Информационное агентство ОБСиКП (Одна Баба Сказала и Кореш Подтвердил) с характерной для него оперативностью обнародовало термин «ловушка» уже на следующий день после первых исчезновений, уложившихся по времени в сутки. Термин появился еще раньше, чем старшина Семенов, заинтересовавшийся исчезновением лестничной компании, прочитал сообщение о девушках, пропавших в пригородной деревне. А когда до старшины дошло известие об исчезновении Артура Дунаева, он уже знал и сам термин.
      Грешили в основном на инопланетян. Версия насчет подземных городов КПСС и их обитателей или происков мафии, или того и другого вместе, широкого распространения не получила.
      Когда стало ясно, что дело темное, городской угрозыск отрядил для его расследования классного специалиста Олега Шумского. Газеты и телевидение срочно выделили на это дело своих репортеров, среди которых особенно заметен был вездесущий Валера Мезенцев, неизвестно чей корреспондент, способный без документов пройти куда угодно, в том числе на любой сверхсекретный объект. Уже через пару дней после начала эпопеи его единодушно признали наиболее осведомленным экспертом по проблеме ловушек.
      А тем временем Мезенцев искал свою ловушку, а Шумский то вместе с ним, то сам по себе — свою. Но ловушки проходили мимо них.

      Сразу за колонным залом открылся зеркальный — он был покрыт зеркалами в золотых оправах от пола до потолка. В зеркалах отражались бесчисленные люстры светильники и от этого казалось, что света в зале чересчур много.
      Самым большим из множества зеркал было то, что занимало всю торцовую стену напротив входа. Весь зал целиком отражался в нем.
      Валя восторженно озиралась, гляделась во все доступные зеркала и произносила восхищенным шепотом:
      — Вот это да! Очень скоро обнаружилась странность. Валя подошла слишком близко к одному из больших зеркал, и зеркало начало тускнеть и гаснуть, и быстро превратилось в черную дыру. Валя отошла, и зеркало снова прояснилось.
      Валя принялась проверять все зеркала подряд Они вели себя точно так же.
      Тогда Валя решила погасить самое большое зеркало. Она подбежала к нему. Навстречу ей подлетело отражение.
      Зеркало не погасло. Валя подошла еще ближе. Зеркало даже не начало тускнеть. Валя подошла совсем близко. Отражение отошло в сторону. Валя ахнула и прошла сквозь зеркало. Теперь зеркало оказалось с другой стороны, а в зале перед собой Валя увидела Лену и еще одну Валю. Сказать, что эта Валя была точной копией первой, нельзя — она была ее зеркальным отражением. И Лена тоже.
      Первая Валя коснулась руки второй и обнаружила самую настоящую плоть. Вторая Валя с точно таким же изумлением ощупала первую.
      — А сердце у тебя справа? — слабым голосом спросила первая, увидев, что вторая манипулирует в основном левой рукой.
      — Почему справа? — не поняла вторая. — Слева, — уверенно сказала она и приложила левую руку к правой стороне груди.
      — Это же правая сторона, — сказала первая Валя.
      — Как правая?! — вскипела вторая Валя. Она подняла левую руку, — Вот правая! Я же не левша. — О боже, — вдруг воскликнула первая Валя, поняв наконец, что произошло. Она уставилась на вторую Валю, а потом перевела взгляд на Лену.
      Та уже была возле зеркала и с изумлением рассматривала отраженный в нем зал.
      В зеркале можно было увидеть две Вали и одну Лену, которые вели себя, как подобает честным отражениям, то есть с зеркальной точностью повторяли все жесты и телодвижения отражаемых.
      Но была там еще одна Лена, которая стояла за спиной у отражений, открыв рот и хлопая глазами.
      Лена по эту сторону зеркала резко оглянулась — ее отражение оглянулось тоже — и не увидела в своем зале никакой лишней Лены.
      Тогда отраженная Лена сделала шаг вперед и вошла в зеркало.

*

      Как только Валя вошла в зеркало, отражения в нем с точки зрения Лены, оставшейся в одиночестве в первом зале, стали вести себя совершенно неподобающим для отражений образом. Валя и ее отражение завели между собой какой-то неслышный сквозь зеркало разговор, а ее собственное отражение раздвоилось, и один из двойников стал жить самостоятельной жизнью. Он подбежал к зеркалу и уставился в него, совершая руками странные несмелые жесты.
      Второе отражение Лены — единственное из всех — вело себя как положено. Оно подошло к зеркалу только тогда, когда к нему приблизилась сама Лена.
      Лена замерла в нерешительности, не зная, пройти ли ей сквозь зеркало или остаться здесь, но самостоятельно живущее отражение решилось на переход раньше. Проходя через зеркальную грань, оно опять раздвоилось, причем новоявленная Лена вела себя, как человек, который хочет избежать столкновения. Она начала проявляться со спины, а окончательно материализовалась уже отойдя в сторону, чтобы пропустить вышедшее из зеркала отражение.
      Теперь в зеркале имелось три отражения Лены и две самостоятельных Вали.
      Первая Лена некоторое время обдумывала ситуацию, а потом прислушалась. Две другие Лены спорили, какая из них настоящая.
      — Стоп, — говорила одна. — Ты мое отражение, и я прошла через зеркало к тебе.
      — Ничего подобного, — отвечала другая. — Это ты мое отражение, и ты вышла из зеркала ко мне.
      — Подожди. Так мы ничего не добьемся. Ты была в этом зале, а я в том зале. Я вышла оттуда сюда, а ты осталась на месте. И была еще одна…
      Они вдвоем обернулись к третьей, и та сказала: — В этом зале никого не было. Только я. — Как не было? — они уставились на третью Лену, а потом на зеркало, и как раз в этот момент двум Валям вздумалось присоединиться ко всей компании, и они наглядно продемонстрировали, как пришельцы из-за зеркала раздваиваются, проходя через грань.
      Теперь в зале было три Лены и четыре Вали, а в зеркале — ровно столько же нормальных отражений.
      Три Лены наперебой объяснили ситуацию четырем Валям. Те половины не поняли, и одна из них сказала:
      — Надо проверить. — Она вбежала в зеркало, и их там сразу же стало две. Та, которая вбежала, тут же поманила рукой остальных, и три оставшиеся аи тоже вошли в зеркало, а три Лены остались. Впрочем, за зеркалом их было уже шесть — три отраженных и три самостоятельных, а Вали присутствовали там в восьми экземплярах.
      Умножившиеся Вали очень скоро вернулись обратно и довели свою численность до шестнадцати. Лены решили не отставать и тоже совершили поход в Зазеркалье и обратно.
      Это так понравилось девушкам, что они всей гурьбой перекочевали в Зазеркалье еще раз, после чего в зале стало тесновато. Но тут одна из Валь ткнулась в обычное зеркало, которое потемнело и пропустило ее сквозь себя. Тут же она выглянула обратно и сообщила:
      — Эй! Тут выход.
      И толпа начала разбредаться по зеркалам, разбиваясь на небольшие группы. Последними остались в большом зале трое — одна Лена и две Вали. Настоящие или отраженные, сказать затруднительно, ибо все пятьдесят девушек свято верили в собственную подлинность и отраженность остальных. Вали были зеркальными копиями друг друга, и у каждой из них было свое «право» и «лево».
      Они решили проверить свою подлинность по надписям в лифте и прошли к нему через колонный зал.
      Для Лены и оной Вали надписи оказались зеркальными, а для другой Вали — нормальными.
      Объективно это ничего не доказывало, потому что никто не мог сказать, в какой половине девушки находятся — зазеркальной или предзеркальной. У каждой было свое Предзеркалье и Зазеркалье.
      Большинством голосов все-таки решили перебраться в ту половину, где надписи будут нормальными для двоих. Зеркальная Валя согласилась с мнением большинства, а равно и с тем, что для удобства общения именно ей следует сменить имя. Она сама предложила именовать себя Анти, во-первых, потому что похожее сочетание звуков есть в имени Валентина, а во-вторых, потому что это сочетание звуков означает противоположность.
      После очередного раздвоения восстановилось равновесие и усугубилась путаница. В конце концов шестерка разбилась на тройки но уже в другом порядке. Теперь в одну тройку входила посюсторонняя Лена и две посюсторонних Вали, а во вторую соответственно — Лена и Вали потусторонние.
      Тройка, для которой эта сторона была нормальной, отправилась к лифту. Вторая тройка принялась экспериментировать дальше, заранее зная, что удовлетворить всех не удастся. Ибо пройдя в Зазеркалье, которое будет для этой тройки своим, она встретит свое материализованное отражение, для которого эта сторона будет чужой.
      В промежутке между раздвоениями Вали пытались справиться с головокружением, а Лены раздумывали над коллизиями, возникающими из того факта, что отражение не существует в зазеркальной реальности до тех пор, пока оригинал не пройдет сквозь зеркало. Но после этого отражение помнит то же самое, что и оригинал, хотя далее они живут самостоятельной жизнью.
      Простейшую коллизию одна из Лен решила проверить. Она вышла в колонный зал, в ту его часть, которая из зеркального не видна, развязала поясок своего платья и бросила его на пол. Потом она вернулась в зеркальный зал, прошла через зеркало и вместе с возникшим двойником отправилась туда, где бросила поясок. Никакого пояска там не было. Тогда обе Лены прошли через зеркало снова и уже вчетвером вернулись в колонный зал, где преспокойно лежал поясок. Затем все четверо ударились в спор, кому же он должен принадлежать, ибо все четыре Лены доподлинно знали и помнили, как бросали здесь этот предмет — хотя трое из них в то время еще не существовали в реальности.
      Спор этот быстро зашел в тупик, и четыре Лены договорились путешествовать дальше вместе, а поясок сделать переходящим символом.
      А вывод был таков. Предзеркалье и Зазеркалье могут повторять друг друга с идеальной точностью, но лишь до тех пор, пока в Зазеркалье н окажутся люди. Ибо хотя люди в Предзеркалье и Зазеркалье будут одни и те же, жить и действовать они станут по разному, и принцип отражения нарушится.
      А люди в Зазеркалье уже проникли.

      Лену притягивал девятый этаж. Но прежде Валя попробовала вернуться на нулевой. Безрезультатно.
      — Теперь точно не выпустят, — уверенно сказала Лена.
      — Почему? — спросила Анти, хотя сама прекрасно знала, почему.
      Что будет? Валя и Анти представили, а Лена тем временем нажала «+9». Лифт взмыл вверх. На девятом был пластик и неоновые лампы в длинном коридоре. По одной стороне через каждые десять метров располагались двери лифтов, а по другой через каждые три метра имелись другие двери. За этими дверьми находились совершенно одинаковые купе с четырьмя полками и столиком. Вместо окна в каждом купе было зеркало. От приближения оно не темнело и ничего сквозь себя не пропускало.
      Зато двери лифтов гостеприимно распахивались, стоило к ним приблизиться. Девушки ради эксперимента несколько раз съездили на первый этаж в заведомо разных лифтах и обнаружили, что лифт один и тот же, то есть ведет он в одну и ту же точку — колонный зал.
      При движении по коридору на девятом этаже чувствовался какой-то неуловимый изгиб, и Лена заподозрила, что этот коридор тоже кольцевой, как и тот, что был на нулевом этаже — так что неизвестно было, сколько нужно идти, чтобы найти выход из этого кольца. Чувствовалось влияние факельного тоннеля на нулевом этаже — тот был построен наподобие перстня: кольцо и зал с барельефом и лифтом вместо камня. Но тут все оказалось иначе. Минут через десять ходьбы на месте очередного лифта девушки увидели эскалатор, ведущий вверх.
      — Туда? — спросила Анти. Это была уже не та Анти, которая изобрела себе такое имя. Это было ее очередное отражение, и было оно не зеркальной, а точной копией Вали. Но различить их было можно без труда — Валины волосы с утра были заплетены в косу а Анти по настоянию Лены их распустила.
      — Туда? — спросила Анти, показывая на эскалатор. — Погоди, сказала Лена и повела подруг дальше. Теперь она шла, считая лифты. Валя и Анти все время удивлялись, почему они совсем не устали, хотя целый день бродили сначала по лесу, а потом по лабиринтам и залам, и почему они совсем не хотят есть, хотя последний раз ели много часов назад — это были бутерброды, вернее, один бутерброд, который съела одна Валя, да и то неизвестно, которая из присутствующих, или вернее, которая из тех нескольких десятков, существующих теперь в Предзеркалье и Зазеркалье. И еще почему-то совсем не хочется спать — а может, уже пора.
      — Время? — спросила Валя. Единственные часы были у Лены. — Полчетвертого, — автоматически сказала она и удивилась. Потом подняла часы к уху и констатировала, — Стоят. Никто не мог с уверенностью сказать, когда они встали. Валя и Анти склонялись к тому, что встали часы, когда открылась дверь в этот мир. Но Лена смутно помнила, что смотрела на часы еще до того, как они встретили таинственный брошенный дом, и уже тогда стрелки подбирались к половине четвертого.
      — А не один ли черт, — вдруг сказала она и завела часы, не переводя стрелок. Часы пошли.
      Из-за подсчета часов Лена сбилась в подсчете лифтов, но не очень сильно. От одного эскалатора до другого насчитывалось что-то около ста лифтов.
      Эскалатор вел куда-то очень далеко, но оказался быстрым. То есть в начале пути его лента ползла даже медленнее, чем в городском метро, но потом свет в конце тоннеля приближался весьма стремительно.
      Эскалатор вынес пассажирок на круглую площадку. Туда же вели еще 99 эскалаторов, а между ними имелись десятиметровые промежутки, в каждом из которых открывалось три прохода.
      Лена мимоходом определила длину нижнего кольца — километров сто, если все эти эскалаторы идут оттуда. А значит, чтобы обойти все это кольцо, понадобилось бы черт знает сколько времени — да и вообще Лена была не уверена, что она и обе Вали смогли бы преодолеть такое расстояние. Даже если бы они не устали и не захотели спать — однообразие этого коридора их бы доконало.
      Впрочем, если бы они все-таки захотели спать, то к их услугам имелись вполне комфортабельные купе — правда, без признаков подушек, матрасов и постельного белья.
      Однако все эскалаторы работали только на подъем, и спуститься теперь обратно на нижнее кольцо ц девушек не было не только желания, но и возможности.
      Из трехсот проходов они выбрали один по принципу «как Бог на душу положит».
      Этот проход очень скоро вывел в просторны светлый зал, где пахло озоном и невидимо струился ультрафиолет. Под ногами вместо пластика оказался тончайший песок, и четыре бассейна манили прохладой чистой как слеза воды. А дальше виднелось открытое море, прорезанное у берега длинным молом. Над морем нависала крыша пляжного зала, а за нею угадывалось небо.
      — Ой, а я без купальника, — пробормотала Валя.
      — Так ведь нет же никого, — рассмеялась Лена и стянула через голову платье. На ней-то как раз было пляжное бикини, но она не задумываясь сбросила и его на песок. Валя и Анти сняли свои платья и трусики и с визгом обрушились в бассейн.
      А Лена побежала к открытому морю и прыгнула в воду с мола. Когда Валя и Анти соскучились по Лене, они вылезли из бассейна и побежали ее искать. Не нашли и испугались. Она вынырнула через десять минут и ошарашила подруг сообщением: — Девчонки, под водой можно плавать сколько хочешь. Хоть совсем не выныривай! — Как это? — не поняли Валя и Анти.
      — Дышать не хочется. — Тут ей пришла в голову мысль: «А вообще дышать хочется?» Она прислушалась к себе, вдохнула и выдохнула, но оценить свое дыхание объективно не смогла и пригляделась к Вале и Анти.
      Та и другая дышали как обычно. Тогда Лена внезапно схватила за руку Валю и стащила ее в воду. Та не успела опомниться, как очутилась на порядочной глубине. При этом она продолжила вскрик, начатый еще в полете, и воздух быстро покинул ее легкие.
      Новый вдох ей не понадобился. Дышать не хотелось. Это было интересно, а более ничего интересного на глубине не было — ни рыб, ни медуз, ни растений, только чистая вода и белое пластиковое дно, разбитое черными линиями на квадраты.
      Тут рядом объявилась Анти, которая бросилась в воду спасать двойника и сама смогла оценить прелесть подводного плавания.
      Все трое поплыли под водой вдоль мола в открытое море и вскоре наткнулись на дюжину ошвартованных водных мотоциклов. Тут же выбрались на поверхность и оседлали три из них — желтый, красный и голубой. На голубом восседала Лена, на желтом — Валя, а на красном — Анти.
      Мотоциклы прорезали ровное зеркало воды и ринулись в открытое море.
      Козырек крыши остался позади. Теперь над головой было синее небо, высокое и ясное, только без солнца.
      И чем дальше мотоциклы уходили от берега, тем больше можно было увидеть одинаковых пляжных отсеков, каждый из которых имел свой мол и свою дюжину водных мотоциклов — даже две дюжины, по обе стороны мола.
      Отсеки эти выстроились в бесконечную цепочку и имели общую крышу. И чем дальше мотоциклы уходили от берега, тем больше ступенчатых ярусов, уходящих назад и вверх, можно было увидеть со стороны моря.
      А потом эта стена, сливающаяся с куполом небосвода, исчезла из виду, затерявшись в воздушной дымке. Водные мотоциклистки не обратили на это никакого внимания. Они выделывали на своих машинах фигуры высшего пилотажа, носились наперегонки и не задумывались о будущем.
      Затеяв гонку наперегонки до берега, они не видели этого берега и не знали, в какой он стороне, но Лена успела привыкнуть к кольцевой структуре здешних мест и уверовала, что берег везде. Так это или нет, выяснить не удалось, но до берега после довольно долгой гонки с постоянной сменой лидера девушки добрались.
      Победила Анти. Ее мотоцикл первым достиг мола. Правда, у этого мола стояли двадцать четыре нетронутых мотоцикла. И у следующего тоже, и у того, что за ним.
      Девушки понеслись вдоль берега, но не нашли в этой стороне места, где они были раньше. И конца этого берега тоже не нашли.
      Помчались в другую сторону, но и там все оказалось нетронутым и девственно чистым.
      Лена заподозрила, что это берег, противоположный тому, откуда они стартовали, а само море похоже на очень широкий канал.
      Мотоциклы снова рванули в открытое море, Лена старалась держать курс прямо, но ручаться за его точность не могла, а компаса у нее не было, и солнца не было тоже. И когда берег появился из-за горизонта, никто не мог поручиться, что это именно тот берег, где остались одежда и часы.
      Хоть тут и не было никого, ходить совсем голыми девушкам не улыбалось.
      Валя подала идею вернуться в эскалаторную и проверить каждый из трехсот проходов — друг повезет.
      — Это на неделю работы, — сказала Лена. — А то и больше. Но скоростное плавание вдоль берега опять ничего не дало. Идея Вали давала единственный шанс. Девушки бросили мотоциклы в море, доплыли до берега и двинулись к выходу из пляжного зала.
      И только тут обнаружили, что выходов этих семь. Лена помнила, вошли они в зал где-то посередине. Посередине — через четвертую с обеих сторон дверь — они и вышли. Ни в какую эскалаторную эта дверь не вела. Она вела к лифту. Этаж был десятый. Если спуститься на девятый, то можно по эскалатору подняться наверх и обыскать все пляжные отсеки, куда ведут проходы из эскалаторной. Время все равно некуда девать, есть не хочется, спать тоже. Лифт спустился на один этаж. Никакого кольца с купе и эскалаторами там не было. Был коридор и бесконечные шеренги велосипедов вдоль его стен. Девушки оседлали велосипеды. Кожа сидений в движении возбуждала. Коридор через десять минут пути раздвоился. Был выбор — разделиться или предпочесть что-нибудь одно. Разделиться не рискнул Поехали влево. Через десять минут коридор снова раздвоился. Велосипеды в неисчислимом количестве по-прежнему стояли у стен.
      У третьей развилки Лена сказала «бесполезно» и повернула обратно. Лифт поднял их на десятый этаж.
      То ли это был не тот лифт, то ли не тот десятый этаж. Посреди бескрайнего моря уходила в небо колонна лифта. Она имела четыре входа, но все они каким-то образом вели в одну ту же кабину, которая, надо думать, поворачивалась за закрытыми дверьми к лесу задом, а к клиентам передом, поскольку вход имела только один — напротив него было зеркало, а слева — пульт управления. И так оно оставалось, в какую бы из внешних дверей ни вошли девушки.
      Валя рискнула даже пожертвовать последним оставшимся у нее предметом — ленточкой из косы. Она оставила ленточку в кабине. Когда вошли в другую дверь, ленточка была на месте.
      Когда Валя нагнулась за ней, возбуждение, вызванное еще поездкой на велосипеде и усугубленное пребыванием в замкнутом пространстве лифта, прорывало ограничители в сознании у Лены.
      Раньше она не замечала за собой склонности к лесбиянству. Но где-то глубоко в подсознании что-то такое, как видно, было — как, впрочем, и у большинства женщин.
      Лена погладила Валю по бедру и добралась до ее сокровенного места, но тут Валя выпрямилась и повернулась к ней лицом. Взгляд у нее был удивленный.
      Лена улыбнулась и попыталась обнять подругу. Валя выскользнула у нее из рук и побежала по одному из мостиков к внешнему кольцу радиусом метров сорок.
      Мостик был железный и громыхал в такт шагам. Горячий металл обжигал подошвы.
      За внешним кольцом открывалось море. Никаких плавсредств у железного острова не было.
      Валя прыгнула в воду внутри кольца. Лена прыгнула за ней, и Валя не стала убегать. Она тоже была возбуждена.

      — А куда мы плывем? — спросила Вероника. До этого она долго и безуспешно пыталась отогнать от себя Аркашу, дабы он не мешал ей загорать. Аркаша огрызался односложными фразами типа «я не мумия». Он намекал на то, что раздевшись догола перед посторонними, Вероника не вправе протестовать против скромных проявлений любви.
      У Вероники не было сил для решительных действий, и ей приходилось терпеть оные проявления, которые выражались в форме осторожных поцелуев тела.
      Кир был занят судовождением. Прочие мужчины — то есть Гарри и Полбуханки — страдали временной импотенцией и к красоте обнаженной Вероники оставались равнодушны, не говоря уже о мальчишеской фигуре Амиго.
      Впрочем, бодрость потихоньку возвращалась в их тела и души. По крайней мере вопль «Земля!», который издал Гарри, увидев что-то твердое на горизонте, вызвал вокруг катера некое подобие цунами.
      Это и правда была земля, а именно — коралловый остров и одновременно ответ на вопрос Вероники.
      Что может быть круче отдыха на коралловом острове! Катер ткнулся носом в песок. Женька выбросила на берег свои туфельки и первой покинула катер. На берегу росли кокосовые пальмы, летали бабочки кокосовые орехи валялись на земле. Кир изыскал в бесчисленных карманах своих штанов перочинный нож, взрезал орех и угостил всех кокосовым молоком.
      — Классика, — оценил эту пищу Аркаша.
      — Купаться хочу, — объявила Амиго полезла в воду. Когда она нырнула и не вынырнула, Кир испугался поплыл ее искать. После его взволновался очень и очень, ибо не нашел. Но волнение его потихоньку улетучилось, когда он обнаружил, что может находиться под водой неограниченно долгое время
      Он позвал с собой Женьку. Женька застеснялась, и тогда он стащил ее в воду в платье, утянул на глубину и там раздел догола, а одежду выкинул на берег. То есть ему так показалось. На самом деле до берега долетела только юбка, а блузка и нижнее белье по легкости своей упали в воду и начали тихий дрейф в открытое море.
      Но Женька об этом и не подозревала. Она любовалась красотами кораллового рифа.
      Кир тем временем любовался ее собственной красотой. И любование это не прошло для него бесследно.
      Пришлось оставить плавки на произвол судьбы и отвлечь подружку от созерцания рыб и медуз.
      Можно поручиться, что такого полового акта до них никто не совершал. На протяжении всей любовной игры — между прочим, достаточно долгой, они не показывались на поверхность.
      Во время оргазма Женька любила кричать. Но на этот раз все было сложнее. Для крика в ее легких не было воздуха, и оттого оргазм показался ей особенно восхитительным — был пик блаженства и не было для него выхода, и все блаженство осталось в ней.
      Но как говаривала Женька в минуты откровенности, «из всех видов любви для нас важнейшей является французская» И едва порождающий орган Кира восстановил работоспособность, Женька приступила к делу со свойственным ей умением, не знающим границ.
      Семя обильной волной выплеснулось за пределы кирова организма, и Женька с наслаждением употребила его в пищу — она не раз называла этот продукт жизнедеятельности мужчины своим любимым напитком.
      Очень скоро она почувствовала что-то не то. Что-то непривычное и странное шевелилось у нее во чреве, напоминая о беременности, про которую Женька знала лишь понаслышке. Она стремительно вынырнула на поверхность. Кир вынырнул следом.
      — Что такое? — спросил он.
      — Кажется, я рожаю, — ответила Женька.
      — Ты смеешься или умом рехнулась? — вежливо поинтересовался Кир.
      — Сам смотри, — сказала Женька, показывая, куда именно надо смотреть.
      Кир посмотрел и свистнул.
      — Ой, — произнесла Женька.
      Из той части женского тела, которая в Дао Любви именуется нефритовыми воротами, выплыл новый персонаж. Это была живая фигурка ростом сантиметра в полтора, но с пропорциями взрослой девушки. Движения ее были вполне целеустремленными — она плыла брассом в направлении левой Женькиной груди.
      Грудь эта находилась под водой, равно как и другая. И из обеих грудей вдруг тончайшей струйкой потекла белая жидкость.
      — Ой, — повторила Женька. Она поняла конечную цель путешествия рожденной ею дюймовочки и приблизила к ней свою грудь. Дюймовочка пришвартовалась к соску и поймала ртом бьющую из него струйку молока.
      — Гляди, растет, — сказал вдруг Кир, который до этого молча наблюдал за странной сценой и поддерживал Женьку рукой, чтобы та совершала поменьше движений.
      Дюймовочка прибавляла по миллиметру в секунду, и Кир мгновенно подсчитал в уме, что через полчаса она достигнет человеческого роста. Но новорожденная обманула его ожидания. Через шестнадцать секунд она оторвалась от соска, потому что поток молока иссяк. В другой груди о иссяк еще раньше. Теперь дюймовочка была ростом чуть больше трех сантиметров, и можно было разглядеть, что фигурой она напоминает Женьку, а лицом больше смахивает на Кира и вообще имеет довольно приятную внешность.
      — Езус Мария, — воскликнул Кир. — Рулим к берегу. Женька поплыла к берегу на спине, уложив дюймовочку в ложбинке меж грудей и придерживая ее руками. Сбоку Женьку поддерживал Кир, а ногами они работали оба.
      — Приколитесь, — издали крикнул Кир всем остальным, — Женька дочку родила!
      — Глюк, — сказал Гарри, еще не зная, в чем собственно, дело.
      — А что, хорошее имя, — произнес Полбуханки.
      Лайка сунула взгляд в ладони Женьки, где с комфортом разместилась дюймовочка, только что получившая имя Глюк или в полной форме — Галлюцинация.
      — Ой, — сказала Лайка, и лицо ее стало умильным и сладким, — Какая хорошенькая!
      Галлюцинация что-то ответила, но голос ее был тоньше комариного писка.
      — Откуда, — спросила Лайка.
      — Отсюда, — Кир похлопал Женьку чуть ниже Венерина холма, и Женька тут же устыдилась своей наготы. Рубашку ей пришлось одолжить у Вероники, которой та была ни к чему не нужна.
      На время одевания Женька передоверила дюймовочку Лайке. Галлюцинация, похоже, унаследовала от Женьки стыдливость. Она решила спрятаться от чужих глаз в кармане Лайкиной рубашки, и когда Женька вернулась, дюймовочка оглядывала окрестности, стоя на пачке сигарет и высунув наружу только голову.
      Женька вытащила Глюк из кармана и понесла показывать остальным.
      — А если тебя голую напоказ выставить, — сказала Лайка ей вслед.
      Женька задумалась, прониклась и отдала рубашку Веронике, а сама осталась полуобнаженной.
      Кир тем временем объяснял всем, откуда берутся дети. Лайка с надеждой посмотрела на него, но Кир покачал головой и показал глазами на Женьку. Женька была ревнива. Лайка оглядела окрестности. Гарри был наг и бледен. При виде двух нагих девушек и одной полуобнаженной, а также и никогда не знавшей одежды дюймовочки, его детородный орган оставался вял и неподвижен.
      Полбуханки был в семейных трусах. Лайка заглянула внутрь и сокрушенно покачала головой.
      Оставался Аркаша, который вроде бы задался целью оставить невидимые отпечатки своих губ на каждом квадратном сантиметре тела Вероники. Более никаких действий он не производил. Веронике, судя по выражению ее лица, эти проявления любви были приятны, но лишь чуть-чуть. Они не приводили ее в экстаз и не требовали ответных действий.
      Лайка сбросила с себя рубашку и со словами: «Искусство требует жертв», — опустилась рядом с Аркашей, перевернула его на спину и извлекла на свет его знак отличия. С этим все было в порядке — калибром предмет не выделялся, но службу нес исправно.
      Лайка хотела получить результат как можно быстрее. Миньет она не любила — однако искусство требует жертв. Закончив дело, Лайка пошутила:
      — Циммерман, а где твое обрезание?
      Аркаша был еврей с ног и до мозга костей, но его родители были совершенно нерелигиозны и даже не знали, где находится синагога, и остался их сын без главного признака еврейства. К тому же сам он был тайным поклонником дао, а таковым обрезание и вовсе несвойственно.
      — Ой, — сказала Лайка, не дождавшись ответа и второпях стягивая трусики.
      Она все еще стояла, когда ее дюймовочка выкарабкалась на свет и повисла на волосах, растущих у нефритовых ворот.
      Лайка подхватила ее на ладонь и подняла к груди. Эпопея повторилась в точности. Дюймовочка пила молоко четверть минуты и выросла за это время вдвое. Она оказалась чуть пониже Галлюцинации — точно в такой же пропорции, в какой Лайка была ниже Женьки.
      — Вылитый Аркаша, — заявил Кир, взглянув на подросшую Лайкину дюймовочку.