Лекарство от скуки - Чужая птица

– Само собой, – кивнул Седеррот, пряча деньги в карман. Чаевые никогда не помешают.

В остальном ночь прошла сравнительно тихо. С прибывшего в полночь парома сошла пожилая дама, которая попросила отвезти ее на Форё. На севере острова она, по ее словам, сняла у дальних родственников домик. Когда они приехали к месту назначения, уже стемнело, и дама не смогла определить, какой из домиков ее. В полвторого ночи не станешь стучаться ко всем подряд, так что они поехали обратно в Висбю, где она решила заночевать в отеле. Вот ведь денег куры не клюют!

Пассажирка поблагодарила Петера за приятную беседу, сказав: оно того стоило. Он заподозрил, что никаких родственников на Форё у нее нет – дамочке просто захотелось приключений и с кем-нибудь поболтать. Петер был не против, тем более что байки у нее – заслушаешься, даже денег за поездку брать не хочется. И чего только в старину не случалось! Так, одному пастору, получившему приход на Форё, прострелили ухо насквозь, когда он потребовал от местных жителей выплачивать ему церковную десятину, как было заведено на материке. След от пули и по сей день можно разглядеть в картине у алтаря прямо под изображением Иуды. Вот такое назидание новым священнослужителям. Смеясь, дама рассказывала о чудаках, ни разу в жизни не выезжавших с острова. А зачем, когда твой дом и так в центре мира? Чего такого не видали они на периферии? Следующая история повествовала еще об одном церковном служителе. Тот перебрал маленько на деревенском празднике, и по дороге домой – на очередном вираже – у него нога соскользнула с педали, так что машина со всей дури въехала, повалив забор, прямо во двор к Хильде. «Не пугайся, дитя мое, это твой духовный пастырь решил тебя навестить, только и всего!» У пассажирки был явный артистический дар, и Петер от души хохотал. Но больше остальных ему запомнилась история о «папе для всех» – мужчине, который усыновил половину детей на острове, дабы искоренить безотцовщину. Вот почему на Форё нынче все друг другу родственники.

Распрощавшись с пожилой дамой, Петер повез следующего пассажира в отделение неотложной помощи. У того была стенокардия, но «скорую» он вызывать не стал – не хотел никого утруждать. Когда они приехали в больницу, врачи подняли переполох. Петер попробовал узнать, как дела у Берит Хоас, но никто не обращал на него внимания, все были заняты его пассажиром. Петеру оставалось благодарить Бога, что мужик не помер прямо в такси.

С трех до четырех вызовов не поступало, и Петер прикорнул прямо в машине, в чем потом, когда его во всех деталях расспрашивали о событиях той ночи, честно признался врачу-инфекционисту Но это случилось позже, а пока Петер и не подозревал, какое вскоре начнется светопреставление.

– Ну все, Петер, вылезай из постели! Полицейские приехали, хотят с тобой поговорить. Я уже поставила кофе вариться, – с этими словами Сонья сорвала с него одеяло и сильно дернула за шнур, отчего штора взлетела вверх, лишний раз перекрутившись. Он просто ненавидит, когда жена так делает. Штора застревает, и потом приходится долго с ней возиться, чтобы все поправить. Хлынувший в комнату свет резал глаза, а мышцы ныли, все до единой.

– Про Рубена я им и так уже все рассказал. Мне нечего добавить. Я пришел, а он лежит мертвый в кровати. Больше ничего не знаю.

Инспектор Еспер Эк сидел на кухне и наблюдал, как Сонья ходит от буфета к столу и обратно, доставая все новые коробки с печеньем. Такие же жестяные красно-желто-зеленые коробки разных размеров, чтоб их можно было сложить друг в друга, были у его бабушки. Стол ломился от вкусностей: тут тебе и хворост, и ореховое печенье, и корзиночки с глазурью, и вафли, и солидного размера булочки с шафраном. Затем Сонья выставила шоколадные кексы, рулет с самодельным кремом, песочное печенье с карамелью и бисквиты с кокосом.

– Ой, да что вы, не стоит… – попытался отказаться Эк, но Сонья лишь улыбнулась.

– Уж не знаю, чем потчуют хозяйки на материке, но у нас на Готланде угощенья не жалеют. А что с Рубеном-то приключилось, страх, да и только! До сих пор не могу поверить. Сначала загубил всех своих голубей, а потом съел ядовитых грибов и еще Берит угостил в придачу. Что она ему сделала, эта милая женщина? Его не разберешь. Беда, просто беда! – Сонья открыла кран с водой, воспользовавшись полотенцем на случай, если кто-то уже трогал его грязными руками. Она всегда следила за такими вещами.

– Опять попусту языком мелешь, Сонья! – с укором перебил жену Петер Седеррот. Он вышел на кухню уже в брюках и рубашке, но босиком. Носки он тоже пытался надеть, но спину так ломило, что он свернул их и с досадой кинул в Сонью, когда та в четвертый раз пришла позвать его. Он попал ей по крестцу, но жена даже не заметила.

Эк вооружился блокнотом и ручкой, задал стандартные вопросы, а затем стал выяснять детали:

– Теперь давайте все по порядку. Что за дело у вас было к Рубену Нильсону?

Петер объяснил про соревнование, на которое Рубен так и не явился, и описал жуткое зрелище, встретившее его на голубятне. Рассказал, как он зашел к Берит Хоас и как они вместе отправились к дому Рубена и были вынуждены разбить окно, поскольку сосед не отвечал на стук.

– Может, он и вправду лишил себя жизни, как жена говорит, но грибами-то Берит его угостила, а не наоборот. Я и сам не раз приходил к ней тушеных сморчков отведать, и жив-здоров, как видите. Готовит Берит отменно.

– На сморчки, говоришь, ходил? – возмутилась Сонья. – Интересно, когда это? А я-то, дура, и не знаю ничего. Вот и обедай теперь там. Да хоть переезжай вообще! Нет, когда успел-то? Верно, до того, как я тебе на шею села. Берит отворот-поворот тебе тогда дала, а сейчас передумала, что ли?

– Давайте не будем отвлекаться, – прервал инспектор распалившуюся хозяйку дома, видя, что она уже набрала воздуха для новой тирады.

Муж явно наступил ей на больную мозоль. Если чем и гордилась Сонья Седеррот, так это тем, какой умела накрыть стол, а упоминаний о чужих кулинарных талантах она не терпела. Петер выслушал все упреки совершенно невозмутимо – видно, не впервой. Он сидел за кухонным столом, подперев голову руками. «Выглядит неважно», – подумал Эк, присмотревшись к нему.

– Вы не знаете, кто мог желать Рубену зла? – задал следующий вопрос инспектор.

Строго говоря, оснований подозревать убийство пока не было: никаких внешних повреждений на теле, кошелек с деньгами лежит нетронутый, – но соблюсти процедуру все равно следует.

– Ни друзей, ни врагов. А что касается чужаков, был тут один торговец картинами намедни, кроме него, мы больше посторонних не видели. Еще я подумала про голубей Рубена, они ведь все подохли, а я недавно читала в журнале про заразу, передающуюся половым путем, кажется, хламидиоз называется, что-то вроде попугайной болезни. Если голубь такую гадость подхватит, то заболеет воспалением легких и умрет. А вот где именно они заразиться могут, черт знает, – произнесла Сонья, поежившись.

– Ну что ты опять треплешь? – вмешался Петер. – Бьоркман действительно заразился от своих голубей попугайной болезнью, но никакой это не хламидиоз, а орнитоз, опять ты все перепутала. Не разбираешься – так не болтай почем зря!

– Что вы теперь делать будете? – продолжила Сонья слегка недовольным тоном. – Интересно, кому все добро достанется: Эрику, брату Рубена или племяннице? Вы же в курсе, что Микаэла Нильсон сидит в правительстве? Она министр по делам равноправия. Хотя у нее и своих денег наверняка хватает. Кто из братьев ее настоящий отец, так никто и не знает.

– Сонья, нас это совершенно не касается. – Петер удрученно покачал головой. Он явно стыдился любопытства жены, но все-таки ей ответил: – Ты же сама понимаешь, Рубен не допустил бы, чтобы все досталось брату. Надо полагать, у него где-нибудь припрятано завещание.

Отказавшись от третьей чашки кофе, Эк наконец распрощался с хозяевами. Петер пошел проводить его к двери, как того требовала вежливость, хотя голова раскалывалась и каждая мышца отзывалась болью. Последние полчаса Седеррот только и мечтал о том, как бы поскорей вернуться в постель, но нет, жена выставила на стол все, что было в доме, решив продемонстрировать господину инспектору: ее стряпня не хуже, чем у поварихи Берит.

– Что теперь будет? Я имею в виду похороны и все остальное. Кто возьмется за это? – поинтересовался Петер, когда полицейский был уже в дверях.

– Надо думать, ближайшие родственники, если в завещании не указано иное. Однако похороны состоятся, только когда завершится предварительное расследование. Пока ничто не указывает на насильственный характер смерти, но подождем, что скажет нам вскрытие. Мы с вами еще свяжемся.

– Вскрытие? – переспросил Петер, почесав подбородок. – Разве оно так уж необходимо? Опять потратите деньги налогоплательщиков впустую. Рубен был далеко не молод, вот его последний час и пробил.

Глава 9

Юнатан Эриксон, врач-инфекционист больницы Висбю, повесил трубку и тяжело опустил голову на руки. Будь он сейчас не на работе, то расплакался бы от усталости и от постоянной тревоги, доводившей его до тошноты. Звонила учительница с продленки, та самая – со светлыми волосами и слегка выступающими передними зубами. Оказывается, Нина не привезла сына, и все стояли и ждали их и не ехали на экскурсию. Да, они звонили им домой, но трубку никто не брал. Может, они проспали? Как бы то ни было, очень досадно, ведь Нина обещала подвезти остальных. Кого теперь просить? Другие родители уже все ушли на работу. Черт, как же мало надо, чтобы волна беспокойства, от которого и так вечно ноет сердце, захлестнула его. Не волнуйся, ничего серьезного случиться не могло. Они просто проспали.

Юнатан включил компьютер и пододвинул к себе микрофон, но никак не мог начать запись. Несколько суток без сна, и тебе уже не подобрать нужного слова и не вспомнить имени коллеги. Знали бы пациенты, в каком ужасном состоянии находится дежурный врач, проработавший всю субботу и воскресенье, то вряд ли доверили бы ему свое здоровье. Водитель-дальнобойщик по закону обязан отдыхать каждые четыре с половиной часа, а врач работает сутками, и от него еще ждут сопереживания. Юнатан отогнал прочь мысли о семье и попытался сконцентрироваться на работе, благо дежурство уже подходило к концу.

Этим утром в больнице скончалась женщина. Теперь, часом позже, Юнатан сидел и, уставившись в экран, на который были выведены результаты анализов, пытался составить эпикриз в ее медицинской карте. Он вернулся на несколько строчек назад и перечитал предыдущие записи, надеясь, что это поможет ему сдвинуться с места.

«Женщина семидесяти одного года, без хронических заболеваний, скончалась в 06:35 утра в результате сердечной недостаточности, отказа почек и остановки дыхания. Предположительно данное состояние было вызвано вирусом гриппа варианта А». Пауза. Клиническая картина носила скоротечный характер, как при тяжелом сепсисе. Данные рентгенологического обследования показали жидкость в легких. Наблюдались проблемы с периферийным кровообращением, поражение капиллярной системы и понижение артериального давления. Пришлось увеличить дозу подаваемой через капельницу жидкости, что усилило отек легких. Пациентку охватила растерянность и страх, прежде чем наступила потеря сознания и смерть. Произвести интубацию не было ни возможности, ни времени. Хорошо, что близких родственников, готовых примчаться в больницу, не нашлось. Родная сестра, тоже преклонного возраста, приехать не смогла. Юнатану стало стыдно за свои мысли, но взять на себя еще и расстроенных родных с их вопросами и упреками, отнестись к ним с пониманием, проявить участие – и это все после суточного дежурства – было бы выше его сил.

Умершую женщину звали Берит Хоас. Юнатан знал: ее взгляд, полный ужаса, будет еще долго преследовать его. Наверное, вообще не стоило становиться врачом – терзания, которые он испытывал каждый раз, когда терял пациента, были невыносимы. Чего он не сделал? Что упустил из виду? В чем промедлил? Этой ночью он семь часов подряд без устали боролся за ее жизнь.

Болезнь развилась удивительно быстро и агрессивно. Поначалу наблюдались обычные для гриппа симптомы: С-реактивный белок зашкаливает за сотню, низкое содержание лейкоцитов, затрудненное дыхание, головная боль. В целом – ничего опасного для жизни. Но совершенно внезапно картина изменилась: резкое понижение кислородной сатурации, олигурия, признаки острой сердечной недостаточности. Версию отравления грибами отмели почти сразу. Заподозрили легионелла-инфекцию, но потом пациентка упомянула, что накануне была на голубятне, и тут на ум пришел орнитоз. Ей сделали посев крови и провели остальные бактериологические анализы, после чего назначили тетрациклин – никакого эффекта. Когда не удается спасти больного, возникает столько «если бы». Если бы удалось вовремя поставить диагноз. Если бы чуть раньше отправили ее в реанимацию. Если бы… Но пациентка умерла в лифте, когда ее везли в отделение интенсивной терапии.

Запищал пейджер, и Юнатан, застонав, снял трубку, чтобы перезвонить на коммутатор.

– Юнатан, подойди на отделение неотложки, пожалуйста.

– Господи, больше некому? А Морган где?

– Еще не пришел. Вот только сейчас звонил, опять что-то с машиной. У нас тут пациент с симптомами гриппа. Состояние тяжелое, он в бреду. У его жены форменная истерика, все твердит о каком-то соседе, умершем на днях. Поторопись, дело плохо.

Юнатан выругался себе под нос. Морган поди опять забыл заправить машину, вот тетеря. Если что-то и могло довести Юнатана Эриксона до белого каления, так это те, кто вечно опаздывает и не держит обещаний. Они с Морганом Персоном чудесно бы сработались, будь коллега не таким растяпой и обращай он внимание на то, что известно даже ребенку. Что без бензина машина не поедет. Что телефон за неуплату обычно отключают. А пища, оставленная где попало, имеет свойство плесневеть.

Девятая палата была залита белым светом люминесцентной лампы. На больничной койке лежал мужчина крупного телосложения. Как только Юнатан Эриксон зашел, жена пациента тут же соскочила с высокого стула.

– Доктор, он умирает! Сделайте что-нибудь! – бросилась к нему женщина. Заплаканное лицо, покрасневшие глаза полны отчаяния. – Помогите ему! Петер, ты меня слышишь! Отвечай! Вот, доктор, вы же сами видите, он умирает!

– ЭКГ в норме, легкая тахикардия, но ничего серьезного. Пульс – сто, давление – девяносто на шестьдесят. Температура тридцать девять и четыре, кислород – восемьдесят семь процентов, – доложила стоявшая у изголовья кровати медсестра. – Стандартные анализы взяли. Еще что-нибудь нужно?

– Сперва я хочу узнать, в чем дело, – ответил Юнатан, поздоровавшись с Соньей Седеррот и присев на краешек кровати. От усталости голова плохо соображала. Слишком яркий свет резал глаза. Если бы не этот срочный вызов, он бы уже ехал домой, выяснять, что там стряслось. Где Моргана носит, черт бы его побрал? Жена пациента тараторила, не делая пауз между словами. Юнатан даже испугался за себя, когда вдруг понял, что вообще ее не слушает.

– Прошу прощения, давайте начнем с самого начала.

– Доктор, мой муж выздоровеет? Ах, что же делать? За обедом Петер не съел ни крошки, даже к клецкам не притронулся, хоть они были с маслом и зеленым горошком.

Юнатан чувствовал, как раздражение нарастает. Женщина болтала без умолку, сыпля малозначительными деталями и не позволяя ему сконцентрироваться.

– Расскажите мне, что произошло, – на этот раз он задал вопрос самому пациенту. – Как давно повысилась температура?

– Он не стал мерить температуру, хоть я и настаивала, – ответила Сонья за мужа. – Он никогда ее не меряет, говорит, и так почувствует, если вдруг залихорадит. А я, доктор, думаю, попросту конфузится, боится термометр в зад себе засунуть. Я слышала, Берит Хоас померла, неужто правда? Нам ее сестра позвонила, когда мы в больницу ехали. Она совсем плоха, сестра то бишь. Так вот Берит – почти нам соседка, а с Рубеном Нильсоном вообще окна в окна жила! Они его в такой черный мешок на молнии положили, мне муж сказал. А с голубями-то беда какая, их ведь штук шестьдесят было, не меньше, представляете, доктор? Что нам теперь делать?

– Давайте помедленней, а то я за вами не поспеваю, – произнес Юнатан и положил руку на плечо встревоженной женщине, надеясь хоть как-то ее успокоить и получить более связный рассказ.

– Голуби Рубена сдохли, и сам Рубен мертв, и Берит тоже. Будто чума их всех скосила. Понимаете, доктор, что я говорю? Чума! И Петер мой тоже теперь умирает. Смотрите, он задыхается, а сердце вон как бьется, просто кошмар!

– Вы контактировали с голубями? – Юнатан снова повернулся к пациенту, пытаясь добиться от него ответа.

Петер Седеррот поднял взгляд и, сделав над собой усилие, произнес:

– Я забрался на голубятню, и они там все валялись дохлые. Все до единого. А потом я обнаружил Рубена, он лежал в постели, мертвый. – Шмыгнув носом, Петер добавил: – Наши голуби пока в порядке.

Юнатана Эриксона озарила ужасная догадка. Он больше не слышал, что они говорят. В ушах шумело, а перед глазами мелькало озадаченное лицо Соньи. Медсестра участливо положила ему руку на плечо, но он не отреагировал. В голове звучал голос Берит Хоас: «Я работаю поварихой в детском футбольном лагере. Надеюсь за выходные поправиться, чтобы в понедельник снова выйти на работу, а то меня детишки ждут, пятьдесят ртов, это вам не шутка!» Господи, пятьдесят детей! Юнатан пробормотал какие-то извинения и попятился к двери, потащив за собой медсестру. Вон из палаты, как можно быстрей! Он зажал рот рукой и постарался задержать дыхание, позволив себе глотнуть воздуха, лишь отойдя подальше в коридор. Там он остановился, уставившись на скелет, который ортопеды использовали в качестве наглядного материала, когда общались с пациентами. Казалось, остатки решимости покинули дежурного врача. Юнатан просто стоял и глубоко дышал.

– Юнатан, в чем дело? На тебе лица нет. Объясни, что происходит! Ты меня пугаешь. Тебе плохо? – взволнованно спрашивала Агнета.

– Очень хочется надеяться, что я заблуждаюсь, но лучше будет перестраховаться. Зовите меня ненормальным, параноиком, кем хотите, только срочно достаньте все защитные маски, какие у нас есть. Лучше маски с фильтром «РЗ», респираторов «3 М» хватит часов на восемь, в крайнем случае – обычные лицевые маски. Персоналу, который входит в девятую палату, надеть защитные халаты, перчатки и самые надежные маски. Пациента и его жену тоже снабдить средствами защиты, пока не выясним, с какой заразой имеем дело. И найди мне эпидемиолога, сейчас же!

– По-твоему, что это за вирус?

– Вероятно, птичий грипп. Мне нужен список всех, с кем Петер встречался за последние пять дней. Господи, он же сидел в приемном покое. Сколько времени он там провел? Я помню, что видел, как он угощает леденцом какого-то малыша с игрушечным трактором.

Глава 10

– По предварительным данным, на Готланде выявлен случай заражения человека птичьим гриппом, в связи с чем рекомендуется отказаться от поездок на остров. Также мы просим всех, кто пользовался услугами такси в Висбю вечером первого июля и в ночь на второе июля позвонить в инфекционное отделение больницы по специально выделенной для этого телефонной линии: 0498-690 001. Ситуация находится под контролем, и причин для беспокойства нет. Тем не менее мы настаиваем на том, чтобы больные с симптомами гриппа не приходили самостоятельно в поликлиники и больницу. При необходимости наши доктора нанесут визит к вам домой. Связаться с медсестрой и вызвать врача на дом можно по телефону 0498-690 002. Для получения общей информации звоните по номеру 0498-690 003. Подчеркиваем, окончательного подтверждения о выявлении случая птичьего гриппа пока нет. Просим всех сохранять спокойствие.

Новостная радиопередача продолжилась прямым включением из парка Альмедален, где проходила Неделя политиков. Женщина-журналист выдвинула обвинения в сексуальном домогательстве нескольким политикам из разных лагерей. Министр равноправия Микаэла Нильсон резко осудила замешанных в этой истории. Пахло скандалом.

Мария Верн выключила радио и включила компьютер. В соседнем кабинете Томас Хартман разговаривал с женой по телефону: слова любви, пара фраз о повседневных делах и снова уверения во взаимных чувствах: «Да, и я тебя». И это после тридцати лет в браке! Счастливцы. Отдавая руку и сердце второй половинке, конечно, надеешься, что ваш союз продлится всю жизнь, но ожидания оправдываются далеко не всегда. И в момент разочарования очень важно не начать винить себя. Следует собрать в кулак все угрызения совести, раздробить их в мелкую крошку, а потом сдуть с ладони, словно пылинки. Если начать искать причину в себе, ничего толком не добьешься, станет только хуже. Больней всего наблюдать чужое счастье и пытаться понять: в чем же моя оплошность? А самое страшное – думать, что никогда больше не найдешь того, с кем можно разделить кров и на кого можно положиться.

Хартман положил трубку и начал громко насвистывать, причем не основную мелодию песни, а словно бы подголосок. Похоже было на вокальную импровизацию, как если бы кто-то подпевал в наушниках своему плееру. И вот – звук отодвигаемого стула, и седая грива уже в дверном проеме.

– Нам прислали предварительный протокол вскрытия мужчины из Вэшэнде. Он умер вследствие ножевого ранения в шею в ночь с 28 на 29 июня. На пятках ссадины со следами грязи – возможно, тело тащили по земле. На левом плече едва заметный порез, на груди – старый шрам. На этом пока все, ждем результатов химического анализа. Установить личность так и не удалось. Ни по возрасту, ни по внешним приметам он не подходит под описание людей, о чьей пропаже заявлено на данный момент. Темные волосы наводят на мысль, что этнически он отличается от среднего Свенсона, – отчитался Хартман и добавил, покосившись на часы: – Я собирался дойти до скамейки у крепостной стены, неподалеку от каменоломни Эстергравар, и там съесть свои бутерброды. Составишь компанию? Хочется развеяться, ненадолго окунувшись в Средневековье.

– С удовольствием, – сказала Мария и уже встала, чтобы выйти вслед за ним, как вдруг зазвонил телефон. Она попросила Хартмана немного подождать и взяла трубку. Томас между тем ушел к себе в кабинет за бутербродами.

– Я ищу Марию Верн, маму Эмиля. Я туда попала? – спросил женский голос.

– Да, – ответила Мария, чувствуя, как на нее накатывает волна беспокойства. Эмиль поранился? Ударился головой? Заболел и его надо забрать из лагеря? Или он просто соскучился по дому? Линде разрешили поехать с папой – может, он завидует сестре? Хотя ему самому позволили выбрать, чем он займется. Вдруг он передумал и теперь хочет к папе?

– Меня зовут Агнета, я работаю медсестрой в инфекционном отделении больницы Висбю. Сегодня вечером мы собираем родителей всех детей из футбольного лагеря на информационную встречу по поводу птичьего гриппа. Не волнуйтесь, это просто мера предосторожности.

– В каком смысле? – переспросила Мария, присев на стул и пытаясь понять, что говорит медсестра.

– Мы все объясним на сегодняшней встрече. Она состоится в Варфсхольме.

– Объясните сейчас! – Лицо Марии покраснело, а шея покрылась пятнами. – Вы думаете, что дети могли заразиться птичьим гриппом? Его нашли у поварихи, Берит Хоас, верно? Я слышала, она в больнице. Это у нее птичий грипп? Ну, отвечайте же!

– Я не уполномочена отвечать на подобные вопросы. Если вы хотите уточнить какие-нибудь важные детали перед встречей, свяжитесь, пожалуйста, с доктором Юнатаном Эриксоном по телефону горячей линии.

Голос медсестры звучал как-то принужденно. Надо полагать, ситуация хуже, чем ее пытаются представить. «Если она снова скажет, что причин для беспокойства нет, я закричу», – подумала Мария, чувствуя, как нарастает ненависть к звонящей. Взволнованная мать, конечно, понимала: бедняга обязана делать свою работу, следуя строгим предписаниям. Но неужели нельзя хоть разговаривать по-человечески, а не сплошными официальными штампами. «Эмиль, мальчик мой, как ты там?» Нарастающая тревога стальным кольцом сжимала горло.

– Что вы собираетесь предпринять? Взять у детей анализы? Сделать им прививку? А вакцинация поможет, если они уже заражены? Вакцина вообще имеется? Или специальные лекарства?

– Повторяю: со всеми вопросами лучше обращаться к нашему врачу. Причин для беспокойства нет. Мы принимаем меры на случай, если наши подозрения об инфицировании вирусом птичьего гриппа подтвердятся. Но точно мы еще ничего не знаем.

– Раз вы просите по радио воздержаться от поездок на Готланд, подозрения должны быть основательные. Иначе никто не стал бы рисковать огромными суммами денег, которые приносят острову туристы. Ведь так? – Да, тон довольно жесткий, но спуску медсестре она не даст.

В дверях появился Хартман с коробкой бутербродов в руках и довольной миной на лице.

– Ты идешь? – спросил он, шагнув через порог. – В чем дело, Мария? Что-нибудь случилось?

– Прости, я не могу. Нужно позвонить. Это касается Эмиля. Потом объясню.

Вместо того чтобы уйти, Томас тихонько присел рядом, даже не открыв коробку с едой. Марии стало спокойней, будто в его присутствии ничего дурного произойти не может, будто он – залог уверенного существования, в котором дети не заражаются опасными для жизни болезнями. Мария попыталась дозвониться врачу-инфекционисту по номеру, который дала ей медсестра: занято. Больше всего ей хотелось взять и помчаться в школу Клинте, убедиться, что с Эмилем все в порядке. Мысли путались. Но что она может сделать, если он уже заболел? Нужно сначала выяснить, успел ли он заразиться, правильно? Опять короткие гудки. Как хорошо, что Хартман рядом, есть с кем поделиться всеми опасениями.

– Я подумала о соседе поварихи, Рубене Нильсоне, том старике с почтовыми голубями. Его ведь нашли дома в постели, мертвым. Значит, все серьезней, чем они говорят. Ну почему все время занято? Они же понимают, что родители беспокоятся. Речь о моем ребенке!

– Насколько заразен этот вирус? – спросил Хартман, не зная, что еще сказать, чтобы поддержать Марию и показать: он здесь, он слушает.

– Понятия не имею. Если он передается как обыкновенный грипп, то значит, при чихании опасное расстояние вроде бы метров десять. Дальше все зависит от того, насколько сильна иммунная система. И еще есть, конечно, препараты, останавливающие развитие инфекции.

– Да, тамифлю. Год назад, когда в юго-восточной Азии разразилась эпидемия птичьего гриппа, Швеция решила закупить это лекарство на миллион человек из расчета по десять капсул на каждого. Тогда собирались сформировать стратегический запас, надеюсь, это сделано.

– Да, припоминаю, я тоже об этом читала. Якобы врачи выписывали препарат кому попало, и он исчез из аптек, а те, кому он потом действительно понадобился, были вынуждены ждать новых поставок. Почему до него не дозвониться? Что за неуважение? Если такой шквал звонков, организуйте дополнительные линии! Почему я должна слушать эту чертову музыку? Сначала бодро наигрывают на фортепиано, а затем вступает скрипка, подстегивая ритм. Очень успокаивает. Настолько, что я просто в бешенстве!

Томас собрался было что-то сказать, но тут Марию соединили с инфекционистом. Она показала рукой, чтоб Хартман помолчал и, зажав трубку между ухом и подбородком, потянулась за карандашом и листком бумаги.

– Я хочу знать правду, – потребовала Мария, задав прямой вопрос о Берит Хоас после того, как доктор представился.

– Я не могу дать вам информацию о конкретном пациенте. Это врачебная тайна. Надеюсь, вы будете ее уважать. А правда заключается в следующем:

пока мы и сами не разобрались, но вместо того, чтобы зарыть голову в песок, как страус, принимаем меры предосторожности. – Последовал тяжелый вздох.

С чего ему-то вздыхать? Это не у него ребенок в опасности. «Надеюсь, вы будете ее уважать», – мысленно передразнила врача Мария. Зачем такой официоз? От него только хуже! В подобный момент ждешь понимания и участия.

– Прекрасно. И что вы собираетесь делать с детьми, если они уже заразились? Я хочу знать прямо сейчас. А потом я собираюсь поехать в лагерь и забрать сына домой. Не позволю ребенку оставаться там, где есть опасность для его жизни.

– Боюсь, все не так просто. Наш эпидемиолог постановил учредить карантин. Все дети должны остаться в школе. Если кто-то из них уже заражен, нельзя позволить вирусу распространиться дальше. Дети получат терапию от птичьего гриппа.

– Какой еще карантин? Вы и вправду не отпустите моего сына домой? А что, если он полностью здоров, но, скажем, завтра заразится от какого-то другого ребенка? Просто потому, что вы не дали ему уехать. У вас что, есть законное право так поступить? Если нет, то имейте в виду: это статья уголовного кодекса – незаконное лишение свободы. Я надеюсь, вы понимаете всю серьезность положения? – Марию охватила внезапная ярость. Вот бы поговорить с этим докторишкой с глазу на глаз, так чтоб ему некуда было увильнуть!

– Если выяснится, что мы имеем дело с мутировавшей формой вируса, чего мы давно опасались, а карантин не будет соблюден, то заразятся тысячи людей, скажу вам открытым текстом. Эпидемиолог имеет законное право задерживать людей для сдачи анализов. Мы рассчитываем, что пяти суток в карантине будет достаточно. В случае, если никто не заболеет. Каждый ребенок будет помещен в отдельную комнату, чтобы они не заразили друг друга. Покидать свою комнату они будут только в защитной маске. Медицинский персонал также разместится в школе. Трижды в день мы будем измерять у детей температуру. У каждого ребенка будет мобильный телефон, чтобы он мог звонить родителям. Я понимаю, вам нелегко, – добавил доктор более мягким тоном.

– Как долго мой сын останется в карантине? – спросила Мария, ища взгляд Хартмана, словно опору – чтобы найти в себе силы выслушать ответ.

– В лучшем случае вся эта история закончится завтра же. За сутки мы сможем выяснить наверняка, имеем ли дело с вирусом птичьего гриппа.

– А как, по вашему мнению, это он?