Я понял. И уснул сном младенца.
      Майкл объяснил, что они с Томасом бежали с поля боя у моста всего через несколько минут после того, как тот начался. Но время в Небывальщине и время у нас, в Чикаго, связаны весьма причудливыми законами, и они вынырнули в наш мир аж в два часа пополудни.
      - Томас вывел нас в этот дом терпимости, - сжав губы, сказал Майкл.
      - Я не чародей, - обиделся Томас. - Я мог выйти из Небывальщины единственно в местах, близких моему сердцу.
      - В обители греха! - возмущался Майкл.
      - В клубе для джентльменов, - возразил Томас. - Причем одном из лучших в городе.
      Я промолчал. Кто там говорит, что я не умнею с возрастом?
      Мёрфи вышла из зачарованного транса парой дней спустя. Мне пришлось передвигаться в инвалидной коляске, но я все же присутствовал вместе с ней на похоронах Кравоса. Под моросящим дождиком она дотолкала меня до могилы. Там ждал представитель городских властей; он подписал какие-то бумаги и откланялся. А потом там остались только мы вдвоем и могильщики, с шорохом швырявшие лопатами землю.
      Мёрфи наблюдала за церемонией, не проронив ни слова. Глаза ее ввалились и словно полиняли, сделавшись из голубых почти серыми. Я не нажимал, а она не говорила, пока рыхлая земля не скрыла гроб от глаз.
      - Я не смогла остановить его, - произнесла она. - Я пыталась.
      - Но мы побили его. Вот почему мы здесь, а он там.
      - Ты побил его, - возразила Мёрфи. - А от меня не было никакого толка.
      - Он сделал тебя как маленькую. Даже будь ты чародеем, он бы добрался до тебя - как, черт подери, почти не проделал со мной, - я поежился - даже воспоминание об этом сводило мышцы живота болью. - Кэррин, тебе не в чем себя упрекнуть.
      - Я знаю, - сказала она, но как-то не слишком убежденно. Она молчала довольно долго, и до меня, наконец, дошло, что она не говорит, чтобы не выдать голосом слез, которые скрывал от меня дождь. Впрочем, она не склоняла головы и не отворачивала взгляда от могилы.
      Я нашел ее руку и пожал. Она ответила на пожатие. Так мы стояли под дождем, пока последний ком земли не упал на могилу Кравоса.
      На обратном пути Мёрфи вдруг остановила мою коляску у белого могильного камня у самого входа на кладбище.
      - "Он умер за правое дело", - прочитала она, нахмурившись, и посмотрела на меня.
      Я пожал плечами и почувствовал, что рот мой кривится в улыбке.
      - Пока нет. Не сегодня.
      Майкл и Фортхилл позаботились ради меня о Лидии. Настоящее ее имя оказалось Барбара Как-то-там. Они собрали ее и увезли из города. Как выяснилось, у церкви имеется собственное подобие Программы Защиты Свидетелей, прячущее людей от угрожающих им сверхъестественных плохих парней. Фортхилл рассказал мне, как девушка бежала из его церкви, так как боялась уснуть. Вампиры сцапали ее, стоило ей покинуть церковь - вот почему я нашел их на том старом складе. Она прислала мне коротенькую записку, в которой говорилось: "Простите и спасибо за все".
      Когда я выписался из больницы, Томас прислал мне письмо с благодарностью за спасение Жюстины. Он прислал его в виде маленькой карточки, прикрепленной к галстуку, составлявшему все одеяние Жюстины. Догадайтесь сами, на какой части тела был повязан галстук. Я принял карточку, но не девушку. Во-первых, делить девушку с вампиром - дело рискованное. Во вторых, Жюстина, конечно, очень мила и очень свежа - когда не ходит по грани нервного срыва. Впрочем, я не ставлю это ей в вину. Множеству людей приходится принимать лекарства, чтобы держать нервную систему в норме. И тут уж не столь важно, какие именно - транквилизаторы или секс-вампира. Главное, чтобы действовало.
      У меня и без этого хватало проблем с женщинами.
      Сьюзен посылала мне цветы и звонила каждый день, что я провел в больнице. Но наши разговоры никогда не затягивались надолго, и она ни разу не зашла проведать меня. Выписавшись из больницы, я первым делом поехал к ней домой. Она там больше не жила. Я попытался позвонить ей на работу, но так ни разу не смог ее застать. В конце концов, мне пришлось прибегнуть к магии. Я нашел несколько ее волосков на расческе у меня в ванной, и в один из последних погожих дней сезона обнаружил ее на пляже, на берегу озера Мичиган.
      Я застал ее лежащей на солнце в крохотном белом бикини. Я присел на песок рядом с ней, и в ней что-то сразу изменилось - появилось какое-то слабое напряжение, которое я ощущал, хоть и не видел ее глаз за стеклами солнечных очков.
      - Солнце помогает, - сказала она. - Иногда это почти пропадает - на время.
      - Я искал тебя, - сказал я. - Я хотел поговорить с тобой.
      - Я знаю, - вздохнула она. - Все изменилось, Гарри. При свете дня все не так плохо. Но ночью... - она поежилась. - Мне приходится запираться. Я не доверяю себе с людьми, Гарри.
      - Я понимаю, - кивнул я. - Ты знаешь, что происходит?
      - Я говорила с Томасом, - призналась она. - И с Жюстиной. Они показались мне довольно милыми. Они многое мне объяснили.
      Я поморщился.
      - Послушай, - сказал я. - Я хочу помочь тебе. Я найду способ избавить тебя от этого. Мы найдем средство, - я взял ее за руку. - Блин-тарарам, Сьюзен. Я не мастак по этой части, - я порылся в кармане и неуклюже надел ей на палец кольцо. - Я хочу быть рядом с тобой. Выходи за меня.
      Она села и уставилась на свой палец, на самое шикарное кольцо, какое я смог себе позволить. Потом придвинулась ко мне и поцеловала в губы. Наши языки коснулись друг друга. Мой сразу онемел. Я почувствовал легкое головокружение, и по телу пробежала волна медленного наслаждения, какую я уже испытывал раньше.
      Она отодвинулась от меня; лицо ее под солнечными очками оставалось непроницаемым.
      - Я не могу, - сказала она. - Я всегда до ужаса хотела тебя, Гарри. Я не могла совладеть с собой, когда ты рядом. И я не научилась еще распознавать виды голода, - она положила кольцо мне на ладонь и встала, захватив с песка полотенце и сумочку. - И не охоться за мной. Я позвоню.
      И ушла.
      * * *
      Помнится, я похвалялся перед Кравосом, что с юности научился бороться с кошмарами. До некоторой степени это правда. Если какая-нибудь сволочь заявится ко мне в голову подраться, я смогу отделать ее по первое число. Но теперь меня мучили собственные кошмары. Часть меня самого. И они всегда одинаковы: тьма и окружающие меня со всех сторон вампиры с их жутким, шипящим смехом.
      Я просыпаюсь, крича и плача. Свернувшийся у меня в ногах Мистер поднимает голову и смотрит на меня. Но не уходит. Он просто переворачивается на другой бок, урча как подвесной мотор. Это успокаивает. И я засыпаю, держа свет под рукой.
      - Гарри, - заявил мне как-то вечером Боб. - Ты не выходишь на работу. Ты вообще почти не выходишь из квартиры. Квартплата просрочена почти на неделю. И это твое исследование вампиров продвигается черепашьими темпами.
      - Заткнись, Боб, - ответил я ему. - Эта последняя мазь составлена неправильно. Если бы нам удалось превратить ее в жидкость, возможно, ее можно было бы включить в...
      - Гарри, - повторил Боб.
      Я покосился на череп.
      - Гарри, Совет прислал тебе сегодня извещение.
      Я медленно встал.
      - Вампиры. Совет объявил военное положение. Насколько я понял, Париж и Берлин уже неделю как повержены в хаос. Консул созывает собрание. Здесь.
      - Белый Совет собирается в Чикаго, - задумчиво повторил я.
      - Вот именно. Они хотят знать, что, черт подери, произошло.
      Я пожал плечами.
      - Я отослал им свой отчет. Я делал только то, что было необходимо, сказал я. - Или так близко к этому, как у меня получалось. Я не мог оставить ее им, Боб. Не мог.
      Череп вздохнул.
      - Не уверен, что это их убедит, Гарри.
      - Придется попробовать, - буркнул я.
      В дверь постучали. Я выбрался из лаборатории. За дверью стояли Мёрфи и Майкл, навьюченные покупками. Уголь и керосин - погода холодает. Продукты. Фрукты. Майкл умышленно положил на видное место бритву.
      - Как дела, Дрезден? - спросила Мёрфи. Голубые глаза ее смотрели совершенно серьезно.
      С минуту я смотрел на нее. Потом на Майкла.
      - Бывает хуже, - сказал я. - Заходите.
      Друзья. С ними жизнь становится легче.
      Итак, вампиры объявили войну мне и всем прочим местным чародеям. Мелкие колдуны и прочие шарлатаны взяли за правило не выходить из дому после захода солнца. Я больше не заказываю пиццу с доставкой на дом. С тех пор, как первый же парень чуть не взорвал меня к чертовой матери.
      Совет будет вне себя от ярости, но мне не привыкать.
      Сьюзен не звонит. Не заходит. Но я получил от нее открытку на мой день рождения, в Хэллоуин. Всего три слова.
      Догадайтесь, какие.