Детектив Эрленд - Трясина

– Мы по поводу убийства вашего соседа из подвальной квартиры, – сказал Эрленд, перебивая монолог летчика.

– Вам случалось бывать в Осло? – спросил тот.

– Нет, – ответил Эрленд. – Мы не об Осло хотели с вами поговорить.

Летчик сначала глянул на Эрленда, затем на Сигурда Оли, и наконец до него, похоже, дошло.

– Я его совсем не знал, – сказал он. – Я эту квартиру купил месяца четыре назад всего, насколько я понимаю, до меня она несколько лет пустовала. Пару раз видел его у дома, на мой взгляд, обычный человек, ничего особенного.

– Обычный? – переспросил Эрленд.

– Ну, обычный, с ним было о чем поговорить.

– И о чем же?

– О самолетах, о полетах. Его интересовала авиация.

– В каком смысле?

– Ну, его интересовали самолеты, – сказал пилот, открывая банку пива, которую выудил из мусорной кучи под столом. – А также города, куда они летают, – продолжил он и хорошенько отхлебнул из банки. – А также стюардессы, – добавил он, икнув. – Очень они его интересовали, стюардессы. Ну вы понимаете.

– Не-а, – сказал Эрленд.

– Ну вы понимаете. Стюардессы. За границей. Мы же должны отдыхать перед следующим рейсом, ну и вот.

– А-а.

– В общем, его интересовало, а как именно мы с ними отдыхаем. Правда ли они так хороши, как рассказывают. В таком духе. Он слыхал, что, когда команды на международных рейсах отдыхают перед полетом домой, бывает очень весело…

– Когда вы его видели в последний раз? – спросил Сигурд Оли.

Летчик задумался, не смог сразу вспомнить.

– Наверное, пару дней назад.

– Вы не замечали, к нему в последнее время кто-нибудь приходил? – спросил Эрленд.

– Нет, я редко бываю дома.

– Вы не замечали, вокруг дома не ходили какие-нибудь незнакомые люди, ну, просто шатались вокруг или вели себя подозрительно?

– Нет.

– Не видели кого-нибудь в зеленой армейской куртке?

– Нет.

– Молодого человека в черных ботинках на шнуровке?

– Нет. А это был убийца? Вы знаете, кто его убил?

– Нет, – сказал Эрленд и вышел из квартиры, опрокинув по дороге недопитую банку пива.

Жена мужчины, обнаружившего труп, решила-таки увезти детей на несколько дней к бабушке, как раз собирала вещи. Ей не хотелось, чтобы дети оставались дома после случившегося, ее муж согласно кивал. Да-да, так будет лучше. Было видно, родители в шоке. Они купили квартиру четыре года назад, им очень нравилось на Северном болоте. Отличное место, живи – не хочу, особенно если детей растишь. Мальчики стояли рядом с мамой.

– Как это ужасно, найти его в таком виде, – еле слышно прошептал отец мальчиков и оглянулся на детей. – Мы им сказали, что он спал.

– Но…

– Да знаем мы все, он умер, – сказал старший сын.

– Ага, его убили, – добавил младший.

Братья заговорщицки улыбнулись друг другу.

– Молодцы, мне бы так легко это переживать, – сказала мать и потрепала старшего сына по щеке.

– С Хольбергом у меня были нормальные отношения, – сказал отец. – Мы иногда разговаривали, когда встречались у подъезда. Он уже давно тут жил, мы с ним обсуждали сад на заднем дворе, всякие дела вроде починки забора и так далее. Как обычно, соседские такие разговоры.

– Впрочем, мы не дружили, – добавила мать. – Только разговаривали изредка, а общаться считай что не общались. Я думаю, так и должно быть. У всех своя частная жизнь.

Нет, они не видели никаких незнакомых людей близ дома, нет, никаких молодых людей в зеленых куртках не встречали. Женщине явно не терпелось посадить детей в машину и уехать.

– У Хольберга бывали гости? – спросил Сигурд Оли.

– Никогда не видела, – ответила женщина.

– Мне казалось, он вообще человек одинокий, – добавил ее муж.

– У него в квартире воняло, – сказал старший мальчик.

– Да-да, воняло, только держись, – поддакнул его брат.

– Это просто сырость от пола в подвале, – извиняющимся тоном сказал их отец.

– Да и до нашего этажа иногда доходит, – подхватила его жена. – Сырость, я имею в виду.

– Мы ему говорили об этом.

– А он обещал разобраться.

– Да-да, обещал, как раз на днях два года минуло.

4

«Богатеи» из Гардабая не сводили с Эрленда глаз. Какие измученные, отчаявшиеся лица. Еще бы, пропала младшая дочь, уже три дня о ней ни слуху ни духу. Вот прямо со дня свадьбы. Младшая дочь! Эрленд почему-то воображал себе малышку с кудрявыми золотыми волосами – а она оказалась студенткой факультета психологии Университета Исландии, двадцати трех лет от роду.

– Вы говорите, со дня свадьбы? – переспросил Эрленд, оглядывая просторную гостиную. Квартира занимает столько же, сколько целый этаж в его доме.

– Ее свадьбы! – сказал отец беглянки таким тоном, словно до сих пор не мог поверить в случившееся.

– Сбежала с собственной свадьбы, подумать только! – всхлипнула мать девушки и высморкалась в носовой платок.

Был полдень, Эрленду потребовалось целых полчаса, чтобы добраться от Рейкьявика до Гардабая, – дорожные работы. Большой особняк он нашел далеко не сразу, с улицы его практически не видно. Вокруг разбит шикарный сад, весь в деревьях, иные высотой метров шесть.

Родители, конечно, в шоке, решил Эрленд, но все же это пустая трата времени. У него есть дела поважнее. Впрочем, ладно, ну не говорю я уже лет двадцать со своей бывшей, что с того, надо сделать ей одолжение.

Мать беглянки одета в изящный бледно-зеленый жакет и юбку того же цвета, отец – в черный костюм. Постоянно повторяет, что очень беспокоится о дочери. Уверен, она в конечном итоге вернется домой, ей ничего не угрожает – он решительно отказывался даже предполагать противное, но все же решил сообщить в полицию, однако так, чтобы по стране не объявляли розыск. Ни к чему эти объявления в газетах, по радио и телевидению.

– Просто взяла и исчезла, – сказала мать.

Оба немного старше меня, наверное, около шестидесяти. Бизнесмены, импортируют детскую одежду, денег явно хватает на все с лихвой. Нувориши, одним словом. Да и возраст едва заметен. В доме гараж на две машины, каковые и стоят перед ним, обе новые, отполированы до блеска.

Мать девушки наконец собралась с силами и стала рассказывать, как было дело.

– Все случилось в субботу, три дня назад – боже, как летит время, – и какой это был восхитительный день! Их поженил этот, как его, в общем, викарий один, нынче очень популярный.

– По мне, так просто ужас, – сказал отец. – Прибежал взмыленный, махая портфелем, выдал на-гора пару клише, от каких зубы сводит, и убежал восвояси. Понятия не имею, отчего он такой популярный.

Но мать не собиралась позволять мужу портить рассказ о самой красивой свадьбе на свете.

– В общем, божественный день! Солнце, восхитительная осенняя погода. Человек сто на одном только венчании. У дочки же столько друзей. Ее все так любят. А потом у нас был прием, тут, в Гардабае. Как это заведение называется, я все время забываю?

– «Гардахоль», – подсказал отец.

– Да-да, восхитительный, уютный ресторан, – продолжила мать. – Ни одного пустого места – в смысле, гостей было очень много. Столько подарков. А потом… а потом…

Мать залилась слезами.

– Настала пора им танцевать первый танец, – продолжил за нее отец, – и этот кретин, ее муж, вышел на танцпол. Мы позвали Дису Розу, а ее и след простыл. Мы стали искать, но она словно сквозь землю провалилась.

– Диса Роза? – переспросил Эрленд.

– Оказывается, она угнала свадебную машину.

– Свадебную машину?

– Ну, лимузин. С цветами и ленточками, они на ней приехали из церкви. Просто взяла и убежала со свадьбы. Ни слова не сказала! Почему, почему?!

– С собственной свадьбы! – застонала мать.

– И как вы думаете, почему так произошло?

– Наверное, она передумала, – сказала мать. – Наверное, пожалела, что решилась.

– Но почему вдруг? – настаивал Эрленд.

– Пожалуйста, найдите ее, а? – сказал отец. – Она уже три дня не дает о себе знать, мы просто места себе не находим. Свадьба испорчена, мы в ужасе. И наша девочка пропала!

– Так, лимузин. Его нашли?

– Да, на улице Гардастрайти.

– Почему именно там?

– Я не знаю. У нее нет знакомых на этой улице. Ее обычная одежда была в машине.

Эрленд задумался.

– В каком смысле, обычная одежда в машине? – спросил он, выждав минуту. Что-то мне не нравится, куда идет разговор, наверное, я что-то не так сказал.

– Она сняла подвенечное платье и переоделась в обычную одежду. Видимо, заранее положила ее в машину, – пояснила мать.

– Сможете ее найти? – спросил отец. – Мы поговорили со всеми ее друзьями и знакомыми, и никто ничего не знает. Мы не понимаем, что делать дальше. Вот ее фотография.

Отец вручил Эрленду школьную фотографию беглянки – молодая, очаровательная блондинка. Улыбается.

– Как вы думаете, что на самом деле случилось?

– Понятия не имеем, – ответила мать.

– Ни малейшего, – кивнул отец.

– А это что, подарки?

Эрленд указал рукой на гигантский обеденный стол, заваленный разноцветными коробками, букетами, корзинами с цветами и прочим. Родители беглянки не шелохнулись. Эрленд подошел поближе к столу. Никогда еще не видел столько подарков. Интересно, что там, в этих коробках? Посуда, наверное. Зачем людям столько посуды?

– А это что такое? – спросил он, указывая на большую вазу на углу стола. Из нее торчало нечто вроде дерева, к веткам привязаны бумажные сердечки.

– Это дерево для записок.

– Что-что? – удивился Эрленд.

Лишь раз в жизни был на свадьбе, лет сто тому назад. Никаких деревьев для записок не припомню.

– Ну, гости писали пожелания невесте и жениху вот на таких бумажных сердечках, а потом вешали их на дерево. Целое дерево украсили, это еще до того, как Диса Роза пропала, – объяснила мать, не отнимая платка от лица.

Тут у Эрленда зазвонил в кармане мобильник. Он полез в карман, телефон застрял. Настроение у него было не слишком, поэтому вместо того, чтобы вынуть трубку аккуратно, Эрленд принялся изо всех сил дергать за куртку.

Дернул слишком сильно – телефон вылетел из кармана, и Эрленд не сумел его удержать. Мило, мило – опрокинул мобильником дерево для записок. Эрленд поднял аппарат с пола, извинился перед супругами и ответил.

– Ты к нам на Северное болото собираешься? – сказал Сигурд Оли. Хорош гусь, ни здрасьте, ни до свиданья. – Мы, помнится, хотели получше осмотреть квартиру.

– Ты уже там? – спросил Эрленд, отойдя немного в сторону.

– Нет, я тебя жду, – рявкнул Сигурд Оли. – Где тебя черти носят?

Эрленд бросил трубку.

– Я сделаю, что смогу, – сказал он родителям. – Не думаю, что вашей дочери угрожает опасность. Вероятно, она просто перенервничала и прячется у друзей. Не стоит беспокоиться, я уверен, она вскоре вам позвонит.

Родители тем временем подняли вазу с пола и принялись подбирать рассыпавшиеся сердечки. Эрленд заметил, что несколько записок залетели под кресло, и нагнулся их поднять. Ну и прочитал заодно.

– Хо-хо! А это вы видели? – спросил он и вручил родителям карточку.

Отец прочел ее, и на его лице отразился смертный ужас. Он передал карточку матери, та прочла ее несколько раз, но явно не могла понять, что к чему. Эрленд взял у нее сердечко и снова прочел записку. Без подписи.

– Почерк вашей дочери? – спросил он.

– По-моему, да, – ответила мать.

Эрленд еще немного повертел в руках записку. М-да, хорошенькое дело. Вот скажите на милость, что это значит: «Он чудовище, что я наделала!»?

5

– Ну и где тебя носило? – спросил Сигурд Оли Эрленда, когда тот вернулся на работу, но ответа не получил.

– Ева Линд не выходила на связь? – спросил Эрленд вместо этого.

Сигурд Оли ответил, что не знает, но вряд ли. Он знал про проблемы Эрлендовой дочки, но они с боссом никогда об этом не разговаривали. Они вообще мало говорили о жизни вне работы.

– Что-нибудь новое о Хольберге? – спросил Эрленд и направился к себе в кабинет. Сигурд Оли пошел за ним и закрыл дверь. Убийства – нечастое дело в Рейкьявике и всякий раз привлекают к себе массу внимания. Поэтому полиция завела правило – в прессу не сообщать ничего, кроме самых общих вещей, а подробности дел держать в секрете.

– Мы собрали о нем кое-какую информацию, – сказал Сигурд Оли, открывая папку, которую держал в руках. – Родился в Сойдакроке, возраст – шестьдесят девять лет. Последние годы перед пенсией работал водителем грузовика. Да и до сих подрабатывал периодически. Как думаешь, стоит поговорить с его коллегами?

Высокий, красавец, одет в новый костюм, подумал Эрленд. Да еще окончил факультет криминалистики где-то в Америке. Полная моя противоположность: современный, организованный.

– А что другие из нашей группы говорят? – спросил Эрленд, пытаясь застегнуть отрывающуюся пуговицу на кардигане. Не вышло, пришлось оторвать.

Крепко сбитый, большой мужчина, пышные рыжие волосы, самый опытный следователь в группе. Еще бы ко мне не прислушивались. И коллеги и начальство давно бросили попытки заставлять Эрленда работать не так, как ему хочется. И дела, которыми он занимался, всегда раскрывались. Так что все идет, как надо, вот и отлично.

– Думают, убийца какой-нибудь псих, – сказал Сигурд Оли. – Может, как раз этот парень в зеленой куртке. Хотел деньгами поживиться и запаниковал, когда Хольберг указал ему на дверь.

– А родственники у этого Хольберга есть?

– Вроде бы нет, но мы пока собрали не все данные. Все еще разбираемся с его связями – друзья, коллеги и прочее.

– Судя по состоянию его квартиры, жил он один, и жил так давно.

– Да уж, ты по этой части эксперт, – вырвалось у Сигурда Оли, но Эрленд пропустил это мимо ушей.

– Что патологоанатомы?

– Предварительный отчет у нас. Ничего нового – мы и сами знали, что Хольберг умер от удара тяжелым предметом по голове. Рана по форме совпадает с формой пепельницы, определили по острым краям. Ему проломили череп, умер он мгновенно… ну или почти мгновенно. Видимо, падая, задел журнальный столик и опрокинул его. На голове еще одна рана, совпадает по форме с углом стола. На пепельнице отпечатки пальцев Хольберга и еще двух людей, один из которых также оставил отпечатки на карандаше.

– Надо полагать, стало быть, это отпечатки убийцы?

– Весьма вероятно.

– Ты прав, типичное тупое исландское убийство.

– Вот-вот, типичное. Эту-то версию мы и разрабатываем.

Дождь и не думал переставать. В это время года с просторов Атлантики через Исландию один за другим перекатывались циклоны, принося за собой ветра, дождь и черную зимнюю мглу. Полиция все еще трудилась в доме на Северном болоте. Вокруг здания натянута желтая лента; похоже, подумал Эрленд, на ремонт электросети – пробили дырку в асфальте, поставили сверху замызганную палатку, откуда летят искры, и обмотали это дело желтой лентой, словно подарок на день рождения. Хорош подарочек, и даже написано, от кого, прямо на ленте – «Полиция Рейкьявика».

Эрленда и Сигурда Оли встретили Элинборг и другие полицейские, которые ночь напролет работали в здании, собирая все до последней пылинки. У них как раз заканчивалась смена. Были допрошены все соседи, но никто не заметил ничего подозрительного – с утра понедельника и до момента нахождения тела все было тихо.

Коллеги уехали, и в доме остались только Эрленд и Сигурд Оли. Кровь на ковре почернела. Пепельницу увезли как вещественное доказательство, с ней же – карандаш и блокнот. В остальном – та же квартира, что вчера. Оба надели резиновые перчатки, и Сигурд Оли отправился в кладовку и коридор, а Эрленд – осматривать гостиную. На стенах висели плакаты – аккуратные, в рамах под стеклом, словно их только что купили. В книжном шкафу – переводные триллеры, все в мягких обложках, некоторые читанные, другие, видимо, не открывались. Ничего любопытного в твердой обложке. Эрленд наклонился посмотреть, что стоит на нижней полке, узнал только одну книгу, тоже в мягкой обложке, – набоковскую «Лолиту», снял ее с полки, открыл. Английский оригинал, читана несколько раз.

Поставив книгу обратно на полку, Эрленд занялся письменным столом. Г-образный, занимает целый угол. Рядом новое, удобное офисное кресло, стоит на пластиковом коврике, дабы не повредить пол. Стол явно старше кресла. С обеих сторон тумбы с ящиками и еще один длинный, под длинной столешницей, всего девять. На короткой стороне стоит 17-дюймовый монитор, под столешницей – выдвижной поддон для клавиатуры, сам компьютер – на полу под столом. Все ящики заперты.

Сигурд Оли тем временем изучил шкафы в спальне. Все очень чисто и в идеальном порядке, носки аккуратно сложены в одном ящике, в других, тоже аккуратно, белье, брюки, свитера. На вешалке – несколько сорочек и три костюма, старомодных, из эпохи диско, коричневых в полоску. На полу – несколько пар обуви. В верхнем ящике – постельное белье. Хозяин застелил постель до прихода неведомого гостя. Одеяло и подушка укрыты белым покрывалом. Все просто, даже несколько аскетично.

На тумбочке рядом с кроватью – будильник и две книги, одна – сборник политических интервью, другая – альбом с фотографиями грузовиков «Скания». Внутри тумбочки – лекарства, медицинский спирт, снотворное, панадол и баночка с вазелином.

В дверях появился Эрленд:

– Ключей нигде не находил?

– Нет, нет. Каких ключей, от двери?

– Нет, от ящиков стола.

– Нет, таких тоже не видел.

Эрленд заглянул еще раз в кладовку, затем вышел на кухню, по очереди открыл все ящики и дверцы, но нашел только посуду, бокалы и столовые приборы.

Ключей нигде нет. Так, а что у нас в прихожей? В карманах пусто, а, нет, вот черный мешочек, в нем немного монет и брелок с ключами. Ключ от входной двери дома, ключ от квартиры, от обеих комнат – и вот оно, еще два маленьких ключика. Отлично, один из них подходит к ящикам стола, сразу ко всем.

Первым делом Эрленд открыл длинный ящик под столешницей. Там оказались счета – телефонные, за электричество, отопление, кредитные – и подписка на газету. Два нижних ящика в левой тумбе пустовали, в тех, что выше, лежали налоговые декларации и зарплатные чеки. В самом верхнем – альбом с фотографиями, все черно-белые, разных времен, некоторые, кажется, сняты в этой самой квартире, другие – на природе: вот карликовые березы, вот Золотой водопад и гейзер Гейсир. Все довольно старые – на двух, показалось Эрленду, он узнал убитого, когда тот был куда моложе.

Отлично, а что у нас в правой тумбе?

Два верхних ящика пусты. В третьем – колода карт, складная шахматная доска, чернильница.

О, смотрите-ка! Что это такое с нижним ящиком?

Эрленд уже было закрыл его, как услышал звук, словно мнут бумагу. Он снова открыл и закрыл ящик – точно, что-то бумажное между ящиком и полом тумбы. Вздохнув, он уселся на пол и заглянул в щель – ничего не видно. Снова выдвинул ящик – ни звука, снова закрыл его – ага, опять тот же звук. Тогда Эрленд выдвинул ящик до конца – к задней стенке что-то приклеилось. Он протянул руку и достал из тумбы крошечную черно-белую фотографию – зимнее кладбище, крупный план могилы. Кладбище Эрленд не узнал. На могильном камне надпись, ясно читается женское имя, Ауд. Отчества нет. Даты Эрленд не смог разобрать, надо достать очки. Так, теперь видно: 1964–1968. Под цифрами – эпитафия, но буквы совсем маленькие, не разберешь.

Эрленд аккуратно сдул пыль с фотографии. Бедная девочка, всего четыре года.

Эрленд выглянул в окно. Осенний дождь бомбардирует стекла. Чуть за полдень, а уже темно, как ночью.

6

В жуткий осенний ливень грузовик выглядел этаким доисторическим чудовищем. Полиции не сразу удалось его найти – Хольберг парковал его не у себя дома на Северном болоте, а на парковке к западу от Снорриева шоссе, рядом с больницей «Домус Медика», в нескольких минутах ходьбы, и в итоге им пришлось дать объявление по радио. Грузовик обнаружили, когда Эрленд и Сигурд Оли покидали квартиру Хольберга, прихватив с собой фотографию. Вызвали команду судэкспертов обследовать грузовик – большой MAN с красной кабиной. Предварительный осмотр не выявил ничего особенного – кроме обширной коллекции порнографических журналов. Решили отбуксировать грузовик в полицию и осмотреть потщательнее.

Другая группа экспертов засела за фотографию. Выяснилось, что отпечатана она на фотобумаге «Илфорд», которая была популярна в шестидесятые, а потом снята с производства. Отпечаток изготовил, судя по всему, сам фотограф, во всяком случае, любитель – снимок начал выцветать, признак некачественной проявки. На оборотной стороне никаких надписей, а на самом снимке – ничего, кроме могилы, определить, где это кладбище, по снимку невозможно.

Фотограф стоял метрах в трех от могилы, ракурс прямой, так что ему, видимо, пришлось присесть на корточки – или же он был очень невысокого роста.

Рядом с могилой – ничего, только снег на земле. Других могил тоже не видно, за камнем – только белый туман.

Эксперты сосредоточились на эпитафии – ее очень плохо видно, слишком далеко находилась точка съемки. Потребовалось сделать несколько копий и сильно их увеличить, затем выделить каждую букву, увеличить, собрать в порядке, в каком они расположены на камне, и отсканировать. Результат очень зернистый, но с помощью компьютера это можно исправить.

Кое-какие буквы четче других, про остальные можно строить догадки. Ясно читались только О, X и Т.

Эрленд позвонил в Комитет по статистике и после изрядного количества препирательств уговорил начальника отдела все-таки принять его – в офисе на улице Скуггасунд хранились все свидетельства о смерти с 1916 года. В здании уже никого не было – все разошлись по домам, Эрленд прождал на пороге полчаса, пока не подъехал начальник. Холодно пожав руку Эрленду, он ввел личный код в систему безопасности, и они вошли в здание. Эрленд изложил собеседнику суть дела, в самых общих чертах.

Вместе они отсмотрели все свидетельства о смерти за 1968 год и нашли два, где упоминалось имя Ауд. Одной из них как раз было четыре года, умерла в феврале. Фамилия врача легко читалась. Проверив по национальной базе данных, Эрленд установил, что тот живет в Рейкьявике. Упоминалась в свидетельстве и мать девочки, по имени Кольбрун. Последние записи о ней в базе данных датировались началом семидесятых годов, жила она в Кевлавике. Эрленд и начальник отдела снова погрузились в свидетельства о смерти и обнаружили, что Кольбрун и сама умерла в 1971 году, пережив дочь всего на три года.

Девочка скончалась от злокачественной опухоли мозга.

Ее мать покончила с собой.

7

Брошенный жених принял Эрленда в своем кабинете.

Работает менеджером по маркетингу и контролю качества в оптовой компании, занимается импортом сухих завтраков из Америки. Эрленду в жизни не случалось завтракать этими американскими хлопьями, он подумал, а что же такого может делать менеджер этакой компании. Да плевать, какая разница. На женихе – отутюженный костюм, брюки на широченных подтяжках, пиджак снят, рукава закатаны – видимо, менеджерская работа сопряжена со значительными затратами сил. Среднего роста, круглолицый, толстогубый, легкий намек на бороду. Зовут Вигго.

– От Дисы никаких вестей, – не дав Эрленду даже вдохнуть, сказал Вигго и сел за стол.

– Вы ей что-то такое сказали…

– Все именно так и думают. Все считают, это я виноват. Это тяжелее всего. Я просто не нахожу себе места.

– Вы ничего необычного в ее поведении не заметили? Ну, до того, как она исчезла? Может быть, она была расстроена?

– Да нет, все веселились. Ну это же свадьба, вы понимаете.

– Не-а.

– Вы что, на свадьбе никогда не были?

– Был однажды, сто лет назад.

– Ну, в общем, пришло время танцевать первый танец. Ну, все сказали свои поздравления, подружки Дисы спели какие-то песенки, пришел аккордеонист, и, в общем, нам было пора выходить танцевать. Я сидел за своим столом, и все начали смотреть, а где же Диса. А ее и след простыл.

– А где вы ее видели в последний раз?

– Она сидела рядом со мной и сказала, что ей надо отлучиться в туалет.

– И тут вы что-то такое сморозили и она расчувствовалась?

– Да нет же!!! Я поцеловал ее и сказал, мол, возвращайся побыстрее.

– Сколько времени прошло между этим и моментом, когда все поняли, что ее нет?

– Не могу точно сказать. Я сначала сидел с друзьями, потом вышел покурить – понимаете, там внутри нельзя курить, нужно выходить на воздух, – по дороге говорил с теми и с этими, вернулся, сел за стол, тут ко мне подошел аккордеонист, и мы обсудили, что играть и какие танцы будут. Потом я еще с кем-то разговаривал, наверное, на все про все ушло полчаса, черт его знает.

– И за все это время вы ее не видели?

– Нет. Когда все поняли, что ее нет, праздник был безнадежно испорчен. Все смотрели на меня, словно это я виноват.

– Как вы думаете, что случилось?

– Я везде искал ее. Говорил со всеми ее друзьями и родственниками. Никто не знает ни черта, по крайней мере, они мне так говорят.

– Думаете, врут?

– Ну где-то же она должна быть!

– Вы знали, что она оставила записку?

– Нет. Какую такую записку? О чем вы?

– Она прицепила бумажку к этому, как его, дереву для записок или что-то в этом роде. С таким вот содержанием: «Он чудовище, что я наделала!» Вы знаете, о чем она?

– Он чудовище, – повторил Вигго. – О чем это она?

– Ну, я подумал, это она о вас.

– Обо мне? – Вигго вскочил и начал нервно ходить из угла в угол. – Я никогда не делал ей ничего плохого! Никогда. Это не я. Этого не может быть.

– Она угнала машину и бросила ее на улице Гардастрайти. Это вам что-нибудь говорит?

– У нее там никого нет. Вы будете объявлять ее в розыск?

– Пока нет – родители хотят дать ей время, может, так вернется.

– А если нет?

– Тогда посмотрим.

Эрленд замялся. Как бы это ему сказать?

– Я-то думал, она выйдет с вами на связь. Ну, скажет, что с ней все в порядке.

– Постойте-ка! Вы что, намекаете, что это все моя вина и она потому не хочет со мной говорить, что я сделал что-то не то? Черт побери, это прямо фильм ужасов какой-то! Вы себе представить не можете, какими глазами на меня смотрели коллеги по работе в понедельник! Все мои коллеги были на свадьбе, включая босса! Вы думаете, это я виноват? Какого хера, я хотел бы знать! Что за черт! Все думают, что это я.

– М-да, что и говорить, женщины, они такие, – сказал Эрленд, вставая. – Контроль качества при их изготовлении явно хромает.

Когда Эрленд вернулся в офис, его застал телефонный звонок. Эрленд сразу узнал голос, хотя не слышал его уже довольно давно, – такой же мощный, ясный и четкий, как прежде, несмотря на годы. Как же, Марион Брим, собственной персоной! Они с Эрлендом знакомы уже тридцать лет, и их общение порой протекает довольно бурно.

– Я снова в городе, – донеслось из трубки, – ты же знаешь, по выходным я на хуторе, а туда новости не доходят. Вот только сейчас принесли газету.

– Ты про Хольберга?

– Ты уже смотрел, у нас что-нибудь на него есть?

– Сигурд Оли обещал посмотреть базу в компьютере и о результатах покамест не докладывал. А ты о чем?

– Думаю, в компьютере на него может ничего и не быть. Старые дела, не исключено, что их выбросили на помойку. Вроде же есть закон, через сколько-то лет мы уничтожаем архивы. Или нет?

– На что это ты намекаешь?

– А на то, что наш друг Хольберг, как бы это повежливее сказать, образцовым гражданином не был.

– В каком смысле?

– Есть подозрения, что он насильник.

– Подозрения?

– Его обвинили в изнасиловании, но не осудили. В 1963 году. Так что ты поройся в архивах, пока их не выкинули.

– Кто подал жалобу?

– Женщина по имени Кольбрун. Она жила…

– В Кевлавике?

– Да, а откуда ты знаешь?

– Мы в столе у Хольберга нашли фотографию. Такое впечатление, что ее там прятали, специально. На снимке – могила девочки по имени Ауд, что за кладбище, пока не знаем. Я пообщался с одним из этих призраков из Комитета по статистике, и мы нашли Кольбрун – на свидетельстве о смерти девочки, она ее мать. Ее тоже нет в живых.

Молчание на другом конце провода.

– Марион? – сказал Эрленд.

– И какой вывод ты из этого делаешь?

Эрленд задумался.

– Ну, если Хольберг изнасиловал Кольбрун, то он вполне может быть отцом девочки – потому-то фотография и оказалась в его столе. Девочка умерла четырех лет от роду, в 1968 году.

– Хольберга не признали виновным, – донеслось из трубки. – Дело закрыли за недостатком улик.

– Думаешь, она это все придумала?

– В те времена? Очень сомневаюсь, но доказать-то ничего нельзя. Женщинам ведь ой как непросто добиваться справедливости в таких случаях. Ты, Эрленд, представить себе не можешь, через что ей нужно было пройти сорок лет назад. Даже сегодня женщине нужна недюжинная смелость, чтобы заявить о подобном, а тогда это было куда сложнее. Невероятно, чтобы Кольбрун подала свою жалобу просто так, смеха ради. Может, фотография – это доказательство его отцовства. Но зачем Хольбергу держать ее у себя в столе? Изнасиловали Кольбрун в 1963 году, а ты говоришь, дочка родилась в 1964-м. А через четыре года она умерла. Кольбрун ее хоронит. Так, так. Хольберг явно как-то связан с этой фотографией. Может, он сам ее сделал. Только зачем? Может, все это чушь, ложный след.

– Я уверен, что на похороны он не пришел, но потом мог явиться на кладбище и сделать фотографию. Ты что-то в этом роде предполагаешь?

– Есть и другой вариант.

– Ну?

– Может быть, фотографию сделала Кольбрун и послала ее Хольбергу.

Эрленд задумался.

– Но зачем? Если он ее изнасиловал, то зачем посылать ему фотографию могилы?

– Хороший вопрос. А что сказано в свидетельстве о смерти, отчего Ауд умерла? Несчастный случай?

– Она умерла от опухоли мозга. Думаешь, это может иметь отношение к делу?

– Аутопсию делали?

– Еще бы. Свидетельство подписано, мы знаем, где живет этот врач.