Ширли БАСБИ
      ПУРПУРНАЯ ЛИЛИЯ
      Анонс
      Действие романа происходит в конце XVIII - начале XIX века в Испанском Техасе, тогдашней заморской провинции Испании.
      Главная героиня романа - испанка Сабрина знакомится с семнадцатилетним Бреттом Данджермондом, когда ей исполнилось всего.., семь лет.
      Следующая встреча героев произошла, когда Сабрине было уже восемнадцать. Казалось бы, ничто не мешает двум любящим сердцам соединиться. Тем более что дон Алехандро, отец Сабрины, богатый плантатор, просто мечтает об этом браке.
      Но.. Все силы зла, кажется, объединились, чтобы помешать счастью молодых людей...
      Глава 1
      - Тетя София, а когда я буду выходить замуж, я тоже буду такой красивой? задумчиво спросила Сабрина, не сводя медовых обожающих глаз с тетки.
      Она примостилась возле туалетного столика из атласного дерева в элегантной спальне своей тетушки, которая в это время, сидя в обитом бархатом кресле, критически рассматривала свое отражение в зеркале с золоченой рамой.
      Вопрос Сабрины положил конец волнениям Софии, которая, несмотря на свой юный вид, была уже тридцатилетней вдовой и собиралась во второй раз замуж. Совсем забыв об очаровательной кремовой мантилье, прикрывавшей ее блестящие черные волосы, она резко повернула голову и, сверкая черными испанскими глазами, улыбнулась.
      - Конечно, будешь, голубка! - И не удержалась от ласково-насмешливого:
      - Разве ты не моя племянница?
      Сабрина хихикнула, но тотчас вновь посерьезнела.
      - Нет, скажи правду.
      Что-то было в ее голосе такое, отчего София развернулась и самым внимательным образом оглядела девчушку, которая с нетерпением ждала ответа.
      София подумала, что не так-то легко представить, какой станет семилетняя малышка, когда вырастет, но, судя по изящным чертам ее живого личика, из племянницы получится писаная красавица, хотя и не совсем в испанском духе. Волосы у нее совершенно необыкновенного цвета. Грива пылающего красного золота почти не поддавалась попыткам придать ей какой-то вид прически. И даже теперь, когда она только что вышла из заботливых рук горничной, золотые кудряшки своевольно покинули свое место и окружили лицо Сабрины сверкающим облаком. Черные ресницы и брови привлекали внимание к глазам цвета меда, которые легко темнели, когда девочка была чем-то огорчена, и полыхали желтым огнем, когда она сердилась. Прямой носик, великоватый рот и резко очерченный подбородок дополняли картинку, и София подумала, что через десять лет это лицо станет прелестным. Что же до всего остального... София улыбнулась. В данный момент ее племянница и всем своим видом и характером напоминала жеребенка, такая же костлявая и длинноногая, озорная и упрямая.
      София ласково улыбнулась в ответ на застывший в ожидании взгляд.
      - Правда, правда, чипа! Ты будешь очаровательной невестой... Самой очаровательной невестой на свете!
      Неожиданно обрадовавшись, Сабрина, уделявшая своей внешности мало внимания, порывисто обняла Софию за шею.
      - Ой, тетя София, я так рада, что мама с папой разрешили мне поехать с ними в Натчез! Ты самая лучшая тетя на свете! - В глазах у нее заплясали огоньки, когда она нежно проговорила:
      - И ты такая же красивая, как я.
      София рассмеялась и замахала головой.
      - Нет, голубка, ты неисправима! Однако не пора ли тебе переодеваться? Или ты собираешься во г в этом наряде присутствовать на моей свадьбе?
      Это было полотняной ночной рубашкой с великолепной вышивкой, но не доходившей Сабрине даже до узких лодыжек. Она фыркнула и, как вихрь, умчалась из спальни. София проводила ее взглядом. Как же хорошо, что Елена, пока она сама оставалась бездетной, подарила ей такую замечательную племянницу. И еще хорошо, что несмотря на расстояние между Натчезом и Накогдочезом, где с мужем и дочкой жила Елена, они никогда не расставались надолго.
      Муж Елены и отец Сабрины, Алехандро дель Торрез, был богатым человеком, и, по крайней мере, раз в два года дела требовали его присутствия в Новом Орлеане. Вполне естественно, что жена и дочь сопровождали его, и также естественно, что они выкраивали время подняться немножко вверх по Миссисипи в Натчез и навестить единственную родственницу Елены.
      Из двух сестер Елена была старшей, поэтому когда три года назад во время эпидемии желтой лихорадки умер муж Софии, она немедленно приехала к застывшей от ужаса сестре и увезла ее с собой в Накогдочез, что в восточной части испанского Техаса. За месяцы, проведенные Софией па Ранчо дель Торрез, она понемногу пришла в себя и постепенно утихла в ее сердце боль.
      София одернула себя. Нашла время предаваться грустным воспоминаниям! Через несколько часов она станет женой Хью Данджермонда, и нечего вспоминать, как она горевала из-за смерти первого мужа. Сегодня она начинает все сначала, и она должна быть счастлива сегодня.
      И все же воспоминания не отпускали ее. Семь лет, которые они с Джеми прожили вместе, были годами радости и покоя, а вот первая женитьба Хью ни радости, ни покоя ему не дали. София сверкнула глазами. Какая же все-таки покойная жена Хью была скандальная особа! Джиллиан словно нарочно выставляла на всеобщее обозрение своих любовников и свои непомерные траты, заставляя трепетать всех добропорядочных жителей Натчеза. Но самым ужасным, считала София, было ее равнодушие к собственному старшему сыну Бретту. В Натчезе еще долго говорили о том, как она отвергла Бретта и отдала всю свою любовь Мартину, который был очень похож на нее своими голубыми, как сапфир, глазами и золотистыми кудрявыми волосами, тогда как Бретт вышел весь в отца.
      Недовольная собой София поднялась с кресла и зашагала по спальне, принуждая себя думать о том счастье, которое суждено им с Хью, и о той любви, которой она одарит его сыновей.., если они не будут против.
      Однако у нее были причины для опасения, хотя Хью любит ее и ей надо благодарить Бога, что несмотря на свой несчастливый брак и последний скандал, учиненный Джиллиан, он не превратился в женоненавистника, а вот Бретт...
      София вздохнула. Бретту было десять лет, когда семь лет назад его мать убежала со странствующим проповедником, прихватив с собой восьмилетнего Мартина. Удивительно, что Джиллиан выбрала для своего очередного романа бедного проповедника, но то, что проповедника - это было совсем необъяснимо! Через год, когда Хью разыскал ее, она открыто жила с известным в Натчезе игроком. Игрок вызвал Хью на дуэль, и еще счастье, что Хью остался жив.
      Больше всею Софии пришлось думать о Бретте. Отвергнутый матерью, мальчик сильно привязался к отцу. Он решил что ни одна женщина не стоит доверия, и все они умею г только предавать. Самое грудное, размышляла София, будет смягчить надменного семнадцатилетнего пасынка.
      Она знала, что Бретт ей не доверяет. Не только ей. Всем женщинам. София нахмурилась, но через несколько секунд ее лицо просветлело. Всем-то всем, но только не Сабрине! Сабрина была зачарована высоким симпатичным кузеном и вот уже две недели, не сводя с него обожающих глаз, ходит за ним по пятам.
      Сабрина тоже может околдовать, кого захочет, с улыбкой подумала София. Дай Бог, она научит его, что не все женщины - исчадия ада.
      Словно повинуясь своим мыслям, она выглянула в окно и увидела на лужайке Сабрину в муслиновом платье и рядом с ней Бретта. Они стояли под одним из многих в этих местах волшебных дубов, и по необычно ласковому выражению красивых чувственных губ будущего пасынка София поняла, что Сабрина продолжает свое невинное колдовство.
      Какой же он красивый, радостно подумала София, окидывая взглядом точеные черты его лица, начавшие терять детское очарование. У него такие же, как у Хью, темные волосы и такие же красиво очерченные брови. Глубоко посаженные темно-зеленые глаза цвета жадеита <Жадеит - минерал зеленого цвета.> прятались за такими длинными и густыми ресницами, за какие многие женщины не пожалели бы состояния. Бретт был высокий, и хотя восемнадцать ему еще не исполнилось, в нем уже было шесть футов и два дюйма. Плечи и грудь еще, правда, не слишком развиты, но, даст Бог, он станет крепким мужчиной, пусть только, вздохнула София, он растопит вокруг себя ледяную стену!
      Бретт ласково улыбался и теребил косичку Сабрины, когда к ним подошел еще один подросток, и прелестный рот Софии недовольно скривился, - Мартин.
      Она изо всех сил старалась полюбить пятнадцатилетнего Мартина, но это ей не удавалось. Прирожденный смутьян, он был испорчен с младенчества. Ему доставляло неизъяснимое наслаждение напоминать Бретту, что их мать любила его больше. Только за одно это София готова была отхлестать его хлыстом! Особенно, когда она видела, как лицо Бретта словно застывало, а голубые глаза Мартина начинали злобно сверкать.
      Если честно, а София всегда старалась быть честной с собой, то, вероятно, мальчику нелегко было привыкать жить с отцом и братом после многих лет разлуки. И, если честно, то он наверняка, не уставала себе повторять София, горюет о внезапной смерти своей матери в Нью-Йорке, где она жила в последнее время. Гибель Джиллиан в перевернувшемся экипаже вынудила его возвратиться в Натчез к отцу и брату, которых он не видел шесть лет. Наверно, ему тоже трудно, но разве он не получает удовольствия от своих выходок? Хью он не слушает, а над Бреттом просто издевается.
      Появившаяся в дверях Елена прервала грустные размышления Софии. Сестры были очень похожи, только Елена была чуточку полнее и в ее черных волосах уже появилось несколько серебряных нитей. Но все равно в свои сорок лет живостью лица и движений она напоминала двадцатилетнюю девушку. Одетая в элегантное платье из мягкого зеленого шелка с легкомысленной оборкой до самого пола, она глядела на Софию смеющимися глазами:
      - Ты готова? Я знаю, горничную ты отпустила уже вечность назад, а Сабрина мне все уши прожужжала, какая ты красивая, так что больше я не в силах терпеть.
      София радостно улыбнулась ей в ответ и закрутилась перед ней так, что бледно-желтые, почти кремовые юбки облепили ее длинные стройные ноги.
      - Ну, как тебе?
      Елена зажмурилась от восхищения.
      - Ах, София, какая ты красивая! - Она поправила кружевную мантилью на голове сестры. - Я так рада, что ты надела мантилью, которая была на мне, когда я выходила замуж.
      - Хорошо бы нам с Хью получить вместе с ней и такое же счастье, как у вас с Алехандро! Елена подмигнула ей.
      - Все будет, дорогая, все будет, - прошептала она - Потом посмотрела на золоченые часы на туалетном столике. - Кажется, пора идти в церковь... Ты волнуешься или радуешься?
      София покаянно улыбнулась.
      - И то, и другое понемножку , и еще немножко тревожусь.
      - О нет, не надо, чика! - весело воскликнула Елена. - Твой Хью такой красивый! А Бретт! Да о таком сыне любая мать может только мечтать. Воспитанный, вежливый.
      - Почему ты не говоришь о Мартине? Елена наморщила носик.
      - Не слишком ли много тебе меда? София рассмеялась. Больше времени на раздумья у нее не было. Пора было отправляться в церковь.
      ***
      Как красиво, думала Сабрина, стоя между родителями и неотрывно глядя на Софию, стоявшую рядом с Хью Данджермондом. Все было лучше некуда. И папа был очень красивый, когда он вел невесту по убранному цветами проходу и его волосы горели на солнце, как пламя. И мама тоже очень красивая в своем новом платье, такая же красивая, как тетя София. А алтарь такой, что дух захватывает. Весь в цветах - нарциссах, сирени и розах. Сеньор Данджермонд тоже красивый, великодушно решила Сабрина. Со своей палкой с серебряной ручкой, с которой он никогда не расстается, он выглядел очень аристократично, и его худое темное лицо осветилось ласковой улыбкой, когда тетя София вложила свою руку в его и священник пробормотал над ними слова, после которых они стали мужем и женой. Конечно, сеньор Данджермонд не такой красивый, как его сын сеньор Бретт, подумала Сабрина. Сеньор Бретт красивее всех.., даже красивее своего друга Моргана Слейда, хотя сеньор Слейд тоже очень красивый.
      Она исподтишка скользнула взглядом туда, где сидели сеньор Бретт с сеньором Мартином. Он очень красив, вздохнула Сабрина, в зеленом камзоле и темно-желтых бриджах. Заметив, как неподвижно его лицо, которое всегда было солнечным и веселым, когда он разговаривал с ней, Сабрина нахмурилась. Неужели он не рад, что тетя София станет его мамой? Выражение его лица испугало ее.
      Она растерялась. Неужели сеньор Бретт не любит тетю Софию?
      Бретт действительно не любил тетю Софию. Не то чтобы он имел что-нибудь против нее лично. Как женщина, и он бы первый это подтвердил, она была очень даже ничего. Но один раз женщина тяжело оскорбила его отца и даже чуть не стала причиной его смерти, и Бретт предпочел бы, чтобы Данджермонды жили сами по себе без проблем л неприятностей, которые приносят с собой женщины. Впрочем, женщины иногда бывают нужны. Это он со своим приятелем Морганом Слейдом уже выяснил несколько месяцев назад, встретившись "под горой" с покладистой шлюшкой.
      Однако даже выяснив, что женщины способны, по крайней мере, дарить физическое удовольствие, Бретт помешал бы своему отцу совершить то, что он считал его ошибкой, потому что любил его и хотел уберечь от предательства, если бы не убедился, что Хью, как ни странно, действительно желает жениться на Софии Аквилар. И ему пришлось прикусить язык. Однако сам он не обязан радоваться предстоящей женитьбе и любит ее, сказал он себе.
      Бретт не то чтобы очень уж не любил Софию. Он просто не позволял ей застигнуть его врасплох. Когда он сидел у постели отца и смотрел, как он борется за жизнь после дуэли, в которой была виновата Джиллиан, он решил, что не должен доверять ни одной женщине. Со временем, наверно, его чувства перестанут быть такими острыми, но сейчас... Каждый раз, когда он видел трость отца с серебряным набалдашником, видел, как он медленно, осторожно ступает по земле, он все вспоминал заново. Трость стала символом того горя, которое может причинить женщина.
      Конечно, сам он никогда не выкинет такую глупую штуку и не женится. Он не позволит ни одной женщине стать для него чем-то большим, чем средством получить удовольствие. И он принял циничное решение использовать женщин и не принимать их всерьез! Однако, словно для того, чтобы показать ему, что действия далеко не всегда подчиняются рассудку, его взгляд скользнул в сторону и встретился с растерянным взглядом Сабрины.
      Его лицо смягчилось. Но разве Сабрина женщина? Она еще ребенок. Прелестная шалунья, мысленно улыбнулся он. И, желая избавиться от неприятных мыслей и развеселить грустные янтарные глаза. Бретт ухмыльнулся и заговорщицки подмигнул девочке.
      Сабрина расцвела на глазах и лучезарно улыбнулась, довольная, что Бретт больше не грустит. Она не хочет, чтобы сеньор Бретт грустил.
      Глава 2
      Сразу после венчания все отправились в поместье Данджермондов Ривервью, названное так за свое расположение на отвесном берегу бурной Миссисипи. Красивый дом был построен остепенившимся английским пиратом за шестьдесят лет до этого, то есть в 1730 году.
      В то время Ривервью был всего лишь очаровательным коттеджем, а весь Натчез состоял из кучки деревянных домов посреди бескрайней пустыни. Пустошь как была, так и осталась, в основном, пустошью, а Ривервью, подобно всему Натчезу, рос, пока в 1789 году не превратился в элегантный особняк, который София Данджермонд отныне должна была считать своим домом.
      Так как и она, и все семейство дель Торрезов жили здесь несколько дней до свадьбы, то у нее ощущение "дома" уже начало появляться. Ее собственные вещи были разбросаны и расставлены во всех комнатах дома, словно она провела в нем многие годы. Елена с Алехандро должны были остаться в Ривервью еще ненадолго, чтобы приглядеть за мальчиками, пока София с Хью уедут в Новый Орлеан на медовый месяц. С сияющим лицом, не скрывая своей любви, София ходила между гостями, пришедшими пожелать ей и Хью счастья.
      Пир был устроен на славу. Чего только не было! Пунши, вина, лимонад. Слоеные пироги с ветчиной, креветками и цыплятами громоздились на резных серебряных подносах. Однако мысли Сабрины занимали пирожные с кремом и сливки с вином и сахаром. Проследив за ее взглядом, Бретт рассмеялся столь откровенной жадности до сладкого.
      Сабрина была единственным ребенком на торжестве, да и то только потому, что оставалась в Ривервью с родителями. Однако она была привычна к обществу взрослых и только радовалась, сидя рядом с матерью, тому, что может разглядывать великолепные наряды дам и их кавалеров. Бретт, движимый до сих пор ему неизвестным чувством, считал своим долгом развлекать ее. Он улыбался, однако не выпускал ее крошечной ручки и совершенно не обращал внимания на вопросительно изогнутую бровь Моргана и недоброе фырканье Мартина, когда водил ее от стола к столу и следил, чтобы ее тарелка была полна деликатесами, предпочитаемыми семилетними девочками.
      После отъезда гостей они с Морганом взяли несколько бутылок лучшего вина из погреба Хью и ускользнули на берег. Удобно развалившись под огромным дубом, они приготовились было вкусить наслаждение, но тут ближние кусты предательски зашуршали.
      Смирившись с неизбежным, Бретт пробурчал:
      - Выходи, Мартин. Я знаю, это ты. Бретт сжал кулаки, а Морган закатил глаза к небу, когда Мартин принялся им угрожать.
      - Я видел, как вы тащили бутылки из подвала! Если бы папа не уехал, я бы все ему рассказал!
      Бретт не пошевелился, только взгляд его стал надменным.
      - Не скажу, не скажу, - заканючил Мартин, - если вы мне тоже дадите. Я почти такой взрослый, как вы, и не понимаю, почему мне нельзя.., с вами.., почему вы не пускаете меня с собой, а эту дурочку Сабрину всюду берете!
      Бретт холодно посмотрел на него и проговорил ледяным тоном:
      - Оставь в покое Сабрину! А насчет того, чтобы сказать... Папа разрешил мне ходить в подвал, когда мне исполнилось шестнадцать лет.
      Шантаж не удался, и Мартин, нахмурившись, повернулся, чтобы уйти, но Бретт остановил его, чувствуя себя виноватым за то, что не любит своею брата.
      - Оставайся, если хочешь, - сказал он. Мартин, конечно, хотел и не заставил просить себя дважды.
      Все трое молчали.
      - А ты сегодня был хоть куда кавалером, - сладким голосом проговорил, обращаясь к Бретту, Морган, широко раскрывая глаза и изображая полнейшую невинность. - Не любовью ли тут пахнет? Твой отец случайно не обручил тебя с твоей юной кузиной? Семь, правда, немножко маловато.., но ты наверняка знаешь, что делаешь. Ты только подумай, а вдруг она вырастет, и у нее будут сплошные прыщи!
      Бретт выразительно посмотрел на него.
      - Хватит! Она же совсем ребенок! - Он словно извинялся перед Морганом. Мне.., мне ее жалко!
      Морган хмыкнул, и Бретт покраснел. Однако Морган не мог позволить своему другу так легко отделаться, поэтому, изобразив насмешку на полных губах, запричитал:
      - Ах, тебе ее все время жалко! Я забыл уже, когда видел тебя одного! Ехидные огоньки плясали в его глазах. - Только не говори мне, что переменил свой взгляд на женщин. Господи, уж не собираешься ли ты заполучить ее несмышленышем и воспитать для себя примерную жену?
      Бретт покраснел еще больше и стал совсем похож на нашкодившего мальчишку, а Мартин, прислушивавшийся к их перепалке, злобно радовался растерянности старшего брата. В конце концов он решил не оставаться в стороне.
      - О нет, нет, ты не прав, уверяю тебя! Просто ему нравится, когда за ним хвостиком бегает маленькая рабыня. В ее глазах он чист как ангел, и ему нравится изображать Бога для поклоняющихся ему зрителей.
      - Не правда! - с горячностью возразил Бретт, готовый все простить Моргану, но не в силах сносить издевательства Мартина. Растерявшись еще больше, он только теперь осознал, что действительно слишком много времени уделил девочке. - Она же совсем ребенок, - еле слышно пробормотал он. - Должен же я быть вежливым... Любой на моем месте вел бы себя точно так же.
      Морган улыбнулся.
      - Конечно.., если ты так думаешь. С раздражением глядя на своего товарища, Бретт не сдержался.
      - Вам что, больше не о чем поговорить? Что ж, продолжайте болтать.
      Морган рассмеялся.
      Когда вино было выпито и Мартин ушел спать, Моргана и Бретта неудержимо потянуло на Серебряную улицу. Они были молоды, кровь бурлила у них в жилах, и ничего удивительного, что остаток ночи Бретт познавал наслаждение, которое только женщина может подарить мужчине.
      Как ни странно, на другое утро, несмотря на боль в голове и отвращение к самому себе за вчерашнее поведение, он только и думал о Сабрине, поэтому попался на удочку, когда Морган принялся его беззлобно поддразнивать, и дал слово, что больше никаких дел не будет иметь со своей новой родственницей.
      Два дня он выдержал. Обиженное выражение на лице Сабрины, когда он сухо сказал ей, что не надо играть с ним в кошки-мышки, ее задрожавшие губки, когда она узнала, что больше он не поедет с ней верхом утром, погрустневшие глазки, когда он грубо попросил ее не вешаться на него во время игры в пикет с Морганом, - всею этого он больше не мог стерпеть.
      Утром третьего дня он проснулся и пошел искать Сабрину. Она одиноко сидела под магнолией, оттопырив нижнюю губку. Сердце его заныло.
      Пусть Морган еще над ним поиздевается, но он должен рассмешить ее, решил про себя Бретт. Того стоит. Подойдя поближе, он ласково улыбнулся Сабрине.
      - Я вчера видел перепелку. Пойдем покажу тебе ее гнездышко.
      У Сабрины сверкнули глаза.
      - Пойдем! - прошептала она прежде, чем успела подумать. Потом, немного раздосадованная своей торопливостью, холодно произнесла:
      - Пойдемте, если вы не возражаете.
      Бретт нашел гнездышко довольно далеко от дома. Не произнеся ни слова, они миновали заросли черники и жимолости, дикой сливы вперемежку с соснами, кленами, дубами, потом орешник. Приложив палец к губам и опустившись на корточки, Бретт показал ей гнездо, но прошло еще несколько секунд, пока Сабрина разглядела коричнево-черные перышки в траве. От радости у нее перехватило дыхание.
      - Ой, сеньор Бретт! - прошептала она. - Какая она хорошенькая! Правда, хорошенькая!
      Бретт кивнул, и они осторожно поползли назад. Перепелка восстановила согласие между ними, и с тех пор они каждый день приходили проведать ее. Каждый день Сабрина выкладывала на землю неподалеку от гнезда хлеб, и перепелка следила за каждым ее движением глазками-бусинками.
      - Она нас признала! - воскликнула Сабрина как-то утром. - Правда, сеньор Бретт! Она ведь никогда не улетает с гнездышка, когда мы приходим. Как вы думаете, мне можно ее погладить?
      Она повернула к нему лицо, и Бретт нежно улыбнулся ей, теребя ее полыхающие огнем волосы.
      - Боюсь, нет, дорогая. Она же не домашняя. Вот вылупятся ее птенчики, и она убежит с ними. Сабрина погрустнела.
      - О, нет, разве мы не увидим маленьких?
      - Увидим, не волнуйся, - пообещал Бретт, с любовью глядя на нее зелеными глазами.
      Обернувшись, они заметили наблюдавшего за ними Мартина. Выйдя из-за дуба, он тоже увидел гнездо перепелки и усмехнулся.
      - Гнездо перепелки! Так вот куда вы убегаете каждое утро!
      Сабрина, не подозревая ничего плохого, сказала:
      - Ой, сеньор Мартин, это не простая перепелка! Она знает сеньора Бретта и меня!
      Лицо Мартина ничего не выражало, однако Бретт, внимательно посмотрев на него, спросил:
      - Ты ведь не будешь трогать гнездо? Не будешь?
      Мартин неохотно ответил на взгляд брата.
      - Не буду, конечно... На что мне гнездо? На этом разговор закончился, но Бретт еще несколько дней не сводил с Мартина глаз. опасаясь, как бы тот чего не натворил. Постепенно он успокоился, потому что Мартин вроде бы решил, что связываться с перепелкой недостойно его талантов.
      Но однажды птички не оказалось в гнезде. Бретт не подумал ничего плохого. Он был уверен, что перепелка отправилась добывать еду, поэтому спокойно направился обратно к дому, не сомневаясь, что Сабрина идет следом за ним.
      Однако Сабрина, которую все утро мучили всякие предчувствия, решила, что наконец-то вылупились птенцы, и задержалась возле гнезда, даже подошла к нему поближе. Она действительно разглядела скорлупу и захлопала в ладоши от радости, нетерпеливо оглядывая траву вокруг, зная, что ее перепелка не уйдет, не пристроив малышей. Она уже открыла было рог, чтобы позвать Бретта, но тут увидела зловещую тень неподалеку. Мокасиновая змея. По ее раздувшемуся туловищу Сабрина сразу поняла злую судьбу перепелки и ее детей.
      У Сабрины потемнело в глазах. Вспомнив, как перепелка поджидала ее каждое утро, она вскрикнула и, схватив подвернувшуюся под руку дубовую ветку, бросилась на змею.
      Бретт услышал ее крик и немедленно вернулся к гнезду. Вся в слезах, Сабрина яростно хлестала по земле дубовой веткой.
      Змея была мертвой задолго до того, как Бретту удалось разжать Сабрине руку. Она зло всхлипывала и не утирала слез, катившихся у нее по щекам. Глаза гневно сверкали. Наконец она отпустила ветку и уткнулась Бретту в грудь.
      - Она ее съела!
      - Знаю, дорогая, знаю. Такое случается в лесу.
      Прижав к себе худенькое тельце, он долго шептал ей ласковые слова, которые только знал.
      Сабрина крепко сжимала руками его шею, спрятав лицо у него под подбородком, но неожиданно она гневно откинула голову и страстно выдохнула:
      - Нет, такого не должно быть! Только не с моей перепелкой!
      Бретт посмотрел в ее запрокинутое лицо, намереваясь сказать что-нибудь утешительное, но слова застряли у него на языке при виде блестящих от слез и злости глаз и припухших губ всего в нескольких дюймах от его собственных. Нежность переполнила его."
      Неожиданно захваченный чувством, которое никак нельзя было испытывать к семилетней девочке, он отодвинул ее на спасительные несколько футов. Стараясь ничем не выдать себя, он, задыхаясь, проговорил:
      - Не должно, малышка, но бывает. Ты должна понять, что природа не всегда добрая. Жизнь может быть и жестокой. - С горечью отвергая то чувство, которое чуть было не захлестнуло его, он повторил:
      - Жизнь - жестокая штука... Не всегда получается, как тебе хочется.
      Смерть перепелки словно разрушила установившееся было между ними согласие. Бретт стал избегать Сабрину. Он винил себя в чувстве, которое испытал к ней, и убеждал себя в том, что оно всего лишь лишнее доказательство женского коварства.
      Сабрина горевала, вновь отвергнутая своим идолом. Ее и сердило и мучило то, что она якобы нанесла ему непонятную и непростительную обиду. Дель Торрезам пора было подумать о возвращении домой, и Сабрина решила возненавидеть обожаемого сеньора Бретта.
      После несчастья с перепелкой произошло еще одно событие. Через два дня после случая со змеей Бретт, спрыгивая с коня, услыхал, как один из конюхов ругал Мартина. Мартин, правда, видел Бретта, и это было заметно по взглядам, которые он бросал на него исподтишка, но Джем не подозревал о его присутствии.
      - - Вы уже избавились от змеи? Ладно уж, когда вы ставите силки, но, черт меня подери, если я позволю вам держать змей рядом с конюшней! Да еще не какую-нибудь, а мокасиновую! Держите ее при себе! Если вы ее еще не отпустили и не убили, чтоб завтра духу ее здесь не было!
      В глазах Бретта сверкнул опасный огонек.
      - Да ну же. Джем, не стоит его больше ругать, - ласково проговорил он. - Я уверен, что он уже избавился от нее, правда, Мартин? Два дня назад.
      Мартин судорожно глотнул слюну и, не поворачиваясь, спиной двинулся к выходу. Однако не успел он выйти за дверь, как Бретт с яростью накинулся на него, и в ближайшие дни на опухшее и посиневшее лицо Мартина было страшно смотреть.
      София и Хью вернулись из Нового Орлеана за день до восемнадцатилетия Бретта. О том, что они прекрасно поладили друг с другом, говорила застенчивая улыбка Софии и нежность в глазах Хью.
      Когда утихли первые восторги, София заметила отчуждение между Бреттом и Сабриной и на другое утро спросила Елену:
      - Ради всего святого, что случилось между Твоей дочерью и моим пасынком? Она его обидела?
      Елена недоуменно пожала плечами.
      - Не знаю, но я бы с удовольствием надрала ему уши! Надо же так поступить! То не отпускать ее от себя ни на шаг, то обходить за версту, словно она прокаженная! Мужчины! Наверно, я никогда их не пойму!
      В тот же день привезли для Бретта подарок, и вся семья собралась в конюшне полюбоваться на двухлетнего гнедого жеребца, сильного и умного, которого Бретт должен был сам назвать и сам обучить.
      Заглядевшись на полудикое животное, которое фыркало и било копытом, Сабрина на минуту забыла о размолвке с Бреттом. Это был чистокровный арабский жеребец с маленькой, надменно вздернутой головой и длинными стройными ногами. Он словно заворожил Сабрину.
      Забыв обо всем на свете, она смотрела, как на солнце пылала огнем его шкура и, пораженная в самое сердце великолепным зрелищем, прошептала:
      - Ох, сеньор Бретт! Он такой очаровательный!
      Бретт был в восторге от подарка и уже готов был отказаться от своего решения, когда, усмехаясь, наклонился к ней и насмешливо пробормотал:
      - Красивый, Сабрина, красивый. Настоящие мужчины не могут быть очаровательными.
      Сабрина улыбнулась ему в ответ и, наморщив свой чуть вздернутый носик, резко ответила:
      - Он не просто красивый. Он очаровательный. Посмотрите, как солнце отражается от его шкуры. Он просто огонь. Огонь! - Она неожиданно посерьезнела. - Назовите его Огонь, потому что он в самом деле огненный конь.
      - Как же ты его назовешь? - спросил юношу Алехандро, отец Сабрины.
      Глядя на коня, Бретт все еще слышал в ушах слова Сабрины.
      - А почему бы и нет? Огонь ему подходит. - медленно произнес он и с улыбкой посмотрел на Сабрину. - Сабрина же говорит, что он oi-ненный конь.
      Сабрина широко раскрыла глаза.
      - Вы в самом деле назовем его так? Назовете его, как я сказала?
      Ее собственные волосы красным огнем вспыхнули на солнце, и Бретт, уже не в силах сдержать себя, погладил ее по щеке.
      - В самом деле. Какой джентльмен откажет столь очаровательной леди?
      Раздался приглушенный смех. Однако Сабрина, не умея останавливаться на достигнутом, нетерпеливо спросила: