— За сколько же?
— За пятнадцать дукатов.
«Дешево, — подумал Эктор, — похоже, этот барышник принадлежит к обществу очередного брата Иоанна итальянского происхождения».
— Что ж, цена сходная. А лошадь-то твоя ли?
— Э, дорогой господин, да в наше время сам испанский король едва ли сможет доказать, что Милан принадлежит ему.
Эктор подивился сообразительности старого бродяги. Улыбнувшись, он спросил:
— По крайней мере, скажи хоть, по какому случаю это животное оказалось у тебя в руках?
— Да очень просто. Я купил эту лошадь за три экю у пьемонтского солдата, которому она досталась в бою.
— Пятнадцать дукатов за три экю? Совсем неплохо, а?
— Ясное дело. Расходы на содержание, да и барыш…
— Ты прав.
Очень возможно, что все было не так. Но в положении Эктора подобное происшествие сулило большие перспективы, и жаль было их упустить. Эктор дал бродяге пятнадцать дукатов. Тот соскочил с лошади гораздо проворней, чем можно было ожидать от человека его лет, и бросил уздечку в руки Эктора.
— Прощайте, господин хороший, желаю удачи с этой конягой.
И он с поклоном исчез проворней обезьяны.
— Вполне возможно, старый плут смеется надо мной, — произнес вслух Эктор, глядя, как барышник мчался по направлению к сосновой роще.
Он ещё раз осмотрел покупку. У лошади была прекрасная наружность: тонкие ноги, широкая грудь, сильная шея, крепкая поясница, живые глаза и маленькая голова. С каждым новым открытием покупатель, разглядывая её, испытывал все большее удовольствие.
Вдоволь покружив вокруг покупки, Эктор решил, наконец, взобраться на нее. Он было поднял ногу, чтобы вставить её в стремя, но лошадь повернулась и стала к нему грудью. При вторичной попытке она встала на дыбы. Третья и четвертая окончились не лучшим образом.
»— Интересно, не придется ли мне вести её на поводу подобно лакею?» — подумал Эктор.
Он приготовился прибегнуть к насилию, как вдруг, откуда ни возьмись, явилась толпа человек в тридцать, вооруженных ножами и палками и издававших дикие вопли.
— Отдай лошадь! — вопил один.
— Это наша лошадь! — вторил другой.
— Ты её украл! — голосил третий.
Эктору удалось освободиться от ближайших из них. Но за это он лишился пистолета и шпаги. Оставалось одно: Эктор вынул кошелек и, вынув несколько дукатов, швырнул в лицо негодяям. А сам твердым шагом отправился вон из толпы. В его поведении, видимо, было столько достоинства, что толпа расступилась и дала ему дорогу.
Женщины и дети бросились подбирать деньги. Но тут возникла новая ситуация. К ним подошла цыганка, ранее не принимавшая участия в вымогательстве. То была женщина, сына которой Эктор недавно спас от собаки. Она мигом поняла, в чем дело, и подхватила Эктора за руку.
— Пойдем, они все тебе вернут, — сказала она, увлекая его к цыганам, делившим деньги. Обратившись к соплеменникам на своем языке, она заставила их возвратить добычу.
— Все тут? — спросила она их по-итальянски.
— Вот ещё пятнадцать, — откликнулся старый плут, неожиданно возникший перед ними.
— А, это ты! — воскликнул Эктор.
— Не сердитесь на меня, господин, — сняв шляпу, сказал тот, — всякий живет своим интересом.
— Скажи только, честный торговец, не ты ли объезжал эту лошадь?
— Я сам! — торжествующе отвечал цыган. — Чудо, а не выездка, верно? Никто не сможет на неё сесть, кроме меня. Она следует за мной, как собака …Она мне приносит в год двести дукатов: ведь я продавал её уже раз тридцать…Иди сюда, Маб.
Лошадь, не скрывая удовольствия, подбежала к хозяину, потерлась о него мордой и заржала.
— Тебе все вернули? — спросила Эктора цыганка.
— Да…Все, пожалуй, — ответил Эктор, — но мне хотелось бы кое-что узнать.
— Говори.
— Спроси у них, не видели они двух лошадей: серую в яблоках и гнедую.
— Я их видел, — ответил старый хитрец. — Они у меня.
— Как, негодяй, это опять твои дела?!
— Но, сударь, занимаясь таким делом, должен же я красть лошадей.
— Немедленно верни, — скомандовала цыганка.
— Сейчас! — И старый плут умчался, как стрела.
Тем временем Эктор собрал возвращенные дукаты и швырнул их обратно в толпу.
— Я не беру назад то, что дал однажды, — произнес он.
В ответ раздались радостные вопли.
Цыганка с восхищением взглянула на Эктора.
— Честен, храбр, великодушен, — произнесла она. — Дай-ка твою руку.
И повернула руку Эктора ладонью вверх.
— Ты хочешь погадать? — спросил он.
— Да. Будущее любит храбрые сердца и щедрые руки. Оно должно наделить тебя счастливыми днями.
Она принялась внимательно разглядывать линии на руке Эктора. Тот с улыбкой наблюдал за ней. Цыганка положила свой палец на указательный Эктора и медленно провела им почти до самого конца. Вдруг она остановилась и быстро оттолкнула руку Эктора.
— Поздно! Поздно! — вскричала она.
— Что поздно? — удивленно спросил Эктор.
Цыганка медленно покачала головой. Медный цвет её лица внезапно словно помертвел. Она подняла свои большие черные глаза на Эктора, внимательно взглянула на него, положила свой таинственный палец на плечо молодого человека и поцеловала его в лоб, нежно и горячо, как мать. Эктору почувствовался все же какой-то холодок, передавшийся через губы.
»— Странно, нежность и холод», — промелькнуло у него в мозгу.
Но тут громкий лошадиный топот прервал его тревожные мысли. Это был Маб в сопровождении двух его лошадей, которые старый барышник держал под уздцы.
— Получи своих лошадей, — тихо сказала цыганка, — поезжай, и да будет твоим проводником Тот, кто наблюдает за нами с высоты небесной.
— Ты не хочешь ответить мне? — спросил Эктор.
Цыганка взяла руку Эктора, сжала её обеими руками и покачала головой.
— Нет, — ответила она, — чему быть, того не миновать. Ты и так все узнаешь слишком рано.
— Или слишком поздно, — улыбаясь, ответил он.
Эктор вспрыгнул на гнедую лошадь, взял поводья серой и поскакал.
— Поезжай, — печально произнесла она. — Помни, что есть на земле душа, которая будет за тебя молиться.
Кок-Эрон радостно встретил его на пороге постоялого двора. Вскочив на серую лошадь, он поскакал за своим господином.
В дороге Эктор рассказал о своем приключении. Когда он дошел до слов цыганки, Кок-Эрон задумался.
— Какого черта она хотела сказать своими предсказаниями? — спросил он.
— Что говорит этот жаворонок? — спросил в ответ Эктор, показывая на птичку, висевшую в воздухе и издававшую чудесные трели.
В Ферраре Эктор слышал, что маршал де Вийерой собирался укрыться в Кремоне, которой угрожал принц Евгений. Вообще, чувствовалось, что в этой части Миланского герцогства должны разразиться важные события. Эктора, разумеется, привлек запах пороха, почудившийся ему в этих известиях.
Попадавшиеся им по дороге беженцы утверждали, что город окружен со всех сторон, что страну наводнила бесчисленная австрийская армия и что никогда маршал де Вийерой не сможет противостоять такому бравому военачальнику, каким был принц Евгений.
— Я так думаю, — сказал как-то Эктор, — цыганка хотела сказать, что я прибуду в Кремону слишком поздно, чтобы успеть к её взятию.
Наконец в один прекрасный день они заметили с вершины холма городские колокольни, а за ними лагерь австрийцев.
ГЛАВА 12. КОРОННЫЙ ПОЛК
Был февраль 1702 г. Туман покрывал серой ватой окружавшие город поля. В десяти шагах уже нельзя было увидеть даже лошадь. Нашим героям пришлось, спешившись, двигаться на ощупь, чтобы найти ночлег. Наконец они набрели на полуразрушенную хижину, привязали лошадей, нашли кое-какие остатки сена и отправились искать другой дом, где им тоже посчастливилось бы найти хоть какой ужин и для себя.
Не прошли они и десятка шагов, как услышали тихий людской говор. Еще стали слышны шаги, легкие, как шелест ветерка.
Эктор и Кок-Эрон машинально схватились за оружие. Показался свет фонаря, но руки, державшей его, не было видно.
Они спрятались за дерево и ждали, наблюдая за фонарем. Наконец из гущи туманного облака вышла группа людей. За ней поодаль следовала вторая.
— Пошли за ними, — произнес Эктор.
Незаметно присоединившись к прошедшим, они пошли вслед за ними. Люди были в белых плащах, разговор вели между собой только шепотом. По счастью, плащи наших искателей приключений были похожи, что позволило им остаться незамеченными.
Не вызывало сомнения, что это была военная вылазка. Дело принимало опасный оборот. Но это-то и привлекало Эктора.
Пройдя шагов сто, шедший впереди с фонарем остановился и произнес по-немецки:
— Здесь.
— Ясно, — шепнул Кок-Эрон, — это австрийцы. Экое осиное гнездо!
— На их жала у нас найдутся свои, — хмыкнул Эктор.
В том месте, где остановились австрийцы, стоял разрушенный дом и зияла яма, прикрытая ветками и хворостом. Проводник поставил рядом с ямой фонарь так, что тот освещал спуск, и австрийцы гуськом начали спускаться в яму. Двое из них стали по бокам, готовые немедленно встать на зищиту по тревоге.
Оба наших героя, разумеется, последовали за австрийцами. Насколько мог судить Эктор, они шли по старому, неиспользуемому водопроводу. Некоторое время шли тихо. Но вдруг передний солдат обратился к шедшему за ним Эктору:
— Здорово придумал наш генерал, правда?
— Правда, — Эктор решил отвечать покороче: его немецкий язык, освоенный с Кок-Эроном, не позволял вести светские беседы.
— Вот уж удивятся там, наверху, — продолжал солдат.
— Конечно, — ответил Эктор.
— Проползем, как кроты, и набросимся, как волки.
— Проползем и набросимся.
Тут, к счастью, солдат споткнулся и замолчал.
»— Похоже, мы собираемся напасть на неприятеля врасплох, — думал Эктор. — Но раз этот неприятель — наши друзья, сделаем так, чтобы затея господ австрийцев не удалась».
Прошли минут десять-двенадцать. Царило напряженное молчание, усугубляемое глубоким мраком. Вдруг вдалеке блеснул новый свет.
— Все идет прекрасно, — сказал солдат. — Город спит, наши бодрствуют.
Через несколько минут оба факела сошлись. Эктор остановился среди замерших солдат. Они находились в погребе, примыкавшем к водопроводу. В стене погреба зияла полуоткрытая дверь. За нею, естественно, виднелась лестница, терявшаяся во мраке.
Эктор невольно вздохнул. Знакомый солдат расценил это по-своему.
— Погоди, ещё рано тревожиться. Вот если их часовые проснутся, тогда…
Эктор решил промолчать.
Когда все солдаты собрались в погребе, — а их было человек сто, — офицер принялся выводить их по лестнице наверх. Там они вышли в комнату, где их встретил священник. В глубине комнаты также находились солдаты, вооруженные топорами и пистолетами.
— Все идет нормально, — по-итальянски обратился священник к начальнику отряда.
Тот поблагодарил.
В нижнем этаже дома, к которому примыкал водопровод, оказалось несколько комнат, где Эктор насчитал до семи сотен солдат.
Спустя некоторое время все вышли на улицу. Туман начинал рассеиваться. Утренняя заря слабо затеплилась над крышами.
— Иди в ту сторону, я пойду в другую, — тихо сказал Эктор Кок-Эрону.
Заметив справа глухой тупик, Эктор смело бросился туда. Улица вилась между домами, подобно змее. В два прыжка Эктор скрылся от возможного преследования.
Через некоторое время он остановился и прислушался. Ничего. Он побежал дальше, выбежал на улицу пошире, стал искать какую-нибудь казарму или гауптвахту. Наконец, добежав до площади, он увидел строящихся солдат.
— В ружье! В ружье! — закричал он. — Там австрийцы!
Его окружили, с недоверием слушая о каких-то австрийцах в городе. Но тут в конце улицы, выходящей на площадь, показалась пехота.
— Вот они! — прокричал Эктор. — Это австрийцы!
— Вперед, марш! — скомандовал полковник.
И полк бросился за своим командиром навстречу врагу. Загремела перестрелка, город проснулся и вступил в бой.
Между тем Кок-Эрон, метнувшийся в другую сторону, тоже наткнулся на солдат, которых известил об австрийцах. Начальник этих солдат отправился с Кок-Эроном к дому священника.
За одним из поворотов они наткнулись на врага. Завязалась перестрелка. Тем временем австрийцы с удивительным проворством разобрали старые ворота в городской стене, заложенные камнем и никем потому не охраняемые. В образовавшийся проход ворвался принц Евгений с новыми полками.
Тем временем генералы вместе с маршалом де Вийероем, удивленные возникшей перестрелкой, верхом отправились на главную площадь, где был назначен общий сбор на случай тревоги. А барабаны гремели уже на многих улицах, играли трубы, спешно формировались батальоны, которые направлялись в центр города навстречу неприятелю.
Коронному полку, встреченному Эктором, удалось вытеснить противника с площади и с соседних улиц. Хотя австрийцев было больше, французы бились отчаянно, что явно смущало противника. Вскоре к ним присоединились ирландские батальоны и Кирасирский полк. Туда же на площадь прибывали офицеры из разных частей города. Коронным полком теперь командовал де Праслен, заменивший убитого полковника. У одного из прибывших он спросил:
— Где маршал де Вийерой?
— Взят в плен!
— Маршал в плену?
— Вместе с пажом.
— Вперед! — заорал де Праслен, на давая солдатам времени задуматься.
И они, вдохновляемые отвагой командира, бросились вперед и пробили брешь в рядах противника. Тем временем де Праслен произнес:
— Если мсье де Ревель не догадается разрушить мост на По, с австрийцами мы, может быть, и справимся, но Кремоны нам не спасти.
Слышавший это Эктор, подстегиваемый жаждой славы и приключений, поймал лишившуюся всадника лошадь и помчался отыскивать де Ревеля. Наконец ему это удалось. Де Ревель понял всю важность задачи.
— Поезжайте с этим господином и делайте, что он вам скажет, — приказал он своему адъютанту.
Эктор с адъютантом прибыли на место, когда вдали уже показались австрийцы под предводительством принца Томаса де Водемона. В безумной спешке солдаты разобрали середину моста. Последние камни летели в реку, когда первые австрийцы вступили на мост.
— Поздно, господа, поздно! — приветствовал их шпагой Эктор.
Операция австрийцев была сорвана и на этот раз.
Эктор повернул обратно, намереваясь доложить де Праслену об удаче. Но по пути ему пришлось заколебаться: со стороны городской ратуши послышались выстрелы, звон колоколов, крики людей. Тут он увидел Кок-Эрона, ехавшего во главе отряда из пятидесяти солдат, истерзанных, почерневших от пороха и окровавленных.
— Что там случилось? — спросил Эктор.
— Принц Евгений принимает присягу отцов города.
— Как? Они действительно дают присягу?
— Я же вам говорю, что он её принимает.
И они уже вместе отправились к де Праслену.
Тем временем французы, за исключением отрядов де Праслена, были вытеснены из центра города. Но им удалось укрепиться возле городских стен, по ошибке оставленных австрийцами без внимания. Упорные бои прервала только ночь.
Одинаково утомленные, обе стороны подумывали об отступлении. Правда, у городских ворот борьба ещё продолжалась: французы пытались вытеснить оттуда засевших австрийцев. Наконец, французы захватили заставу, после чего наступила тишина.
Поспав пару часов, Эктор обошел передовые посты стражи и, ничего не заметив, вернулся в лагерь.
— Сударь, — обратился он к старшему офицеру, — я хотел бы пройти по городу, чтобы разузнать, что делает неприятель. Дайте мне несколько добровольцев и я принесу вам новости.
— Берегитесь, сударь, это дело опасное. Вас могут убить.
— Что же, по-вашему, важнее?
— Хорошо, идите, — согласился офицер.
Разбудив Кок-Эрона, Эктор вместе с четырьмя добровольцами отправился в разведку.
Они пробрались вдоль стен к воротам, незадолго перед тем бывшим ареной бурных схваток. Никакой охраны там не было, царила полная тишина.
— Уж не западня ли это? — спросил Кок-Эрон, удерживая своего господина за руку.
— Я сейчас узнаю.
— Простите, не раньше меня.
И Кок-Эрон бросился к крепостному валу. Эктор последовал за ним. Но австрийцев нигде не было видно: они исчезли, как привидения.
Кок-Эрон перескочил через вал. Ночь по-прежнему оставалась тиха.
— Негодяи, — произнес Кок-Эрон. — Они выскользнули у нас из рук.
Эктор, вернувшись в лагерь, сообщил эту новость. Молва разнесла её по всему городу.
Один Кок-Эрон, кажется, все же был недоволен. Он обратился к Эктору, тронув того за рукав:
— Все это прекрасно, сударь, но зелень лавров, которые мы пожали, сама по себе ничего не дает. По-моему, следовало бы подумать о чем-нибудь более существенном.
И поскольку упоенный успехом Эктор смотрел на него с недоумением, он продолжил:
— Сразу видно, что вы новичок в военном деле. Соберитесь с мыслями, прошу вас. Сколько у нас вчера было лошадей? Две, верно?
— Верно.
— И были деньги, правда?
— Правда.
— Так вот, сейчас у нас нет ни того, ни другого.
— Мы же оставили их в хижине. Поспешим туда.
— Не трудитесь понапрасну. Их уже оттуда забрали.
— Откуда ты знаешь?
— Так всегда случается. Теперь следует подумать о замене пропавшего имущества.
— И как это сделать?
— Очень просто. Вы достаете лошадей, я достаю деньги. Так уже было.
— Но где же, черт возьми, я добуду лошадей.
— У вас рука мужчины, а голова, извините, ребенка. Хватайте первую лошадь, которую встретите. Это же война, сударь.
— Легко сказать, — пробурчал Эктор.
— Еще легче сделать, — пожал плечами Кок-Эрон.
На первой попавшейся улице он отыскал трупы двух — трех австрийских офицеров и попросту облегчил их кожаные пояса. На третьем перекрестке он решил, что с него достаточно.
Эктор наблюдал за ним, держа под уздцы пару лошадей.
Когда Кок-Эрон спрятал деньги («— Два-три дуката, сударь, мы потеряли, не больше. Честные люди берут только то, что потеряли») в кожаный пояс, снятый с венгерского офицера, он обратился к Эктору:
— Ну-с, что же мы теперь будем делать?
— Здесь в нас больше не нуждаются. Поехали дальше.
— Там что, будет лучше? — спросил Кок-Эрон. Он уже успокоился и почувствовал необходимость противоречить, как всегда.
— Может, нам, в самом деле, остаться здесь? — хитро ответил Эктор.
Невнятно буркнув, Кок-Эрон последовал за Эктором, и они покинули Кремону.
ГЛАВА 13. КОРОЛЕВСКИЕ ВОЛОНТЕРЫ
Почти четыре года наши искатели приключений скитались по Италии. Они переезжали из Пармы в Милан, из Мантуи в Венецию, из Генуи в Верону. Здесь они воевали, там играли, иной раз живя в большом городе несколько дней, другой раз — в деревне несколько месяцев. Случалось, их хотели повесить как шпионов. Зато в другом месте они веселились, как школьники. Сегодня богатые, завтра бедные, они всегда оставались веселыми. В общем, жили как перекати-поле.
Однажды им пришлось побывать у границ Пьемонта — местности, постоянно подвергавшейся нападениям с обеих сторон. Вокруг хижины, объятой огнем, гарцевали с десяток австрийских гусар. Они пытались угнать коров и коз, захваченных в усадьбе. К седлам у них уже были подвешены куры, утки, голуби, частью живые, частью подстреленные. Попадались и ягнята и козлята, разумеется, предварительно зарезанные.
На земле неподвижно лежал мужчина с разбитой головой. Возле него хлопотала старуха, пытаясь остановить кровь, текущую из раны. В стороне рыдала молодая женщина с ребенком на руках, заходившимся в крике; девочка лет пяти-шести сжимала голову белой козы, всеми силами стараясь спасти её от солдат.
Гусар, выведенный из себя упрямством девочки, ударом рукоятки сабли свалил её на землю.
— Негодяй, разбойник! — вскричал Эктор и с пистолетом в руках кинулся в атаку.
— Стойте, куда вы?! — закричал Кок-Эрон и тут же помчался на помощь.
Тем временем пуля Эктора уже сразила нападавшего на девочку. За ним от пули Кок-Эрона рухнул второй.
Хотя и не сразу, австрийцы заметили, что нападающих было всего двое. Потеряв четверых товарищей, они сумели построиться и в свою очередь атаковать смельчаков. Эктор и Кок-Эрон расположились спинами друг к другу и старались отразить нападение до десятка вооруженных саблями противников. Окруженные врагами, они думали лишь о том, как подороже продать свою жизнь.
Лошадь Кок-Эрона была сражена пулей наповал. Лошадь Эктора, падая с распоротым брюхом, увлекла за собой хозяина.
Гусары уже собирались спешиться, чтобы докончить дело, как вдруг один из них, оглянувшись на дорогу, закричал и повернул коня.
— Спасайтесь, — только и успел он прокричать и помчался во весь опор.
На дороге тем временем показалось человек двадцать французских кавалеристов, красивый галоп которых, однако, не вызвал восхищения со стороны австрийцев.
Залп французов также не доставил им удовольствия, тем более, что одному из них пришлось рухнуть с лошади и растянуться на земле. Остальные пустили в ход сабли, безжалостно коля ими в бока своих же лошадей. Менее красивый, но более быстрый галоп стал ответом весьма понятливых животных.
Французы остановились возле павших и раненых. Эктора и Кок-Эрона извлекли из-под лошадей. Маркиз успел уже лишиться чувств, однако обошелся без серьезных ранений.
— Черт возьми, я же пытался вас остановить! — воскликнул Кок-Эрон, увидев, наконец, что Эктор открыл глаза.
— А где девочка? — спросил он.
— У неё всего лишь шишка.
Малышка сидела на бугорке, утешая козочку.
— Кок-Эрон, — окрепшим голосом произнес Эктор, — — пошарь в сумках и отдай беднягам все деньги, какие найдешь.
— Ну вот, — буркнул верный оруженосец, выполнив приказ своего рыцаря, — мы снова налегке, как после спасения Кремоны.
— Верно, — добавил Эктор, — только без возможности обзавестись деньгами и лошадьми.
В это время подошел командир французов.
— Вы молодцы! — заметил он. — Четверо насмерть и трое раненых! Как вам это удалось?
— Лучше скажите, из какого вы полка? — в свою очередь спросил Эктор.
— Из Коронного.
— В Коронном полку много моих друзей.
— Это для него большая честь.
— А для меня большое удовольствие. Я познакомился с полком в Кремоне и хотел бы сохранить эту связь…А ты что скажешь, Кок-Эрон?
— Ну, глупостью больше, глупостью меньше…Все равно.
— Ладно, не будем спорить…Вот что, ударим по рукам, и я ваш.
— Солдат Коронного полка?
— Да, я королевский волонтер.
— Кстати, вам будет должен двадцать экю сам полковник…
— А всего сорок, и вы их можете пропить за наше здоровье, — проворчал Кок-Эрон, — уж делать глупости, так все сразу!
С того дня оба наших героя вступили в новое качество. Странствуя от города к городу, они вместе с полком дошли до Турина. К тому времени Эктору уже было что вспомнить, хотя материальной основой воспоминаний оставались лишь длинная шпага, — подарок мсье де Блетарена, и зеленый плащ, своим видом внушавший сакраментальную мысль о бренности всего материального…
Но как бы то ни было, и начальник, и солдаты полка уважали Эктора не только за высокое происхождение, но и за храбрость и постоянную готовность к участию в опасных операциях.
Вот в такой жизни, однообразной и не сулившей лучшего будущего, и повстречался де Шавайе с де Рипарфоном и де Фуркево.
Они нашли его на тропинке, заснувшим после тяжелых раздумий о своей жизни и грустных предчувствий, что никогда ему ничего не добиться. Случай привел его в Коронный полк; теперь он ожидал случая, который бы его освободил из полка.
— Если не возражаете, — сказал Рипарфон, выслушав своего дальнего родственника, — я буду этим случаем.
— С великой радостью! — ответил Эктор. — Я вас не искал, а встретил, и да будет воля Божья!
— Тогда следуйте за мной в главную квартиру.
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
— Это невозможно.
— Да почему же?
— Прошел слух: принц Евгений собирается атаковать.
— Ну и что?
— Здесь мои товарищи, и я их не оставлю. Вы же сделали бы то же самое.
— Да, вы правы, — с жаром вскричал Фуркево.
— Так останьтесь, — ответил де Рипарфон, — но после сражения присоединяйтесь к нам. Ведь вы дали нам слово.
— Я его сдержу, — ответил де Шавайе, — если не погибну.
Как раз в этот момент раздался бой барабанов и зазвучали трубы. Солдаты бежали за оружием и становились в строй.
— Я думаю, это всего лишь смотр? — вопросительно произнес де Фуркево.
— Похоже, что так, — вставая, ответил Эктор. — Это не так весело, как осада, но зато куда утомительнее.
И, откланявшись друзьям, побежал на свое место.
Тем временем в конце длинного фронта солдат показалась кавалькада, возглавляемая герцогом Орлеанским.
К тому периоду времени в Коронном полку начиналось брожение. Прошел слух, что герцог Орлеанский покидает армию и передает командование де Лафейяду. Этому находили множество причин. Говорили, что своим противодействием всему, что предпринимал герцог, маршал Маршен внушил ему отвращение к руководству войсками; что осада шла совсем не так, как хотел герцог, и поэтому он не желал нести ответственности за последствия.
Армия, застряв в Италии, потеряла доверие к командирам. Маршал Вийерой позволил поймать себя в Кремоне, как в мышеловке; герцог Вандомский написал множество победных реляций, захватил несколько поместий и потерял герцогство Миланское; герцог де Лафейяд утомил кавалерию бесполезными набегами в горы и потерял драгоценное время на преследование неуловимого герцога Савойского. В начале кампании рассчитывали гнать принца Евгения до Вены, теперь же не знали, не прогонит ли принц Евгений армию до Гренобля.
Ветераны, обладавшие изрядным здравым смыслом, уже давно поняли, что ни один из прежних предводителей не был в состоянии бороться с искуснейшим военачальником Европы. Но что же теперь! Просто странно! Их новый командующий, последняя надежда, собирался их оставить. Армия была поражена в самое сердце.
Тем временем группа всадников во главе с принцем Орлеанским приближалась медленным шагом. Маркиз де Шавайе никогда раньше его не видел, потому глядел во все глаза.
Герцогу Орлеанскому было в это время тридцать два года. Он был невысокого роста и крепкого телосложения. Его осанка, движения, внешность обладали врожденной прелестью и величием, постоянным и невозмутимым благородством. Он более, чем любой другой принц крови, был рожден, чтобы представлять дом Бурбонов — дом, блеск которого, хотя и потускнев, все ещё ослеплял Европу.
Сейчас, казалось, он был погружен в грустные мысли. Его чрезвычайно живые глаза казались настороженными и одновременно глубоко задумчивыми. На лице являлся проблеск негодования, который он гасил улыбками, расточаемыми солдатам.
Когда герцог миновал фронт Коронного полка, Эктору вдруг пришла в голову смелая мысль. Он двинул лошадь вперед и выехал из рядов своего эскадрона.
— Ваше высочество, — обратился он к герцогу, — говорят, что неприятель собирается напасть на наш лагерь. Мы просим вас принять над нами команду!
В глазах молодого предводителя сверкнула молния.
— Вы действительно проситесь под мою команду? — прокричал он солдатам.
— Да, да! — рявкнули те в ответ, размахивая оружием.
— Если так, я все забуду, и мы будем сражаться вместе.
Радость солдат по такому случаю была неописуемой и доказывала больше, нежели того хотели бы де Лафейяд и Маршен, доверие и любовь к молодому предводителю.
Солдаты радовались, а герцог Орлеанский тем временем вернулся в свою штаб-квартиру. Этот-то момент и использовал де Рипарфон, чтобы представить герцогу своего родственника, вызванного из полка.
Принц принял Эктора с врожденной приветливостью. Он сразу узнал в нем солдата, выехавшего ему навстречу при объезде армии.
— Так это вы, сударь, — сказал он, — столь неожиданно потребовали от меня принять командование?
— То был голос армии, — ответил Эктор, — я лишь послужил его эхом.
Принц улыбнулся.
— Видите, я откликнулся на него. Но вы возложили на меня трудную обязанность.
— Не слишком трудную, чтобы благородное сердце и храбрая шпага довели её до успешного выполнения.
— Да, если бы при этом шпага и сердце были свободны. Но свободны ли они?
Это неожиданное заявление заставило Эктора замолчать. Среди окружающих принца возникло легкое замешательство. Молчали все: каждый боялся сказать неосторожное слово, нарушавшее придворный этикет. Наконец, принц произнес:
— Я, разумеется, в любом случае выполню до конца свое слово. В этом деле обстоятельства не на моей стороне, но со мною зато моя добрая воля.
Вошел паж и доложил, что ужин готов. Обернувшись к Эктору, принц сказал:
— Я сейчас переоденусь и выйду к ужину. Вы, сударь, останетесь с нами, и мы побеседуем.
ГЛАВА 14. ПРИНЦ КРОВИ
Принц ужинал в окружении лишь небольшой компании. В неё входили его старые друзья — Рипарфон и Фуркево, — а также де Шавайе, готовый стать его другом немедленно.
Слова, сказанные принцем в присутствии свиты, не выходили из головы Эктора. Но в ещё большей мере они занимали Фуркево, недавно прибывшего в лагерь.
Какая воля могла служить препятствием воле его высочества? Уж не интриги ли королевского двора просматривались во всем этом? Фуркево горел желанием разгадать эту тайну.
За время ужина принцу несколько раз приносили срочные донесения, не терпящие отлагательства. При чтении одного из них принц заметно побледнел и велел призвать офицера, его доставившего.
— Сударь, — сказал герцог офицеру слегка дрожащим голосом, — из уважения к чину я не стану спорить, но передайте маршалу, что я возлагаю на него полную ответственность за все, что может произойти. За все, слышите, сударь?
Офицер молча поклонился и вышел. Принц повернулся к собеседникам.