Нептунова арфа (с сокращениями)

      Самое любопытное обнаружилось тогда, когда Аракелов предложил компьютеру нанести все достоверно известные или приблизительные координаты гибели судов на карту. Наверное, у комиссии, которая занималась подобными исчезновениями до него, просто было меньше информации. Иначе совершенно непонятно, почему им сразу же не бросилось в глаза... Аракелов аж присвистнул: точки ложились в пределах сильно вытянутого треугольника (опять треугольник - Бермудский, Море Дьявола, теперь тут - сколько ж можно?!), точнее, пожалуй, клина, поскольку лишь одна из вершин имела четкую привязку - три маленьких островка на северо-западе архипелага. По мере смещения к югу плотность точек на карте падала, постепенно сходя на нет.
      "Очаровательно, - сказал себе Аракелов, - но что же дальше? Помнитс лет семьдесят-восемьдесят назад, во время очередного бума вокруг "летающих тарелок", некий французский журналист тоже подметил закономерность: все наблюдения НЛО над Францией в один день располагались на прямой линии, на следующий день - на перпендикулярной ей, потом на линиях, расположенных под сорок пять градусов; получалась этакая восьмиконечная звездочка. Журналист даже предложил название: "эффект этуаль". Однако вывод он смог сделать лишь один: если сообщения об НЛО - ложь, то остается предположить, что все лжецы во Франции живут на прямых линиях... Ну а мне что сказать? Что неудачники в море ходят косяком?"
      Островки, расположенные на вершине аракеловского клина ("Ну вот, усмехнулся Аракелов, - смотришь - и обогатил науку новым термином..."), были обозначены на карте как острова Страстной Пятницы - именно в этот день они были замечены и нанесены на карту все тем же Бенджаменом Барри. Происхождения они, как и Центральный Караури, были вулканического, хот названия острова, собственно, заслуживал лишь Фрайди-Айленд площадью около двадцати квадратных километров; высшая его точка поднималась над океаном почти на семьдесят метров. Два же других были просто-напросто рифами, точные размеры которых Аракелов не смог найти ни в одном описании, приводились лишь названия - Биг-Бэзис и Литл-Бэзис. Последний вошел в историю: на его скалах нашел свой конец второй корабль Барри - бриг "Мидвич", из команды которого удалось спасти лишь восемнадцать человек. Полвека спустя в память об этой катастрофе коммодор Фладдард, задержавшись здесь по пути на Самоа, установил на вершине Литл-Бэзис каменный крест, венчающий риф и по сей день.
      Аракелов решил сходить к островам Страстной Пятницы. Не то чтобы у него была четкая программа действий, скорее его вело чутье, а интуиции за четверть века работы под водой он привык доверять, до сих пор она его ни разу не подводила. Он приказал Веньке готовить катер, чтобы утром следующего дня выйти в море, а сам, известив о своих намерениях господина Хироа, решил побродить по городу. Ему хотелось посмотреть памятник королеве Папалеаиаине I, занимавшей в истории Караури примерно такое же место, как Петр Великий в России. О памятнике, его авторе, французском скульпторе Клоде Реньяре, и самой королеве ему прожужжали все уши и Ранги Сингх, президент местного Подводного клуба, и доктор Фарвель, и едва ли не все, с кем Аракелову приходилось здесь разговаривать. Стоило также заглянуть и в лавочки торгового квартала, присмотреть какие-нибудь сувениры - придется ведь дома отчитываться за командировку... Ну и просто полюбоваться вечерним городом.
      Но прежде всего он заглянул в парикмахерскую - щеки и подбородок становились уже подозрительно шершавыми, а этого Аракелов не переносил. Ежемесячная процедура бритья всегда доставляла Аракелову неприятные минуты. Хорошо хоть, длилась она не больше получаса. Он с содроганием думал о предках, которым еще совсем недавно приходилось затрачивать почти столько же времени ежедневно. Наконец медленная пытка в темном и, по мнению Аракелова, душном колпаке подошла к концу. А после массажа он почувствовал себя посвежевшим и чуть ли не помолодевшим.
      Расплатившись, он пересек гостиничный холл и совсем уже собрался было выйти на улицу, как почувствовал, что его кто-то догоняет, хотя и сам, пожалуй, не смог бы объяснить, чем выделялись именно эти шаги изо всех прочих. Он резко обернулся. Настигавшая его девушка чуть не ткнулась Аракелову в грудь, но вовремя остановилась.
      - О-ля-ля, вот это реакция! - восхитилась она. Голос был глубокий, грудной - сочное персиковое контральто, но чуть с хрипотцой, не оперное, а эстрадное. Аракелов терпеть не мог такие голоса. - Вы с русского судна, не ошиблась?
      - Не ошиблись, - озадаченно отозвался Аракелов.
      - Я вас помню, - сказала незнакомка. - А вы?
      - Нет, - честно сознался Аракелов.
      - И неудивительно. Но давайте отойдем куда-нибудь, разговаривать в дверях не слишком уютно.
      - Что ж, - сказал он и кивнул в сторону бара, - давайте продолжим разговор там.
      К счастью, как и во всех Хилтон-отелях, бар здесь не был подсоединен к единой кредитной системе - в противном случае Аракелов со своей национальной кредитной карточкой, забытой к тому же на "Руслане" (и то сказать, зачем она ему здесь?), имел бы бледный вид. Аракелов осмотрелся, пытаясь выискать среди стандартного хилтон-уюта мало-мальски терпимый уголок. Столик в углу возле огромного, прикрытого легкими, колышащимис жалюзи окна показался ему приемлемым, и он направился туда.
      - А теперь я передаю бразды правления вам, - сказал он, придвинув спутнице стул и садясь сам. - Увы, я не разбираюсь ни в местных напитках, ни в местных порядках...
      - Их вы здесь и не получите. Здесь все интернациональное - от виски до водки. Кавы тут не предложат.
      И тогда он вспомнил. Ну конечно же, именно эта девушка была главной распорядительницей во время церемонии питья кавы в чьей-то загородной резиденции, куда их возили два года назад. Только в тот раз она была в национальном костюме - как он, бишь, называется? - и производила впечатление куда более строгое, гордое и экзотическое, чем сейчас, когда на ней эта суперсовременная и сверхмодная хламида, жуткий гибрид сари, тоги и махровой простыни.
      - Узнали? - улыбнулась девушка.
      Аракелов кивнул. У столика неслышно вырос поджарый официант в снежно-белом пиджаке.
      Девушка произнесла короткую фразу на местном наречии, удивительно напевном благодаря обилию гласных. Официант поклонился, улыбнулс Аракелову (самое удивительное, что улыбка его была не служебной, а искренне дружелюбной) и отошел.
      - Что вы ему сказали?
      - Что я с другом и мы хотим получить все лучшее, что здесь есть.
      "Да, - подумал Аракелов, - вот что значит быть завсегдатаем". Он нигде и никогда не смог бы произнести подобной фразы. Разве что в кают-компании нескольких судов да в институтском буфете... Слова о дружбе он отнес за счет традиционного здешнего гостеприимства, чем-то напоминавшего ему кавказское.
      - А теперь, наверное, самое время познакомиться. Держу пари, вы теряетесь в догадках, что мне от вас нужно? - по-английски она говорила тоже как-то напевно, и Аракелов ее хорошо понимал.
      - И не ошибаетесь. Я действительно гадаю, какому счастливому случаю обязан...
      Девушка рассмеялась:
      - Этот счастливый случай весьма прозаически зовется туангане Тераи. О, простите - господином Хироа, заместителем морского министра. А зовут мен - Папалеаиаина. Но можно и просто Анна - это мое первое имя. Оно проще дл вас, хотя мне совсем не нравится.
      - Ну зачем же, - возразил Аракелов, - это совсем просто. Папале... а дальше как?
      - ...аиаина.
      - А уменьшительного нет? - взмолился Аракелов. - Например, Папа? Совсем неплохо звучит...
      - Тогда уж лучше Аина. Во избежание двусмысленности.
      - Но по-английски...
      - Зато по-французски это так же, как и на вашем языке, и мо французская кровь возмущается.
      - Французская кровь?
      - Это длинная история. Впрочем, французского немало во многих из нас...
      - Однако по-английски вы говорите превосходно.
      - Я училась в Штатах. В МТИ [Массачусетский технологический институт, одно из старейших и наиболее престижных высших учебных заведений США].
      Аракелов присвистнул - однако! В позапрошлом году он принял ее за какую-то сановную особу, а несколько минут назад - за любительницу новых знакомств... И притом она - туангане (черт их знает, здешние степени родства: не то двоюродная сестра, не то племянница...) заместител министра. И выпускница МТИ. Ну и коктейль!..
      - Но все-таки, Аина, чем может быть вам интересен простой советский моряк?
      - Братец сказал мне, что вы завтра утром отправляетесь на Фрайди-Айленд. Возьмите меня с собой, простой советский моряк, можно?
      "Если об этом просит господин Хироа - почему бы и нет, - подумал Аракелов. - Места на катере - хоть отбавляй..."
      - Пожалуйста, - сказал он.
      - Спасибо! Понимаете, я рассчитывала на экраноплан, но он ушел на день раньше. Такое случается. А следующего ждать слишком" долго, почти неделю.
      Рядом с ними опять так же беззвучно возник официант, на этот раз с подносом, которым он легко балансировал на пальцах левой руки. Поднос был уставлен какими-то чашечками, мисочками, плошечками - у Аракелова зарябило в глазах.
      - А вы говорили, здесь нет местной кухни...
      - Друзьям Папалеаиаины здесь подают все. Потому что ее друзья - наши друзья, - улыбаясь, сказал официант.
      Аракелов чуть не расхохотался. Ай да девица! Похоже, ее тут знают все от министров до официантов...
      Осторожно пробуя поставленное перед ним местное лакомство - на вкус оно больше всего напоминало хвойное желе с брусничным экстрактом, - Аракелов исподтишка рассматривал сотрапезницу. Она была молода и красива, по крайней мере, первыми на ум Аракелову пришли именно эти два до отвращени банальных определения. Потом он понял, что она только кажется очень молодой, даже юной, а на самом деле ей куда больше, может быть, под тридцать. Да и красота ее была какой-то слишком картинной, опереточной. На сцене, на гогеновском полотне она была бы уместна. Даже прекрасна. По дл обычной жизни в ней было чересчур много театрального, слишком резкими были черты и краски лица, слишком искусственной казалась высокая прическа, стилизованная под национальную старину... "Ладно, - подумал он, посмотрим еще, что ты из себя есть, красавица. Будет день, будет море они покажут..."
      Но первым показал это Амбал.
      Амбал был судовым котом "Руслана" - здоровенный рыжий и ражий котяра, итальянский эмигрант. Он полуслепым котенком на расползающихся лапах приковылял к судовому трапу в Генуе, жалобно попискивая от невыносимого напряжения, вскарабкался кое-как на палубу и так и остался на "Руслане". Как удалось ему скрыться от бдительного ока карантинной службы, до сих пор оставалось загадкой для всех, хотя Аракелов и подозревал, что об этом смогли бы рассказать минимум двое - Амбал, если бы смог заговорить, и Альперский, если бы захотел. За год на флотских харчах задохлик, как называли его первое время ("Эй, кандей, задохлика-то покормил?.."), вырос и превратился в Амбала. Да и как иначе можно было назвать этакого котозавра с огромной головой и пронзительными желтыми глазами, который, вихляя бедрами, с хозяйским видом расхаживал повсюду и распахивал все двери, какие только мог, - закрытых помещений он не выносил органически...
      Когда Аракелов увидел Амбала в катере, он обомлел.
      - Эт-то еще что?
      - Амбал, Александр Никитич, - правдиво ответствовал Венька.
      - Сам вижу. Откуда?
      - С "Руслана".
      - Спасибо, Вениамин Палыч, объяснил. А то я бы в жизни не догадался. Как он здесь очутился?
      Венька потупился, но тут же вскинул голову.
      - А что? Мы с вами на берегу гуляем, а ему только на палубе загорать? Ему, между прочим, тоже поразмяться надо. И общества ему тоже хочется. Он что, рыжий?
      Аракелов расхохотался.
      - Там же его обыскались!
      - А вы их успокойте, Александр Никитич. Они порадуются и на радостях простят...
      - Ну и хитрец ты, Вениамин Палыч! Уговорил...
      Так вот, едва катер вышел из бухты и стал плавно нырять на пологой океанской зыби, Амбал из рубки, где он блаженно дрых на диване, выбрался в кокпит, подошел к сидевшей там Папалеаиаине, потерся ей об ноги и вспрыгнул на колени, - Аракелову стало не по себе от такой фамильярности.
      - Шуганите его, Аина, - посоветовал он.
      Папалеаиаина почесала Амбала за ухом. Тот зажмурился, вывернулся на спину и бесстыдно задрал все четыре лапы кверху, растопырив пальцы и то втягивая, то выпуская когти. Венька восторженно заржал:
      - Сразу видно - наш человек, Александр Никитич. Амбал к кому попадя не пойдет. Он в людях получше нас с вами разбирается. У него для этого локатор специальный есть. Точно говорю - в журнале читал. Хорошую вы пассажирку привели, правильную!
      - Ну раз правильную, так сообрази нам чайку. А то нехорошо получается она меня уже дважды потчевала, а я...
      - Момент, Александр Никитич, - отозвался Венька и скрылся.
      - Кстати, Аина, - спросил Аракелов, - я ведь даже не знаю, зачем вам на Фрайди-Айленд. Ну мы с Вениамином - понятно, мы там робинзонить собираемся. Да вам господин Хироа говорил, наверное. - Папалеаиаина кивнула, продолжая гладить и почесывать вконец сомлевшего Амбала. - А вам-то необитаемый остров к чему?
      - Необитаемый? - Девушка расхохоталась столь откровенно и заразительно, что Аракелов невольно залюбовался. - Какой же он необитаемый, моряк? Разве братец вам ничего не сказал? Ах склеротик!
      Образ улыбчивого господина Хироа как-то не вязался с представлениями Аракелова о склеротиках.
      - То есть?
      - На Фрайди-Айленде уже год, как ведутся изыскания...
      - Ну, досвистелся, Аль? Что я тебе говорил?
      - А что ты мне говорил?
      - Что свистеть на борту - не к добру. Вот теперь и будем загорать здесь до одурения.
      - А я-то чем виноват, что штиль? Ты с синоптиков спрашивай.
      - С синоптиков какой спрос! А вот тебе свистеть не надо было.
      - Ох и зануда же ты!
      - Ну вот что, ты, свистун, марш к мачте...
      - Зачем?
      - Я капитан или ты?
      - Ну ты... Так и что с того?
      - Иди к мачте и скреби. Ноготками. Сумел штиль насвистеть, так сумей и ветер наскрести. А не наскребешь - оставлю сегодня без выпивки. Своей капитанской властью.
      - Ох и зануда же ты, Джайн...
      6
      - ...чистое любопытство, мистер Ганшин, и ничего больше. Собственно, брал интервью у Фараджа Таароа...
      Ганшин кивнул: Фарадж Таароа вот уже второе семилетие был президентом Караури.
      - ...и тут случайно прослышал, что на Фрайди-Айленде ведутся изыскания, готовится международная стройка. Я запросил справочный отдел фирмы...
      - Кстати, мистер Янг, а какую фирму вы, собственно, представляете? поинтересовался Ганшин. Вчера, когда он вернулся с северного берега, экраноплан давно ушел, журналист спал сном праведника, и выяснять подробности было не у кого. К тому же с этим рейсом Ганшин ждал Анну, а вовсе не этого борзописца и потому был несколько разочарован и зол.
      - Ай-би-си [International Broadcasting Corporation (IBC) Международная радиовещательная корпорация]. Послушайте, мистер Ганшин, у вас своеобразная манера общения: сперва вы задаете вопрос, а потом лишаете собеседника всякой возможности связно на него ответить. Это что, национальный характер?
      - Индивидуальный, - огрызнулся Ганшин: уел-таки его этот невесть откуда на голову свалившийся писака. И самое обидное - справедливо уел.
      - Видите ли, мне до сих пор мало приходилось сталкиваться с русскими, и потому мое любопытство естественно. Но вы его полностью удовлетворили. Так вот, в справочном мне сказали, что об этом проекте была лишь скудна информация в специальной печати и протоколах МЭК [International Power Engineering Committee (IPEC) - Международный энергетический комитет]. Вот мне и захотелось посмотреть своими глазами, тем более что я оказалс поблизости.
      - И что же вы рассчитываете увидеть?
      - Все, что вы покажете. И главное - услышать все, что расскажете. Насколько я понял, вы - автор проекта?
      - Не совсем, мистер Янг. - Ганшину все-таки польстила така осведомленность представителя международной прессы. - Проект - плод деятельности большой группы, над ним работало несколько институтов. Мне же принадлежит только одна идея...
      - Но, как я понимаю, достаточно важная.
      - Не мне судить, - сказал Ганшин и тут же пожалел об этих словах попахивало от них позой и той скромностью, которая хуже гордыни. В конце концов, что скрывать - именно благодаря его идее их изыскательская группа вот уже год торчит на Фрайди-Айленде, именно благодаря его идее этот забытый богом и людьми среди волн морских клочок суши станет через несколько лет сердцем Океании... - Ладно, - сказал он, круто меняя тему, вы уже позавтракали, мистер Янг?
      - Спасибо, позавтракал. И с вашего позволения, не мистер Янг, а просто Орсон. Если вы все время будете именовать меня мистером, я повешусь от тоски.
      - Мировая пресса не переживет такой потери, - рассмеялся Ганшин. - Но пока это ей не угрожает, давайте-ка совершим небольшую пешеходную экскурсию, И кстати, можете называть меня просто Николаем.
      - По рукам. Ник. А небольшую - это как?
      - Километров двадцать.
      Янг не без удивления посмотрел на Ганшина:
      - И вы называете это маленькой экскурсией? Однако... Ну ладно, пошли!
      Лагерь располагался на юго-восточной оконечности острова, Ганшин же повел журналиста на северо-запад. Про двадцать километров он, пожалуй, перехватил - хотелось посмотреть, как Янг среагирует. Реакция, признаться, разочаровала: Ганшин ожидал увидеть перед собой законченную жертву урбанизма, а увидел нормального мужика, такого же, как он сам. И слава богу - разговаривать легче будет.
      Остров был невелик - в меридиональном направлении он протянулся на шесть километров, а в широтном - на три с половиной. Они пересекли плато ("В среднем метров сорок-пятьдесят над уровнем моря", - пояснил Ганшин), поросшее чахлым кустарником.
      - Мало влаги, очень мало... Остров, как губка, он весь пронизан подземными пустотами, трещинами, кавернами; вода с поверхности уходит в них, не задерживаясь. Есть лишь один ручеек - там, возле лагеря, вы его видели, Орсон. Из-под земли выходит и под землю уходит... - рассказывал Ганшин во время короткого отдыха с перекуром, который они устроили, усевшись на серые гранитные валуны. Невзирая на сравнительно ранний час, камни успели уже пропитаться солнечным теплом.
      - Жарко, - пожаловался Янг. - А мой организм к такому климату плохо приспособлен!
      - Так зачем же вы здесь мотаетесь?
      - А думаете, меня всегда спрашивают, куда я хочу?
      Минут сорок они медленно взбирались по крутому склону, пока не достигли неширокого гребня - высшей точки Фрайди-Айленда.
      - Ух ты! - присвистнул Янг. - Как на Луне...
      - По фильмам или по личным впечатлениям? - поинтересовался Ганшин.
      - Сперва по фильмам, конечно. А потом и самому пришлось побывать. Раз даже проторчал в Тихо-Тауне почти месяц. Прилетел на три дня за материалом для очерка, а тут как раз прошел слух, что кто-то видел УФО [UFO - Unknown Flying Object, неопознанный летающий объект (у нас принято сокращение НЛО)] в окрестностях обелиска "Сервейеру-7". А раз уж я был там, меня и попросили задержаться, посмотреть, чем все это кончится.
      - И чем? - полюбопытствовал Ганшин, полюбопытствовал скорее из вежливости, чем из подлинного интереса: все эти уфологические штучки его никогда не увлекали.
      - Ничем, разумеется. Иначе бы вы об этом знали.
      Открывавшаяся перед ними котловина, со всех сторон окруженная скалами, и впрямь напоминала лунный цирк. Правда, падай скалы более отвесно, сходство было бы полнее, но такими нюансами, разумеется, можно было пренебречь.
      - Это старый, разваленный вулканический кратер, - пояснил Ганшин. - Так называемая кальдера. Я не специалист, но геологи утверждают, что довольно редкая - сравнительно глубокая и, как видите, чистая, без наносов. Форма почти правильная чаша. В этом и заключена суть моей идеи.
      - Простите?..
      - Очень просто, - Ганшин присел на камень и закурил. - Вы имеете представление о проблемах орбитальной гелиоэнергетики?
      - Я имею представление обо всем, Ник. Не поручусь только, что мои представления всегда соответствуют действительности, - отшутился Янг.
      - Все очень просто, - повторил Ганшин. - Он помолчал, пуская дым аккуратными сизыми кольцами, потом продолжал: - Теоретически в Приземелье можно смонтировать почти неограниченное количество гелиоэлектростанций. Но для того, чтобы передавать энергию на Землю, их надо разместить на стационарных орбитах, то есть подвесить практически неподвижно по отношению к поверхности планеты. Причем они должны находиться в таких точках орбиты, где период затенения меньше всего. Вдобавок под ними должна быть территория - сухопутная и желательно пустынная, - где можно построить энергоприемник. А таких мест на Земле не слишком много... Вот потому-то мы пока имеем только две орбитальные гелиостанции первого поколения "Арабеллу" и "Аниту", которые заходят в тень Земли на семьдесят две минуты в сутки. Да и то... "Арабелла" висит над Сейшелами, а уже для "Аниты" пришлось строить энергоприемник на специальном плавучем острове. Ничего не попишешь - Атлантика. До ближайшей суши (есть там такой островок - Южна Георгия) почти тысяча километров... И все остальные оптимальные орбитальные позиции либо над застроенной территорией, а там не развернешься, либо над океаном; значит, опять километровый плот сооружать. Деньги нужны, и деньги немалые. Конечно, мы сейчас стали богаче...
      - Что-то я не заметил, - проворчал Янг, но Ганшин не дал сбить себя с мысли.
      - И пусть мы сейчас стали богаче, - повторил он, - все равно такое удовольствие нам не по карману. Слишком уж дорогим оказывается этот экологически чистый киловатт... Само собой, со временем все окупится. Но завтра. И даже послезавтра. А сегодня? Как быть сегодня?
      - И как же?
      - Мы с вами, Орсон, стоим как раз под одной из таких точек на орбите. Через несколько лет в тридцати шести тысячах километров над нами повиснет гелиостанция второго поколения - "Беата". А вот здесь, - Ганшин рукой показал на раскинувшуюся под ними кальдеру, - будет установлен энергоприемник. Понимаете, один мой приятель был на Фрайди-Айленде лет десять назад и привез слайды. Среди них и этот вид. Снятый ночью, в полнолуние... Пьер так и назвал его: "Лунный пейзаж при полной луне". Красиво, ничего не скажешь. Но забыл бы я об этом начисто, век не вспомнил бы, да когда проектировали "Беату", рассматривали все возможные орбитальные позиции. Между нами говоря, точка над этим островком - не подарок. Придется делать еженедельные коррекции. Но для этого энергии там хоть застрелись; ионные двигатели, слава богу, отработаны; если вдуматься, никаких проблем. Чуть дороже, но пережить можно. Зато здесь...
      Ганшин увлекся. Проект уже виделся ему воплощенным в бетон, металл и пластик - похожие на соты решетки энергоприемника, выложенные по отпрофилированным стенкам кальдеры (колоссальная экономия металла и бетона, минимум земляных работ, красота!..), пластиковый купол над ней огромная белая полусфера, нестерпимо сверкающая в лучах жаркого тропического солнца. Естественный гигантский дневной маяк. А по ночам на его вершине будет загораться другой маяк - лазерный. И на его свет со всех концов Океании пойдут суда-энерговозы. Здесь станут заряжать они алчущие недра своих аккумуляторов и отсюда примутся развозить по всей Океании жизненный сок цивилизации - энергию, дешевые, чистые килоджоули, мегаджоули, гигаджоули... "Все флаги в гости будут к нам, и запируем на просторе!"
      - Вон там, - Ганшин обернулся и указал рукой в сторону южного берега, чуть западнее лагеря, - видите бухту?
      Янг кивнул:
      - Чистый "Таинственный остров". Помните, Залив Акулы, мыс Южной Челюсти...
      Ганшину было как-то трудно представить себе Янга читающим Жюля Верна. Разве что в детстве? Впрочем, не в том суть.
      - Специалисты утверждают, что в этой естественной гавани смогут загружаться энергией до двенадцати судов одновременно. А сейчас... Смотрите, - Ганшин обвел рукой горизонт. - Пусто! Пусто и тоскливо. Но поверьте, Орсон, все это вмиг переменится, когда сюда придут работяги-энерговозы. Жизнь забьет - жизнь в этом сонном мире тропиков!
      - И вы думаете, тропики от этого сильно выиграют? - скептически поинтересовался Янг. - Ладно, ладно, шучу... - поспешил он успокоить вскинувшегося было Ганшина. - Да и все равно будет по-вашему.
      - А вам это не слишком нравится?
      - Не знаю. Порой мне кажется, что из огнепоклонников люди слишком быстро стали киловаттопоклонниками. Один бог стоит другого... Но скажите, Ник, вам легко удавалось пробивать свой вариант проекта?
      - Не всегда... - Ганшин вздохнул. - Ладно, давайте двигаться. Время-то идет.
      Они спустились с гребня и зашагали к лагерю.
      - Сложнее всего было с необходимостью коррекций "Беаты", - продолжал Ганшин. - Необоснованное, мол, удорожание... Необходимость в постоянных коррекциях... Приходилось доказывать, что дважды два - четыре. В МЭК тоже не все семи пядей во лбу... И сколько бумаг исписать пришлось, чтобы доказать, что копеечное удорожание там, - Ганшин взмахнул рукой, - стократ окупится рублевым удешевлением здесь. - Он сердито швырнул окурок и носком ботинка втер его в землю. - Вот так-то, Орсон...
      За обедом он вернулся к этой теме.
      - А думаете, здесь все было просто? С местными властями хлопот тоже хватало. Казалось бы, чего еще желать? Ведь это энергия для них; энергораздача будет производиться на их территории - с этого они тоже что-то будут иметь... Греби себе валюту и радуйся! Так нет же! Есть тут один великий деятель - министр энергетики и туризма. Каково сочетаньице, а?
      - Естественное, - флегматично отозвался Янг, безрадостно жу сублимированный бифштекс. - В перспективе - две самые доходные статьи здешней экономики.
      - Может быть, может быть, - проворчал неубежденный Ганшин, для которого ставить на одну доску энергетику и туризм было чем-то вроде гибрида термоядерного реактора с мясорубкой. - Но баталии в МЭК были жаркие. И в конце концов мы здесь.
      - А кстати, - поинтересовался Янг, - зачем? Ведь, если я вас правильно понял, изыскания уже закончены, и проект утвержден?
      - Утвержден-то утвержден, - Ганшин тяжело вздохнул и плеснул себе в стакан кокосового молока из жестянки. - Но по настоянию этого самого тяни-толкая, я имею в виду господина министра энергетики и туризма, пришлось провести дополнительные изыскания. Его, видите ли, смущают пустоты в скальном основании острова, грозящие, по его мнению, просадками... Наши доказательства его не удовлетворили. И вот теперь новые замеры, новые расчеты, новые доказательства... Слава богу, с этим почти покончено. Еще неделя-другая - и все. Осталось произвести серию пробных взрывов. Сейчас мы устанавливаем по всему острову сейсмографы и уголковые отражатели, в наиболее просадкоопасных точках бурим шурфы. Потом заложим туда заряды габровита, взорвем. Со спутника будут замерены просадки и смещения отражателей с точностью до семи-восьми миллиметров. Надеюсь, это удовлетворит господина министра...
      "К счастью, - подумал Ганшин, - не все на Караури настроены так же, как этот тяни-толкай... Есть здесь и такие, как Анна, - настоящие люди XXI века, божьей милостью технари... Куда же она запропастилась, Анна? И главное - когда она теперь может появиться? Следующий экраноплан будет через неделю, не раньше, а случится ли подходящая оказия - трудно сказать". Да и что легко сказать в этих краях, где транспортом повелевают ветры, а энергетикой - туристы? Ему же, Ганшину, без Анны - как без рук. И не потому вовсе, что, когда она рядом, веселее работается на этой тоскливой скале. И даже не оттого, что она действительно толкова помощница. Главное - она представитель правительства Республики Караури. Может быть, требование дополнительных изысканий родилось лишь потому, что в прошлом году Анны здесь не было. На этот раз такие штучки станут невозможными - как-никак в работах принимал участие не просто местный специалист, а официальный и полномочный инженер-инспектор. Эта формулировка нравилась Ганшину, ибо придавала всему, что делала здесь Анна, оттенок особой значимости.
      И потому, когда вечером Анна появилась в лагере, Ганшин даже не сразу заметил, что ее сопровождает целая свита: двое мужчин-европейцев - один немолодой уже, старше Ганшина лет на десять, высоченный и на вид тяжеловесный; другой чуть ли не вдвое моложе, вертлявый, этакий хитрован; третьим был огромный рыжий кот, с ходу по-хозяйски расположившийся в одном из раскладных брезентовых кресел.
      - Знакомьтесь, Николя, - хотя разговор велся по-английски, называла Ганшина Анна всегда на французский лад: так ей было привычнее, а англизированное Ник, по ее словам, звучало бы слишком фамильярно... - Я привезла вам подарок. Мои друзья и ваши соотечественники...
      Ганшин даже не успел удивиться.
      - Аракелов, - протянул руку старший. - Александр Никитич. В этих краях встретить земляка - не ожидал, никак не ожидал... И чертовски рад, право!
      - Блюминг, - явно подражая Аракелову, представился второй. - Вениамин Палыч. - И тут же, сдавая позиции, добавил: - Можно и просто Веня.
      Фамилия настолько не подходила ко всему облику этого щуплого парня, что Ганшин невольно рассмеялся.
      - Договорились. Что ж, милости прошу к нашему шалашу. Гостям всегда рады, таким - особенно.
      - А это Амбал, - сказала Анна.
      Развалившийся в кресле зверь приподнял голову и приветливо крякнул. Ганшин остолбенел было от такой воспитанности, но сообразил, что кот просто среагировал на произнесенное вслух имя. Имечко, однако, подумал Ганшин. Но ничего не скажешь - подходящее... А вообще-то странна компания...
      Он познакомил гостей с Грантом и Жюстин Папазянами, французами-сейсмологами; с подрывником Оге Бенгтссеном и геофизиком Карлосом Кортехо; наконец, с журналистом, который больше всего сейчас напоминал делающего стойку сеттера.