Показания же 13 других свидетелей, из которых лишь один был тамплиером, приведены в качестве подтверждения позиции комиссии. Ни в одном из этих показаний не содержится прямых свидетельств отречения, хотя о нем «все слышали». Один из таких свидетелей, богатый рыцарь Джон д'Эр, заявил, что

Аналогичные истории цитировались и в доказательство прочих обвинений. Томас де Редемер, доминиканец, похоже, оказался особенно полезен следствию. По поводу обвинений в оскорблении Святого креста — оплевывании, попирании ногами и т. д. — он рассказал историю о том, как «один тамплиер, сраженный смертельным недугом в гостях у своей сестры, запретил ей под каким бы то ни было предлогом обнажать его тело после смерти. Однако любопытная сестра, надеясь, что обнаружит на теле брата некий знак особой святости, обнажила его и действительно обнаружила… изображение распятого Христа прямо на ягодице, совсем рядом с задним проходом». Что же касается неверия тамплиеров в Святые таинства, то Томас де Редемер слышал от некоего Реджинальда де Брайбо-фа, доминиканца, что один тамплиер, недавно скончавшийся в Линкольне, во время причастия «получив гостию из руки священника, сохранил облатку во рту нетронутой, а когда вышел из церкви, выплюнул ее в отхожее место». Подобным же образом «доказывались» и другие статьи обвинения. По поводу непристойных поцелуев некто Ричард Берард сообщил, например, что еще лет 25 назад слышал, как один госпитальер, поспорив с тамплиерами, обозвал их «целовалыциками задниц». А по поводу склонности к гомосексуализму лондонский нотариус Роберт де Дорче-рер заявил, что Ги де Фореста, магистр Англии, «пожелал обладать им с целью свершения греха содомии, однако же ему удалось бежать»11. Святые отцы, разумеется, прекрасно сознавали, что им подсовывают всего лишь весьма облегченный и значительно укороченный вариант материалов следствия; при этом известно, что полные протоколы допросов свидетелей в различных странах были доступны для изучения, стоило только их затребовать12. Хотя понятно и то, что в отведенное время внимательное чтение протоколов было вряд ли возможно.

Помимо выжимок из материалов следствия, которым папа снабдил участников Собора, он предложил прелатам также выразить свое личное отношение к делу в письменном виде — примерно так, как это сделал папа Григорий X на последнем Вселенском соборе в Лионе в 1274 г. Сохранились лишь два из подобных письменных отзывов; они написаны Жаком Дюэзом, епископом Авиньона, затем сменившим Климента V на посту папы и ставшим в 1316 г. папой Иоанном XXII, и Гийомом Ле Мэром, престарелым епископом Анжера. Жак Дюэз написал, что, как ему представляется, свидетельских показаний более чем достаточно для вынесения окончательного приговора, и если будет принято решение распустить орден, то папа должен сделать это своей властью суверенного понтифика. Тон этого отзыва явственно свидетельствует о желании епископа Авиньона осудить орден и распустить его; он даже заявляет, что ликвидация ордена не нанесет сколько-нибудь серьезного урона вере, поскольку тамплиеры от нее отступились и, предавшись гордыне и стяжательству, сами спровоцировали ненависть к ордену. Папа, разумеется, должен испросить согласия у членов высокого собрания, запрещая орден, хотя бы из вежливости, но на самом деле он вполне вправе распустить орден своей властью13.

Гийом Ле Мэр еще более открыто выразил свое враждебное отношение к тамплиерам. Кое-кто утверждает, пишет он, «что ордену необходимо предоставить возможность защиты, полагая, что нельзя без широкого обсуждения отрезать у церкви столь важный ее член, не нанеся ущерба справедливости», однако многие придерживаются иной точки зрения: этот орден следует уничтожить безотлагательно, ибо во всем христианском мире вокруг него кипят страсти и распри, «тем более сейчас, когда многие его преступления и еретические заблуждения получили столь очевидные доказательства во время судебных и инквизиционных расследований благодаря выступлению почти двух тысяч свидетелей». Гийом Ле Мэр предлагает решение, в значительной степени похожее на выводы Жака Дюэза: пане следует распустить орден ex officio «либо по всей строгости закона, либо собственной верховной властью», поскольку тамплиеры «уже нанесли званию христианина немалый урон в глазах неверующих и неверных, и даже поколебали в истинной вере кое-кого из верующих». А все «пустые и нелепые рассуждения насчет (предоставления им) защиты» должны быть безжалостно отметены; имущество же ордена следует сохранить для Святого Престола. Недостаточно веским аргументом, с точки зрения автора отзыва, является и то, что некогда, во времена своего основания, это был замечательный орден, ибо подобные утверждения не имеют никакого отношения к теперешнему положению вещей. Роспуск ордена следует произвести безотлагательно, «ибо случайная искра, вспыхнувшая в результате заблуждений (тамплиеров), может вызвать такой пожар, что в нем погибнет весь мир». Спорить и рассуждать тут нечего, вокруг ордена и без того уже разгорелся скандал, который, если его не погасить, способен повлечь за собой дальнейшее ослабление позиций церкви14.

Климент V все же формально пригласил тамплиеров приехать во Вьен, чтобы защищать свой орден15, хотя вряд ли ожидал, что они действительно прибудут туда. Однако в конце октября внезапно произошло весьма драматическое событие, идущее вразрез с мнением тех, кто настаивал на скорейшем роспуске ордена. В послании королю Филиппу IV от 4 декабря Климент описывает случившееся. На одном из заседаний, где сам Климент отсутствовал, перед святыми отцами вдруг предстали 7 тамплиеров, к которым вскоре присоединились еще 2, и выразили желание защищать орден, утверждая, что в Лионе и его окрестностях имеется полторы-две тысячи братьев, готовых поддержать их. Папа, однако, приказал их арестовать, вызвав для этого «самого исполнительного из тюремщиков»16. Если бы Климент действительно поверил, что такое количество тамплиеров бродит в окрестностях Лиона, он вполне мог бы решить, что ему угрожает вооруженное нападение, как в том случае, когда группа германских тамплиеров ворвалась на заседание провинциального совета в Майн-це. Однако скорее папе просто хотелось решительно покончить с этой досадной помехой, и он надеялся, что участники Собора посмотрят на его действия сквозь пальцы.

По всей вероятности — и поведение папы как во время первой сессии Собора, так и после нее дает все основания предполагать это, — Климент наконец решил завершить этот затянувшийся процесс. Возможно, он боялся нового и куда более крупного скандала, если вновь начнется следствие по делу Бонифация VIII, ибо слушания свидетелей по этому делу уже состоялись в 1310 г. и в начале 1311 г. — в Авиньоне и в Риме17. Возможно также, он надеялся подготовить почву для организации нового крестового похода — эта идея всегда чрезвычайно его привлекала, вызывая живейший интерес. Так или иначе, несколько раз в ходе первой сессии он объявлял, что «поскольку сложно, практически невозможно» обсуждать дело тамплиеров всем Собором, то должна быть избрана комиссия, в которую войдут наиболее уважаемые прелаты из нескольких стран, которые рассмотрят свидетельские показания и сделают соответствующие выводы. Что и произошло. Несколько дней члены комиссии провели в кафедральном соборе Вьена, слушая показания свидетелей и краткое изложение протоколов следствия, «сколько им было угодно их слушать». Из числа членов комиссии была выделена небольшая группа под председательством патриарха Аквилеи18. Вполне возможно, Климент ожидал, что эту маленькую группу будет нетрудно склонить на свою сторону и убедить, что самое лучшее — разогнать орден. Уверенность папы отражена в письмах посланников Арагона от 12 и 27 декабря 1311 г. своему королю, где они рассказывают, что Климент во всеуслышание заявил на Соборе об изъятии собственности тамплиеров. Папа уже понял, что большей части святых отцов чрезвычайно мила мысль о создании нового ордена, хотя сам он лично предпочел бы передать имущество тамплиеров ордену госпитальеров — такое решение дало бы возможность избежать создания нового Устава и предотвратило бы попытки захвата этой собственности другими орденами, имевшими более узкий национальный характер. Несмотря на возможную разноголосицу мнений, папа уверен, что Собор завершит свою работу к 20 января19.

Однако становилось ясно, что инцидент с появлением семи тамплиеров-защитников не прошел незамеченным и значительная часть святых отцов склонилась к тому, что Гийом Ле Мэр назвал «пустыми и нелепыми рассуждениями насчет защиты». Птолемей Луккский, доминиканец, епископ Торчелло и биограф папы, писал, что

Птолемей Луккский указывает, что эти события произошли в начале декабря20. Арагонские посланники подтверждают это в своих письмах Хайме II. Итак, в начале декабря были заданы четыре вопроса: следует ли позволить ордену защищаться? следует ли предоставить шести или семи тамплиерам, явившимся на заседание Собора, возможность осуществить эту защиту? следует ли разрешить тамплиерам иметь своего представителя для защиты? Если последнее слишком затруднительно, то не следует ли папе назначить такого защитника? Против защиты высказались только архиепископ Руана, настоятель монастыря Клюни и еще трое французских епископов21. Английский хронист Уолтер Хемингборо насмешливо замечает:

Во время второй (сессии) произошел затяжной спор о том, следует ли сохранить орден тамплиеров или же распустить егоdejure. И почти все прелаты голосовали за сохранение ордена тамплиеров, кроме французских, явно опасавшихся короля Франции, из-за которого, по слухам, и произошел весь скандал, и не осмеливавшихся его ослушаться22.

Многие участники Собора вдруг почуяли неладное. Генри Файкс, представитель Англии в римской курии, писал об этом Джону Салмону, епископу Нориджа, 27 декабря 1311 г.: внезапно началась полоса смертей и тяжких недугов. Кардинал Альбано умер в Лукке, Этьен де Суизи умер прямо на заседании, кардинал Сабины, папский легат в Италии, «лежал ни жив ни мертв, без надежды на улучшение здоровья», да и Беренгар Фредоль пребывал примерно в том же состоянии, «однако Господь его исцелил» — поистине благодатная почва для различных мрачных пророчеств. В письме приводится одно из таких предсказаний: к Пасхе умрут десять кардиналов, а с ними и некто, «кого я не осмеливаюсь назвать» (явно имеется в виду папа римский). Файкс пишет далее:

Что же до дела тамплиеров, то разгорелись серьезные дебаты, следует ли подсудимых, как полагается по закону, обеспечить защитой. Большая часть прелатов, почти все, за исключением пяти или шести из французского Королевского совета, встали на их сторону, чем сильно разгневали папу. А короля Франции еще больше. Видимо, гнев его будет иметь серьезные последствия. Мы напуганы всем этим и буквально дрожим в предчувствии грозных событий. Есть мнение, что лучше было бы сделать перерыв в заседаниях, пока не вышло неприятностей из-за того, что король Франции не смог настоять на своем. Мы, разумеется, надеемся, что после перерыва папа перенесет Собор в другое место, ибо в этом городе мы испытываем чрезвычайные неудобства. Однако намерения его на сей счет пока не известны. Да и все прочие вопросы, которые должен был рассмотреть Собор, совершенно не решены.

Генри Файкс чувствовал себя глубоко несчастным. Одним из «неудобств» была нехватка провизии. «В нескольких словах: все здесь очень дорого. Честно говоря, в Авиньоне куда больше товаров можно купить на один медный денье, чем здесь на один серебряный стерлинг»23.

Опасения Генри Файкса были небезосновательны, ибо Филипп Красивый видел, как тает власть Климента V над Собором. После четырех с лишним лет усилий дело тамплиеров снова было под угрозой, а потому Филипп вернулся к испытанным методам запугивания. 30 декабря он созвал в Лионе, совсем недалеко от Вьена, собрание Генеральных штатов, которое должно было состояться 10 февраля 1312 г. Никаких протоколов этого собрания не сохранилось, однако, видимо, оно все же состоялось во второй половине марта и вынесло тамплиерам приговор по всем пунктам24. Арагонские посланники отмечают в своих письмах, что 17 февраля от короля прибыло специальное посольство, состоявшее из Людовика д'Эвре, графа Сен-Поль и графа Будонского, Ангеррана де Мариньи, королевского камергера и в то время первого королевского министра, Ногаре и Плезиана. Вместе с четырьмя французскими кардиналами (в том числе Беренгаром Фредолем и Ни-кола де Фровилем) и одним итальянским они каждый День совещались с папой, соблюдая при этом большую секретность. Эти встречи продолжались двенадцать дней, а 29 февраля французские посланцы вернулись к своему королю, который все это время оставался в Маконе25. Видимо, как пишут арагонские посланники, было заключено некое соглашение. Однако 7 марта Мариньи вернулся в одиночестве, чтобы принять участие в заседаниях Собора и начать очередную серию встреч с папой, что убедило арагонцев в том, что окончательное решение так и не было принято26.

Предположения арагонцев оказались верными: 2 марта Филипп IV прислал папе письмо из Макона, второго важнейшего города на реке Соне к северу от Лиона. Папа, должно быть, имел сильнейшие предчувствия, что гнев короля вот-вот обрушится на него. И действительно, письмо представляло собой лишь слегка завуалированный ультиматум. По мнению короля, многочисленные преступления и ереси тамплиеров привели к необходимости распустить орден.

А потому, горя рвением защитить истинную веру и дабы столь тяжкое оскорбление, нанесенное Иисусу Христу, не осталось безнаказанным, мы с любовью, преданностью и смирением просим Ваше Святейшество распустить упомянутый орден и выразить желание создать новый рыцарский орден, которому было бы передано имущество упомянутого ордена, а также его права, награды и обязанности

С другой стороны, имущество могло бы быть передано и одному из уже существующих рыцарских орденов, если бы папа счел, что «это лучше послужит славе Господа и Святой Земли». Любое решение папы, пишет король, «мы смиренно примем и исполним, сохранив за собой лишь те права, которыми обладаем мы сами, наши прелаты, бароны и прочие сеньоры, а также все жители нашего королевства и которыми мы по закону пользовались до упомянутых выше арестов»27. 8 марта Климент довольно невнятно ответил французскому королю, что если орден будет распущен, то его собственность послужит защите Святой Земли28.

Следя за этими событиями, арагонские посланники почувствовали, что настала пора заявить и о претензиях короля их страны. Хайме II послал их на Собор с конкретной целью — защитить права своего королевства, которые он считал вполне законными, на земельную собственность тамплиеров в пределах Арагона. В письме от 12 января Пьеру Бойлю и Гийому Оломару, которые представляли его на Соборе, Хайме выразил это желание совершенно ясно. Имущество ордена тамплиеров в Арагоне не будет передано ордену госпитальеров, но останется в распоряжении арагонского <Барбер ошибся кастильского Хотя в ордене Калатрава действительно было много араюнцсв.> ордена Калатрава,

Посланники должны были подчеркнуть, что имущество было выделено тамплиерам еще предками нынешнего короля для защиты церкви в Испании от сарацин и прежде всего по этой причине король не может позволить передать его туда, где оно послужит целям иным, чем то было замышлено его предками29. И вот в начале марта, когда вопрос об ордене, по всей видимости, решался окончательно, арагонцы тоже оказались втянуты в переговоры с папой Ангерраном де Мариньи и приорами ордена госпитальеров из Франции и Оверни30.

Климент совсем растерялся. С одной стороны, Собор хотел предоставить тамплиерам возможность высказаться, с другой — требования французской и арагонской сторон становились все более настоятельными, гак что 20 марта Климент, по его собственным словам, еще не знал, будет ли орден распущен или сохранен31. Но в тот же день разум его прояснился. Король Филипп IV с братьями Карлом и Людовиком, а также со своими тремя сыновьями и значительным вооруженным отрядом прибыл во Вьен32. 22 марта Климент провел тайную консисторию, в которой приняла участие специальная комиссия и некоторые из кардиналов. Теперь уже четыре пятых присутствовавших проголосовали за роспуск ордена, возможно понимая, что от противостояния нынче мало проку, а возможно, и потому, что были напуганы или ошеломлены появлением французов33. Так или иначе, Рамон, епископ Валенсии, оказался практически в одиночестве, когда опротестовал это решение, принятое «против разума и справедливости»34.

О решении распустить орден было торжественно объявлено на заседании Собора 3 апреля. Уолтер Хеминг-боро так описывает эту сцену:

Святейший папа уселся на место судьи, дабы вынести приговор, и по одну сторону от него сидел король Франции, а по другую — король Наварры, его (Филиппа) сын, а потом некий клирик встал и запретил под страхом общего отлучения от церкви кому-либо говорить хоть слово во время заседания, кроме как испросив особое разрешение или же по просьбе самого папы35

Анонимный монах, продолжающий хроники Гийома де Нанжи, пишет, что король Филипп сидел от папы по правую руку, «то есть как бы чуточку ниже». Обезопасив себя от возможных неприятных дискуссий, Климент обратился к собранию со словами псалма: «Потому не устоят нечестивые на суде, и грешники — в собрании праведных» <Пс, 1:5.> 36. Затем он прочел вслух буллу о роспуске ордена «Vox in excelso».

А потому, рассмотрев лавину позорных и мерзостных подозрений и обвинений, а также учитывая секретность и пороч— ность приема в орден новых братьев и отступление многих тамплиеров от общепринятых христианских обычаев, особенно в том, что, принимая других в братство, они заставляли их давать обеты и клясться, что никому не расскажут о своем вступлении в орден и никогда его не покинут — почему, видимо, и возникло предубеждение к ордену, — и свидетельствуя о грозном протесте, волна которого поднялась против ордена так, что ее, кажется, невозможно будет сдержать, если упомянутый орден продолжит существование, а также чувствуя пагубность как для самой веры, так и для душ верующих многочисленных злодеяний, совершенных братьями упомянутого ордена… которые погрязли в мерзостной ереси и преступном идолопоклонстве, отрекшись от Господа нашего Иисуса Христа, и повинны в отвратительном безумстве содомии… памятуя также, что Римской церкви приходилось порой распускать прославленные ордена по причинам несравнимо менее серьезным, чем перечисленные выше, и без предъявления братствам столь ужасных обвинений, мы не без горечи и печали сердечной и не судебным приговором, но нашим апостольским бессрочным предписанием распускаем вышеупомянутый орден тамплиеров и отменяем его Устав, облачение и название и налагаем запрет на его дальнейшую деятельность с одобрения Святейшего собора, а также строго запрещаем кому-либо вступать в указанный орден в будущем, или же носить его одежду, или же называть себя тамплиером перед другими людьми. Ежели кто нарушит наш указ, он будет отлучен от церквиipso facto. Более того,мы оставляем братьев и имущество этого ордена в распоряжении Святого Престола и намерены, с Божьей помощью, обратить все это во благо христианской веры и Святой Земли еще до окончания нынешнего Собора.

В заключение папа заверил присутствующих, что отныне будет считать всякое противодействие его указу, сознательное или невольное, «тщетным и незаконным»37. Уолтер Хемингборо весьма кисло комментирует эту буллу:

Итак, запретив несогласным выступать на Соборе, Климент одержал-таки победу, распустив орден, хотя окончательного приговора тамплиерам не вынес. Однако после выхода буллы «Vox in excelso» ничто больше не сдерживало его оппонентов, и в христианском мире высказывались различные мнения на сей счет. Многие, без сомнения, искренне верили в виновность тамплиеров; но вскоре стало очевидно, что немало и других, особенно за пределами французского королевства. Многие были либо шокированы, либо цинично веселились, видя, какими недостойными методами пользуется папа на Соборе и как ему открыто угрожает французское правительство. Сходные обстоятельства уже имели место в Пуатье в 1308 г. и привели к тем же результатам, однако тогдашние встречи Филиппа IV и папы хоть и не были тайной, все же не стали предметом общего внимания, и лишь Вселенский собор со всей очевидностью показал, сколь многие недовольны политикой Климента. Для Уолтера Хемингборо Вьенский собор «не заслуживал даже того, чтобы его называть Собором, поскольку Святейший папа все решал своей властью, а святой Собор и не возражал, и не соглашался»39. Флорентиец Джованни Виллани, не всегда достаточно точно описывающий события во Франции, представляет свое, весьма любопытное, мнение иностранца и современника указанных событий. У него не возникало ни малейших сомнений насчет малопривлекательности обстоятельств, которые привели к уничтожению ордена. Виллани рассказывает, как два человека — приор Монфокона и приор Ноффо Деи, которые, согласно его мнению, и являлись первыми ниспровергателями ордена, — отправились к королю, и тот

Менее спорное и более взвешенное мнение высказал цистерцианский монах Жак де Терин, профессор богословия в Парижском университете. Это был человек независимых суждений, не испытывавший страха перед правительством Филиппа Красивого, а потому, совместно с тринадцатью другими магистрами, внушавший королю, что, даже если признания некоторых тамплиеров и подтвердились бы, он (король) все равно не имеет законного права арестовывать, допрашивать или наказывать их, членов духовного ордена, ему не подчиненного, а также присваивать их собственность, предназначенную для защиты Святой Земли. Во Вьене Жак де Терин выступал в защиту прав свободных от светской власти орденов, а в 1312 г. написал трактат «Contra impugnatores exemptiorum», в котором отразились его воззрения на то, как поступить с тамплиерами. Он пишет, что, если бы деяния, приписываемые тамплиерам, оказались правдой, орден действительно заслуживал бы проклятия, ибо обвинения против тамплиеров ужаснули весь христианский мир, поскольку речь шла о позорных деяниях и преступлениях как против веры, так и против человеческой морали; однако сам он на сей счет пребывал в весьма больших сомнениях. Интересно, пишет он, во-первых, как эти ереси могли проникнуть в орден, где так много людей благородного происхождения, посвятивших себя защите Святой Земли, и, во-вторых, почему некоторые из тамплиеров отказались о своих первоначальных признаний, хотя это означало смерть на костре, и почему было так много противоречий в выводах следствия, которые были зачитаны во Вьене? Сомнения эти так и остались в его душе, ибо он не смог найти ясных ответов на все те вопросы, которые задавал себе41.

Но каковы бы ни были сомнения Жака де Терина, папа орден разогнал, и теперь перед ним стояли практические вопросы: как распорядиться собственностью ордена и судьбами самих тамплиеров. Естественно, главным был вопрос о собственности. И здесь тоже святые отцы не стали подстилать папе соломки: их возражения по поводу как создания нового ордена, так и передачи собственности тамплиеров ордену госпитальеров заставили Собор прозаседать до 6 мая. Согласно письменным сообщениям арагон-цев своему королю, Климент обнаружил, что его желание передать имущество тамплиеров госпитальерам противоречит мнению большинства кардиналов и святых отцов, а также советников Филиппа Красивого, за весьма примечательным исключением Карла Валуа и Ангеррана де Мариньи. Ни угрозы, ни зачитывание донесений о недавней великой победе госпитальеров над турками не помогли ему убедить своих противников, что такая передача для них желательна. Святые отцы по-прежнему противостояли папской воле, столь отчетливо выраженной 15 апреля, и снова Клименту пришлось действовать своей властью. Он заявил прелатам, что, если они не согласятся на передачу собственности, он совершит ее сам42.

Рука папы тем более окрепла, когда Карлу Валуа и Мариньи, похоже, удалось убедить Филиппа IV в том, что выгоднее согласиться на такой вариант. Возможно, они, и в частности Мариньи, предпочитали поскорее покончить со слишком затянувшимся делом, которое не ими было затеяно. В идеале король, видимо, хотел бы услышать, что создается новый орден43, желательно, возглавляемый кем-то из представителей французского королевского дома, но в конце концов его убедили, что передача собственности госпитальерам — вполне приемлемый компромисс, и этот шаг бесспорно поможет создать весьма благоприятные условия для укрепления французской монархии. Письмо Филиппа IV папе от 24 августа 1312 г. подтверждает это. Король согласился с решением Климента передать собственность тамплиеров госпитальерам, однако указал, что «Святому Престолу следует сменить руководителей ордена и реформировать его» — уступка, обеспечивавшая ему потенциальный «рычаг», с помощью которого он намеревался управлять орденом госпитальеров в будущем, ибо и этот орден был по многим причинам столь же уязвим, как и орден тамплиеров. Более того, передача имущества могла состояться лишь «после изъятия необходимых сумм для покрытия издержек на охрану этой собственности и управление ею», а также учитывая «все права на упомянутую собственность, которыми обладает король Франции, наши прелаты и бароны, а также дворяне и прочие жители нашего королевства» ; осуществление данной программы Филиппа IV также значительно облегчала угроза «реформы»44.

Папское решение воплотилось в булле «Ad providam» от 2 мая 1312 г. Имущество тамплиеров исходно предполагалось сохранить для поддержки Святой Земли и борьбы с неверными, а потому папа и его совет решили, что самым правильным было бы навечно передать это имущество госпитальерам. А потому папа римский с согласия Собора передал все, чем тамплиеры владели в октябре 1307 г., т. е. до арестов, ордену госпитальеров. Единственное исключение составляла собственность ордена, находящаяся вне пределов Франции, на землях королей Кастилии, Арагона, Португалии и Майорки; с передачей этой собственности папа решил пока повременить. И наконец, он пригрозил отлучением от церкви и интердиктом тем, кто окажет сопротивление или же проявит по этому поводу недоброе отношение к госпитальерам45.

21 марта 1313 г. Леонар де Тибертис, приор ордена госпитальеров в Венеции, действуя от лица своего великого магистра, согласился выплатить в казну короля Франции 200 000 турских ливров в порядке компенсации тех убытков, которые, согласно заявлению монарха, понесло его государство, оплачивая все расходы по содержанию тамплиеров и их собственности в течение тех лет, что длился процесс, «ибо в итоге подданные господина нашего короля, как известно, получили меньше, чем рассчитывали». Выплаты должны были производиться в три приема равными частями в течение последующих трех лет. «И таким образом указанный орден… навечно освобождается от налогов и совершенно освобожден от повинностей…»46. Однако, несмотря на явно окончательное решение о характере этих выплат, представители госпитальеров испытали определенные трудности в обретении полной власти над бывшей собственностью тамплиеров. Надо сказать, что французское правительство приняло в штыки попытку госпитальеров взять инициативу в свои руки и обвинило их в незаконном вмешательстве во внутренние дела страны. В письме от 8 июня 1313 г. Климент V успокаивает Филиппа IV после очередного протеста, вызванного действиями Альберта фон Шварцбурга, великого приора ордена госпитальеров в странах Запада. Приора призвали к папе, где он объяснил, что не имел намерения вмешиваться, а всего лишь желал просить выплаты субсидий, которые задерживались, в результате чего магистр и братство в заморских странах, «потратившись во благо Святой Земли, испытывали жестокую нужду». Иначе говоря, он премного благодарен «за благоволение и милости, которые были ему оказаны… в особенности на Вьенском соборе», и единственное его желание — предстать перед королем, дабы принести ему и его сыну Людовику «драгоценные дары». Сделав это, он может незамедлительно покинуть королевский дворец47.