Микаэла была смущена и вместе с тем ощущала нарастающее возбуждение. Сложен Хью был прекрасно. Она восхищенно вздохнула, глядя на его широкие плечи, узкие бедра и сильные, отлично развитые, прямые ноги. А между ногами… Наверное, именно об этом втайне мечтает каждая женщина. Микаэла не могла оторвать глаз от продолговатой части его тела, у основания которой вились черные волосы. Под взглядом ее этот таинственный предмет увеличивался в размерах и становился более твердым и упругим. Лишь через несколько долгих секунд смущение заставило ее перевести взгляд на его лицо.
На губах Хью играла довольная улыбка. Он был явно удовлетворен ее поведением.
— Видишь, — тихо произнес он, — как возбуждает меня один лишь твой взгляд. Скрывая свои тела, мужчина и женщина лишают друг друга огромного удовольствия.
Микаэла, борясь с нахлынувшими на нее чувствами, с трудом перевела дыхание.
— Но тетушка Мари говорила, что уважающая себя женщина никогда не допустит, чтобы муж видел ее неодетой. — Она посмотрела на него со страхом и мольбой и заговорила быстрее, стараясь успеть высказать все до того, как наружу вырвутся подступающие к глазам слезы. — Она говорила также, что неприлично показывать мужу, что ты хочешь его. По ее словам, креольские мужья ждут от своих жен сдержанности, а излишняя смелость в постели может только повредить семейным отношениям. Тетушка рассказывала о креоле, который развелся с женой только потому, что та не сдерживала свою страсть, и он посчитал ее слишком развратной… Я не хочу, чтобы ты развелся со мной, — добавила она совсем тихо.
Хью с ужасом подумал о том, что должна была переживать все это время искренне поверившая тетушкиным советам Микаэла.
— Твоя тетушка Мари просто старая болтушка, — засмеялся он. — И уж точно она не самый большой знаток предмета, о котором взялась рассуждать. — Он ласково улыбнулся. — Клянусь, что я не разведусь с тобой ни при каких обстоятельствах, а уж из-за того, чего ты боялась, лапочка моя, тем более. — Должен напомнить тебе, — продолжил он, озорно сверкнув глазами и нежно приподняв пальцем подбородок жены, — я не креол. Я просто мужчина, который любит тебя. Мне нужна ты, живая Микаэла, а не какая-то креольская жена из легенд тетушки Мари.
Последовавший за этим поцелуй был таким долгим, страстным и горячим, что он едва восстановил дыхание, чтобы добавить:
— Я люблю свою маленькую женушку, хочу, чтобы она была смелой и страстной и не скрывала своих чувств.
Несмотря на то что вода в ванне успела остыть, Микаэле стало жарко. Мысль, которая пришла ей в голову, обескураживала и пугала.
— Я не смогла удовлетворить тебя? — пролепетала она чуть слышно.
Хью даже в лице изменился.
— Ты не удовлетворила меня? О нет. Меня мучила мысль, что это ты недовольна мной. Скажи честно, это так?
— Нет! Нет, что ты! — воскликнула она, непроизвольно поднимаясь в ванне. — Я никогда так не думала. Никогда! Ты всегда был так великолепен, так мягок и добр ко мне.
Хью несколько секунд смотрел на нее молча. В глазах его было столько любви и страсти, что у Микаэлы сжалось сердце.
— Но в данный момент я совсем не мягок, любовь моя, — прошептал он, беря мокрую, трепещущую жену на руки. — У меня осталось одно желание, одна мысль — я хочу тебя!
— И.., я.., я тоже тебя хочу, — пролепетала она, ужасаясь собственной смелости.
— Это правда, дорогая? Ты не придумываешь? — Микаэла кивнула, и Хью горячо поцеловал ее. — В таком случае, — пообещал он хрипловатым голосом, — я постараюсь сделать все, чтобы убедиться в этом окончательно.
Не видя ничего вокруг, он понес драгоценную ношу в свою спальню. Именно здесь, на своей постели, этим жарким днем он должен показать Микаэле, как ошибалась ее тетушка Мари.
Хью опустил жену на белоснежную простыню, откинул полог кровати и, чуть наклонив голову, любовался ее освещенным солнцем телом.
— Как же тебе могло прийти в голову, что мне может быть неприятно взирать на такую красоту, такое очарование? Трепет твоего тела, твои прикосновения так желанны мне. — Губы Хью прикоснулись к ее груди, язык пощекотал набухший сосок. — Ты такая сладкая здесь… — Голова его опустилась чуть ниже, и он поцеловал ее теплый живот. — И здесь…
Поцелуи были короткие, почти небрежные, но такие несказанно приятные. Внутри Микаэлы что-то дрогнуло, пальцы сами осторожно расправили его густые черные волосы.
— Да, так… — прошептал он. — Трогай меня… Дотрагивайся до любых мест. Если тебе этого хочется так, как хочется мне.
Микаэла последовала его совету, сначала робко, но с каждой секундой все смелее и увереннее. Чтобы не спугнуть этот порыв, Хью заставил себя лежать смирно, наслаждаясь ее ласками. Но страсть в груди его разгоралась с каждой секундой сильнее. Сдерживать себя было все труднее. А может, и не стоит? Может, забыть обо всем и просто упиваться ласками любимой жены, отдав свое тело в ее распоряжение? Легкие руки Микаэлы нежно прикоснулись к его соскам, защекотали спину и напрягшиеся ягодицы. Из его груди вырвался удовлетворенный стон. А пальцы ее, опустившись ниже, уже дотронулись до его напрягшейся плоти, и Хью на миг показалось, что он умирает от страстного возбуждения. Прерывисто дыша, он схватил ее руки и поднес к губам.
— Достаточно, сладкая моя, я не могу… — пробормотал он, целуя ее ладони и запястья. Серые глаза его буквально светились счастьем и вожделением. — Теперь моя очередь.
Уже разгоряченный ласками жены, целуя ее, он чувствовал, что буквально закипает. Голова кружилась, перед глазами расплывались разноцветные круги. Губы его, горячие, влажные, были везде, и тысячи коротких поцелуев слились в один. Хью целовал все ее ликующее тело. Хрипловатые и неразборчивые, но такие нежные слова, слетающие с его уст, проникали в самое сердце, воспламеняя его, делая сладострастное желание до боли властным и сильным. В голове пронеслась мысль, что это, наверное, и называется соблазном, против которого невозможно устоять. Возбуждают и зовут не только его прикосновения, но и слова, взгляды, даже мысли. И на зов этот откликается в ней все без остатка.
Голова Хью была уже у самого низа ее живота, руки осторожно раздвинули бедра, губы жадно прильнули к треугольнику волос, шелковый горячий язык проник внутрь ее. Как он мечтал об этой минуте! Микаэле казалось, что все ее тело вспыхнуло и растворилось в чем-то неописуемо сладостном и приятном. Руки сами судорожно обхватили его голову, стараясь прижать ее еще ближе. В глубине сознания мелькнуло, что муж делает что-то недопустимо безнравственное. Но мысль эта тут же сгорела в пламени страсти. Микаэла сейчас не могла бы остановить Хью. И не хотела…
Пряный, возбуждающий запах Микаэлы полностью заполнил его ноздри, язык чувствовал ее ни с чем не сравнимый вкус, пальцы ощущали ее живую волнующуюся плоть. Он продолжал с наслаждением ласкать ее. Услышав протяжный стон, он алчно улыбнулся и посильнее сжал ее начавшие непроизвольно вздрагивать бедра.
Микаэла как в полусне воспринимала все, что делает он и что происходит с ней. Никогда еще не испытывала она таких невыразимо сладостных ощущений, поглотивших ее целиком. Тело, начавшее вдруг жить своей собственной жизнью, конвульсивно подрагивало в каком-то сладострастном танце. Ее бросало то в жар, то в холод, ее пугали и опьяняли эти ощущения. Нервы свернулись в почти ощутимые клубочки, ожидая его прикосновений и мгновенно отвечая па них. Она обнаружила в себе нечто новое, совершенно неведомое ей до сих пор. Хотелось кричать, плакать и смеяться одновременно. Ошеломленная, она прижала к губам сжатый кулачок.
Хью понял, что творится с женой, по ее приглушенному вскрику. Счастливо улыбнувшись, он поцеловал ее в черный треугольничек еще раз и заставил себя остановиться.
— Я хочу слышать тебя, любимая, — произнес он, осторожно убирая ее руку ото рта. — Я хочу знать, что тебе приятно со мной. Мне это необходимо. — Горящий взгляд заскользил по се освещенной солнечными лучами фигуре. — Я люблю в тебе все. Твое прекрасное тело — величайшее наслаждение для меня. Никогда не стесняйся того, чем наградила тебя природа. — Хью поцеловал мягкие губы Микаэлы. — Запомни, мне нужны твои ласки, твои прикосновения, — прошептал он. — Я хочу вновь и вновь сходить с ума от твоей близости. — Он аккуратно поправил ее растрепавшиеся волосы и заглянул в бездонные черные глаза. — Впрочем, — слегка усмехнулся он, — если тебя более устраивает то, что предложила тетушка Мари…
Почти не в силах пошевелиться от переполнявших ее чувств, Микаэла нежно пощекотала пальцами щеку мужа.
— Сдается мне, — тихо произнесла она, — что тетушка Мари вовсе не знала того, о чем говорила.
— Вот и отлично! — пробормотал Хью, раздвигая ноги жены и страстно целуя ее в губы.
Руки Микаэлы обвили его шею, тело с готовностью рванулось навстречу его телу. Душу Хью заполнила ликующая радость. Жена любит его и вожделеет как мужчину! Она хочет его не меньше, чем он ее!
Глава 22
Конечно, в жизни Микаэлы и Хью и раньше были приятные моменты. Но понимание настоящего счастья пришло только в этот день. Микаэла впервые до конца ощутила, какое наслаждение может дать женщине в постели любящий, опытный и сильный муж. Ну а Хью обрел наконец ту женщину, о которой мечтал, которая была с ним лишь один раз, в день его ранения.
День уже переходил в вечер, когда они поднялись с кровати и направились в гардеробную, где стояла заново наполненная ванна. Поняв, что Хью не намерен оставлять ее и на время водных процедур, Микаэла попыталась было возражать, не особенно, впрочем, настойчиво. Вскоре она убедилась, сколько удовольствия и радости может доставить обычная ванна, принятая вместе с мужем. Правда, времени это заняло гораздо больше, чем без него. В конце концов они вспомнили о гостях и, одевшись, спустились вниз.
Франсуа и Алена нигде не было видно, зато Лизетт, Жана и Джона удалось обнаружить довольно быстро. Они наслаждались прохладой в тени дома. С гордостью хозяйки Микаэла отметила, что все трое восседают в креслах-качалках, поблескивающих свежей зеленой краской. Кресла эти, оставшиеся от прежних хозяев, ей сразу понравились, и она первым делом приказала отремонтировать и заново покрасить их. Судя по выражениям лиц гостей, они разговаривали о чем-то серьезном. Однако при виде хозяев все трое начали улыбаться и оживленно обсуждать предстоящую свадебную церемонию. Хью подозрительно оглядел вмиг повеселевшую при его приближении компанию. Было очень похоже, что здесь обсуждали нечто тайное, не предназначенное для его ушей. Но долго задумываться над этой странностью было некогда. Приближалось время ужина. Он явно пренебрег обязанностями хозяина, забыв обо всем в объятиях жены. Стало немного стыдно, и Хью, стараясь исправиться, целиком посвятил себя развлечению гостей. Впрочем, мечтал он при этом только о том моменте, когда сможет пожелать всем спокойной ночи и уйти с Микаэлой в спальню. За столом он не сводил с нее поблескивающих от нетерпения серых глаз. Взгляды, брошенные в ответ Микаэлой, были не менее красноречивы. В черных глазах читались такие страстные обещания, что у Хью перехватывало дыхание. Можно было не сомневаться, что их сегодня ожидает чудесная ночь!
Увлеченный мечтами о том, чем он займется после ужина, Хью лишь машинально участвовал в общем разговоре. Правда, он обратил внимание, что настроение Франсуа с приездом друга не улучшилось. Молодой человек выглядел даже более грустным и напряженным, чем раньше. Но и это наблюдение отвлекло его лишь на короткое время. Один человек на всем свете занимал его мысли — Микаэла! Хорошо еще, что она догадалась опустить голову. Ее страстные взгляды сводили с ума. Хью даже поймал себя на том, что теряет контроль над собой. Еще немного, и он мог бы шокировать всех, приставая к собственной жене прямо за столом.
К счастью, до этого не дошло. Возможно, благодаря Алену и Франсуа. Они сказали, что торопятся, так как хотят этим вечером еще успеть навестить живущих неподалеку друзей. Всех остальных, хоть они никак и не выказали этого, такой поворот событий более чем устраивал. Хью и Микаэла могли пораньше удалиться в спальню. У Жана, Джона и Лизетт появлялась отличная возможность поговорить с хозяевами на известную щекотливую тему.
Молодые люди уехали. Все вышли в сад и расположились в удобных креслах, стоящих под двумя благоухающими магнолиями. Чтобы отогнать москитов, подожгли несколько горшочков с серой и какими-то ароматными листьями. Струек дыма оказалось вполне достаточно, чтобы испугать надоедливых кровососов. На оба дерева были повешены зажженные фонари, свет которых ярким кругом отгораживал людей от сгущающейся темноты. Со стороны реки дул легкий приятный ветерок. Дополнял сельскую идиллию хор лягушек, в который изредка вносил протяжную басовую ноту зовущий подругу аллигатор.
Хью блаженно откинулся на спинку стула, наблюдая за исполняющими причудливый танец на границе света и тьмы насекомыми и обмениваясь время от времени ленивыми фразами с окружающими. Однако уже через несколько минут он ясно ощутил какое-то напряжение, особенно оно чувствовалось в голосе Лизетт. Он поднял глаза и увидел, как Джон сжал ее руку и, нагнувшись, что-то зашептал на ухо. Теща покачала головой. Жан тоже пристально смотрел на Лизетт, причем так, будто желал подтолкнуть ее к какому-то действию. Что за чертовщина? Хью перевел взгляд на жену. Странное поведение матери, судя по всему, не прошло мимо ее внимания.
— С тобой все в порядке, мама? — спросила Микаэла. — У тебя не болит голова?
Лизетт несколько секунд молча вглядывалась в лицо дочери, похожее при этом призрачном освещении на прекрасную камею.
— Нет, — произнесла она наконец. — Я чувствую себя прекрасно. — Лизетт растерянно перевела взгляд на Джона, затем на Жана и, будто получив от них какой-то тайный сигнал, заговорила уже другим, торжественным тоном:
— Я должна кое-что сказать тебе.., нечто, что очень удивит тебя. Это оставалось тайной в течение двадцати лет.
Джон ободряюще пожал ее руку, и Хью вдруг понял, о чем им хотят рассказать. Сразу припомнилось смутное подозрение, шевельнувшееся в душе, когда он узнал историю давней любви Джона и Лизетт. Тогда перед глазами почему-то возникло лицо Микаэлы с такими знакомыми ямочками на щеках. Знакомыми с детства! Как же он сразу не догадался! Поднявшись на ноги, он подошел к жене и положил руку ей на плечо.
Немного смущенная и озадаченная происходящим, Микаэла обернулась к нему, улыбнулась и благодарно потерлась щекой о его крепкую ладонь.
— И что же ты хочешь рассказать мне, maman? — спросила она, поворачиваясь к Лизетт. — Неужели есть еще что-то, что может удивить меня? — Микаэла рассмеялась. — Сомневаюсь, что так много интересного происходило, до моего рождения… — Произнеся последние слова, она смолкла, ощутив смутную тревогу. Мама встречалась с Джоном Ланкастером до ее рождения… Она вышла замуж за Рено Дюпре почти сразу же, как только прекратились их отношения с Джоном… — Что же ты молчишь? — воскликнула она, растерянно глядя то на Лизетт, то на Джона. — Говори же!
Лизетт выдохнула и решительно произнесла:
— Твой отец не Рено Дюпре. Я забеременела до того, как стала его женой. Ты — дочь Джона Ланкастера.
У Микаэлы перехватило дыхание. Если бы не поддерживающий ее за плечи Хью, она, наверное, упала бы. Схватив руку мужа, она прижалась головой к его груди. Он казался ей сейчас единственной твердой опорой в неожиданно изменившем свои очертания мире. Все молчали. Микаэла подняла полные боли глаза на мать, потом перевела их на Джона Ланкастера, затем на Жана.
— Ты знал? — коротко спросила она дядю.
Тот угрюмо кивнул.
Микаэла проглотила подступивший к горлу горький комок, только сейчас начиная понимать смысл услышанного. Тот, кого она называла папой, вовсе не папа. Жан тоже не дядя… Она носит фамилию Дюпре, но в ней нет ни капли крови Дюпре… Никогда не было! Она — незаконнорожденное дитя… Только благоразумное решение Лизетт, согласившейся быстро выйти замуж, спасло ее от стыда и позора. Все это было столь ошеломляюще не правдоподобно, что Микаэла не могла даже плакать. Она замерла, уставившись неподвижным взором в темноту.
Нарушить возникшее тягостное молчание решился Джон Ланкастер.
— Мы не собираемся делать тайну твоего рождения всеобщим достоянием, — спокойно начал он. — Это не из-за нас с Лизетт, — поспешил добавить Джон, видя, как сжалась, недоуменно посмотрев на него, Микаэла. — Такой красивой и умной дочерью я могу только гордиться. Но мы понимаем, какие боль и унижение придется испытать тебе, объясняя друзьям и знакомым, кто твой отец.
— Это никого, кроме нас, не касается, — проворчал Жан. — Тайну знаем только мы пятеро. Пусть так оно и останется. — Он взглянул на застывшее лицо Микаэлы. — Мы не хотели причинить тебе боль, крошка. Но, согласись, ты и Хью должны знать правду. — Жан улыбнулся с искренней добротой. — На самом деле ничего не меняется, та cherie. Надеюсь, что ты по-прежнему будешь называть меня дядей. Для меня ты остаешься любимой племянницей.
Микаэла растерянно посмотрела ему в глаза. Мысли в голове мелькали с лихорадочной быстротой, и сосредоточиться на чем-то было крайне трудно. Шок, однако, начал постепенно проходить. Она перевела смущенный взгляд на Джона Ланкастера. Это ее отец… Этот высокий, симпатичный американец с красивыми глазами — ее папа!
— Как давно вам стало известно об.., обо мне? — тихо спросила она.
— Не так давно, как бы мне этого хотелось, — с готовностью ответил Джон, ласково улыбнувшись. — Твоя мама, — он взглянул на растерянную Лизетт, — по вполне понятным причинам сказала мне об этом только сегодня утром. Для меня это была большая радость, сравнимая разве что с ее согласием стать моей женой. Конечно, — вздохнул он, — хотелось бы узнать о своем ребенке пораньше. Мы — и ты, и я — были многого лишены. Но так уж получилось. Ничего не поделаешь. Надеюсь, что ты позволишь мне хоть как-то восполнить упущенное. Я готов помочь тебе всем, чем могу, как и положено отцу. Если ты хоть изредка будешь смотреть на меня с симпатией, я буду совсем счастлив. — Глаза Джона и Микаэлы встретились. — Я не собираюсь подгонять события. Нам еще предстоит привыкать к нашим новым отношениям. Торопить тебя было бы глупо. Меньше всего мне хочется причинить тебе какие-то неудобства. Мы все хотим только одного — чтобы ты была счастлива.
Не без удовольствия Микаэла отметила про себя, что папа ее очень мил. Губы ее чуть дрогнули и расплылись в робкой улыбке. Она ощутила вдруг какое-то странное спокойствие. Конечно, она была смущена, даже ошеломлена, но огорчения, а тем более неприязни не чувствовала совершенно. Боль, которую она испытала в первый момент, становилась все слабее и постепенно исчезла совсем. Джон Ланкастер — родной отец!.. Как ни странно, эта поразительная новость совсем не огорчила ее. Наоборот, чем больше Микаэла думала об этом, тем радостнее становилось на душе. Оказывается, ее папа жив. Вот он, красивый и здоровый, сидит напротив нее! А через несколько недель он женится на ее любимой мамочке.
— Ты очень сердишься на меня? — услышала Микаэла робкий вопрос Лизетт и увидела ее полные тревоги глаза. — Я.., я не хотела тебя обманывать… Но потом решила, что всем нам, тебе в первую очередь, будет лучше, если ты будешь считать своим отцом Рено. — В голосе Лизетт послышались сдерживаемые слезы. — Я не хотела причинить тебе боль, малышка! Я так боюсь, что ты возненавидишь меня!..
Сердце сжалось от жалости и любви к матери. Бросившись к ней, Микаэла опустилась на колени перед ее стулом.
— Мамочка! Как ты могла подумать такое! — Голос ее задрожал. — Разве я могу осуждать тебя, тем более ненавидеть? Ты ничем не обидела меня. Ты поступила так, как было нужно. — Микаэла очаровательно улыбнулась и посмотрела на Джона. — Как хорошо, что вы женитесь на моей maman. Благодаря этому я смогу называть вас папой, не опасаясь, что это кого-то удивит.
— О, та cherie! — воскликнула Лизетт, обнимая дочь. — Я так боялась… Я вся измучилась, думая, как пройдет этот разговор!
— Теперь он уже позади. Тебе не о чем больше волноваться, — прошептала ей на ухо Микаэла. — Мы все узнали, не правда ли? — спросила она громче. — Вот и отлично!
Лизетт, смахнув появившиеся на глазах слезинки, кивнула и улыбнулась. Джон одной рукой обнял дочь, другой — невесту. Подошедший к ним Хью помог Микаэле подняться на ноги. В глазах его поблескивали веселые искорки.
— Помнится, — обратился он к отчиму, — я как-то сказал, что благодарен судьбе за вашу с Лизетт размолвку. Ведь поженись вы тогда, на свет не появилась бы моя очаровательная Микаэла. Кажется, настало время подправить это заявление. Должен от всей души поблагодарить вас за то, что вы сумели произвести на свет ту единственную женщину, с которой я узнал, что такое счастье.
Наградой была лучезарная улыбка жены.
— О! Оказывается, ты умеешь говорить отличные комплименты, — произнесла она.
— Чему ты удивляешься? — улыбнулся в ответ Хью. — Тебе же известно, что я вообще отличный парень.
— Да, — вмешался в разговор Жан, вполне довольный состоявшимся объяснением. — Похоже, нам довольно легко удалось вновь обрести почву под ногами. А сейчас, полагаю, не помешает принять немного бренди. — Он тоже улыбнулся. — В качестве разминки перед основным торжеством, естественно.
* * *
Позже, когда они с Хью лежали в постели, Микаэла мягко спросила:
— Тебя не смущает, что мой отец — твой отчим?
— Смущает? — усмехнулся Хью и притянул ее к себе поближе. — Когда ты наконец поймешь, что ты для меня — само совершенство? Какое мне, черт побери, дело до того, кто твои родители? На свете есть ты, и это самое главное. Ты — моя жена. Я люблю тебя, ты — меня. Все остальное не так важно.
Довольная ответом, Микаэла благодарно чмокнула его в щеку. Хью показалось, что при этом жена хотела что-то сказать, но внезапно передумала и резко опустила голову на подушку.
— Что, милая? — подбодрил он ее. — Тебя еще что-то беспокоит?
Микаэла присела и пристально посмотрела ему в глаза.
— За последние дни мы успели поговорить о многом, — осторожно произнесла она, — секретов между нами, кажется, не осталось. И все-таки есть вопросы, в которые ты никак не хочешь посвящать меня. Я имею в виду проблемы нашей компании. А ведь именно из-за них, между прочим, ты приехал в Новый Орлеан, и мы с тобой встретились.
Хью немного растерялся.
— Мне просто не хотелось беспокоить тебя, дорогая, еще и этим, — не очень твердо произнес он.
— Не забывай, дорогой, что это не только твоя, но и моя компания! — сердито напомнила Микаэла. — И все, что касается “Галланд, Ланкастер и Дюпре”, напрямую затрагивает мои интересы. Я имею право и хочу знать, удалось ли тебе что-нибудь выяснить. Насколько все это серьезно? Как ты собираешься исправлять положение? Ты не хочешь мне ничего говорить о вещах, от которых зависит мое, наше будущее… Ты не находишь, что теперь, когда мы разобрались в наших личных отношениях, самое время вместе заняться проблемами компании?
Несколько долгих минут Хью молча размышлял над тем, что он должен ответить. Он признавал, что Микаэла была абсолютно права. Конечно, между ними не должно быть секретов… Любые тайны и недомолвки омрачат их союз. Это бесспорно.
— Поверь мне, я не хочу говорить об этом только потому, что придется касаться весьма деликатных и болезненных для тебя вещей, — произнес он слегка подрагивающим голосом.
Ответом был твердый и требовательный взгляд жены. Набрав побольше воздуха, Хью начал рассказывать обо всем, что было ему известно: о кражах товаров со склада компании, о том, как они осуществлялись, а также о том, что за всем этим стоит кто-то из совладельцев “Галланд, Ланкастер и Дюпре”.
— И ты полагаешь, что это может быть даже мой дядя или Франсуа? — спросила явно огорченная этим предположением Микаэла.
— Не исключено, — пожал плечами Хью. — Сейчас я почти убежден, что Жан ни в чем не виноват, хотя поначалу подозревал и его. Из числа подозреваемых я сразу исключил только Джаспера.
— А Франсуа до сих пор под подозрением?
— Если не ошибаюсь, он должен крупную сумму денег Хассону. Он мог попытаться расплатиться, позаимствовав кое-что у “Галланд, Ланкастер и Дюпре”. Это не так уж невероятно.
— Но совершенно не в духе Франсуа! — воскликнула Микаэла, не желая верить в то, что ее брат мог красть у своей семьи.
— Не совсем так, — спокойно ответил Хью. — Можно представить, что он вообще не считал это кражей, полагая, что берет только то, что ему и так принадлежит. Такой вариант вполне возможен.
— Ты думаешь, что так и было?
— Признаться, да, — грустно произнес он. — Но мне бы очень хотелось ошибиться. Я предпочту, чтобы вором оказался Хассон. Это избавило бы пас от многих проблем.
— Не хочется верить, что мой брат дошел до такого, но и отрицать, что в твоих словах есть доля правды, я тоже не могу, — призналась встревоженная Микаэла. — Франсуа крайне избалован. Он с детства привык получать все, что захочет. Пожалуй, рассуждая так, как ты сказал, он мог оправдать и кражу. Но то, что он причастен к хладнокровному убийству, совершенно невероятно, — твердо произнесла она. — Да и в то, что он постоянно брал все больше и больше, не верю. Мелкие махинации — еще куда ни шло, по крупные обдуманные хищения — нет. — Прервавшись, она посмотрела в глаза мужа. — А Ален… Ты думаешь, что он может стоять за всем этим?.. Ведь речь идет не только о воровстве, но и… — голос жены дрогнул, — о гибели несчастного Этьена.
— Алена ты знаешь лучше, чем я. Поэтому гораздо важнее, что думаешь ты.
Микаэла задумалась. Припомнился взгляд Алена, которым он смотрел в тот вечер, когда пытался насильно поцеловать ее. Было что-то обидное и неприятное в его глазах, безобразно жестокое в поведении.
— Мне кажется, — тихо сказала она, кивнув головой, — что при определенных обстоятельствах Ален не остановится ни перед чем. Известно, что он очень жесток и, если Этьен представлял для него угрозу, мог замыслить убийство.
— И как же следует поступить нам? Выставить его из нашего дома? Публично высказать ему наши подозрения?
— Если ты попытаешься выставить его из дома, — покачала головой Микаэла, — а уж тем более обвинишь, не имея вполне достоверных доказательств, в убийстве и воровстве, это окончится еще одной дуэлью. А я не желаю, чтобы ты так глупо рисковал своей жизнью. — Она поцеловала его в губы. — Я уже говорила, что меня не устраивает роль молодой вдовы.
— О, как мало веры в мои способности дуэлянта! Полагаю, что я имею полное право обидеться, — пробормотал улыбающийся Хью.
— Можешь обижаться сколько хочешь, только оставайся живым и здоровым!
— Неужели это для тебя так важно? — спросил он, не сомневаясь в ответе.
— О, если только самую малость. — Микаэла ласково улыбнулась, заглядывая мужу в глаза. — Знаешь же, несносное ты существо, что я обожаю тебя! — Она прижалась к его груди и крепко обняла. — Но ублажать тебя, беспрестанно повторяя это, я не собираюсь.
— Ладно, будем считать, что этот вопрос мы обсудили. Вернемся к менее приятной проблеме. Что же нам делать с Аленом?
— Следить за ним, — прошептала, зевнув, Микаэла. — Надо устроить так, чтобы мы знали о каждом его шаге. Пока он в нашем доме, это будет довольно просто. Мы будем по очереди наблюдать за ним. А когда он уедет, мы наймем кого-нибудь, кто будет незаметно ходить за ним по пятам.
— Неплохая идея, — задумчиво произнес он. — Очень неплохая.
— Не сомневаюсь. Ведь она пришла в голову мне, — промурлыкала она, засыпая.
Хью еще долго лежал, глядя на спящую жену и размышляя о сюрпризах и неожиданных поворотах судьбы. Получается, что “Галланд, Ланкастер и Дюпре” он обязан далеко не только одним финансовым благополучием. Не приди в голову Джона мысль создать экспортно-импортную компанию, он бы не поехал на юг и не встретил Кристофа Галланда, а значит, не увидел его красавицу внучку и не влюбился бы в нее… Даже плохое самым неожиданным образом превращается порой в хорошее. Не соверши Кристоф и Рено свой жестокий подлог, Джон не стал бы его отчимом. А не начни кто-то обворовывать компанию, Хью Ланкастеру не пришлось бы ехать в Новый Орлеан. Преспокойно жил бы себе в Натчезе и не влюбился в спящее сейчас у него под боком очаровательное существо. Немыслимо!
Он уже готов был по примеру Микаэлы забыться в объятиях Морфея, когда услышал шаги в коридоре, а затем голоса. Разговаривали Ален и Франсуа, и, учитывая толщину стен, довольно громко. Хью нахмурился, подумав о том, что брату его жены следовало бы подыскать себе более достойную компанию. Ален — человек с сомнительной репутацией и очень опасен. Чем быстрее этот парень уедет в Новый Орлеан, тем лучше. Впрочем, совсем хорошо будет, если его вообще оставят наедине с любимой женой. Хью мечтательно улыбнулся.
Что касается Франсуа, он рад бы покинуть “Уголок любви” как можно скорее. Страх разоблачения день ото дня усиливался. А искреннее гостеприимство Хью делало чувство вины совсем нестерпимым. Но он не мог уехать, пока здесь оставался Ален. Хоть бывший друг и обещал не причинять вреда Хью, Франсуа ему не верил. Он решил, что будет постоянно держать Алена в поле зрения и в случае чего помешает ему совершить преступление.
Встреча с друзьями отвлекла Франсуа от мрачных мыслей. Возвращаясь назад, он был почти весел и вполне мирно беседовал с Аленом. Но по мере приближения к усадьбе молодоженов на душе становилось все тревожнее. Когда заспанный конюх поспешно принял поводья лошади, настроение стало таким же, как перед отъездом. Франсуа опять ощутил острую неприязнь к спутнику.
— Долго ты еще собираешься оставаться здесь? — довольно резко спросил он, поднимаясь по ступенькам крыльца.
— Это выглядит так, mon ami, будто ты хочешь побыстрее избавиться от меня, — нахмурил брови Ален.
Франсуа стиснул челюсти, но, когда заговорил, голос его звучал ровно.
— Будем откровенны. Ты приехал сюда вовсе не для того, чтобы повидаться со мной, а совсем с иными планами. Если ты отказался от этих планов…
— А кто тебе сказал, что я от них отказался?
— Ты дал слово, что не причинишь Хью вреда. И если ты намерен его сдержать, то делать тебе здесь нечего.
— А почему бы не предположить, что я просто отдыхаю? Почему я должен торопиться с отъездом, если мне здесь хорошо?