Я с трудом поднялся.
      "Вон, - показал Кузнечик, - видишь, Ташино. А на окраине, вон там, за прудом, - ваша столовая".
      "Далеко", - сказал я.
      "А я тебе покажу короткую тропинку".
      "Наверно, я сломал ногу".
      "Да нет, ты просто ушибся. Идем скорее!"
      Я пошел вслед за Кузнечиком. Но почему-то очень быстро темнело. Я уж не видел Кузнечика, а только слышал, как он цокал ножками.
      "Эй! Эй!"
      Передо мной поднимался забор.
      "Вот и пришли", - услышал я снизу голос Кузнечика.
      "Но это не похоже на нашу столовую. Где же калитка? И где ребята?"
      "Мы пришли другим путем. Этот забор с другой стороны столовой".
      "Как здесь плохо пахнет".
      "Свалка тут. Да ты не обращай внимания. Иди".
      Я пошел по тропинке вдоль забора. Тропинка становилась все уже и уже. С одной стороны тянулся забор, а с другой была черная пропасть. Я все время прижимался руками к забору:
      "Эй! Где же калитка? Эй!"
      Никто не ответил.
      Полезу через забор, решил я. И уцепился за доску. Я начал подтягиваться и опять больно ударился коленкой. Еще немножко! Чуть бы подтянуться... Ну, еще хоть чуточку... Хоть ка... Доска заскрипела, и я вместе с ней рухнул вниз...
      - Он никак не проснется, - услышал я знакомый голос. Это был голос Вити. - Ты горячий, - сказал мне Витя. - Простыл, что ли?
      А я был рад, что проснулся. И я подумал, как хорошо, что можно проснуться. Можно проснуться, когда тебе страшно. Можно проснуться, когда ты летишь в пропасть. Можно всегда проснуться...
      ПРАЗДНИК В ШОКОЛАДНОМ ГОРОДКЕ
      - Быстрее! - крикнул Управляющий. - Праздник начинается!
      Я поднимался по темной лестнице торта-дворца и слышал, как тяжело дышит Цыпленок.
      Вдруг в глаза мне ударил белый свет дня.
      - Проходите! Проходите! - нетерпеливо говорил Управляющий.
      Мы поднялись еще на несколько ступенек и вышли на крышу дома. Огромные кремовые розы окружали нас.
      - Не правда ли, здесь прекрасно? - спросил человечек в золотистой шляпе.
      Я молчал, все еще приходя в себя.
      - О! Не утомились ли вы? У нас такая крутая лестница.
      - Когда я был маленьким, - сказал я, - мне случалось ходить и не такими задворками.
      Управляющий не ответил, а низко поклонился, так низко, что с его головы слетела шляпа. Из нее выпали маленькие яблочки и покатились по земле. Но Управляющий не бросился их собирать, а все ниже наклонялся.
      Я обернулся. К нам спешил Торопун-Карапун.
      Отсюда, сверху, открылся удивительно прекрасный вид на город: крыши остроконечные, плоские, круглые, как шар, и блестящие на солнце, крыши, увитые виноградом, шоколадные, кремовые, розовые...
      Мы начали медленно спускаться на балкон по широкой лестнице из лимонных долек. Этот балкон выходил на площадь. На балконе уже толпились шоколадные человечки в больших шляпах. Человечки сняли шляпы и низко поклонились Торопуну-Карапуну.
      Я поглядел на площадь.
      Шоколадная площадь была еще пуста. Но вот раздался звон колокольчиков, и из переулка выехала шоколадная карета. Ее везли шоколадные зайцы. Они забавно подпрыгивали, и от этого колокольчики, висящие по бокам кареты, сладко позвякивали. В этой отличной высокой старинной карете ехали шоколадные детишки - они размахивали шариками из зефира, смеялись, толкали друг друга и кричали:
      - Солнышко! Шоколадное! Скорей выходи!
      И над городом появилось большое Шоколадное Солнце, круглое, как мячик. От него во все стороны тянулись кремовые лучи.
      И тут на площадь из переулков и улиц хлынули шоколадные человечки, выскочили шоколадные белочки, зайцы и ежи. Промчался всадник на карамельном коне. Шоколадные мышата везли лодочки из пастилы, а на лодочных боках было изображено Шоколадное Солнце.
      "Вот он каков, Шоколадный городок из моего детства! - радовался я. Наконец он открылся мне!" Я поглядел на Торопуна-Карапуна: он тоже радовался, смеялся, хлопал в ладоши!
      Заиграла музыка. Шоколадное Солнце еще выше поднялось над городком. О, как оно сверкало и кружилось! Из толпы взвилась к небу песня:
      Ах ты. Солнышко!
      Да ты хорошее,
      Да ты пригожее,
      Не упади!
      А музыканты подхватили:
      Тра-ля-ля,
      Ти-ти-ти-ти...
      - Смотрите, что делается! - закричала Ложка. - Ой, матушки!
      Мы посмотрели вниз. По площади проплывал огромный шоколадный парусник. Он был как настоящий, с капитанским мостиком, с тончайшими сахарными тросами, с зефирными парусами, с якорем, сделанным из белого крема. Корабль окружали волны из крем-брюле и сливочнофруктового мороженого. Оно капало. И человечки, раскрыв рты, ловили сладкие капли мороженого.
      Но нас ожидало еще более удивительное. На капитанском мостике стоял шоколадный Торопун-Карапун. Он был похож на нашего живого Торопуна-Карапуна, только лицо было шоколадное, да глаза были из вишен, и улыбка бисквитно-фруктовая. И я сразу вспомнил вчерашний разговор в комнате у нашего капитана.
      Шоколадный Торопун-Карапун поднял руку и помахал нашему Торопуну-Карапуну.
      ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРАЗДНИКА И ЕГО ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ
      Все испортил Цыпленок. И когда мы его потом спрашивали, как у него это получилось, отвечал: "Не знаю... Я не мог удержаться".
      А произошло вот что. Только шоколадная голова Торопуна-Карапуна показалась на уровне балкона, как Цыпленок клюнул его в нос, отчего нос сразу изменил форму и шоколадный Торопун-Карапун перестал походить на нашего Торопуна-Карапуна.
      Все это заметили, но не знали, как себя вести. На площади наступила тишина.
      Молчание на празднике - это самое неподходящее, что можно себе вообразить. Представляете, веселье вдруг кудато исчезло... Нет, это поразительно, как толпа вдруг перестала двигаться. Шоколадные человечки замерли там, внизу, на площади, в самых неудобных позах: одни - открыв рот, желая что-то крикнуть, другие - подняв ногу или руку...
      Тишина.
      И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы один из шоколадных человечков на балконе не рассмеялся. Он подошел к Цыпленку, хлопнул его по спине и сказал так, чтоб его услышали все на площади:
      - Молодец, Цыпленок! Это по-нашенски, люблю обжор.
      Внизу осторожно засмеялись.
      - А ну-ка, покажем гостям, как мы умеем веселиться! - и он гаркнул:
      Ах ты. Солнышко!
      Да ты хорошее!
      Толпа радостно подхватила:
      Да ты пригожее!
      Не упади!
      И музыка загремела:
      Тра-ля-ля-ля-ля,
      Ти-ти-ти-ти-ти...
      Перекрывая музыку, шоколадный человечек крикнул:
      - Его светлейшее высочество Шоколадное Солнце дарует в честь праздника дворец на угощение.
      - Ура-а-а-а-а! - загудела толпа.
      И музыка грянула еще громче.
      От огромного количества мармеладно-цукатно-сливочно-фруктовых сладостей, от запахов, что поднимались к небу, у меня закружилась голова. Я думаю, что его светлейшее сиятельство Солнце тоже немножко захмелело. Оно смеялось, строило рожи и так раскачивалось, что в любую минуту могло свалиться.
      Но когда я посмотрел, что делается внизу, то понял, что праздничный хмель ударил в голову не только его сиятельству. Шоколадные человечки, как по команде, вцепились в балкон, жадно поедая его.
      - Что вы делаете?! - крикнул Торопун-Карапун. - Опомнитесь!
      - А что такое? - с трудом оторвавшись от балкона, сказал один из шоколадных человечков. - Это прекрасное песочное тесто.
      - Угощайтесь и вы, дорогие гости, - сказал, низко кланяясь. Управляющий.
      - Остановитесь! - закричал Торопун-Карапун. - Мы сейчас упа...
      Балкон треснул, и мы рухнули вниз.
      Мы не ушиблись, потому что шоколадная почва - это не то, что земля или асфальт в обыкновенном городе, и тотчас вскочили на ноги.
      Управляющий засмеялся и сказал:
      - Это была только маленькая шутка.
      - Шутка... шутка, - пронеслось над толпой.
      А Управляющий продолжал:
      - Теперь же просим вас всех попробовать этот дворецторт, в котором вы провели несколько прекрасных для нас... для вас... - И он запнулся. - В общем, ешьте, ешьте давайте!
      - Кушайте, пожалуйста! Кушайте! - пронеслось над толпой.
      Я чувствовал, что Торопун-Карапун не очень-то хотел есть этот их дворец.
      - Попробуйте трубу, - подступал к Торопуну-Карапуну Управляющий. Внутри там начинка из заварного крема. А вот стены - они на чистом сливочном масле и свежих яйцах. - Он так хотел сделать нашему капитану приятное.
      - Спасибо, я сыт. Я не хочу больше, - сказал Торопун-Карапун.
      - Дворец-торт приготовлен из лучшего, самого прекрасного теста!
      - Благодарю, я уже поел.
      - Смотрите, стены дома глазированы помадкой. О, как это сладко! - И Управляющий закатил глаза и прищелкнул языком, а в толпу крикнул: - Попросим гостя!
      И толпа шоколадных человечков повторяла:
      - Слад-ко! Слад-ко! Слад-ко! Слад-ко! Слад-ко!
      - Ну, хорошо, - сказал Торопун-Карапун и отломил кусочек стены.
      Открылась огромная дыра, и стали видны внутренние комнаты, стены которых были обсыпаны мирабелью и цукатами.
      - Кушайте, пожалуйста, - с поклоном сказал Управляющий.
      - Ешь е-ще! Ешь е-ще! Ешь е-ще! Ешь е-ще! - повторяла толпа.
      Торопун-Карапун откусил здоровый кусок от тортадворца. С грохотом обрушился желатинный потолок второго этажа с красивыми фруктовыми украшениями. Из пролома вырвалась туча сахарной пудры и закружилась, как снег, над площадью.
      Когда сахарная пудра осела, во дворце оголились черные пористые стены, пропитанные вином, и лестничные марши, сделанные из прекрасного печенья с изюмом. Эта лестница уже вела на четвертый этаж.
      Гул удивления пронесся над площадью, и кто-то восхищенно крикнул:
      - Вот это да!
      - Отойдите, все отойдите! - зашумел Управляющий. - Пусть Торопун-Карапун один съест весь дворец!
      - Пусть он съест! Пусть он съест! Пусть он съест! - ревела толпа.
      - Да, да, пусть он съест в честь нашего Шоколадного Солнца, - поддержал Управляющий.
      - Я больше не хочу, - устало сказал Торопун-Карапун.
      Я начал пробираться к Торопуну-Карапуну, но толпа оттеснила меня.
      - Ешь е-ще, ешь е-ще, ешь е-ще! - кричали шоколадные человечки, а Управляющий размахивал руками, точно дирижировал. - Ешь е-ще, ешь е-ще!..
      - Тише! - вдруг рассердился Торопун-Карапун и кулаком ударил по дворцу.
      Гром разнесся над площадью. Солнце пошатнулось и ринулось вниз.
      - У-У-у! - вздохнула толпа.
      Торопун-Карапун успел протянуть руку, поймал Солнце и бросил его снова в небо...
      - О-о-о-о! - выдохнула толпа.
      - Я не хочу у вас больше оставаться! - крикнул Торопун-Карапун.
      А между тем небо стало быстро темнеть. Тучи скрыли Солнце.
      Раздался грохот. Молния озарила остатки рухнувшего дворца. Хлынул дождь.
      МЫ ПОКИДАЕМ ШОКОЛАДНЫЙ ГОРОДОК
      Шоколадные человечки кинулись спасаться от дождя. Площадь быстро опустела. Мы остались одни.
      - Идемте, друзья, - позвал Торопун-Карапун. И он зашагал прямо по лужам.
      Мы шли по пустынным улицам. Человечки давно скрылись в своих домах. Но крыши из сливочных кремов - плохая защита от дождя. И дождь злорадно облизывал ананасные, вишневые, земляничные, сливочные стены домов...
      По улицам текли не ручейки, а уже целые сладкие потоки, в которых кружились лепные украшения из цукатов, всякие сдобные балясины, кусочки миндаля. А дождь не щадил. С грохотом падали шоколадные стены. Кипящее сладкое месиво готово было захлестнуть нас.
      Только Цыпленок, казалось, чувствовал себя хорошо. Он не закрывал рта и ловил клювом сладкие капли и изюминки.
      - Ух ты! - кричал он. - Еще цукатннку ухватил!
      - Мало ты там пирожных съел! - ворчала Ложка. - У-у, обжора!
      - Я бы еще поел, - не обижался Цыпленок.
      - А здорово он клюнул в нос шоколадную куклу, - засмеялась Ложка.
      И Торопун-Карапун тоже засмеялся. Мы шли мокрые и смеялись.
      - А я-то наелась, ух ты! Нет уж, хватит, - говорила Ложка. - Во всем городке соли горсточки не найдешь.
      Мы пролезли в пролом шоколадной стены и оказались за пределами Шоколадного городка.
      Дождь стал стихать. И скоро совсем прекратился. Небо очистилось. И над Шоколадным городком появилось Шоколадное Солнце.
      Заслонив ладонью глаза от Солнца, я смотрел, как там, в Шоколадном городке, вновь засверкали, заискрились плоские, остроконечные, шарообразные крыши, такие радужные, такие цветастые, как в детстве лужа за моим домом, где я пускал кораблики.
      Идти становилось все труднее и труднее. Мы едва отдирали ноги от густой и липкой почвы, раскисшей под дождем.
      Я не сразу сообразил, что мы попали в Мармеладовое болото.
      Мы медленно брели. А над болотом уже спускался вечер. Вспыхнули и погасли рогалики с вареньем на башне в городке. Отзвонил шоколадный колокол. Приближалась ночь.
      - Придется здесь ночевать, - сказал Торопун-Карапун.
      - Ой, холодно спать прямо на болоте! - вздохнула Ложка. - После дождя в домике бы погреться.
      - Не печальтесь. Что-нибудь придумаем. - ТоропунКарапун вдруг улыбнулся: - Да что тут думать, если с нами обжора! Цыпленок, сделай нам в Мармеладовом болоте домик.
      - Это можно, - оживился Цыпленок. - Я быстро управлюсь.
      Под вами дрогнуло Мармеладовое болото, когда Цыпленок отхватил здоровый кусок его.
      - Тут будет дом наш, - приговаривал Цыпленок. - А вот спаленка. Одна кровать для Торопуна-Карапуна, другая... - И он зачавкал. - Другая для кока...
      - На сливочных простынках да на зефирных подушечках спали, - проговорила Ложка, - а теперь на мармеладах поспим.
      - Идите, готово! - позвал Цыпленок. - Здесь ступеньки я сделал, не споткнитесь.
      Тихонько ступая по мягким, липким ступеням, мы спустились вниз, туда, где Цыпленок сделал спальню.
      - Спокойной ночи, - сказал Торопун-Карапун.
      НАВСЕГДА
      Едва я закрыл глаза, как снова очутился в детской колонии. И сразу лицо Вали Шевчука: радостное и растерянное, потому что он уезжал из детской колонии. Вот ведь как - навсегда уезжал! Мама его, в белом полушубке, шапке-ушанке, в ремнях, наспех бросала Валины веши в чемодан:
      - Скорей, скорей, поезд ждать не будет!
      И они вдвоем потащили этот чемодан по нашей узенькой тропке.
      И снег тогда падал, и мы кричали:
      - Валька! Прощай! Валька!
      - Прощайте! - кричал он.
      Навсегда. Он уезжал навсегда.
      Комната после его отъезда осталась неприбранной. На полу валялась бумага, Валин шарф.
      - Э, смотрите, шарф забыл!
      - Теперь уж все.
      - Теперь не отдашь.
      На Валину кровать у окна перебрался Витька. Он перестилал постель и напевал что-то: ему, как и всем нам, вдруг, сразу стало не хватать Вали, и его рисунков, и его голоса - как он тихонечко подбирал вторую к любой песне, и потом по этой песне, по ровному ее полотну будто шла вышивка из его вторы:
      На позицию девушка
      Провожала бойца,
      Темной ночью простилася
      На ступеньках крыльца.
      И пока за туманами
      Видеть мог паренек...
      Вдруг Витька закричал:
      - Гладите-ка!
      Я подбежал.
      - Забыл! Смотри, Валя еще что-то забыл!
      Под матрасом лежал газетный сверток. Мы достали его, аккуратно развернули газету.
      В свертке были три стреляные гильзы, оловянный пугач, желтая пряжка со звездой и Валин большой альбом с рисунками. Это был целый дневник в рисунках с подписями.
      Мы начали рассматривать альбом. Возле трехэтажного кирпичного дома стоит, прислонившись к столбу, женщина в платке и смотрит, смотрит вслед уходящим солдатам. Подпись: "Перыйдень войны".
      А на другой стороне листка - лошади. Они скачут, гривы их развеваются, и вокруг них высокие травы.
      И еще рисунок: "Мы едем в Ташино". Ребята с мешками и чемоданами на платформе. Вагон. Ступеньки вагона. А рядом - раненый солдат на костылях.
      И еще: "Ташино. Ветка сосны"...
      И портреты ребят из нашей детской колонии.
      Мы листали дальше и дальше, и вдруг - стоп! - начат танк, не дорисован, перечеркнут. И вложено письмо.
      "Дорогой Валя! Хочу описать тебе последний бой твоего отца, Николая Ильича Шевчука..."
      Письмо было большое, подробное, было видно, что Валиного отца любили и горевали о нем. В последнем бою батарея, которой командовал Валин отец, уничтожила шестнадцать фашистских танков. Николай Ильич геройски погиб.
      А кончалось письмо так:
      "Валя, мы гордимся подвигом твоего отца. И пусть сохранится память о нем на долгие-долгие годы. Навечно".
      Мы молчали.
      Ребята окружили нас:
      - Валькин альбом, да?
      - А портреты здесь?
      - Давайте, ребята, возьмем свои портреты.
      - Захотел бы, сам дал.
      - Все равно альбом пропадет.
      - Стоп! - сказал Витя. - Подумаем до завтра. А сверток пускай пока лежит, где лежал.
      Ночью мы с Витей долго сидели у печки.
      - Слушай, - говорилон, - я все думаю: как же так - чтобы рисунки эти пропали. И письмо. И все вообще.
      - Что вообще? - не понял я.
      - Ну вот был отец Вали, его храбрость, его подвиг... Потом сам Валька - его песни и рисунки... И вдруг - не успел уехать - и нет ничего, альбом разорвать, похватать гильзы... А?
      - Да никто ничего и не хватал.
      Но Витя не слушал меня, говорил о своем:
      - Что мы, чужие, что ли?.. Или вот еще. Мы с тобой собрались на фронт. А у меня в чемодане остается здоровенная пачка отцовых писем.
      - И у меня - от мамы и от отца.
      - С собой же их не потащишь, верно? И не оставишь никому, потому что... ну как же - ведь это только мне написано, для меня.
      - Конечно. Да.
      - Надо придумать что-то. Чтобы все сохранилось. Понимаешь?
      Я понимал. Да, да, я понимал. Только не умел сказать тогда. Да и сейчас, наверное, не сумею. Короче, мы говорили с Витей в ту ночь о памяти, о том, чтобы сберечь дорогое.
      - Ой, знаешь, что я придумал?! - зашептал Витя. - Давай сделаем тайник. Спрячем все Валино, и мое, и твое - все, что хотим сохранить.
      - Верно, Витька! Чтобы навсегда, на вечные времена!
      Мы еще долго шептались. Теплые струи ночи уже колебались, уступая рассвету, когда крепкий, беспробудный сон навалился на нас.
      Утром мы с Витей попросились на кухню чистить картошку. Это было за день до побега.
      ТОРОПУН-КАРАПУН ВЕДЕТ НАС ПО СЕРЕБРЯНОЙ ДОРОЖКЕ
      Я проснулся на Мармеладовом болоте оттого, что Торопун-Карапун тихонько окликнул:
      - Ложка! Цыпленок!
      Никто не ответил.
      - Солдатик! - позвал Торопун-Карапун.
      - Я! - гаркнул Солдатик.
      - Ух! Чтоб тебя! - сказала Ложка. - Ой, утро какое холодное, ой! - и начала расталкивать Цыпленка.
      Я выбрался из спальни на болоте и огляделся. Вдалеке виднелся Шоколадный городок. Снова блестели стены и башня, обсыпанные цукатами бисквитные крыши, где опять стояли корзиночки с ягодами. Видно было, как шоколадные человечки заливали пробоины в стенах сливочным кремом. Издали Шоколадный городок опять был красивым, и от него исходил приятный абрикосово-клубничный дух. Но нам было не до него. Мы сидели на Мармеладовом болоте. Над нами - я заметил - тускло светилась серебристая дорожка.
      - Затащил! - проворчала Ложка.
      - Что? - спросил я.
      - Затащил, говорю, а теперь не знает, как отсюда выбраться.
      - Кто затащил?
      - Кто... - всхлипнула Ложка. - Ясно кто - Торопун-Карапун. Лежим здесь голодные, холодные на дне моря-окияна... Ах я несчастная девчоночка... Красота моя скоро от воды этой проклятой совсем облезет.
      - Что-то солоно стало, - сказал Цыпленок. - Ложка наплакала.
      Ложка сразу перестала плакать, подскочила к Цыпленку и начала его трясти:
      - Вставай, обжора! Вставай, у-у, ярыга желторотый!
      - Торопун-Карапу-у-ун! - захныкал Цыпленок. - А Ложка дразнится...
      - Ну, хватит ссорился, - сказал Торопун-Карапун. - Надо отсюда выбираться. - И он показал на серебряную дорожку, тускло блестевшую над нами в воде.
      Торопун-Карапун присел и подпрыгнул вверх. Он повис, держась одной рукой за серебряную дорожку, а другую руку подал мне. Я уцепился - и в ту же секунду ступил на твердое. Скоро вся наша компания оказалась наверху. Все были рады. Ложка, успокоившись, поправляла платок на голове.
      Я посмотрел вниз. В далекой зеленой дымке, залитый шоколадным светом, лежал точно на ладошке совсем маленький Шоколадный городок.
      "Какой он удивительно красивый, - подумал я. - Какой он прекрасный!"
      Мы поднимались вверх по серебряной дорожке. Наверно, она должна была вывести нас на поверхность моря. Но кругом становилось темнее. Впереди показался подводный темный лес.
      - Скорей бы уж, - вздохнула Ложка.
      Мимо торопливо проплывали рыбки.
      - Эй! Далеко ли до верха? - спросила Ложка.
      Рыбки удивленно посмотрели на нас, махнули хвостиками и, ничего не ответив, поплыли дальше.
      Черный подводный лес, что был впереди, вдруг залило красным светом. Он как бы вспыхнул от пламени. Листьев на нем не было, а ветки казались живыми и тихонько шевелились.
      - Ох, устала, ноженьки мои белые не ходят! - стонала Ложка. - И зачем только пошла я в синее море?!
      И оттого, что Ложка стонала, и оттого, что рыбы проплывали мимо нас без единого звука, не обращая на нас никакого внимания, в душу мою впервые прокралось сомнение: а правильно ли нас ведет Торопун-Карапун? Мы лезем вверх по серебряной дорожке, а становится темнее и холоднее. Может, нам просто кажется, что мы лезем вверх, а на самом деле мы спускаемся еще глубже на дно моря? И взрослые мысли закружились в моей голове.
      
      ЧТО Я ДУМАЛ
      Глава для взрослых. Совершенно секретно!
      Я, старый человек, дяденька с бородкой, иду за какимто мальчишкой. Я - дяденька. Я окончил школу. Да, я учился... учился... знаю тысячу вещей. Мы с вами, взрослые люди, знаем тысячу вещей...
      Мы знаем:
      Где находится гора Кара-Дат,
      Где дельфинов можно научить разговаривать,
      Где жила аль-Вард-филь-Акмам, куда бежит олень, когда ему хочется спать, как падают звезды,
      Где живет кито-слон, что такое Томбо-Томбо...
      А ТАКЖЕ, прочитав книгу "Тысяча и одна ночь", мы знаем обо всем, что проистекает от затмения Солнца и Луны...
      Лично я узнал, какие на земле есть металлы, растения и деревья, узнал, какие у них у всех особенности и полезные свойства.
      А ТАКЖЕ, изучив все современные науки, Я МОГУ ПЕРЕВЕРНУТЬ ЗЕМНОЙ ШАР, если мне дадут точку опоры вне земли, а также если мне дадут рычаг, а также если мне разрешат этим заниматься...
      А между тем я шел за Торопуном-Карапуном и проклинал себя за свое легкомыслие: зачем я согласился искать свое детство? Зачем? Ведь это так трудно, так трудно снова становиться маленьким! Уверяю вас, взрослые, это очень трудно.
      ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ О СЕРЕБРЯНОЙ ДОРОЖКЕ
      В багровом зареве горел совсем уже близкий лес.
      Вдруг я увидел, как рыба-кошка переплыла дорогу. "Ох, не к добру", подумал я, но ничего не сказал. И тут что-то черное метнулось над нами.
      "У-ху-ху-ху! - услышали мы. - У-ху-ху! О-хо-хо!" - звучало все дальше над лесом, за лесом: это Филин, страх моего детства; он, оказывается, следовал за нами.
      - Ничего, - погрозил Торопун-Карапун вслед Филину. - Обязательно поймаем.
      Мы молча шли за капитаном. Солдатик тупо смотрел вперед, Цыпленок еле плелся. Я спотыкался, поддерживая Ложку.
      - Спать пора! - захныкала Ложка.
      Торопун-Карапун остановился.
      - Потерпим немножко, ладно? Я смотрел по карте: тут совсем недалеко. Хватит унывать. Давайте споем. - И Торопун-Карапун запел:
      Страхи нам будут с вершок, ха-ха!
      Мы их запрячем в меток, ха-ха!
      Живы мы будем,
      Друзей не забудем,
      Врагов же сотрем в порошок, ха-ха!
      Мы подхватили припев песни и бодро зашагали вслед за нашим капитаном.
      Дорожка наша становилась все более узкой, пока не превратилась в тоненький серебряный лучик. А серебряный лучик закатывался за небольшой бугорок.
      - Вперед! - крикнул Торопун-Карапун и бросился бежать по лучу...
      Я тоже ступил на луч, но он так закачался подо мной, что мне стало страшно, безумно страшно... И я вспомнил... вспомнил одну старую сказку.
      
      ДЕВОЧКА ЧУЧА
      Это произошло тысячу лет назад или даже раньше, когда я умел еще открывать книгу с золотым переплетом и входить в золотую дверь. Там, за золотой дверью, я был седьмым сыном короля, самым младшим, самым маленьким. Это было еще до того, как я попал в детскую колонию. Я даже не знал, что есть на свете такой городок - Ташино. Я тогда вообще мало что знал, потому что был такой маленький - ушко иголки не казалось слишком узким для меня, а стены дворца казались огромными. Но теперь-то я понимаю, что у нас был маленький дворец, обыкновенный дворец маленького сказочного королевства. Все мои шесть братьев ушли на войну. И от них не приходили вести. Отец-король хмурился, думал думу. И никто мной не занимался, я был слишком мал для войны, и я мог бегать где хотел.
      Однажды утром я убежал из дворца и не собирался возвращаться к обеду. Я побежал в лес, который назывался у нас Соколиная Охота или, еще короче. Сокольники... Огромные деревья окружали меня. Листья тревожно шуршали. И я ждал опасности, она подстерегала меня, пряталась в каждом кусте. Затрещали ветки, и передо мной промчалось стадо диких лесных лошадок тарпанов. Я стал совсем осторожно пробираться и вдруг замер... На нижней ветке маленького деревца сидел совсем маленький зверек, похожий на белку, - Чуча.
      - Чуч! - позвал я. - Иди ко мне. Иди, не бойся!
      Зверек прыгнул вниз и превратился в маленькую девочку с рыжими волосами. И я ничуть не удивился, я тогда сам легко мог превращаться в любого зверя. И очень хорошо лазил по деревьям.
      - Здравствуй, - сказала девочка. - Ты куда идешь?
      - Не знаю. Просто так. Я немножко охочусь.
      - А где твой лук и стрелы? Потерял, да? - засмеялась девочка.
      И я тоже засмеялся. Потому что как же я мог охотиться без лука и стрел? И когда я перестал смеяться, я сказал:
      - Давай побежим!
      И мы побежали.
      - А ты умеешь прыгать? - спросил я.
      - Конечно, - засмеялась Чуча и прыгнула. И я прыгнул за ней. Она прыгала так высоко, что листья деревьев скрывали ее.
      Тогда я, махнув руками, как крыльями, перепрыгнул через дерево.
      - Чучелка! Где ты? - кричал я. - Чуча!
      - Я здесь! Здесь!
      Не заметив, мы перешли границу моего королевства и попали совсем в другое, чужое...
      Итак, мы попали в чужое королевство. Здесь не было больших деревьев, зато были большие камни. Я дал руку Чучелке, и мы взбирались на камни все выше и выше, поднимаясь в гору. И нам было смешно и легко подниматься. Правда, колючки цеплялись за платье Чучи. Я срывал с веток оранжевые ягоды шиповника и давал ей. Мне было весело кормить зверька из рук.
      Так мы поднялись на самую вершину горы. И оттуда мы увидели море. Под нами открывалась пропасть. Но я не испугался.
      Чучелка подошла к самому краю горы, откуда были видны пропасть и море, и крикнула:
      - Ой как красиво! Ой как страшно!
      И тогда мы услышали музыку, шум толпы. Снизу в гору поднималась огромная процессия женщин и детей. Женщины несли корзинки с яблоками, над толпой покачивались разноцветные воздушные шары, привязанные к корзинкам. Сзади шли два старика с дудками. Женщины вскрикивали, плакали, и все громче звучала пронзительная песня дудок.
      - Что это? - удивленно спросила Чучелка.
      А я и сам не знал, но мне было тревожно глядеть, как они медленно приближаются к нам. Теперь я хорошо разглядел их: мальчиков там не было, а только девочки, женщины и два старика.
      - Посмотри, - шепотом сказала Чуча. - Посмотри, какие красивые шарики.
      - Ага. Очень красивые, - почему-то тоже шепотом ответил я.
      - Попроси у них один шарик.
      - Они не дадут. Видишь, сколько у них своих девочек.
      - А ты скажи им, что ты сын короля, и они тебя послушаются.
      - Мы в другом королевстве, Чучелка. Они не послушаются.
      - А ты все равно попроси.
      - Ладно. - И я посмотрел на Чучелку и понял, как я ее люблю.
      * * *
      Я ПОНЯЛ, КАК Я ЕЕ ЛЮБЛЮ, МОЮ ЧУЧУ.
      А в это время они уже поднялись. Женщины начали отвязывать шары от ручек корзин. У каждого шара была не одна, а две веревочки. У некоторых, как я разглядел, внизу была дощечка, и женщины сажали девочек на дощечку, как на качели, пропуская веревочки под мышками. Потом доставали из корзин яблоки и давали девочкам. Подводили их к краю, ставили над самым морем. Поднялся ветер, вверх взметнулись шарики. Поднялась к небу одна девочка, другая...
      - Что вы делаете?! - закричал я. - Ведь они улетят, совсем улетят!
      - Что ж, - вздохнула стоявшая рядом старуха и достала яблоко. - Не наша воля.
      - Они улетают, они улетают! - твердил я. - Не делайте так! Я сын короля. Я запрещаю! Я...
      - Что-то ты не похож, - сказала высокая женщина, повернувшись ко мне. - У нас вроде бы другой принц, постарше. Наш-то принц не поладил со своей девочкой, разлюбила она его. Вот он и приказал убрать всех девочек. Так говорят. Или, может, болтают люди?
      - Ясно, болтают, - сказала старуха. - Нечего языком зря трепать!
      - Гляди-ка, - сказала женщина. - Вон еще девчонка стоит, - и показала на Чучу.
      Старуха подошла к Чуче, начала привязывать ее к шарику.
      - Не трогайте! - закричал я. - Это моя Чуча. Я ее сам нашел.
      Женщина ухватила меня твердыми руками, начала оттаскивать:
      - Что ж поделаешь? Не наша воля.
      - Не позволю! - кричал я. - Я сын короля! Я сын короля!
      - Не плачь, мальчик, - успокаивала меня женщина и гладила шершавой ладонью.
      Я увидел, как красный шарик с Чучей качнулся, поднялся в воздух.
      Красный шарик с Чучей поднялся в воздух вслед за другими шариками, а я остался на горе. Я видел, как женщины с пустыми корзинками спускались вниз, как ветер прижимал шиповник к земле...