Колдовские ворота

Наоборот, они почли бы за счастье уничтожить драккары преследователей.

Драккаров этих было всего два. Или целых два, если посмотреть с другой стороны.

Но Барабин за время пребывания в чужом мире уверовал в свое везение.

По всем раскладам ему полагалось погибнуть здесь уже не один раз. Только этой ночью случай отправиться на небеса подворачивался ему по меньшей мере трижды. И тем не менее, он до сих пор был жив и даже не ранен.

— Кто из вас стреляет лучше всех? — произнес Роман, пристально вглядываясь в силуэты драккаров, которые приближались буквально на глазах. И добавил после короткой паузы: — Только честно.

Если честно, то среди присутствующих лучше всех стрелял наверняка сам Барабин. Но только из огнестрельного оружия, которого не было в наличии.

Что касается арбалета и других видов метательного оружия, то с ними Барабин был знаком слабо. как-то так вышло, что именно с этим оружием ему не приходилось сталкиваться за всю свою многотрудную жизнь.

Теперь Роман, конечно, рад был восполнить этот пробел — но акция, которую он задумал, была слишком ответственной, и Барабин ни за что бы не решился взять ее на себя.

Что именно он задумал, все поняли, когда Роман стал собственноручно лепить на одну из драгоценных оставшихся стрел смолу с потухшего факела.

— Не загорится, — с сомнением покачал головой барон Бекар.

— Почему? — удивился Роман. — Факелы ведь горят.

— Драккар не загорится, — пояснил свою мысль многоопытный барон.

— А вдруг! — сказал на это Барабин. — Деревянный, весь в смоле. Есть шанс.

— Погасят, — продолжал сомневаться дон Бекар, но уже подошли к корме молодой оруженосец с арбалетом и боевая гейша, прекрасная, как амазонка, в своей наготе.

Рельефу ее мышц позавидовала бы любая гимнастка или мастер спорта по легкой атлетике. Но это было не главное.

Главное — все сходились во мнении, что эта рабыня стреляет из лука и арбалета лучше любой другой. Даже лучше Эрефорше, которая все равно не могла стрелять из-за ранения в руку.

И хотя стрел было больше, чем одна, стрелять все равно должны были лучшие из лучших.

Хоть Барабин и сказал, что шанс есть, он совсем не надеялся достичь цели с первой же стрелы.

Чтобы реализовать шанс, надо было вонзить в драккары как можно больше горящих стрел. И сделать это раньше, чем аргеманы сами начнут стрелять.

Барабин уже успел узнать, что у аргеманов основное оружие дальнего боя — это лук. Их мастера не умеют делать хорошие арбалеты, а покупать их дорого.

Между тем, дистанция уверенной стрельбы для лука гораздо меньше, чем для арбалета. На этом Барабин и строил свой расчет.

И пока «Торванга» грузно поворачивала к берегу, двое стрелков обживали позицию у борта.

Погода была ясная, ветер легкий и волнение едва заметное, но все равно — если воткнуть горящую стрелу в борт слишком низко, то брызги могли ее погасить. А если высоко — то ее без труда погасили бы аргеманы, перегнувшись через борт.

Следовало не только найти золотую середину, но и попасть из арбалета точно в намеченное место. А это очень непросто на расстоянии, когда стрелять из арбалета уже можно, а из лука — еще нельзя.

Барабин, между тем, после всех событий минувшей ночи, пришел к выводу, что лучшие воины среди баргаутов — это боевые рабыни и что рыцари и оруженосцы не годятся им даже в подметки.

Поэтому Роман обстоятельно инструктировал молодого оруженосца, представленного ему в качестве лучшего арбалетчика среди мужчин — на предмет того, куда надо стрелять, как и когда. А рабыню Тассименше не трогал, предоставив ей право разбираться самостоятельно.

Но в последний момент, когда настало уже время стрелять, Роман встал за спиной именно у нее. А его напряженная поза и выражение лица навели остальных баргаутов на мысль, что это неспроста.

Как-никак, Барабина в этой компании считали колдуном.

И можно представить себе ошеломление баргаутов, когда первая же пущенная амазонкой стрела угодила в самое лучшее место, которое только можно себе представить.

Это была носовая фигура переднего драккара — странного вида химера с бараньей головой, женской грудью и рыбьим хвостом. И горящая стрела угодила ей как раз между грудей.

Быстро добраться до этого интимного местечка с борта драккара было труднее, чем до любой другой точки корабля, и на «Торванге» все сразу решили, что так удачно положить стрелу можно было только благодаря колдовству.

Стрела оруженосца воткнулась в левую скулу судна, что тоже было удачно, поскольку место соединения досок обшивки с форштевнем было хорошо просмолено, и огонь здесь разгорелся очень быстро и весело.

Но выстрел Тассименше поразил всех куда больше.

Фигура на носу драккара изображала какую-то мифическую персону, имеющую особое значение для аргеманов — кажется, праматерь священных аргеманских баранов. Так что попадание огненной стрелы чуть ли не прямо в сердце химеры приобретало важный сакральный смысл.

С пылающим носом драккар продолжал продвигаться вперед, но уже через несколько минут стало ясно, что ловить ему больше нечего. С форштевня и носовой фигуры огонь перекинулся на борта, и погасить его аргеманы не могли при всем старании.

Они пытались нанести баргаутам хоть какой-то ответный ущерб и, отступая под натиском огня на корму, отчаянно стреляли из луков. Но расстояние было еще слишком велико.

Убедившись, что пожар неостановим, баргауты перестали обращать на него внимание и сосредоточились на втором драккаре.

Барабин лелеял тайную надежду, что его команда приостановит погоню ради спасения собратьев с пылающего корабля, но баргауты, которые хорошо знали аргеманские нравы, этой надежды не разделяли. И увы, оказались правы.

Люди уже прыгали с горящего драккара в воду, когда второй корабль прошел мимо, резко меняя курс, чтобы выйти «Торванге» наперерез.

Две огненных стрелы тут же воткнулись ему в борт, но аргеманы сбили их, не дав пламени разгореться.

А расстояние сокращалось стремительно, и уже первые ответные стрелы полетели с драккара в сторону «Торванги».

Одна из них попала в шею молодому оруженосцу, который стрелял из лука лучше остальных. Хлестнула кровь. Стрелок стал заваливаься назад, кто-то подхватил его, а совсем юная рабыня взяла из его рук арбалет.

Тем временем Тассименше пустила еще одну огненную стрелу — и снова неудачно. И кто-то за спиной Барабина в отчаянии крикнул, адресуясь непосредственно к нему:

— Колдун, ну что же ты?!

Больше всего на свете Барабин в этот момент хотел быть настоящим колдуном или по крайней мере стрелять из арбалета не хуже, чем из снайперской винтовки. И поскольку колдовать он не умел, оставалось одно — взяться за оружие самому.

— Арбалет мне! — скомандовал он, не глядя протянув руку назад и в сторону, и арбалет тотчас же оказался у него в руке.

Эрефорше, несмотря на рану, освободила его от другой заботы. В следующую секунду она подала Барабину уже горящую стрелу и сама вложила ее куда нужно.

Барабин целился долго — намного дольше, чем хорошие стрелки. И когда стрела ушла в полет, деревянный арбалет в его руках горел.

Стрела пронеслась вдоль борта драккара и воткнулась где-то у кормы низко над водой, попав точно в щель между двумя досками, тщательно законопаченную смолой.

Волна, поднятая веслами, не доходила до этого места всего несколько сантиметров, но в такую тихую, ясную и жаркую погоду древесина и смола здесь были практически сухие.

Аргеманы еще не успели опомниться, а Тассименше уже положила стрелу почти в ту же самую точку — словно до сих пор ждала, когда колдун укажет ей уязвимую цель.

Юная гейша перехватившая арбалет у убитого оруженосца, была не такой меткой. Ее стрела вонзилась в борт гораздо выше, и аргеманы легко сбили ее. Но на этом они потеряли время, и пока дотягивались до нижних стрел и пытались загасить занявшийся борт, бросая на него воду веслами, огонь, весело пожирающий дерево, перешел критический рубеж.

Теперь чтобы погасить его, надо было отвлечься от погони и бросить все силы на спасательные работы. Никакого другого выбора у хозяина драккара не было — ведь он наверняка любил свое судно не меньше, чем Ингер из Ферна — свою «Торвангу».

И первое, что пришлось ему сделать — это прикрыть горящий борт от ветра, хоть и слабого, но все равно раздувающего огонь. То есть повернуть нос драккара на запад, в сторону, почти противоположную той, куда уходила «Торванга».

Когда речь идет о жизни и смерти, у людей открывается второе дыхание. Казалось бы, у людей на борту «Торванги» сил не осталось уже совсем — но вдруг они появились откуда-то снова, и было их столько, что в обычных условиях и представить нельзя. Именно в таком состоянии люди гнут подковы и разбивают руками камни.

Сменяя друг друга у немногочисленных уцелевших весел, мужчины и женщины гребли так, словно за ними гнался сам дьявол. Что, в общем-то, почти соответствовало действительности.

И когда стало ясно, что за ними уже никто не гонится, гребцы не сбавили темпа.

Причалы Альдебекара были уже совсем рядом. И руки у гребцов, уже поверивших в свое чудесное спасение, опустились только тогда, когда они увидели, как на эти причалы, загнав лошадей (некоторые падали прямо тут же), выкатываются аргеманы во главе с Ингером из Ферна.

27

Барабину, который умел трезво оценивать обстановку в любой ситуации, сразу бросилось в глаза, что верховых аргеманов гораздо меньше, чем было на косе даже после гибели части пловцов.

От отряда, который Ингер из Ферна привел в Таугас, осталась едва ли четверть.

К тому же состояние лошадей, да и людей тоже, свидетельствовало о безумной скачке. Но если бы аргеманы мчались так прямиком от косы, то они должны были оказаться на причалах уже давно и успели бы хорошо отдохнуть, пока «Торванга» плелась морем и отбивалась от двух драккаров.

Но они появились только сейчас, и оставалось предположить, что, как и обещал барон Бекар, их пытались задержать в районе замка.

Но аргеманы прорвались.

В ярости из-за угона «Торванги» Ингер из Ферна был готов снести любую преграду. И это ему удалось.

А раз так, то по всем раскладам ловить Барабину и его команде было больше нечего.

Хотя один аргеманский драккар догорал на рейде, на другом уже почти погасили борт, и «Торванга» оказалась в ловушке между двух огней.

Последние стрелы были истрачены на поджог второго драккара. А результаты рукопашной нетрудно было предугадать.

Даже сильно поредевший отряд Ингера из Ферна численно превосходил боеспособную часть команды Барабина.

Но вариантов не было все равно. Единственный шанс — идти на прорыв и разбегаться врассыпную в надежде затеряться в переулках Альдебекара.

Город был хоть и невелик, но и не так чтобы очень мал. Так что какие-то мизерные шансы оставались по-прежнему — если только поразительное везение не откажет в самый неподходящий момент.

А Барабин привык ловить на любые шансы — и наверное, только поэтому до сих пор был жив.

Когда «Торванга» подходила к причалам, стрелы сыпались на нее с двух сторон, и все на борту лежали внизу ничком, за исключением некоторых, которые лежали, наоборот, навзничь, и пытались грести лежа.

Об управлении, конечно, не было речи вообще, и «Торванга» въехала в деревянный причал носом, а дикий рев с берега явственно возвестил, что Ингер из Ферна отнюдь не одобряет подобного отношения к своему славному судну.

Еще не смолк треск ломающихся досок, а аргеманы уже прыгали на судно, вопя, как оглашенные, и Ингер из Ферна был среди них, выделяясь ростом и запредельной яростью.

Ярость его и подвела.

Барабина он узнал с первого взгляда — во-первых, потому что видел его в замке Ночного Вора, а во-вторых, потому что мальчишка, который принес королю Таодара весть об угоне «Торванги», наверняка подробно описал внешность главаря угонщиков.

Это было нетрудно. Чужеземец из страны, лежащей где-то между Гиантреем и Фадзероалем, внешне очень существенно отличался от окружающих его баргаутов.

Так что опознать его было нетрудно, и несмотря на инцидент, свидетелем которого Ингер из Ферна был в замке Ночного Вора, ему отчего-то показалось, что Истребителя Народов будет совсем нетрудно убить.

Впрочем, вряд ли в таком состоянии Ингер из Ферна мог хоть что-то соображать. Он наконец догнал ту сволочь, которая увела у него из-под носа любимый корабль, и это был достаточный повод разорвать врага на куски.

Он только не учел, что Роман Барабин исключительно хорошо обучен ведению рукопашного боя против соперника, нападающего в лоб с боевым топором наперевес.

Барабин стремительно отступил к борту, а потом одним легким движением уклонился от массивной туши короля Таодара.

Теоретически можно было красиво довершить этот этюд ударом меча, но практически это не вышло. За спиной у Ингера были другие аргеманы. Так что впилившемуся в борт королю Таодара пришлось придать дополнительное ускорение локтем, одновременно отражая мечом атаку следующего пирата.

Барабин не видел, как Ингер из Ферна полетел в воду — но всплеск, сравнимый со взрывом глубинной бомбы, не оставил никаких сомнений. А мгновение спустя раздался гортанный крик кого-то из аргеманов, и все пираты разом ломанулись к борту.

Ингер из Ферна тонул. Можно быть сколь угодно хорошим пловцом — но тяжелая кольчуга все равно утянет на дно.

Те аргеманы, которые по какой-то причине были без кольчуг, попрыгали в воду сразу. Другим пришлось сначала снимать доспехи и радоваться, что баргауты не обращают на это внимания.

Баргауты в этот момент валили валом на причал, навязывая аргеманам встречный бой.

Меч оруженосца майордома Груса Барабин потерял в этой суматохе, но Эрефор держал в руке крепко и, по традиции отбиваясь сразу от четырех соперников, в боевом экстазе кричал стихами по-русски, потому что в голове его в отчаянном ритме звона мечей стучала песня Олега Медведева:

А серый волк зажат в кольце собак, он рвется,

Клочья шкуры оставляя на снегу,

Кричит: «Держись, царевич, им меня не взять!

Крепись, Ванек, я отобьюсь и прибегу!

Нас будет ждать драккар на рейде

И янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим,

Но только через танец на снегу

Багровый вальс гемоглобин».

Вслух он выкрикивал отдельные бессвязные слова и обрывки строк, но на фоне боя это выглядело внушительно, и все вокруг решили, что колдун произносит страшное магическое заклинание.

И как ни странно, заклинание подействовало.

Неожиданно для самого себя Барабин обнаружил, что баргаутских рыцарей вокруг стало явно больше, чем их сошло на берег с «Торванги». И что самое удивительное, многие были верхом.

Барабин обратил на это внимание, когда в непосредственной близости от него не осталось врагов. Это заставило его оглянуться вокруг себя, но размышлять о том, откуда взялись полные сил конные рыцари, было некогда все равно.

Первое, что заметил Барабин, обернувшись в сторону моря — это то, что уцелевшие аргеманы пытаются отвести от берега «Торвангу».

Ингер из Ферна руководил их действиями из воды. Забраться обратно на борт ему не давали баргаутские рыцари, среди которых Барабин заметил барона Бекара.

Старый барон не хотел отдавать прежнему владельцу свой боевой трофей. И Роман Барабин поспешил ему на помощь, оглашая окрестности возгласом:

— Банзай!

Рыцарей на причале, у причала и во всем порту было уже столько, что некоторые аргеманы просто не смогли пробиться к «Торванге». Путь им преградила глухая железная стена.

Пираты, верные своему обычаю, с животным ревом бросались на копья, но несколько молодых аргеманов попытались прорваться по берегу, и периферийным зрением Барабин заметил, как их рубит наотмашь длинным очень искусно сработанным мечом рыцарь на вороном коне и в черных доспехах.

Его шлем, который одевался на голову, как перевернутое ведро, венчала корона, похожая на зубцы крепости. И Роман без подсказок понял, кто это такой.

На помощь вассалам, попавшим в безвыходное положение, примчался вместе со своей верной дружиной сам король Гедеон.

28

Когда последние оставшиеся аргеманы поняли, что вывести «Торвангу» в море не удастся, они попытались ее поджечь. Причем не стрелами.

Приказ отдал сам Ингер из Ферна, который был серьезно ранен при очередной попытке подняться на борт. Вокруг него в воде расплывалось мутное багровое пятно крови, но на воде он держался и говорить мог.

Пришлось, правда, утопить боевой топор и кольчугу, которую, барахтаясь в воде, сняли с него соратники. Именно поэтому баргаутам так легко удалось ранить вождя аргеманов. Прорываясь на борт «Торванги», он не имел ни оружия, ни доспехов.

Но последний приказ его был ясен. Лучше пусть «Торванга» погибнет, чем достанется врагу.

Ингер из Ферна дал команду на языке аргеманов и выражался менее изысканно. Барабин хоть и не понимал этого языка, но мог поклясться, что две трети слов в коротком выкрике Ингера были непечатными.

Что именно содержалось в оставшейся трети, Барабин не знал, но услышав эти слова, двое аргеманов немедленно принялись рубить боевыми топорами днище судна, а еще двое кинулись зажигать факела.

Остальные встали стеной поперек палубы, полные решимости задержать баргаутов и не пустить их на корму, пока не разгорится огонь.

Поскольку аргеманы все-таки сумели метров на пятнадцать отвести «Торвангу от разбитого причала, баргауты на борту остались без подкреплений.

Рыцари в тяжелых доспехах не могли перебраться с берега на судно. У оруженосцев доспехи были полегче, но все равно гарантировали своим владельцам плавучесть утюга. А боевые рабыни оказались втянуты в рукопашную схватку с аргеманами, плавающими вокруг «Торванги».

Так что факелы аргеманам зажечь удалось. Но судно загораться не хотело никак.

Ветер, который так весело раздувал пламя огненных стрел, словно ополчился против аргеманов. Теперь он сбивал огонь, едва занявшийся на корме, а волны, разбиваясь о борт, окатывали «Торвангу» брызгами, что тоже не способствовало распространению пожара.

И когда баргауты под предводительством вошедшего в раж Романа Барабина под его крики «Банзай» проломили хилую оборону аргеманов, попросту поубивав всех, кто стоял на пути, те жалкие очаги пламени, которые поджигателям удалось создать, можно было погасить тремя ведрами воды. Или просто накрыть плащами и затоптать.

— Я же говорил — драккар так просто не подожжешь! — выкрикивал, сбивая огонь с борта, старый барон Бекар, в азарте боя потерявший всю свою невозмутимость.

И вряд ли кто-то усомнился бы в его правоте, если бы не дымились на рейде обугленные останки одного из драккаров, пришедших на подмогу Ингеру из Ферна. И если бы не чернел уродливо борт второго драккара, к которому как раз сейчас последние уцелевшие аргеманы буксировали своего вождя.

Скорее всего Ингер из Ферна был без сознания — иначе он вряд ли отступил бы, оставив «Торвангу» в руках противника. Ведь на борту последнего драккара еще были воины, и они могли повторить попытку.

Но они не стали этого делать. Очевидно, хозяин последнего драккара не хотел губить свой корабль и своих людей в бою настолько неравном, что никакого исхода, кроме полного истребления оставшихся аргеманов, нельзя было даже предположить.

На драккар и на группу воинов в воде, за которыми стелился кровавый след, ливнем сыпались стрелы, но Ингера из Ферна все-таки втащили на борт.

Увидев это, стрелки с берега, среди которых была и Тассименше, попытались поразить уходящий драккар огненными стрелами — но рядом с ними не было Истребителя Народов.

Барабин в этот момент сажал на мель «Торвангу», заливаемую водой через проломы в днище. И успел как раз вовремя, не дав ей затонуть у причала.

Но последний драккар без его помощи баргауты упустили. Какие-то горячие головы, одетые иначе, чем рыцари и оруженосцы, даже захватили в азарте торговое судно, стоящее в порту, но у них не было никаких шансов догнать на этом корыте быстроходный драккар.

— Может, Ингер из Ферна умер, — выразил общую надежду благородный рыцарь Кентум Кан, когда драккар превратился в точку на горизонте.

— Все может быть, — ответил Барабин. — Но тогда хотел бы я знать, кому после его смерти достанется гейша, за которую Ингер заплатил больше золота, чем она весит.

29

На берегу считали потери. Барон Бекар, который не уходил с «Торванги» до самого конца, считая ее уже фактически своей, добравшись, наконец, до суши, узнал, что тяжелее всего пострадал его гарнизон.

Оруженосец майордома Груса добрался-таки до Альдебекара и поднял по тревоге всех, кто был в замке. Сам он свалился от усталости, но сын барона Бекара к счастью догадался послать гонца к королю, который следовал на запад в стороне от берега.

Наверное, король не повернул бы к побережью сам, если бы речь не шла о «Торванге» и о возможности встретиться лицом к лицу с Ингером из Ферна. Но поскольку такая возможность была, его честь великий господин дон Гедеон не ограничился отправкой отряда на подмогу, а лично возглавил этот отряд.

Однако король опоздал.

До его прибытия аргеманы успели положить у стен замка весь гарнизон барона Бекара. Сами они тоже потеряли много людей, но все-таки прорвались к причалам.

Король Гедеон, спешившись, выбежал на причал, уже когда на «Торванге» кипел последний бой, и аргеманы ценой неимоверных усилий вытащили ее на открытую воду. Ингер из Ферна плавал в воде, сброшенный за борт истребителем народов Романом Барабиным, и ему еще повезло.

У аргеманов не принято чрезмерно отягощать себя броней. Кольчуга и другие детали доспехов легко снимаются.

А если бы в воду ненароком упал король Баргаута в своих тяжелых латах, далеко не факт, что его удалось бы спасти.

Оруженосцы, которые прекрасно это понимали, поспешно отвели дона Гедеона от края разбитого причала, так что его величеству так и не довелось встретиться с Ингером из Ферна лицом к лицу.

Однако «Торванга» уцелела и, будучи посажена на мель, могла быть отремонтирована и возвращена в строй.

И что еще важнее — отряд аргеманов, который должен был захватить заговоренную крепость Беркат на дороге, ведущей к замку Ночного Вора, фактически перестал существовать.

Король Гедеон пришел в Альдебекар с малой частью войска. Основные силы под предводительством принца Леона и майордома Груса продолжали идти на запад, и теперь у них была обоснованная надежда, что люди Ночного Вора не смогут захватить заговоренную крепость без помощи аргеманов.

Достоверные известия из Берката король Гедеон рассчитывал получить в ближайшие часы. Еще ночью, когда в замок, где ночевал король, примчался майордом Грус Лео Когеран, отряд принца Леона устремился к заговоренной крепости галопом, рассчитывая прибыть туда к утру.

Надо полагать, он уже прибыл, и принц должен был прислать гонца с докладом о положении дел на текущий момент.

Правда, принц не знал, что король повернет в Альдебекар. Но основные силы во главе с королевским майордомом продолжали двигаться по той самой дороге, где и должен был их искать гонец.

Как понял Барабин, в этих краях вообще было не так уж много дорог.

Но гонца из Берката Роман не дождался. Он свалился без сил, едва дойдя до замка барона Бекара.

Разбудила его первая красавица деревни Таугас Сандра сон-Бела, которая сообщила, что ее односельчанки собрались во дворе замка и ожидают решения своей судьбы.

Барабин не сразу понял, о чем идет речь. Голова у него трещала, как с похмелья, и все мышцы болели, чего не бывало уже очень давно. А тут еще эта Сандра — красивая и горячая, но назойливая, как муха.

Она явилась к Роману обнаженная и ластилась к нему, как кошка, попутно объясняя, что бывшие пленницы в таком же виде стоят во дворе и ждут, когда Истребитель Народов подтвердит свое намерение их освободить.

Как оказалось, пока Барабин спал, кто-то из рыцарей попытался оспорить перед королем его право делить добычу и даровать свободу пленницам. И даже более того — были высказаны сомнения по поводу того, насколько законно колдун по прозвищу Истребитель Народов присвоил себе именной меч Эрефор и титул барона Дорсета.

По счастью авторитет старого барона Бекара был выше авторитета недовольных, которые в большинстве своем утратили рыцарское достоинство, отдав в руки врага свои именные мечи.

А Истребитель Народов, по свидетельству дона Бекара, сделал для королевства Баргаут так много, что сомневаться в его правах на рыцарское достоинство могут только люди, совсем лишенные чести.

Справедливости ради следует отметить, что у старого барона был в этом деле свой интерес. Ведь ему Барабин пообещал отдать «Торвангу», которая была во много раз ценнее всех рабынь вместе взятых.

Однако Роман имел на это право только в том случае, если он, как командир, мог распоряжаться всей добычей.

Если же рассудить иначе и начать передел, то воины могли предъявить свои права не только на рабынь, но и на «Торвангу».

Во время перепалки дошло до утверждений, что Барабин, заполучивший именной меч обманом и колдовством, никаких прав не имеет, а барон Бекар не может считаться командиром, поскольку фактически отряд возглавлял не он.

Таким образом никто из отряда делить добычу не вправе, и, следовательно, это право переходит к королю. А у короля достаточно власти, чтобы отписать в казну часть добычи, физически не подлежащую разделу.

«Торванга» подходила под это определение как нельзя лучше, и дон Бекар это прекрасно понимал.

Так что у старого барона по сути не было выбора. Одного его слова под присягой было достаточно, чтобы повернуть дело в ту или другую сторону.

И дон Бекар предпочел не доводить дело до королевского суда.

Преклонив колено перед королем, он поклялся, что во время захвата «Торванги» и морского похода отрядом баргаутов командовал чужеземный чародей по прозвищу Истребитель Народов, и в тот момент никто не сомневался, что именной меч Эрефор он добыл в честном поединке.

То же самое показал и благородный рыцарь Кентум Кан, а дон Кальвар — третий рыцарь, сохранивший меч, — буркнул сквозь зубы:

— Я подчинялся колдуну по приказу дона Бекара.

Кальвар был вассалом старого барона, но именно поэтому личного интереса не имел. Барабин обещал отдать «Торвангу» в совместное владение трем благородным донам, но юному Кану старый барон пообещал хорошие отступные, а дону Кальвару не светило ничего.

Вассал не должен претендовать на имущество сеньора. Барабин об этом не знал — зато барон и его вассал знали отлично.

По этой причине дон Кальвар стоял за справедливый раздел добычи и предпочел бы королевский суд.

Но под присягой он отделался одной короткой фразой, и королю ничего не оставалось, кроме как признать, что командиром отряда, захватившего «Торвангу» и аргеманскую добычу, был-таки чужеземец по прозвищу Истребитель Народов.

Оставалось еще, правда, спросить его самого. Тем более, что рыцарские привилегии Барабина все равно нуждались в королевском утверждении.

— Ты должен поклясться перед королем на Книге Друидов, что завоевал именной меч в честном бою без всякого колдовства, — прояснила предстоящую процедуру Сандра.

— Да хоть на Талмуде, — ответил на это Роман.

Но это было не последнее осложнение. Еще в море Сандра говорила о том, что невольниц нельзя отпускать на свободу нагими и голодными. И как оказалось, говорила не зря.

В любом другом случае нарушение правил еще могло как-то прокатить — но только не в присутствии короля Гедеона, главного хранителя законов и традиций Баргаута.

— Блин, и чего эти дуры не разбежались, пока было можно?! — в сердцах воскликнул Барабин, глядя из узкого окна крепостной башни на голых пленниц, толпящихся во дворе замка.

Мало было Барабину головной боли, так теперь еще надо думать, где взять одежду для всех женщин деревни Таугас, исключая старух, младенцев и доподлинных рабынь.

Последние представляли собой отдельную проблему. Барабин до сих пор не решил, как с ними поступить.

По совести говоря, рабыни в этом морском походе заслужили свободы в большей степени, чем деревенские девки, в немалой степени виновные в том, что «Торванга» задержалась в пути.

Их бабий бунт чуть не стал причиной гибели всех, кто находился на борту «Торванги», и только невероятное везение их спасло.

Ведь барон Бекар прав. Быстроходные аргеманские драккары не должны были загореться от огненных стрел.

И в связи с этим нельзя было забыть, что особенно отличились в эту ночь боевые гейши, которых Барабин готов был признать лучшими бойцами во всем королевстве Баргаут.

Однако Истребитель Народов не имел привычки отказываться так запросто от своих обещаний. А тут еще Сандра сон-Бела, сопровождая Романа вниз по винтовой лестнице, тоже выглянула в окно на толпу невольниц и произнесла вкрадчиво:

— Между прочим, боевые гейши дорого стоят. Очень дорого.

— «Торванга», наверное, тоже стоит дорого. Дон Бекар мог бы найти одежду для своих крестьянок в награду за то, что они для него сделали.

— Это не его крестьянки, это твои рабыни, — ответила Сандра. — С какой стати ему одевать чужих рабынь?

— А с какой стати мне одевать чужих крестьянок? — буркнул Барабин, когда лестница кончилась и перед ним открылся длинный коридор.

Коридор вывел его вместе со спутницей в просторный зал, и тут уже стало не до споров, потому что в зале Романа ждал король.

Но в дверях Сандра успела прошептать Барабину на ухо:

— Король видел меня и я ему понравилась. Он будет ночевать здесь и ему понадобится гейша.

— Помнится, ты не хотела быть гейшей даже при короле, — ответил Роман.

— Но ведь потом ты отпустишь меня на волю. Ты обещал! И все девки удавятся от зависти, когда узнают, что я спала с королем.

— О черт бы вас всех побрал! — негромко, но от души воскликнул Барабин в сердцах, но Сандры рядом уже не было. Она неслышно отступила в угол зала и опустилась там на колени.