюдля.

Я обыскал Линдхольма, перед тем как перетащить его к месту последнего приюта. Это оказалось грязным делом, поскольку кровь еще не высохла, и мне повезло, что я не успел сменить свой костюм. У него имелся шведский паспорт, выданный на имя Акселя Линдхольма, что еще ни о чем не говорило – паспорт легко подделать. Среди прочих различных мелочей не оказалось ничего важного, и я оставил себе только дубинку и пистолет смит-вессон тридцать восьмого калибра.

Затем я подтащил его к жерлу и сбросил вниз. После нескольких глухих ударов наступила тишина – тишина, которая, как я надеялся, будет длиться вечно. Я вернулся к машине и, переодевшись в чистый костюм, запихал запачканную одежду внутрь чемодана, свернув ее так, чтобы кровь не соприкасалась с его содержимым. Дубинку, пистолет и этот проклятый сверток Слейда – я тоже швырнул в чемодан, перед тем как его закрыть, после чего отправился в долгий путь к Рейкьявику.

Я чувствовал себя очень усталым.

2

Был уже поздний вечер, когда я остановился перед входом в отель "Сага", хотя в легких сумерках северного лета видимость все еще оставалась хорошей. Мои глаза болели из-за того, что последние несколько часов я ехал навстречу уходящему за горизонт солнцу, и чтобы дать им отдых, я на некоторое время задержался в машине. Если бы я остался в машине еще на две минуты, то последующего рокового события могло и не произойти, но я этого не сделал; я выбрался наружу, и когда уже вытаскивал с заднего сидения свой чемодан, в дверях отеля появился высокий мужчина, который, увидев меня, сразу остановился и воскликнул:

– Алан Стюарт!

Я поднял голову и беззвучно выругался, поскольку мужчина в униформе исландского летчика был последним человеком, которого я хотел встретить – Бьярном Рагнарссоном.

– Привет, Бьярни, – сказал я.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Элин не сказала мне, что ты приезжаешь.

– Она ничего не знает, – признался я. – Я принял решение в последний момент. У меня не было времени даже для того, чтобы позвонить.

Он посмотрел на мой чемодан, стоящий на тротуаре.

– Ты собираешься остановиться в "Саге"? – Спросил он удивленно.

Мне было необходимо быстро найти ответ.

– Нет, – сказал я. – Я остановлюсь на квартире.

Я не собирался вмешивать Элин во все это, но теперь ее брат знает, что я в Рейкьявике, о чем несомненно сообщит и ей, а мне не хотелось обижать Элин подобным образом. Мои отношения с ней были весьма особенными.

Я заметил, что Бьярни смотрит на машину.

– Я оставлю ее здесь, – сказал я небрежно. – Просто я обещал другу доставить машину к отелю. До квартиры я доберусь на такси.

Он принял это, после чего спросил:

– Останешься надолго?

– До конца лета, как обычно, – ответил я беспечно.

– Мы должны съездить на рыбалку, – сказал он.

Я согласился.

– Ты еще на стал отцом?

– Остался еще месяц, – произнес он мрачно. – Я просто в ужасе от того, что меня ожидает.

Я засмеялся.

– Мне кажется, это Кристина должна беспокоиться: ты проводишь в стране меньше половины своего времени. Вряд ли тебе придется часто менять пеленки.

Мы провели еще несколько минут за обычной неспешной болтовней внезапно повстречавшихся старых приятелей, после чего он взглянул на часы.

– У меня рейс в Гренландию, – сказал он. – Я должен идти. Я позвоню тебе через пару дней.

– Позвони обязательно.

Я проводил его взглядом, затем поймал такси, которое как раз остановилось около отеля, и объяснил водителю, куда ехать. Я расплатился с ним, выйдя из машины возле самого дома и в нерешительности замер на тротуаре, размышляя над тем, правильно ли я поступаю.

Элин Рагнарсдоттир занимала в моей жизни особое место.

Она была школьной учительницей, но как и многие другие исландцы ее профессии, трудилась на двух работах. Существуют определенные факторы, свойственные только Исландии – малочисленность населения, размеры страны и природные условия северных широт, – совокупность которых и определяет ее социальную систему, которая иностранцу может показаться несколько странной. Но поскольку сложившаяся система вполне устраивала исландцев, их совершенно не беспокоило, что подумают иностранцы, как в общем-то и должно быть.

Одним из результатов этой системы являлось то, что школы закрывались летом на четыре месяца и большинство из них в этот период использовалось как отели. Вследствие чего у учителей появлялось множество свободного времени, и они имели самые различные летние профессии. Когда три года назад я впервые встретился с Элин, она работала агентом в бюро путешествий и сопровождала туристов в экскурсиях по стране.

Двумя сезонами раньше я убедил ее стать моим личным гидом на все летнее время. Я опасался, что ее брат Бьярни сочтет этот заработок слишком ненадежным и начнет чинить препятствия, но такого не произошло – возможно, он решил, что его сестра достаточно взрослая для того, чтобы улаживать свои дела самостоятельно. Элин ничего от меня не требовала, и наша связь была очень легкой, но, очевидно, так не могло продолжаться вечно, и я собирался кое-что предпринять по этому поводу, только следовало выбрать более подходящее время – нужно быть человеком с железными нервами, для того чтобы сделать женщине предложение, предварительно сбросив в тот же день мертвое тело в жерло вулкана.

Я поднялся по лестнице, и хотя у меня имелся ключ, я им не воспользовался; вместо этого я постучал в дверь. Элин открыла ее и замерла с выражением удивления на лице, тотчас же сменившегося радостью. При виде ее стройной фигуры и соломенного цвета волос у меня внутри что-то сжалось.

– Алан! – воскликнула она. – Почему ты не сообщил мне о своем приезде?

– Внезапное решение, – сказал я и потряс в воздухе зачехленной удочкой. – Я купил новую.

Уголки ее губ опустились вниз в гримасе притворного негодования.

– Итого их будет шесть, – произнесла она сердито и распахнула дверь пошире. – Ну входи же, дорогой!

Я вошел, бросил на пол чемодан с удочкой и заключил ее в свои объятия. Она прижалась ко мне и сказала, не отрывая головы от моей груди:

– Ты не писал, и я подумала...

– Ты подумала, что я не приеду. – Я не писал из-за того, что узнал кое-что от Слейда, но не мог сказать ей об этом. – Я был очень занят, Элин.

Она откинула голову назад и внимательно посмотрела на меня.

– Да, твое лицо осунулось, ты выглядишь усталым.

Я улыбнулся.

– И чувствую себя голодным.

Она поцеловала меня.

– Я приготовлю что-нибудь, – сказала она, вырвавшись из моих объятий. – Можешь не распаковывать свой чемодан, я сделаю это после ужина.

Я подумал о запачканном кровью костюме.

– Не беспокойся, я справлюсь с ним сам, – произнес я небрежным тоном и, взяв в руки чемодан и удочку, отнес их в свою комнату. Я называл ее своей комнатой потому, что в ней хранились мои вещи. На самом деле мне принадлежала вся квартира, поскольку, хотя она и была оформлена на имя Элин, я платил ренту. Я проводил в Исландии третью часть каждого года, и мне казалось удобным иметь здесь собственное пристанище.

Я поставил удочку в угол, туда, где хранились остальные, и опустил на пол чемодан, размышляя над тем, что делать с костюмом. До этого момента у меня не было никаких секретов от Элин – за одним важным исключением – и здесь не имелось тумбочки или ящика, запираемого на ключ. Я открыл гардероб и окинул взглядом ряд костюмов и курток, висящих на отдельных вешалках и аккуратно спрятанных от пыли в пластиковые мешки на молнии. Было бы очень рискованно оставить костюм в этом месте; Элин весьма педантично следит за моей одеждой и несомненно быстро обнаружит его здесь.

В конце концов я достал из чемодана все, кроме костюма и оружия, запер его и положил на гардероб, где он обычно и хранился. Вряд ли Элин захочет стащить его вниз, и даже если это придет ей в голову, то он все равно заперт, хотя такого раньше никогда не случалось.

Я снял рубашку, внимательно осмотрел ее и, обнаружив пятнышко крови на груди, прошел в ванную и смыл его под струей воды из крана. Затем я умылся холодной водой, после чего почувствовал себя значительно лучше. К тому времени, когда Элин прокричала, что ужин готов, я стоял в гостиной и смотрел в окно.

Я уже было отвернулся, когда мое внимание привлекло какое-то резкое движение. На другой стороне улицы в переулке между двумя зданиями кто-то, как мне показалось, быстро скрылся из виду, когда я дернул занавеску. Как я ни всматривался в сгущающийся сумрак, больше мне ничего не удалось разглядеть, но когда Элин позвала меня снова, я отошел от окна в глубокой задумчивости.

За ужином я спросил:

– Как себя чувствует наш "лендровер"?

– Я не знала, когда ты приедешь, но на прошлой неделе он прошел профилактический ремонт и теперь готов к любым испытаниям.

На исландских дорогах, известных своим отвратительным качеством, "лендроверов" не меньше, чем блох на собаке. Исландцы предпочитают "лендровер" с короткой колесной базой, но наш имел длинную базу, что позволяло нам использовать его как автофургон. Во время наших путешествий мы были полностью автономны и могли проводить целые недели вдали от цивилизации, только иногда заезжая в города пополнить запасы продовольствия.

Остаться на несколько недель наедине с Элин Рагнарсдоттир это не самый плохой способ провести лето.

В другие годы мы отправлялись в путешествие сразу после моего прибытия в Рейкьявик, но на этот раз из-за свертка Слейда все изменилось, и теперь я размышлял над тем, как одному добраться до Акурейри, не пробудив у Элин никаких подозрений. Слейд сказал, что работа будет легкой; но позднее мистер Линдхольм внес свои коррективы, и теперь мне совсем не хотелось впутывать Элин в это дело. Но с другой стороны, все, что я должен сделать, это доставить сверток по назначению, после чего с работой будет покончено и наступит лето, такое же, как и остальные. Задание казалось не слишком сложным.

Голос Элин вывел меня из состояния задумчивости.

– Ты на самом деле выглядишь усталым. Должно быть, ты слишком много работал.

Я попытался улыбнуться.

– Выдалась тяжелая зима. Холмы покрылись толстым слоем снега – я потерял часть стада. – Внезапно я вспомнил. – Ты хотела посмотреть, как выглядит глен[2], я захватил для тебя несколько фотографий.

Я сходил за фотографиями, после чего мы склонились над ними. Я показал ей Бхейнн Фхада и Сгурр Дирг, но Элин больше всего заинтересовали реки и деревья.

– Сколько деревьев! – сказала она с восторгом. – Шотландия просто прекрасна. – Ее реакция была типичной для исландцев. Остров был практически полностью безлесым. – А в ваших реках водятся лососи?

– Только форель, – ответил я. – За лососем я приезжаю в Исландию.

Она взяла в руки следующую фотографию – широко раскинувшийся пейзаж.

– Что здесь твое?

Я взглянул на снимок и усмехнулся.

– Все, что ты здесь видишь.

– Ох! – Она ненадолго замолчала, а затем сказала немного смущенно: – Я никогда особенно не задумывалась над этим, Алан, но должно быть, ты очень богат.

– Я не Крез, – признался я, – но не далек от него. Три тысячи акров вересковых пустошей не особенно продуктивны, но овцы на холмах и лесное хозяйство в долине позволяют мне заработать на хлеб, а американцы, которые приезжают поохотиться на оленей, мажут этот хлеб маслом. – Я сжал ее руку. – Ты должна побывать в Шотландии.

– Мне хотелось бы этого, – сказала она просто.

Я быстро изложил ей свой план.

– Мне нужно встретиться завтра с одним человеком в Акурейри – это услуга, которую я оказываю своему другу. Поэтому мне надо лететь самолетом. Почему бы тебе не взять "лендровер" и не встретить меня там? Или тебе будет не по силам проделать весь этот путь?

Элин засмеялась надо мной.

– Я управляю "лендровером" лучше тебя. – Она погрузилась в расчеты. – Всего здесь около четырехсот пятидесяти километров; я не хочу проезжать их за один день, поэтому сделаю остановку около Хвамстанги. Значит, в Акурейри я буду поздним утром на следующий день.

– Нет никакой нужды в том, чтобы ты ломала себе шею, – произнес я с облегчением: я смогу прилететь в Акурейри и избавиться от свертка до того, как там окажется Элин, а дальше все будет, как обычно. Не было никакой необходимости вовлекать ее в это дело. Я сказал: – Вероятно, я остановлюсь в отеле "Вардборг". Ты сможешь позвонить мне туда.

Но когда мы легли в постель, я обнаружил, что все еще охвачен неослабевающим напряжением и ничего не смог сделать для нее. Когда я сжал Элин в своих объятиях, призрачное лицо Линдхольма появилось перед моим внутренним зрением, и тошнота вновь подступила к горлу. Я закашлялся и сказал:

– Прости.

– Ничего страшного, милый, – прошептала она. – Ты устал. Теперь постарайся уснуть.

Но я не смог. Я лежал на спине и прокручивал в голове все события прошедшего дня. Я повторял про себя каждое слово, сказанное моим необщительным контактером в Кьеблавикском аэропорту, человеком, который, как говорил Слейд, должен передать мне сверток. "Ты не поедешь главной дорогой на Рейкьявик, – сказал он. – Езжай через Крусьювик".

Я поехал через Крусьювик и оказался на волоске от собственной гибели. Случайность или закономерность? Произошло бы то же самое, если бы я поехал по главной дороге? Подставили ли меня намеренно?

Мужчина в аэропорту был человеком Слейда, или, по крайней мере, он знал пароль, который назначил Слейд. Но предположим, что он не был человеком Слейда и все же знал пароль – не слишком сложно представить, как такое могло произойти. Тогда зачем он направил меня в руки Линдхольму? Определенно не ради свертка – сверток уже был у него! Зачеркни это и начни сначала.

Предположим, что он был человеком Слейда и все же направил меня к Линдхольму – В этом еще меньше смысла. И опять же, причем здесь сверток? Он мог не отдавать мне его с самого начала. Все сходилось к тому, что человек из аэропорта и Линдхольм не имели друг с другом ничего общего.