– Что именно о нем? – резко спросил Амадейро.

– Ничего, кроме того, что она говорила о нем и вспоминала. Этот поселенец, что хочет ее забрать, потомок Бейли, и я подумал, что это может оказать на нее влияние и заставить ее отнестись благосклонно к требованию поселенца.

Так или иначе, это сработало, и через несколько дней Амадейро почувствовал, что с него спало почти непрерывное давление, терзавшее его с начала солярианского кризиса.

61

Одно было приятно для Амадейро во время этого солярианского кризиса: он не видел Василии. Время было явно неблагоприятное, чтобы видеться с ней. Он не желал, чтобы она докучала ему своими мелкими заботами насчет робота, которого она считала своим, вопреки закону, когда все мысли и нервы Амадейро были заняты истинным кризисом. Не желал он также ввязываться в ссору, которая легко могла вспыхнуть между ней и Мандамусом из-за вопроса, кто со временем станет Главой Института Роботехники.

В любом случае он склонился к решению, что его преемником должен стать Мандамус. На всем протяжении солярианского кризиса Мандамус не спускал глаз с того, что было важно, даже когда сам Амадейро чувствовал слабость, Мандамус оставался холодно-спокойным. Именно Мандамус подумал о возможности, что солярианка добровольно поедет с поселенческим капитаном, и сманеврировал так, что она согласилась.

И если его план разрушения Земли сработает как должно, тогда Амадейро присмотрит, чтобы Мандамус стал со временем его преемником на Посту Председателя Совета. Это будет только справедливо, подумал Амадейро в редком порыве самоотверженности.

Следовательно, в этот вечер он не слишком много думал о Василии. Он ушел из Института с небольшим отрядом роботов и сел в свой наземный кар. Один робот вел кар, два других сели на заднее сидение вместе с Амадейро. Сквозь сумерки и холодный дождь они спокойно привезли Амадейро к его дому, где его встретили в дверях еще два робота. И за все это время он ни разу не вспомнил о Василии.

Увидев ее у себя в гостиной, где она смотрела по трехмерке замысловатый балет роботов, в то время как ее личные роботы стояли за ее креслом, а роботы Амадейро – в нишах, он сначала даже не разозлился на это вторжение, а только задохнулся от изумления.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться и получить возможность заговорить. Вот тогда пришла злость, и он грубо спросил:

– Что вы здесь делаете? Как вы вошли?

Василия была совершенно спокойна. В конце концов, появление Амадейро не было для нее неожиданностью.

– Что делаю? Жду вас. Войти не составляло труда. Ваши роботы знают мой внешний вид и мое положение в Институте. Почему бы им не впустить меня, если я сказала, что договорилась с вами?

– Мы не договаривались. Вы силой вторглись в мой дом.

– Не совсем так. Есть границы доверия, которые можно требовать от роботов. Посмотрите на них: они не спускали с меня глаз.

Если бы я стала рыться в ваших вещах, просматривать ваши бумаги, одним словом, пользоваться вашим отсутствием, уверяю вас, это бы у меня не вышло. Мои два робота не сладили бы с вашими.

– Но вы знаете, что действовали вопреки обычаю космонитов? Вы бессовестная женщина, и я вам этого не забуду.

Василия чуть побледнела от этого прилагательного, но твердо сказала:

– Надеюсь, что не забудете, Келдин, потому что я сделала это для вас, и будь я действительно такая, как вы меня назвали, я бы ушла сейчас, и вы до конца дней остались бы неудачником, каким были в течение двух столетий.

– Я не останусь им, что бы вы ни сделали.

– Вы говорите так, словно уверены в этом, но, видите ли, вы не знаете того, что знаю я, и я могу сказать, что без моего вмешательства вы так и останетесь неудачником. Мне наплевать, что этот тонкогубый, остромордый Мандамус состряпает для вас…

– Почему вы упоминаете о нем? – быстро спросил Амадейро.

– Потому что так хочу, – несколько раздраженно ответила Василия. – Что бы он ни делал или собирался сделать – не пугайтесь, я не знаю и не имею представления, что именно – это не сработает. Я ничего об этом не знаю, но знаю точно, что не сработает.

– Вздор болтаете.

– Вам лучше бы выслушать этот вздор, Келдин, если вы не хотите, чтобы все пошло прахом. Пропадете не только вы, но, может быть, все Внешние Миры, один за другим. Но вы можете и не пожелать выслушать меня. Выбирайте.

– Почему я должен слушать вас? Какой мне смысл?

– Хотя бы потому, что я говорила вам, что соляриане готовятся покинуть планету. Если бы вы прислушались тогда к моим словам, для вас не было бы неожиданностью, когда они это сделали.

– Солярианский кризис пока что идет нам на пользу.

– Нет, – сказала Василия. – Может вам так кажется, но это не так. Он уничтожит вас, чтобы вы ни делали, если вы не пожелаете выслушать меня.

Губы Амадейро побелели и слегка дрожали. Упоминание о двух столетиях поражения произвело свое действие, и солярианский кризис не помогал, поэтому что ему не хватало внутренней силы приказать своим роботам выкинуть Василию вон, как следовало бы. Он глухо сказал:

– Ладно, только давайте короче.

– Вы не поверите тому, что я хочу сказать, так что позвольте мне говорить по своему усмотрению. Вы можете в любое время остановить меня, но этим вы разрушите Внешние Миры. Конечно, это произойдет после меня, и я не войду в историю – поселенческую историю, кстати – как величайший пробел в записи. Говорить?

– Говорите. А когда кончите – уходите.

– Я так и намерена сделать, Келдин, конечно, если вы ОЧЕНЬ вежливо не попросите меня остаться и помочь вам. Могу я начать?

Амадейро ничего не ответил, и Василия начала:

– Я вам говорила, что во время моего пребывания на Солярии я поняла, что они проектируют какую-то очень странную структуру позитронных связей, и эта структура очень сильно поразила меня как попытка произвести роботов-телепатов. Почему я подумала об этом?

– Не могу сказать, – холодно ответил Амадейро, – какая-то патология в вашем мышлении.

Василия отмахнулась с гримасой.

– Подумайте, Келдин. Я потратила несколько месяцев, размышляя об этом, поскольку я достаточно проницательна и понимаю, что тут не патология, а какая-то поразительная подсознательная память. Я мысленно вернулась к детству, когда Фастальф, которого я считала отцом, находясь в великодушном настроении, дал мне в собственность робота.

– Опять Жискар? – нетерпеливо пробормотал Амадейро.

– Да, Жискар. Всегда Жискар. Мне было тогда десять лет, и у меня уже был инстинкт роботехника, или, я бы сказала, что я родилась с этим инстинктом. Я еще очень мало знала математику, но понимала структуру. В последующее десятилетие мое знание математики основательно улучшилось, но я не думаю, чтобы я заметно продвинулась в своем чувстве структуры. Мой отец сказал бы: «Маленькая Вас (он экспериментировал с ласковыми уменьшительными, чтобы посмотреть, как это действует на меня), ты гений структуры». Я думаю, что я действительно…

– Избавьте меня. Я признаю вашу гениальность. Но я еще не обедал. Вы понимаете?

– Ну, что ж, – резко ответила Василия, – прикажите подать обед и пригласите меня пообедать с вами.

Амадейро хмуро поднял руку и сделал быстрый жест. Роботы сразу же принялись за работу.

– Я видимо, играла с рисунком связей для Жискара и приходила к отцу показать рисунки. Он качал головой, смеялся и говорил: «Если ты добавишь это в мозг Жискара, бедняга больше не сможет говорить, и ему будет больно». Я помню, спрашивала, может ли Жискар чувствовать боль, и отец говорил: «Мы не знаем, что он будет чувствовать, но он будет действовать так, как действовала бы ты при сильной боли, поэтому мы можем сказать, что он чувствует боль».

А иногда я показывала рисунок, отец снисходительно улыбался и говорил: «Ну, что ж, это ему не повредит, маленькая Вас, и, наверное, стоит попробовать».

И я пробовала, иногда переделывала, а иногда оставляла. Я делала это не из садистских побуждений: я очень любила Жискара и не хотела вредить ему. Когда мне казалось, что какое-то мое улучшение – я всегда считала это улучшением – позволяет Жискару говорить более свободно, действовать быстрее и интереснее и вроде бы не вредило, я оставляла это. И вот однажды…

Возле локтя Амадейро остановился робот. Он не смел прервать гостью, кроме как в самом неотложном случае, но Амадейро понял значение этого ожидания. Он спросил:

– Обед готов?

– Да, сэр, – ответил робот.

Амадейро сделал довольно нетерпеливый жест в сторону Василии.

– Приглашаю вас пообедать со мной.

Они прошли в столовую, где Василия еще ни разу не была. Вообще-то Амадейро, как частное лицо, был известен своим пренебрежением к правилам общественной вежливости. Ему не раз говорили, что он больше преуспел бы в политике, если бы принимал гостей в своем доме, но он всегда вежливо улыбался и отвечал: «Слишком велика цена».

Наверное, как раз из-за отсутствия приемов, столовая не имеет никаких признаков оригинальности и творчества, подумала Василия. Стол, посуда, приборы предельно просты. А стены просто окрашены вертикальными полосами. Все это вместе, пожалуй, угнетает аппетит, решила она.

Суп был так же прост, как и посуда: чистый бульон, и Василия принялась за него без всякого энтузиазма.

– Моя дорогая Василия, – сказал Амадейро, – вы видите, как я терпелив. Я не возражаю, чтобы вы написали свою автобиографию, если вам так хочется. Но вы, кажется, намерены рассказывать мне некоторые ее главы? Если так, то я должен сказать, что мне это совершенно не интересно.

– Через некоторое время вам станет очень интересно. Однако, если вы обожаете провал и не хотите ничего добиться, то так и скажите. Тогда я молча поем и уйду. Хотите?

– Ладно, давайте дальше, – вздохнул Амадейро.

– Так вот, однажды я неожиданно придумала структуру, более замысловатую, более приятную и более заманчивую, чем все, что я видела раньше, да и по правде сказать, и в дальнейшем. Мне очень хотелось показать ее отцу, но он уехал на какую-то встречу на другую планету. Я не знала, когда он вернется, и отложила рисунок, но каждый день смотрела на него с возрастающим интересом. Наконец, я больше уже не могла ждать. Схема была так прекрасна, что мысль о ее вредоносности была бы смешна. Я тогда только-только вступила во второе десятилетие и еще не вполне изжила безответственность, поэтому я изменила мозг Жискара, введя в него эту схему.

Она не повредила, это было ясно сразу. Он очень легко отвечал мне и, как мне показалось, стал понимать много быстрее и сделался гораздо умнее, чем был. Я нашла, что он теперь очарователен и еще более достоин любви.

Я была восхищена, но немного и нервничала. Модифицировать Жискара без одобрения Фастальфа было явным нарушением предписанных мне правил, и я это прекрасно знала, но не хотела разрушить то, что сделала. Когда я изменила мозг Жискара, я оправдывалась перед собой, что это ненадолго, что потом я нейтрализую изменение. Но когда изменение было произведено, мне стало ясно, что я НЕ СТАНУ нейтрализовывать его. И с тех пор я больше не модифицировала Жискара, боясь испортить то, что уже сделала.

И я так и не сказала об этом Фастальфу. Я уничтожила все записи чудесной структуры, и Фастальф так и не узнал, что Жискар был изменен без его ведома.

А затем мы с Фастальфом расстались, и он мне не отдал Жискара. Я кричала, что Жискар мой, что я люблю его, но добродушная благожелательность Фастальфа, которую он всю жизнь выставлял напоказ – любовь ко всему, большому и малому – никогда не могла встать на пути его личных желаний. Он отдал мне других роботов, в которых я не нуждалась, но Жискара оставил у себя. А когда он умер, он завещал Жискара солярианке – еще одна пощечина мне.

– Если все это говорится для того, чтобы передать владение Жискаром от солярианки к вам, то это не поможет. Я вам уже объяснил, что не могу игнорировать завещание Фастальфа.

– Дело не только в этом, Келдин. Тут гораздо большее. Бесконечно большее. Вы хотите сейчас остановить меня?

Амадейро скривил губы.

– Я слушаю вас уже так долго, что, пожалуй, сваляю дурака и дослушаю.

– Вы сваляли бы дурака, если бы не дослушали, потому что теперь я перехожу к самой сути.

Я никогда не переставала думать о Жискаре, о жестокости и несправедливости, с какой меня лишили его, но почему-то никогда не думала о схеме, которую я изменила в нем, руководствуясь только собственными познаниями.

Я совершенно уверена, что не смогла бы воспроизвести тот рисунок, и помню только то, что он совершенно не походил на то, что я когда-либо видела в роботехнике… до тех пор, пока мельком не увидела нечто похожее на Солярии.

Солярианская схема показалась мне знакомой, но я не понимала, почему.

Только через несколько недель я вытянула откуда-то из подсознания беглую мысль о том рисунке, который я придумала два с половиной столетия назад.

Хотя я не могла вспомнить точно свою схему, я поняла, что солярианская была лишь бледной тенью моей, не больше. Это был только намек на что-то такое, что я заключила в чудесную сложную симметрию.

Но я смотрела на солярианскую с тем опытом, который я приобрела за два с половиной столетия глубокого проникновения в теорию роботехники, и он намекнул мне на телепатию.

Если эта простая малоинтересная схема давала такой намек, что же должен был означать мой оригинал, тот, что я изобрела в детстве и больше не трогала?

– Вы сказали, что подходите к сути, Василия. Стану ли я окончательно дураком, если попрошу вас прекратить стоны и жалобы и подать суть в одной простой фразе? – поинтересовался Амадейро не без сарказма.

– Охотно. Я сказала вам, Келдин, что я, сама того не зная, сделала Жискара роботом-телепатом, и таковым он и остался до сих пор.

62

Амадейро долго смотрел на Василию, а потом, поскольку рассказ, похоже, подошел к концу, вернулся к своему рыбному муссу и стал задумчиво есть. Через некоторое время он сказал:

– Этого не может быть! Не считаете ли вы меня идиотом?

– Я считаю вас неудачником, – сказала Василия. – Я не говорю, что Жискар может читать мысли, что он воспринимает в чужом мозгу слова или идеи, это, вероятно, невозможно даже в теории. Но я уверена, что он может определить эмоции и общую мысленную активность и, вполне возможно, умеет изменять их.

Амадейро резко затряс головой.

– Невозможно!

– Невозможно? Подумайте. Два столетия назад вы почти добились своей цели. Фастальф был у вас в кулаке. Председатель был вашим союзником. Что произошло? Почему все пошло наперекосяк?

– Землянин… – начал Амадейро, задохнувшись от воспоминаний.

– Землянин, – передразнила Василия, – землянин? Или солярианка? Нет! Нет! Это Жискар, который был там все время. Чувствовал, направлял.

– Ему-то какой интерес? Он же робот.

– Робот, преданный хозяину, Фастальфу. По Первому Закону он следил, чтобы Фастальфу не повредили, и как телепат не мог учитывать один лишь физический вред. Он знал, что если Фастальф не сможет идти своим путем, не сможет поддержать заселение подходящих для этого планет Галактики, он будет глубоко разочарован, и это в телепатическом сознании Жискара было бы вредом. Он не мог допустить этого вреда и вмешался.

– Нет, нет, – с отвращением сказал Амадейро, – у вас какое-то дикое романтическое желание, чтобы это было так, но так не было. Я прекрасно помню, что произошло. Это все землянин. Чтобы объяснить события, не нужно никакого робота-телепата.

– А что случилось потом, Келдин? За два столетия вы хоть раз взяли верх над Фастальфом? При всех фактах в вашу пользу, при явном банкротстве политики Фастальфа, вы хоть раз получили большинство в Совете? Когда вы могли настолько повлиять на Председателя, чтобы пользоваться реальной властью?

Как вы объясните это, Келдин? За все эти два столетия землянин не бывал больше на Авроре. Он умер более ста шестидесяти лет назад, его жалкая короткая жизнь проходит за восемь десятилетий. Однако ваши неудачи продолжаются, у вас непревзойденный рекорд провалов. Даже сейчас, после смерти Фастальфа, смогли ли вы полностью использовать обломки его коалиции, или успех все еще ускользает от вас?

Что же остается? Землянин умер. Фастальф умер. Остается Жискар, и именно он работал против вас все это время. Теперь он так же предан солярианке, как раньше Фастальфу, а солярианка не имеет причин любить вас, я думаю.

Лицо Амадейро исказилось злобой.

– Нет. Это не так. Это ваше воображение.

Василия оставалась холодно-спокойной.

– Нет, я ничего не воображаю. Я объясняю. Я объяснила то, чего вы не могли объяснить. Может, у вас есть альтернативное объяснение? А я могу помочь вам. Передайте мне право собственности на Жискара, и события сразу же начнут изменяться в вашу пользу.

– Нет, – сказал Амадейро. – Они уже сдвинулись в мою пользу.

– Вы можете так думать, но так не будет, пока Жискар работает против вас. Как бы близко вы ни подошли к победе, как бы вы ни были уверены в успехе, все расползается, пока Жискар не окажется на вашей стороне. Так случилось два столетия назад, так случится и теперь.

Лицо Амадейро вдруг просветлело.

– Ну, если подумать, то неважно, что со мной нет ни Жискара, ни вас, потому что я докажу вам, что Жискар не телепат. Если бы он был телепатом, как вы говорите, если бы он мог поворачивать все по своему желанию или по желанию своей хозяйки, разве он позволил бы солярианке сделать то, что возможно будет ее концом?

– О чем вы говорите, Келдин?

– Вы знаете, Василия, что на Солярии были уничтожены два поселенческих корабля? Или вы в последнее время были заняты только мечтами о свежих и счастливых днях детства, когда вы модифицировали вашего любимца-робота?

– Напрасный сарказм, Келдин. Я слышала насчет поселенческих кораблей. Ну и что?

– Третий поселенческий корабль идет туда для расследования. Его тоже могут уничтожить.

– Возможно, но, с другой стороны, он примет меры предосторожности.

– Так он и сделал. Он потребовал и получил солярианку, считая, что она знает планету и поможет избежать уничтожения.

– Вряд ли, поскольку она не бывала там больше двух столетий.

– Правильно! Много шансов за то, что она умрет там вместе с ними. Мне лично наплевать, я даже порадуюсь ее смерти, и вы, я думаю, тоже. Но помимо этого у нас будет хороший предлог жаловаться на Поселенческие Миры, и им трудно будет уверять, что разрушение их кораблей было намеренным действием со стороны Авроры. Разве мы стали бы убивать своих? Вот теперь вопрос, Василия, зачем бы Жискару с его могуществом, какое вы ему приписываете, и преданностью, позволить солярианке добровольно пойти на вполне вероятную смерть?

Василия была ошеломлена.

– Она действительно поехала по своей воле?

– Действительно. Абсолютно добровольно. Было бы политически невозможно заставить ее поехать против ее воли.

– Но я не понимаю…

– Тут нечего понимать, кроме того, что Жискар просто робот.

На мгновение Василия застыла, положив руку на подбородок, затем нетерпеливо сказала:

– На Поселенческие Миры и их корабли роботы не допускаются. Это значит, что она поехала одна. Без роботов.

– Нет, конечно, нет. Им пришлось принять ее личных роботов, если они хотели, чтобы она поехала. Они взяли человекообразного робота Дэниела и… – он сделал паузу и прошипел: – Жискара. Кого же еще? Так что этот чудо-робот вашей фантазии тоже отправился к своей гибели. Он больше не сможет…

Он умолк. Василия вскочила с горящими глазами, с залившимся краской лицом.

– Вы хотите сказать, что Жискар уехал? Он за пределами планеты и на поселенческом корабле? Келдин, вы погубите всех нас!

63

Обед они так и не закончили. Василия поспешно вышла из столовой и исчезла в туалете. Амадейро, стараясь остаться в границах холодной логики, крикнул ей через закрытую дверь, хотя прекрасно сознавал, что от этого страдает его достоинство:

– Все это указывает, что Жискар не более чем обычный робот. Зачем бы ему ехать на Солярию и погибнуть там вместе с хозяйкой?

Постепенно звук льющейся воды и плеск прекратились, появилась Василия со свежевымытым лицом и почти застывшая в спокойствии.

– Неужели вы так и не поняли? Вы удивляете меня, Келдин. Подумайте хорошенько. Жискару ничего не грозит, пока он может влиять на человеческий мозг, верно? Солярианке тоже, поскольку Жискар предан ей. Поселенец, увезший солярианку, должен был знать из беседы с ней, что она два столетия не был на Солярии, так что он отнюдь не может быть уверенным в ее помощи. С ней он взял Жискара, но он наверняка не знает, что Жискар может ему помочь. А может, знает? – она задумалась. – Нет, он не мог узнать об этом. Если в течении двух столетий никто не знал, что у Жискара такие умственные способности, значит, Жискар явно заинтересован, чтобы об этом никто не догадался, и в этом случае никто и не мог догадаться.

– И вы уверяете, что вы догадались? – презрительно спросил Амадейро.

– У меня специальное знание, Келдин, но даже в этом случае я не скажу, что ясно увидела бы это, если бы не намек, полученный на Солярии. Жискар наверняка затемнил в этом смысле и мой мозг тоже, иначе я давно увидела бы это. Интересно, знал ли Фастальф…

– Куда легче принять факт, что Жискар просто робот, – нетерпеливо сказал Амадейро.

– Вы хотите идти легкой дорогой к гибели, Келдин, но я думаю, что не позволю вам сделать это, как бы вы не хотели. Важно то, что Поселенец приехал за солярианкой и увез ее, хотя знал, что она мало или совсем не будет полезна ему. И солярианка поехала добровольно, хотя ей наверняка было страшно очутиться на поселенческом корабле с больными варварами и хотя ее гибель на Солярии должна была казаться ей очень вероятной.

Поэтому мне и кажется, что все это работа Жискара, который заставил поселенца требовать солярианку вопреки здравому смыслу и заставить солярианку принять это требование вопреки здравому смыслу.

– Но зачем? Могу я задать этот простой вопрос – зачем?

– Полагаю, Келдин, что Жискар чувствовал необходимость уехать с Авроры. Может быть, он догадывался, что я вот-вот узнаю его тайну? Если так, он не мог быть уверен, что сумеет подействовать на меня. Я, в конце концов, опытный роботехник.

Кроме того, он помнит, что когда-то был моим, а робот нелегко игнорирует требование лояльности. Возможно, он чувствовал, что единственный способ уберечь солярианку – это уйти самому от моего влияния, – она посмотрела на Амадейро и твердо продолжала: – Келдин, мы должны вернуть его. Мы не можем позволить ему работать на благо поселенческого дела в безопасности Поселенческого Мира. Хватит того урона, который он нанес нам здесь. Мы должны вернуть его и сделать меня его законной хозяйкой. Я могу управлять им, уверяю вас, и заставлю его работать на нас. Не забудьте, только я могу управлять им.

– Не вижу никаких причин для беспокойства. В самом вероятном случае, если он обычный робот, он будет уничтожен на Солярии и мы избавимся от него, и от солярианки. В самом же невероятном случае, если он – то, что вы говорите, его не уничтожат на Солярии, и тогда он вернется на Аврору. В конце концов, солярианка, хотя она и не уроженка Авроры, жила здесь слишком долго, чтобы теперь жить среди варваров, и она будет настаивать на возвращении к цивилизации. У Жискара не будет иного выбора, как вернуться с ней.

– Келдин, вы так и не поняли способностей Жискара. Если для него важно остаться вдали от Авроры, он легко направит эмоции солярианки на жизнь в Поселенческом Мире, как направил ее на борт поселенческого корабля.

– Ну, если понадобится, мы можем просто эскортировать этот поселенческий корабль с солярианкой и Жискаром обратно на Аврору.

– Как вы предполагаете это сделать?

– Это несложно. Мы здесь, на Авроре, не дураки, хотя вам кажется, что вы единственная разумная особа на планете. Поселенческий корабль отправился на Солярию расследовать гибель двух предыдущих кораблей, но, я надеюсь, вы не думаете, что мы намерены рассчитывать на их услуги или даже на услуги солярианки. Мы послали два наших военных корабля на Солярию и не думаем, что они попадут в беду. Если соляриане все еще остались на планете, они способны уничтожить примитивные поселенческие корабли, но не посмеют тронуть аврорское военное судно. Если поселенческий корабль благодаря какой-нибудь магии Жискара…

– Не магия, – перебила Василия, – а мысленное влияние.

– Если поселенческий корабль по каким-бы то ни было причинам сумеет подняться с поверхности Солярии, наши корабли отрежут ему путь и вежливо попросят выдать солярианку и ее роботов. Если им откажут, они будут настаивать, чтобы поселенческий корабль сопровождал наши корабли на Аврору. Никакой враждебности. Наши корабли просто эскортируют аврорскую гражданку домой. Как только солярианка и ее два робота высадятся на Авроре, поселенческий корабль может следовать по своему усмотрению.

Василия устало кивнула.

– Звучит хорошо, Келдин, но знаете, что я подозреваю?

– Что?

– По моему мнению, поселенческий корабль поднимется с поверхности Солярии, а наши – нет. Жискар, может быть, сумеет противостоять тому, что имеется на Солярии – что бы это ни было – но, боюсь, больше никто.

– В этом случае, – ответил Амадейро с угрюмой улыбкой, – я соглашусь, что в ваших фантазиях что-то есть. Но этого не случится.

64

На следующее утро главный личный робот Василии, намеренно созданный с женским обликом, подошел к постели Василии. Она шевельнулась и, не открывая глаз, спросила:

– В чем дело, Надила?

Ей не требовалось смотреть: за много десятилетий никто не подходил к ее постели, кроме Надилы.

– Мадам, – тихо сказала Надила, – доктор Амадейро желает видеть вас в Институте.

Василия открыла глаза.

– Который час?

– Пять семнадцать, мадам.

– Так рано, – возмутилась Василия.

– Да, мадам.

– Когда он ждет меня?

– Сейчас, мадам.

– Зачем?

– Его роботы не информировали меня, мадам, но сказали, что дело очень важное.

Василия откинула простыню.

– Сначала душ, Надила, а потом я позавтракаю. Пусть роботы Амадейро займут ниши для посетителей и ждут. Если они будут торопить, скажи им, что они в моем доме.

Раздосадованная Василия отнюдь не спешила. Она более обычного позаботилась о своем туалете и завтракала медленнее, чем обычно, хотя, как правило, не тратила много времени ни на то, ни на другое. Последние известия, которые она проглядела, не давали никаких указаний, могущих объяснить вызов Амадейро.

Пока наземный кар вез ее и четырех роботов (двух Амадейро и двух ее) в Институт, на горизонте показалось солнце.

– Наконец-то вы здесь, – сказал Амадейро. Стены его кабинета все еще светились, хотя их свет был уже не нужен.

– Простите, – натянуто сказала Василия, – я прекрасно понимаю, что солнечный восход страшно опоздал – до того часа, когда мы начинаем работу.

– Оставьте, пожалуйста, шутки. Очень скоро я должен быть в Совете. Председатель встал раньше меня. Василия, униженно прошу вас простить меня, что я сомневался в вас.

– Значит, поселенческий корабль благополучно взлетел?

– Да. А один из наших кораблей был уничтожен, как вы и предсказывали. Этот факт еще не опубликован, но, конечно, известия постепенно просочатся.

Глаза Василии широко раскрылись. Она предсказала такой исход с несколько большей уверенностью, чем чувствовала, но говорить об этом было явно не время. Поэтому она сказала только:

– Итак, вы понимаете тот факт, что у Жискара исключительные силы.

Амадейро осторожно сказал:

– Я не считаю это дело математически доказанным, но приму его в ожидании дальнейшей информации. Я хочу знать, что нам делать дальше. Совет ничего не знает о Жискаре, и я не предполагаю говорить о нем.

– Очень рада, что вы ясно мыслите в этом отношении, Келдин.

– Но вы единственная, кто понимает Жискара и может лучше всех сказать, что надо делать. Что я скажу Совету и как объясню действия, не выдавая полной правды?

– Это зависит от обстоятельств. Теперь, когда поселенческий корабль покинул Солярию, куда он идет? Можем мы сказать? Если он возвращается на Аврору, нам ничего не нужно делать, кроме как подготовиться к его прибытию.

– Он не идет на Аврору, – выразительно произнес Амадейро. – Похоже, что вы и в этом были правы. Жискар – если допустить, что он избегает показываться – кажется, решил не возвращаться. Мы перехватили сообщение с корабля на их планету. Конечно, оно было закодировано, но мы расшифровали код.

– Подозреваю, что и они расшифровывают наш. Удивляюсь, почему люди не договорятся посылать сообщения открыто, чтобы избежать таким образом кучи хлопот.

Амадейро пожал плечами.

– Это неважно. Главное, что поселенческий корабль возвращается на свою планету.

– С солярианкой и роботами?

– Конечно.

– Вы в этом уверены? Их не оставили на Солярии?

– Мы уверены, – нетерпеливо сказал Амадейро. – По-видимому, они поднялись с Солярии благодаря солярианке.

– Ей? Каким образом?

– Пока не знаем.

– Это наверняка Жискар. Он сделал то, что приписали солярианке.

– Так что нам теперь делать?

– Мы должны вернуть Жискара.

– Но я же не могу убедить Совет рискнуть на межзвездный кризис из-за возвращения робота.

– И не надо, Келдин. Просите о возвращении солярианки. Это мы, конечно, имеем право требовать. Не думаете ли вы, что она вернется без роботов? Или что Жискар позволит ей вернуться без него? Или что поселенцы захотят оставить роботов у себя, если солярианка вернется. Требуйте ее. Твердо. Она аврорская гражданка, временно предоставленная им для работы на Солярии. Работу эту она выполнила и теперь должна быть незамедлительно возвращена. Требуйте воинственно, как будто это угроза войны.

– Мы не можем идти на риск войны, Василия.

– Мы и не пойдем на риск. Жискар не может сделать такого, что непосредственно ведет к войне. Если поселенческие лидеры заартачатся и в свою очередь станут держаться воинственно, Жискар сделает необходимые изменения в их мозгу, и солярианка спокойно вернется на Аврору. И сам Жискар, конечно, вернется с ней.

– А как только он вернется, – тоскливо сказал Амадейро, – он возьмется за НАС, я думаю, и мы забудем о его силах, не будем обращать на него внимания, и он будет толкать нас на выполнение ЕГО плана, каков бы он ни был.