20

На партизанскую вылазку Барабин решился только потому, что успел приобрести в деревне Таугас по меньшей мере троих друзей. Вернее, двух подруг и одного влиятельного союзника.

Считать этого союзника другом Барабину было трудно. Майор Греган был слишком скользким типом, чтобы Роман мог подружиться с ним всерьез.

Иное дело подруги.

Приобретенная в долг рабыня Наида фактически спасла Роману жизнь во время заварухи, возникшей по вине тупоголового оруженосца майордома Груса.

А первую красавицу деревни Сандру Барабин мог благодарить за ее несдержанный язык. Ведь это она пустила гулять из уст в уста легенду о том, что Роман — истребитель народов.

У этой легенды имелись, конечно, и свои минусы. Но плюсов было больше.

Истребителя народов люди Баргаута уважали гораздо сильнее, чем простого чужестранца без роду и племени с иноземными повадками и терранской привычкой задавать дурацкие вопросы по поводу общеизвестных вещей.

У североамериканских индейцев доблесть воина измерялась количеством скальпов убитых врагов. И в Баргауте имело место нечто похожее. Но так как скальпы предъявлять не требовалось, прослыть великим воином было проще.

А великому воину не пристало оставлять в беде своих женщин.

В том, что женщины в беде, не было никакого сомнения. Седовласый барон Бекар высказался на этот счет однозначно:

— Зачем бы ни пришли сюда аргеманы, а без добычи они не уйдут.

О какой добыче идет речь, Барабин догадался уже сам.

С деревни Таугас было нечего взять, кроме разве что вина — но винные запасы изрядно подорвал отряд майордома Груса.

По понятиям землянина двадцать первого века Таугас не представлял большой ценности для грабителей, оккупантов и мародеров. Но Барабин не забыл разговоры с майором Греганом и его односельчанами под вечер у очага.

В деревне была одна бесспорная ценность — красивые девушки. И по обычаям этого мира они были ценностью в прямом, а не переносном смысле слова.

И барон Бекар, как хороший знаток аргеманских повадок, говорил уверенно:

— «Торванга» в этой бухте не застоится. Корабль для аргеманского вождя ценнее собственной головы. Ингер из Ферна не допустит, чтобы его драккар стал королевским трофеем. Он погрузит на судно добычу и «Торванга» уйдет.

— А как они думают выбираться отсюда? — удивился Роман.

— Если аргеманы обещали взять Беркат, они либо возьмут его, либо останутся у его стен, — сказал барон Бекар.

Это заинтересовало Барабина — в первую очередь потому, что этот факт мог повлиять на судьбу Вероники Десницкой. И Роман, не откладывая дело в долгий ящик, спросил у дона Бекара, кому будут принадлежать гейши Ингера из Ферна, если тот погибнет в бою.

Этот простой вопрос неожиданно вызвал у барона затруднение.

— У аргеманов наследство погибшего делит его община, — сказал он. — Но Ингер из Ферна называет себя королем. И у него есть сыновья.

Барабин с полуслова понял, что если Ингера вдруг убьют, то это вызовет междоусобицу в Таодаре. Но чем она обернется для Вероники, сказать было трудно.

Может быть, после гибели Ингера в свете последующей междоусобицы некому будет отдать за нее оговоренные 256 золотых королевских фунтов?

Чтобы это выяснить, Барабину пришлось на ходу сочинять легенду о драгоценной терранской принцессе, которая томится в замке Робера о’Нифта и ждет спасения. и только после этого Роман спросил о главном — может ли междоусобица в стане аргеманов сорвать сделку и помешать сплавить девушку в Таодар.

— Даже не надейся, — ответил на это старый барон. — Теперь понятно, почему эти бараны примчались так быстро. Ингер из Ферна отрабатывает долг за гейшу.

— То есть вместо золота Ингер дает Ночному Вору воинов? — уточнил Барабин.

— А зачем Ночному Вору золото, когда на него идет король Баргаута? Что он будет делать с золотом, если замок его захватит наш дон Гедеон?

Барабин не без труда сдержался, чтобы не ответить на это колкостью.

После бездарной потери Таугаса и наглядной демонстрации превосходства аргеманов в бою уверенность баргаутских рыцарей в том, что король Гедеон возьмет-таки замок Ночного Вора, казалась безответственной самонадеянностью, граничащей с идиотизмом.

Но этим утром на ум Барабину пришла одна неожиданная аналогия. Его стихийный отряд напомнил Роману группу окруженцев из сорок первого года, в которой сбиты в кучу бойцы из разных родов войск — потрепанные, деморализованные и плохо вооруженные.

А из истории известно, что среди бесчисленных подобных групп наибольшего успеха добивались те, в которых хотя бы несколько человек не утратили веры в будущую победу.

И было тем группам намного тяжелее, чем отряду Барабина в иноземном лесу.

Они бились в окружении, не зная, где фронт, где свои и уцелело ли хоть что-нибудь вообще. А свои стремительно откатывались назад, и догнать убегающую линию фронта не было никакой возможности.

Здесь же все было наоборот. Свои, по слухам, форсированным маршем приближались к месту событий и впадать в уныние ни в коем случае не стоило. Так что Барабин не стал осуждать барона Бекара за его непоколебимую уверенность в мощи королевского войска.

Тем более, что в главном барон был совершенно прав.

При угрозе штурма у защитников замка есть только два варианта полезного применения золота. Можно кидаться тяжелыми слитками с крепостной стены — или можно нанять на это золото дополнительный воинский контингент.

Но зачем Ночному Вору тратить время и силы, получая плату тяжелым металлом от Ингера из Ферна и нанимая за эти деньги воинов где-то на стороне, если можно сделать взаимозачет?

По словам барона Бекара, аргеманы охотно соглашаются воевать за деньги. Хотя сами в войне больше всего ценят славу и посмертное воздаяние.

В звоне клинков им слышится пение ангельских дев, которые ждут павших воинов на райском острове за последним морем. И нет для аргемана ничего хуже, чем умереть без пролития крови и без меча в руках.

— Если хочешь заставить аргемана испугаться смерти — отправь его на виселицу, — посоветовал Роману барон Бекар. — Но только хорошенько свяжи ему руки, а то он перегрызет себе вены. Они верят, что душа уходит из тела вместе с кровью.

Он говорил со знанием дела, как будто сам проделывал такие вещи не раз. И вообще он знал об аргеманах больше, чем другие — особенно молодой рыцарь по имени Кентум Кан, слушавший откровения барона с открытым ртом.

По большому счету это было неудивительно. Ведь от границы земель Бекара было рукой подать до пиратского побережья, и подвластный барону город в устье большой реки аргеманы грабили с наводящей ужас регулярностью.

Так что барон Бекар хорошо разбирался не только в военной тактике и стратегии аргеманов, но и в их верованиях, которые оказывали на тактику и стратегию прямое и непосредственное влияние.

— Мясо барана, который умер своей смертью, не годится в пищу, — передавал он слова пиратов, объясняющие, почему воину, умершему без пролития крови, нет места в раю за последним морем.

Уловить связь между мясом барана и бессмертной душой Барабину было трудно, но в общих чертах он понял, что аргеманы считают человека, который умер своей смертью — или даже насильственной, но без пролития крови — падалью, недостойной даже малейшего уважения.

Это была очень подходящая позиция для воинов, от которых в первую очередь требуется не бояться смерти в бою.

Огня и воды аргеманы не боялись тоже. Вода и огонь, проникая в тело, уносят с собою душу прямиком на райский остров.

И если кто-то из аргеманов доживает до старости — а такое редко, но случается — и воины не берут его в поход, считая обузой, такой старик однажды выходит в море в шторм на маленькой лодке и пропадает в пучине. Ибо смерти от старости и болезней аргеманы боятся больше всего на свете.

— А как же женщины? — спросил у барона Роман. — Я не видел в их отряде ни одной.

— Они считают, что у женщин нет души, — ответил дон Бекар. — К собственным дочерям аргеманы относятся хуже, чем мы к рабыням. Если отец продаст свою дочь, как гейшу, никто его за это не осудит. Сын рабыни у них становится воином наравне со всеми, а дочь воина может стать рабыней, даже если ее мать — свободная женщина.

Сказано это было с изрядной долей негодования, и Барабин сделал вывод, что в королевстве Баргаут дело обстоит как-то иначе. Впрочем, он и сам в этом убедился за те часы, которые провел в деревне Таугас.

Рабыни здесь отличались от вольных крестьянок даже по внешнему виду и было с первого взгляда ясно, что они попали сюда откуда-то издалека.

Но когда боевая группа, в которую Барабин взял только рыцарей и оруженосцев, а из рабынь — одну Эрефорше, садами вышла к окраине деревни, Роману представилась возможность непосредственно убедиться в справедливости слов барона Бекара.

21

Группа подоспела как раз вовремя.

Аргеманы, собрав в одну колонну всех женщин деревни, кроме старух, как раз в это время выводили их в сторону моря, чтобы погрузить на борт «Торванги» и пришедших с нею драккаров.

Все женщины были раздеты догола и связаны между собой надетыми на шею веревками.

Конвоировали их всего несколько человек — совсем молодые парни, которых, очевидно, именно по причине молодости не взяли на серьезное дело, а поручили заняться добычей.

Командовал конвоирами, наоборот, седой старик без левой руки. Инвалиды в серьезном деле — тоже не подспорье, а обуза.

Никаких различий между рабынями и вольными крестьянками конвоиры не делали. Гейша Наида и первая красавица деревни Сандра сон-Бела шли рядом в голове колонны, одинаково нагие и связанные.

Еще одна гейша майора Грегана — рыжая и длинноногая — тоже была в этом ряду. И если Сандра, обычно веселая и разговорчивая не в меру, мрачно молчала, опустив голову, то рыжая оживленно переговаривалась с ближайшим конвоиром. И барон Бекар обратил на это внимание.

— Видишь, рыжая болтает по-аргемански, — сказал он Барабину. — Бьюсь об заклад — они земляки. Но парнишке это все равно. У аргеманов нет обычая земли и воли.

Спрашивать, что это за обычай, было некогда. Пересчитав конвоиров по пальцам, Барабин решил, что с такими силами его команда справится. Тем более, что в хвосте колонны плелись рыцари и оруженосцы, захваченные аргеманами в плен.

Если пленные рабыни меча были поставлены в общий строй невольниц, то мужчин аргеманы вели отдельно — одетыми и без веревочных ошейников, но со связанными за спиной руками.

Ни одного крестьянина в этой компании не было — только рыцари и оруженосцы.

Барабин прикинул, что разрезать их путы — дело нескольких секунд. По прошествии которых они также могут включиться в бой.

Перебить конвой на пути к кораблям — это был не фокус. И даже предупреждения барона Бекара насчет корабельной стражи, которая может прийти конвою на помощь, Барабина не пугали. Но это все никак не способствовало решению главной проблемы.

А главная проблема заключалась в том, что в этот самый час в нескольких километрах от Таугаса аргеманы штурмовали заговоренную крепость Беркат. И почти наверняка самураи Ночного Вора одновременно атаковали крепость с другой стороны.

Помешать им отряд Барабина не мог, даже включив в свои ряды пополнение из пленных рыцарей.

Этих пленных, включая сюда и оруженосцев, было слишком мало. И оружия у них не было совсем.

Не исключено, конечно, что трофейное оружие аргеманы погрузили на ту же «Торвангу». Но гораздо вероятнее, что они взяли его с собой. В бою ни один клинок не лишний.

Разобрали же они за ночь всех лошадей, которые остались без хозяев.

Эти лошади помогли отряду аргеманов преодолеть расстояние от деревни до подножия крепости раза в три быстрее, чем пешим ходом. А быстрота передвижения способствует внезапности.

Если в заговоренной крепости часовые несли караул так же, как рыцари и гейши майордома Груса на морском берегу, то можно было не сомневаться, что Беркат аргеманы возьмут.

Барабин даже спрашивать не стал о численности гарнизона в крепости.

Сколько бы людей там ни было, у батальона аргеманов хватит силы, чтобы передавить их, как котят. Потому что аргеманы, в отличие от баргаутских воинов, не путают войну с пикником и в бою надеются на себя, а не на колдовские чары.

Барабин думал об этом на бегу, увлекая за собой спутников и прикидывая на ходу, где лучше перехватить медлительную колонну, чтобы без лишних усилий и потерь справиться с конвоем.

Сначала у него была мысль атаковать колонну между холмами, в том месте, которое нельзя увидеть с кораблей, стоящих у берега ближе к скалам.

Это могло хоть немного обезопасить акцию от внимания корабельной стражи.

Прежде чем та опомнится, был шанс освободить пленных и увести их в лес.

Барабина этот расклад вполне устраивал. Ведь он вернулся в Таугас, чтобы освободить своих женщин.

Но баргаутские воины ждали от него большего.

Чтобы подтвердить и укрепить репутацию истребителя народов, Барабин должен был если и не истребить всех аргеманов на корню, то по крайней мере крепко испортить им обедню и сорвать штурм Берката.

И на размышления о том, как это сделать, у него оставались считанные минуты. Путь от деревни до аргеманских кораблей был совсем недолог.

Осенило его в тот момент, когда делать выбор надо было уже немедленно. Колонна выходила из-за холма к берегу, и в следующую минуту ее должны были увидеть с «Торванги».

И тут Барабин решил — пускай увидят.

— Что будет делать Ингер из Ферна, если его враги угонят «Торвангу»? — спросил Роман у барона Бекара, и тот на секунду опешил.

Ему подобная мысль даже не приходила в голову.

А Барабин уже прикидывал, сколько весел у большого аргеманского драккара и кого можно на них посадить.

Вряд ли на судне были штатные гребцы. Слишком много воинов сошло с него на берег. Вместе с гребцами они на «Торванге» просто бы не поместились.

Значит, воины гребли сами.

Отсюда вопрос — кого аргеманы собирались посадить на весла теперь, когда воины заняты штурмом Берката?

Ответ был только один — захваченных пленников.

И Барабин не видел причины, почему он ради общего дела не может поступить точно так же.

Но для этого ему сначала надо было захватить корабль.

— Если враги угонят «Торвангу», Ингер бросится спасать ее или нет? — уточнил Роман свой вопрос, и дон Бекар наконец ответил:

— Он любит «Торвангу» больше жизни.

— Тогда вперед! — отрезал Барабин, перебрасывая легкий меч оруженосца в левую руку, а правой обнажая именной Эрефор.

22

Колонна шла медленно, а Барабин и его спутники бегали быстро, так что они, выскочив из-за деревьев, просто преградили колонне путь. И первым принял удар на себя однорукий старик.

В отношении вдов и сирот у Барабина были кое-какие сомнения, а старика-инвалида он прикончил без всяких угрызений совести. Тем более, что с ним пришлось повозиться. Очень уж ловко и как-то не по-стариковски энергично он орудовал мечом, крепко сжав его в правой руке.

Но у Барабина было два меча и сил куда больше.

Он мог покончить с противником даже быстрее, но преднамеренно отступил под его ударами на берег, на глаза корабельной стражи, и дал старику прокричать сигнал тревоги.

А когда старик наконец упал, истекая кровью, Барабин метнулся обратно под прикрытие деревьев, чтобы аргеманы не могли сбить его стрелой.

Роман хотел выманить корабельную стражу на берег и навязать ей ближний бой.

Он был уверен, что аргеманы не останутся безучастными если не к гибели своих собратьев, то по крайней мере к возможной потере добычи.

И он оказался прав.

Пока Барабин и три его рыцаря с оруженосцами гасили конвой, рабыня Эрефорше с арбалетом и двумя колчанами стрел, отобранных у гейш, что остались в лесу, пристроилась за деревом, из-за которого хорошо виден был весь берег и драккары, приткнувшиеся к нему — один большой и три малых.

Краем глаза Барабин заметил, что гейша начала стрелять, и это означало, что корабельная стража сошла на берег. Может, и не вся — но кто-то точно сошел, потому что Роман приказал Эрефорше не тратить стрелы зря.

Но пока новые враги не появились в поле зрения, у Барабина было достаточно других проблем.

Юные аргеманы из состава конвоя сильно уступали Роману в боевом мастерстве, но с баргаутскими рыцарями и оруженосцами дрались почти на равных.

Барабину пришлось мимоходом как минимум дважды спасти от смерти молодого рыцаря Кентума Кана, и он даже отметил про себя, что это уже входит у него в привычку.

А тупого оруженосца майордома Груса Барабин спасать не стал, и тот напоролся на меч юного аргемана.

Бой кипел по обе стороны колонны, и связанные пленницы мешались под ногами, но рубить их путы Барабин не хотел и другим не позволил, опасаясь, что если это сделать, то голых девиц придется ловить потом по всему лесу. А они понадобятся срочно, чтобы вывести «Торвангу» в море.

Мужчин для этого слишком мало, да и неизвестно еще, согласятся ли благородные рыцари сесть на весла.

Поэтому когда число живых конвоиров сократилось до минимума и несколько человек из группы Барабина начали резать веревки на руках пленных рыцарей и оруженосцев, Роман предупредил их криком:

— Женщин не развязывать!

Никто этой команде не удивился — даже сами женщины, которые, впрочем, были слишком испуганы, чтобы вообще хоть что-нибудь соображать.

— Всем лежать! — приказал им Барабин, и пленницы покорно повалились на землю.

Последний конвоир упал почти одновременно с ними — мертвый. Но это было далеко не все.

Одной арбалетчице было не под силу остановить корабельную стражу, и Барабину пришлось броситься ей на подмогу.

За ним устремились рыцари и оруженосцы — как те, что были с ним изначально, так и те, которым только что развязали руки.

Бывшие пленники поднимали с земли мечи убитых конвоиров и встречали новую волну аргеманов во всеоружии.

После унижения пленом в них кипела такая злость, что каждый готов был драться за троих.

В результате аргеманы попали в мясорубку и, верные своему обычаю, погибли все как один. Никто не отступил, и у Барабина даже появилось опасение, что некому будет сообщить Ингеру из Ферна печальную новость о судьбе его судна.

Но оказалось, что на кораблях еще остались люди, готовые биться до конца. Только один аргеман, голый по пояс, спрыгнул с борта в воду, лихо поднырнул до самого берега, стремительно пересек песчаную полосу и скрылся в лесу раньше, чем Эрефорше успела навести на него арбалет.

Барабин решил, что вряд ли это дезертир. Скорее гонец, который помчался к своим за подмогой.

Стало ясно, что надо торопиться. Хотя до Берката несколько километров по извилистой горной дороге, терять время все равно нельзя. Ведь неизвестно еще, как быстро удастся отвести «Торвангу» от берега.

Поскольку вся береговая полоса простреливалась с драккаров, Барабин разделил свой отряд. Часть людей он оставил с пленницами, а сам, забрав с собой лучших бойцов, рванул через лес к тому месту, где скрылся в джунглях гонец аргеманов.

Оттуда до кораблей было ближе всего — а значит, можно было проскользнуть под стрелами и втянуть остатки корабельной стражи в ближний бой.

На этот раз Барабин взял с собой уже несколько арбалетчиков. Пару оруженосцев и к ним — боевых гейш, которых хорошо знала Эрефорше. И атаку Роман начал чем-то вроде артподготовки.

Корабельщики оказались под градом стрел, летящих с холма, и пропустили момент, когда через узкий пляж и неширокую полосу мелководья к бортам кораблей ринулись меченосцы.

Первым на палубе малого драккара, стоящего ближе всех к берегу, оказался легко одетый Барабин. За ним шли бывшие пленники — тоже без доспехов, что сильно облегчало рывок через водную преграду.

А за нею была еще одна преграда — воздушная. Драккары стояли близко друг к другу, но «Торванга» была дальше от берега. Чтобы взять ее на абордаж, надо было перепрыгнуть с низкого борта малого драккара на ее высокий борт.

Единственным, кто оказался способен на этот акробатический трюк, был, разумеется, тоже Барабин. Так что ему уже в который раз опять пришлось вступить в схватку с превосходящими силами противника. И рубиться в одиночку против четырех аргеманов, пока соратники тащили от мачты деревянную лестницу и перебирались по ней на борт «Торванги».

— Взять живым хотя бы одного! — предупредил Роман своих спутников перед началом атаки, но выполнять этот приказ ему пришлось самому. Никто другой просто не смог бы утихомирить аргемана, не убив его при этом.

А Барабин сделал это изящно и даже весело, поддев шлем малолетнего аргемана левым мечом за бараний рог и стукнув паренька по затылку рукояткой правого меча.

Дальше последовала подсечка, и через мгновение Роман уже сидел на лежащем юноше верхом, прикрывая его от разъяренных и разгоряченных боем баргаутских воинов.

— Он нужен мне живой! — повторил Барабин еще раз для непонятливых.

Людей на «Торванге» становилось все больше. Подошедшие по берегу бойцы из второй группы, добив последних аргеманов, забравшись на большой драккар, чуть не порубили его на дрова, и Барабину стоило большого труда объяснить им, что он натравил всю честную компанию на «Торвангу» вовсе не для того, чтобы ее разрушить.

— Мы отведем ее в Альдебекар! — вторил Роману седовласый барон, и в голосе его звенел восторг, обычно несвойственный людям такого возраста.

Альдебекар — это было имя портового города, которым владел барон, и было без дальнейших пояснений понятно, с каким триумфом встретят дона Бекара его вассалы и подданные, если он войдет в свой город на трофейном корабле самого короля Таодара.

Ради этого старый барон готов был сам взяться за весло, но Роман Барабин поставил его командовать гребцами.

Зато других рыцарей он все-таки на весла посадил. Те ворчали, но был у Романа один убойный козырь.

По закону и обычаю Баргаута бывшие пленники не могли считаться рыцарями. Ведь они потеряли свои именные мечи и не вернули их в честном бою.

На борту драккаров этих мечей не оказалось.

Так что бывшие рыцари не имели права возражать рыцарю действующему — тому же барону Бекару, например. Или хоть самому Барабину, который вместе с мечом по имени Эрефор получил все права и полномочия барона Дорсета.

Оруженосцы и гейши обращались к Роману на «вы» и величали титулом «дон».

Так что пришлось недавним пленникам взяться за весла наравне с оруженосцами, деревенскими девками и боевыми гейшами.

Женщин Барабин разместил по две на весло и некоторым особо изможденным воинам тоже дал в помощь девушек. Те возражали, но Роман прикрикнул на них:

— Мне важно, чтобы «Торванга» шла как можно быстрее, а что вы там о себе думаете, меня не волнует!

Что бы там ни думали о себе незадачливые рыцари, а грести им раньше не приходилось. Минут пять ушло только на то, чтобы оттолкнуть «Торвангу» от борта ближайшего драккара — но с первым же гребком ее закрутило обратно носом к берегу. И еще минут десять все скопом мучились, разворачивая ее в открытое море.

На берегу в это время еще оставались несколько боевых гейш во главе с Эрефорше. В руках у них были зажженные факела, и когда «Торванга» отошла на безопасное расстояние, эти факела полетели на деревянную палубу малых драккаров.

Хорошо просмоленное дерево занялось легко, и чадящее багровое пламя побежало по бортам.

Нагие гейши с быстротой и грацией прирожденных русалок догнали «Торвангу» вплавь, и большой драккар неуклюже, рыская по курсу из-за неритмичности гребков, двинулся вперед.

Весла ходили ходуном в неумелых руках, сталкивались друг с другом и врезались в воду под неправильным углом — но «Торванга» шла, верно выдерживая общее направление.

Барабин затевал эту авантюру с одной целью — заставить Ингера из Ферна забыть про Беркат. Он недостаточно хорошо знал аргеманов как таковых, но подобный тип людей был ему знаком. И Роман рассчитывал на простой психологический конфликт.

Штурм Берката — это для Ингера из Ферна работа по найму. А спасение «Торванги» — дело чести.

И если барон Бекар ничего не переврал, описывая представления аргеманов о жизни, то Ингер должен плюнуть слюной на все деньги мира, узнав об угоне любимого корабля.

Так что прежде чем удалиться от берега за полет стрелы, Барабин взял в оборот пленного аргемана, который как раз пришел в себя.

Это был совсем пацан — лет тринадцати, не больше. На нем не было кольчуги, и шлем, который Барабин так лихо сбросил с его головы, был, как видно, чужой. Скорее всего, парнишка исполнял на «Торванге» обязанности юнги.

Но для той миссии, ради которой Барабин оставил парня в живых, возраст его значения не имел.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Барабин, когда две гейши подняли юношу на ноги.

— Ты грязная баргаутская свинья! — прохрипел мальчишка, вырываясь из сильных рук боевых рабынь.

— Ты ошибаешься, — сказал на это Барабин. — Я не баргаут. Я гораздо хуже. Эти добрые люди зовут меня истребителем народов и считают, что я колдун.

Парнишка прошипел что-то нечленораздельное — возможно, аргеманское ругательство, но Барабин пропустил его мимо ушей. И заговорил тише и медленнее, тяжело роняя слова:

— Слушай меня внимательно. Сейчас я отпущу тебя, и думаю, ты сам знаешь, что тебе делать. А если не знаешь, то я тебе скажу. Ты должен найти Ингера из Ферна и сказать ему, что тебя послал Роман Барабин, истребитель народов. Пусть Ингер знает, что «Торванга» теперь моя.

23

Нагие женщины, орудующие тяжелыми веслами большого драккара — это было зрелище неописуемое. Знаменитый кинорежиссер Тинто Брасс или его менее изысканный коллега Джо д’Амато нашли бы в этой картине много нового и интересного.

Но истребителю народов Роману Барабину было не до зрелищ. Он бы, пожалуй, предпочел немного хлеба, поскольку ничего не ел со вчерашнего дня — в отличие от рыцарей и гейш, пировавших до глубокой ночи.

Хлеба, однако, на «Торванге» не было. Удалось найти только немного вяленой рыбы, которая хороша к пиву. А без пива она шла с трудом даже на голодный желудок.

Сидя на кромке борта у кормы, Барабин отрывал от рыбины тонкие жесткие полоски и попеременно отправлял их в рот себе и трем своим рабыням.

Третья рабыня появилась у Барабина в результате налета на колонну пленниц.

Оказывается, все они стали рабынями с того момента, когда аргеманы обвязали их шеи веревками. И вызволение из плена не принесло им свободы.