Глава 17

Это был Анин прощальный визит к доктору Горенштейну — перед ее отъездом.

В доме доктора по-прежнему беззаботно щелкали и заливались попугайчики и канарейки — все трагические происшествия в Рукомойске нисколько не отразились на их настроении.

А супруга Гора опять была в отъезде. И это как раз заметно отразилось на настроении и гостеприимстве доктора.

— Как Туровский? — первым же делом спросил у Ани Горенштейн, как только открыл ей дверь. Весть об аресте Туровского давно разнеслась по Рукомойску.

— Его допрашивают.

— И что он?

— Бормочет о каких-то демонах.

— О демонах?

— Ну да.., о демонах.

— Любопытно!

— Как же так. Гор? Вот вы занимаетесь с пациентами — можно сказать, выворачиваете человека наизнанку… Почему же так? Почему облик человека — его слова, его глаза, в конце концов, в которых якобы можно прочитать душу, оказываются такими обманчивыми?

— То есть?

— Зачем тогда люди придумали эти сказки, вроде “глаза — зеркало души” и тому подобное? Вам не кажется, что мы вообще живем в мире лживых и не очень умных утверждений, которые принимаем за чистую монету только потому, что их повторяли на протяжении жизни несколько предыдущих поколений? Мир совсем иной, а мы все твердим и твердим всякие благоглупости! Почему абсолютные злодеи годами кажутся нам милейшими людьми? И никому это даже в голову не приходит?

— Вы имеете в виду Туровского? — прервал взволнованный и маловразумительный Анин монолог Горенштейн.

— Разумеется.

Аня как могла подробно рассказала Гору, что ей довелось увидеть в “Огоньке”.

— Помилуйте, человек всю жизнь прожил здесь в маленьком городе — у всех на глазах…

Горенштейн удивленно приподнял черные лохматые брови:

— А я вовсе и не говорил, что он всю жизнь прожил здесь!

— То есть?

— То есть Леонид Алексеевич уезжал. Его два года в наших краях не было.

— Вот как?

— Да, представьте. Они поссорились с Еленой Ивановной. Он уехал. Был где-то на Востоке… Непал, Тибет, Гималаи… Вернулся, несомненно, другим.

— Каким?

— Каким, вы спрашиваете… — Гор задумался.

— Ожесточенным?

— Да нет… Я бы сказал.., скорей, владеющим собой…

— И они тогда с женой помирились?

— Да, Елена Ивановна к нему вернулась. С той поры жили-поживали.

— Мне никто не говорил, что он отсутствовал столько времени, был в чужих краях…

— А вы, наверное, не спрашивали. Вряд ли кто-то стал бы скрывать.

— Пожалуй… Я действительно не спрашивала! “Наваждение… — укорила себя Светлова. — У Туровских — идеальной пары — был такой вид, будто они всю жизнь прожили на одном месте!

Эти пироги, абажуры, чтение вслух.., бахрома на скатерти, в конце концов! Милая, уютная провинция. Они казались старосветскими помещиками, которые никогда не расставались и никогда никуда не уезжали… Настолько устойчивый имидж, что.., мне даже не пришло в голову поинтересоваться, а так ли это на самом деле? Действительно ли это было так? Хотя уже тибетские байки его ближайшего приятеля Кудинова должны были бы насторожить…"

— Понимаете ли, — продолжал Гор. — Я не вижу в его бормотаниях о демонах, как вы изволили выразиться, ничего странного. Тибет, где он провел столько времени, в сущности страна демонов. Если судить по тамошним поверьям и легендам, то приходится сделать вывод: злые духи по численности явно превышают человеческое население этой страны. И надо отдать им должное.., зловредные это, в сущности, создания!

— Зловредные?

— Насколько я понял, они принимают тысячи разных личин, обитают на деревьях, скалах, в долинах, озерах, источниках… Они охотятся на людей, животных. И чем только не промышляют…

— Чем же?

— В частности, даже похищают у людей дыхание! Они им, видите ли, питаются! И вообще… Слоняются без устали по степям и лесам.., и тому подобное…

— Слоняются?! Демоны?

— Ну, в общем, путешественник всегда рискует на любом повороте тропы оказаться с ними лицом к лицу. И знаете… Такой порядок вещей вынуждает тибетцев постоянно поддерживать с ними, демонами, отношения. И тамошние люди, судя по всему, как-то приспособились! Например, Туровский рассказывал, что в функции ламы вполне официально входят обязанности “подчинять демонов, перевоспитывать, а в случае непокорности обезвреживать и уничтожать”. Ну просто как у нас врагов народа…

— Туровский вам это рассказывал?!

— Ну да… В общем, для тамошних тибетских жителей демоны — это дело обычное. В обморок при контакте с ними местные люди не падают.

— Не падают, значит?

— Но… Понимаете, иное дело — человек другой культуры. “Наш человек”, который проводит в чужих краях среди чужеземцев, их обычаев и веры, — долгое время…

— Откуда вы все это знаете, Гор?

— Пришлось почитать, поизучать. Дело в том, что некоторое время назад, уже снова поселившись, по возвращении из странствий, в Рукомойске, Леонид Алексеевич Туровский обращался ко мне.

— За врачебной помощью?

— Представьте, да. Он, видимо, почувствовал в какой-то момент, что с ним происходят вещи, с которыми лучше не оставаться один на один.

— А вы?

— Я начал его было консультировать. А поскольку, как я сразу понял, корень происходящих в нем изменений психики скрывался в его странствиях, его двухгодичном отсутствии, то мне, разумеется, пришлось подробно беседовать с ним об этом, расспрашивать о Тибете, много читать, консультироваться у знающих эту культуру и страну людей. Словом, входить в тему.

— И что же? Вы консультировали его, а потом?

— А потом… Все сошлось разом! Как теперь понятно — трагическим образом. Меня из-за глупой “лав стори” лишили возможности иметь практику — и я просто не имел больше права лечить Туровского. А он, видимо, уже не считал необходимым обращаться к другим врачам: все же меня он знал лично, доверял, я не был для него посторонним человеком. А другие… Тем более что для визитов к другим врачам ему понадобилось бы ездить в Москву.

Когда мы спустя некоторое время случайно увиделись, Туровский сказал мне, что все в порядке — он вполне избавился от своих наваждений. Мол, видно, это просто были издержки акклиматизации после возвращения на родину. Сказал, что все с ним в порядке.

— И вы поверили?

— Наверное, это моя оплошность! Но я был слишком занят своими неприятностями. И вы правы… Когда пациент “нашего профиля” еще чувствует, что с ним что-то не в порядке, отдает себе в этом отчет — это значит, что не упущено еще время для излечения и коррекции. А вот когда больные уверяют, что с ними “все в порядке” и “они совершенно нормальны — еще понормальнее вас!” — врачу следует держать ухо востро!

— Значит, он уверял вас, что с ним все в порядке?

— Знаете, у них там, в Тибете, существует довольно популярный анекдот. Один юноша просит отшельника быть его духовным наставником. Учитель соглашается и желает, чтобы ученик прежде всего приобрел навыки концентрации сознания. “Чем вы обычно занимаетесь? — спрашивает он жаждущего озарения ученика. “Я пасу яков”. — “Хорошо, — говорит учитель, — сосредоточьте свои мысли на яке”.

Новый ученик располагается в пещере, как это у них там принято, и начинает тренировку. Через некоторое время учитель отправляется к предающемуся медитации ученику и зовет его, приказывая выйти к нему. Ученик слышит зов, встает, хочет покинуть свое убежище. Но “медитация” уже достигла намеченной цели: он уже отождествил себя с объектом, на который были направлены его мысли. И до такой степени с ним слился, что потерял ощущение собственной личности.

Барахтаясь на выходе из пещеры, будто стараясь преодолеть какое-то препятствие, ученик заявляет: “Я не могу выйти, мне мешают рога”.

Он почувствовал себя яком…

Боюсь, что Туровский уже не смог покинуть свою “пещеру”, где предавался своим “медитациям”. Он потерял ощущение собственной личности и, судя по всему, очень здорово слился…

— С кем?

— Трудно сказать, с кем конкретно.

— А эта маска? Вы что-нибудь в этом понимаете? Можете как-то объяснить этот странный карнавал с вполне реальными человеческими жертвами?

— Да, мы говорили об этом с Туровским когда-то довольно много, и он рассказывал мне интересные вещи. Скажу одно: безусловно, он имел возможность присутствовать на церемониях, имеющих отношение к демонам.

— Что это значит: “имеющих отношение к демонам”?

— Ну.., эти церемонии совершаются там во многих местах.., с большей или меньшей торжественностью. Однако колдовство не любит яркого света и толпы. И, говорят, в глуши гималайских лесов, там, где бывал Туровский, они особенно впечатляют.

— А этот.., как его.., этот самый Махакала? Извините, даже выговорить трудно… Ну этот, которого Туровский все время упоминает?

— А “этот самый Махакала”, как вы изволили выразиться, — довольно популярный в тех местах персонаж!

— Вообще-то… Я тоже что-то читала о нем, кажется, в журнале “Гео”.

— Ну и отлично! А я вам, информированная моя, кое-что добавлю. В Тибете вообще много божеств и богов, импортированных, так сказать, из Индии. При переселении они несколько поутратили в весе и влиянии. Тибетцы превратили их в демонов. Махакала из всех них — наиболее популярен.

— Звезда?

— Вроде того. Его первоначальной сущностью, если быть точным, был один из образов Шивы — с функциями разрушителя мира.

— Разрушителя мира?

— Именно! Говорят, ламы-маги могут держать Махакалу в подчинении. Но уже их слугам и вообще толпе Махакала внушает настоящий ужас.

У Махакалы есть жилище. Это место, где хранится круглый год его маска. А надо вам сказать, что маска — это и есть сам Махакала. Так как тибетцы свято верят, что именно в ней он и обитает.

— Вот как?!

— Среди служек в монастырях, где находится такое хранилище маски, ходят слухи о зловещих чудесах.

— Зловещих?

— Да, дорогая моя! Так порой сквозь створки шкафа, где будто бы томится в заключении это страшное существо, просачивается кровь…

— Ужас!

— Порой, открывая шкаф, монастырские служки находили в нем смертные останки — человеческий череп или сердце. Как они, спрашивается, могли объяснить их появление в шкафу?

— То есть это нужно ему, Махакале?

— Более того: он без этого не может!

— Правда? — ужаснулась Светлова.

— Вы меня спрашиваете? — усмехнулся Гор. — Я рассказываю то, что описал не один чужестранец, побывавший там, а многие. Но за что купил — за то и продаю.

— Расскажите еще про эту маску… Поподробнее!

— Ну.., что еще сказать? Во время особой ежегодной церемонии маску извлекают из хранилища. И помещают в темную пещеру рядом с храмом, специально отведенную для Махакалы и ему подобных.

— И что же?

— Заметьте, какие при этом предпринимаются меры предосторожности! Пещеру сторожат двое послушников. Чтобы помешать Махакале ускользнуть, они без передышки читают магическую формулу. В ночную пору бедные мальчики, сами убаюканные собственным же монотонным напевом, борются с дремотой, дрожа от ужаса, поскольку убеждены, что малейшая оплошность с их стороны даст демону возможность выйти на свободу, и тогда они неминуемо станут его жертвами.

— Значит, пещеру сторожат?

— Но даже такая “свобода”, предоставленная извлеченному из затворничества Махакале, беспокоит крестьян окрестных деревень. Все время, пока он в пещере, они рано запирают свои жилища, матери умоляют детей возвращаться до захода солнца и тому подобное…

— И, как вы думаете, Гор… Зная все это, видя и находясь, безусловно, под воздействием этих суеверий и страха, мог Туровский решиться на кражу? Неужели такую маску Туровский похитил, забрал с собой?

— Ну, если это так, то.., безусловно, только первоначальный скептицизм чужестранца позволил ему это сделать.

— Скептицизм чужестранца?

— Однако полагаю, что этот скептицизм, знаменитые хладнокровие и ирония Туровского, если он похитил маску, со временем стали убывать. Постоянно находясь рядом с этим, прямо скажем, впечатляющим предметом, он безусловно мог испытывать его влияние. Добавьте сюда личные потрясения. Я имею в виду его странные отношения с женой. Очень сильные, запредельно сильные эмоции, владеющие им…

— Вы что. Гор, и правда, верите, что этот Махакала в этой маске сидит?

— Понимаете, сами тибетцы говорят, что боги, божества и демоны помогают или вредят только тем, кто в них верит. Поэтому лама или шаман никогда не возьмет к себе в ученики человека, страдающего неверием. А Туровского, насколько я знаю, взяли…

— Вот как?!

— Я думаю, Туровский, находясь долгое время по влиянием этих страхов, этой атмосферы, начал погружаться в нее все больше и больше. А когда поверил, Махакала и его маска, как и предупреждают тибетцы, могла начать действовать. Во всяком случае, руководить его действиями. Заставлять совершать необходимые ей, как он считал, действия.

— Жертвоприношения, например?

— И даже жертвоприношения. Собственно, здесь нет ничего противоречащего, например, психологии.

— Ну да, тот шкафик, в котором служки монастырские находили черепа… По-видимому, на Туровского эти сказки произвели впечатление. Он поверил, что маске Махакалы нужны жертвы.

— Не забудьте, Тибет — это страна, где, скажем, смерть от страха так же естественна, как в автомобильной катастрофе.

— То есть?

— Ну, представьте, что некто, как тот юноша, вообразил себя яком. А потом появился тигр!

— Понятно…

— А в общем, теория моя такова: не всем дозволено погружаться в чужой и странный мир. А те, кто все же решается, — должны делать это с опасением и предосторожностями. Концентрация странного и необъяснимого может оказаться слишком сильной для жителя Рукомойской губернии, привыкшего к пресному вкусу огурчиков. Сознание может и не выдержать подобной встряски.

Случай с Туровским, может быть, самый необычный, но далеко не единственный…

Моим коллегам то и дело приходится врачевать людей, для которых увлечение другой, экзотической культурой и обрядами не проходит безболезненно. Новые образы оказываются для них слишком сильными и непривычными.

— Вы имеете в виду всякие секты? Васю Иванова, который бреет голову и начинает стучать в кришнаитский бубен?

— Я имею в виду явление более широкого плана. Знаете, голубушка, у вас никогда не будет аллергии на белокочанную капусту. И картошка вам не повредит, и огурчики. Потому что и вы, и ваша бабушка, и ее бабушка тоже — уплетали их за милую душу. А вот от бананов у некоторых возникает изжога. А от цитрусовых высыпает сыпь. А киви — одна моя приятельница и вовсе отравилась. Переела. Что же говорить о чужих демонах, если даже от заморских фруктов случаются неприятности?

— И что?

— А ничего! Старая медицинская мудрость — болезнь надо лечить в том климате, в котором заболел. А плоды, поставляющие организму столь необходимые витамины, желательно употреблять те, что произрастают в исторической и естественной среде обитания. Они лучше усваиваются — и никаких красных пупырышков на коже.., как от цитрусовых!

— Ой, вам ли, Соломон Григорьевич, возносить такие панегирики во славу черноземной полосы?

— Ой, нам ли! Я, знаете ли, уже рукомойский Соломон Григорьевич. И моя бабушка лопала здешние огурчики, и ее бабушка… А у нас вообще принято.., чтоб по женской линии. Вот все хочу уехать, уехать — и все сижу тут… Врос, наверное! Птичек вот щебетание слушаю. Тем и счастлив.

— Ну и не логично… — хмуро заметила Светлова, — вам тогда петухов черноземных надо разводить. Ваши попугайчики — тоже птицы заморские. И вообще… Все равно люблю апельсиновый сок — и никаких у меня пупырышков!

— Да на здоровье — если нравится.

— Однако, Гор… Почему в доме Туровских и в “Ночке” так мало что напоминало о роковом путешествии хозяина? Обычно люди, напротив, выставляют напоказ сувениры, привезенные из дальних краев, диковинки, связанные с их странствиями…

— В общем, действительно не много, — задумчиво заметил Гор. — Я думаю, это оттого, что странствие в Тибет было связано в сознании супругов с самой несчастливой полосой жизни — с их расставанием… И очевидно, они не хотели себе об этом лишний раз напоминать. Скорее, напротив, стремились изгнать из памяти все, что было связано с отсутствием Леонида Алексеевича. Как будто ничего и не было. Как будто и не существовало той печальной паузы в их жизни, и они всегда жили душа в душу.

"Старосветские помещики без изъяна”, — подумала Светлова.

— К тому же Туровский вряд ли хотел привлекать внимание кого бы то ни было к своей потаенной жизни, связанной именно с его странствиями.

"Хотя почему же “не много”… А “Жуд-Ши”? — вспомнила Светлова. — А болтовня друга семьи Кудинова? В общем, все в пределах объяснимого: преступник всегда скрывает и молчит. Особенно о том, что может пролить свет на его потаенную деятельность. У него рот на замке. Болтают его близкие и друзья… Поэтому так важны косвенные указания…

Друг Кудинов, с которым Туровский, конечно, много толковал о своих странствиях и который, безусловно, был под впечатлением его рассказов, — тот, например, говорил о Стране Снегов без умолку”…

К сожалению, Аня сочла это “трепотней” на модную тему и отнесла на счет трепотни “завзятого болтуна и любителя баек”.

— Гор, скажите.., а как там Туровская? Аня знала, что после ареста мужа Елену Ивановну поместили в больницу с диагнозом “нервное потрясение” и Гор ее навещал. Впрочем, в качестве обыкновенного посетителя.

— Ну, в общем, состояние Елены Ивановны, прямо скажем, не очень, — заметил Гор. — Слишком сильное потрясение — и очень ранимый возраст.

— Там, в больнице, ей помогут?

— Возможно, ей помогут абсолютный покой и время. Впрочем, не знаю. Пока она на транквилизаторах.

— Как вы думаете… Как Туровская все это воспринимала? То, что он сделал с этими людьми? И, главное, с Амалией? Это ведь ее лучшая подруга!

— Елена, полагаю, ничего не знала…

— Гор, насколько это возможно?

— Возможно. Известно, что в состоянии транса женщины легко переносят — не замечают! — даже ужасную боль при совершении обряда инициации, например.

— Но она.., она шла мне навстречу.., там, в этом “Огоньке”!

— У некоторых племен женщины и вовсе танцуют в состоянии транса. Туровская, разумеется, полностью выключалась во время его спектаклей с жертвоприношениями. Когда он выводил ее из этого состояния — следы совершенного ритуала уже были заметены.

Очевидно, Туровский в значительной степени владеет этими приемами. Этим, кстати, объясняется и его влияние на психику человека. Сейчас, знаете ли, даже наука признает научное, а не мистическое объяснение этой способности шамана — “вчувствоваться” в человека, которым он “занимается”. Измененное сознание, объясняемое напряженной работой задней половины головного мозга.

— Гор, задняя половина — это звучит как-то не очень…

— Почему? Это научное определение.

— Если бы мне сказали, что я думаю задней половиной, я бы, наверное, обиделась.

— Ну что делать, дорогая… Привыкайте к научным терминам!

За то время, что прошло с момента ареста Туровского, Аня так и не видела его. Она вообще не была уверена, что ей это нужно. И все-таки накануне отъезда Светлова решилась.

Богул разрешил ей свидание с подследственным.

Было тяжело и страшно открывать дверь в комнату, где находился закованный в наручники человек.

Светлова представила сверкающий из-под спутанных волос взгляд, бессвязное бормотание…

Но в комнате, залитой солнечным светом — “Последний, наверное, в эту осень солнечный день!” — мельком подумала Аня, — находился совершенно нормальный, на сторонний взгляд, человек. Спокойный, аккуратно причесанный, несколько задумчивый.

И только тень от решетки на окне, расчерчивающая солнечный свет на полу в клетки, напоминала о том, кто этот спокойный человек.

А в общем он был прост и мил, как обычно. Как всегда все то время, что Аня гостила в мотеле “Ночка”.

И если бы Аню вдруг кто-нибудь убедил, что все произошедшее в последние дни и особенно то, что случилось в “Огоньке”, — всего лишь сон, она бы с готовностью поверила в это. И снова стала бы пить с Туровским чай и болтать о том о сем.

Но никто не собирался убеждать Светлову в том, что это был сон, и она сама знала, что это не так.

И беседа им предстояла вовсе не “о том о сем”.

Однако Светловой не хотелось начинать с главного. Серьезный разговор никогда не стоит начинать с главного.

Перед “самым главным” собеседник иногда застывает, как вкопанный, как заробевшая лошадка перед барьером, который ее принуждают взять.

Важный разговор лучше начинать с мелочей. А к главному надо переходить непринужденно, при удобном случае и как бы между прочим.

— Леонид Алексеевич, — Аня заставила себя улыбнуться, — вы специально оставили тогда ключи на стойке?

Туровский, очевидно, не ожидавший, что разговор начнется с такого вопроса, некоторое время с интересом смотрел на Светлову. Наконец его губы дрогнули в усмешке.

— Ну, разумеется… Я не так рассеян, как вам, может быть, показалось.

— Вот как?

— Представьте! Когда Елена рассказала вам историю про бойлерную — вполне искренне, надо заметить, рассказала… Я счел ее, эту историю, довольно удачной — в том смысле, что вам можно было легко ее проверить.

И предполагал, что это придет вам в голову. И оставил их. А когда вернулся, ключей не было. Кроме того… — Туровский снова усмехнулся и с видом превосходства сделал многозначительную паузу…