Так начиналась война

— Давай сигнал!

Взлетели три красные ракеты. Командир десантников выпрыгнул из окопа. Не оглядываясь, он с автоматом в руках бросился вперед. Словно из-под земли поднялись бойцы и командиры с голубыми петлицами. Они опередили полковника, стараясь загородить его своими телами от вражеских пуль. Бросок был настолько стремительным, что немцы не успели организовать огонь. Наши бойцы уже пустили в ход штыки. Гитлеровцы показали спину. Десантники неотступно преследовали их. Но из следующей линии окопов по ним ударили очереди пулеметов и автоматов. Батальоны Затевахина залегли. Дав передохнуть бойцам, полковник снова поднял их. И опять они погнали врага.

Так было во всей полосе сражения. Снова и снова командиры и политработники поднимали людей в контратаки. И опять мы потеряли многих своих боевых друзей. Пал смертью храбрых начальник штаба 3-го воздушно-десантного корпуса, умница и обаятельнейший человек, подполковник Александр Филимонович Коссенюк. «Наш Саша» — так его любовно называли многочисленные друзья.

Еще накануне войны познакомился я с Александром Филимоновичем, часто встречался и разговаривал с ним по телефону во время боев под Киевом. Крепко подружился с ним, как и все, кто хоть раз сталкивался с нашим веселым и отзывчивым Сашей. И вот его не стало…

Смертью героя погиб военком 2-й воздушно-десантной бригады батальонный комиссар Дмитрий Иванович Климов.

В разгар контратаки под Витой-Литовской был ранен командир прославленного сводного отряда генерал-майор Матыкин. Бойцы на руках вынесли генерала с поля боя и доставили в медпункт. Узнав о ранении своего любимого командира, бойцы группы с удвоенной яростью контратаковали врага.

Противник прорвался в пригороды Киева — Мышеловку и Совки, захватил Голосеевский лес и сельхозинститут, вышел на высоты, с которых просматривалась южная часть города. Весть об этом встревожила Ставку. И. В. Сталин вызвал командующего фронтом к прямому проводу. Все происходило в моем присутствии. Кирпонос читал ленту и все больше хмурился.

«До нас, — выстукивал аппарат, — дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу, якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?»

Недоумевающе пожав плечами, Кирпонос велел радистке передать:

«Вам доложили неверно. Мы будем держать его. Однако резервов у нас на этом направлении нет».

Верховный Главнокомандующий посоветовал высвободить резервы за счет армии генерала Костенко. (Бедная 26-я армия! Еще долгое время, больше месяца, Ставка будет уповать на ее малочисленные дивизии как на неисчерпаемый резерв!)

По-видимому, убедившись, что командующий фронтом глубоко осознал все значение удержания Киева для исхода сражения за Левобережную Украину, Сталин закончил разговор уже в более мягком тоне: «Комитет Обороны и Ставка очень просят вас принять все возможные и невозможные меры для защиты Киева».

Кирпонос, взволнованный этим разговором, был полон решимости немедленно и любой ценой отбросить немцев от Киева. К счастью, к этому времени к нам прибыла 5-я воздушно-десантная бригада под командованием Героя Советского Союза А. И. Родимцева.

Имя полковника Александра Ильича Родимцева к началу войны было уже широко известно в военных кругах. Он доблестно воевал в Испании, обладал большим боевым опытом. (Впоследствии Александр Ильич не раз прославится в крупнейших сражениях, станет генералом, дважды Героем Советского Союза).

Командующий фронтом приказал с ходу ввести бригаду Родимцева в бой на участке вражеского прорыва. На следующий день десантники во взаимодействии с частями стрелковых дивизий с исключительным ожесточением контратаковали противника. Под руководством своего храброго и искусного командира бригада сразу же добилась заметного успеха.

В районе Совок нашим контратакующим частям неоценимую помощь оказали две артиллерийские батареи, которые начальник артиллерии Киевского укрепрайона майор Павел Андреевич Сердюк, не терявший присущего ему хладнокровия в самых опасных ситуациях, снял с другого участка и лично привел сюда. Артиллеристы тщательно замаскировали свои орудия и прямой наводкой расстреляли прорвавшегося врага, заставили его отступить.

К концу дня 9 августа сражение за Киев достигло апогея. Враг хотя и бесновался еще, но чувствовалось, что он надломлен, теряет веру в свои силы. Об этом свидетельствовало хотя бы то, что фашисты все чаще шли в атаку пьяные.

По призыву городской партийной организации новые тысячи киевлян пополняли ряды бойцов. В сражение вступили отряды ополченцев Московского, Железнодорожного, Октябрьского и других районов города. Городские организации неустанно заботились о том, чтобы войска были обеспечены всем необходимым для боя.

В сражение на подступах к Киеву втягивалось все больше и больше сил, и нам не без труда удалось объединить все части, оборонявшие город, в новую — 37-ю армию. Реорганизация штаба Киевского укрепрайона в штаб новой армии, начавшаяся в ходе боев, проходила не совсем гладко и отражалась на управлении войсками. Вечером 9 августа генерал Тупиков, выслушав мой доклад об итогах боевых действий за день, приказал мне выехать в Киев, чтобы помочь штабу новой армии.

Не медля ни минуты, я отправился в путь. В штабе армии шла напряженная работа. Лица встречавшихся мне командиров были очень озабоченными. Нового командарма на месте не оказалось. Я представился начальнику штаба генералу А. А. Мартьянову.

Александра Александровича Мартьянова я помнил еще по Военной академии имени М. В. Фрунзе, где я в 1934 году был слушателем, а он преподавателем. О нем отзывались с похвалой. Мартьянов служил в Красной Армии со дня ее основания. Мне, как бывшему кавалеристу, импонировало, что он тоже конник, руководивший на протяжении многих лет штабами кавалерийских частей и соединений. В 1937 году он возглавил штаб кавалерийского корпуса, накануне войны — штаб 4-го механизированного корпуса, со второй половины июля 1941 года успешно руководил штабом Киевского укрепрайона.

Рассказав о цели своего посещения, я попросил генерала познакомить меня с положением войск к исходу дня.

Мартьянов порадовал меня: из Голосеевского леса и сельхозинститута фашисты выбиты, и теперь они уже не смогут оттуда корректировать огонь своей артиллерии по Киеву.

Постепенно оживляясь, начальник штаба стал рассказывать о ходе боев, о принятых командованием армии мерах по отражению вражеских атак. Положение на юго-западных подступах к городу пока по-прежнему чрезвычайно напряженное. У противника еще много сил, он ожесточенно атакует.

Мартьянов с восхищением отозвался о воздушно-десантной бригаде полковника Родимцева. Контратакой ее батальонов, поддержанной сражавшимися на этом участке другими частями, фашисты выбиты из Голосеевского леса.

— Изумили нас ополченцы, — сказал генерал. — Малообученные, необстрелянные бойцы, а дрались геройски. Рота ополченцев Московского района под командованием Кузнецова не отступила даже под угрозой полного окружения. Пулеметные расчеты понесли большие потери, однако оружие не умолкало, пока оставались патроны. Бесстрашие и стойкость показали ополченцы за« вода имени Дзержинского и фабрики имени Карла Маркса во главе со своими директорами Н. Н. Слободским и М. Г. Авасафяном. В бою Авасафян получил несколько ран, но продолжал руководить своим отрядом.

Я сказал, что командующий фронтом очень озабочен большими потерями в десантных бригадах. Мартьянов тяжело вздохнул:

— Да, действительно, десантники не щадят себя в бою, а командиры повсюду стараются показать личный пример. Поэтому бригады понесли значительные потери, в том числе — что особенно горько — в командном составе, но зато, как показывают пленные, фашисты стали панически бояться наших бойцов, одетых в авиационную форму. Фашистская пропаганда для поднятия духа своих солдат распространяет выдумку, будто у русских уже совсем не осталось под Киевом войск и они вынуждены в роли пехотинцев использовать даже летчиков. Пусть брешут. А наши бойцы и командиры с голубыми петлицами совершают чудеса. Пока хотя бы один десантник остается на позиции, она неприступна для врага. И так дерутся не только десантники. Бойцы стрелковых частей, постоянного гарнизона укрепрайона, артиллеристы, саперы и ополченцы словно соревнуются в отваге. Каждый, не задумываясь, пожертвует своей жизнью, чтобы не пропустить врага в Киев.

Я ознакомился с боевыми распоряжениями, отданными штабом армии войскам на следующий день, высказал свои предположения. Прибывшие со мной офицеры штаба фронта проверили работу отделов штаба армии, побывали на узле связи, оказали необходимую помощь. Лишь ночью мы, тепло попрощавшись с начальником штаба, поспешили в Бровары.

В штаб фронта возвратились уже под утро. Даже не успев умыться с дороги, иду к генералу Тупикову. В коридоре сталкиваюсь со своим старым знакомым по Академии Генерального штаба подполковником Глебовым. Иван Семенович тогда прибыл учиться на год позднее меня с должности командира артиллерийского полка. Успешно закончив академию, он, как и я, остался в ней преподавателем кафедры общей тактики. Это был очень способный и образованный офицер, и я относился к нему с искренним уважением.

Мне было известно, что накануне войны он прибыл из академии на стажировку в наш округ. Когда начались бои, Глебов так и остался в 6-м стрелковом корпусе заместителем начальника артиллерии. Вскоре возглавил штаб корпуса. Воевал хорошо. Теперь, в связи с расформированием почти всех корпусных управлений, направлялся в распоряжение Ставки. Встреча с Глебовым меня обрадовала. На мой вопрос, как он здесь очутился и что делает, Глебов грустно улыбнулся:

— Вот отвоевался я, Иван Христофорович. Отправляют в тыл, а я не хочу. Приехал просить начальника артиллерии фронта. Может, возьмет меня снова… Пойду на любую должность, лишь бы остаться на фронте.

У меня сразу мелькнула мысль: вот бы мне заполучить такого помощника!

Я спросил, не согласится ли он поработать в оперативном отделе. Глебов обрадовался:

— С удовольствием!

Я пообещал немедленно уладить этот вопрос. У Тупикова я пробыл недолго. Рассказал ему о том, что еще не ладится в новом армейском штабе. Генерал пообещал укрепить его опытными штабными командирами. Воспользовавшись моментом, я замолвил слово о Глебове, охарактеризовал его с самой лучшей стороны. Тупиков согласился с моим предложением. Глебов стал моим помощником.

Так с тех пор и начал Иван Семенович оперативную работу в крупных штабах.

Я уже собирался уйти, но начальник штаба не отпустил меня.

— У меня для вас есть приятная новость. Он подошел, крепко стиснул мне руку:

— Поздравляю с присвоением генеральского звания. Только что получил телеграмму…

Это была большая радость. Забылись и усталость и бессонные ночи…

А вскоре я испытал еще большую радость. Коммунисты штаба фронта приняли меня в ряды ленинской партии. Так в трудные августовские дни 1941 года сбылась давняя заветная моя мечта.

Противник, не считаясь с потерями, стремился прорваться в Киев и к переправам на Днепре. Утром 10 августа фашисты возобновили атаки вдоль шоссе Васильков — Киев, сосредоточив здесь не менее пяти дивизий.

И снова своей доблестью изумили всех бойцы и командиры десантных бригад. Курсанты школы младших командиров бригады А. И. Родимцева хладнокровно пропустили над своими окопами вражеские танки, а следовавшую за ними пехоту скосили дружным огнем. После' этого они вместе с артиллеристами занялись прорвавшимися танками. Снарядами, гранатами и бутылками с горючим десантники уничтожили десять вражеских машин. На другом участке фашисты сумели прорваться к штабу 6-й воздушно-десантной бригады. Людей в штабе была горстка, но каждый дрался за пятерых. Командир бригады не раз поднимал своих людей в контратаку. И они продержались, пока не подоспела помощь. А в это время командир 2-го батальона бригады капитан С. И. Галанов ударил со своими подразделениями в тыл прорвавшимся фашистам. Группа гитлеровцев была уничтожена. Отважный командир батальона погиб. Бой довел до конца его начальник штаба капитан Б. В. Смолин.

А вообще обстановка для войск 37-й армии в этот день сложилась настолько тяжело, что пришлось послать ей на помощь отдельные подразделения 4-й дивизии НКВД и части из железнодорожных войск фронта. 75, 76 и 77-й строительно-путевые и 31-й мостовой железнодорожные батальоны встретили врага на юго-западной окраине Киева.

Командир 76-го батальона капитан В. К. Куц и комиссар В. М. Ильин повели своих людей — путейцев, слесарей, плотников, землекопов — в атаку в районе Мышеловки. Грудь в грудь они сошлись с фашистами, потеряли многих товарищей, но оттеснили противника. А небольшая группа смельчаков во главе с С. П. Морозовым проникла во вражеский тыл, захватила минометную батарею и открыла из немецких минометов огонь по гитлеровцам, еще более усилив переполох в их рядах. Отважно дрались подразделения железнодорожных строителей капитана Слепкова, старших лейтенантов Комиренко, Юрина, Росся и других славных командиров.

Большую поддержку нашим частям оказали моряки Пинской военной флотилии. Отрядом кораблей командовал капитан 1 ранга П. С. Кравец. Плечом к плечу с воинами регулярных частей героически сражались ополченцы. Страх на врага наводили лихие налеты бронепоезда киевских ополченцев под командой Л. В. Василевского.

Каждый день боя стоил фашистам тысяч погибших солдат. Но и мы теряли лучших своих бойцов и командиров. В ряде частей оставалось совсем мало людей. В полках 147-й стрелковой дивизии, к примеру, теперь насчитывалось всего по 150 — 200 человек (я имею в виду лишь боевые подразделения — стрелков и пулеметчиков); в 3-й воздушно-десантной бригаде — 375 человек; в прославленном отряде генерала Матыкина — 300 бойцов, несколько больше было в 206-й стрелковой дивизии. Учитывая это, маршал С. М. Буденный направил под Киев из своего резерва 284-ю стрелковую дивизию. Вечером командир дивизии полковник Геннадий Петрович Панков с группой офицеров штаба спешно прибыл на командный пункт 37-й армии, а через день части этого соединения уже вступили в бой в районе поселка Мышеловка, который стал подлинной мышеловкой для значительных сил противника: сотни фашистских солдат так и не выбрались из нее.

С вводом в бой 284-й стрелковой дивизии с новой силой возобновили контратаки войска 37-й армии, и 12 августа враг был сломлен. Защитники Киева начали медленно, но неуклонно теснить его части на юг.

В эти дни к нам прибыло несколько установок неизвестных еще тогда на Юго-Западном фронте «катюш». Утром 15 августа они совершили огневые налеты в полосе наступления 147-й стрелковой дивизии. Уничтожающие залпы «катюш» произвели ошеломляющее действие на врага. Потехин на следующий день доложил, что на тех участках, где были произведены залпы, фашисты в панике покинули свои позиции.

А какое воодушевление вызвало появление реактивных минометов у наших бойцов и командиров!

Успешному отражению вражеского генерального штурма активно содействовали наши славные зенитчики и летчики, хотя действовали они в очень трудных условиях.

Фашистская авиация неистовствовала. Командование группы армий «Юг», теряя с каждым днем надежду на захват города, старалось ударами с воздуха разрушить мосты, прервать пути подвоза и тем самым подорвать дух защитников Киева. Целые стаи бомбардировщиков под прикрытием истребителей устремлялись к городу и переправам. Многократное превосходство в авиации не помогло врагу. Наши летчики в тесном взаимодействии с артиллеристами-зенитчиками зорко охраняли киевское небо. Если некоторым самолетам противника и удавалось достигнуть мостов, то меткий огонь и решительные атаки подоспевших истребителей не давали им вести прицельное бомбометание. Фашисты поспешно сбрасывали свой груз где придется и старались спастись бегством. В результате за все время обороны Киева враг так и не сумел нанести по городу удары, которые нарушили бы налаженный ритм его жизни.

Немалая заслуга в создании надежного противовоздушного щита над Киевом принадлежала руководителям противовоздушной обороны фронта генералу А. И. Данилову и майору В. А. Пеньковскому. В воздушных боях на подступах к Киеву в трудные для города августовские дни вновь отличились летчики 36-й истребительной авиационной дивизии, входившей в состав войск, обеспечивавших противовоздушную оборону столицы Украины.

Всем запомнился случай, происшедший 10 августа. В полдень одинокий советский истребитель патрулировал над южной окраиной Киева. Внезапно из-за солнца появились семь «мессершмиттов». Наши пехотинцы, наблюдавшие с земли, надеялись, что советский летчик уклонится от боя, чтобы дождаться подмоги. Но краснозвездный «ястребок» вдруг резко взмыл вверх и стрелой помчался навстречу фашистским самолетам. В бешеном вихре закружились истребители. Советский летчик вел бой с такой яростью и таким мастерством, что в первые же секунды два «мессершмитта» врезались в землю. Остальные поспешно повернули назад, увидев наши истребители, спешившие на помощь.

Потом мы узнали, что этим храбрецом оказался летчик 2-го истребительного полка 36-й авиационной дивизии комсомолец лейтенант В. Г. Карелин.

Вскоре киевляне стали свидетелями не менее изумительной воздушной схватки. Три советских летчика-истребителя — лейтенант А. Н. Мукомолов, младшие лейтенанты А. И. Борисов и уже знакомый нам Д. А. Зайцев — вступили в бой с 15 «мессершмиттами». Громадный клубок завертелся в небе. Могучий вой авиационных двигателей, беспрерывный треск пулеметных очередей. Из клубка вывалился самолет, закувыркался, падая. Наш? Нет, немецкий. Закрутился, летя в Днепр, второй «мессершмитт». А наши краснозвездные машины, каким-то чудом оставаясь невредимыми, продолжали атаки. Видя, что на помощь советским летчикам спешат товарищи, фашисты обратились в бегство.

На аэродром, где базировалась 15-я авиационная дивизия, напали 18 вражеских бомбардировщиков и 9 истребителей. Навстречу им успели подняться лишь пять летчиков 28-го истребительного авиационного полка: лейтенанты Герой Советского Союза А. Я. Федоров, Бочаров, Парфенов, Трифонов во главе с комиссаром эскадрильи политруком А. В. Руденко. Не раздумывая, пять смельчаков пошли в атаку. Строй фашистских бомбардировщиков рассыпался, несколько самолетов загорелось, а остальные повернули назад, сбрасывая бомбы где придется.

Один из сбитых фашистских пилотов, когда его привели в штаб, воскликнул:

— Ваши летчики — безумцы! Безрассудно идти в атаку при таком неравенстве сил!

Ему напомнили о результатах этой «безумной» атаки. Он пытался все объяснить случайностью. Немецких летчиков, дескать, просто ошеломила эта невиданная дерзость, на которую способны только сумасшедшие.

Где ему было понять душу советского человека! Наши летчики видели неравенство сил и отлично сознавали смертельную опасность, на которую шли. Безумцы? Что ж, о таких писал великий Горький:

«Безумству храбрых поем мы славу!»

Сотни тысяч их сражались за Киев и в итоге неимоверных усилий 16 августа отбросили фашистские дивизии почти к тому рубежу, с которого те начали штурм города.

В дальнейшем на ближайших подступах к Киеву фашистам больше уже ни на шаг не удалось продвинуться вперед, хотя в конце августа они предприняли еще одну решительную попытку прорваться в город.

Неудача ошеломила командующего группой армий «Юг». Он уже стал подумывать о переходе к обороне в районе Киева. По словам генерала Филиппи, фельдмаршал Рундштедт срочно сообщил главному командованию немецких сухопутных войск, что русские под Киевом «собираются разгромить северное крыло группы армий». Фельдмаршал умолял немедленно передать ему хотя бы одну танковую дивизию из резерва и одновременно помочь ударом войск группы армий «Центр» со стороны Гомеля. А когда ему отказали в этом, Рундштедт решил срочно перебросить под Киев части из танковой группы Клейста.

Смертельная опасность, нависшая в первой половине августа над Киевом, не поколебала мужества киевлян, а побудила их еще более усилить помощь фронту. В авангарде, как всегда, шли коммунисты. И хотя в городе осталась лишь четвертая часть всей партийной организации (остальные ушли в ряды Красной Армии, в партизанские отряды), коммунисты были душой любого патриотического начинания.

По их инициативе на заводах было налажено изготовление переносных противотанковых препятствий, колючей проволоки, противотанковых мин, бутылок с горючей жидкостью, ремонтировались стрелковое вооружение, артиллерия, танки, автомашины и даже самолеты. Только в июле и августе на предприятиях Киева было восстановлено 905 боевых машин различного назначения. На ряде заводов было освоено производство минометов и другого вооружения.

Героически трудились транспортники. Железнодорожники и речники под огнем и бомбежками бесперебойно доставляли войскам боеприпасы, продовольствие, эвакуировали раненых.

На одной из днепровских переправ южнее Киева под вражескими обстрелами и бомбардировками водил паром Николай Николаевич Дудка. Потом он ушел с нашими частями, а через два года снова вернулся к родному Днепру. В числе первых он форсировал могучую реку и стал Героем Советского Союза. Столь же самоотверженно работал в Киевском порту в те дни Сергей Дмитриевич Хоменко. Впоследствии он тоже прославился, за боевые подвиги заслужил звание Героя. Оба они так и не расставались с Днепром. Николай Николаевич Дудка работал потом в Киевском речном порту, а Сергей Дмитриевич Хоменко — на Киевской ГЭС.

А разве можно забыть подвиг машиниста В. И. Казанского?! Он был ранен в обе ноги, но не покинул своего поста и, истекая кровью, все же довел эшелон до места назначения.

Своей самоотверженностью трудящиеся Советской Украины вдохновляли бойцов и командиров, укрепляли их стойкость и волю к победе.

Помнится, в тяжелые июльские и августовские дни 1941 года командующие армиями, командиры и политработники соединений докладывали Военному совету фронта, что их буквально осаждают добровольцы. Те, кого не могли зачислить в часть официально, зачастую становились своего рода «подпольными» бойцами. В самые горячие минуты боя командир вдруг обнаруживал, что у него людей стало больше.

Откуда они? Оказывалось, подростки и старики, которых по возрасту не брали в армию, подобрав оружие погибших, шли вместе с красноармейцами в атаку. Как говорят юристы и дипломаты, они становились бойцами де-факто. А потом целые делегации шли к командиру: новички показали себя отважными солдатами, нельзя ли их оставить у нас? И приходилось добровольцев признавать де-юре, по всей форме заносить в списки роты.

Об одном из таких добровольцев рассказал мне командир 45-й стрелковой дивизии генерал Гавриил Игнатьевич Шерстюк.

К одной из стрелковых рот его дивизии во время боев за город Малин пристал ученик средней школы села Рацево Олевского района 15-летний Леня Цыбарь. Бойцы приютили, полюбили ласкового и сообразительного мальчишку, держали его подальше от передовой и поближе к кухне, где он охотно помогал повару. Но однажды, когда рота шла в атаку и дорогу ей преградил вражеский пулемет, неожиданно открывший огонь с фланга, залегшие бойцы увидели маленькую фигурку: прижимаясь к земле, подросток полз к пулемету. Вот он затаился за бугорком всего в нескольких шагах от фашистских пулеметчиков. Воспользовавшись тем, что их внимание было отвлечено в другом направлении, мальчишка поднялся и бросил гранату. Пулемет умолк. Рота дружно поднялась в атаку. Бойцы подбежали к парнишке. Он был ранен.

— Доложили мне об этом, — улыбнулся генерал. — Я, конечно, отругал старшину роты, который пригрел мальчишку, а тот свое: «Товарищ генерал, ведь он герой, наш Ленька!» Не выдержало мое сердце, разрешил оставить парнишку в роте…

Казалось, все школьники и школьницы окрестных городов и сел только и думают о том, как бы убежать на фронт. Естественно, их не пускали. Но многие преодолевали все препоны и шли в бой плечом к плечу со своими отцами и старшими братьями.

Командующий 26-й армией генерал Костенко представил к ордену санитарку Скворчинскую, дочь кузнеца с киевского «Арсенала». Шестнадцатилетняя комсомолка правдами и неправдами добилась зачисления в 14-ю кавалерийскую дивизию. Командарм сообщал, что юная патриотка вынесла из-под огня десятки раненых бойцов и командиров.

В одной из своих старых записных книжек я обнаружил короткую пометку: «12 августа 1941 года. Корсунский район, село Пешки. Колхозница Александра Карповна Собченко вырвала из лап смерти 14 наших воинов». Эта лаконичная запись напомнила мне историю, которая меня взволновала в те суровые времена до глубины души. Когда в первой половине августа наши войска, сражавшиеся в районе Корсуня, были потеснены, в поле у села Пешки остались 12 раненых красноармейцев и два командира. Это видела колхозница Александра Собченко. Ей тогда было 22 или 23 года. Хорошо понимая, что рискует жизнью, она перетащила всех раненых в свою хату. В село ворвались фашисты. Ночью Александра перенесла всех раненых в безопасное место. Прятать и выхаживать раненых советских воинов в селе, сплошь забитом фашистскими войсками, было невероятно трудным делом. Сколько тревог и волнений пережила молодая женщина! Тем более что на смену солдатам тыловых подразделений вскоре в село вступили каратели, которые стали ищейками рыскать повсюду. Но они так и не нашли этот подпольный госпиталь. А вскоре войска 26-й армии отбросили врага, и Александра Карповна передала своих подопечных нашим военным медикам.

Центральный Комитет Коммунистической партии Украины и правительство республики высоко оценили героизм защитников Киева. 17 августа они объявили благодарность личному составу наиболее отличившихся частей и соединений и наградили их Почетными Красным знаменами. На другой день представители трудящихся украинской столицы приехали на фронт, чтобы в торжественной обстановке вручить эти знамена.

В Киеве состоялось собрание партийного актива города с участием представителей войсковых партийных организаций. Решения актива нацелили защитников Киева на новые героические дела.

ОКУНИНОВСКАЯ НЕУДАЧА

Сильно ухудшилось положение нашего правого соседа — Центрального фронта. Во второй половине августа немецко-фашистские войска в его полосе форсировали верховья Днепра и глубоко продвинулись на восток, угрожающе нависая над открывшимся флангом нашего фронта. Со дня на день можно было ожидать выхода крупных сил противника с севера в глубокий тыл 5-й армии с захватом жизненно важных для нее переправ через Днепр.

16 августа нам стало известно, что главком нашего направления С. М. Буденный обратился в Ставку за разрешением отвести 5-ю армию и 27-й стрелковый корпус на левый берег реки. Свою просьбу он обосновывал так:

«Поскольку Ставка решила наступательную операцию из этого района (из района Овруча. — И. Б. ) не проводить, оборона его теряет смысл и ослабляет наши войска в неравных боях. Для нас будет более выгодным отвести правый фланг Юго-Западного фронта (5-ю армию и 27-й стрелковый корпус) на восток, за Днепр. Отход правого фланга назрел еще и потому, что соседний Центральный фронт, по имеющимся данным, ведет бой на подступах к рубежу Брянск, Унеча. Чем быстрее мы создадим резервы за правым флангом Юго-Западного фронта, тем более устойчивым будет наше положение. Резервы одновременно необходимы для борьбы за Киев. Тех сил, которые имеются в укрепленном районе, совершенно недостаточно. А между тем, в связи с нашим отходом за Днепр, противник получил возможность подтянуть свежие силы для атаки Киевского укрепрайона. Если Ставкой Верховного Командования будет разрешен отвод нашей 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса за р. Днепр, то можно будет вывести в резерв 2 — 3 стрелковые дивизии и приступить к переформированию семи танковых и моторизованных дивизий. Это даст возможность иметь в резерве еще пару стрелковых дивизий».

Ставка быстро ответила согласием. Через два дня она поставила Юго-Западному фронту задачу прочно удерживать рубеж обороны по левому берегу Днепра от местечка Лоев (севернее Киева) до Переволочной (юго-восточнее Кременчуга). В связи с сокращением протяженности оборонительной линии наш фронт мог теперь вывести в резерв не менее восьми стрелковых дивизий. В этот же день, то есть 19 августа. Военный совет фронта подписал оперативную директиву об отводе 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса.

Отход приказывалось осуществить в сжатые сроки. Начав его в ночь на 20 августа, 5-я армия должна была уже к утру 25 августа занять оборону севернее Киева, от местечка Лоев до Глыбова. Движение разрешалось только ночью. Пять ночей — пять переходов.

Поскольку 27-му стрелковому корпусу предстояло преодолеть более короткое расстояние, он в первые три дня отхода войск генерала Потапова должен был удерживать занимаемый рубеж, обеспечивая их левый фланг. Передвижение корпус мог начать лишь с наступлением темноты 22 августа. С выходом корпуса на левый берег Днепра намечалось его 28-ю стрелковую дивизию передать на усиление гарнизона Киевского укрепрайона, а воздушно-десантные бригады 2-го и 3

Так был задуман этот маневр. Проследим теперь, как войска его осуществили.

Частям 5-й армии, находившимся в тесном боевом соприкосновении с превосходящими силами противника, надо было незаметно оторваться от них, чтобы без помех отойти за Днепр. К чести генерала Потапова и его штаба, они сумели хорошо организовать дело. Гитлеровское командование так и не смогло воспрепятствовать отходу армии. Филиппа вынужден был признать: «Как и прежде, эта армия противника сумела, усилив сопротивление с фронта, ввести в заблуждение командование действовавших против нее немецких соединений и скрыть подготовку к отходу, чтобы затем внезапно отступить на всем фронте».

Когда вражеская разведка обнаружила начавшийся отвод советских дивизий из района Коростеня, противник с целью перерезать пути их движения предпринял яростные атаки вдоль реки Тетерев, но наши левофланговые войска, в том числе подразделения 4-й дивизии НКВД, успешно отбили эти удары.

Фашистам так и не удалось перерезать далеко растянувшиеся пути отхода 5-й армии.

Совершенно иначе произошло с 27-м стрелковым корпусом. Генерал П. Д. Артеменко и его штаб плохо организовали отход своих частей. Они явно недооценили реальные возможности противника помешать этому ответственному и сложному маневру. К сожалению, и штаб фронта не предусмотрел этой угрозы. Командующий 6-й немецкой армией немедленно воспользовался нашим просчетом.