Вкус убийства

– Не передергивай. Психотерапевта ничего не может смутить, но я, если ты заметила, еще и женщина. – Верины скулы слегка порозовели, и от этого она стала еще привлекательнее. Глаза, обычно казавшиеся сине-серыми, холодными, в эту минуту стали глубокими, как сиреневый бархат. – Хотя пора бы уже привыкнуть, что нашему телезрителю, чтобы что-нибудь втюхать, нужно непременно показать снятые штаны и голую задницу. Без «клубнички» телевизор никто смотреть не будет, да?

– Да, – кивнула Лидия Завьялова. – Эпатаж любой ценой. Ты точно определила суть массовой культуры. Это раньше для наслаждения искусством были специальные места, куда ходили по праздникам. А сегодня оно само входит к тебе в дом.

– И берет за горло. Не без вашей помощи, госпожа актриса, – прищурилась Вера. – Да ладно, не хмурься, я все понимаю. Просто слишком много стали показывать обнаженное женское тело, и это лично меня раздражает. Причем не самим фактом, а попыткой с его помощью манипулировать грешными зрителями. Уж поверь мне, я в манипуляциях кое-что понимаю. Реклама, например, постоянно хватает тебя за основной инстинкт и тащит. Но когда для глаз столько вокруг всего интересного, зачем еще добавлять? Все равно что сыпать сахар в мед. Если обнаженного женского тела слишком много, то, как говаривали Ильф с Петровым, в этом зрелище так же мало эротики, как в серийном производстве пылесосов или арифмометров.

– Они так и написали? Надо же, – удивилась Лида. – Это как будто прямо про передачу на другом телеканале, конкуренте этого. Там идет просто бесконечное раздевание девушек, они танцуют у шеста одна за другой, а зрители им выставляют оценки. Как на олимпиаде. Но только на нашей передаче, госпожа доктор, девушка должна сначала проявить хоть какую-то эрудицию, а уж потом предъявить свои прелести, если эрудиции недостаточно.

Вера расхохоталась, на ее щеках появились симпатичные ямочки. Ей почему-то стало безудержно весело: она представила, как девицы-модельки, не приспособленные для интеллектуальных игр, натужно пытаются угадать слово, а оно, черт бы его побрал, не угадывается!

Этот музыкальный смех напомнил Лиде день, когда они с Верой познакомились. Череду безрадостных черных дней Завьялова тогда была готова закончить жирнющим крестом на своей творческой жизни: депрессия ухватила ее цепкими лапами с острыми коготками. Но ужаснее всего для талантливой актрисы было полное равнодушие к сцене. Казалось, игра и вообще темперамент навсегда исчезли из ее души. Все потускнело… Кто-то из знакомых посоветовал ей обратиться к психотерапевту Лученко. Она пришла к Вере Алексеевне, абсолютно не веря в исцеление, но чтобы окончательно убедиться, что помочь ей нельзя, и чтобы знакомые отстали раз и навсегда. И тогда случилось нечто, чего Лида не могла бы даже толком объяснить. Она поздоровалась, Вера ответила – и в актрисе словно задрожала какая-то струна.

Голос. Верин голос был тихим и громким, сильным и слабым, знакомым с колыбели и новым. Нет, никакого гипноза, просто беседа, хорошая, задушевная, такое устаревшее обычное занятие – но именно беседа вернула актрисе интерес к жизни. С еще большей силой вернулось желание играть. Одним словом, депрессия вскоре исчезла так же внезапно, как и появилась. Зато возникла дружба.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.