Как всегда, разговоры сразу же затихли и глаза всех присутствующих обратились к ней. Глаза мужчин широко раскрылись при виде красивой женщины рядом с их почтенным, довольно чопорным директором. И тотчас же все снова заговорили. Лора улыбнулась, глубоко вдохнула и позволила ввести себя в толпу.
Гидеон Уэллес сидел в дальнем углу, в стороне от толпы, на низком диване и поэтому не мог видеть величественного появления Лоры. Конечно, если бы он стоял, то без труда увидел бы ее.
– Похоже, старина, наконец прибыл и наш почетный гость, – тихо сказал преподобный Джимсон-Кларк, доктор теологии, один из преподавателей колледжа.
Поскольку колледж Св. Беды был основан в честь достопочтенного Беды, известного ученого бенедиктинского монастыря и автора многочисленных трудов о святых подвижниках, то, вполне естественно, имел очень сильную теологическую школу.
Епископ с удовольствием затеял дискуссию с преподавателем экспериментальной психологии на тему психологии испанской инквизиции, которой он главным образом и занимался. Он был недоволен, что его прервали.
– Видимо, так, – холодно согласился Гидеон и взглянул на часы. – Очевидно, опаздывать до сих пор модно.
Епископ, приятный на вид человек с сонными глазами, понимающе улыбнулся:
– Да. Но опять-таки, если бы вы привезли в подарок целую кучу грязных денег, то, думаю, большинство из нас ждали бы вашего прибытия, пока Нил льдом не покроется.
Теологам премии присуждались не часто, а Гидеон был одним из пяти кандидатов, включенных в список на получение премии по психологии.
– Я думаю, не посчитают ли другие вас нескромным, если вы сами представитесь? – тихо заметил с мягкой усмешкой его преосвященство со свойственной ему хитрецой.
За внешностью плюшевого медвежонка у епископа скрывался острый ум, неплохо разбиравшийся и в тяжких мирских грехах. Даже слишком хорошо, но слишком поздно догадывались об этом его студенты.
Гидеон только улыбнулся, будучи слишком хитрым оппонентом, чтобы попасться на удочку.
– Вероятно. Немного щекотливое положение. Я хочу сказать, дело в том, что я в списке, а сейчас очередь нашего колледжа устраивать церемонию вручения премий, – объяснил он в ответ на вопросительно поднятые брови собеседника.
Епископ, чье имя было Рекс, задумчиво кивнул. Существовала система ротации в приемах высокопоставленных гостей. В этом году наступила очередь колледжа Св. Беды устраивать торжественное вручение премии Ван Гилдера. И впервые со дня основания случилось так, что один из кандидатов оказался членом этого колледжа.
– Но нет и намека на нарушение правил, старина, – успокоил его епископ. – Премия Ван Гилдера так же уважаема, как и предельно честна.
Гидеон это признавал.
Внутри университета всегда плелись интриги и велась нечестная борьба за каждый высокий пост. Но премия Ван Гилдера назначалась независимым советом, который держался в стороне от Оксфорда и его закулисных маневров.
В список входили пятеро – он сам, сэр Лоуренс Фокс (самый старый из них), исключительно способная молодая женщина, стажер из Найроби доктор Жюли Нгабе, его старый друг и партнер доктор Марта Дойл и доктор Фелисити Олленбах, восходящая звезда, создавшая себе имя, участвуя в телепрограммах и принимавшая любые предложения от радио и телевидения.
Несмотря на то что эти кандидаты, конечно, не обсуждали друг с другом свои шансы (подобное здесь просто не принято делать), казалось, что общее мнение склонялось в пользу сэра Лоуренса.
В силу своего возраста он внес наибольший вклад в область экспериментальной психологии. К тому же поскольку он теперь в основном читал лекции и вот-вот должен был уйти на пенсию, то лучше других воспользовался предоставленным ему временем. Будучи финансово обеспечен на следующие три года, он намеревался написать труд, который бы осчастливил ученых на все времена. С того времени как Гидеон познакомился с ним, он все время собирался обратиться к определенной версии довольно занимательной теории интерпретации снов. Но у него всегда оказывалось слишком много других дел.
– Конечно, Ван Гилдеры могут предпочесть более молодую кровь, а не сэра Лоуренса, – заметил епископ.
– Вы имеете в виду доктора Нгабе? – сказал Гидеон, не замечая дружелюбного, хотя и несколько раздраженного взгляда епископа. – Возможно, вы правы. Она, конечно, может быть достойна премии.
– Я имею в виду вас, дорогой мой, – вкрадчиво произнес Рекс Джимсон-Кларк, и его нисколько не удивило откровенно изумленное выражение на лице Уэллеса.
Ни для кого не было секретом, что колледж Св. Беды считал Гидеона Уэллеса одним из бриллиантов в своей короне. Он был его самым блестящим выпускником, за многие десятилетия получившим степень бакалавра с отличием первого класса в возрасте двадцати одного года. Он остался в колледже и получил степень доктора философии, о чем было много разговоров – и это тоже о чем-то говорило! – представив совершенно новую концепцию по… Его преосвященство наморщил лоб. Что это там было? Как большинство ученых, он плохо разбирался в том, что непосредственно не входило в область его компетентности. Но что бы это ни было, об этом все еще много говорили, даже теперь, и количество студентов, посещавших лекции по экспериментальной психологии в колледже Св. Беды увеличилось вдвое благодаря Гидеону Уэллесу.
Но этому человеку было свойственно не придавать значения своей собственной громкой репутации. И именно за это его так любил епископ. Как большинство истинных гениев, он не испытывал потребности в заверениях в своей гениальности. Это могло бы действовать на нервы, если только вы не обладали терпением святого, как его преосвященство.
– Послушайте, они там так суетятся вокруг нашей американской гостьи, не правда ли? Должно быть, она красотка, – предположил епископ, вытягивая шею, чтобы рассмотреть почетную гостью.
Гидеон скрыл улыбку и, извинившись, легко поднялся с низкого дивана.
Конечно, как только он встал, Лора увидела его. Его нельзя было не увидеть. Она вела вежливую беседу с довольно свирепым профессором астрофизики или чего-то такого, и в следующую минуту над толпой, словно восходящая луна, возникла серебряная голова.
Она сразу же узнала его. Непонятно почему, но у нее екнуло сердце, и она замолчала, чтобы не задохнуться.
К счастью, он ее не видел.
Ему просто не пришло в голову посмотреть в ее сторону и узнать, из-за чего поднялась эта суета. Список кандидатов отослали в июне, но с тех пор, кроме простительного и весьма естественного чувства удовлетворения тем, что его упомянули, у него лишь раз мелькнула мысль о возможности получить премию.
Уэллес, не глядя по сторонам, направился к бару, вежливо отодвинул безобидного маленького профессора из колледжа Св. Марка, который обсуждал с барменом особенности метафизической поэзии Донна, и твердым голосом заказал коньяк.
Светские сборища не являлись его любимым времяпрепровождением.
К нему пристроился слегка подвыпивший преподаватель психологии.
– Скажите мне, как дела у вашего выпускника, того самого, который утверждает, что у Фрейда все абсолютно правильно? – заплетающимся языком осведомился он.
Гидеон невозмутимо пожал плечами:
– О, он все еще полон решимости вставить эту глупость в диссертацию. Но, полагаю, через несколько лет мы его образумим.
– Ну, пожалуй, я пойду. – Собеседник вздохнул, и Гидеон, провожая взглядом пошатывавшегося коллегу, надеялся, что он скроется никем не замеченным.
В эту минуту толпа неожиданно расступилась, и перед его глазами возникла Лора Ван Гилдер в окружении оживленно беседующих преподавателей.
На обед в Большом зале получили приглашения многие профессора из других колледжей, большинство из них были ему знакомы или лично, или по научным трудам. Лора явно не принадлежала к их числу. Но в какую-то долю секунды ее лицо показалось ему хорошо знакомым.
Уэллес был сбит с толку.
Лора не сознавала, как долго смотрела на него. Она не спускала с него глаз по меньшей мере минут десять, в полной уверенности, что вовсе этого не делает.
И их взгляды встретились.
Его синие глаза превратились в кусочки льда. Ее собственные сверкнули и уставились на него.
«Маньячка на велосипеде, – узнал ее Гидеон. – Что, черт побери, она здесь делает?»
Он, неохотно переставляя ноги, двинулся вперед. Ему совсем не хотелось подходить к ней. Честно говоря, он не испытывал желания вновь стать мишенью ее грубых и резких замечаний. Но что-то заставляло его идти. Как будто чьи-то невидимые руки буквально тащили его к ней. Ближе. Еще ближе.
– А вот и наш последний кандидат, – радушно встретил Уэллеса лорд Сент-Джон-Джеймс. – Это профессор Уэллес. Гидеон, познакомься с Лорой Ван Гилдер. Она приехала, чтобы вручить премию победителю.
Трудно сказать, кто из них был больше удивлен.
Они оба были в замешательстве.
Лоре, единственной, кто знал, что победитель – профессор Уэллес, в эту минуту захотелось присудить премию кому-нибудь другому. Может быть, этой приятной женщине, доктору Олленбах, к тому же американке, которая была с ней так любезна.
Любому, только не ему. Но конечно, она не позволит себе быть настолько мелочной.
Гидеону же хотелось оказаться сейчас где-нибудь в другом месте.
Это не имело никакого отношения к тому, что она Ван Гилдер. Да, ему хотелось бы получить премию, но это не было навязчивой идеей. Нет, просто он не хотел находиться рядом с этой женщиной дольше, чем вынуждала необходимость.
Дело в том, что мысли о ней мешали ему спать спокойно. С тех пор как он провел ночь в больнице Джона Рэдклиффа, он обнаружил, что это лицо преследует его по ночам.
Это бы его не очень беспокоило. Совершенно очевидно, что пережитый шок должен был повлиять на нервную систему и возбудить подсознание. Но сны носили эротический характер. Утром он просыпался весь в поту от того, что призрачная рука этой женщины все еще касается его тела.
Гидеон сглотнул и приказал себе не быть ходячим стереотипом – профессором психологии, которого преследуют эротические сны, да еще жаловаться на это! Он равнодушно протянул руку и поздоровался с Лорой.
– Миссис Ван Гилдер.
– Мисс, – резко поправила его Лора и тут же была готова убить себя.
Зачем она это сказала?
– Мисс, – тихо повторил Гидеон, моргнув, и чуть наклонил голову.
Лора с трудом подавила желание ударить его ногой по лодыжке. Или по другому, более болезненному месту. Черт, почему он хочет казаться таким самоуверенным? И к тому же таким невозмутимым и холодным?
В черном вечернем костюме при его удивительно худощавой и высокой фигуре он был похож на Адониса. Правильные черты лица казались высеченными изо льда, независимо от того, какие чувства оно выражало. Вдруг Лора поняла, что ее раздражение вызвано лишь тем, что она привыкла, чтобы к ней «подлизывались». Она познакомилась с другими кандидатами, все из них, за исключением славного сэра Лоуренса, старались произвести на нее хорошее впечатление.
От этого она чувствовала себя неловко – ведь она знала, что не им присуждена премия, – и в то же время, вполне естественно, была немного польщена. Но это ледяное изваяние смотрело на нее так, будто она представляла собой сомнительную личность, которая забрела сюда с улицы. Как на бездомную кошку среди чистопородных персидских котов.
– Профессор Уэллес недавно опубликовал свои труды, – сообщил директор, явно не подозревая о враждебных волнах, исходивших от обоих его собеседников, и с удовольствием рассказывал о последних научных достижениях Гидеона, в то время как Лора убеждала себя, что не должна чувствовать себя ничтожеством.
Вероятно, все эти оксфордские преподаватели презирают богатых и всех остальных, не принадлежащих к ученому миру. Она просто чересчур чувствительна, позволяя этому длинному грубияну выводить ее из себя. Она мило улыбнулась, когда Син-Джан (она никогда и не вспомнит о нем) наконец умолк.
– Я уверена, что книга профессора Уэллеса сразу же займет первое место среди бестселлеров. Он напоминает мне мужской вариант Лидии Лавгейт. – Она с насмешливым огоньком в темных глазах назвала автоpa последнего бестселлера, порнографического романа, пользовавшегося у американцев бешеным успехом.
Как она и ожидала, крайнее отвращение исказило лицо Гидеона. Даже директор выглядел несколько растерянным.
Он весь вечер слушал восхитительную Ван Гилдер, и она казалась ему очень рассудительной и интеллектуальной особой.
– Да, ну… э… – Директор бросил на декана один из тех взглядов, которые они привыкли понимать без слов.
– Пора начинать обед, я полагаю? – пробормотал декан.
И каким-то таинственным образом эти слова были расслышаны в шумной комнате, и все, подобно стаду оленей, двинулись в Большой зал.
Уходя, Син-Джан кивнул декану, который кивнул ему в ответ. Они договорились, что Огентайнский кубок выставят для всеобщего обозрения, когда все будут сидеть за обеденным столом. Таким образом, им можно будет любоваться весь вечер. Декан должен был проследить, чтобы стеклянную витрину заперли, и затем отпустить охранника. Естественно, витрина была оборудована сигнализацией, но, провожая важную гостью в зал, он меньше всего думал об оксфордской системе безопасности.
Зал представлял собой огромное здание, находившееся напротив Уэбстера, где жили студенты, и состоял из нескольких больших кухонь, расположенных на нижнем этаже, и просторной столовой наверху. В конце зала на возвышении установили стол для преподавателей, богато сервированный самым лучшим серебром, имевшимся в колледже.
За нижними столами сидели студенты, сохранявшие почтительную тишину (то есть меньше шумели), пока профессора и их гости занимали места на возвышении.
Лора сидела на почетном месте, рядом с похожим на трон красным бархатным стулом директора. Она взяла один из бокалов и стала разглядывать его.
Она не слишком хорошо разбиралась в геральдике, но подумала, что герб колледжа смотрится великолепно в необычном сочетании голубого, белого и черного цветов. Перевернутая буква «V» разбивала герб пополам. На верхней половине были изображены две раскрытые книги, а под ними – три лебедя. Внизу можно было прочитать латинскую надпись: «Mums Aenus Virtus».
–
«Добродетель – медная стена»,– четко, но очень строгим тоном сказал ей кто-то на ухо.
Лора, вздрогнув, посмотрела на сидевшую напротив женщину. На вид ей было лет восемьдесят, никак не меньше.
Она улыбнулась Лоре:
– Я Дафна Грин, почетный профессор античной филологии.
– О, понятно, – сказала Лора, немного смущенная собственным невежеством. – Это серебро времен Георга Третьего. Не так ли?
Не успела Дафна ответить, как сидевший немного дальше преподаватель, признанный специалист по Георгу Третьему, вмешался в разговор и, признав ее правоту, рассказал историю о том, как колледж получил это серебро в награду от одного бывшего ученика, который, к глубокому сожалению, был повешен неблагодарным монархом за то, что сражался в какой-то из войн не на той стороне.
Беседа продолжалась.
У Лоры уже начала кружиться голова от тех знаний, которые с наилучшими намерениями обрушили на нее доброжелательные профессора. Гидеон наблюдал за ней со все возраставшим чувством как удовлетворения, так и отчаяния.
Удовлетворения от того, что она явно была не в своей тарелке. А отчаяния, потому что, как он ни старался, не мог заставить себя отвести от нее взгляд.
Черт бы ее побрал, почему у нее такой необычный овал лица? И почему она должна очаровывать всех этих старых закоснелых ученых мужей, которые в глубине души предпочитают, чтобы их колледжи оставались монашескими кельями? Почему у нее такой заразительный смех и она так возмутительно очаровательна?
Какого черта она надела это платье?
Он не мог оторвать взгляд от пересечения оранжевых полос на ее груди, позволяющих видеть, как от горящих свечей светится ее кожа.
Он выпил бокал шампанского «Вдова Клико» из огромных винных погребов колледжа и попытался завязать с сидевшим справа остроумным специалистом по новейшей истории беседу на любую тему.
Уэллес пытался отвлечься от этого смущавшего его американского голоса, такого мягкого и волнующего, который смеялся и шутил со старым Рексом Джимсоном-Кларком, но это ему не удавалось. Снова и снова его холодные синие глаза устремлялись в ее сторону. Она не давала ему покоя, как больной зуб.
Но не он один так упорно не спускал глаз с Лоры Ван Гилдер.
Справа, через несколько человек, доктор Олленбах нервно крошила кусочки хлеба на свою тарелку.
«Я должна получить ее. Если не получу, то не знаю, что мне и делать. Мне просто необходимо выиграть ее. Мне необходимы деньги. Я должна, должна, должна».
Напротив нее, между деканом и секретарем, сидела Марта Дойл и, пряча улыбку, тоже смотрела на Лору Ван Гилдер.
«Немного она рисуется, эта женщина. Платье просто вызывающее. Интересно, есть ли у меня шанс получить эту премию? Вероятно, нет. Ну да ладно».
В конце стола сэр Лоуренс Фокс ковырял вилкой в своей тарелке.
«Я становлюсь слишком старым для всей этой суеты. С радостью уйду в отставку. Я больше не выдержу, если не получу премию. Нет, мне ее не дадут. Могу поспорить, что ее получит Гидеон».
И с другого конца стола за происходящим наблюдала доктор Жюли Нгабе, на ее миловидном лице отражалось полное спокойствие. Черные глаза не выдавали чувств, а полные красивые губы не были ни растянуты вызывающей улыбкой, ни плотно сжаты. Она выглядела совершенно спокойной.
«Если они не дадут мне эту премию, то колледж Св. Иоанна не предоставит мне второго гранта. Вчера Мортон явно намекал на это. И если я не получу премию, у меня не будет средств, чтобы остаться в Оксфорде, закончить диссертацию и получить степень доктора философии. Мне придется вернуться в Кению. А дома все рассчитывают на мой успех. У меня должен быть шанс! Кроме профессора Уэллеса, я единственная, кого с уверенностью можно назвать первоклассным ученым. Будет несправедливо, если ее не дадут мне».
Наконец подали последнее блюдо.
Лорд Сент-Джон-Джеймс постучал ложечкой по бокалу, и в зале наступила тишина. Он поднялся, чтобы обратиться к своему воинству.
– Леди и джентльмены, мои уважаемые гости, – кивнул он в сторону преподавателей других колледжей, – и студенты. – Он быстрым взглядом обвел зал, заполненный молодыми людьми. – Сегодня мы собрались, чтобы услышать, как мисс Лора Ван Гилдер объявит, кому присуждена престижная премия Ван Гилдера в области психологии.
По залу пробежал шепот вежливого одобрения. Сэр Вивьен на своем стуле очень громко вздохнул и явно сбил с директора пафос.
– Мисс Ван Гилдер, пожалуйста, – тихо сказал он.
Сидевшие за большим столом вытянули шеи, даже те, чьи предметы, такие как технологии и современные языки, были далеки от психологии. Всегда есть что-то возбуждающее в присуждении большой награды. Почет. Деньги. Слава. В Оксфорде такая премия была равна «Оскару».
Лицо Жюли Нгабе стало еще более непроницаемым.
Доктор Олленбах вдруг перестала катать хлебные крошки вокруг тарелки.
Марта Дойл злорадно улыбнулась, почувствовав общее напряжение.
Сэр Лоуренс осушил свой бокал.
Гидеон пытался не смотреть, как Лора медленно поднимается с места. Но не сумел.
Он привык к тому, что женщины намного ниже его, но ему показалось, что ее голова, если бы они танцевали, оказалась бы на нужном месте у его плеча.
Черт, они никогда не будут танцевать вместе. Он последовал примеру сэра Лоуренса и допил свое вино.
– Благодарю вас, лорд Сент-Джон-Джеймс, – начала Лора слегка охрипшим от долгих разговоров голосом. – Я не стану испытывать ваше терпение. По поручению фонда Ван Гилдера я могу сообщить вам, что премия по психологии за 2001–2004 годы присуждается профессору Гидеону Уэллесу из колледжа Св. Беды.
Сразу же вслед за этим произошло следующее.
Студенты, подобно болельщикам, чья футбольная команда неожиданно выиграла кубок, разразились приветственными криками.
Лицо доктора Нгабе окаменело.
Доктор Олленбах быстро тайком вытерла слезы, покатившиеся по лицу.
А Гидеон не спеша поднялся.
Лора протянула ему руку и смело посмотрела и глаза. Гидеон с плохо скрываемой неохотой ответил на ее рукопожатие.
Лора, скрипнув зубами, мрачно улыбнулась и, приблизившись, шепнула ему на ухо:
– Принимая во внимание то, что я только что наградила вас престижной премией и большими деньгами, вы могли бы выразить хоть какую-то благодарность!
Гидеон улыбнулся. Волчьей улыбкой. И, поднеся ее руку к своим губам, с издевкой поцеловал пальцы. Ноги Лоры мгновенно стали мягкими, как вата.
Глава 4
Через несколько минут директор повел всех обратно в профессорскую, где их ожидали вино, кофе и мятные вафли.
Когда они подошли к дверям, все вежливо пропустили вперед Син-Джана, Лору, Гидеона и других кандидатов.
В холле декан, услышав их шаги, обернулся, вид у него был встревоженный, и он торопливо заговорил:
– О, директор, вы-то мне и нужны. У нас проблема с сигнализацией, – начал он и тут же замолчал, увидев, что тот не один. Он страшно покраснел, поняв, что допустил ошибку, затем кашлянул и натянуто улыбнулся: – Добро пожаловать. Все для вас готово.
Он увидел саркастический взгляд Син-Джана, и после этого для Гидеона наступил неприятный момент, когда ему пришлось открывать обитые зеленым сукном двери и пропускать всех в комнату.
Проходя в профессорскую, все смотрели на центральную витрину, где на почетном месте стоял небольшой серебряный кубок.
Знаменитый Огентайнский кубок. Он казался очень старым, но рисунок на серебре был явно сделан большим мастером.
Когда все наконец прошли в профессорскую, декан смущенно посмотрел на директора:
– Я очень сожалею. Не заметил, что вы не один.
Син-Джан махнул рукой:
– Ничего страшного. Так что случилось с сигнализацией?
– Это заметил охранник, который доставил кубок для мисс Ван Гилдер. Должно быть, где-то произошло замыкание. Я обещал ему, что останусь здесь и буду охранять кубок до вашего прихода.
Син-Джан, нахмурившись, посмотрел на витрину. Он хорошо знал, сколько стоил серебряный кубок пятнадцатого века.
– Вы вызвали людей из службы безопасности? – спросил он.
– О, конечно. Они работают все двадцать четыре часа в сутки, – заверил декан. – Но их эксперт находится в Лондоне. Он доберется сюда часа через полтора.
– Гм. Но он заперт? – спросил Син-Джан, нетерпеливо дергая дверцы шкафа, но они не поддавались.
– О да, – поторопился подтвердить декан.
Помня, что его ждут гости, Син-Джан кивнул:
– Ну, я думаю, он в безопасности. Ни один вор не рискнет протянуть к нему руку, когда всего в нескольких ярдах комната, полная людей. Но все же на всякий случай попросите Бейтса в сторожке внимательно следить и не пропускать чужих.
Облегченно вздохнув, декан поспешил исполнять поручение. Хотя он и обладал собственными правами в административной деятельности, директор, бывший военный, умел заставлять людей беспрекословно исполнять его приказания.
В профессорской все пили кофе и коньяк и находились в прекрасном настроении.
К Гидеону почти непрерывно подходили люди и поздравляли с присуждением премии.
– Должен признаться, я особенно рад за Св. Беду, рад, что премию получил наш профессор, дорогая леди, – тихо сказал Лоре Син-Джан. – Хотя, конечно, мне придется потратить время на то, чтобы утешить неудачников и обиженных.
Лора вежливо улыбнулась, когда директор отошел от нее. Не картина ли Стаббса висела на той стене? Она уже заметила несколько картин, достойных находиться в музеях, небрежно развешанных на стенах колледжа.
Девушка предполагала, что колледж, основанный во времена достопочтенного, получал свою долю щедрых даров, завещанных его бывшими выпускниками. Вся эта необычайно утонченная атмосфера очаровывала ее.
Она все лучше и лучше начинала понимать, что колледж не просто группа зданий времен Елизаветы, а общество внутри общества.
Вокруг нее гости стали припадать к портвейну и друг к другу, часть их столпилась вокруг Гидеона с поздравлениями и хорошо скрытыми колкостями.
В углу доктор Олленбах беспокойно терла пальцем висевший на шее кулон с маленьким бриллиантом и затем с жадностью схватила бокал шампанского, которое разносили служители.
В спокойной атмосфере плавно и приятно протекавшего вечера Лора выпила вина, а затем присела отдохнуть на подоконнике окна, выходившего в тенистый сад.
Она улыбнулась древней старушке, почетному профессору античной филологии, которая присела рядом с ней и, давая отдых своим варикозным венам, тихонько и деликатно блаженно вздохнула.
– Ну, вы, бесспорно, бросили камень в стоячую воду, – заметила старая ученая леди.
В ее выцветших голубых глазах блеснули веселые искорки.
Лора усмехнулась:
– О, я всего лишь раздаю награды. А решать, кто наиболее достоин премии, я предоставляю специалистам.
Лора, оглядывая гостей, увидела возвышавшуюся серебряную голову: Гидеон пробирался вдоль стены, стараясь держаться от Лоры как можно дальше.
Губы девушки обиженно скривились, и, должно быть, какое-то сомнение отразилось на ее лице, ибо глаза Дафны Грин неожиданно стали серьезными.
– И конечно, выбор был правильным, – решительно заявила старая дама. – Возможно, вы думаете, что, как член колледжа Св. Беды, я пристрастна, но из всего списка кандидатов Гидеон – самый одаренный ученый. Доктор Нгабе через несколько лет могла бы сравняться с ним, но только не сейчас. – Старушка чуть заметно пожала плечами.
– Значит, он действительно достоин? – быстро спросила Лора.
Слишком быстро.
Дафна Грин была стреляный воробей и не могла не догадаться, что означают этот живой интерес и порозовевшие щеки. За свою жизнь она повидала немало девушек с таким же выражением глаз.
Значит, так обстоят дела?
Дафна улыбнулась. В ее возрасте ей доставляло удовольствие наблюдать за интрижками и стычками молодых. Это вызывало у нее такие чудесные воспоминания. И в то же время она должна быть на стороне своего пола. Мисс Ван Гилдер была необходима серьезная, правдивая, честная информация.
– О да, он один из трех величайших умов в колледже, – небрежно, но с полной серьезностью сказала дама. – Двое других – это, конечно, я и директор. Пусть вас не вводит в заблуждение его чопорная внешность вдовца, моя дорогая, – ответила она на удивленный взгляд Лоры. – Син-Джан, может быть, и выглядит старым служакой с длинной цепочкой бессмысленных букв после своего имени. Но в свое время он был настоящим львом, а лев – это всегда лев. Колледж под его руководством добился большего, чем при трех предыдущих директорах, вместе взятых. Но вам, конечно, хочется узнать о Гидеоне.
Лора открыла рот, чтобы заявить, что ей совершенно безразлично, узнает ли она что-нибудь об этой ледышке или нет. Но девушка заметила выражение мудрых глаз восьмидесятилетней дамы, и ей неожиданно стало стыдно говорить «нет».
Дафна улыбнулась и одобрительно кивнула. Хорошо. Редкая девушка знает, чего она хочет.
– В общих чертах в его истории нет ничего необычного, – начала Дафна, переводя взгляд то на высокого среброкудрого гиганта, то на свою внимательную слушательницу. – Он поступил в колледж Св. Беды в восемнадцать лет, после окончания общеобразовательной школы. Странно, но немногие из местных поступают в университет. Его родители трудились на ферме недалеко от города.
– Не думаю, что работа на ферме привлекала его, – не удержавшись, перебила Лора с некоторой язвительностью.
Дафна улыбнулась. Такая страстность! Вот это да, Гидеону следует быть осторожным!
– Моя дорогая, – спокойно ответила Дафна, – не думаю, что это когда-нибудь привлекало великих ученых. Конечно, насколько это касалось Гидеона, такой проблемы не стояло. Бедный мальчик потерял обоих родителей в автомобильной катастрофе, когда учился здесь на втором курсе. Арендуемый ими дом перешел к кому-то другому, что, как я думаю, объясняет, почему он постепенно привык считать колледж своим домом. Не уверена, что это хорошо. Но так оно и есть.
Лора задумалась.
– Не знаю, понимаю ли я, что вы хотите этим сказать.
Дафна дернула костлявым локтем и поморщилась от ревматической боли.
– Дело, дорогая, обстоит так. Преподаватели в этом колледже, как и во всех остальных, делятся на две категории. Тех, кто живет со своими семьями в городе, и тех, кто живет при колледже. Первые имеют жен и мужей, детей, имеют дело с закладными, счетами и всем прочим и, как правило, должны возиться в грязи и жить как простые смертные. Но те, кто живет здесь! Это совсем другая жизнь. Весь стиль их жизни более возвышенный. Например, служители приносят им завтрак, они склонны считать комнату для профессоров своим личным мужским клубом и в основном с течением времени начинают вести жизнь привилегированных монахов. К сожалению, именно так обстоят дела в колледже Св. Беды. Сам достопочтенный Беда был англосаксонским историком, увлеченным наукой. Будучи протеже бенедиктинцев, он написал множество гимнов, эпиграмм и комментариев к Ветхому и Новому Заветам. Естественно, в результате этот колледж имеет значительную историческую и теологическую школу и более старательно, нежели другие колледжи Оксфорда, сохраняет монашескую, холодную атмосферу, которая может оказаться опасной для холостого человека.
Лора смотрела на собеседницу, с трудом сдерживая смех.
– Вы пытаетесь сказать мне, что… – Она посмотрела в сторону Гидеона Уэллеса, на его классический профиль. Наклонившись, он слушал какую-то неприятно хорошенькую женщину. – Вы хотите сказать, что он (черт бы побрал его божественную красоту!)… что… – Она начала заикаться.