Эктор больше не спорил.
— Так завтра? — спросил он.
— Да, завтра…И мы задушим лиса в его логове. Не нужно предупреждать об этом мсье де Фуркево. Молодой человек слишком пылок для предприятий, в которых нужна осторожность. Хватит одного Кок-Эрона.
— Хорошо.
— Я возьму с собой Биско. Для Кок-Эрона и Биско у меня уже есть работа. Вы поедете верхом вместе с Кок-Эроном, как благовоспитанные дворяне, едущие на прогулку. Поскачете по Марлийской дороге, после чего вернетесь через заставу Святого Иакова, чтобы быть на площади Эстрапады.
— Что я должен делать?
— Отыщете вывеску «Под лебедем». Это харчевня, где собираются люди почтенные, из моих приятелей. Я буду там…Хозяин мне совершенно предан.
— В котором часу?
— На заходе солнца…Это час пробуждения ночных птиц, и в это время шевалье ожидает Коклико.
— На закате, на площади Эстрапады, у «Лебедя»…Решено.
— Решено…И вы увидите, как соколы, вроде меня, душат сов.
ГЛАВА 40. ПРИЗРАК
Все произошло, как условились Эктор и брат Иоанн. На другой день на закате Эктор в сопровождении Кок-Эрона выехал верхом из Парижа через поля к заставе Святого Иакова.
В сумерках они нашли таверну «Под Лебедем», где их ожидал брат Иоанн.
В комнате находились человек пять подозрительной наружности. Они косились на Эктора и Кок-Эрона, но ни один не двинулся с места, встал только брат Иоанн, сидевший в углу.
— Сюда, господа, сюда, — говорил он, карабкаясь по деревянной лестнице, начинавшейся в глубине комнаты. — С вашего позволения, нам нужно будет переговорить.
Они вошли в комнату, где на широком столе была разложена разная одежда.
— В какой лачуге вы скупили это тряпье? — спросил Эктор.
— В это нам всем придется нарядиться, — отвечал пустынник.
— Гм, — заметил Кок-Эрон, — разве сейчас время карнавала?
— Время делу не помеха. Выберите, что вам нужно, и мы отправимся в засаду.
Кок-Эрон покачал головой и объявил, что не согласен менять свой плащ частного воина на балахон какого-то разбойника.
— Кок-Эрон прав, — спокойно сказал Эктор. — А так как его присутствие может помешать успеху дела, он не откажется подождать нас здесь: заведение довольно приличное и вино хорошее.
Кок-Эрон ничего не возразил, покусал усы и вдруг, развязав шнурки своего плаща, взял со стола костюм зеленого сукна.
Каждый выбрал то, что ему понравилось. Эктор и брат Иоанн нарядились в одежду двух отставных солдат, Биско надел наряд лакея, а Кок-Эрон — кожаные штаны и поверх них свой плащ. На всех были широкие шляпы и крепкие кожаные пояса со шпагами.
Но такого превращения для подозрительной натуры брата Иоанна оказалось недостаточно. Он раздал своим товарищам накладные бороды и парики, после чего ещё раз осмотрел их наряд и видимо остался доволен.
— Теперь, господа, в путь, — сказал он. — Костюмы надеты, пора начать спектакль и как следует разыграть пьесу.
Когда они вышли на площадь, уже темнело. По пути пустынник объяснил свой план Эктору.
— Мне известны условия Коклико, — сказал он. — С седьмым ударом часов он повернет за угол, постучит о мостовую каблуками своих тяжелых сапог и отсалютует шпагой. В нескольких шагах от поворота есть темная подворотня. Там мы будем его поджидать.
— Хорошо. А когда подойдет, возьмем его за горло, — сказал Кок-Эрон.
— Ладно, но что потом? — спросил Эктор.
— Завяжем приятелю рот, взвалим на плечи и отнесем в таверну «Под Лебедем», где он подождет конца нашего предприятия.
Решив так, они притаились в темной подворотне.
Улица была глухая, не слышалось другого шума, кроме отдаленного лая собак. Когда пробило семь часов, на углу улицы Угольщиков появилась фигура мужчины.
Опершись рукой на эфес своей шпаги, он шагал посреди улицы, там, где тень граничила с лунным светом.
Брат Иоанн толкнул Эктора локтем и привстал. Эктор тоже привстал и сбросил плащ.
Коклико крепко стучал сапогами по оледеневшей земле и насвистывал сквозь зубы.
— Мы не отнимем у него дохода, — прошептал брат Иоанн, — он получил вперед.
Когда негодяй приблизился, не подозревая об угрожавшей опасности, брат Иоанн тихо подкрался, прыгнул, как волк, и прежде чем Коклико успел испустить крик, схватил его за горло и повалил.
Коклико отбивался, как дикий зверь, но железная рука пустынника пригвоздила его к земле.
— Ну, ты, смотри, — сказал ему брат Иоанн, — если будешь дергаться, я тебя задушу.
И сдавил Коклико глотку. Когда подбежали остальные, Коклико понял, что всякое сопротивление бесполезно, и затих.
— Хорошо, — сказал брат Иоанн, — этот малый умен, и с ним можно будет что-нибудь сделать. Господа, завяжите ему покрепче ноги, чтобы отнять охоту бегать — в такой темноте это опасно. Да скрутите ремнями руки. Так, теперь завяжем ему рот.
Окончив дело, Коклико взвалили Биско на спину и отправились к таверне. Большой плащ, брошенный на тело пленника, скрывал его от глаз редких прохожих и придавал вид обычного тюка.
Хозяин таверны взял свечу с камина, тайно провел всех в комнату и удалился, как человек, которому хватает своих дел, чтобы интересоваться ещё чужими.
— Не беспокойтесь, я его уже выучил, — сказал брат Иоанн, заметив, с каким вниманием Эктор наблюдал за всеми движениями хозяина.
— Вы хороший учитель, — смеясь, отвечал Эктор.
Пустынник со скромным видом поклонился и, подойдя к Коклико, вытащил кляп.
— Ну, приятель, — сказал он, — давай немного поговорим.
Коклико, которому заодно развязали ноги, сел на стул и окинул комнату взглядом с живостью кошки, отыскивающей выход.
— Вот что, — сказал брат Иоанн, от которого ничто не могло укрыться, — не пытайся бежать. Даю тебе этот совет, если дорожишь своей шкурой.
Коклико пристально взглянул на собеседника.
— Если ты желаешь познакомиться со мной поближе, я с удовольствием, — прибавил пустынник, снял накладную бороду, шляпу и парик.
— Капитан! — вскричал пленник, вскочив на ноги.
— Теперь ты будешь отвечать мне без обиняков, как водится между старыми приятелями.
— Увидим, — отвечал Коклико, снова садясь.
— А, ты хочешь поважничать. Но мы тебя знаем, и ты ещё удивишь этих господ своей кротостью.
Коклико молча ударил каблуком в пол.
— Послушай, — продолжал брат Иоанн, — я расскажу твою историю в четырех словах. Тебя нанял шевалье де Сент-Клер, или мастер Пьер Симон, как тебе больше нравится, живущий здесь неподалеку, на улице Арбалетчиков, чтобы подсматривать за мсье де Шавайе. Ты исполняешь свою должность по совести, и каждый день спешишь донести шевалье о своих наблюдениях. Но мы знаем, на что способен шевалье, и если он тебя выбрал, ему нужен негодяй, готовый на все. Вы вместе замышляете какое-то подлое дело, и ты шел, чтобы переговорить, может быть, в последний раз, в гостиницу «Царь Давид», так как шевалье уезжает завтра или на днях.
— Но если вам так хорошо все известно, зачем вы меня расспрашиваете? — спросил коклико.
— Затем, почтеннейший Коклико, что в комнату шевалье не проникают так же свободно, как на парадную площадь Версаля.
— Быть может.
— Я знаю это по опыту. Есть пароль, и ты его знаешь.
— И что же?
— Дело ясное…Ты будешь так добр, что откроешь мне эту маленькую тайну.
— Что я, дурак?
— Если ты заупрямишься из противоречия, я настою, чтобы вынудить у тебя признание.
— Ладно. А если я буду продолжать молчать?
— У меня есть шесть дюймов доброй стали, и поневоле мне придется открыть твою тайну в твоей глотке.
Коклико побледнел.
— Убийца! — вскричал он.
Брат Иоанн пожал плечами.
— Вовсе нет. Это — самоубийство, ведь ты сам этого хочешь.
Коклико посмотрел вокруг себя: Кок-Эрон, Биско и Шавайе оставались безмолвными.
— Послушай, — добавил брат Иоанн, — ты меня знаешь: я не люблю долго ждать.
Коклико видел, как сверкнул кинжал в его руках.
— Говори, и ты получишь двадцать дукатов, — сказал Эктор, позволявший брату Иоанну угрожать, но не потерпевший бы ничего более.
— Скажу, скажу, — зачастил Коклико, помертвев от страха.
— Вот видишь, — заметил брат Иоанн, вложив кинжал в ножны, — я знал, что мы поладим.
— Вы хотите знать пароль?
— Ни больше, ни меньше.
— Хорошо, вы его узнаете.
— Еще пару слов, — сказал брат Иоанн, прерывая Коклико, — не трудись понапрасну нас обманывать. Ты останешься здесь заложником под караулом людей бдительных и недремлющих…Если ты солжешь, по возвращении я выкупаю тебя в Сене, и это будет твое последнее купанье.
— Я не намерен вас обманывать…
— Увидим. Теперь говори.
— Когда вы подойдете к гостинице «Царь Давид», попросите переговорить с мастером Пьером Симоном. Трактирщик тотчас придет.
— Маленький плешивый толстяк…Знаем.
— Он вам низко и молча поклонится. «Мсье, — скажете вы ему, — мне нужно переговорить с мастером Пьером Симоном по делу касательно барона де Клейна.» Имя ничего не значит, важен способ его произнесения.
— Посмотрим, какой это способ.
— Вы постараетесь сунуть в руку трактирщика серебряную монету, которая у меня в кармане.
Брат Иоанн пошарил в кармане Коклико и вынул оттуда австрийский дукат с четырьмя пробитыми дырочками.
— Все? — спросил он.
— Нет еще. Когда монета будет у него в руках, вы произнесете вполголоса одно слово: «Вена». Он ответит: «Париж», и вы войдете.
— Все ли это, и увидим ли мы шевалье? — спросил Эктор.
— Лицом к лицу в его комнате, — отвечал плут.
— Так за дело, и поправим наш наряд! — сказал брат Иоанн, вновь приняв облик старика с помощью бороды, парика и большой шляпы.
Уже уходя, он обернулся к Коклико.
— Эй, приятель, если ты голоден — кушай, хочешь пить — пей, но советую не шуметь.
— Ладно, посижу смирно, — сердито буркнул Коклико.
— Через час — другой мы вернемся, тогда ты получишь двадцать дукатов или шесть дюймов стали. Берегись!
— Идите уже.
Все вышли, оставив Коклико под надзором хозяина, и отправились на улицу Арбалетчиков.
— Вы были слишком щедры, маркиз, — заметил брат Иоанн, ускоряя шаги. — Обещать двадцать дукатов, когда клинок моего кинжала и так развязал бы язык этому негодяю.
— Он был так жалок…К тому же он тут же решился заговорить…
— Ну, немного раньше, немного позже, а он бы все сказал.
Они подошли к гостинице.
— Ну, маркиз, условимся, — сказал брат Иоанн. — Нельзя к подобному мерзавцу проникнуть вчетвером: возникнут подозрения, к тому же благоразумие требует стеречь все выходы.
— Это справедливо, — согласился Эктор. — Кок-Эрон останется на карауле у дверей.
— Гм, — заметил солдат, — мне больше нравится атака, чем караул.
— Караул небезопасен, — возразил брат Иоанн, — неизвестно, какое войско населяет крепость.
— Хорошо, я остаюсь, — кивнул солдат.
— Что касается Биско, он последует за мной, — продолжал брат Иоанн. — Позади заведения большой сад, из него ведет калитка. Легко можно сбежать этой дорогой…Я поставлю там Биско.
Брат Иоанн проводил своего товарища и спустя несколько минут вернулся.
— Дело сделано, — сказал он, — Биско разместился в саду по вязом. Ручаюсь, что мимо него никто не проскользнет.
Кок-Эрона поставили на углу, откуда ему легко было наблюдать за входом. Брат Иоанн вместе с Эктором постучались в дверь гостиницы.
Хозяин выбежал на стук, и все произошло, как сказал Коклико. Вид серебряной монеты с четырьмя пробитыми дырочками и пароль, тихо сказанный на ухо маленькому толстяку, смыли все препятствия. Трактирщик попросил двух шевалье следовать за ним.
Они поднялись по лестнице, пристроенной вдоль стены со стороны внутреннего двора. Лестница вела к длинному коридору во флигеле, который отделял двор от сада.
Брат Иоанн изображал полнейшее равнодушие, но подмечал все. Что касается Эктора, тот шел, горя желанием увидеть шевалье лицом к лицу.
Их проводник остановился посреди коридора и указал на дверь, возле которой висела оленья нога.
— Ударьте три раза, — сказал он, — это здесь.
Эктор схватил оленью ногу и ударил три раза.
Послышался скрип стула по полу и резкий щелчок поднятой щеколды.
— Он дернул за шнурок, — тихо сказал трактирщик.
— Войдите! — послышалось из комнаты.
Этот голос заставил встрепенуться сердце Эктора. Трактирщик удалился. Эктор отворил дверь и вошел в сопровождении брата Иоанна.
В кресле перед столом сидел мужчина. Он писал, повернувшись спиной к двери.
— Садитесь, я сейчас буду к вашим услугам, — сказал он, продолжая писать.
Лампа, стоявшая на столе, освещала его черную одежду. С первого взгляда Эктор узнал шевалье.
Он положил руку на ключ и повернул его в замке. Услышав скрип ключа, шевалье поспешно встал.
Эктор вскрикнул и отступил назад, словно увидев привидение.
Перед ним стоял аббат Эрнандес.
ГЛАВА 41. СКРЫТЫЙ УДАР
Три действующих лица этой сцены несколько минут оставались пораженными видом друг друга. При возгласе Эктора аббат Эрнандес замер. В один миг Эктор сорвал с себя маскировавший наряд. Неподвижнее и бледнее статуи, аббат стоял у стола, трепеща под взглядом Эктора. Тот неподвижно смотрел в мрачное лицо старого врага, которого считал мертвым.
Брат Иоанн знал, конец этой встрече должна положить смертельная дуэль, не беспокоился о такой безделице и терпеливо ждал.
Аббат был в черном платье шевалье, но его без накладных усов, остроконечной бородки и парика. Это было все то же бесцветное лицо, покрытое там и сям красненькими пятнышками, тот же тусклый, стеклянный отблеск глаз и та же гордая надменности.
— Аббат Эрнандес! — вскричал Эктор, воздевая руки к небу словно в знак благодарности.
— Да, — холодно отвечал аббат, уже оправившийся от растерянности.
— Брат Иоанн, — произнес Эктор, — заприте двери и загородите окно. Этот человек принадлежит мне.
Аббат не шелохнулся, лишь презрительно откинул голову.
— Вам? — сказал он. — Это ещё не решено.
Пустынник извлек свою шпагу, и закрывши ставни, стал в двух шагах от аббата.
— Я здесь, маркиз, — произнес он.
— Это просто засада, я вижу, — заметил аббат. — Двое против одного. Поступок, достойный дворянина.
— Вы знаете, что я дерусь один, — возразил Эктор.
— Вижу! — аббат бросил презрительный взгляд на брата Иоанна.
— Этот человек здесь, чтобы помешать вашему бегству.
— Вы уверены, что я намерен бежать? — спросил надменно шевалье.
— Вам я не доверяю. Вы в моих руках, я вас не выпущу.
— Вы, стало быть, твердо уверены в моей смерти? — спросил аббат с насмешливым видом. — Как и в первый раз?
— Несколько больше.
— Позвольте мне в этом усомниться.
— Ваше сомнение будет недолгим, — ответил Эктор, вырывая шпагу.
Шевалье, наблюдавший за поведением маркиза и брата Иоанна, не последовал их примеру, хотя его шпага, брошенная на стол, была на расстоянии вытянутой руки.
— Разве вы меня не поняли? — спросил Эктор. — Ведь я слишком долго ждал.
— Тем легче подождать еще. У нас впереди целая ночь.
— Я даю вам только пять минут…
— Это немного.
— Через час вы можете выскользнуть у нас из рук, — сказал Эктор, делая несколько шагов вперед. — Разве не может быть где-нибудь тут потайной двери, через которую вы скроетесь?
— Поищите.
— Хватит…Наши шпаги уже знакомы, все остальное — слова.
— Их теряют столько, что не стоит обращать на это внимание. Но если вы хотите драться, я согласен.
— Вы знаете, что я могу обойтись и без вашего согласия, — гордо заявил Эктор.
Шевалье слегка поклонился.
— Ваши манеры не забыты, маркиз, при необходимости вы замените дуэль убийством.
— Мсье! — вскричал Эктор.
— Что ж, разве этот честный малый, вас сопровождающий, — возразил аббат с невозмутимым хладнокровием, — здесь не для того, чтобы помочь вам, если надо, потихоньку меня зарезать?
Пустынник одобрительно кивнул.
— Видите, мы все с этим согласны, — продолжал шевалье.
Видно было, что шевалье хотел выиграть время. Однако его взгляд был спокоен — он не прислушивался, как человек, ожидающий посторонней помощи, и не поглядывал на небольшие часы, стоявшие на камине. Между тем его осанка, бесстрастные движения, рассчитанная медлительность речей — все обличало принятое намерение продлить объяснение.
Эктор стоял против шевалье, не сводя с него глаз.
— Жив! Он жив, — повторял он, как эхо.
Шевалье поднял глаза, как дипломат, пользующийся случаем возобновить прерванный разговор.
— Это вас удивляет? — спросил он.
— Вы же лежали на земле, почти умирающий, кровь текла у вас из горла…
— Да, я получил две раны, и их следы ещё не изгладились, — сказал аббат, расстегивая платье. — Видите, вот они, — прибавил он, показывая на два белых шрама на груди и шее. — Признаюсь, это были две широкие двери, открытые для смерти.
— Однако она не пришла!
— Честный воин умер бы двадцать раз после такого славного удара, но он выжил! — вскричал пустынник.
— Уезжая из замка Волшебниц, Кок-Эрон оставил вас при последнем издыхании, — произнес Эктор. — Почему же в Авиньоне распространилась молва о вашей смерти?
— Эта молва — следствие моей шутки. Однажды утром я приказал вместо себя похоронить в часовне замка бревно, которое вы найдете при случае под надгробной доской, — продолжал аббат, — так что мое пребывание в замке не могло быть потревожено.
— Ага! — сказал Эктор. — Следовательно, вы имели на то личные опасения?
— Человек, подобный мне, не способен оставаться в мире с правосудием…Оно уже причинило мне немало неприятностей.
— И вы в этом признаетесь?
— Почему же нет? Самые честные люди бывают подвержены заблуждениям. К тому же я здесь не читаю курса добродетели. Мы знакомы уже десять лет и можем быть друг с другом откровенны.
— Что же, продолжайте, — кивнул Эктор.
— Ваше любопытство слишком справедливо, чтобы я отказался его удовлетворить. Да, вы владели сильной и верной шпагой, маркиз. Я выздоровел только после шестимесячной болезни. Скажу вам, что в глубине сердца я произнес клятву Ганнибала…И вы знаете, сдержал ли я её.
— Знаю.
— О, между нами ещё не все кончено.
— Мне кажется, — сказал Эктор, упершись шпагой в пол, — что вы принимаете конец за начало.
— Словом, — продолжал шевалье, не поморщась, — выздоровев, я решился покинуть замок Волшебниц. К тому же причин, принудившие меня искать убежища у доброй женщины, уже не существовало.
— Конечно, это были причины, о которых умалчивают, но о которых догадываются.
— Правосудие так придирчиво! Притеснять аббата под предлогом, что он передал неприятелю план военных действий — что за мелочность…
Эктор с трудом подавил в себе отвращение. Любопытство, пробужденное рассказом, заставило его сдержаться.
— Видно, что вы не привыкли к подобным речам, — продолжал аббат, — но если будет случай встретить меня ещё когда-нибудь, вас ничто более не удивит.
— Ну, — сказал Эктор, — этот случай я нашел, одного его для меня достаточно.
— Вы рано запели, мой молодой петушок. Но оставим это и возобновим наш разговор там, где мы его прервали.
Брат Иоанн сделал шаг, потом другой, приблизился к ближней от него стене и украдкой осмотрел её. Речи и хладнокровие шевалье казались ему подозрительными. Медленно насвистывая сквозь зубы, он обошел кругом комнату, шаря во всех углах и ища повсюду, не скрывалась ли где потайная дверь.
Шевалье притворился, что не замечает этого, но неуловимая улыбка промелькнула на его губах. Затем он продолжал:
— Итак, я весело отправился в путь верхом в одежде, придававшей мне вид зажиточного странствующего студента. Счастье, некоторое время мне непокорное, не позволило мне ехать в Италию, где я надеялся вас встретить. Но в ту минуту, когда я отчаялся вас где-нибудь настигнуть, счастье обернулось и поставило вас на моей дороге. Не помните ли вы нашего разговора на краю бассейна, посреди которого плакала унылая наяда?
— Помню, — отвечал Эктор.
— С того дня я решил часто доставлять вам о себе известия, и это мне счастливо удавалось до сих пор.
Эктор, которого слова шевалье погрузили в бездну воспоминаний, поднял глаза на собеседника и сделал несколько шагов вперед. Его губы тряслись, ноздри раздувались.
Вдруг шевалье схватил со стола шпагу.
— Что же! — вскричал он, — мне ли напоминать вам о том, что привело вас сюда?
Эктор выпрямился при звуке его резкого голоса и поднял шпагу.
— Так начинайте! — воскликнул он, топнув ногой.
Шевалье сделал три шага и стал против маркиза. В ту же минуту их шпаги скрестились. Пылкость шевалье и быстрота его нападения на Эктора, тогда как минуту назад он, казалось, так мало желал начать эту дуэль, сильно беспокоили пустынника. Боясь какого-нибудь обмана, он оставил свое место и приблизился, положив руку на эфес своей шпаги. Но все в комнате оставалось по-прежнему, и он вскоре успокоился.
Тем временем после первых выпадов легко можно было заметить, что ни быстрота нападения, ни верность взгляда, ни проворство руки шевалье не могли одолеть Эктора, так что пустынник вскоре вздохнул свободно, убедясь в превосходстве маркиза. Два раза шпага Эктора разодрала платье аббата, вынужденного отступать.
Пустынник погладил бороду и прикинул взглядом расстояние, отделявшее шевалье от стены.
»— Еще пять — шесть шагов, — подумал он, — и ему конец.»
Вдруг шевалье сильно топнул ногой, пол расступился и Эктор исчез в черном провале.
Пустынник испустил крик и бросился на помощь маркизу. Но шевалье неожиданно и сильно толкнул его, брат Иоанн потеряло равновесие и рухнул в ту же яму.
Шевалье вторично топнул ногой, и сместившаяся половица плотно встала в пазы пола.
Шевалье отер лоб, на котором выступили капли пота, и прислушался, наклонившись, к неясным звукам, глухо раздававшимся под ногами.
Вскоре он выпрямился и, сунув шпагу ножны, вынул из стола два длинных пистолета, заткнул из за пояс, открыл окно, перелез через него и спрыгнул в сад.
Эктор и брат Иоанн очутились в совершенном мраке. Их падение было ослаблено мешками овса и отрубей, наваленных в погребе. Разбитые, немного ушибшиеся, но не раненые, маркиз и пустынник встали на ноги.
— Вы живы? — спросил пустынник.
— Жив! А вы?
— Несколько синяков; впрочем, это ничего.
— Поищем выход.
Они вынули шпаги и пошли во мраке наощупь.
— Неужели этому плуту, — вскричал брат Иоанн, спотыкаясь на каждом шагу о мешки, тюки и ящики, — суждено вечно от нас ускользать?
— Есть ещё надежда на Кок-Эрона и Биско, — отвечал Эктор.
— Я прекрасно знал, — добавил пустынник, — что за этим необыкновенным и внезапным нежеланием драться скрывалась какая-то хитрость. Но кто может подозревать предательство, когда у человека в руке шпага? Ах, маркиз, он же был в моих руках, и я его не задушил! Надо же быть таким дураком!
Пока они пробирались среди непроглядного мрака, до них долетел глухой отдаленный звук, похожий на выстрел.
Брат Иоанн схватил Эктора за руку.
— Вы слышали, маркиз? — спросил он.
— Да…
— Это был выстрел.
— Мне тоже показалось.
— Выстрел из пистолета. Кто-нибудь из троих умер: Биско, Кок-Эрон или шевалье.
— Если он убил моего Кок-Эрона, он умрет тысячью смертей! — вскричал Эктор, сжав кулаки и обезумев от гнева.
Наконец они нащупали стену; в одном из углов их руки встретили деревянную загородку, сквозь щели которой проникал слабый свет. Эктор приложил к ним лицо и почувствовал свежий воздух; брат Иоанн нажал своими мощными плечами на доски, и они подались. То была дверь.
Подняв валявшиеся под ногами деревянные чурбаны, с помощью которых перекатывали бочки в погребе, друзья ударили ими в дверь.
Изъеденные червями доски разлетелись при первом же ударе. Эктор и брат Иоанн перескочили обломки двери и с обнаженными шпагами бросились наверх по крутой лестнице. Они очутились во внутреннем дворе, бросились наудачу в сторону и встретили Кок-Эрона. Тот бежал, волоча одной рукой рукой трактирщика, а в другой держа шпагу.
— Вы живы! — вскричал Кок-Эрон, выпуская из рук несчастного трактирщика, ноги которого дрожали от страха.
— Да, все живы. — ответил брат Иоанн, пока старый солдат обнимал своего господина. — Но что сделали вы с шевалье?
— Разве вы его не убили?
— Нет.
— Эй, Биско, мы тут! — вскричал брат Иоанн.
Ответа не было.
— Может быть, он спит, — сказал пустынник, лицо которого выражало крайнее беспокойство.
Эктор и Кок-Эрон не ответили, но пустились к калитке, возле которой пустынник поставил Биско караулить.
— Если ты, разбойник, когда ещё дашь ему убежище, я тебя зарежу, как собаку, — прибавил пустынник, обращаясь к трактирщику, рухнувшему от страха на колени.
Три искателя приключений помчались в сад. Там царила мертвая тишина, слышался только одинокий крик ночной совы, притаившейся в густых ветвях деревьев.
Калитка была отворена. Брат Иоанн выскочил на улицу, никого не увидел, однако на грязи отпечатались следы.
— Эй, Биско! — вскричал он снова.
Никто не ответил.
— Может быть, Биско преследует шевалье, — предположил Кок-Эрон.
Брат Иоанн покачал головой.
— Нет, — возразил он, — один из них убил другого.
Эктор бродил вокруг калитки, покусывая кончики усов. Он страшился за Биско и боялся в то же время, что Биско, убив шевалье, лишил его возможности отомстить.
— Вот он! — воскликнул Эктор, остановясь под густыми ветвями толстой яблони.
Подбежали брат Иоанн и Кок-Эрон.
Биско лежал на траве более недвижимый, чем самый ствол дерева, уронив голову на толстый корень. Брат Иоанн стал на колени и приподнял безжизненное тело своего товарища. Пуля попала в лоб, немного повыше брови, смерть должна была быть мгновенной. Однако тело ещё не остыло, и крупные капли крови, вытекавшие из раны, тяжело падали на ствол яблони.
Брат Иоанн приложил руку к сердцу Биско. Затем грустно покачал головой.
— Умер…
Две слезы медленно скатились по его грубому загорелому лицу.
— Мой старый товарищ, — сказал он. — Вы знали его ещё в башне на горе Ванту, маркиз…Бедный Биско! Двадцать лет мы жили душа в душу…Он шел за мной тенью…Теперь все кончено…Бедный Биско!
Брат Иоанн замолчал и прикусил усы, чтобы подавить в себе стон. Эктор и Кок-Эрон молчали. Спустя минуту пустынник поцеловал бледное лицо Биско и положил его на траву, после чего обмакнул свои пальцы в крови, лившейся из раны, и потряс ими в воздухе.
— Клянусь этой кровью, в которой замараны мои руки, отомстить за тебя, — сказал он.
Эктор и Кок-Эрон сняли шляпы.
Брат Иоанн отер руки о траву и встал.
— Идемте, мсье, — сказал он, — мертвых не воскресить.
ГЛАВА 42. ПЕРЕКРЕСТОК
Когда Шавайе снова появился в Марли, его мысль обратилась к герцогине Беррийской. Время, когда она обещала появиться, приближалось. Желал ли Эктор её видеть или страшился? Признаться, он сам того не знал.
В её присутствии он испытывал поистине магнетическое влечение, в её отсутствие забывал о ней.
На другой день была назначена охота с гончими. Эктор, со времени своего свидания с королем ставший известным, добился своего включения в списки охотников. День был особенный — 10-е октября, и число это перенесло его в то счастливое время, когда Кристина обещала ему не проводить этот день без свидания с ним.
Между тем общество охотников постепенно собиралось, и вскоре появилась герцогиня Беррийская. Она ехала на испанском жеребце, белом как снег, гордо танцевавшим под своей легкой ношей. Принцесса, молодая, прекрасная, пылкая, как Диана-охотница, управляла им со свободной и величавой грацией. Яркий румянец оживлял лицо герцогини; никогда глаза её не сыпали столько искр, никогда более радостная и надменная улыбка не освещала её лица, преобразившегося от душевного довольства. Она устремилась в середину круга, ища взглядом де Шавайе.
Этот взгляд, быстрый и острый, как стрела, заставил его вздрогнуть и подъехать к ней.
— Чего вы ждете от этой охоты? — спросила она с явным намеком.
— Вы будете там, сударыня, ваше присутствие более чем надежда, — сказал он, — это уверенность в успехе.
Принцесса ласкала рукой роскошную гриву жеребца.
— Вы приписываете всемогущество моей воле и думаете, что мы добьемся успеха?
— Сударыня, случай в вашем распоряжении.
— Предупреждаю вас, что охота, как я надеюсь, будет обильна самыми разными происшествиями.
— Тем лучше.
— И вы готовы идти им всем навстречу?
— Готов, — отвечал Эктор.
— Если так, то следуйте за моим белым пером. Оно будет вести вас к счастью.
Она опустила поводья, и в четыре прыжка её лошадь была вне круга придворных.
Эктор последовал взглядом за длинными белыми перьями, осенявшими шляпу герцогини Беррийской.
»— Конец ли это прошедшего? Начало ли будущего?», — подумал он.
Неизвестное открывало свои таинственные перспективы перед его воображением. Не влекло ли оно ещё раз к безграничным просторам капризов и обольщений?
Тут егеря затрубили в рога, слуги спустили собак, и кавалькада охотников понеслась в глубину аллей. Эктор помчался вслед за этим ураганом людей и лошадей.
Поль, ехавший рядом с Эктором, вдруг спросил его:
— Если вы не самый хитрый из придворных, то самый неблагодарный из людей, не так ли?
— Почему это? — резко спросил Эктор.
— Мы объясним это после; вопрос щекотливый и требует размышления. Теперь отвечайте мне откровенно, прошу вас, и без церемонии.
— Извольте.
— Когда вам мое общество станет лишним, просто отошлите меня. Вдвоем иногда помогают друг другу, но чаще мешают.
Эктор пристально посмотрел на Фуркево.
— Вы думаете, — сказал он, — дело дошло до этого?
— Да. Я ничего не слышал, но слух и не нужен, чтобы понять значение некоторых жестов и безмолвный разговор взглядов.