В условиях, когда в Финляндии уже поднялась очередная волна страха относительно советской «военной угрозы», Берлин, наконец, стал занимать более определенную позицию. Как отмечается в финской исторической литературе, «у высшего военного руководства Германии было такое мнение, что надо спешно организовать продажу оружия Финляндии, если думать о возможности иметь ее в качестве союзника в войне против СССР». При этом считалось, что момент для этого являлся наиболее подходящим, поскольку «в августе устойчиво циркулировали слухи, что Финляндии угрожает та же судьба, что и прибалтийским странам».
      Именно в этот момент Гитлер принял решение перейти к осуществлению практических мер в отношении Финляндии, причем эти действия выходили далеко за рамки только оснащения финской армии необходимым ей вооружением. Более того, в рейхе намеривались получить у финского руководства согласие на использование немецкими войсками ее территории. Естественно, подобный шаг означал, что страны уже приступали к новому этапу военного сотрудничества. По мнению профессора А. Корхонена, такой ход в развитии событий был для финляндского руководства неожиданным. Он даже подчеркнул, что «поворот в политике Германии произошел вдруг, был внезапным, как гром среди ясного неба». При этом, однако, открывавшаяся перспектива отнюдь не озадачила финское руководство.
      Первым конкретным шагом по пути развертывания целенаправленного военного сотрудничества явилось предложение германской стороны об организации военных поставок в Финляндию. Руководствуясь соответствующим указанием своего командования, начальник ведомства вооружения генерал Георг Томаш 9 августа сообщил финскому военному атташе в Берлине полковнику Вальтеру Хорну о готовности начать поставки Финляндии немецкого оружия «авансом в счет будущего сближения», что, собственно, и означало начало тесного военного сотрудничества.
      В данном случае предоставление Финляндии вооружения и боевой техники выглядело как своего рода «приманка». Кейтель довольно ясно выразился в этой связи. Позвонив 12 августа в германский МИД, он сообщил Э. Вайцзеккеру: «Кажется, что фюрер думает окольным путем и незаметно поощрять и поддерживать финнов».
      Вскоре после этого, 14 августа Гитлер дал указание направить в Финляндию специального представителя для ведения секретных переговоров — бывшего офицера вермахта Ёзефа Велтьенса, занимавшегося в то время сделками по продаже оружия. Целью поездки была встреча с Маннергеймом, чтобы добиться решения двух проблем: во-первых, согласия на перемещение («транзит») немецких войск через финскую территорию в Северную Норвегию и в обратном направлении; во-вторых, конкретизации вопроса о поставках Финляндии оружия. При этом «транзит» должен был служить прикрытием вступления немецких войск на финскую территорию и постепенного размещения их в северной части страны — Лапландии.
      Весьма показательным являлось то, что столь важная проблема, касавшаяся суверенитета Финляндии, должна была обсуждаться не с руководством правительства, а с главнокомандующим финской армией. В Берлине учитывали, что Маннергейм становился фактически независимым в решении не только чисто внутриармейских вопросов, но его влияние простиралось далеко за пределы военного ведомства и, в частности, он активно вторгался в область внешней политики.
      Непосредственно организатором тайной поездки в Хельсинки занимался финский посланник Кивимяки, уведомивший Маннергейма об этом специальным рекомендательным письмом, доставленным конспиративно через Швецию и врученным ему лично на аэродроме Мальме специальным связным — бароном Эрнстом Вреде. «Задание было настолько секретным, — писал впоследствии в своих мемуарах Кивимяки, — что об этом надо было сообщить только Маннергейму». Более того, даже германский посланник в Хельсинки В. Блюхер, как он отмечал в своих воспоминаниях, не знал о готовящемся визите.
      Велтьенс прибыл в Финляндию 17 августа и на следующий день вечером был принят Маннергеймом, с которым провел негласные переговоры. В ходе их, как утверждается в финских источниках, маршал выразил согласие на приобретение у Германии оружия и заверил, что будет дано соответствующее распоряжение. Но по вопросу о «транзите» немецких войск он не дал окончательного ответа.
      Здесь в истории стоит знак вопроса или, как говорят, существует белое пятно. Обычно утверждается, что Маннергейм был намерен переговорить об этом с президентом Каллио и премьер-министром Рюти, но до сих пор неясно, о чем был осведомлен президент. Как пишет финский военный историк Хельге Сеппяля, «дальнейшее остается невыясненным — и, очевидно, на веки вечные».
      Что же ответил сам Маннергейм в данной связи в 1945 г., когда в Хельсинки проходил судебный процесс над главными финскими виновниками войны? «Я сказал, — вспоминал он, — что не могу решить этого вопроса. Велтьенс заметил, что задание очень секретное и что на вопрос о транзите надо ответить односложно — либо “да”, либо “нет”. Затем он высказал пожелание снова встретиться со мной. После его ухода я позвонил премьер-министру Рюти и рассказал о встрече с Велтьенсом. Не могу точно вспомнить всего разговора с Рюти по вопросу о транзите, но помню, он просил меня ответить “да”. Я позвонил по данному вопросу также генералу Вальдену. Не помню, говорил ли об этом с президентом Каллио (можно подумать, что впуск немецких войск в Финляндию пустяк! — В. Б.), как забыл и то, говорили ли Рюти и Вальден о том, что вели с ним разговор». Рюти на том судебном процессе полностью отрицал, что Маннергейм звонил ему по телефону.
      На следующий день, 19 августа, Велтьенс вновь, однако, был приглашен к Маннергейму и получил от него информацию, что Финляндия с благодарностью принимает предложения германского правительства. Естественно, это заявление не могло быть сделано маршалом без консультаций с политическим руководством Финляндии. Более того, в тот же день на частной квартире германский эмиссар лично встречался с самим Рюти, а также с министрами иностранных дел и обороны Виттингом и Вальденом. Однако об этой встрече, как утверждается в финской литературе, нет никаких документальных сведений. Это обстоятельство, возможно, и является основной причиной столь запутанного выяснения механизма причастности государственного руководства Финляндии к принятию столь важного решения.
      Тем не менее очевидно, что глава правительства в ходе этой встречи произнес все-таки «да». Как отмечает в своей работе Мартти Теря, причастный к налаживанию секретного германо-финского военного сотрудничества того времени, премьер-министр даже уточнил, что «конечно, со стороны Финляндии будут исправно осуществляться достигнутые решения в соответствии с пожеланиями германского правительства, особенно касающиеся сохранения тайны». Более того, Теря показалось, что в результате этой встречи «у Велтьенса сложилось представление, что Рюти связывался каким-то образом ночью с президентом Каллио и получил от него благословение принятому решению». Однако это утверждение является до сих пор лишь предположением, которое пока никаким образом не было доказано.
      В данном случае несомненно лишь то, что именно после проведения этих переговоров, собственно, и начался непосредственный процесс тесного германо-финского военного сотрудничества, который и привел Финляндию к вступлению в войну против СССР. О положительном для рейха итоге прошедшей встречи германский представитель срочно информировал Берлин, направив туда телеграмму. Министр же обороны Вальден, после встречи с Велтьенсом, с удовлетворением заявил: «Теперь я вижу слабый луч света, пробивающегося в темноте».
      Вряд ли, однако, то был лишь «слабый луч света». Более точно затем определил значение миссии Велтьенса посланник в Берлине Кивимяки. В своих мемуарах он писал: «Эта поездка привела к решающему повороту в отношениях между Финляндией и Германией». Действительно, как отмечалось уже впоследствии, «все те решения, которые были приняты в Хельсинки во время посещения Велтьенса 17–19.8.1940 г. надо все же считать самыми роковыми и опаснейшими для будущего страны». Эту мысль высказал также уже задним числом Мартти Теря.
      Вместе с тем вызывает удивление, что, несмотря на приведенное утверждение Теря, он тем не менее в 1962 г. писал, что появление немецких войск на финской территории еще не означало автоматического подключения Финляндии к планировавшейся Германией войне против СССР и что финское руководство именно таким образом надеялось избежать участия в войне против СССР. Подобные мысли нашли поддержку и в последующей финской исторической литературе. Военный историк X. Сеппяля указывает: «Вступление Финляндии в войну не зависело от решения вопроса о транзите. Вступлению в войну предшествовали совещания, переговоры, а также свое собственное желание в ней участвовать и, конечно, жажда территориальных приобретений».
      Очевидно, в данном случае здесь все же присутствует попытка некоторых финских авторов несколько принизить значимость этого соглашения. На самом деле оно как раз и обеспечивало перспективу будущего конкретного военного планирования. Уже тогда можно было понять, что, открыв границу для германских войск, Финляндия не могла дальше быть совершенно независимой в своих отношениях с Берлином. Как заметил один из финских авторов, «немцев не легко было бы выдворить из любой страны, куда они хоть раз попадали». Прав был в этом отношении и профессор М. Менгер, который подчеркнул, что для Германии это соглашение означало появившуюся «с молчаливого согласия финнов возможность использовать право на транзит для начала разведки на севере Финляндии и организации оперативной базы для военных действий против Советского Союза». Он также подчеркнул, что с этого момента «Финляндия не представляла для германского военного планирования никакого источника беспокойства» и «на основе уже достигнутого появились весьма благоприятные перспективы для осуществления намеченных целей».
      Для Финляндии соглашение о «транзите» оказалось именно тем шагом, который дал толчок к будущему совместному планированию военных действий против СССР вместе с Германией. Поэтому не случайно X. Сеппяля также в конечном счете подтвердил, что объективно «финны стремились попасть в сферу влияния Германии и без труда попали в нее» именно благодаря так называемому «транзиту».
      Об этом свидетельствует и дальнейший ход немецко-фин-ляндского военного сотрудничества. Уже по возвращении в Германию Велтьенс подробно доложил о результатах своих переговоров в Хельсинки. В министерстве иностранных дел рейха он торжественно сообщил еще и несколько большее: финское руководство согласно получать немецкое вооружение и пропустит на свою территорию германские войска. Как было зафиксировано в памятной записке, составленной по итогам этого визита, Велтьенсу «маршал Маннергейм и премьер-министр Рюти сказали, что Финляндия намерена сражаться до последнего солдата». Это означало абсолютный успех переговоров и то, что за ним, несомненно, должны последовать конкретные переговоры, касающиеся военного планирования. Герман Геринг, подытоживая значение визита Велтьенса, указал тогда на его конкретный результат: «В это мгновение решилась участь Финляндии. Теперь она снова принадлежит немецкой сфере влияния».
      В связи с итогами прошедших переговоров в Берлине стали делать соответствующие выводы. В своем служебном дневнике Ф. Гальдер отметил: «22 августа 1940 года Рессинг <военный атташе в Финляндии> доложил о состоянии финской сухопутной армии, насчитывающий 16 дивизий. Перемена отношения фюрера к Финляндии. Помощь Финляндии вооружением и боеприпасами. Переговоры о разрешении прохода двум горным дивизиям по приморской дороге в Киркенес». Германское военное командование приступило тем самым к конкретному использованию территории Финляндии как военного плацдарма.
      Однако изменение характера германо-финского военного сотрудничества необходимо было сохранить в строжайшем секрете. Финляндский посланник в Берлине Т. Кивимяки 29 августа направил К. Г. Маннергейму по этому поводу специальное письмо, в котором приводились слова, сказанные ему Г. Герингом. Представитель высшего германского руководства строго предупредил Кивимяки: «Вам, финнам, нельзя ничего говорить, пока вы не получите разрешения!» Таким образом, соблюдение тайны начавшегося тесного сотрудничества оставалось одним из важных условий последующих германо-финских военных связей.
      Дальнейшие же события стали развиваться на этом этапе в двух направлениях: по пути осуществления закупок оружия в Германии и, во-вторых, по линии организации «транзита» немецких войск через финскую территорию. Но в Берлине считали, что необходимо со всем этим спешить, в условиях, когда «Финляндия готова во всех отношениях идти на уступки».
      Прибывший в Берлин из Финляндии во второй половине августа начальник отдела боевой техники полковник Хьялмар Раатикайнен (под именем Вальтера Бергстрема) получил возможность совершить поездку по немецким арсеналам для определения необходимого для закупок оружия. При этом германское руководство оказывало ему всяческую помощь. Лично Гитлер дал установку снабдить Финляндию «высококачественной материальной частью», причем это необходимо было сделать как можно быстрее.
      Для практического решения вопроса о «транзите» на переговорах в Германии Маннергейм своим эмиссаром назначил находившегося в запасе генерал-майора Пааво Талвела. Этой поездке Талвела в Германию, так же как последовавшим затем и другим, в Берлине придавалось весьма важное значение.
      21 августа Талвела записал в своем дневнике: «Я был на обеде у маршала, где обсуждалась обстановка. Мы оказались теперь в германском строю… Эта неделя стала судьбоносной для Финляндии. Мы осуществили поворот на сторону Германии».
      И вновь через несколько дней, 28 августа, Талвела был приглашен Маннергеймом на обед в хельсинкский ресторан «Кёниг». В ходе состоявшейся там беседы окончательно решился вопрос о направлении Талвела с весьма непростым заданием в Берлин. В этот день он сделал в своем дневнике очередную запись: «Маршал намерен направить меня в качестве своего представителя в Германию и дал мне распоряжение обеспечить организацию транзита, а также подписать касающееся этого дела соглашения».
      Показательно, что и в министерстве иностранных дел тогда уже знали об этой особой миссии Талвела, поскольку в тот же день, 28 августа из Хельсинки ушла в финляндское представительство в Германии краткая телеграмма: «…Талвела доставит все».
      30 августа Талвела прибыл в Берлин. С ним в немецкую столицу был откомандирован и начальник оперативного отдела генштаба подполковник М. К. Стевен. Объясняя поставленную задачу, Талвела сообщил ему, что «принято важное решение» и теперь финским военным представителям доверено начать организацию «транзита» немецких войск через территорию Финляндии. Действительно, Талвела имел при себе подробные карты Северной Финляндии и побережья Ботнического залива с планами портов, а также схемы железных и шоссейных дорог этих районов. Исходя из уже достигнутого ранее принципиального согласия, было необходимо рассмотреть чисто технические вопросы осуществления на практике «транзита». Сами переговоры прошли весьма быстро. Обсуждение порядка переброски немецких войск через финскую территорию закончилось буквально в течение двух дней и при полной договоренности с обеих сторон по имевшимся техническим вопросам.
      Сразу после этого с соблюдением секретности была совершена поездка по маршруту перемещения в Финляндии немецких войск от Ботнического залива до Петсамо. В поездке по финской территории вместе с Талвела участвовал представитель немецкого командования майор Оке. «Дело это, — писал впоследствии Талвела, — являлось исключительно секретным и строго держалось в тайне».
      В итоге в Хельсинки 12 сентября было заключено соглашение о «транзите». С финской стороны под ним поставил подпись подполковник М. К. Стевен, а с немецкой — майор Оке. Причем, когда перед подписанием соглашения Стевен поднял вопрос о том, что договор должен был все же визировать представитель высшего военного руководства, начальник генерального штаба Э. Хейнрикс ответил ему: «Ни главнокомандующий и ни министр обороны, а также ни я не подпишем его, поскольку маршал распорядился подписать его лично Вам». Очевидно, это решение было связанно с тем, что обе стороны пытались просто придать договору весьма незначительный для судеб страны характер. В результате оказалось принятым невероятное по своему характеру решение: соглашение, которое непосредственно касалось суверенитета государства, подписали офицеры в чине майора и подполковника. Такого, кажется, еще не случалось в мировой истории. Показательно, что и Талвела уклонился от того, чтобы поставить свою подпись под этим документом. «…Мне было не по себе, чтобы с немецкой стороны соглашение подписывал офицер в чине майора, а с финской — генерал-майор».
      Обращало на себя внимание и то, что государственное руководство страны тоже не приняло участия в официальном подписании этого документа. Как отмечал А. Корхонен, таким образом оказалось возможным «тогда политическому руководству формально стоять в стороне от всего этого дела и утверждать, что… не было заключено никакого основополагающего договора». Однако результат такого соглашения был ошеломляющим: весьма легко и без проблем немецкие войска впускались на территорию Финляндии. Более того, с финской стороны сразу же приступили к сооружению для них на севере страны бараков и казарм, что уже подразумевало длительное присутствие в Финляндии немецких солдат и являлось отнюдь не простой переброской каких-либо частей войск иностранного государства через свою территорию. К тому же все это происходило весьма скрытно и без согласия на то парламента. Тем самым были попраны существенные положения финляндской конституции о суверенитете страны и принципах демократии, предусматривавшие решение важнейших государственных вопросов в стенах парламента с ведома и одобрения его депутатов.
      21 сентября первые немецкие транспорты прибыли с войсками и оружием в финский порт на побережье Ботнического залива Вааса. Это явилось неожиданностью для населения страны, депутатов парламента, большинства министров и руководства политических партий. В весьма странном положении оказался министр внутренних дел Эрнст Борн, который впервые узнал о происшедшем из полицейского управления города Вааса, откуда запрашивали: «Что нужно делать в связи с прибытием немецких солдат?»
      Вообще же, требовалось как-то объяснить произошедшее населению страны, да и давать ответ за рубежом, почему немецкие войска оказались в Финляндии, поскольку в международном плане всем было весьма очевидно, что «соглашение о транзите создавало новый баланс сил на Севере».