Авантюрист

После первого визита к Стинам Фрэнка как магнитом тянуло в особняк на Парк-Лейн. Он выискивал различные предлоги, чтобы заехать в те часы, когда сэр Альфред находился в Сити, а Эдит – в школе.

Хельга протестовала; она с трогательным упорством прилагала все силы, чтобы не встречаться с ним, но ее попытки оканчивались ничем. И неизбежное произошло: она поддалась чарам Фрэнка и в один прекрасный день встретила его улыбкой. По ее взгляду сразу становилось ясно, что она рада встрече.

Прошло десять дней, прежде чем Фрэнк познакомился с сэром Альфредом, которому его представила Эдит. Сэр Альфред счел его довольно приятным молодым человеком, непохожим на других друзей своего сына, и увидел в нем замечательного собеседника, готового слушать его рассуждения на финансовые темы.

Трудно сказать, одобрял ли сэр Альфред постоянное присутствие Фрэнка в доме. Скорее всего, он просто не знал о том, что его визиты столь часты. Однако, встречая молодого человека за ужином, он не проявлял никакого недовольства.

Эдит считала Фрэнка своим другом и не предполагала, что тот бывает в доме в ее отсутствие и предпочитает проводить время с Хельгой, а уходит задолго до ее возвращения.

А Хельга страшилась близости, возникшей между ней и Фрэнком, и чувствовала, что не может контролировать ситуацию. Она не имела права отдать приказ, чтобы его не пускали в дом, а он был достаточно хитер, чтобы не просить слуг проводить его прямо к ней. Он лишь осведомлялся, кто дома в настоящий момент.

Слуги полюбили Фрэнка и жарко спорили о том, к кому из двух девушек он питает склонность.

Прошло почти две недели со дня появления Фрэнка в доме сэра Альфреда. Был жаркий полдень. Хельга сидела в библиотеке, ожидая, когда закончится урок музыки, чтобы вместе с Эдит поехать в Рэйнли-гарденс. Так как жалюзи были опущены, в комнате царил полумрак. Хельга в белом муслиновом платье простого фасона напоминала прекрасную сказочную фею.

Слуга объявил о приходе Фрэнка, и Хельга, спустившись вниз, обнаружила, что тот беспокойно ходит взад-вперед по холлу.

– Как вы долго, – с упреком произнес он.

– Но я не ждала вас, – удивленно проговорила она.

– Я знаю, – сказал Фрэнк. – Я выяснил, что в три вы собираетесь ехать в Рэйнли-гарденс. Если позволите, я поеду с вами. Но я пришел пораньше, чтобы застать вас одну.

– Зачем? – с деланым равнодушием осведомилась Хельга. – Что-то случилось?

Рассмеявшись, Фрэнк приблизился к ней.

– Вы действительно не понимаете зачем? – спросил он.

Что-то в его взгляде лишило Хельгу дара речи. Она выставила перед собой руки, как бы защищаясь, но было поздно. Фрэнк заключил ее в объятия и приник к ее губам. Он отпустил ее только тогда, когда почувствовал, что ее сопротивление ослабело и она полностью в его власти. Хельга едва устояла на подгибающихся ногах. Не в силах произнести ни слова, она прижала ладони к пылающим щекам. Фрэнк снова обнял ее.

– Я люблю тебя, дорогая, – проговорил он. – О Хельга, ты сводишь меня с ума.

Часы пробили три раза, и оба ошеломленно уставились на циферблат.

– Я хочу увидеться с тобой наедине, – заявил Фрэнк.

– Я не могу, – дрожащим голосом прошептала Хельга.

– Завтра же, – настаивал Фрэнк. – Ты должна пообедать со мной. Приходи к «Раулю» в час.

– Это невозможно, – пыталась протестовать Хельга, но Фрэнк продолжал молить ее до тех пор, пока она не сдалась.

В это мгновение в холле появилась Эдит, отличавшаяся особой пунктуальностью. Она уже была одета для поездки в Рэйнли-гарденс и держала в руке зонтик от солнца. Узнав о том, что Фрэнк поедет с ними, она пришла в восторг и не заметила, что Хельга повела себя странно: избегая встречаться с воспитанницей взглядом, она поспешила прочь из холла.

Поездка в Рэйнли-гарденс оказалась приятной. Против обыкновения, Эдит была чрезвычайно разговорчива, весело смеялась шуткам Фрэнка и, совершенно очевидно, была довольна тем, что полностью завладела его вниманием.

Лишь дважды Фрэнку удалось улучить момент, когда Эдит на что-то отвлеклась, и обратиться к молчавшей всю дорогу Хельге. Он коснулся ее руки и прошептал:

– Моя дорогая, любимая.

В ответ она покраснела, и он увидел, что ее губы дрогнули.

Во второй раз, прощаясь с девушками у дверей особняка, он проговорил:

– Завтра, в час. Не обмани меня.

Было десять минут второго, когда дверь ресторанчика открылась и на пороге появилась Хельга. Вскочив, Фрэнк поспешил ей навстречу. Она села за столик и принялась снимать лайковые перчатки.

– Ты уверен, что мы никого здесь не встретим? – обеспокоенно спросила Хельга. Фрэнк заверил ее, что им ничего не грозит. – Я сказала, что иду к зубному врачу, – продолжала она, – что он просто не мог назначить мне на другой час. Как же это трудно – лгать. Впервые в жизнь я так много лгу. Я вынуждена была нанять экипаж. Ни Эдит, ни слуги не поняли бы моего желания прогуляться. О дорогой, не знаю, почему я позволила тебе уговорить меня.

– Тебе объяснить? – ласково предложил Фрэнк.

Хельга подняла на него глаза и покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Не объясняй. Ты не должен говорить об этом, во всяком случае, здесь.

– Почему? – спросил Фрэнк. – Ты боишься полюбить кого-то? Разве это необычно?

– Для меня – да, – призналась Хельга и поспешно добавила: – Но я еще не сказала, что люблю тебя. Это невозможно. У меня есть работа, я должна заниматься Эдит. Сэр Альфред полагается на меня.

Фрэнк улыбнулся и поднес ее руку к губам.

Хельга выглянула из окна своей спальни на верхнем этаже дома. Сквозь листья деревьев был виден пруд, сверкавший в свете луны. Вокруг царила тишина, и казалось, что огромный город мирно дремлет.

У Хельги сложилось впечатление, будто весь мир вместе с ней ждет начала великих событий. То, что происходит сейчас, лишь увертюра, намек на нечто большее.

«Это жизнь», – сказала она себе.

Девушка ощущала, что изменилась не только она сама, но и окружающий ее мир. Все, что было привычным и знакомым, преобразилось.

Оставшись одна, Хельга почувствовала, что эмоции, прятавшиеся в глубине ее души, вырвались наружу и осветили все вокруг странным светом. Да, это жизнь, когда тело наполнено неясным трепетом, когда глаза видят прекрасное в обыденном, когда сердце поет и когда кажется, что звезды светят ярче.

«Мне двадцать пять, – подумала Хельга, – и я никогда прежде не испытывала ничего подобного».

В то мгновение, когда Фрэнк впервые переступил порог библиотеки, она поняла – хотя всеми силами боролась против этого, – что он займет очень важное место в ее жизни. Она гнала от себя эмоции, которые он пробуждал в ней, она пыталась избегать его, заставляла себя ненавидеть его. Еще до того, как его губы коснулись ее губ, она уже чувствовала, что принадлежит ему, хочет он того или нет.

Но лишь сейчас, узнав о его любви, она осмелилась признаться себе, что тоже любит его. А признавшись, осознала, что стала другой, непохожей на ту девушку, какой считала себя прежде.

Хельга была ласковым и жизнерадостным ребенком, так как отец старался все свое свободное время проводить с дочерью. Как и большинство его знакомых, он очень любил детей и прилагал массу усилий, чтобы быть для дочери не просто отцом, но и другом и наставником. Он разговаривал с ней на равных и нередко посвящал ее в свои тайны. Хотя большая часть того, что он говорил, была непонятна девочке, она очень дорожила теми часами, что они проводили вместе.

В отсутствие отца Хельга занималась домашними делами и продолжала брать уроки у учителей, обучавших ее языкам, музыке и всему прочему, что, как считалось, должна знать образованная девушка. Но на этом ее обучение не заканчивалось. Она училась готовить под мудрым руководством своей тетки. Джемы, варенье, пироги – ко всему этому Хельга относилась как к сложной и важной задаче и понимала, что от нее ждут усердия и прилежания. К тому же приходилось следить за своей одеждой, которую шила домашняя швея, штопать столовое и постельное белье, вышивать.

Приехав в Англию, Хельга с удивлением обнаружила, что английские девушки не имеют ни малейшего представления о том, что считается самым важным в образовании немецких девушек. Позже, когда на нее обрушилось несчастье, она возблагодарила Господа за то, что прошла такую суровую школу, потому что полученные навыки помогли ей устроиться на работу к сэру Альфреду. То, чему ее научили учителя, которым отец платил немалые деньги, оказалось менее важным, чем умение дать четкие указания кухарке или отчитать ленивую горничную за плохо выглаженное полотенце.

В Лондоне Хельга привлекла к себе внимание нескольких молодых холостяков, занимавших видное положение в обществе, поэтому не было ничего удивительного в том, что хозяйки модных салонов относились к ней с некоторой прохладцей.

– Не спеши выходить замуж, дорогая, – напутствовал Хельгу отец перед ее первым сезоном.

Он зря тревожился: у нее не было ни малейшего желания связывать себя узами брака. Она с чисто детским энтузиазмом радовалась жизни, не догадываясь о том, что ее эмоции еще спят. Тетка и другие родственники считали ее необычайно спокойной, на самом же деле Хельга принадлежала к тому типу людей, которые взрослеют очень медленно. Так как ничто в детстве не пробудило ее чувственности, никто не знал, насколько силен ее темперамент.

Внезапная смерть отца и известие о том, что выпущенные им ценные бумаги оказались необеспеченными, разрушили безмятежный мирок, в котором жила девушка. Трагедия оказалась для нее слишком тяжелым ударом, чтобы испытывать какие-то иные чувства, кроме страха перед будущим. Ей претила мысль о том, что придется зависеть от доброты и благотворительности тех, кого она знала всю жизнь.

Хельга ехала в Англию не только потому, что с этой страной были связаны самые счастливые воспоминания. Она была твердо убеждена, что англичане – во всяком случае, те, с кем она была знакома, – не проявят особого интереса к ее несчастью и, следовательно, ей не придется подробно объяснять причину отъезда из Германии.

Три года – это долгий срок, особенно для того, кто оборвал все связи с прошлым. Но сейчас Хельге казалось, что и эти три года потеряли свою значимость перед важностью настоящего.

К ней пришла любовь.

Неужели все мужчины, с жаром шептавшие ей о своей любви во время танца и молившие прислушаться к их словам, – неужели они испытывали то же самое? Тогда она отмахивалась от них, а оставшись одна, долго смеялась над ними. Тогда мужчины не интересовали ее, сейчас же все, что касалось Фрэнка, стало для нее главным.

Хельга вновь и вновь переживала те минуты, что они провели вместе – и в ресторане, и когда ждали Эдит. Она вспоминала, как Фрэнк смотрел на нее, как он дотрагивался до ее руки. Она мысленно, словно на фотографии, видела перед собой его лицо, обрамленное темными волосами.

Размышления Хельги прервал стук в дверь, и она вздрогнула.

«Кто это может быть в такой поздний час?» – спросила она себя.

– Войдите, – откликнулась она и поплотнее запахнула халат.

Дверь открылась, но она различила в проеме лишь смутный силуэт.

– Кто там?

Вместо ответа в комнату вошла Эдит и закрыла за собой дверь.

– Ты не спишь, Хельга? – сказала она. – Прости, что беспокою тебя, но я не могу уснуть. Я подумала, что, может, ты согласишься немного поболтать со мной.

– Конечно, – заверила ее Хельга. – Проходи, дорогая. А я-то гадала, кто это может быть!

– Почему ты стоишь у окна? – поинтересовалась девушка.

– Любуюсь луной, – ответила Хельга. – Прекрасная ночь.

Эдит села на кровать и подогнула под себя ноги. Она казалась совсем крошечной и напоминала воздушного эльфа. Ее волосы были зачесаны назад и собраны в хвост.

– У тебя когда-нибудь бывало такое, что какие-то мысли все крутятся и крутятся в голове, а ты никак не можешь избавиться от них? – спросила Эдит.

Подобный вопрос удивил Хельгу. Эдит редко откровенничала с ней.

«Если девочка чем-то обеспокоена или чувствует себя несчастной, – подумала Хельга, – надо проявить максимум такта, чтобы не спугнуть ее, иначе она больше никогда не обратится ко мне за помощью».

– Да, – после непродолжительного колебания ответила она. – Полагаю, так иногда бывает у всех, особенно если человек несчастен.

– Я вовсе не чувствую себя несчастной, – последовало заявление, еще сильнее удивившее Хельгу. – Дело в другом.

Решив, что у Эдит вновь начался приступ тоски по Седрику, Хельга села на кровать рядом с ней.

– Расскажи мне, – попросила она. – Я не люблю говорить намеками и предпочитаю сразу переходить к главному. Так что же тебя беспокоит, Эдит?

– Меня ничего не беспокоит, – твердо заявила Эдит, опять натянув на себя маску сдержанности.

«Я напугала ее», – рассердившись на себя, мысленно заключила Хельга.

И в то же время она чувствовала, что в своем нынешнем состоянии не смогла бы выслушивать жалобы на несчастную судьбу.

Вдруг Эдит нарушила затянувшееся молчание:

– Хельга, почему тебе не нравится Фрэнк Суинтон?

Хельга, не ожидавшая подобного вопроса, едва не рассмеялась.

«Надо же, мне не нравится Фрэнк, – усмехнулась она про себя. – Если бы Эдит только знала!»

– Но он нравится мне, – возразила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно беспечнее: ведь любое упоминание о Фрэнке вызывало в душе бурю эмоций. – Эдит, почему у тебя возникло такое впечатление?

– Ты его отталкиваешь, – ответила Эдит. – Ты видишь, что ему хочется приходить к нам, что он ждет приглашения, и в то же время всеми способами даешь ему понять, что его присутствие нежелательно.

– Мне очень жаль, – проговорила Хельга. – У меня и в мыслях не было ничего подобного.

– Ведь он друг Седрика! – с горячностью напомнила Эдит. – Единственный, насколько мне известно, кто действительно любил его. Я хочу, чтобы папа пригласил его за город на следующей неделе. Мы устраиваем пикник, и, если ты предложишь папе пригласить Фрэнка, он послушается тебя.

– Ты думаешь, что Фрэнк… что мистер Суинтон приедет? – поинтересовалась Хельга.

Она с трудом сдерживала свою радость. Неделя с Фрэнком! Ну почему ей раньше не пришла в голову такая великолепная идея? В это время года в загородном поместье сэра Альфреда в Ньюмаркете устраивались не только приемы в честь скачек, но и ежегодные пикники, на которые приглашались соседи и арендаторы.

Хельга уже распорядилась насчет подготовки пикника, но и сейчас еще оставалось время, чтобы известить прислугу о том, что приглашенных окажется на одного больше. Так почему же эта идея не пришла ей в голову?

– Уверена, он с радостью приедет, – ответила Эдит. – Как бы то ни было, я хочу, чтобы папа пригласил его.

По голосу воспитанницы Хельга догадалась, что та не отступится от своего. Ее возражения лишь укрепят Эдит в стремлении добиться желаемого.

– Завтра же приглашу его, даю слово, – пообещала Хельга. – Это отличная идея, не понимаю, почему я сама не сообразила.

Эдит встала.

– Спокойной ночи, Хельга, – ласково проговорила она и бесшумно выскользнула в коридор.

Когда радость от мысли, что Фрэнк приедет в Ньюмаркет, улеглась, Хельга задумалась о визите Эдит. Девушка утверждала, что ей якобы не спится и что ей хочется поболтать. Однако она пробыла всего десять минут! Вывод, заставивший Хельгу поежится, напрашивался сам собой. Фрэнк вызывает у Эдит интерес не только потому, что он друг Седрика.

Глава четвертая

Уильям, высокий привлекательный парень двадцати двух лет, служивший в доме сэра Альфреда почти пять лет, разобрал одежду Фрэнка, затем положил рожок для обуви рядом с отполированными до блеска, но сильно поношенными коричневыми ботинками и приготовил галстук, носовой платок и свежий воротничок для рубашки. Фрэнк же неторопливо пил чай и наблюдал за молодым человеком, который двигался по комнате с удивительной для такого крупного мужчины легкостью.

– Уильям, – позвал он, – я должен тебе кое-что сказать.

– Да, сэр, – повернулся к нему Уильям, изобразив живейший интерес.

– Мне нужен твой совет, – медленно, словно подбирая слова, продолжал Фрэнк. – Наверное, тебе покажется странным, что я обращаюсь к тебе, но у меня такое чувство, что мы с тобой станем друзьями и что тебе можно доверять.

– Конечно, сэр, – откликнулся Уильям. – Всегда к вашим услугам.

– Итак, дело обстоит следующим образом, – сказал Фрэнк, откидываясь на подушки. – Я здесь впервые, но мне немало рассказывали о приемах, устраиваемых сэром Альфредом, и о некоторых его друзьях. Они все очень богаты, Уильям, и, как все богачи, любят играть в азартные игры.

– Это верно, – подтвердил Уильям. – На подобных приемах из рук в руки переходят довольно большие суммы.

– Вот и я об этом слышал, – признался Фрэнк. – Поэтому-то мне и нужна твоя помощь.

– Моя, сэр? – удивился Уильям.

– Полагаю, тебе известно, какова подготовленность лошадей к скачкам. Мне же нет. Вчера вечером я играл в бридж. Я играл очень осторожно, но все же остался в проигрыше. Скажу тебе со всей откровенностью, Уильям, я не могу позволить себе проигрывать. Завтра утром, как я понял, состоятся скачки, и гости будут заключать между собой пари на новых лошадей сэра Альфреда. Так вот, мне нужна кое-какая информация, та, которая для внутреннего, так сказать, пользования. Если я выиграю, ты в обиде не останешься. Но знай: я не могу позволить себе проиграть.

Договорив, Фрэнк радушно улыбнулся. Очевидно, эта улыбка затронула какую-то струну в душе Уильяма, потому что он весело улыбнулся в ответ. В одно мгновение между двумя молодыми людьми возникло взаимопонимание, какое может существовать лишь между равными.

Через полчаса Фрэнк знал о друзьях и лошадях сэра Альфреда больше, чем удалось бы узнать самому сэру Альфреду за сто лет.

Удовлетворенный результатами утренней работы, Фрэнк спустился к завтраку лишь в десять. Хельга и Эдит предупреждали его, что на загородных приемах никто не отличается особой пунктуальностью, но все равно оказалось, что он пришел завтракать последним.

Хельга, на которой лежали все хлопоты по организации пикника, назначенного на вторую половину дня, естественно, позавтракала в восемь. К счастью, погода была великолепной, и к десяти часам на лужайке уже возвышался огромный шатер. Слуги носили из дома тарелки, бокалы и серебряные блюда и расставляли их на покрытых скатертями столах.

В столовой заканчивал завтракать один канадский финансист. Это был необщительный, а временами даже грубый человек. Оторвавшись от «Таймс», он буркнул Фрэнку: «Доброе утро» – и вновь уткнулся в газету.

Фрэнк приблизился к буфету, на котором стояли серебряные блюда с едой, наполнил свою тарелку и налил себе кофе. Едва он расположился за столом, как из сада через стеклянные двери вошла Эдит. На ней была белая блузка с вышивкой и полосатая юбка. За пояс она заткнула две распустившиеся розы, а в руке держала темно-красную гвоздику.

– Ради вас я ограбила оранжерею, – смущенно проговорила она и протянула Фрэнку гвоздику.

Фрэнк поблагодарил ее, и она села рядом с ним. Видимо, он смущал ее своим присутствием, потому что она все время молчала и лишь односложно отвечала на его вопросы. Она неотрывно следила за ним и нервно теребила несчастные розы до тех пор, пока не оборвала все лепестки, рассыпая их по полу.

Примечания

1

Улица в центре Лондона, где располагаются приемные известных врачей.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.