ГЛАВА 43. ТА ИЛИ ДРУГАЯ

Это и в самом деле была Кристина, казалось, нарочно появившаяся из туманов, чтобы рассеять все его сомнения. Эктор же не думал, не рассуждал. Безграничная радость наполняла его душу, и прежде чем Кристина успела раскрыть рот, он схватил её в объятия, снял с седла и опустил на землю.

Кристина стала румяней цветка гранатного дерева, но не противилась. Ее глаза, полные нежности, не отрывались от глаз любимого, и руки, обвившиеся вокруг шеи Эктора, обнимали его.

Несколько минут они оставались безмолвными, полными неописуемого восторга.

Наконец сердце Эктора не выдержало, и он вскричал:

— Кристина! Любите ли вы меня?

Был ли это тайный упрек самому себе, говоривший ему, что он не заслуживал более этой любви, единственной мечты своей юности?

Крупные слезы покатились из глаз Кристины.

— Посмотрите на меня и скажите, люблю ли я вас? — сказала она, взявши руки Эктора в свои.

Когда первые порывы обоюдной нежности излились, Кристина села на лошадь, и они покинули перекресток.

— Куда вы меня ведете? — спросил Эктор.

— Следуйте за мной.

— О, бегите, спешите, я буду за вами следовать хоть на край света.

То, что Кристина рассказывала уже Сидализе, она передала Эктору. Страдания, перенесенные ею в юные лета, довели сердце Эктора до безумия.

Он молча взял руку Кристины и поцеловал её, повторяя в душе клятву убить шевалье.

Кристина по выражению его лица поняла, что происходило в его сердце.

— Я вижу вас, — сказала она, улыбаясь, — и все забыто.

— Но, стало быть, теперь вы свободны?

— Конечно, раз могу быть с вами.

— Какой покровитель помог вашему освобождению?

— Все сделала покровительница.

— Сидализа?

— Вы угадали.

— Добрая душа.

— Она приехала вчера в Шеврез и бросилась мне на шею, не говоря ни слова. Я очень хорошо видела по её лицу, что она принесла добрые вести. «— Мы спасены» — сказала она, — вам найдено убежище и можете переселиться в него завтра же.»

— О, понимаю…Охотничий павильон мадам д'Аржансон.

— Да, именно.

— И вы туда переехали?

— В тот же вечер.

— Вы и ваш отец?

— Мы с отцом. Там я ничего не боюсь…Ведь мы под покровительством его светлости герцога Орлеанского, которому принадлежит дача?

— Только приказ короля может извлечь вас оттуда. Но король будет предупрежден.

— Сегодня 10 октября. Я хотела разделить с вами мое счастье, и я пришла.

— Одни в этом лесу?

— Мне казалось, — сказала она с простодушной нежностью, — что каждая потерянная минута была мной похищена у вас.

Если бы в эту минуту кто-нибудь шепнул на ухо Эктору, какая тайная связь существовала между ним и герцогиней Беррийской, он выслушал бы его с удивлением человека, не понимающего, о чем ему говорят. Он лишь спросил:

— Как вы отыскали меня среди этой охоты?

— Надежда была моей путеводительницей, и вы видите, что я хорошо сделала, следуя ей: она привела меня к вам.

— Но, — сказал встревоженный Эктор, — кто-нибудь мог вас встретить и все изменить?

— Кто знает меня при дворе? Я думаю, что шевалье там не бывает.

— Как знать.

— Что? — вздрогнула Кристина. — Вы полагаете, что этот человек…

— Я ничего не полагаю, Кристина, но всегда его опасаюсь.

— Хорошо, — сказала она, приближаясь к Эктору, — если я подвергалась какой-нибудь опасности, не вознаграждена ли я за это?

Такая самоотверженность наполнила сердце Эктора восхитительным волнением; слезы выступили у него на глазах, и он прижал Кристину к сердцу.

— Вы заслуживаете любви на всю жизнь!

— Я именно на это и надеюсь, — сказала она простодушно. — Я спрашивала о вас у пажа. Он мне сказал, что вы были с герцогиней Беррийской, но что вас потеряли из виду.

При имени принцессы Эктор немного покраснел.

— Я поехала аллеей, указанной пажом, — продолжала Кристина, — и аллея за аллеей, перекресток за перекрестком, ведомая тайным предчувствием, добралась до вас.

— И несмотря на расстояние, вы меня узнали?

— С первого взгляда. Прежде чем я бросила на вас взгляд, я угадала, что это вы, и ваш крик доказал мне, что я не ошиблась.

Эктор вздохнул свободно: Кристина не видела герцогини Беррийской.

Они выехали вместе из леса и поехали равниной.

Павильон, уступленный Эктору графиней д'Аржансон, находился недалеко от опушки леса, на склоне холма, осененного группой старых деревьев. Это было хорошенький маленький домик, белый и свежий, как лилия, всего в один этаж, возведенный посреди сада с множеством источников, водопадов и фонтанов.

Господин де Блетарен и Сидализа ожидали Кристину в дверях. Когда они увидели её в сопровождении Эктора, старик встал, а актриса побежала им навстречу. После первых объятий господина де Блетарена и его названного сына, Сидализа отвела Эктора в сторону.

— Ну, — сказала она, — я вижу, что мне здесь больше делать нечего, и убегаю.

— Уже! — Эктор взял её за руки.

— Не пятый ли это акт комедии?

— Чего-то ещё недостает.

— Свадьбы?

— Да.

— Эта развязка придет в свое время. Теперь нет ещё девяти часов, но если этого так желаете…

— Очень желаю.

— Неблагодарный, — возразила актриса, грозя ему пальчиком, — кто бы мог раньше сказать, что придет день, в который я, Сидализа, стану играть роль поверенной?

— Это, по крайней мере, оригинально.

— Вот это меня и доконало. Теперь выслушайте меня.

— Готов слушать, сколько вам будет угодно, — отвечал Эктор, смотревший искоса на комнату, где осталась Кристина.

— В этих словах много любезности, но мало истины.

— Сидализа!

— Хорошо, хорошо! Вы сказали мне это для того, чтобы я долго вас не задерживала. Я вас скоро отпущу…Я вырвала овечку из пасти волка, но волк может вернуться и бродить возле овчарни. Берегитесь.

— Я буду осторожен.

— С человеком, подобным шевалье, любые предосторожности не лишние. Предпринимайте их как можно больше.

— Постараюсь.

— Старый трагик, переделывающий из угождения мне римскую историю в любовную комедию, часто мне говорил о наслаждениях Капуи. Пусть этот павильон не будет вашей Капуей. Там, где засыпает Ганнибал, бодрствует римлянин, и римлянина зовут шевалье де Сент-Клер.

— Не бойтесь ничего.

— Хорошо. Но вы бойтесь всего.

— Герцог Орлеанский обещал заняться судьбой Кристины. Я ему напомню.

— Так лучше сделайте это сегодня, чем завтра, и лучше завтра, чем послезавтра.

Эктор пожал руку Сидализы, говорившей с жаром и решимостью.

— Еще слово, — сказала актриса в ту минуту, когда уже готова была уйти.

— Говорите.

— Если Фуркево спросит у вас, каким образом я открыла убежище Кристины, скажите ему, что ничего не знаете.

— Это будет справедливо.

— Хорошо. Больше я ничего от вас не требую.

Сидализа прыгнула в карету, ожидавшую её за стеной сада, и уехала.

Вечером Эктор простился с Кристиной и Блетареном, чтобы отправиться в Марли, где надеялся встретить герцога Орлеанского. Сказанное ему Сидализой не выходило у него из головы.

Герцог в игорном зале проигрывал свои дукаты её высочеству наследнице престола. Эктор выждал свободную минуту и отвел его в сторону.

— Мадмуазель де Блетарен переселилась в убежище, данное ей по милости мадам д'Аржансон, — сказал он.

— Вы не теряли времени, — заметил герцог.

— Я не теряю ничего, ваша светлость, даже памяти.

Герцог устремил на Эктора проницательный взгляд.

— То есть, — улыбнулся он, — раз я вам что-то обещал, вам хочется напомнить?

— Я никогда не осмелюсь этого сделать без позволения вашей светлости.

— Так я сделаю лучше…Я сам это вспомню. Дело касается отца мадмуазель де Блетарен, как мне кажется.

— Да, ваша светлость.

— Вы просили меня поговорить об этом с королем, и я обещал вам обратиться к лицу, более могущественному, чем я, так как я не имею никакого влияния на действия короля.

— Это опять-таки справедливо.

— Итак, маркиз, это уже сделано.

— Как, вы сделали милость…

— Случай представился сегодня вечером, я им воспользовался…Меня благосклонно выслушали, и через некоторое время я представлю вас этому всемогущему лицу. Но прежде чем действовать, оно хотело бы справиться, как велико было участие де Блетарена в возмущениях Фронды.

— Самое маловажное, — ответил Эктор.

— Я в том не сомневаюсь, — ответил принц, — но нужны доказательства, а ваше свидетельство, согласитесь, в подобном деле несколько подозрительно.

— Хорошо, я буду ждать.

— А я употреблю всю свою власть, чтобы вы ждали недолго.

— Ваша светлость, чем мне заслужить все эти милости?

— Любите меня немного, если это возможно, и не верьте хотя бы половине того зла, которое мне приписывают.

И герцог Орлеанский пошел к группе вельмож, оставив Эктора одного.

Зал был полон народа; разговаривали, играли, прогуливались. Но шум не доходил до слуха Эктора и глаза его не замечали происходившего. Он стал поодаль и углубился в свои мысли. Тут к нему подошел Поль, проходивший мимо.

— Как вы грустны! — сказал тот.

— Я? — спросил Эктор, внезапно пробужденный от своих мечтаний.

— Да, вы, я ведь не с великим султаном разговариваю.

— Мой милый граф, вы не знаток людских физиономий… Я счастлив.

— Незаметно. Вы стоите в углу, как страус посреди пустыни.

— Потому что мое счастье серьезно, мой друг.

Поль вздохнул.

— Вот почему, видно, мы со счастьем не ладим…Моя горесть происходит от моей веселости. Я перестану смеяться и посмотрю, не развеселит ли это меня, наконец.

Тут наступил час ужина короля, и молодые люди прервали беседу. Растворились двери, и принцы королевской крови отправились в комнаты короля. Эктор и Поль смешались с толпой поблизости от входа.

Вдруг герцогиня Беррийская возникла перед Эктором, и их взоры встретились. Она небрежно шагнула в его сторону.

— Вы не были при окончании охоты, мсье де Шавайе, — заметила она. — Вас не было видно, мне кажется.

— Правда, сударыня, я заблудился и опоздал.

Она сделала ещё шаг и, проходя мимо него, склонила за веером голову.

— До завтра, — сказала она живо, но тихо.

Эктор вздрогнул: он все позабыл, и это слово ему все напомнило. Следовало решать немедленно. Пока он почитал себя свободным, это похищение было безумием. Теперь же, после встречи с Кристиной, это было преступлением.

Эктор удержал Поля за руку и молча увлек его в противоположный конец зала.

— Вы были правы, мой друг, — сказал он.

— Я всегда прав, — отвечал Поль. — Но по какому поводу я прав в эту минуту?

— Некоторое время назад я совершил ошибку. Хорошенько поразмыслив, я вижу, что несчастлив.

— Вот новость! Впрочем, это не стоит того, чтобы огорчаться. Несчастье — обычное положение человека.

— Мое продолжается двадцать семь лет, а мне двадцать восемь…Считайте!

— Этот расчет меня не утешит…

— Есть несчастья, которые убивают.

— Они редки.

— Но есть.

— Да, как Бурбоны…Они есть, но их очень немного.

— Дуэль, например.

— От дуэли иногда умирают, но это не несчастье…

— Все зависит от того, как посмотреть…

— Вы, стало быть, деретесь?

— Да.

— Ну-ну. Это меня восхищает.

— О, не от чего.

— Как же! Ведь я буду на этом празднике?

— Да.

— Благодарю вас.

Поль дружески пожал руку Эктору и продолжал:

— Когда состоится ваша дуэль?

— Завтра.

— В котором часу?

— На рассвете.

— В каком же месте?

— Под Марлийским водопроводом есть свод, который я заметил мимоходом; трава гладкая, место ровное, вокруг деревья, и нет любопытных.

— Превосходно. Имя дворянина, с которым вы деретесь?

— Граф Поль-Эмиль де Фуркево.

ГЛАВА 44. ГОРДИЕВ УЗЕЛ

Фуркево отступил в удивлении.

— Как, вы деретесь со мной?

— Да, — отвечал спокойно Эктор.

На этот раз Поль подумал, что его друг сошел с ума, и в испуге посмотрел ему прямо в глаза.

— Это вас несколько удивляет? — заметил Эктор.

— Очень удивляет, — ответил граф.

— Жизнь так устроена, что не знаешь, что случится завтра.

— Звучит, конечно, прекрасно, но я ничего не понимаю. Вы шутите, я думаю.

— Совсем нет. Это очень серьезно.

— Вы хотите, чтобы мы дрались друг с другом?

— Хочу.

— Хорошо. Но скажите мне, по крайней мере, какая причина побуждает вас возобновить со мной туринскую шутку?

— Позвольте возвратиться немного назад и кое-что вам объяснить.

— Говорите.

— Помните ли, милый граф, что вы мне заметили насчет герцогини Беррийской?

— Конечно, и то, что я говорил, я подтверждаю.

— Итак, мой друг, вы были правы.

— Наконец-то вы соглашаетесь.

— Я не могу спорить с очевидным.

— Стало быть, с тех пор дело пошло?

— Оно не шло, а бежало.

— Вот что значит шестнадцать лет!

— Я достиг последней главы.

— Уже!

— Да.

— Каким тоном вы это говорите!

— Хотел бы я вас видеть на моем месте.

— Я тоже бы хотел.

Эктор улыбнулся. Поль топнул ногой.

— Все это не объясняет, — возразил он, — зачем вы хотите меня убить.

— У герцогини странные фантазии, и говоря вашим языком, она требует, чтобы я поступил с ней, как будто я Юпитер, а она Европа.

— Похищение!

Де Шавайе кивнул.

— Я вам удивляюсь, — вскричал Фуркево. — К вам приходит величайшее счастье, и вместо радости вы принимаете жалобный вид, от которого хочется плакать. Похищение! Да знаете ли, что из-за похищения герцогини я соглашусь получить сто ударов шпагой. Вы неблагодарный!

— Не забывайте о Кристине, — заметил Эктор.

— Кристина? При чем тут она? — вскричал Фуркево.

— Для вас ни при чем, но для меня — другое дело.

Поль покачал головой полушутя, полусерьезно. С минуту он смотрел на друга, барабанившего пальцами по пьедесталу статуи, и наконец произнес:

— Я взял бы одну и не оставил бы другой.

— Вы есть вы, а я есть я, и поневоле повинуюсь своей природе.

— Итак, вы решились не похищать герцогиню Беррийскую?

— Решился.

— Да покровительствует вам тень Сципиона, мне же вас жаль.

— Жалейте, сколько вам будет угодно, но исполните то, чего я требую.

— А, вы о дуэли?

— Да.

— Вы все об одном и том же. Посмотрим, какие у вас причины.

— Можно не похищать герцогиню, но для этого нужен предлог. Дуэль будет служить таким предлогом.

— Как вы ловко придумали, удивляюсь!

— Это же очень просто. Обе любви опутывают меня, как гордиев узел. И то, чего не могут развязать…

— Разрубают.

— Поэтому мы любезно будем драться, и вы мне нанесете удар шпагой.

— Я вам? Но вы же знаете, что это невозможно!

— Вам в том помогут.

— Конечно, если вы не будете защищаться.

— Вы должны будете меня ранить. Мне только того и нужно.

— Потом?

— Остальное само собой разумеется. Раненый, я ложусь в постель и не являюсь ко двору. Герцогиня забудет меня, и когда я вернусь в Версаль, о похищении и разговоров больше не будет.

— Прекрасно придумано.

— Итак, вы решаетесь?

— Как я могу вам отказать? Эта дуэль дает мне возможность оказать вам услугу и сделать глупость…Достаточно, чтобы убедить меня.

— Хорошо. Я вас буду ждать.

— На рассвете моя шпага и я будем к вашим услугам.

Двое молодых людей сделали несколько шагов по направлению к дворцу.

— Кстати, — спросил Поль, — а вдруг герцогиня станет упорствовать в своей любви к вам?

Эктор пожал плечами.

— Вы знаете, что прихоти — это розы души и живут одно утро.

— Это справедливо, но бывает, что когда оборачиваются спиной к счастью, оно начинает вас преследовать.

— Тогда я приму крайние меры.

— Какие?

— Я женюсь.

— Самоубийство, — весело воскликнул Поль, — это геройство.

— Нет, это любовь.

На другой день все произошло, как условились: два друга стали под аркадами Марлийского водопровода в присутствии секундантов. Они вежливо раскланялись и бросили шляпы на траву.

— Итак, вы настаиваете, маркиз? — сказал Поль с важным видом.

— Вы знаете, граф, что я никогда не отказываюсь от своих слов, — отвечал тем же тоном Шавайе, едва удерживаясь от смеха.

— Так начнем, мсье.

Эктор и Поль выхватили шпаги.

— По крайней мере, забудем прошлое, граф, что бы ни случилось, — сказал Эктор, протягивая руку противнику.

— Я и не думал иначе!

И, наклонившись к уху Эктора, Поль тихо прибавил:

— Не забудьте быть очень неловким.

— Сделаю в лучшем виде.

— Если вы меня убьете из-за такой глупости, я умру безутешным.

Эктор лишь улыбнулся. Два дворянина поклонились и скрестили оружие.

Эктор защищался достаточно для серьезной дуэли, после чего позволил себе пропустить укол шпагой в плечо. Брызнула кровь, и Фуркево опустил клинок.

— Вы, кажется, ранены? — произнес он.

— Мне самому тоже так кажется…Однако, если вам угодно продолжать…

— Нет, нет, — отвечал Поль, смеясь, — не стоит умирать из-за подобной безделицы.

Завязавши платком рану, Эктор поблагодарил своего секунданта, Фуркево — своего. Двое молодых людей сели в карету и отправились в Париж.

— Теперь вам следует, — сказал Эктор, — предупредить герцогиню Беррийскую о случившемся.

— Да, поручение довольно щекотливое.

— Поэтому-то я и доверяю его вам.

— Это очень любезно с вашей стороны, однако что я скажу ей?

— Что хотите.

— Скоро сказано, но трудно выполнить. Милая прихоть хорошенькой женщины родилась в её сердце…

— В сердце? — с недоверчивым видом прервал Эктор.

— Или ещё где хотите, — отмахнулся Поль. — Место не влияет на каприз, и как тяжкий шмель, опускающийся на распустившуюся розу, я грубо раздавлю все мечты её весны. Но мой поступок отвратителен, смешон, сумасброден…Он не согласуется с правилами всей моей жизни, и я заслуживаю, чтобы первый бродяга проколол меня насквозь шпагой за мое согласие на вашу затею…Если она заплачет, что я сделаю с её слезами?

— Но, — возразил Эктор, — мифология, на которую вы ссылаетесь так часто, не говорит, что покинутая Ариадна умерла с горя.

Поль посмотрел пристально в глаза Эктору.

— Уж не думаете ли вы, что я способен играть роль торжествующего Бахуса?

— А почему?

— Счастье делает вас неверующим и легкомысленным одновременно. Влюбленный в мадмуазель де Блетарен, вы не думаете, что она могла бы вас когда-нибудь забыть. Равнодушный к герцогине Беррийской, вы считаете, что она забудет вас завтра же. Одной вы охотно согласились бы выдать свидетельство вечной верности. И вы же готовы усомниться в постоянстве другой. Сердце человека — лабиринт.

— Потому-то я и советую вам взять нить Ариадны, — отвечал, смеясь, Эктор.

С наступлением вечера, весь укутавшись от чужих глаз, Эктор отправился в карете в павильон Кристины.

Кристина побледнела при виде крови, но Эктор успокоил её.

— Мне осталось только это средство, чтобы не разлучаться с вами, и я к нему прибегнул, — сказал он.

— Дуэль! — вскричала она.

— Да, — подтвердил несколько смущенный Эктор, — дуэль без причины, последствия которой соединят меня с вами.

Кристина умолкла и не очень жаловалась на рану, принуждавшую мсье де Шавайе оставаться дома.

В тот же день Фуркево возвратился в Версаль, куда переехал двор. Его живой характер заставлял видеть лишь приятную сторону возложенного на него странного поручения. То, что ужасало его в первую минуту, теперь забавляло.

Когда он вступил в игорный зал, герцогиня Беррийская, по обыкновению, занимала один из столов; её окружала многочисленная толпа. Дукаты сыпались на бархат.

Полю удалось поместиться возле герцогини. Нужен был лишь случай с ней заговорить.

Принцесса казалась очень занятой игрой, но внимательный и предупрежденный наблюдатель, каким был Фуркево, мог заметить взгляды, бросаемые ею повсюду украдкой.

»— Ладно, — подумал Поль, — наступила минута нанести первый удар.»

Он бросил несколько дукатов на стол и закашлялся, как герой комедии, желающий привлечь к себе внимание.

Герцогиня Беррийская подняла на него глаза.

— А, вот и вы, мсье де Фуркево, — сказала она, — вы приехали поздновато.

»— Она говорит со мной, но думает о нем, — сказал он сам себе. — Как гибок наш язык для выражения того, в чем мы не хотим признаться.»

И громко произнес:

— Я замечаю не с сегодняшнего дня, сударыня, непостоянство времени наоборот. Когда дело касается вашего высочества, время — олень, и благодаря его проказам в часе только пятнадцать минут. Я спешу, приезжаю. Но слишком поздно. Сударыня, когда мы возле вас, запретите времени идти.

Герцогиня Беррийская кротко улыбнулась.

— Останьтесь, мсье, — сказала она, — мы постараемся это исполнить.

Она начала игру и выиграла; золотые волны хлынули в её нежные руки.

Ее глаза быстро скользнули по толпе и вновь остановились на Поле.

— Вы, кажется, проигрываете, — заметила она.

— Да, сударыня…Еще три подобных хода, и вам нужен будет казначей.

Принцесса, тасовавшая карты, подняла свой огненный взгляд на Фуркево.

— Мсье де Шавайе прекрасно исполняет эту должность, — сказала она. — Не видели ли вы его?

— Ах, сударыня, какой удар был бы для маркиза, если бы он вас услышал!

— Что же ужасного в моих словах?

— Их любезность, — ответил Поль.

Герцогиня сдала карты и снова выиграла; дукаты сыпались в её руки.

— Ваши слова загадочны, — возразила она. — Объяснитесь.

— Если приехать поздно — всего лишь неприятно, не быть совсем — ну не несчастье ли?

Сверкающие глаза герцогини впились в лицо Фуркево, потом внезапно потупились.

Поль видел, как она побледнела под румянами. Тасуя карты дрожащей рукой, она молчала несколько минут, и наконец возразила:

— Но как бы поздно не приезжали, однако приезжают.

Поль покачал головой.

— Ни поздно, ни рано, сударыня.

Эти слова были произнесены таким серьезным голосом, что принцесса вздрогнула.

Разговор в ту же минуту стих. Игра продолжалась, прерываемая только восклицаниями.

»— Лед тронулся, — подумал Поль, — или я разучился понимать сердце женщины, или она станет меня расспрашивать.»

Он вынул из кармана горсть дукатов и очень серьезно принялся за игру. Герцогиня не обращала на него внимания; он не смотрел на нее.

По окончании игры герцогиня встала; легкое движение её длинных ресниц предупредило Фуркево. Это движение было почти незаметно, но его проницательный и верный взгляд все понял. Он пошел за герцогиней Беррийской в сад.

Она вошла в аллею, которая вела к бассейну Аполлона.

В ту минуту, когда герцогиня обернулась, Поль был рядом.

— Это вы? — она искусно притворилась удивленной. — Я думала, вы далеко…

— Я должен бы быть далеко, потому что вы желаете быть одни. Но вечер — час раздумий. Я думал о Венере, сияющей в небе, и следовал за вами против воли.

После этого небольшого мадригала Фуркево поклонился, как человек, готовый удалиться.

— Нет, — живо прибавила герцогиня, — раз вы уж здесь, так оставайтесь.

»— Наконец-то, — подумал Поль. — Сколько хитростей, чтобы добиться немного откровенности.»

— Кстати, — простодушно спросила герцогиня, — что это вы говорили мне за игрой? Я вас не поняла.