ВОЗРОЖДЕННЫЙ ФРОНТ

В Гадяче я получил распоряжение вместе с группой командиров оперативного отдела выехать в Ахтырку, чтобы проследить за формированием 21-й армии. 25 сентября мы уже были в пути. Переехали мост через Ворсклу, углубились в прибрежные заросли, через несколько минут выскочили на опушку и почти сразу же оказались на окраине города. Лучи солнца не по-осеннему ярко освещали утопающие в зелени дома. Ахтырке исполнилось триста лет. В свое время это был важный опорный пункт в южной сторожевой линии, защищавшей Русь от набегов крымских татар. За годы Советской власти Ахтырка преобразилась — появилась здесь своя промышленность, возникли учебные заведения. Город вырос, похорошел. Дымили заводские трубы. Несмотря на близость фронта, все предприятия работали.

Штаб армии разместился в нескольких одноэтажных домиках. В одном из них за тонкой перегородкой были сдвинуты два стола. Над расстеленной на них картой склонился генерал. Представляюсь ему. Оторвавшись от карты, генерал довольно сухо отозвался:

— Здравствуйте, — и протянул мне руку: — Гордов.

Я сообщил о цели приезда, сказал, что только что вышел из окружения и почти ничего не знаю об обстановке. Генерал показал на карту. Красная прерывистая черта обозначала линию фронта. Она тянулась от Ворожбы до Краснограда. Почти 300 километров .

Вспомнились немецкие листовки и газеты, попадавшиеся нам, когда мы пробивались по вражеским тылам. Геббельс и его подручные трубили на весь мир, что Юго-Западный фронт русских — «армии Буденного» — уничтожен, дорога для победоносных войск фюрера свободна вплоть до Урала. А вот он, Юго-Западный фронт, существует и держит врага.

— Пока сил маловато, — говорит В. Н. Гордов. Он водит карандашом по карте. На северном крыле — 40-я армия генерала Подласа. Сейчас ей нелегко. 90-километровый рубеж занимают малочисленный отряд генерала Чеснова, 293-я стрелковая дивизия полковника Лагутина, 227-я стрелковая дивизия полковника Тер-Гаспаряна и остатки 10-й танковой дивизии генерала Семенченко. Эти небольшие силы с трудом сдерживают натиск частей 2-й танковой армии немцев. Но в Сумах уже начала выгружаться прибывшая из резерва Ставки 1-я гвардейская мотострелковая дивизия, которая поступает в распоряжение Подласа. Южнее — 80-километровый рубеж 21-й армии. Пока здесь действует лишь конно-механизированная группа генерала Белова, в которую входят 5-я и 9-я кавалерийские дивизии, 1-я гвардейская стрелковая дивизия и две танковые бригады. Сейчас в Ахтырке спешно заканчивает формирование 295-я стрелковая дивизия. Она будет выдвинута в район Гадяча, чтобы связать воедино фронт группы Белова с обороняющимися южнее частями 297-й стрелковой дивизии. Далее оборону держит 5-й кавалерийский корпус генерала Ф. В. Камкова — 3-я и 14-я кавалерийские дивизии, две танковые и одна мотострелковая бригады, части 297-й и 212-й стрелковых дивизий. Левее этого корпуса от Гавронцев до Карловки сражаются пять стрелковых и одна кавалерийская дивизии 38-й армии.

Положив карандаш, Гордов устало заключил:

— Таково положение фронта на сегодняшний день. Мне известно, что в резерве у маршала Тимошенко сейчас пока крупных сил нет. Приходится рассчитывать лишь на стойкость наших людей и на маневр силами с одного участка на другой.

Да, положение не из легких. Но как бы там ни было, а фронт живет и борется.

На пути фашистских армий вновь неколебимо стоят наши войска. И самое главное, основной костяк Юго-Западного фронта на новом рубеже составили дивизии его прежнего состава, об окружении и уничтожении которых на весь мир кричали фашисты. Из новых соединений здесь были лишь две стрелковые дивизии и 2-й кавкорпус, прибывшие с других фронтов.

Порадовал меня и тот факт, что штаб 21-й армии, который принял руководство всеми войсками, действовавшими на участке фронта между 40-й армией и 5-м кавалерийским корпусом, сохранил при прорыве из окружения основной костяк своих командиров.

Когда я спросил, могу ли повидать командующего армией, Гордов ответил, что командарма генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова отправили в госпиталь, а вместо него должен прибыть генерал-полковник Я. Т. Черевиченко.

Мы договорились, что на следующий день я выеду в конно-механизированную группу генерал-майора П. А. Белова, а оттуда заеду в район Гадяча, куда выходит вновь сформированная 295-я стрелковая дивизия.

За оставшееся до отъезда время я познакомился с командным составом штаба, и в первую очередь с офицерами оперативного отдела, который возглавлял полковник Михаил Степанович Посякин. В этой должности он прошел вместе с армией весь ее трудный путь от границы. Это был хорошо подготовленный штабной офицер, окончивший Академию имени М. В. Фрунзе. Среди ближайших его помощников особо запомнился майор Петр Григорьевич Тюхов, который с начала войны был начальником штаба одной из стрелковых дивизий нашего фронта.

На следующий день, когда уже направлялся к машине, чтобы поехать в войска, я столкнулся со старым своим сослуживцем генерал-майором Александром Ильичом Даниловым, помощником Кирпоноса по противовоздушной обороне. Встреча оказалась неожиданной для нас обоих. Мы ведь расстались по ту сторону фронта, когда наши пути разминулись. И было приятно увидеться с одним из тех, с кем делил самые трудные дни в кольце вражеских войск. Мы тискали друг друга в объятиях, радостно восклицая:

— Жив, значит! Вот здорово!

От Данилова я узнал, что одновременно с ним вышло из окружения много командиров и политработников штаба фронта и 5-й армии, что живым и здоровым пробился с группой офицеров и начальник штаба противовоздушной обороны фронта Валентин Антонович Пеньковский. Многие из этих товарищей находятся здесь же, в Ахтырке. Я не утерпел и помчался к ним. Нашел их во дворе школы. Все подтянутые, одеты по форме со свойственной старым кадровым командирам тщательностью. Лишь порванное осколками обмундирование и марлевые повязки на ранах напоминали, что люди прошли через настоящее пекло.

27 сентября я приехал в лес западнее Лебедина. Здесь находился штаб 1-й гвардейской стрелковой дивизии, недавно переброшенной к нам с Западного фронта. Это славное соединение с непрерывными боями прошло от самой границы до Смоленска. Несколько раз фашисты окружали 100-ю дивизию, как ее называли раньше, но всякий раз она вырывалась из кольца и продолжала громить врага с прежним успехом. Командовал ею генерал-майор И..Н. Руссиянов, показавший себя искусным тактиком, великолепным мастером маневра. Не удивительно, что дивизия возглавила список первых гвардейских соединений.

Мне было известно, что дивизия Руссиянова с 21 сентября участвовала вместе с частями 2-го кавалерийского корпуса в контрударе против ромненской группировки Гудериана. Атаки этих войск сковали значительные силы противника и этим облегчили положение наших окруженных армий.

1-я гвардейская, только что получившая необстрелянное пополнение, понесла серьезные потери. Мне предстояло выяснить их причины и определить, способна ли дивизия дальше вести активные боевые действия.

Руссиянова я нашел уже ночью в хате, освещенной керосиновой лампой. С любопытством смотрел я на человека, о котором уже ходили легенды. Крепко сложенный, коренастый, с крупными чертами лица. Светлые, гладко зачесанные волосы открывали высокий лоб. На наглухо застегнутом, повидавшем виды кителе поблескивали ордена Ленина и Красного Знамени. Ивану Никитичу Руссиянову шел сорок второй год. Это был опытный, закаленный воин. Я знал, что ему присущи лучшие командирские качества: широта и доброта души, непоколебимая воля, непритязательность к удобствам, неистощимое трудолюбие, настойчивость, глубокое сознание долга, неиссякаемая энергия. Были, конечно, у него и недостатки. Говорили, что он беспредельно властен и излишне резок. Но подчиненные и за это любили его: «Наш командир поблажек не дает, у него каждый службу знает!»

Мы познакомились, разговорились. Я объяснил, что командование интересуется, почему 1-я гвардейская понесла такие потери под Ромнами. Теребя пальцами густые брови, генерал грустно улыбнулся:

— А вы знаете, как мы вступали в бой? Ведь перед тем, как нас перебросили сюда, мы, только что получили пополнение. Новые бойцы и командиры — люди необстрелянные да и подучиться как следует не успели. И вот их сразу послали в дело. Выгрузились из вагонов, совершили стокилометровый марш и с ходу, не получив ни часу передышки, в бой против вражеских танков и мотопехоты. Даже артиллерию подтянуть не было времени. И все-таки мы крепко потрепали врага, потеснили его. Конечно, недешево нам это стоило. — Генерал помолчал. — Сейчас другое дело. Вчерашние новобранцы многому научились, стали настоящими солдатами. Получили мы немного автоматов и пулеметов, а то ведь с одними винтовками воевали. Дивизия готова выполнить любую задачу…

Утром мы побывали на позициях одного из стрелковых полков. Он произвел на меня отличное впечатление. Не успели мы покинуть окопы, как противник открыл ураганный артиллерийский огонь. В воздухе появились самолеты. Завыли сирены пикирующих бомбардировщиков. На артиллерийские позиции посыпались бомбы. Столбы дыма и пламени, грохот. Это было уже знакомо, и все же сжималось сердце от тревоги: уцелеет ли кто-нибудь в этом пекле? Но что это? В глухие взрывы вплетаются частые хлопки. Артиллеристы-зенитчики не прекращают стрельбы. Вот уже три самолета факелами падают на землю. Остальные взмыли вверх, разметались в разные стороны.

— Молодцы зенитчики! — не удержался я.

— Действуют, как положено, — спокойно отозвался Руссиянов. — Но сейчас фашисты пойдут в атаку.

И действительно, со стороны села Синевка усилился гром орудий и минометов. Из-за стены разрывов послышались треск пулеметных очередей и рокот танковых моторов. Земля под ногами вздрагивала.

— Началось, — мрачно констатировал Руссиянов.

Появился командир полка, доложил:

— Свыше тридцати танков и до полка мотопехоты атакуют наши позиции.

Говорил он спокойно, на лице офицера не дрогнул ни один мускул. Да, люди здесь ко всему привычны. — Как у соседей? — спросил командир дивизии.

— Такая же картина.

Руссиянов по телефону связался с начальником штаба полковником Б. И. Кащеевым, долго расспрашивал его об обстановке на других участках дивизии. Повернувшись в мою сторону, он пояснил:

— Ни на одном участке фашистам не удалось пока ворваться на наши позиции. — И крикнул в трубку: — Следите за ходом боя. Сейчас выезжаю к вам.

Командир полка доложил, что атака отбита с большими потерями для противника. Мы с Руссияновым поехали на командный пункт дивизии.

Здесь уже были получены сведения от правого соседа — кавалерийского корпуса, в полосе которого противник, как впоследствии выяснилось, нанес главный удар. 9-я танковая и 25-я моторизованная дивизии Гудериана устремились вдоль дороги, ведущей от Синевки на Штеповку. Перевес в силах был на стороне врага. Фронт 5-й кавдивизии был прорван, и фашистские колонны устремились по шоссе на Васильевку, где стоял штаб 2-го кавалерийского корпуса. В полдень передовые фашистские танки начали в упор расстреливать штабные машины. Бойцы и командиры штаба во главе с командиром корпуса генералом П. А. Беловым и начальником штаба полковником М. Д. Грецовым заняли круговую оборону. Положение было отчаянным: стоило танкам дружно двинуться в атаку, от штаба остались бы щепки. Но фашисты проявили нерешительность. Потеряв три головных танка, они отошли и начали издали обстреливать штаб. В это время подошла следовавшая по шоссе к линии фронта 1-я танковая бригада. Ее командир полковник А. М. Хасин, услышав шум, примчался на танке к штабу. Белов приказал ему развернуть бригаду и с ходу ударить по фашистам. У противника полсотни танков, у Хасина — почти вдвое меньше. Но бригада развернулась и пошла в атаку. Вражеские танки двинулись навстречу. Завязался ожесточенный бой. Очевидцы рассказывали, как две наши горящие тридцатьчетверки носились по полю боя, давя противотанковые расчеты и стреляя по вражеским машинам. Это действовали экипажи сержантов Криворотова и Шашло. 5 коммунистов и 3 комсомольца не покинули пылающие танки, пока оставались снаряды. За подвиги, проявленные в этом бою, Михаил Павлович Криворотов и Тимофей Павлович Шашло были удостоены звания Героя Советского Союза.

Первая стычка окончилась в пользу 1-й танковой бригады: противник был отброшен. Штаб корпуса отошел в безопасное место. Но через два часа враг подтянул новые силы и опять начал теснить наши части. Продвижение противника грозило серьезными последствиями: гитлеровцы угрожали выходом в тыл нашей 9-й кавалерийской дивизии, которая оборонялась к западу от Штеповки. Белов приказал Хасину задержать врага. К этому времени противник занял Штеповку, и Хасин решил атаковать его моторизованную колонну, которая проходила через поселок. Командир бригады рассчитывал отбить Штеповку и тем открыть пути отхода кавалеристам. Эту задачу он поставил отряду танков, который возглавил начальник штаба бригады полковник К. Е. Даев.

День был теплый и солнечный. Когда танки поднялись на пригорок, колонны противника стали видны как на ладони. Даев приказал открыть по ним огонь. На дороге началась паника. Машины сходили с дороги и растекались, словно муравьи, по полю. Даев повел свой отряд в атаку. Увидев мчащиеся советские танки, фашисты на ходу соскакивали с машин и разбегались куда глаза глядят. Но у села Мироновщина, южнее Штеповки, враг успел закрепиться и оказал отчаянное сопротивление. Тогда Даев бросил часть сил в обход. Вражеский гарнизон не выдержал и поспешно отошел в Штеповку, где заняли оборону главные силы 25-й моторизованной дивизии немцев.

Завязался бой за поселок.

За дальнейшими событиями я следил уже из штаба 21-й армии, куда был вызван 29 сентября. Здесь стало известно, что на кавалерийский корпус Белова наступали 9-я и 16-я танковые, 10-я и 25-я моторизованные дивизии группы Гудериана. Однако, несмотря на столь большие силы, противнику не удалось нанести поражение кавалеристам. 5-я кавалерийская дивизия генерала В. К. Баранова, умело маневрируя, отскочила на десяток километров и в упорных боях задержала противника. А 9-я кавдивизия генерала А. Ф. Бычковского внезапной ночной атакой пробилась к своим и включилась в бои за Штеповку, которая неоднократно переходила из рук в руки.

Выполняя приказ маршала Тимошенко, командующие 21-й и 40-й армиями настойчиво добивались ликвидации прорыва. В боях здесь участвовали кавкорпус Белова и только что прибывшая из резерва Ставки 1-я гвардейская мотострелковая дивизия полковника А. И. Лизюкова.

1 октября с востока и с севера Штеповку атаковали части 9-й кавалерийской и 1-й гвардейской мотострелковой дивизий, а танковая бригада полковника Хасина направилась в обход с юго-запада. К середине дня гвардейцы Лизюкова были остановлены на ближних подступах к поселку. Тогда Белов двинул свой резерв — 5-ю кавалерийскую дивизию. Спешенные конники поддержали гвардейцев. Когда бой переместился на северо-восточную и северную окраины поселка, танки полковника Хасина ворвались с юго-запада, а с юго-востока — в конном строю кавалерийский полк майора А. Н. Высоцкого. Конники лихо работали клинками. Зажатые со всех сторон фашисты вначале сопротивлялись, а потом побежали из поселка. Накануне прошел дождь. Машины гитлеровцев буксовали, увязая в грязи. А по дороге уже мчались, сверкая обнаженными шашками, советские кавалеристы. Фашисты оставляли застрявшую технику и удирали. Конники Белова неотступно преследовали их.

За несколько дней наши войска освободили 20 сел, захватили 150 орудий, 5 минометных батарей и много другого вооружения. Около 8 тысяч трупов, более тысячи грузовых автомашин, 500 мотоциклов, 2000 немецких лошадей-тяжеловозов оставили фашисты на пути своего бегства.

«Дело под Штеповкой» на фоне общей тяжелой обстановки прозвучало особенно громко и доставило нашим бойцам и командирам огромную радость. Возрожденный Юго-Западный фронт показал, что он может громить врага.

Мне приказано выехать в штаб фронта, который находился в Харькове. По дороге я обратил внимание, что в тылу у нас почти не осталось войск — все брошено к линии фронта. Большая часть оборонительных работ велась населением. Лишь на подступах к Харькову на строительстве укреплений можно было кое-где увидеть людей в солдатских шинелях.

Фронтовое управление было разбросано по всему городу. Мне повезло: попался знакомый командир из управления связи. Ну, а лучше связистов дислокацию фронтового аппарата никто не знает. Офицер сказал, что Военный совет и все основные отделы штаба разместились в пригороде на обкомовских дачах. И вот я у начальника штаба фронта генерал-майора Александра Петровича Покровского. Я знал его еще по совместной учебе в Академии Генерального штаба. Этот весьма эрудированный в военном деле человек держался всегда спокойно, говорил тихо, немногословно и, может быть, поэтому казался несколько замкнутым, суховатым.

Когда я вошел к Александру Петровичу, он оторвался от карты, взглянул на меня усталыми глазами. Я доложил, что после выхода из окружения находился в 21-й армии, выполняя задание маршала Тимошенко. Теперь хочу узнать о своей дальнейшей судьбе.

Начальник штаба выслушал меня и тихо спросил:

— Все?

— Все, товарищ генерал.

— А теперь идите к маршалу, пусть он решает, где вам дальше работать. — И Покровский снова склонился над картой.

Вскоре я убедился, что мой новый начальник — интеллигентный, умный, уравновешенный и отзывчивый человек. А кажущаяся на первый взгляд сухость объяснялась его беспредельной увлеченностью работой. И днем и ночью можно было увидеть Александра Петровича склонившимся над картой.

Иду к маршалу С. К. Тимошенко, возглавившему теперь Юго-Западный фронт. Семен Константинович, стройный, сухощавый, поднялся из-за стола, поздоровался и сразу стал расспрашивать о подробностях действий войск при выходе из окружения. Потом маршал сказал, что намерен оставить меня работать в штабе фронта.

— Люди нам вот как сейчас нужны, — и он дополнил свои слова красноречивым жестом.

Семен Константинович попросил детально рассказать о состоянии и работоспособности штаба 21-й армии, о войсках, в которых мне довелось побывать. Особенно долго расспрашивал он о дивизии Руссиянова. Когда я доложил объяснение командира дивизии о причинах серьезных потерь, которые понесло соединение в районе Ромн, маршал поморщился:

— Командовать надо лучше, а он объективные причины ищет.

Я не понял тогда, почему Семен Константинович так сердится на Руссиянова. Узнал это потом, когда мне в руки попала телеграмма Сталина, в которой говорилось:

«Неправильным было решение, что после 100-километрового перехода не дали бойцам передохнуть и оправиться и бросили их в бой с ходу… При таких неправильных методах ввода частей в бой можно провалить любую первоклассную дивизию». Упрек, конечно, был малоприятным для маршала. Но что было делать? На огромном фронте перед войсками Гудериана оказались всего лишь две кавалерийские дивизии генерала Белова. А ведь нужно было не только задержать противника, но и немедленно наносить удар навстречу прорывающимся из окружения войскам. Во всяком случае, если это обстоятельство и не совсем оправдывало поспешный ввод гвардейцев, то в какой-то мере объясняло решение командования фронта.

Маршал приказал мне быстрее входить в курс дела и готовиться заменить генерал-майора А. И. Штромберга на посту начальника оперативного отдела фронта (Штромберг должен был уехать в распоряжение Ставки).

Обрадованный тем, что остаюсь на Юго-Западном фронте и снова могу заняться уже знакомым мне делом, я поспешил в оперативный отдел. Я очутился среди офицеров, большинство из которых были моими старыми сослуживцами. Здесь оказались мои заместители Н. Д. Захватаев и И. С. Глебов, мои помощники подполковник М. Г. Соловьев, майоры Ф. А. Флорес, В. С. Погребенко, Н. Г. Новиков, Ф. С. Афанасьев, В. И. Савчук, капитаны А. Н. Шиманский, Ф. Э. Липис и другие. Из офицеров бывшего оперативного отдела штаба главкома я увидел уже известных мне по прежним посещениям подполковников Г. М. Чумакова и А. Е. Яковлева, майоров П. Г. Соболева, С. Н. Еремеева, Д. Н. Рондарева, капитанов В. Ф. Чижа и И. В. Паротькина.

В связи с тем, что почти все фронтовые операторы вышли вместе со мной из окружения, оперативный отдел нового состава в отличие от других отделов и управлений фронта оказался укомплектованным сверх штата. Сейчас здесь насчитывалось 44 человека: 2 полковника, 3 подполковника, 16 майоров, остальные — капитаны и лейтенанты. Среди работников отдела увидел и наших машинисток Марию Лембрикову и Розу Клейнберг. Эти отважные женщины с честью вынесли тяжелые испытания и вместе со всеми вышли из окружения.

На шум, вызванный моим появлением, вышел генерал А. И. Штромберг, с которым мы когда-то учились и работали в Академии Генерального штаба. Лицо моего друга озарилось широкой улыбкой. Он обнял меня и увел к себе в кабинет.

— Ну, рассказывай свою одиссею!

Альберт Иванович с интересом выслушал мой рассказ о борьбе наших войск во вражеском кольце. Ответив на все его вопросы, я спросил, почему он уходит из оперативного отдела.

— Боишься, что ты меня вытесняешь? — сразу догадался Штромберг. — Не беспокойся. Просто меня выдвигают на другую работу. Все идет нормально, Иван Христофорович.

Я попросил Альберта Ивановича ввести меня в курс событий на фронте. Мы долго беседовали у карты. Гитлеровцы то и дело атакуют на разных участках. Но наши войска пока успешно отбивают атаки. А там, где враг не лезет вперед, наши небольшие специальные отряды каждую ночь совершают дерзкие вылазки в его тыл и не дают гитлеровцам покоя.

Но обстановка остается напряженной. Фронт обороны сильно растянут, а в распоряжении командования нет крупных резервов. Было еще одно обстоятельство, резко ослаблявшее устойчивость нашей обороны, — это оперативное положение соседей — Брянского и Южного фронтов. Гудериан мощным танковым клином рассек левое крыло Брянского фронта и далеко продвинулся на орловском направлении. Наш правый фланг оказался обнаженным. Это вынуждает нас уже сейчас задумываться об отводе на восток наших 40-й и 21-й армий.

Сильно ухудшилось положение левого соседа. Противник сосредоточил там огромные силы, прорвал оборону Южного фронта. 28 сентября танковые и моторизованные соединения Клейста миновали Новомосковск и устремились на Павлоград. Ставка принимает решительные меры, чтобы преградить им путь на Таганрог. Но в любом случае южный фланг нашего фронта останется открытым. Возможно, и там придется нам отводить войска.

Началась моя служба в новом штабе Юго-Западного фронта. Дело облегчалось тем, что многие руководители фронтового аппарата были хорошо знакомы мне по прежней работе. Заместителем командующего фронтом был назначен бывший командующий нашей 26-й армией генерал-лейтенант Федор Яковлевич Костенко, заместителем командующего по артиллерии — генерал-лейтенант М. А. Парсегов. Военно-воздушными силами командовал генерал-майор авиации Ф. Я. Фалалеев, с которым я познакомился перед вылетом в район окружения. Его заместителем стал знакомый мне еще по 5-й армии полковник Н. С. Скрипко. Помощником командующего фронтом по бронетанковым войскам был назначен уже известный читателю генерал-майор В. С. Тамручи, командовавший мехкорпусом. Автотракторное управление возглавил старый работник Юго-Западного фронта генерал-майор Р. Н. Моргунов. Знаком я был по прежней работе и с начальником санитарного управления фронта бригадным врачом А. П. Колесовым, с главным интендантом фронта А. И, Ковалевым, начальником инженерных войск Г. К. Невским и помощником командующего по противовоздушной обороне генералом Р. А. Дзивиным.

Должность начальника разведывательного отдела занимал незнакомый мне полковник Н. Г. Грязнов. Однако его заместителем оказался мой старый приятель по совместной службе в 12-й армии полковник Александр Ильич Каминский. Впервые пришлось встретиться с начальником отдела укомплектования интендантом 1 ранга А. И. Сосенковым, начальником отдела снабжения горючим полковником А. В. Тюриным, начальником топографического отдела подполковником П. А. Зевакиным, начальником шифровального отдела капитаном М. Н. Агаповым, которого вскоре заменил мой старый знакомый по прежней работе полковник Евгений Владимирович Клочков. Службой военных сообщений по-прежнему ведал полковник А. А. Коршунов.

Для меня словно ничего не изменилось: тот же фронт, те же люди, та же тревожная и кипучая атмосфера боевых будней. Пережитые испытания еще больше сроднили нас. И это тоже помогало в работе.

В те октябрьские дни из-за линии фронта продолжали выходить все новые и новые группы бойцов, командиров и политработников нашего фронта. Среди них были начальник политического управления бригадный комиссар А. И. Михайлов, наш энергичный начальник противохимической защиты генерал-майор Н. С. Петухов, командиры стрелковых дивизий полковники П. И. Морозов, В. С. Тополев, А. К. Берестов, С. К. Потехин, С. Н. Веричев, А. М. Ильин, Н. М. Панов, П. С. Воронин, Г. П. Панков, К. И. Новик, комбриги М. А. Романов, Ф. Ф. Жмаченко и многие другие.

Они выходили измученными, но ни в ком я не заметил уныния и пессимизма. В их сердцах пылала ненависть к врагу. С не зажившими еще ранами они являлись к командующему фронтом и настойчиво просили лишь об одном: «Пошлите снова в бой, дайте возможность рассчитаться с фашистами». И командование удовлетворяло их просьбы. И снова мы увидели старых, испытанных воинов в боях, не менее жестоких и кровопролитных, чем те, через которые они уже прошли.

ОТХОД ОТХОДУ РОЗНЬ

Маршала Тимошенко все больше беспокоило положение на правом крыле фронта. Связь с нашим северным соседом нарушилась. Генерал Покровский поручил мне немедленно связаться с Генеральным штабом и попытаться там получить необходимые сведения. Вечером 6 октября мне удалось вызвать заместителя начальника Оперативного управления Генштаба генерала М. Н. Шарохина. Но он сказал, что и в Генеральном штабе мало данных о положении Брянского фронта. Известно лишь одно: враг на подступах к Орлу.

Угроза глубокого обхода фашистами правого крыла Юго-Западного фронта вынудила маршала Тимошенко просить у Ставки разрешения на отвод наших 40-й и 21-й армий на линию городов Суджа, Сумы, Ахтырка, Котельва, Колонтаев.

Прежде чем санкционировать отход, Ставка попыталась использовать выгодное положение 40-й армии по отношению к противнику, преследовавшему войска Брянского фронта. Маршал Шапошников предложил С. К. Тимошенко силами этой армии нанести удар на север. Но, взвесив обстановку, Семен Константинович заявил, что не сможет сделать этого: сил 40-й армии едва хватает, чтобы сдерживать натиск врага с запада.

Многое значит авторитет командующего. С доводами маршала Тимошенко в Ставке согласились сразу же. Наши правофланговые 40-я и 21-я армии получили приказ на отход. По директиве командующего фронтом они должны были совершить этот маневр за три ночных перехода. В это время 38-й и 6-й * армиям предписывалось прочно удерживать занимаемые рубежи.

Враг заметил отход наших войск и усилил атаки. Основные удары он наносил в стык армий. В тяжелом положении оказалась 227-я стрелковая дивизия 40-й армии. Вначале она сама нанесла сильный удар по вклинившимся частям противника. Командиры полков понадеялись, что после больших потерь фашисты не сунутся вперед, и, что называется, распустили вожжи. А самоуспокоенность никогда не приводит к добру. В ночь на 10 октября гитлеровцы внезапно обрушили мощный удар по беспечно отходившим батальонам 777-го стрелкового полка. Командир потерял управление. Атакованные батальоны отбивались очень стойко, но разрозненно.

Выручили дивизию мужество и находчивость артиллеристов 595-го артиллерийского полка. Они быстро развернули орудия и встретили прорвавшегося врага ураганным огнем. Это внесло в ряды противника смятение, помогло командиру дивизии привести части в порядок и организованно отойти.

Более спокойно развивались события в 21-й армии. Когда враг нанес здесь удар по 1-й гвардейской стрелковой дивизии, командарм решительными контратаками 1-й танковой бригады

— — — — — — —

* 6-я армия решением Ставки была передана нам из Южного фронта.

и быстрой переброской сюда частей 297-й стрелковой дивизии задержал его и обеспечил организованный отход войск на назначенный рубеж.

Противник продолжал атаки и в полосах обороны других армий фронта. Части 38-й армии, которой теперь командовал генерал-майор Виктор Викторович Цыганов, вели жаркие бои юго-западнее Богодухова.

Все больше тревожились мы за свое левое крыло. Командующий 6-й армией генерал-майор Р. Я. Малиновский докладывал, что связи с соседом не имеет и фланг его обтекается немецкими дивизиями.

В это время 18-я и 9-я армии Южного фронта, которым теперь командовал генерал Я. Т. Черевиченко, сражались во вражеском кольце. Танковые и моторизованные войска Клейста уже подошли на подступы к Таганрогу. Возникла реальная угроза их прорыва к Ростову-на-Дону. Ставка в связи с этим начала спешно формировать из войск Северо-Кавказского военного округа 56-ю Отдельную армию, перед которой была поставлена задача во что бы то ни стало удержать Ростов, прочно закрыть ворота на Кавказ.

А нам пришлось отводить армию Малиновского. Снова измотанные изнурительными боями и слабо укомплектованные войска фронта растянулись огромной дугой, загнув на восток свои фланги.