Королевская охота

— Он часто приносил мне письма от Эктора, где тот писал, что не может меня навестить.

— И вы отвечали на них?

— На каждое, обязательно.

— И вы передавали их этому Кок-Эрону?

— Да, он был нашим посредником. Затем письма от Эктора стали более путаными и неясными. Иногда они не приходили месяцами.

— А мнимый Кок-Эрон?

— Он приходил по-прежнему. Но со временем мне что-то в нем стало не нравиться. Правда, почему, я так и не поняла. Так прошло много времени. Наш покровитель умер. Потом занемог отец. Он держится только любовью ко мне. А его нежность оставалась единственной цепью, привязывающей меня к жизни.

Кристина снова заплакала. Сидализа в очередной раз принялась её успокаивать. Ей казалось трудным задать один вопрос, но потом все-таки она решилась.

— Ваш отец…

— Он жив, но очень слаб и постепенно движется к могиле. Письма от Эктора прекратились. Его поверенный…

— Не поверенный, а враг! — воскликнула Сидализа.

— Он уклонялся от моих вопросов. Однажды он все же сказал, что Шавайе исчез с поля битвы. Как полагают, он перешел на службу к австрийцам.

— Подлец! Не только лжец, но и клеветник!

— Я выразила свое негодование, но он объяснил, что к Эктору при дворе относились предвзято без всякого повода с его стороны. Потом он передал мне письмо, в котором Эктор сообщал, что решил поступить на службу в Венгрию, и вызывал меня в Германию, если это получится.

— А вы сами его читали?

— Увы, да. И почерк, и печать были мсье Шавайе.

— Это подлог!

— Я тоже так думала, но как я могла объяснить свои сомнения? Затем было последнее письмо из Вены.

— Странно!

— Там было написано, что Эктор едет на границу и что император дал ему под команду полк хорватов.

— И больше ничего?

— Ничего. Я уже настолько устала от всех несчастий, что решила после смерти отца постричься в монахини и остаться здесь.

— Нет, этого не будет! — возбужденно заявила Сидализа. — Мы обличим злодея и обманщика. Шавайе в Версале, он никогда не был в Вене. А письма…Мы ещё узнаем эту тайну и разоблачим негодяев.

И Сидализа рассказала Кристине все про шевалье. Затем прибавила, что она с друзьями найдет способ вывезти Кристину с отцом и поселить в надежном убежище, где та сможет встречаться с Эктором. Она уже собиралась было рассказать, как хочет это сделать, но в комнате радом с приемной, где они были, послышались шаги. Кристина приложила палец к губам Сидализы.

— Тихо! Я узнаю эти шаги, — прошептала она.

— Шевалье?

— Да.

— Прекрасно. Я с ним сейчас и объяснюсь.

— Нет, нет, не надо. Спрячьтесь там, а я вас позову.

Сидализа спряталась за шторой.

Шевалье вошел в приемную. Это был все тот же важный господин, каким он был пять лет назад. Годы оставили на его лице не больше следов, чем чистая волна на гладком утесе.

Кристина уже по-новому смотрела на него. Она собрала все силы для борьбы, на которую решилась.

Войдя в приемную, шевалье окинул её быстрым взглядом и поклонился Кристине.

— Я боялся вам помешать, сударыня, — сказал он, — поскольку привратница сообщила мне, что вы не одна.

— Особа, которая была у меня, ушла минуту назад.

Шевалье пристально посмотрел на нее.

— Вы никогда не выглядели так прекрасно, — заметил он. — Видимо, приход этой особы доставил вам большое удовольствие.

— Вы не ошиблись. Я получила от неё известия, на которые уже не надеялась.

— Вы приводите меня в восторг, сударыня, — усмехнулся шевалье. — Но не буду ли я нескромен, если попрошу вас сообщить мне эти известия?

— Мсье Шавайе в Версале, — ответила Кристина, глядя прямо в глаза кавалеру.

— Так,.. — спокойно протянул тот.

— Вас это не удивляет?

— Может быть.

— И значит вы не удивитесь, что мсье де Шавайе — полковник французской армии, а не австрийской?

— Тем лучше.

— И что он никогда не покидал Франции?

— У вас самые обстоятельные сведения. Это прекрасно.

— И вы это не отрицаете? — с гневом воскликнула Кристина.

— Нисколько.

— Стало быть, вы лгали?

— Почему бы и нет?

— Теперь я вижу, что мое внутреннее презрение к вам меня не обманывало.

— Прошу вас, не говорите таких слов!

— Слова эти, конечно, оскверняют уста женщины. Но при виде таких подлых преступлений, такой мерзости, трудно удержаться!

— Вы опять…Ах, сударыня, вы не стали бы так говорить, если бы знали меня лучше…

— Вас знать лучше? Да я же знаю, что вы меня обманули, что вы не…

— Кок-Эрон. Это и так понятно. Но имя ничто, человек же все. А теперь перейдем к вашим намерениям. За вами приедет Шавайе и вы ускорите ваш брак, который ранее не состоялся.

— По-видимому, из-за вас?

— Из-за меня.

— Вы и в этом признаетесь?

— Если нет необходимости, я не лгу.

— Что ж, продолжайте. Посмотрим, угадаете ли вы до конца.

— Я очень рад доставить вам это удовольствие. Выйдя замуж, вы броситесь к ногам короля, умоляя его помиловать вашего отца. Не так ли?

— Так.

— Прекрасное намерение. Но, к сожалению, вы так решили, не посоветовавшись со мной.

— А кто вы такой?

— Кто я? Согласитесь, отвечать было бы несколько нескромно. Но кем бы я ни был, поверьте, я могу сделать почти все, что захочу.

Голос шевалье звучал с такой уверенностью, что Кристина вздрогнула.

— Но, — сказала она, стараясь выглядеть спокойной, — зачем вам противиться счастью двух человек, не сделавших вам никакого зла?

— Если вы хотите знать, зачем, тогда выслушайте все до конца, и вы, надеюсь, поймете.

Кавалер подал стул Кристине и сел сам.

Сидализа напрягла слух. После небольшой паузы шевалье продолжил разговор.

ГЛАВА 35. ДВА ПРОТИВ ОДНОГО

— Вы меня спрашиваете, — сказал шевалье, — почему я противлюсь вашему предполагаемому браку. Не так ли?

— Да, мсье, — ответила Кристина.

— Причина очень проста. Я противлюсь ему потому, что люблю вас.

Кристина содрогнулась, как ребенок, внезапно заметивший в траве плоскую голову змеи.

— А люблю я вас потому, что ненавижу мсье де Шавайе, — продолжал шевалье.

Кристина отодвинулась в испуге.

— Это вас удивляет, — заметил он, — когда вы хорошо меня узнаете, ничто во мне не удивит вас.

— Но за что вы ненавидите мсье де Шавайе?

— Вам достаточно знать, что жизнь господина де Шавайе соединена с моей более, чем вы думаете. Но сейчас не в этом дело. Главное заключается в ваших намерениях, и я решился переговорить с вами на этот счет.

— Не мечтайте заставить меня отказаться от них.

— Прежде выслушайте меня.

— Зачем? — спросила она, готовясь встать.

Шевалье остановил её движением руки.

— Я прошу у вас часа, в то время как вы намерены посвятить другому всю жизнь.

— Час? Хорошо, — кивнула Кристина, — надеюсь, он будет последним.

— Не спешите решать заранее.

— Я вас слушаю, мсье, — с гордым видом отвечала Кристина.

— Я начинаю. Вы видели, что я смог сделать: ваш расторгнутый брак, отъезд мсье де Шавайе во Фландрию, его долгое там пребывание, разлука с вами, — все это моих рук дело. Судите после этого, на что я ещё способен.

— Творить зло и ничего больше.

— Вы угадали. Но не трудитесь понапрасну искать причину этого могущества, вы его не откроете. Оно существует и этого достаточно. И не думайте, что я откажусь от моих намерений лишь потому, что случай привел моего врага ко двору.

— Действуйте, что нам за дело до этого? Эктор теперь здесь.

— Вы прерываете меня слишком рано, мадмуазель. Господин де Шавайе там, где я. Борьба будет продолжаться; но, предупреждаю вас, бой будет неравный. Во-первых, я знаю, кто он, а он меня не знает. К тому же господин де Шавайе имеет множество предрассудков и действует только благородными способами. Я же пользуюсь любыми, которые могут способствовать в успехе. Всеми, вы это понимаете? Любыми!

— Ваши слова не оставляют сомнений.

— Я говорю так для того, чтобы вы яснее поняли и хорошо знали, на что решаетесь.

— Я начинаю вас понимать, мсье.

— Хорошо. После этого вы согласитесь, что господину де Шавайе будет трудно противиться. Что вы скажете о человеке, который, будучи совершенно обнаженным, вступит в бой с воином, окованным в железо? А ведь это истинная картина борьбы, в которую мы вступаем.

При этих словах Кристина содрогнулась.

— Да, — сказала она, — вы мне кажетесь ужасным.

— Женщины всегда так говорят, когда им открывают истину, — холодно заметил шевалье. — Вы видите, я иду напролом. Милость короля, высокое покровительство маркизу, его молодость, храбрость, преданность друзей, его окружающих — ничто не поможет. Однажды я решился его убить. По крайней мере, велел убить. Вы бледнеете…Не бойтесь; я нерасчетливо поддался вспышке гнева…Пуля пролетела мимо. Я получил время подумать и вместо того, чтобы поразить тело господина де Шавайе, стал метить в его душу. Я покарал его любовь, и могу сказать, что за эти пять лет не прошло дня, в который он бы не был нравственно убит. Я создал его одиночество. Он жил эти пять лет среди огорчений, отчаяния и мрачных ожиданий, вы же хотите в несколько часов все это опрокинуть. Я же сказал, сударыня, что вы не посоветовались со мною.

Кристина с ужасом внимала шевалье.

— Это ещё не все, — продолжал шевалье после минутной паузы. — Привычка видеть вас породила в душе моей любовь.

Кристина сделала негодующий жест.

— Лучше говорите мне о своей ненависти, мсье! Но говорить о вашей любви! Я этого не потерплю.

— Мое признание непохоже на то, что шепчут на ухо женщине. Поэтому вы можете меня выслушать, не стыдясь, — отвечал шевалье с тем же хладнокровием. — Я люблю вас только для того, чтобы похитить у моего врага, то есть из мести. Если бы вы были чужды Шавайе, я не бросил бы на вас взгляда…Но я вас увидел, ваша грациозность, ваш ум, ваша красота меня прельстили, и я полюбил вас.

— А какое это имеет отношение ко мне? — спросила она с гордостью королевы.

Шевалье слегка нахмурил брови.

— Сию минуту узнаете. Отношения между мною и мсье де Шавайе могут быть решены только через вас. Если вы будете упорствовать в своих намерениях, между мной и ним начнется непримиримая война.

— Война ему сродни, — гордо заявила Кристина, — он не отступит.

Шевалье покачал головой.

— Эта не похожа на прочие. Он будет побежден.

— Не думаю, что вы распоряжаетесь судьбой.

— Если вы откажетесь от него, я соглашусь его забыть. Я пожертвую своей враждой и поверьте, это жертва немаленькая.

— Я знаю Эктора, — отвечала Кристина с глазами, сверкающими необыкновенным огнем, — страх смерти не заставил бы его отказаться от меня.

— Поэтому я и обращаюсь не к нему.

Кристина бросила на шевалье презрительный взгляд.

— Разве вы полагали встретить во мне больше снисходительности? — спросила она.

— Я думал, что дочерняя привязанность принудит вас следовать моему совету.

— Что вы хотите сказать?

— Все очень просто…Мсье де Блетарен здесь…

— Так что ж? — спросила Кристина с беспокойством.

— А вам небезызвестно, что он замешан в уголовном деле, которое можно воскресить…

— Вот как, мсье! — вскричала Кристина, вставая. — Я и не думала, что подлость может зайти так далеко!

— В чем же мои слова кажутся странными?

— И вы осмелитесь донести на старика?

— Осмелюсь.

Кристина едва стояла на ногах; стеклянный взор шевалье был устремлен на нее, но она выпрямилась и смело выдержала этот взгляд.

— Мой отец дорожит своей честью более, чем жизнью, — сказала она, — и знайте, что он не выкупит её ценой подлости. Если я соглашусь вас послушать, он проклянет меня и оставит мне свое презрение вместо прощения.

Теперь шевалье в свою очередь содрогнулся.

— Идите, мсье, — продолжала Кристина, — Бог не оставит нас и мы положимся на его покровительство.

Но оправившись от смущения, шевалье уже насмешливо улыбался.

— Это ваше последнее слово? — спросил он.

— Мое последнее слово таково: вот вам дверь и не переступайте за её порог.

— То есть вы меня выгоняете?

— А разве вы меня не поняли?

— Хорошо, — отвечал шевалье, — люди, подобные мне, иногда отступают, но для того, чтобы дальше прыгнуть…Прощайте, сударыня, я уношу с собой надежду, что мы ещё увидимся.

Он поклонился и ушел.

Едва он вышел за дверь, как Сидализа отдернула скрывавшую её штору и кинулась к Кристине.

Бледнее мраморной статуи, Кристина оперлась на спинку кресла.

— Подлец! — вскричала Сидализа, — так же мерзок, как и зол!

Кристина опустила голову на плечо подруги и залилась слезами. Теперь, когда гордость не поддерживала её больше, она поддалась всей робости своих лет и слабости своего пола.

Сидализа бесконечно её целовала, называя самыми нежными именами. Она плакала тоже и не знала, что делать, чтобы придать мужества подруге.

— Ядовитый змей! — сказала она. — Дрожь пробегала у меня по телу от всего, что я слышала. Какая наглость и какое хладнокровие! И этот человек смеет вас любить, как будто у него есть сердце! Кто ему поверит? Мне часто случалось видеть на сцене ужасных героев, но ни один из них не сравнялся с ним в низости! И его родила женщина? Я утверждаю, что он произведен на свет тигрицей.

— Вы предупредите Эктора? — спросила Кристина, отирая слезы.

— Разумеется.

— Вы расскажете ему, что вы видели и слышали?

— Да, да!

— И как можно скорее.

— Положитесь на меня.

Она снова бросилась на шею Кристине и обняла её.

— Послушайте, — Сидализа была вне себя, — будь я мужчиной, я позволила бы убить себя за вас.

— Я не требую вашей смерти, живите, напротив, живите для нашего соединения.

— Я не забуду этого. АХ, он хочет войны, этот скверный шевалье, хорошо, он её получит. Он демон — так я докажу ему, что я чертовка. К тому же чего нам пугаться? Он один, и мужчина, а нас — двое женщин…Мы с ним справимся.

— Ах, — простонала Кристина, — мое самое большое горе — мой отец…Вы слышали его угрозы. Не мой ли долг пожертвовать собой?

— Нет, тысячу раз нет. Ваш отец предпочел бы смерть постыдному союзу своей дочери с подобным негодяем…Шевалье грозил на него донести. Но, благодаря Богу, другие, более могущественные фигуры возьмут на себя, по просьбе Эктора, миссию быть его ходатаями…Сошлются на его годы и беды, и мы одержим победу. Если понадобится, мы бросимся к ногам короля: вы, мсье де Шавайе, Кок-Эрон, граф де Фуркево, все, и сверх того я, и мы увидим, как его величество уступит.

Актриса воодушевилась при мысли о борьбе.

— К тому же, в чем все дело? — продолжала она. — Надо расстроить козни ревнивца…В этом преуспевали не раз и ещё преуспеют, слава Богу. Вы подобны принцессе из волшебных сказок, заключенной в башню злым гением. Прекрасный рыцарь безутешен от потери и горит желанием вас освободить…Рыцарь вам известен, я — маленький паж…Положитесь на него…

— Я совершенно согласна.

— И маленький паж будет связным между принцессой и её возлюбленным.

Кристина пожала руку Сидализы.

— Что же вы собираетесь делать? — спросила она.

— Сама не знаю…Вам лучше быть здесь, пока мы не найдем надежного убежища от преследований врага. Положитесь на нас. Вы не останетесь долго в Шеврезе. У Эктора могущественные друзья. За вас будут хлопотать герцог де Рипарфон, герцог Орлеанский. Будьте спокойны и ждите от нас известий.

Простившись с Кристиной, Сидализа занялась составлением в уме множества планов. При этом более всего она опасалась вспыльчивости Эктора, которого не надеялась удержать, если он узнает место уединения Кристины. Поэтому она решилась не говорить ему об этом прежде, чем проникнет в намерения шевалье.

Между тем успехи Эктора в Марли, казалось, принимали все большие размеры. Его осыпал милостями король и друзья начинали думать, что под такой защитой он будет в состоянии бороться с ударами рока. Фуркево уже видел его маршалом Франции, кавалером всяческих орденов, герцогом и пэром королевства. Одного только Рипарфона беспокоил этот быстрый успех.

— Я не люблю, — говорил он, — необыкновенного счастья, возносящегося с первым взмахом к небу. Оно подобно цветам, распускающимся за одну ночь. Они вянут от первого луча солнца, их сражает первый удар ветра…

Слыша эти суждения, Поль брал Эктора под руку и уводил.

— Оставьте, — говорил он, — этого зловещего философа. С самой колыбели он носит в себе жало меланхолии.

Однажды, возвращаясь с прогулки, они встретили по пути Кок-Эрона.

— Смело бьюсь об заклад, — сказал Поль, — по лицу нашего приятеля видно, что он хочет сообщить нам новость.

— Да, — заметил солдат, покачивая головою, — новость есть, но хороша ли она или дурна, я этого не знаю. Вас спрашивал сегодня утром какой-то человек.

— Как он выглядел? — спросил Эктор.

— Как и все люди, довольно хорошо сложенный и начинающий седеть.

— Ты его знаешь?

— По правде говоря, нет.

— А его имя?

— Знаю. Вы слишком часто его повторяли, чтобы я его мог забыть.

— Так это…

— Брат Иоанн.

— Пустынник с горы Ванту? — вскричал удивленный Эктор.

— Он самый: краснощекий, широкоплечий, высокого роста, со смелым взглядом отважного плута и веселой наружностью.

— Познакомь меня с ним, — попросил Фуркево, — я уже давно этого желаю.

— Не замедлим, мсье, — отвечал слуга.

— Зачем он приходил? — спросил Эктор.

— Поговорить с вами. Он, казалось, очень был раздосадован, что не застал вас дома, и тогда я назвал себя.

— И твое прекрасное имя, конечно, привело его в восторг? — сказал Поль.

— Вы напрасно шутите, мсье! — возразил Кок-Эрон. — Скажу вам, что при этом имени радость появилась на его лице.

— Только при имени? Неприхотлив же брат Иоанн.

»— А, вы Кок-Эрон? — сказал он мне, — я очень рад. Ваш господин не раз говорил мне о вас, и мне захотелось познакомиться с вами.»

— Какой вежливый плут.

»— Вы человек, — прибавил он, — которому можно поручить дело, касающееся мсье де Шавайе. Я люблю его, как сына. Скажите ему, что у меня сегодня в семь часов свидание на мосту Пон-Нев с одним известным негодяем.»

— Он так сказал? — вскричал Эктор.

— Повторяю фразу слово в слово.

— Что он ещё сказал?

— Сказал, вам надо там присутствовать, ибо, может быть, там будет приоткрыта тайна, до сих пор вам непостижимая. Затем добавил:

»— Я брат Иоанн, бывший прежде пустынником. Мсье де Шавайе меня хорошо знает; но если, сверх ожидания, он не обратит внимания на мое приглашение, потрудитесь, почтеннейший Кок-Эрон, повторить ему два слова: «Марлийский лес». Он поймет.»

— Конечно понимаю! Ты говоришь, в семь часов на мосту Пон-Нев? — переспросил Эктор.

— На Пон-Нев и в семь часов, сегодня вечером, брат Иоанн будет на набережной со стороны улицы Дофин.

— Хорошо, мы там будем, — отвечал Фуркево.

— А, вы тоже едете?

— Если приятель из марлийского леса приведет с собой какого-нибудь разбойника, я беру на себя задачу с ним разделаться.

— Вы говорите о брате Иоанне? — спросил Эктор.

— Нет, о том, неуловимом…Не знаю сам, почему, но я доверяю брату Иоанну.

— И вы правы. Он сдержит свое слово.

— Остается ещё часа четыре, — продолжал Поль. — Переоденемся и пойдемте сорить деньгами в приемных её высочества наследницы. Там всегда много хорошеньких женщин, готовых посмеяться.

— Идемте, — согласился Эктор. — А ты, Кок-Эрон, проследи, чтобы наши лошади были готовы часам к пяти.

— Они будут готовы в четыре, маркиз, — отвечал Кок-Эрон.

ГЛАВА 36. ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ, А ЖЕНЩИНА РАСПОЛАГАЕТ

Когда господа Шавайе и Фуркево появились в игорной галерее, там множество вельмож и придворных дам окружали принцев и принцесс королевской крови. Столы уже были расставлены, карты приготовлены, кресла и табуреты размещены в кружок. Приход короля, очень любившего игру, заставил сесть за карты. По примеру Фуркево, которому нравилась грациозность и веселость герцогини Беррийской, Эктор подошел к столу этой молодой принцессы, став немного позади неё и в стороне. Она заметила его и отвечала на его поклон прелестным движением головки.

Поль бросил столь красноречивый взгляд на Эктора, что тот, пожав плечами, не мог удержаться от улыбки. Затем Поль приблизился к Эктору и, наклонившись к его уху, произнес:

— Не представляйте из себя такого равнодушного. Есть люди, которые приняли бы позу Аполлона Пифийского из-за половины оказанного вам внимания.

— Что за вздор! — ответил Эктор.

— Вздор этот прелестный, и его было бы приятно слышать в продолжение всей жизни. Меня на этот счет не проведете!

— Вы ошибаетесь.

— Что это — скромность или скрытность? — нахмурил брови Поль.

Эктор готов был возражать, когда герцогиня Беррийская обратила взгляд в его сторону.

— Что говорит вам господин Фуркево? — спросила она.

— Ваше высочество, почти ничего.

— Понимаю, вздор, но все же?

— Как вам сказать… — потупился несколько смущенный Эктор.

— Очень просто, так, как было вам сказано.

— Ваше высочество, он переводил мне довольно живой прозой басню «О плавающих палках», вам, может быть, известную:

Вдали плывут горою, вблизи же ничего…

— Это значит, ваше высочество, — вмешался Поль, — что мсье де Шавайе очень упрям. Я показываю ему на звезды, а он утверждает, что это фонари.

Герцогиня Беррийская перевела взгляд с одного молодого человека на другого. Затем произнесла:

— Господин Фуркево говорит с такой уверенностью, которая подтверждает справедливость его слов, а не ваших. Подумайте хорошенько, господин Шавайе, может быть, он и прав.

— Все эти сокровища, — прошептал Поль, наклоняясь к своему другу, — расточаются неблагодарным! Вы пожинаете, а я несчастный жрец любви, смотрите, достаются мне хотя бы колосья?

— Нет-нет, — ответил Эктор с жаром, но тихонько, — принцесса не поняла значения ваших сравнений. Это невозможно!

— Полноте, женщины всегда быстро все понимают, а принцессы вдвое быстрее прочих.

Герцогиня Беррийская вновь принялась за игру. Карты летали в её руках с невыразимой прелестью, время от времени милый смех, звучный и нежный, как серебристый звон кастаньет, открывал её белые и блестящие, как жемчуг, зубки.

— Вы не играете? — спросила она минуту спустя Эктора.

— Играть против вас я никогда не осмелюсь, — отвечал Эктор, — а играть за вас значит выиграть наверняка. Посмотрите, ваше высочество, вы выигрываете при каждом ходе.

— Значит, из робости и добродетели вы ничем не рискуете…Берегитесь! Кто не рискует, ничего не выигрывает.

— Одно слово, ваше высочество — и я рискну всем.

— Правда ли это? — возразила она, бросая из-под опущенных ресниц бархатный взгляд на молодого полковника.

— Испытайте, ваше высочество…за вас или против вас, по вашему выбору.

— О, нет…Я сберегу эту жаркую преданность для более важных случаев.

— Это значит, что покуда я ни к чему не годен?

— Совсем нет, и вы слишком мало цените ваши достоинства.

— Так прошу, ваше высочество, доказать мне обратное.

— Вы этого хотите?

— Очень хочу.

— Если так, я назначаю вас своим казначеем.

— Согласен…хотя должно признаться, я ещё не совсем опытен в этой должности.

Счастливый ход принес принцессе сотню дукатов.

— Скорее! — сказала она, смеясь, — возьмите вашу шляпу в обе руки…Так…Сядьте возле меня…Ваша шляпа будет моей шкатулкой, и я брошу в неё мои сокровища.

Она брала дукаты горстями и бросала их в шляпу Эктора. При этом её руки часто встречали руки Эктора. Принцесса блистала и смеялась. Эктор вдыхал в себя благоухание её волос, смотрел на перламутровую белизну её округлых и бархатистых плеч, встречал её взгляды и предавался мечтаниям.

Вдруг часы пробили пять.

»— Пора,» — подумал он и обменялся с Полем быстрым взглядом.

Герцогиня Беррийская продолжала играть, Эктор держал в руках вверенные ему сокровища, оседланные лошади ждали. Брат Иоанн мог потерять терпение и случай был бы потерян, однако вежливость не позволяла оставить принцессу, назначившую его своим казначеем. Что было делать?

Эктор думал, что часа достаточно, чтобы доехать от Марли до Пон-Нев, и что он успеет на место свидания, отправившись даже в шесть.

В игре время проходит скоро, и когда часы пробили шесть, Эктору казалось, что не прошло ещё десяти минут, как они били пять. Его пальцы начали мять поля шляпы, от которой не могли оторваться

Убивают врага, преграждающего вам дорогу; восстают против препятствий, противящихся успеху ваших намерений; борятся с затруднениями, посылаемыми случаем или соперничеством; но не оставляют грубо молодую и хорошенькую принцессу, которая вам улыбается и смотрит на вас красноречивым взглядом.

Поэтому мучение, испытанное Эктором, было не без удовольствия. Он желал от глубины души, чтобы неожиданное обстоятельство его освободило, но, так как оно не являлось, он подчинился своему мучению с покорностью, доказывающей силу его философии.

Эктор и Поль обменялись взглядом, полным тревоги с одной стороны и насмешки с другой; после этого Эктор, угадавший мысль своего друга, поднял глаза к небу, как будто призывая его в свидетели своей невинности.

Фуркево принял недоверчивый вид и продолжал спокойно наблюдать, как человек, у которого впереди ещё много времени.

Впрочем, хорошенько погоняя лошадей, ещё можно было прибыть вовремя на Пон-Нев. Эктор брался проехать расстояние, отделявшее Марли от Парижа, за полчаса. Стало быть, он мог потратить ещё полчаса без угрызений совести.

К тому же Эктор знал, что брат Иоанн был человек изобретательный; он найдет способ удержать своего собеседника, и его терпение не возмутится из-за нескольких минут опоздания.

Четверть часа спустя герцогиня Беррийская встала. Эктор думал, что минута свободы настала, но тут — странное дело — он вздохнул.

Принцесса повернулась к нему.

— Я назначала вас в мой штат, — сказала она с обольстительной улыбкой, — и вы при нем останетесь.

Эктор молча поклонился. Насмешливый взгляд Поля преследовал его.

— Вы последуете за нами в сад, — продолжала принцесса, — вечер превосходный, и мы побеседуем, гуляя. Я должна вознаградить вас за нелегкий труд.

— Такая сладкая награда за такой приятный труд! Вы очень щедры, герцогиня, — отвечал Эктор.

Он передал деньги в руки пажа и последовал за герцогиней Беррийской, сходившей с террасы.

В то время, как общество выходило из дворца, пробила половина.

— Бедный Кок-Эрон выходит из себя, — тихо сказал Поль Эктору. — Я посоветую ему лечь в постель.

— Сохрани вас Боже! Мы загоним лошадей, но приедем к концу разговора, — ответил Эктор на ухо Полю.

— Бедные животные! Они расплатятся за всех, — прошептал Поль.

Герцогиня шла по песку аллей величественной поступью. Эктор был рядом. Принцесса с казначеем остановились у фонтана.

— Вы молчаливы, как сновидение. Может быть, вы мечтаете? — сказала герцогиня Эктору, никогда не подчинявшемуся так сильно чужому влиянию.

— С кем иногда не случается? — отвечал Эктор.

— Иногда? Это немного.

— Этого иногда бывает слишком много.

— Как это понимать?

— Мечта — непокорный конь: ему доверяются, и часто, с первым скачком он уносит вас в страну вымыслов. Это минуты ослепления, потом все исчезает, кроме сожалений.

— Сожалений об утраченном, не так ли?

— Не совсем. Сожалений о том, чего никогда не имели.

Принцесса взглянула на Эктора. Ее глаза блестели, как две капли росы на цветке.

— Нет, — сказала она, — того, чего не имели, надо было добиться.

Эктор, которого такой поворот разговора навел на мысль о Кристине, вздохнул.

— Одним богам принадлежит право достичь невозможного, — сказал он, — а я лишь воин.

— Однако, — возразила герцогиня, — как видно из мифологии, и пастухи покоряли богинь.

— В стране вымыслов, сударыня!

— Поищите хорошенько и вы увидите, что эта страна, возможно, не так далеко, — возразила она, играя своим веером.

— Я искал и не нашел.

— Начните снова.

— У меня довольно дурной путеводитель.

— Тогда его меняют.

— Но если он только один…

— Как вы называете этого неблагодарного?

— Случай, — с горечью отвечал Эктор. — Я доверился случаю, и он мне изменил.

— Ну, вопреки грамматике случай должен быть женского рода; он близок к улыбке именно тогда, когда угрюмо на вас смотрит.

— Должен ли я верить вашим словам, как доброму предсказанию?

— Чем вы при этом рискуете?

— Большим огорчением, если предсказание обманет.

— Есть оракулы, которые не лгут, — сказала принцесса, поднимая свои прекрасные глаза на маркиза.

Эктор был ослеплен.

— Теперь, — сказал он, — я более не сомневаюсь и доверяю вам себя.

— И вы правы. Доверие ведет за собой счастье.

— Да, когда доверие подобно вам, сударыня.

Она обратила на прекрасного молодого человека взгляд, полный огня и спросила, вертя цветок меж пальцев:

— Верите вы в талисманы?

— Я верю в руку, их дающую, — сказал Эктор.

Принцесса выронила цветок. Эктор живо наклонился и поднял его. Но когда он хотел его подать, герцогиня Беррийская исчезла, подобно фее, в глубине аллеи.

Эктор оставался некоторое время недвижим. Глубокий мрак окружал его; он сделал несколько шагов вперед, вышел на лужайку и больше ничего не видел. Он погрузился в глубокую задумчивость, когда чья-то рука опустилась на его плечо.

Эктор живо обернулся и в темноте узнал Фуркево.

— Ну, прелестный Эндимион, поймал я вас наконец, — сказал граф. — Диана скрылась, и вы мечтаете, подобно мифологическому пастушку.

— Я не вижу, почему вы меня сравниваете с Эндимионом, и где вы находите Диану! — отвечал Эктор, несколько смущенный.