1

Полная должность моего собеседника звучала громоздко – начальник департамента лётного состава кадрового управления компании «Эридани Интерстар Инкорпорейтед». Иными словами, его отдел отвечал за комплектацию экипажей кораблей, а сам Хьюго Гонсалес занимался наймом новых лётчиков. Ну и увольнением, конечно. Правда, последнее мне пока не грозило, поскольку я только пытался устроиться в «Интерстар» и, честно говоря, не питал особых надежд на благоприятный исход дела. Это была уже не первая космическая компания, куда я обращался в поисках работы.

– Так, так, – произнёс наконец Гонсалес. – Ваш диплом впечатляет, курсант Вильчинский. Вы неплохо учились в своём колледже.

Я с трудом сдержался, чтобы не скорчить недовольную гримасу. Ха, «неплохо учился»! Да я отлично учился! Я был лучшим выпускником самого лучшего лётного колледжа на Октавии... Только вот беда – несмотря на все мои успехи в учёбе, потенциальные работодатели отнюдь не горели желанием заполучить себе такого перспективного молодого специалиста. Они предпочитали менее талантливых, зато «своих» – тех, чьё обучение было оплачено ими и с кем они ещё на первом курсе подписали контракты. Я же никаких контрактов не заключал, не желая связывать себе руки. Мой высокий средний балл позволял мне учиться бесплатно и даже получать стипендию; а на самый крайний случай у меня имелись сбережения, достаточные для того, чтобы оплатить свою учёбу.

– Ну что ж, – сухо сказал Гонсалес. – Могу предложить вам должность младшего пилота на сухогрузе «Антали». Оплата по категории W2, полное социальное страхование, оплачиваемый двухмесячный отпуск и всё такое прочее.

Услышав это, я совсем не обрадовался. Я уже знал, что последует дальше, но всё же слабый огонёк надежды затлел в моей груди, и я робко поинтересовался:

– Это межзвёздный корабль?

– Нет, каботажное судно. Оно доставляет на Октавию руду с разработок в метеоритном поясе.

Я с горечью вздохнул. Опять то же самое. После пяти лет напряжённой учёбы на звёздного пилота мне предлагали карьеру каботажника. А это низший класс; это всё равно, что заставить учёного-математика, специалиста по функциональному анализу, заниматься бухгалтерским учётом. В Высшем лётно-навигационном колледже Астрополиса вообще не готовили каботажников, и в нашей среде это слово часто использовалось с оскорбительным или уничижительным оттенком.

– А как насчёт межзвёздных кораблей? – спросил я уже обречённо, без всякой надежды.

– Для лётчиков вакансий, увы, нет. Вернее, они есть – но на должности, требующие определённого опыта. Вот если бы вы пару лет, в крайнем случае год, налетали в качестве пилота-стажёра, то сейчас у нас был бы другой разговор. Мне очень жаль, молодой человек.

Я угрюмо кивнул и поднялся.

– Понятно. Вам нужны лётчики со стажем, но где я возьму этот чёртов стаж, если ни у вас, ни у других нет вакансий стажёров...

Не спрашивая разрешения, я забрал со стола Гонсалеса свои документы и направился к выходу. Но тут он окликнул меня, неожиданно мягко и доброжелательно:

– Погоди, Александр, вернись. Давай поговорим неофициально.

Первым моим порывом было пропустить его слова мимо ушей и удалиться с гордо поднятой головой. Но в следующий момент я передумал. Всё-таки Гонсалес годился мне в отцы, а то и в деды, да и к тому же в его власти было создать мне дополнительные проблемы – как будто нынешних мало. Поэтому я вернулся и сел обратно в кресло.

– Да?

– Ты ведь понимаешь, в чём твоя беда?

Больше всего я боялся услышать, что причина в моём отце, однако ничто в поведении Гонсалеса не указывало на это. Сведения о моих родителях содержались в засекреченных правительственных файлах, доступ к которым для гражданских служб был закрыт. Ни в интернате, где я жил и учился до восемнадцати лет, ни в колледже никто не знал о моём происхождении.

– Кажется, начинаю понимать, – осторожно ответил я. – Всё из-за того, что я учился за государственный счёт, а стипендию получал из фонда Васильева. – Я недоуменно тряхнул головой. – Но ведь это значит, что я учился лучше многих других – тех, чьё обучение вы оплачивали. А на меня вы не потратили ни единой марки и по идее... по идее... – Я замялся, не зная, как дальше сформулировать свою мысль.

– По идее, мы должны были прыгать и кувыркаться от радости, что ты предлагаешь нам свои услуги, – помог мне Гонсалес, и сказал он это без тени иронии в голосе. – Ещё года два назад так бы оно и было. Мы соперничали бы с другими компаниями, стараясь заманить тебя к себе. Но сейчас ситуация другая. Видишь ли, сынок, подготовка звёздных пилотов – очень сложный и дорогостоящий процесс, он не заканчивается в колледже. В отличие, скажем, от инженеров, вы не приходите к нам полноценными специалистами. Чтобы вы начали отрабатывать свой хлеб, вам требуется ещё как минимум год или полтора практики полётов на настоящих, а не учебных кораблях. Для того и существуют у нас должности стажёров. В других компаниях они называются резервными пилотами, запасными, внештатными и так далее, но суть от того не меняется – это ученики, практиканты. Пользы от них пока никакой, одни лишь затраты; а вдобавок мы ещё платим им жалование. С теми ребятами, которые учились в лётных колледжах за наш счёт, проблем не возникает – они ещё в самом начале подписали с нами долгосрочные договора, рассчитанные на то, чтобы компенсировать все наши затраты как на их обучение, так и на дальнейшую стажировку. Что же касается таких, как ты, то раньше мы заключали с вами специальные контракты, которые предусматривали выплату неустойки, если вы пожелаете уволиться раньше оговоренного срока. Таким образом мы страховали себя от убытков, если молодой специалист, едва закончив у нас стажировку, находил себе работу в другом месте. Однако в позапрошлом году правительство внесло изменения в трудовой кодекс, запретив подобные контракты – по его утверждению, дискриминационные. В результате ребята, вроде тебя, получили полную свободу, они вправе в любой момент уйти от нас, так и не отработав затраченные средства на их стажировку. Теперь тебе ясно, почему ты встретил у нас такой прохладный приём? Да и не только у нас, судя по твоему поведению.

– Да, ясно, – кивнул я. – Но разве правительство не понимает...

– Оно всё понимает. Это было сделано не по глупости, а из практических соображений. Тебе наверняка известно, что у нас идёт модернизация вооружённых сил – и ты, безусловно, знаешь, по какой причине. Военные сейчас в фаворе, армия растёт, флот – тоже, а квалифицированных кадров для него не хватает, вот правительство и решило восполнить их недостаток за счёт гражданских космических компаний. Только за минувший год министерство обороны завербовало в «Интерстаре» почти полсотни молодых пилотов, недавно закончивших стажировку. Такие же проблемы и у всех наших конкурентов.

– А я не хочу быть военным, – сказал я. – Если бы хотел, то поступил бы не в гражданский лётный колледж, а в военное училище.

Гонсалес с сожалением качнул головой:

– Дело ведь не в тебе конкретно, а в самом принципе. Собственно, мы не против того, чтобы будущие офицеры Военно-Космических Сил стажировались у нас, но мы требуем справедливой компенсации. А правительство не хочет и слышать об этом, ссылаясь на то, что вы обучались за бюджетные средства. Оно отказывается признавать, что эти самые бюджетные средства – не что иное как наши налоги. – Гонсалес отодвинул в сторону консоль своего терминала и облокотился на стол. – Вот такие дела. Даже если ты и вправду не собираешься уходить к военным, даже если ты дашь честное скаутское проработать у нас энное количество лет...

– А если я внесу залог? – Хотя было невежливо перебивать старшего, я всё же не сдержался. – Ну, вроде как плату за ученичество. Думаю, деньги у меня найдутся.

– Гм, интересная идея. Но трудовые договора ничего подобного не предусматривают. – Гонсалес внимательно посмотрел мне в глаза: – Если начистоту, Александр, ты действительно хочешь связать свою жизнь с гражданским флотом?

У меня был большой соблазн солгать, но я понял, что это ничего не изменит, и ответил честно:

– Вообще-то нет. Моя цель – служить в Астроэкспедиции. Но туда не берут новичков, поэтому я собирался лет пять полетать на пассажирских или грузовых кораблях, чтобы приобрести необходимый опыт. За это время, – поспешил добавить я в заключение, – я бы с лихвой отработал все все ваши затраты на мою стажировку. Ведь так?

– Да, безусловно, – согласился со мной Гонсалес. – И мне нравится твоя откровенность. Думаю, если бы я взял тебя на работу, ты сдержал бы своё обещание без всякого специального контракта. Но... – Он сделал паузу и опять покачал головой. – Как я уже говорил, это дело принципа. И мне очень жаль, что ты и многие другие замечательные ребята стали жертвами нашего конфликта с правительством.

– Так что же мне делать? – растерянно спросил я.

– Если хочешь работать по специальности, у тебя один путь – поступить в ВКС. Поскольку ты учился в гражданском колледже, тебя возьмут только уорент-офицером1, но со своими способностями ты уже через несколько месяцев станешь мичманом, а через два-три года – и суб-лейтенантом. Тогда ты сможешь подать рапорт о переводе в Астроэкспедиционный Корпус. Поверь мне: военная служба не так страшна, как ты думаешь, к тому же она принесёт тебе пользу. Ведь Корпус, куда ты стремишься попасть, военизированная организация. Разведчики Дальнего Космоса не только исследователи, но и бойцы, готовые во всеоружии встретить любую опасность. Так что подумай над этим, Александр.

Я понял, что разговор наш закончен, и поднялся.

– Спасибо за совет, господин Гонсалес. Жаль, что я не могу последовать ему. Я вовсе не страшусь военной службы, просто меня туда не примут. Ни уорент-офицером, ни сержантом или капралом, ни даже рядовым матросом.

– Почему?

Секунду я помедлил, а затем подумал: «Да какого чёрта! Всё равно хуже не будет...»

– Дело в том, что фамилию Вильчинский я получил в шестилетнем возрасте. А от рождения я Александр Шнайдер.

Глаза Гонсалеса округлились.

– Шнайдер? Вы родственник Бруно Шнайдера? Адмирала Шнайдера?!

Я кивнул:

– Совершенно верно, сэр. И не просто родственник, а сын. К сожалению...

Не давая ему времени опомниться, я вышел из кабинета.

2

Большой красный диск нашего солнца, Эпсилон Эридана, уже клонился к закату. Очередной неудачный день подходил к концу. Я летел на флайере домой и мысленно ругал себя на все заставки:

«Вот идиот! Распоследний кретин! Ну, кто тебя тянул за язык? Тебе что, мало неприятностей?..»

С моей стороны было по меньшей мере глупо рассказывать Гонсалесу об отце. Возможно, я устал от всей этой безнадёжной беготни и потерял над собой контроль. А может, подсознательно решил сыграть ва-банк и наверняка выяснить, не виновато ли в моих нынешних бедах прошлое. Что ж, теперь я убедился. Судя по реакции Хьюго Гонсалеса, мой отец тут ни при чём, просто такая сложилась ситуация. Весьма прискорбная для меня ситуация. Вот уже несколько лет Федерация Альтаира предъявляет претензии на две принадлежащие нам планеты – непригодные для жизни, но богатые полезными ископаемыми. На случай, если конфликт не удастся урегулировать дипломатическими средствами, правительство Октавии решило укрепить свои вооружённые силы, стали строиться новые корабли – и, соответственно, возникла необходимость в пополнении личного состава флота. По своему обыкновению, наши власти не стали прибегать ни к каким принудительным мерам, вроде обязательного призыва, а воспользовались чисто экономическими рычагами. Можно не сомневаться, что отец сказал бы: «Плутократия в действии». Это было одно из тех его выражений, которые крепко запали мне в голову, но лишь позже, повзрослев, я начал понимать их смысл.

Вообще-то я плохо помню своего отца; он погиб, когда мне было шесть лет, а детская память недолговечна. О нём у меня сохранились хотя и яркие, но отрывочные воспоминания – и почти все они были светлыми и радостными. Он был хорошим отцом, добрым и заботливым, и я считал его самым замечательным человеком на свете. Мне до сих пор иногда снится, как я сижу у него на коленях и тычу пальцем в звёзды на его погонах – одна, две, три, четыре, пять. Он как раз получил звание гросс-адмирала и был назначен начальником Генерального Штаба Эриданских Вооружённых Сил. А рядом с нами стоит мама – молодая и красивая. Ей было всего двадцать семь, а отцу уже перевалило за пятьдесят. Несмотря на разницу в возрасте, они любили друг друга и были счастливы вместе. А я был счастлив с ними. Тогда ещё никто из нас, даже отец, не подозревал, как скоро разрушится наше счастье...

Я посадил флайер на крышу высотного жилого здания и спустился на шестнадцатый этаж в опрятную трёхкомнатную квартиру, которую я купил пять лет назад, как только стал совершеннолетним и получил право распоряжаться родительским наследством. Когда отец погиб во время устроенного им путча, а мать от горя покончила с собой, государство – то самое, против которого был направлен отцовский мятеж, – обошлось со мной достаточно гуманно. Оно не стало мстить мне, наоборот – постаралось оградить от возможных преследований, а все семейные сбережения, включая средства, вырученные от продажи движимого и недвижимого имущества, были положены на специальный счёт, с которого я в детстве регулярно получал небольшие суммы на карманные расходы, а в день своего восемнадцатилетия стал полноправным хозяином всех денег. Задумываясь над этим, я всякий раз прихожу к неутешительному для себя, как сына, выводу, что если бы отцу удался государственный переворот, его правительство не обращалось бы так либерально с детьми «врагов народа».

Войдя в квартиру, я услышал на кухне шум. Я водворил свой курсантский китель на вешалку и, постаравшись придать лицу более или менее беззаботное выражение, громко произнёс:

– Внимание, это полиция! Вы арестованы за незаконное вторжение в частное жилище.

Из кухни, шутливо подняв руки, вышла симпатичная девушка моих лет со сколотыми на затылке тёмными волосами. Её карие глаза весело поблёскивали.

– Сдаюсь, констебль, сдаюсь, – произнесла она, неумело изображая испуг. – Только не делайте мне больно, пожалуйста.

– Привет, Элис, – сказал я уже серьёзно. – Что-то рано ты вернулась. Как там твои родители?

– Всё такие же несносные. Не беспокойся, мы не поссорились, просто мне хватило и одного вечера с ними. Так что с утра я собрала шмотки – и на самолёт. Пыталась предупредить тебя, что возвращаюсь, но ты не отвечал.

Я достал из кармана свой телефон и глянул на дисплей.

– Да, он отключён. Извини, совсем забыл о нём.

Элис взяла меня за руку и заглянула мне в глаза.

– Опять паршивый день, да?

– Хуже некуда. Я по-прежнему никому не нужен.

Она растерянно покачала головой:

– Бред какой-то. Они все там с ума посходили.

Мы с Элис вместе закончили колледж, но, в отличие от меня, её обучение оплачивало местное отделение земной компании «Гелиос». Она уже получила назначение резервным пилотом на пассажирском лайнере «Ипатия» и через три недели должна была отправиться в свой первый рейс.

Элис жила у меня уже пятый год, с середины первого курса нашей учёбы в колледже, однако при всём том мы были просто друзьями. Я предоставлял ей крышу над головой – она терпеть не могла общежитие, а для найма отдельного жилья в Астрополисе родители не давали ей денег. В ответ Элис скрашивала мне одиночество и вела всё домашнее хозяйство, благодаря чему моя квартира имела вид уютного семейного гнёздышка, а не унылой холостяцкой норы. В целом мы отлично ладили и были довольны друг другом. Возможно, из нас получилась бы замечательная пара – если бы не одно «но»...

Как оказалось, Элис уже успела приготовить ужин. Мы вместе сели за стол и я рассказал ей о своём разговоре с Гонсалесом – за исключением, разумеется, концовки, где речь шла о моём отце. Она выслушала меня молча, лишь изредка кивая.

– Знаешь, я что-то припоминаю об этих поправках в законе. Кто-то говорил мне о них, но не помню кто. Я не придала им значения, ведь меня они не касались. Да и вообще я думала, что это к лучшему... А получилось вот как нехорошо. Оказывается, ограничение прав работодателей не всегда на руку наёмным работникам. – Элис хмыкнула. – А ты попробуй обратиться в профсоюз. Может, они что-нибудь придумают.

– Может, – сказал я без особого энтузиазма.

– В худшем случае, – продолжала она, – запишешься в военный флот. Гонсалес прав – это не так уж страшно.

Возражать я не стал. А что если действительно подать заявление? Как говорится, попытка не пытка. Вот поднимется переполох, когда узнают, кто я такой! Небось, до самых верхов дойдёт. Я представил себе закрытое заседание правительства, на котором рассматривают вопрос о моём приёме на службу, и мне стало так горько и смешно, что я захохотал, давясь слезами.

Элис смотрела на меня с жалостью и сочувствием.

– У тебя стресс, Саша. Тебе нужна разрядка. Хочешь, я приглашу Сью и Грету? Недавно я звонила им. Они намекнули, что не прочь нагрянуть в гости.

Сью и Грета были подружки-бисексуалки. Когда они приходили к нам, мы обычно бросали жребий, чтобы определить, кто из них достанется Элис, а кто – мне. Групповух Элис принципиально не признавала. Я, впрочем, тоже.

– А чего? – пожал я плечами. – Пусть приходят. Только чур без подбрасывания монет. Я хочу Грету.

– Хочешь – получишь, – сказала Элис, доставая свой телефон.

3

Два дня спустя я уже созрел для того, чтобы попытать счастья в военном флоте. Чем чёрт не шутит, а вдруг меня возьмут. Дабы в очередной раз продемонстрировать свои гуманные принципы и показать, что дети не отвечают за грехи отцов. Правда, служба мне мёдом не покажется. Придется ох как повкалывать, чтобы пробиться из прапорщиков в мичманы. О суб-лейтенантском звании и говорить нечего. Но это не беда – через два года я смогу уволиться и поступить штатным пилотом на какое-нибудь гражданское судно. А потом – Астроэкспедиция...

Утром того решающего дня я от волнения проснулся в полседьмого – как привык во время учёбы. Но усилием воли я заставил себя снова заснуть. Нет уж, дудки, думал я, не побегу туда спозаранку. Солидно приду в полдень, заполню без спешки все бланки, вручу их дежурному офицеру и не стану дожидаться ответа, а сразу вернусь домой. Пусть звонят, если что.

Я дрыхнул до полдесятого, когда меня разбудила Элис.

– Вставай, соня, – говорила она, тряся меня за плечо. – Тебе пришло письмо.

Я выбрался из постели и, всё ещё сонный, двинулся к своему терминалу.

– Да нет же! – сказала Элис. – Не здесь. Это что-то официальное. Оно поступило на домашний видеофон.

Остатки моего сна мигом улетучились.

– Откуда?

– Не знаю, я не вскрывала его. Ведь оно адресовано тебе.

Я галопом выбежал в гостиную. Комнату наполнял мелодичный перезвон, а на большом встроенном в стену экране светилась надпись: «Получено письмо высокой важности. Адресат – Александр Вильчинский».

Несколько секунд я медлил в нерешительности. Это не могло быть чем-то банальным и бесполезным, вроде очередного рекламного ролика. За пометки повышенной важности или срочности распространителей рекламы сурово наказывали. Неужели в одной из компаний, куда я обращался, передумали? Может, Гонсалес сумел убедить своих боссов сделать для меня исключение?.. А впрочем, к чему гадать!

– Вскрыть письмо, – распорядился я, подступая вплотную к видеофону.

На экране появился текст, а из щели принтера выскользнула распечатка.

Нет, это было не от «Интерстара». И не от любой другой гражданской космической компании. Это...

Стоявшая рядом со мной Элис изумлённо ахнула. Я невнятно выругался и снова пробежал взглядом несколько строк на экране. Потом уставился на распечатку, как будто там могло быть что-то другое.

– Слушай, Элис, – произнёс я взволнованно. – Я правильно понимаю, что здесь написано?

– Если ты понял это так, что к часу дня тебе предлагают явиться в штаб Астроэкспедиции для собеседования, то всё верно.

– А собеседование проводится перед приёмом на службу. Вернее, чтобы решить, принимать ли кандидата на службу. Или у этого слова есть ещё и другое значение, о котором я не знаю?

Элис мотнула головой:

– В данном контексте все другие значения отпадают.

– Но этого быть не может! В Астроэкспедицию берут только опытных лётчиков. И вообще, я не обращался туда. Здесь какая-то ошибка. Может, кто-то пошутил и подал от моего имени заявление, указав неверные данные? Может, ты...

– Я этого не делала! – с негодованием перебила меня Элис. – Я бы никогда не стала так зло шутить над тобой. И хватит стоять с разинутым ртом. Приведи себя в порядок, позавтракай и езжай в штаб. Даже если это ошибка или чей-то розыгрыш, тебя там не расстреляют. – Она помолчала. – Кстати, сегодня мне решительно нечего делать. Если ты не против, я поеду с тобой. Просто так, в качастве группы поддержки.

Я не возражал.

4

Астрополис был транспортным центром Октавии, её звёздными вратами, и вокруг него располагались все крупнейшие космопорты планеты. Главная база Эриданского Астроэкспедиционного Корпуса находилась в двухстах километрах от города, и мы с Элис добрались туда на скоростной линии подземки. Дорога заняла вдвое больше времени, чем на флайере, зато отпадала проблема с парковкой, что было немаловажно.

Элис осталась дожидаться меня в сквере возле штаба, а я направился к зданию и предъявил на контрольном посту при входе своё удостоверение. Дежурная в форме старшего сержанта нашла моё имя в списке и выдала мне временный пропуск.

– Кабинет «5-114», – сообщила она. – Пятый этаж.

– Спасибо, мэм, – ответил я.

Воспользовавшись лифтом, я поднялся на пятый этаж, где без труда разыскал дверь под номером «5-114», на которой висела табличка «Капитан И. Павлов». И больше ничего.

«Собака Павлова», – всплыла у меня в голове тривиальная ассоциация. В колледже моей сопутствующей специальностью была биология.

Я нажал кнопку звонка, и почти сразу из дверного динамика послышалось ворчание:

– Входите.

Я вошёл и осмотрелся. Кабинет был не очень большой, примерно шесть на четыре с половиной метров, со скромной меблировкой – несколько кресел, два шкафа и рабочий стол с терминалом. За столом сидел мужчина лет за сорок пять, в офицерской форме с четырьмя широкими нашивками на погонах. Несомненно, сам капитан И. Павлов.

– Ну? – требовательно произнёс он.

Опомнившись, я козырнул.

– Сэр! Курсант Вильчинский прибыл.

Вообще-то мне следовало добавить «по вашему распоряжению» или «в ваше распоряжение», но я так и не смог решить, на каком из двух вариантов остановиться. Письмо, которое я получил утром, было отправлено от имени заместителя начальника штаба по работе с личным составом, контр-адмирала Бронштейна; про капитана Павлова там ничего не говорилось.

– Так, прибыл, – сказал капитан, смерив меня пристальным взглядом. – На десять минут раньше назначенного времени. Пунктуальность должна быть как в ту, так и в другую сторону. Но ладно. Садитесь, курсант Вильчинский.

Я сел в ближайшее к столу кресло и только теперь обратил внимание на два флага, висевших на стене за спиной капитана. Один из них был флаг Корпуса – тёмно-синее полотнище со стилизованным изображением Галактики (говорят, земные исследователи космоса волосы на себе рвали, что первыми не додумались до такой очевидной и красноречивой символики). Другой флаг был больше похож на репродукцию какой-то картины – стая волков, мчащихся по заснеженной равнине. Скорее всего, это было бригадное знамя.

Стало быть, сообразил я, Павлов командует бригадой. А раз он только капитан, а не коммодор2, то его бригада небольшая и состоит в основном из кораблей четвёртого класса. Хотя всё может быть. В Астроэкспедиции относятся к званиям с куда меньшим формализмом, чем военные.

– Итак, курсант, – заговорил Павлов деловым тоном. – Вам, наверное, известно, что мы не принимаем в лётно-навигационную службу зелёных и неопытных юнцов. Такова наша практика со времени основания Корпуса. Однако начальство решило устроить эксперимент и выбрало для этой цели вас – лучшего выпускника лётного колледжа Астрополиса, который заслуженно считается ведущим центром подготовки гражданских пилотов на Октавии.

От этих слов я почувствовал себя так, будто с моих плеч свалился тяжёлый груз. До самого последнего момента я боялся, что произошло недоразумение, и ещё пуще боялся, что мне предложат одну из технических должностей – типа офицера связи или наблюдателя, – представив это как большую честь для меня. Но нет, речь шла о моей основной специальности. Меня берут в Астроэкспедицию – лётчиком!

Похоже, мои чувства явственно отразились у меня на лице, потому как Павлов сразу остудил мой пыл:

– Не спешите радоваться, молодой человек, это решение не окончательное. Мне поручено проэкзаменовать вас, а я, к вашему сведению, очень скептически отношусь ко всей этой затее. Да, конечно, Земная Астроэкспедиция сама воспитывает свой лётный состав, у неё даже есть собственный колледж, и всё это правильно. Но я считаю, что нельзя слепо копировать чужой опыт без учёта существующих реалий. Наш скромный бюджет не идёт ни в какое сравнение с тем щедрым финансированием, которое выделяется правительством Земли на исследование Дальнего Космоса. Если мы примемся делать из всяких молокососов настоящих лётчиков, у нас просто не останется времени ни на что другое. – Павлов сделал паузу и, прищурив один глаз, посмотрел на меня. – Ну что, парень, перестал радоваться?

– Никак нет, сэр, – ответил я. – Не перестал. Я уверен, что выдержу ваш экзамен.

– Уверенность – это хорошо, – сказал капитан, и в его голосе мне послышались одобрительные нотки. – Это уже половина успеха. Только не надейтесь, курсант, что я буду задавать вам вопросы по учебной программе или загадывать задачки. Настоящий экзамен можно устроить только одним-единственным способом. – Он резко встал, и я вскочил вслед за ним. – Пойдёмте.

Мы спустились на первый этаж, вышли из здания штаба и направились к стоянке наземных автомобилей. На полпути я увидел спешащую ко мне Элис и, набравшись смелости, обратился к Павлову:

– Сэр, позвольте мне на минуту задержаться.

Он посмотрел в сторону Элис и согласно кивнул:

– Хорошо. Даю вам ровно минуту. Буду ждать в машине.

Капитан двинулся дальше, а Элис, подбежав ко мне, спросила:

– Ну как?

– Похоже, меня берут. В порядке эксперимента. Но сначала я должен сдать экзамен.

– Какой?

– Учебный полёт, наверное, что же ещё. Не знаю, насколько это затянется, но думаю, что надолго. Возвращайся домой и не отключай связь. Когда освобожусь, я тебе позвоню.

– Ты волнуешься?

– Да, конечно.

– Боишься?

– Нет... Хотя да, боюсь. Но ничего, справлюсь. Пожелай мне удачи.

– Ни пуха ни пера тебе, Сашок.

– К чёрту! – ответил я. – Ну ладно, мне пора.

Элис встала на цыпочки и поцеловала меня в губы.

– Будь молодцом. Покажи им всем.

– Покажу.

Чёрный «эридани-бьюик» вырулил со стоянки и притормозил возле нас. Дверца с правой стороны отворилась, приглашая меня занять пассажирское кресло. Сидевший за рулём капитан Павлов подкрепил это приглашение словами:

– Минута истекла, курсант.

– Слушаюсь, сэр! – ответил я и, улыбнувшись Элис на прощанье, проскользнул в салон.

Едва я захлопнул за собой дверцу, машина резко рванула с места и помчалась к расположенному в пяти километрах от штаба космодрому.

– Красивая девушка, – сказал капитан. – Твоя подружка?

– Нет, мы просто живём вместе, – ляпнул я совершенно бездумно.

Павлов озадаченно взглянул на меня, но промолчал.

5

Въехав на территорию космодрома, Павлов направил машину вдоль ряда закрытых ангаров к гордо раскинувшему крылья серебристому фрегату, который стоял в секторе предстартовой подготовки, опираясь всем своим громадным весом на многочисленные шасси. Поодаль виднелись другие корабли – как больших, так и меньших габаритов, но на них я не обращал внимания. Я уже понял, что наша цель – этот красавец-фрегат, и теперь буквально поедал его глазами.

Я ещё никогда не летал на кораблях третьего класса, астропарк нашего колледжа состоял из межзвёздных судов только пятого класса – катеров и шаттлов. Говоря «летал», я, конечно, подразумеваю «был в лётной команде». Десяток раз я участвовал в полётах крупных пассажирских и грузовых лайнеров, но всего лишь в качестве наблюдателя – к их управлению, даже на третьестепенных ролях, нас, курсантов, не допускали.

На фюзеляже фрегата, ближе к носовой части, большими красными буквами было выведено слово «Марианна». В отличие от военных, которые предпочитали грозные названия вроде «Неустрашимый» или «Стремительный», в Астроэкспедиции кораблям как правило давали женские имена. Очевидно, у шкипера, отвечавшего за постройку этого судна, дочь или жену звали Марианна.

Павлов остановил машину на безопасном расстоянии от фрегата, и мы вместе вышли из салона.

– Ну что, курсант? – спросил капитан. – Хороша птичка?

– Отличный корабль, сэр. Исследовательский фрегат типа «Гефест», спроектированный на базе крылатого боевого фрегата «Томагавк» с незначительными функциональными изменениями. Общая длина – двести семьдесят метров, ширина фюзеляжа – тридцать восемь, размах крыла – девяносто один, вес – сто двадцать тысяч тонн.