Генерал подал знак рукой, и свет погас. На небольшом экране появился остров, снятый с высоты птичьего полета. Камера остановилась на зеленой лужайке, где паслось стадо коров. Рядом находился человек в темной одежде. Все они казались игрушечными. У Смита Бартона заныло вдруг под ложечкой — он понял: что-то должно произойти.
      И действительно: через несколько секунд с лужайки исчезли и человек, и животные. После этого она посерела, почернела, а затем вновь засверкала зеленью. Изображение оборвалось. Экран какое-то мгновение светился белесым оком, потом погас.
      В зале установилась тишина. Казалось, еще немного — и вынести ее не будет сил.
      — Дайте свет, — негромко сказал генерал. Комната, в которой находилось шесть человек, озарилась светом. Ни один из зрителей не нарушил молчания.
      Смит осторожно огляделся и увидел, что все по-прежнему смотрят на экран. Недвижно. Лишь находившийся рядом с ним человек, которого генерал представил перед просмотром как профессора Садлера, вдруг заерзал в кресле, потом приподнял портьеру (он сидел с края ряда) и задвинул за нее «дипломат».
      «Типично рефлекторная реакция, — по профессиональной привычке журналиста создавать образ любого незнакомого человека отметил Смит. — В минуты растерянности ему необходимо обязательно что-то делать: или четки перебирать, или портфель с места на место переставлять. Лишь бы не бездействовать».
      Пауза явно затянулась. Почувствовав это, генерал проговорил:
      — Итак, господа, мы с вами только что увидели в действии новое оружие, которого еще не знало человечество. Отныне войны навсегда уйдут в область преданий: противостоять стороне, владеющей таким оружием, — бессмысленное занятие. Мир будет развиваться теперь по нашему сценарию. Впрочем, — тут генерал позволил себе улыбнуться, — оставим эти вопросы политикам: они лучше нас сумеют распорядиться блестящим достижением.
      Оглядев присутствующих, он продолжил:
      — Прежде чем перейти к деталям, хочу сразу же внести ясность в один щекотливый вопрос. Человек, которого мы видели на экране, — отпетый негодяй, приговоренный к смерти. Думаю, что мы проявили акт гуманизма, предоставив ему возможность умереть столь безболезненно и мгновенно. Он, естественно, ничего не знал об опыте… Будут какие-либо вопросы по этому поводу?
      Вопросов не было.
      — В таком случае, — сказал генерал, — предоставляю слово профессору Садлеру, чей гений сделал могущество нашей страны беспредельным.
      Все повернулись в сторону профессора. Садлер потер лоб рукой, разглаживая морщины, и после этого заговорил. Голос у него был резкий. Словно читая лекцию, он тщательно подбирал слова.
      — Генерал прав: такого оружия история человечества не знала. Подробно объяснять механизм его действия в данный момент полагаю нецелесообразным. Это заняло бы у нас массу времени, и, кроме того, прошу прощения, для понимания сути дела необходимо иметь солидную научную базу. Действие оружия вы только что видели. Оно способно мгновенно, без следа, уничтожить любое белковое соединение. Все живое, попадающее в зону поражения, расщепляется на атомы и бесследно исчезает. Понимаю, что это звучит фантастически, но не менее фантастическим в свое время казался пулемет, а затем атомная бомба. Теперь настал черед нового вида оружия. Его колоссальное преимущество состоит еще и в том, что оно может действовать строго избирательно, с точностью до метра. Мы можем нарисовать на карте земного шара любую геометрическую фигуру и ограничить действие оружия ее границами, сколь бы замысловатыми они ни были. Живое в рамках этого района мгновенно исчезнет, превратится в ничто. А дома, фабрики, заводы, материальные ценности останутся в сохранности. Тут напрашивается аналогия с нейтронной бомбой. Но, во-первых, ее надо доставить в заданный район, а, во-вторых, действие бомбы локализовано. Новое оружие, повторяю, не знает границ, для него нет преград. Правда, тут есть один вопрос, — Садлер замешкался, — который пока еще решить не удалось. Но, надеюсь, в ближайшее время…
      Не закончив мысль, профессор взмахнул вдруг рукой и стал медленно валиться набок. Все остальные тоже, словно по мановению волшебной палочки, один за другим начали оседать в своих креслах. Смит едва успел заметить это и в то же мгновение почувствовал несильный удар в грудь. Увидел: прямо напротив сердца, там, где в кармане пиджака лежала записная книжка, торчит небольшая игла. Тут же уловил движение в углу зала: из-за портьеры осторожно выглянул человек с длинноствольным пистолетом в руке. Бартон все понял, сердце его учащенно заколотилось. Записная книжка спасла ему жизнь, и теперь все будет зависеть от того, насколько успешно он сумеет притвориться мертвым. Журналист затаил дыхание. Прошло несколько секунд, каждую из которых он считал последней.
      — Все в порядке, спят как миленькие, — услышал он чей-то голос.
      «Снотворное!» — мелькнуло в голове Смита. Эта мысль помогла ему успокоиться: судя по всему, убивать здесь никого не собирались.
      — Один пусть встанет у двери, — раздалась команда.
      Смит услышал, как сдвинули кресла: кого-то пытались вытащить из ряда.
      — У него был «дипломат», — произнес все тот же повелительный голос. Найдите немедленно.
      Журналист понял, что речь идет о чемоданчике, который Садлер засунул за портьеру.
      После нескольких томительных мгновений послышался голос, полный растерянности:
      — Его нет нигде!
      — Ищите лучше! — сердито прозвучал окрик.
      Смит услышал, как между рядами кресел пробирается человек. Он остановился рядом с ним, бесцеремонно отодвинул в сторону ноги. Заглянул под кресло. Журналист не удержался и, на долю секунды приоткрыв глаза, увидел мелькнувшее перед ним лицо с небольшим, но глубоким шрамом на правой щеке.
      — «Дипломата» здесь нет! — раздалось из другого конца зала.
      — Ладно, черт с ним! Уходим! — произнес повелительный голос рядом со Смитом, и журналист понял, что только что видел руководителя налета. Затем послышался звук удаляющихся шагов, короткие, невнятные реплики, скрип открываемой двери. Наконец все стихло.
      Несколько минут он продолжал лежать в кресле без движения, пока окончательно не убедился, что неизвестные удалились. Затем осторожно приоткрыл глаза, немного приподнялся, в кресле и осмотрелся.
      Все приглашенные на просмотр лежали в нелепых позах. Все, кроме Садлера! Профессора не было.
      Смит, движимый неясным порывом, кинулся к тому месту, где стоял «дипломат».
      Скорее всего, в эти мгновения им руководил газетчик-профессионал, для которого главное — погоня за сенсацией, где бы и с чем бы она ни была связана. Отодвинув портьеру, журналист обнаружил то, что безуспешно пытались найти незнакомцы. Открыв «дипломат», он увидел, что в нем находится одна-единственная вещь видеокассета. Взяв ее, засунул под рубашку, за ремень. Оглянулся. Все было по-прежнему, никто не шевелился. Смит подошел к двери и почти бесшумно повернул ручку.
      В коридоре никого не было, и журналист побежал вглубь здания, туда, где он, направляясь в просмотровый зал вместе с генералом, предъявлял пропуск на контрольном пункте.
      Дежурный на КП, не дослушав до конца сбивчивый рассказ Смита, включил сигнал тревоги, и тотчас все здание наполнилось топотом ног, отрывистыми звуками команд. Откуда-то появились люди в белых халатах, с носилками. Смит двинулся за ними в зал, но сержант, командовавший дежурной службой, остановил его:
      — Прошу вас оставаться на месте! За вами сейчас придут.
      Ждать пришлось недолго: из-за поворота коридора буквально вылетел встревоженный человек невысокого роста, в штатском. Не говоря ни слова, он схватил Смита под руку и увлек за собой. Пройдя с десяток метров, остановился перед внушительной дверью, отпер ее и втащил журналиста в кабинет.
      В кабинете «штатский» действовал все так же стремительно: включил свет, уселся за стол, нажал кнопку селекторной связи, отчетливо произнес: «Я — в М-12». Развернулся на вращающемся кресле. Затем достал из шкафчика магнитофон, положил его перед собой на стол и красноречиво указал на него Смиту: мол, беседа будет записываться. И только после этого произнес:
      — Прежде всего, скажите, когда все это случилось?
      Смит подумал секунду и ответил неуверенно:
      — Мне трудно судить о времени: я был очень напуган, но все же, думаю, прошло не больше десяти минут.
      — Так. Значит, неизвестные…
      — Они стреляли иглами.
      — Игла у вас сохранилась?
      Смит протянул иглу с небольшим утолщением на конце — ее он предусмотрительно положил еще в зале в нагрудный карман пиджака. Хозяин кабинета лишь мельком взглянул на иглу, нажал кнопку на столе и сказал появившемуся в дверях рослому парню:
      — В лабораторию!
      Затем продолжил:
      — Вы разглядели кого-нибудь из нападавших?
      Смит отрицательно покачал головой.
      — Отвечайте «да» или «нет», — заметил ему «штатский». — Ваши жесты на пленку не запишутся.
      — Нет, не разглядел, — сказал журналист.
      — Вы не заметили ничего подозрительного во время демонстрации фильма?
      — Нет.
      — Кто вошел первым в зал?
      — Мы вошли все вместе. До этого собрались в кабинете генерала, где он представил нас друг другу.
      «Штатский» промолчал. Затем спросил:
      — Кто был поражен иглами первыми?
      — Мне трудно ответить на этот вопрос точно. Когда все произошло, мое внимание было сосредоточено на профессоре. Я увидел, что он вдруг осел в кресле. После этого заметил, что и остальные так же оседают на своих местах. Затем почувствовал толчок в грудь и, поняв, что торчащая игла попала в записную книжку, решил симулировать смерть.
      — Смерть?
      — Да. Я вначале подумал, что нас решили убить.
      — В таком случае у вас великолепная реакция, мистер…
      — Бартон.
      — Да. И крепкие нервы. Очень крепкие! Откуда у вас такое самообладание?
      — В молодости командовал взводом специального назначения. Став журналистом, побывал во многих «горячих точках» планеты. Многому научился.
      — Понятно! Скажите, почему вы подняли тревогу, а не попытались оказать помощь тем, кто находился в зале? — Заметив протестующее движение Смита, «штатский» добавил неожиданно мягким, почти дружеским тоном: — Я вас спрашиваю о том, о чем обязан спросить в этой ситуации любого. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в серьезности происшедшего.
      Смит утвердительно кивнул головой и вдруг почувствовал симпатию к этому маленькому человеку, на чьи плечи, судя по всему, неожиданно свалился громадный груз ответственности.
      — Постараюсь помочь вам, — произнес журналист. — Я уже говорил, что успел заметить впившуюся в записную книжку иглу. И позже, после некоторых реплик неизвестных, понял, что нас хотели всего лишь усыпить, а не убить. Если бы все было иначе, что помешало бы им стрелять по-настоящему?
      — Логично, — заметил «штатский». — А теперь скажите, генерал проинструктировал вас, как следует вести себя в дальнейшем?
      — Лишь в общих чертах. Подробные инструкции я должен был получить после просмотра. Он собирался позже обговорить со мной детали.
      — А вы никому не говорили о предстоящем просмотре?
      — Нет, конечно. На этот счет получил недвусмысленные указания и строго придерживался их. Я не первый год работаю в газете и кое-какие истины успел усвоить довольно хорошо.
      — Приятно слышать это, мистер Бартон. Ну, а теперь давайте сделаем так. Я вас ненадолго покину, а вы наговорите в этот ящик, — «штатский» кивнул в сторону магнитофона, — все, что произошло с вами сегодня. Начиная с того момента, как вы вступили на нашу территорию. Старайтесь не пропускать ни малейших подробностей. Например, таких, как «генерал встал, протянул руку, пригладил волосы» и прочее. Словом, как если бы вы писали свой репортаж для самых что ни на есть тугодумов. Договорились? А я загляну попозже.
      «Штатский» вышел из-за стола и направился к двери. Через пару секунд Смит услышал, как за его спиной щелкнул замок.
      Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать, а хозяин кабинета не возвращался. Смит давно уже закончил свой «репортаж для тугодумов» и теперь сидел за столом, размышляя над невероятным событием, участником которого он оказался.
      Прежде всего появилось чувство тревоги из-за того, что он не сказал «штатскому» о поисках налетчиками «дипломата», а также о том, что мельком видел лицо их руководителя. И главное, что видеокассета находится у него. Но в конце концов Смит решил: придет время — расскажет. Он понимал, что произошло нечто из ряда вон выходящее и судьба дала ему в руки уникальный шанс.
      Журналист вспомнил начало всей истории.
      Впрочем, если говорить о начале, то вспоминать надо прежде всего о Сьюзен. Знакомясь с ней, Смит не знал, что она — дочь высокопоставленного военного. Поэтому, когда стало известно, что его будущий тесть — генерал, журналист счел это неплохим приданым, не более того. Но приданое в конечном итоге оказалось значительно более ценным, чем он мог предположить. Со временем генерал стал подсказывать Смиту, который специализировался на освещении армейской жизни, такие темы и пути выхода на них, за которые дорого заплатили бы многие его коллеги. И это вскоре вывело начинающего журналиста в первые ряды пишущей братии. Поэтому, когда два дня назад тесть позвонил и начал напрашиваться на ужин, он не особенно удивился такой настойчивости.
      Когда ужин закончился, пятилетний Билл вместе со Сьюзен покинули столовую. Генерал, раскурив трубку, начал издалека:
      — Мир находится на пороге больших событий. Мы у истоков новой эры в истории человечества. И я — один из тех, кто об этом осведомлен. То, что сейчас скажу, — государственный секрет. И, видит Бог, я не сторонник того, чтобы кто-нибудь узнал о нем. Но… приказ есть приказ.
      Генерал вздохнул, помолчал. Затем снова заговорил:
      — Буду краток: последние пятнадцать лет я руковожу секретными исследованиями по созданию нового вида оружия. Лишь избранные знают, о чем идет речь. На днях состоялись испытания. Они дали положительный результат. И теперь требуется… «утечка» информации, естественно, как ты понимаешь, откорректированной в нужном нам направлении. Я, правда, был против этого излишне усложненного хода, но поскольку «утечка» санкционирована, не вижу причин, препятствующих тому, чтобы именно ты был к ней причастен.
      Генерал помедлил немного. И, решив, что вопрос не подлежит обсуждению, сказал:
      — Надо сделать все таким образом, чтобы ни у кого не возникло сомнения в достоверности твоей информации. Ни твой редактор, ни кто-либо другой не должен знать о нашем разговоре. Начнется обычная шумиха, тебя попытаются привлечь к ответственности, будут требовать, чтобы ты назвал источник информации, но ты молчи! Под тяжестью улик мы признаемся, что у нас действительно ведутся определенные исследования по созданию… средств защиты. Впрочем, данная проблема тебя касаться не будет. Мы с тобой должны отработать «утечку». Договорились?
      Генерал задал вопрос. И тут же сам, не дожидаясь ответа, произнес утвердительно:
      — Договорились!
      Как только Смит дошел до этой сцены в своих воспоминаниях, у него за спиной раздался скрежет ключа в замке. Вошел уже знакомый ему человек.
      — О том, что вы были здесь, никому ни слова. Для всех вы спали так же, как и остальные. Просто проснулись раньше, и вас раньше допросили. Понятно? И прошу учесть, что молчание в ваших интересах.
      После этих слов Смит был препровожден в кабинет генерала.
      Там уже собрались все участники просмотра. Минут через десять пришел и сам генерал. Он сел за свой огромный, массивный стол. И, обведя всех присутствующих тяжелым, мрачным взглядом, сказал:
      — Господа, совершено дерзкое похищение профессора Садлера. Мы пока не знаем, чьих это рук дело. Но уже блокированы все дороги, аэропорты страны. Необходимые силы приведены в состояние повышенной готовности. Правда, на мой взгляд, в ближайшее время рассчитывать на положительные результаты поисков было бы наивно: у тех, кто совершил похищение, конечно же, хватит ума отсидеться в заранее подготовленном месте.
      Через мгновение он добавил:
      — Всем необходимо хранить полное молчание о происшедшем. Из города никому не выезжать. О малейших контактах с сомнительными личностями, подозрительных телефонных звонках немедленно сообщать мне.
      Когда все поднялись со своих мест, генерал обратился к зятю:
      — А ты, Смит, задержись!
      После этого генерал встал из-за стола, прошелся по комнате и грузно уселся напротив Смита. Журналист поразился той перемене, что произошла за считанные минуты с его тестем: он постарел лет на десять и выглядел тяжелобольным человеком.
      — Ну, что ты думаешь обо всем этом? — устало спросил генерал.
      — Я считаю, что совершить налет могли только те, кто был прекрасно осведомлен о ваших планах. И кто имел сюда доступ.
      — Да, ты прав. И это меня очень тревожит. Здание, где мы сейчас находимся, является филиалом центральной лаборатории. Мы его выбрали потому, что здесь меньше любопытных глаз и охрана достаточно надежная. Но сегодня — надо же было случиться такому совпадению! — привезли новое оборудование. И на территории оказались посторонние…
      — И кто-то из них, — высказал предположение Смит, — проник в зал и устроил аптечную стрельбу? Неужели нельзя было найти более удобный случай, чтобы похитить профессора?
      Генерал одобрительно кивнул головой.
      — Резонный вопрос, Смит. Но у налетчиков просто не было другого случая. Видишь ли, Садлер, как и его работа, строго засекречен. Насколько это, конечно, возможно в наше время. Хотя, естественно, и он располагал определенной долей свободы. Профессор любил шикарные курорты, дорогие отели, да и вообще красивую жизнь! Но в последние месяцы его будто подменили. Я объяснял это тем, что работа вступила в решающую фазу. Но теперь, анализируя происшедшее, склонен думать, что Садлер был чем-то напуган. Он прервал абсолютно все связи с окружающим миром, буквально не выходил за территорию лаборатории. Более того — поселился там. А вчера потребовал, чтобы на просмотр мы его доставили на вертолете. Наотрез отказался ехать в автомобиле. Пришлось пойти на уступку. Я начинаю подозревать, что если бы мы поехали с Садлером на автомобиле, просмотра вообще не было бы. Но вот что не дает мне покоя: как его вывезли с территории? Надеюсь, в ближайшее время мы получим ответ хотя бы на этот вопрос.
      Генерал выглядел крайне озабоченным. Смиту стало жаль его.
      — Это все отразится на вашей карьере? — спросил он.
      Генерал удивленно посмотрел на него.
      — Я пока всерьез не задумывался над этим. Но думаю — вряд ли. Я ведь не отвечал за безопасность Садлера.
      В разговоре наступила пауза. Генерал барабанил по столу короткими, сильными пальцами. А Смит раздумывал, стоит ли говорить тестю о том, что он увидел и услышал во время налета. Наконец решился.
      — А что было у Садлера в «дипломате»? — спросил Смит.
      — В «дипломате»? — удивился его тесть. — Почему ты об этом спрашиваешь?
      — Похитители интересовались «дипломатом». Но не могли его найти.
      — Откуда ты это знаешь?!
      — Видите ли, я ведь не спал в том зале, а притворился спящим. Игла вошла в мою записную книжку. Это дало мне возможность узнать некоторые детали похищения. Я даже видел одного из налетчиков. Это был человек с небольшим, но глубоким шрамом на правой щеке.
      Генерал пристально посмотрел на Смита. Помолчав несколько секунд, сказал, понизив голос:
      — Смит, слушай меня внимательно и постарайся хорошенько запомнить то, что я тебе сейчас скажу. Ты должен забыть все, что видел и слышал по время похищения Садлера. Забыть навсегда, выбросить из головы. И ни при каких обстоятельствах никому никогда об этом не рассказывать. Если ты нарушишь мой приказ (а это приказ!), тебе будет грозить смертельная опасность, от которой никто не спасет. Понятно?!
      — Понятно, — удивленно ответил Смит. Он никогда не видел тестя таким взволнованным.

      Хьюз внимательно оглядел присутствующих. Подолгу останавливал на каждом свой взгляд, словно высчитывал их потенциал, заранее прикидывая, какую пользу может принести тот или иной собеседник в решении неожиданно возникшей проблемы. Серьезней ситуации в его практике советника главы государства ранее никогда не возникало. Похищен профессор Садлер — руководитель разработок нового вида оружия!
      Хьюз чуть наклонил свою крупную голову с вьющимися каштановыми волосами, отвисшими щеками и срезанным подбородком, сверкнул толстыми стеклами очков в роговой оправе и, поведя широкими плечами, произнес:
      — Считаю, что мы можем начинать. Ваше мнение, господа?
      Командующие сухопутными, морскими и военно-воздушными силами поочередно кивнули в знак согласия. Сидя вдоль длинного полированного стола, спокойно и молчаливо ждали указаний.
      В отличие от них начальник разведслужбы находился в крайнем возбуждении. Ему все было ясно с той минуты, как он узнал о причине срочно созванного, сверхсекретного совещания. И как только взгляд советника обратился на него, воскликнул:
      — Я бы сказал, не начинать, а кончать. У меня нет сомненья — это дело рук нашего главного противника…
      — Подождите, — прервал его советник. — Свои догадки каждый из нас выскажет позже. А сейчас предоставим слово генералу. В его ведении находится контроль за разработками нового вида оружия. Он был свидетелем похищения. Знает многие подробности необычного дела.
      И, повернувшись к шестому участнику совещания, сказал:
      — Прошу вас!
      Генерал произнес:
      — Просмотр фильма был санкционирован высоким руководством. От него же я получил рекомендации и по поводу состава просмотровой группы. В частности, в нее был включен журналист.
      — Это нам известно, — перебил его советник. — Скажите, как была организована охрана зала и самого профессора?
      — Около Садлера всегда находятся два телохранителя. Были они и в зале во время просмотра.
      — А кто охранял зал? — спросил Хьюз.
      — Он никем не охранялся.
      В глазах советника отразилось недоумение.
      — Мы же находились в военном ведомстве, — пояснил генерал. — Тем более в глубине его территории, во флигеле. Вокруг него и так, можно сказать, сотни постов. Через них невозможно пройти незамеченным.
      — Значит, вы полагаете, что профессор Садлер и его похитители находятся на территории военного ведомства?
      — Я не могу ответить на этот вопрос положительно.
      — А отрицательно?
      Генерал промолчал. За него ответил начальник разведслужбы.
      — В нашей стране профессора уже нет! — заявил он.
      — Сэр! — повысил голос советник. — Если вы хотите отвечать на вопросы, то объясните, каким образом телохранители Садлера — это ведь ваши люди — заснули первыми. Или хотя бы расскажите, какие сны они видели, лежа между кресел.
      — Спали они без сновидений, — парировал оппонент Хьюза. — Я их об этом уже спрашивал. А вот упали последними.
      — Передайте им мои поздравления. Их стойкость — наша общенациональная победа. Более того, они помогли нам и в экономическом плане, сохранив в неприкосновенности содержимое своих «бульдогов». Но раз уж вы с ними имели интимную беседу, скажите: пока они еще держались на ногах, что обратило на себя их внимание? Может быть, стадо бизонов промчалось к армейскому буфету? Или дюжина «летающих тарелок» облепила потолок кинозала?
      — Оба обратили внимание, что последним из присутствующих потерял сознание генерал.
      — О, вот как! И вы до сих пор не представили материалы о поразительном открытии на соискание Нобелевской премии? Это большое упущение.
      — Мы служим бескорыстно.
      — Приятно слышать… Генерал, — продолжил Хьюз, — я обращаюсь снова к вам. Ваше рвение на службе отмечено уже не раз. И наградами, и иными способами. Скажите, а вы не заметили чего-либо, что могло бы нас натолкнуть на какой-то определенный след в поисках профессора Садлера?
      — Нет, ничего определенного. Все произошло так неожиданно!
      — Не может быть, чтобы в истории, где столько действующих лиц, не было бы ни одной зацепки. Давайте поразмышляем. Вы тоже подключайтесь к нам, господа, — обратился советник к собравшимся. — Итак, профессор Садлер представил присутствующим новый вид оружия. Не трудно предположить, что среди зрителей находились и будущие похитители. Кто они, нам неизвестно. А им зато известно теперь очень многое. Так, генерал? Ведь Садлер говорил достаточно громко? К тому же в аппарате до стрельбы оставалась пленка. А после стрельбы ее уже не было. Я правильно анализирую ваш утренний доклад?
      — Да, пленка пропала.
      — Поскольку доблестные телохранители, как ни всматривались вдаль, нигде не могли обнаружить НЛО, то вывод один: похитители профессора не забыли и про вещественные доказательства. Кстати, что там было из этих «доказательств»?
      — Садлер пришел на сеанс с «дипломатом», — генерал помедлил. Потом резко, на выдохе, добавил: — Он тоже исчез.
      Советник усмехнулся.
      — А вы что, ожидали, очнувшись, увидеть его у вас на коленях? Что было в «дипломате»?
      — Еще один ролик пленки. Так по крайней мере говорил профессор.
      — «По крайней мере». Как бы она не коснулась самого Садлера!
      Начальник разведслужбы не выдержал остроты предположения. Промолчать в такой момент он не мог.
      — Считайте, что уже коснулась. Противник безжалостен. Задача его была получить кинодокументы и убрать нашего разработчика!
      — С вами даже и не поспоришь. Генерал, действительно никто не видел, как выглядели похитители?
      — Никто!
      — Во все это трудно поверить. Неужели новый вид оружия столь совершенен, что даже просмотр фильма о его испытании кончается исчезновением людей? Кстати, генерал, какое впечатление лично на вас произвел доклад Садлера? Мы действительно шагнули вперед?
      — Несомненно. Избирательные и экранированные взрывы ядерных устройств выдающееся достижение военной науки и техники. Теперь весь мир у нас под космическим «колпаком», и Мы можем диктовать свои условия.
      — Миру живых. А что ждет нас, если — будем исходить из худших вариантов кое-кому наши доводы не покажутся убедительными и земной шар однажды превратится в небольшой пылающий шарик на космическом маскараде планет?
      — Повторю еще раз: особое — выдающееся — достоинство нового вида оружия в его экранированности. Противник узнает о взрыве ядерного снаряда или бомбы, только удобно устроившись на небесах. Специальная система лазерной оптики и ряд других новшеств, устанавливаемых на спутниках, создают не только у людей, но и у всех установок противовоздушной обороны эффект «обмана зрения». Потенциальный враг не знает и не может узнать, когда, где, каким образом произойдет взрыв ядерного устройства. Более того, оставшиеся в живых вне «экрана», даже войдя в плоскость «цилиндра», не в состоянии догадаться по внешним признакам о том, что природа вещей изменена.
      — Это фантастика, генерал.
      — Нет, мистер Хьюз, это наука!
      — Но вы сказали о внешних признаках. Как понимать ваши слова? Что, есть и признаки «внутренние»?
      — Да, к сожалению.
      — Почему — «к сожалению»?
      — Потому, что пока еще новое оружие не доведено до совершенства. Профессор Садлер добился огромных достижений, сумев решить проблемы экранированности взрыва и восстановления местности, подвергнутой воздействию, до первоначального состояния. Но он не нашел решения вопроса, связанного с радиацией. На пораженной территории после «профилактических» работ, которые проводятся в цепной последовательности со взрывами и бомбардировками, вновь, как и прежде, будут расти деревья, распускаться цветы, пастись на лугах скот, но… Деревья, цветы, животные будут нести значительную дозу радиации. Как назвал ее Садлер, «пост-радиации». Она не опасна для человека, пришедшего на территорию «цилиндра», но лишь до тех пор, пока он не начал пользоваться продукцией окружающей среды. Спиленное им дерево, сорванный цветок, съеденный кусок жареного бекона мгновенно введут его в замкнутую цепь радиоактивного облучения. Причем для него «пост-радиация» станет смертельной.
      — Так, значит, мы создали оружие самоубийства?
      Роговая оправа очков Хьюза подпрыгнула вверх вместе с дернувшимся толстым мясистым носом. В рассказе генерала его встревожила не только информация, но и тон, которым она была изложена. Хьюзу показалось, что генерал в чем-то не откровенен, чего-то не договаривает. И, видя, что тот медлит с ответом, переспросил:
      — Оружие самоубийства?
      — Почему же? — произнес генерал. — Оружие будет уничтожать врагов. Оно создано для борьбы с ними.
      — Цель любой борьбы — победа. А сможем ли мы назвать этим словом конечный итог операции, после которой плоды нашего успеха станут плодами запретными?
      — Разработки еще не завершены полностью. И я думаю, что группа, возглавляемая профессором…
      — Сделайте только одну существенную поправку, генерал: группа, ранее возглавляемая Садлером.
      — Пусть так. Но я уверен, что мы найдем выход и из сложной ситуации с «пост-радиацией».
      — Вы и не можете не найти! Хотя бы потому, что все те миллионы, что были вложены в разработку нового оружия, уже практически истрачены.
      — Мы не получаем денег зря!
      — Хочется в это верить.
      Хьюз поймал себя на ощущении того, что начинает раздражаться. Уже более часа сидят они здесь вшестером. Генерал толчет воду в ступе. Начальник разведслужбы сидит, обидевшись на некачественно работающий кондиционер. А трое главнокомандующих, полагая, что урок в колледже еще не закончился, молчат, видимо, надеясь на то, что, если их не вызовут к доске, им удастся обойтись сегодня без «неуда».
      Советник обратился к адмиралу:
      — Как вы оцениваете существующий ныне уровень разработки нового оружия.
      Хьюз ошибся, считая, что адмирал задремал. Напротив, тот четко произнес:
      — Думаю, что разработка профессором и его группой нового вида оружия вывела нашу страну на передовые позиции в борьбе за мировое господство. Все, что может уничтожать, должно прежде всего… уничтожать. Я военный, мой отец и дед тоже были офицерами. И я привык к суровому закону войны: сначала необходимо победить противника, а потом заниматься изучением последствий своего успеха. По словам генерала, мы еще не можем полностью воспользоваться выдающимся открытием Садлера. Но мы уже в состоянии уничтожить любого противника. Полностью! Такая перспектива обещает нам триумф. Территория потенциального врага велика, но она представляет собой целостный континентальный элемент. Экранирование его не составит труда и в конечном счете позволит освоить остальные континенты — на них у нас нет соперников. И будущее — я в этом убежден — за нами. Если миллионные вложения в деятельность группы профессора Садлера привели нас к грандиозному открытию в области военной техники, то миллиардные позволят решить и вопросы, оставленные открытыми в решении проблемы «пост-радиации».
      «А он политик», — подумал Хьюз. И одобрительно посмотрел на адмирала. Затем произнес:
      — Но мы не знаем, где профессор и что с ним.
      Адмирал продолжил свое выступление, по-военному чеканя шаг каждой фразы:
      — Мистер Хьюз, судьбы народов решают армии. Доказательством тому многочисленные примеры истории. Именно военный гений определяет ее развитие. Достаточно появиться одному острому уму, охватывающему тактику и стратегию ведения боя в глобальных масштабах, как положение дел круто меняется в пользу более блестящего мундира. Извините за столь высокопарный стиль.
      — Ничего, адмирал. Я думаю, что многие из присутствующих разделяют ваше мнение. Но вот как быть с блестящими умами?
      — Их блеск зависит от суммы золотого металла. Военным гением можно только лишь родиться. А на профессора легко выучиться в университете. Заплатите побольше любому из оставшихся специалистов группы Садлера, и проблема «пост-радиации» будет решена в более короткий срок, чем создавалось само оружие.
      — Вы — оптимист, адмирал. А каково ваше мнение, генерал? — обратился советник к главному ответчику на совещании.
      Вопрос застал генерала врасплох. В этот момент он думал о «дипломате», оказавшемся в конце концов в его руках после того, как он сам, лично, в полном одиночестве «прочесал» весь зал и нашел его за портьерой. Увы, абсолютно пустым. Что произошло с содержимым? Куда оно исчезло? Ни на один из вопросов генерал не находил ответа. А тут требовалось отвечать еще на один, заданный Хьюзом. Генерал уклончиво заметил:
      — В группе есть интересные личности.
      — Не слишком детальная информация, — заметил Хьюз. — Продолжим в таком случае анализ сложившейся ситуации. Первое: создано новое оружие массового уничтожения противника. Второе: наличие его позволит проводить конкретные операции на конкретных территориях или создавать угрозу их проведения. Третье: «час пик», который наступит после завершения всех работ, связанных с выводом на космическую орбиту специальной лазерной установки, позволяющей создавать цилиндрический «вакуум» над любым континентом Земли. Правильно?
      — Все верно.
      — Тогда продолжим. Поговорим о пассиве. Первое: оружие есть, но видеокассета о его испытаниях похищена. Похищен и автор открытия. Кем неизвестно. Второе: работы, хоть и близятся к завершению, но еще не закончены. Третье: нерешенной осталась проблема «пост-радиации». — Хьюз остановился на мгновение. Оглядел присутствующих и закончил: — С этим багажом мы должны решить, какие действия необходимо предпринять. Прошу высказываться.
      Советник взглянул на адмирала. Он был убежден — того не придется упрашивать.
      Адмирал начал говорить:
      — В создавшейся ситуации необходимо ускорить производство работ, связанных с запуском специального спутника, произвести отвод наших кораблей из вод, граничащих с известным нам континентом, передислоцировать войска, находящиеся в различных зонах земного шара, к зонам будущих военных действий. И… ждать «часа пик».
      — Когда он наступит, — к удивлению Хьюза проснулся главнокомандующий военно-воздушными силами, — надо будет массированным ударом с воздуха усыпить бдительность стран Африки, Ближнего Востока и Азии. В нашем арсенале достаточно неядерного оружия огромной разрушительной силы, чтобы заставить народы этих континентов думать о собственных нуждах и проблемах. Язык войны должен быть гибким языком. Разговаривать с противником нужно на том уровне, на котором он находится в своем развитии. Но, — главнокомандующий улыбнулся, наш уровень необходимо держать «чуть-чуть» выше.
      «Еще один теоретик, — подумал советник, глядя на тяжелую челюсть и массивные кулаки главнокомандующего военно-воздушными силами. — Если и третий скажет что-либо подобное, вопрос нашей победы будет решен уже в следующую минуту».
      — Ваше мнение? — обратился он к главнокомандующему сухопутными войсками.
      — Я предпочитаю тихие войны, — ответил ему сухощавый старичок, жилистый и сморщенный, который, казалось, по ошибке забрался в чужой мундир и сейчас не знал, что в нем делать, поминутно вытягивая и убирая обратно в воротник худую шею с торчащим кадыком. — Зачем гонять по морским волнам корабли, начинять воздух напалмом и сорить кассетными бомбами? Чем больше шума, тем значительнее разрушения. А чем больше ущерб, тем меньше прибыль. Это экономика. Но она тоже ведет свою партию в нашем хоре.
      — Да вы поэт! — заметил Хьюз.
      — Поэт, — утвердительно дернулся кадык главнокомандующего. — Особенно, когда имею дело с материальными ценностями: домами, заводами, фабриками. Какую цель мы ставим перед собой? Объяснить миру, что время бесконтрольности для него прошло. Взамен аморфного образования из множества государств требуется стать одной большой, не имеющей границ страной. Поэтому я не вижу необходимости рушить, кромсать, уничтожать свое собственное, в конечном итоге, хозяйство. Надо быть просвещенными гуманистами. Итог для противной стороны все равно один — смерть! Какими бы средствами ни велись военные действия. Так отдадим должное гению погибших народов: сохраним созданные ими ценности.
      — Что конкретно вы предлагаете?
      — Не устраивать фейерверков над планетой. А спокойно — в «час пик» газом, газом, газом… По-моему, тут даже не может возникать ни вопросов, ни возражений. Специальные команды «санитаров» очистят освобожденные пространства от трупов, ветер развеет незримые химические соединения, лишив их смертельной концентрации, и целые страны, континенты станут свободными для нашей предпринимательской деятельности. Мы не могли этого сделать до сих пор, имея в мире сильного «неэкранированного» противника. Но теперь-то, когда в наших руках такое мощное оружие, кто мешает нам провести акцию очищения планеты от лишних ртов, занятых в основном бродяжничеством и попрошайничеством? В мире будущего должен жить сильный и деловой человек.
      — Вы были очень убедительны, — произнес Хьюз. — На меня особое впечатление произвело ваше последнее замечание.
      И, обращаясь к главнокомандующим тремя родами войск, советник закончил:
      — Благодарю вас за участие в совещании.
      Главнокомандующим не надо было объяснять, что делать дальше. Они дружно поднялись со своих мест, развернулись и направились к выходу из кабинета.
      Когда захлопнулась дверь за последним из них, Хьюз повернулся к двум оставшимся собеседникам.
      — Так что, господа, есть ли у нас поименный список похитителей Садлера?
      — Нет, — ответил генерал.
      — Если появится, сообщите мне об этом. И не стесняйтесь беспокоить меня, даже если будете в этот момент находиться в кровати любовницы.
      — Я женат, мистер Хьюз, и у меня взрослая замужняя дочь.
      — Кстати, о дочери. Насколько мне известно, ее мужем является упомянутый вами журналист. Смит Бартон, не так ли? Он был на просмотре.
      — Его специально включили в список, — поспешил напомнить генерал.
      — Да, — отмахнулся Хьюз — Но речь не об этом. Он хорошо понял изменившуюся ситуацию?
      — Мы имели с ним серьезную беседу. Я запретил ему где-либо упоминать о происшедшем. Да он вряд ли помнит что-нибудь существенное: сидел, потом потерял сознание… Ведь он находился в том же состоянии, что и все остальные в зале.
      — А он не стал вследствие этого более разговорчивым, чем того требует сложившаяся ситуация?
      — Смит — журналист и привык больше спрашивать.
      — Что ж, это хорошее качество, — заметил советник. — Расстанемся на некоторое время. Я буду ждать от вас сообщений.
      Советник дождался, когда замкнется узенькая щелочка в проеме, и после этого повернулся к начальнику разведслужбы. Сказал ему доверительно:
      — Не знаю, почему, но мне очень хотелось бы знать подробности жизни только что покинувшего нас генерала. Так, на всякий случай. У меня нет сомнений в его лояльности правительству и верности офицерскому слову, но не люблю, когда в таком возрасте кичатся супружеской верностью.
      Начальник разведслужбы понимающе улыбнулся. Спросил:
      — Вы не доверяете генералу?
      — Я уже сказал, что не сомневаюсь в его порядочности. Но… что-то мешает мне верить ему до конца.
      Хьюз наклонил свою огромную голову со срезанным природой подбородком и оглядел ссутулившегося начальника разведслужбы.
      — Вы хотели бы подняться по службе еще выше?
      — Извините, мистер Хьюз, но это странный вопрос.
      — Странного в нем ничего нет. А вот следующий мой вопрос, действительно, может показаться странным… Вы не могли бы установить постоянное наблюдение за. генералом?
      — Конечно, могу. У меня для этого достаточно людей.
      — А средств?
      — Отпущенных правительством? Или выделяемых частными предпринимателями?
      — Частными.
      — К сожалению, недостаточно. А покрывать их или восполнять правительственными ассигнованиями я не могу.
      — Вы получите необходимые средства. Кругленькая сумма поступит на ваш счет от имени частного лица.
      Советник склонился вперед, всем своим видом приглашая к еще более доверительной беседе, и закончил:
      — Но помните, дело, о котором пойдет речь, носит характер государственной тайны.
      — Весьма польщен, — пробормотал собеседник Хьюза.
      — Лесть тут совершенно ни при чем, — резко одернул тот. — Спасая родину, как правило, забываешь о личных выгодах. Не так ли?
      — Полностью с вами согласен.
      И начальник разведслужбы чуть повернулся правым боком к советнику. Видимо, ему было значительно хуже слышно с другой стороны. «Лучше бы он так не вертелся», — подумал советник. Но не стал вслух давать советы своему визави. Напротив, еще более заговорщицким тоном спросил:
      — Вам не резало слух упоминание в сегодняшней беседе о журналисте?
      — Если откровенно… В случае «утечки» информации он был, конечно, на месте. Теперь же, когда эта необходимость отпала, он — как лишнее звено в драгоценном колье, которое так и хочется вырвать.
      — Вот именно, — буркнул Хьюз. — Будет ли он так надежен, как обещает его тесть?
      — На подобные вопросы всегда есть хороший ответ, господин советник. Лучшие молчуны — мертвые.
      Хьюз вздрогнул. Подумал: «Да, он научился понимать меня с полуслова. Пора заканчивать разговор».
      — Ну-ну, меньше ярости и кровожадности. Не забывайте, Бартон — зять генерала.
      — Что я должен делать?
      — Всего лишь подумать. В частности, о том, есть ли средства, которые могут помешать ему стать излишне разговорчивым. Но подумайте без спешки. «Час пик» еще не наступил. Не наделайте глупостей.
      — Это не в моем характере, мистер Хьюз.
      — Тогда прощайте. Желаю удачи. И не торопитесь звонить, пока не решите для себя, что выгодней вам и мне.

      Рон Джексон поднялся с кресла и сказал, обращаясь к Смиту:
      — В книгах и фильмах сыщики завоевывают доверие задержанных сигаретой: пара затяжек, и убийца все выкладывает, как на духу. Но, учитывая, что ты не убийца, а мой старинный приятель, я отступлю от этого неписаного правила и предложу тебе чашечку кофе, к которому ты, помнится, всегда был неравнодушен.
      Смит благодарно улыбнулся инспектору.
      — Спасибо, Рон. Только не делай кофе слишком сладким.
      — Естественно. Я еще не встречал человека, который попросил бы сладкий кофе. Как будто пить сладкий — стыдно. Но я иной и не пью. И не стесняюсь в этом признаваться.
      Закончив свою короткую отповедь, Рон отправился на кухню. Он видел, что Смит не в себе, и решил дать ему время собраться с мыслями. Поэтому и кофе варил гораздо дольше обычного.
      Визит Смита стал для Джексона полной неожиданностью. В колледже они были закадычными друзьями, потом жизнь развела их надолго. Лет десять не встречались, затем волею судеб оказались в одном городе. Но у обоих работа оказалась настолько суматошной, что видеться доводилось лишь изредка. Последний раз это произошло год назад. И вот сегодня — неожиданный звонок, просьба о немедленной встрече. Видимо, произошло что-то серьезное: Смит не такой человек, чтобы врываться в чужие квартиры, если для этого нет веских причин.
      С такими мыслями Рон и появился в комнате, неся на подносе две чашечки ароматного напитка. Когда кофе был выпит, он спросил:
      — Что у тебя стряслось?
      Смит ответил:
      — Похоже, я попал в неприятную историю.
      И он поведал другу о случившемся с ним за последнее время. Рон слушал, не перебивая. А когда журналист закончил свой рассказ, спросил с улыбкой:
      — Так, значит, все ваши сенсационные разоблачения инспирированы сверху? И многие дела были созданы подобным образом?
      — Обо всех говорить не могу. Не стоит обижать моих коллег. Некоторых из них кое-кто хотел бы вообще заставить замолчать навсегда. Но, как бы там ни было, в моем случае все произошло именно так, как я тебе рассказал. Должен добавить и некоторые новые детали. Уверен, что они продолжение истории.
      — Не отвлекайся на отступления. Дело следователя решать, что является продолжением, а что — нет. Говори, и попытаемся разобраться во всем вместе.
      — Рон, — произнес Смит, — я уже начинаю сравнивать себя с полковником Шеффилдом, дело об ограблении которого поручено вести тебе.
      — Откуда у тебя такая информированность?
      — Пресса сообщила об этом, — Смит достал из кармана свернутую газету, протянул ее другу.
      Инспектор прочитал на одной из страниц:
      «Сегодня неподалеку от своего дома застрелен полковник разведслужбы С. Шеффилд. Пуля вошла ему в затылок и, выйдя в области левой глазницы, расплющилась о каменную ограду. Смерть наступила мгновенно… По предварительным данным, цель нападавших — ограбление. При полковнике не обнаружено ни одной ценной вещи или бумаги, за исключением дорогого перстня… Расследование этого преступления поручено старшему инспектору полиции Рону Джексону».
      — Оперативно сработали газетчики, — оценил инспектор публикацию. И, обращаясь к Смиту, спросил: — А что тебя объединяет с Шеффилдом? Тебя тоже ограбили?
      — Хуже, Рон. Пытались убить. Причем дважды за день.
      — Расскажи об этом подробнее.
      — Из редакции я ушел раньше обычного, — начал Смит. — Сел в машину и отправился домой. Час пик еще не наступил, и на шоссе было достаточно свободно. Тем не менее в мое авто врезался темный «Шевроле», который тут же умчался. Как я остался жив, до сих пор не могу понять.
      — Но, Смит, тысячи автомобилистов гибнут в подобной ситуации, и никто не ссылается на идентичность их судеб с судьбой высокопоставленных офицеров.
      — Я бы тоже не стал этого делать, но вскоре произошло еще одно событие… После столкновения нервы мои были столь напряжены, что я решил немного успокоиться. Лучшее место для этого — бар. Бросил машину, взял такси и поехал в ближайшее заведение. Там немного пришел в себя и домой решил добираться пешком. Надо сказать, что неподалеку от моего дома есть темный участок пути, где растут густые старые деревья и улица затемнена. Когда я проходил там, от стены отделился человек и с ножом в руке неожиданно бросился на меня. Сейчас я благодарю судьбу за то, что некоторое время провел в группе специального назначения! Выбитый нож остался торчать в одном из стволов. Но нападавший на меня человек исчез. Он рванул в сторону и убежал. Я был так ошеломлен, что не попытался задержать его.
      Смит остановился. Он был по-настоящему взволнован. Рон спросил:
      — Как ты думаешь, кто мог охотиться за тобой? Ты кого-нибудь подозреваешь?
      — Я понятия не имею.
      — Хорошо, пойдем другим путем. Ты говорил, что после просмотра фильма прошло четыре дня. Все это время ты жил спокойно, и никто на тебя не покушался. Наконец кто-то решил именно сегодня убрать тебя, причем это желание оказалось настолько обостренным, что были совершены подряд две попытки. Вспомни-ка все события дня в мельчайших подробностях. Только сначала ответь, ты никому не сообщил об истории с просмотром?
      — Никому! Я ведь рассказывал тебе, что генерал выдал мне весьма строгие инструкции на этот счет.
      — Кстати, Смит, о генерале. Ты давно виделся с ним?
      — Я только звонил ему. Сегодня.
      — Стоп! Вспомни, что ты еще делал сегодня такое, что так или иначе может быть связано с ним и со всем этим делом?
      — Ровным счетом ничего. Лишь позвонил генералу, потому что увидел в газете фото убитого Шеффилда, — Смит на мгновение запнулся и тихо закончил: — Я узнал в нем человека, который руководил похищением профессора.
      Инспектор внимательно посмотрел на своего друга. И с расстановкой спросил:
      — Повтори, пожалуйста, кого ты узнал в полковнике Шеффилде?
      — Руководителя группы, которая похитила Садлера. Я не мог его не узнать. У него была такая характерная отметина — шрам на правой щеке!
      Рон покачал головой.
      — И ты до сих пор молчал об этом?
      — Но я же тебе сейчас рассказываю. В убитом Шеффилде узнал…
      Инспектор перебил его:
      — Помолчи немного. Я должен собраться с мыслями. Не каждый день получаешь такие подарки от друзей, да еще по служебной линии.
      Рон поднялся со своего места. Подошел к окну. Выглянул на улицу. И, казалось, засмотрелся на автомобили, мчавшиеся по широкому шоссе. Затем, не оборачиваясь, спросил:
      — Ты делился этим открытием с кем-нибудь?
      — До тебя пытался сказать генералу по телефону, но разговор не получился.
      — Так, дружище, здесь уже что-то есть. Ты хорошо помнишь разговор с тестем?
      — Да.
      — А мог бы ты его воспроизвести с документальной точностью?
      — Думаю, что это не составит для меня труда.
      — Тогда сделаем вот что. Я сейчас включаю магнитофон, — с этими словами Рон протянул руку к установке, — и ты наговоришь на него беседу с генералом. Только, пожалуйста, старайся ничего не пропустить. Передавай даже малейшие интонации.
      Смит немного подумал, сосредоточился, вспоминая детали, а потом начал:
      — Газету я увидел сегодня утром и сразу позвонил генералу. Я ему сказал…
      — Стоп, — перебил Рон. — Давай построим беседу таким образом: говорить будешь, предварительно называя участников диалога, — «Смит», «Генерал». Понял?
      — Да. Итак…
       Смит:Добрый день, генерал.
       Генерал:Слушаю тебя, мой мальчик.
       Смит:Вы читали сегодняшние газеты?
       Генерал:Да, я просмотрел их.
       Смит:Обратили внимание на сообщение об убийстве полковника Шеффилда?
       Генерал:Мало ли кого убивают в нашем городе… Смит, как ты смотришь на то, что мы с женой за ничтожную плату освободим вас со Сьюзен на весь сегодняшний вечер от Билла? Сказать по правде, я немного соскучился по сорванцу.
       Смит:Это блестящая идея! Но я хотел вам сказать совершенно о другом…
       Генерал:И не только я соскучился, но и жена тоже. Подумать только, шесть лет назад она говорила, что умрет в тот день, когда ее назовут бабушкой. Ей кто-то вбил в голову, что как только она станет ею, то годы побегут вдвое быстрее. А теперь души не чает в этом маленьком негодяе. Знаешь, что он сказал ей прошлый раз: «Я на месте деда посадил бы тебя под арест, пока ты не исправишься и не начнешь давать мне столько конфет, сколько я у тебя попрошу». Представляешь?
       Смит:Представляю. И не удивляюсь. Дома он загибает и похлеще. Но я звоню вам не по этому поводу. Господин генерал…
       Генерал:Значит, договорились. В котором часу ты завезешь его к нам? Кстати, у нас мы могли бы с тобой спокойно обо всем поговорить.
       Смит:Сегодня ничего не выйдет. А завтра — пожалуйста… Сэр, хочу вас спросить о Шеффилде. Вы знали его?
       Генерал:Знал.
       Смит:Он мог быть там?
       Генерал:Ты начинаешь забывать о нашем уговоре.
       Смит:Напротив, я хорошо о нем помню. И будьте уверены, ни звуком не нарушу его. Я все забыл. Но разве мне нельзя в разговоре с вами — и больше ни с кем другим — воспользоваться словом «там»? Ведь только мы знаем, о чем идет речь.
       Генерал:Никогда и ни в чем нельзя быть уверенным в нашем мире. Да и вообще я не хочу говорить на эту тему.
       Смит:Но вам, наверное, интересно будет узнать, что Шеффилд — тот самый человек, которого я видел!
       Генерал (после долгой паузы):Смит, я не понимаю, о чем ты говоришь. Этого человека не было среди приглашенных. Ты ошибся!
       Смит:Я говорю не о приглашенных. Вы, видимо, забыли наш разговор.
       Генерал:Если я что-то забыл, то это немудрено: столько всякого свалилось на мою голову за последнее время. Но дело не в этом, а в том, чтобы ты помнил, что я сказал в тот день про тебя самого. Только это важно теперь!
      — И на этих словах генерал положил трубку, — закончил Смит.
      — Так, — произнес Рон. — Давай-ка мне сюда этот аппарат. — Он пододвинул к себе поближе магнитофон. — Мне надо внимательно прослушать всю беседу. Сварить тебе еще кофе? А потом уже займемся делом.
      — Не откажусь, — ответил Смит.
      И пока инспектор колдовал на кухне, журналист припоминал, все ли он пересказал правильно. Пожалуй, да!
      Через некоторое время Рон принес кофе. Перемотал кассету, прослушал дважды диалог тестя и зятя. Потом сказал:
      — У меня нет никаких сомнений, что генерал играет во всей истории гораздо более важную роль, чем он пытается это представить. Во всяком случае, то, что он не до конца искренен с тобой, совершенно очевидно.
      — Да, — кивнул головой в знак согласия Смит. — И мне разговор с ним показался странным.
      — Здесь требуется тщательный анализ, — заметил Рон. И предложил: Давай-ка мы его с тобой проведем.
      Инспектор стал включать и выключать магнитофон, комментируя услышанные фразы.
      — Странность «номер один», — произнес он. — Генерал в конце разговора признается в том, что знал Шеффилда. Но ведь естественно предположить, что, если твоего знакомого убивают на улице выстрелом в затылок, ты обязательно поделишься новостью с близким человеком. Значит, твой тесть поначалу решил скрыть факт знакомства с Шеффилдом. Нетрудно заметить и то, что генерал очень настойчиво, с первых минут разговора уходит в сторону от темы об убийстве. И довольно тонко намекает на то, что о таких событиях лучше всего говорить в домашних условиях. Более того, он предупреждает, что излишняя откровенность по телефону может привести к неприятностям.
      Остановив магнитофон и закончив небольшой монолог, инспектор внимательно посмотрел на друга и спросил:
      — Ты в самом деле не понимал, на что намекал генерал? Ведь тесть ясно давал тебе понять, что телефон прослушивается. Именно поэтому он был так скован во время разговора. И не мог в то же время солгать, будто не знаком с Шеффилдом: тот, третий, кто слушал ваш разговор, наверняка знает, что генерал и бывший теперь полковник разведслужбы были знакомы. Понимаешь?
      — Ничего не понимаю! По-моему, ты сгущаешь краски: кто это может подслушивать телефон генерала, входящего в первую десятку военных руководителей страны?!
      — А я утверждаю, Смит, что это именно так. И в доказательство предлагаю провести небольшой эксперимент.
      Некоторое время Рон молчал. Наконец спросил:
      — Скажи, что ты делал после разговора с генералом?
      — Я закончил кое-какие мелкие дела в редакции. А когда пришел Кэртон, отправился домой, — ответил Смит.
      — А сколько времени ты пробыл в редакции после общения с тестем?
      — Минут десять, не больше.
      — Отлично. В кабинете кто-нибудь еще оставался, когда ты уходил?
      — Да, Кэртон.
      — Я уверен, что после твоего ухода он отвечал на телефонный звонок, адресованный тебе. И звонил генерал. Хотел предупредить тебя об опасности. Сделать это сразу он не мог. Ему требовалось время, чтобы добраться до телефона, который не прослушивается.
      — Это все вымысел, Рон.
      — Мне бы хотелось так думать, — грустно заметил инспектор. — Позвони Кэртону! И если я что-то смыслю в логике, все было именно так, как предполагаю.
      Смит набрал номер редакционного телефона.
      — Хэлло, Джо! — произнес он. — Это Бартон. Скажи, никто не звонил мне? Генерал? Сразу после того, как я ушел? Минут через пятнадцать… А ты уверен, что это был именно он? Да? И даже просил поискать меня? Ну ладно. Я-то ждал другого звонка… Извини за беспокойство.
      Смит положил трубку на рычажок и растерянно посмотрел на Рона.
      — Да-а, — протянул тот, — судя по всему, я не ошибся. Генерал звонил тебе с другого телефона.
      — Но кто же осмелился прослушивать его разговоры?
      — На этот вопрос я ответить не могу. Это, возможно, дело будущего. А пока давай-ка лучше посмотрим, что у нас имеется. Итак, генерал приглашает тебя на просмотр секретного фильма. Во время сеанса следует похищение Садлера. Руководит налетчиками полковник разведслужбы Шеффилд. Ты говоришь генералу, что видел его, и после этих слов тесть делает строгое внушение — ты должен молчать! Значит, генерал знал, что ты видел именно Шеффилда.
      — Конечно, я же сообщил об этом.
      — Да, сегодня ты назвал его имя по телефону. А я имею в виду вашу первую беседу. Он понял после твоего упоминания о человеке со шрамом на щеке, что речь идет именно о полковнике. Значит, ты увидел то, что не должен был видеть ни в коем случае. Но если все, о чем я говорю, верно, то генерал или знал о предстоящем похищении, или предполагал, что оно может произойти.
      — Я не могу поверить. Это фантастично!
      — Да. Но только отчасти.
      Смит надолго задумался. Поразмыслив, он пришел к выводу, что Рон недалек от истины.
      — Что же теперь делать? — спросил журналист.
      — Ждать, — ответил Рон. — Я поведу дело об ограблении Шеффилда несколько в ином направлении. А тебе, думаю, имеет смысл не возвращаться домой. Уж если генерал ничего не может сделать для твоей безопасности, то ты не проживешь и двух дней, если сам о себе не позаботишься.
      — Хорошо, — согласился Смит. — Тогда нужно позвонить домой и сказать, что я немедленно уезжаю по срочному делу.
      — Звонить тебе не следует. Наверняка и твой телефон уже прослушивается. Давай лучше сделаем так: ты напишешь жене письмо, в котором сообщишь, что занят подготовкой сенсационного материала и тебе потребовалось выехать из города. И попроси ее об этом никому не рассказывать.
      — А как быть с работой?
      — Ты скажешь мне, кому надо позвонить, и я выхлопочу небольшой отпуск. У тебя есть где пожить неделю-другую?
      — Да, я могу попросить об этом одолжении одного моего приятеля.
      — Отлично. А теперь последнее. Ты упоминал о какой-то видеокассете. Хотелось бы взглянуть, что у нее внутри.
      — О, Рон! — Смит стукнул себя кулаком по лбу. — Я совершенно забыл о ней.
      Он достал из кармана пиджака кассету. Друзья вставили ее в видеомагнитофон. Прошло довольно длительное время, пока плёнка докрутилась до конца. Но на экране так и не возникло ни одного кадра. Плёнка оказалась чистой.

      Профессор Садлер пришел в себя. Понимая, что произошло что-то невероятное, он не спешил открывать глаза. Лишь чуть-чуть приподнял веки и тут же наткнулся взглядом на человека, сидевшего в кресле напротив. Тот вежливо спросил:
      — Как вы себя чувствуете, профессор?
      Садлер ничего не ответил, лишь постарался устроиться удобнее и распрямил затекшие ноги.
      — Не желаете ли выпить? — все так же мягко обратился к нему визави.
      — Желаю! — ответил профессор.
      Собеседник сделал знак рукой, и Садлер, оглянувшись, обнаружил, что еще двое людей стоят у зашторенных окон. Один из них, повинуясь приказанию, подошел к бару и через минуту поставил поднос с бокалами на стол, а затем вернулся на свое место.
      — Ваше здоровье! — приветствовал профессора незнакомец и отпил из своего бокала глоток. Затем предложил: — Перейдем к делу. Думаю, нет нужды объяснять вам ситуацию.
      — Напротив, — ответил Садлер, — я хотел бы знать, где нахожусь?
      — Вы у друзей. Если, конечно, ответите нам взаимностью.
      — Что вы от меня хотите?
      — Для начала узнать, кого вы пытались обмануть своими экспериментами.
      — Обмануть? На что вы намекаете? И о каких экспериментах идет речь? Если о моих исследованиях по розыску полезных ископаемых из космоса, то они полностью научны.
      — Не надо прикидываться невинной овечкой, мистер Садлер, — все так же спокойно, но уже жестко произнес человек. — Убежден, вы прекрасно понимаете, о чем идет речь.
      — Упрямый вы человек, профессор, — со вздохом сказал могучий атлет, стоявший у окна. — Есть десятки способов наладить деловой контакт с людьми. Думаю, что мы начнем с простейшего.
      Он подошел к креслу, в котором сидел профессор, и нанес ему сильнейший удар в лицо.
      Глаза Садлера застлала мгла. Рот наполнился кровью. Язык, прикушенный во время удара, мгновенно распух и уперся в нёбо. Профессор дрожащей рукой провел по лицу.
      — Скотина, — с трудом выдавил он.
      — Ну вот вы и заговорили, — ухмыльнувшись, заметил атлет. — Теперь, пока я тоже на перешел на «ты», отвечайте быстро и подробно на все наши вопросы. Первый из них: где «дипломат», с которым вы пришли на просмотр?
      — Я поставил его за портьеру. Там, в зале, около четвертого ряда.
      Допрашивающие удивленно переглянулись. Затем сидевший в кресле спросил, переборов досаду:
      — Что было в нем?
      — Видеокассета.
      — Тоже снятая на острове?
      — Над островом, — поправил профессор. И, решив, что его собеседники достаточно хорошо осведомлены о теме разговора, добавил: — Но уже после того, как он «зацвел».
      — Что значит «зацвел»? — заинтересовался стоявший.
      Садлер, поняв, что несколько переоценил степень осведомленности этих людей, спросил:
      — О чем, собственно, у нас идет речь?
      В ответ последовал новый удар в лицо. Профессор ткнулся носом в собственные колени и замер.
      Сидевший в кресле спросил, обращаясь к сообщнику:
      — Ты не слишком рано начал его воспитывать?
      — Это профилактика. Если он, очнувшись, не заговорит о том, что мы хотим от него услышать, я выдерну у него язык.
      Через минуту Садлер очнулся.
      — Куда делся «дипломат», и какие бумаги в нем лежали, кроме видеоролика? буднично, как будто ничего не произошло, спросил сидящий напротив.
      — Я уже говорил, что «дипломат» поставил за занавес. И не было в нем ничего, кроме кассеты.
      — А куда подевали свои рукописи? Говорите! Иначе, — человек лениво полез в карман, достал пистолет, взвел курок и направил дуло в лоб Садлера. Взглянув в его глаза, профессор понял, что с ним не шутят.
      — Они… у Люси.
      — Какой Люси?
      — Люси Форд.
      — Кто она? Где работает?
      — Я не знаю. Мне известно только, что она танцует в баре.
      — В каком?
      — Тоже не знаю.
      — Или не хотите сказать? — угрожающе надвинулся на него атлет.
      Профессор в ужасе сжался в кресле. Сидевший приказал:
      — Не трогай его. Сдается мне, что господин Садлер говорит правду. Не так ли, профессор?
      — Да, я не лгу… И вообще, — он беспомощно посмотрел на верзилу, — мое лицо не наковальня. И, вбивая в мою голову свои вопросы, вы рискуете не получить вразумительных ответов, если это станет основным принципом нашего диалога.
      — Тогда говорите подробнее, — отрезал атлет.
      — Я не знаю, где танцует Люси. Не знаю, где живет, не знаю телефона. Ничего не знаю.
      — Как же вы с ней встречались?
      — Она всегда звонила мне, назначала место и время.
      — И вас это устраивало.
      — Да, вполне.
      — Почему вы ей отдали рукописи?
      — Мне нужны были гарантии перед просмотром фильма, рукописи — козырь в моих руках. Воспользоваться ими без моей помощи никто не сможет. Это была мера предосторожности.
      — Ничего себе — «в его руках»! — искренне удивился сидевший. — Вы что, за дурачков нас считаете, мистер Садлер? Ведь по вашему рассказу выходит, что рукописи у Форд. Не так ли? Или вы уже запамятовали? И нужна помощь моего друга, чтобы вы вспомнили все?
      — Только, пожалуйста, без угроз, — твердо заявил профессор. Он почувствовал, что номер выгорает и инициатива переходит к нему. — Я искренен с вами. Так что ведите себя и вы, как почтенные люди, а не как гангстеры.
      Никто не ожидал услышать подобное от человека, находившегося в полном сознании, контролирующего свои слова и совсем еще недавно получившего хорошую взбучку. Атлет с невольным уважением взглянул на Садлера.
      — Хорошо! Ну-ну, профессор, что дальше?
      — Мои рукописи хранятся у Люси сейчас надежнее, чем в подвале государственного банка.
      — Вы имеете на это гарантии?
      — Мое слово, данное ей. Я обещал помочь Люси попасть на прием, который состоится в последний четверг этого месяца. На одной из вилл города соберутся представители высшего света. Высшего! Только избранные получат приглашения.
      — Вы что же, господин ученый, тоже — «король»? Тогда раскройте секрет, чего — младенческих сосок для стареющих ловеласов?
      — Ирония ваша неуместна, — отрезал профессор. — Я уже получил приглашение.
      — А Люси?
      — Ей я отправил его на почтамт одного из городов страны, абонентский ящик под номером «5-X».
      Сидевший присвистнул.
      — Очень романтично, господин профессор. Надеюсь, в праздничный вечер вы вспомните и о нас. Вам, кстати, не нужны сопровождающие?
      — Нет.
      — В таком случае позвольте спросить, для чего вдруг вашей подруге захотелось оказаться среди приглашенных? Да так, что она решилась взять на себя функции — цитирую вас — государственного банка!
      — Как вы еще молоды… Не знаю вашего имени.
      — Ничего, обращайтесь, как вам удобнее. Наша встреча носит, можно сказать, конфиденциальный характер. Только прошу, в разговоре не делайте из чего-либо секретов. Итак?
      — Люси — красивая женщина. А красота, знаете ли, мстительна в поражениях. И Форд не надо ничего, кроме одного — ослепительно прекрасной войти в зал, где будет находиться один некоронованный «король», и продемонстрировать полное равнодушие к его персоне.
      — Что-то не очень верится. А где же ваша гордость?
      — Гордость? В моей мести. Для меня это будет вечер расплаты с «королем».
      — Ах, вот оно что! Однажды два маленьких мальчугана поссорились из-за найденной в мусорной яме банановой корки. Более сильный отнял и обгрыз ее…
      — Нет, более сильный вложил любовь в душу Люси. К власти, силе, богатству. Любовь, которую я не могу ничем выжечь! Давая ей только свои знания, ум ученого. Но, — профессор буквально заскрежетал зубами, — такая любовь стоит много дороже!
      — Не горячитесь, мистер Садлер, — остановил его сидевший в кресле человек, — вы уже это доказали. Своим открытием нового вида оружия. Поговорим лучше о другом. Чем вы будете заниматься до назначенного приема.
      — Продолжу эксперименты. Если, конечно, вырвусь отсюда.
      — Что за пессимизм? Рядом с вами — друзья. Мы гарантируем… Ну, а Люси? Она когда передаст вам рукописи для работы?
      — Мне мои записи не нужны. У меня формулы в голове. К тому же суть проблемы знаю только я один. Учтите это!
      — Обязательно учтем, — добродушно промолвил сидевший.
      Профессор облегченно вздохнул, посчитав, что все стало на свои места. «Пронесло! — подумал он. — Рукописи у Люси. Встреча с ней в четверг. А до четверга может многое произойти. Лишь бы только вырваться отсюда… — Садлер в который раз удивился. — Ну и в историю я влип. Неужели все это дело рук генерала? Подлец! Чего он добивается? Неужели пронюхал, что я…»
      Садлер не успел продумать до конца эту мысль. Сильнейший удар стоявшего над ним верзилы прервал его размышления. При этом сидевший в кресле «аристократ» произнес:
      — Теперь попробуем наш вариант. Уж чересчур покладист профессор. Что-то не очень верится в его искренность. Хотя все будто гладко…
      — Это мы сейчас проверим.
      — Только не играйте в лирику, — заметил подошедший со шприцем третий участник-инкогнито. — Десять минут на работу. И вопросы ставить так, чтобы в ответ звучало «нет» или «да».
      После этих слов он воткнул в руку профессора иглу.
      Очнувшись, Садлер закричал:
      — Садисты! Вы что, свихнулись?! Или для вас нет никаких законов? Я же ответил на все вопросы.
      — Не сердитесь, профессор, — успокаивающе улыбнулся сидевший в кресле человек. — Мой друг не закончил в свое время университет — не позволили завистники. И как только вспоминает об этом, не может держать себя в руках. Особенно, если перед ним находится ученый. Не обращайте на него внимания. Давайте лучше побеседуем тет-а-тет. Вам больно, мистер Садлер?
      — Да.
      — Вам хотелось бы, чтобы мы продолжили разговор в таком же духе?
      — Нет.
      — Тогда отвечайте мне коротко и откровенно. Вы закончили работы по созданию нового оружия?
      — Да.
      — Документы у Люси Форд?
      — Да.
      — Вам известно, в каком баре она работает?
      — Нет.
      — И вам никогда не хотелось узнать ее адрес? Почему? В какой город вы отправили ей приглашение?
      — Не в моих интересах афишировать дружеские отношения с ней. Ведь нас связывает тайна, которая может стоить жизни. «Король» в состоянии раздавить меня и Форд, как букашек! А город… Он в радиусе пятидесяти миль.
      Профессор, словно выдохшись, сник в глубине кресла.
      Человек, стоявший у окна, произнес:
      — Я же предупреждал, что вопросы надо задавать только под ответы «да» и «нет». Инъекция имеет специфическую заряженность на разговорный аппарат и психику отвечающего.
      — Понятно, — отозвался сидевший в кресле «аристократ». — Забылся. Мистер Садлер так легко отвечал на все вопросы, что сбил меня с толку. Итак, вы крупный ученый, профессор?
      — Да, — ответил тот.
      — И уверены в себе?
      — Да.
      — И абсолютно убеждены в могуществе своего ума?
      — Да.
      — А кто еще в вашей группе может продолжить исследования?
      Голос стоявшего у окна прервал: «Это же не тот вопрос. Сколько можно объяснять!»
      Садлер посмотрел на спрашивающих невидящим взглядом и, в очередной раз теряя сознание, произнес подряд несколько фраз:
      — Я рассказывал о нем генералу. Зачем спрашивать о том, что вам должно быть известно? После вашего вопроса мне стало очень скучно.
      — Зато нам весело! — заорал громила. Но Садлер его уже не слышал.
      Потребовалась изрядная порция холодной воды, чтобы ученый пришел в себя. Он уже полулежал в кресле, избитый, уничтоженный морально и психически. Только плоть его еще боролась за свое существование. И в мозгу лихорадочно пульсировала одна-единственная мысль: «Жить! Жить! Жить!» Жить Садлеру хотелось, но он уже каждой клеточкой своей чувствовал, что находится на краю гибели. И вдруг его озарило, он понял главное: «Это не генерал! Они не знают ничего из того, что знает генерал. Иначе не было бы всей этой истории, нелепого, кошмарного, чудовищного допроса».
      Как глупо он попался! Не понял сразу, что находится не у генеральских людей. Действительно, с какой стати требовалось тому устраивать похищение профессора, который и так всегда находился около него? Но кто же тогда эти люди? Кому служат, если даже в военное ведомство смогли войти и выйти без помех? Ведь не в том же здании, где проходила демонстрация фильма, они сейчас находятся?
      Профессор окончательно растерялся. Цепляться было не за что. Если это не люди генерала, то тогда трудно даже предполагать, чего они хотят от него. Денег, славы? Смешно. Власти? Над кем и чем? А если власть нужна не им, а тем, кто стоит за ними?
      «Кто?! — Садлер в ужасе вздрогнул. — Конечно, это Он! Как я не понял сразу? Он! Ради власти, собственного могущества пошел на такое низкое дело. Негодяй!»
      Профессор вновь закипел. Но пускаемые им пузыри уже не имели научной ценности. Садлер шел ко дну.
      — Я — глупец, — горько усмехнулся он, открыв глаза. — Только сейчас понял, кто ваш хозяин. Для меня это сюрприз. Хотя, признаюсь, не такой уж большой… Слушайте и запоминайте, господа идиоты. Я создал оружие, которое может уничтожить все живое на земле. Останутся только те, у кого оно в руках. Но они не смогут воспользоваться плодами своего «успеха», если с моей головы упадет хоть один волосок.
      — Спасибо за предупреждение, — сбросив с себя маску респектабельности, ощерился сидевший напротив Садлера человек. Он был взбешен не меньше своего подручного. Казалось, прозрение профессора привело их в такую ярость, что они готовы были разорвать его. Только не знали, с какого конца начать.
      — Вы забыли о рукописях, которые находятся у Форд, — продолжил «аристократ».
      — Вы не сможете ее найти, — устало махнул рукой профессор. — Она ускользнет от вас, как угорь.
      — Не сомневайтесь в наших способностях. Ближайших городов с абонентскими ящиками, расположенными в радиусе пятидесяти миль, не больше двух десятков. У нас достаточно людей и средств, чтобы оплатить дорожные расходы и наблюдение за каждым почтамтом.
      — Вы не сможете решить выведенные мной уравнения. Вам просто, извините, не хватит извилин.
      — Уважаемый мистер Садлер, смею уверить, что достаточно будет одной прямой в моем револьвере, чтобы объяснить вам, насколько хорошо я подготовлен в научном плане, — мягко улыбаясь, заметил «аристократ». Он так ни разу и не встал со своего места за время беседы.
      «Может быть, его зад — это и есть кресло, на котором он сидит», неожиданно подумал Садлер. И глупо рассмеялся.
      — Вам весело, профессор? — с угрозой в голосе спросил верзила. — Отчего?
      — Оттого, что ваш нос никогда не увидит ничего, кроме подбородка.
      — Профессор оскорбляет меня, — обратился обиженный к своему шефу.
      — Что ж, ты вправе требовать сатисфакции. Только прошу, не устраивай шума.
      — Я не такой грубиян, как подумал обо мне многоуважаемый учёный. И хоть не кончал университетов, но воспитание получил неплохое, — и обладатель могучих кулаков придвинулся к профессору поближе.
      — Господа! — завопил Садлер, побледнев от страха. — Не спешите! Остановитесь! Не делайте ошибок! Вы ничего не сможете добиться без меня.
      — Сможем, — уверенно произнес сидевший. — Все равно из вашего рта не вылетает ничего, кроме вранья, разумеется.
      — Я говорил правду! Одну только правду, — в отчаянии закричал Садлер.
      — Почти как на суде, — весело гоготнул атлет. И, сунув руку в карман, что-то быстро достал оттуда, а другой рукой потянул к себе за волосы голову профессора.
      Ученый судорожно глотнул воздух. Верзила сунул ему в рот ампулу. В зубах профессора хрустнуло. И в комнате повеяло запахом миндаля. Жареного, как показалось в последний момент Садлеру.

      Генерал внимательно разглядывал сидевшего перед ним профессора Фергюсона. «Этот человек больше похож на лесоруба, чем на ученого, — подумал он. — И как только такие громилы становятся профессорами?»
      Фергюсон действительно выглядел богатырем. Высокого роста, широкоплечий, с огромной окладистой бородой, он каждый раз, когда появлялся в кабинете генерала, наполнял собою всю комнату. К тому же всегда находился над собеседником. И тем самым доводил руководителя научных работ до состояния бешенства. Как правило, генерал едва сдерживался к концу их бесед.
      И сейчас он не спешил начать разговор, заранее предчувствуя его финал. Наконец обратился к профессору:
      — Как обстоят наши дела?
      — Ничем порадовать вас не могу, — ответил ученый. — Я, кстати, с самого начала предвидел ситуацию, в которой мы оказались. И замечу, что не раз предупреждал об этом профессора Садлера, но он не желал прислушиваться к моему мнению. Впрочем, я его понимаю: от него требовали, чтобы он поскорее вырастил плод, а то, насколько съедобным тот будет, мало кого интересовало.
      Фергюсон являлся правой рукой Садлера и поэтому никогда не упускал случая задеть его. А заодно и тех, кому они оба служили.
      — Не могу с вами согласиться, — возразил генерал. — Нас всегда интересовала, как вы выразились, съедобность плода. И мы были уверены в том, что последствия «эффекта Садлера» окажутся такими же, как и в случаях применения обычного ядерного оружия.
      — «Эффект Садлера»! — Фергюсон ухмыльнулся. — А собственно говоря, почему такая формулировка? Он что, один решал эту задачу? Время талантливых одиночек прошло. Над нашей темой работали сотни лучших умов страны, а вы сейчас изображаете Садлера этаким Ньютоном, которому на голову свалилось яблоко. Открою вам один секрет: я долго наблюдал за профессором и пришел к выводу, что, если ему когда-либо что и свалилось на голову, то было это в далеком детстве и предмет весил значительно больше, чем упомянутый фрукт. Я не исключаю, что это была часть перекрытия его виллы.
      «Да он просто завистник, — с удивлением подумал генерал. — Странно, что это мне раньше не приходило в голову».
      А вслух произнес:
      — Мы так называем новую разработку исключительно ради удобства в разговоре. Конечно, требуется отдавать отчет в том, что Садлеру было бы не под силу решить такую сложную задачу одному, без помощи многих людей, а вашей — в первую очередь.
      — Ах, оставьте эти реверансы, — отмахнулся Фергюсон. — Как бы там ни было, главное в том, что мы вырастили запретный плод. «Пост-радиация» оказалась слишком крепким орешком!
      — Кстати, растолкуйте мне подробнее, что это такое — «пост-радиация»?
      — В этом нам всем еще следует разобраться. Суть ее в том, что «эффект Садлера» сопровождается, вернее, порождает новый вид радиации, до сих пор науке неизвестный. Выяснилось это в ходе испытаний.
      — В чем различие обычной и «пост-радиации»?
      — В том, что первая из них со временем исчезает, а вторая нет. Она навечно включается в круговорот веществ в природе, становится таким же компонентом этого процесса, как воздух и вода. И остается на той территории, которая подвергнута «эффекту Садлера». И мы не знаем, как ее убрать оттуда. Вот и все, генерал. По-моему, более простых истин я никому еще в своей жизни не излагал.
      Фергюсон сделал паузу, разгладил бороду и добавил:
      — А остров, на котором проводились испытания, похож теперь на минное поле, умело замаскированное противником. Он безопасен, пока на него не ступила нога человека. И человек может ходить по нему — еще одна неожиданность эксперимента! — до тех пор не ощущая на себе негативные последствия, пока не захочет покинуть его. В момент «расставания» он унесет в себе свою порцию «пост-радиации». Вне острова она станет для него смертельной.
      — Понятно, — задумчиво произнес генерал. — А может ли она самостоятельно распространиться на другие территории?
      — Вы знаете, что такое природа? У нее свои законы. И я не стал бы биться об заклад, что выведенные в ходе экспериментов формулы незыблемы. Кто знает, может быть, через год или десять лет эта самая радиация проникнет и в вашу кружку пива, генерал…
      — Стоит ли столь пессимистично оценивать итоги проделанной работы? Даже если нам не удастся победить «пост-радиацию», у нас останется мощное средство устрашения противника. В принципе мы ведь в состоянии уничтожить любого из них!
      — Вы так думаете? — саркастически переспросил профессор. — Тогда, говоря о победе над противником, не забывайте о потерянной для вас его территории. Кроме того, есть еще весьма серьезные детали. Первая: земные ресурсы не беспредельны, да и питьевой воды уже сейчас не хватает. И на все после применения «эффекта Садлера» будет наложено строжайшее табу.
      Профессор на мгновение замолчал, затем продолжил:
      — Второе: наша планета невелика. И нам — я имею в виду все человечество ее вполне хватило бы, если бы на ней было побольше суши. Но ведь огромная площадь покрыта водой. И если мы отнимем у себя еще миллионы скрытых под «пост-радиацией» акров земли, то где мы будем тогда размножаться? Размножаться — это понятно, господин генерал?
      — Понятно.
      — Вот и получается, что «эффект Садлера» — оружие для самоубийц!
      — Ничего, мистер Фергюсон, — успокоил генерал. — На крайний случай нам пригодится и такой вариант оружия. А проблему народонаселения постараемся решить каким-нибудь иным способом.
      — Да поможет вам господь!
      — Надеюсь. Однако рассчитываю и на ваше участие. Вы видите какой-нибудь выход в решении проблемы «пост-радиации»?
      — Мы работаем над ней в лаборатории. Но, скажу вам откровенно, точно не знаем, в каком направлении вести поиски. Все делается вслепую. Профессор Садлер никогда не был с нами до конца искренен. И трудно угадать, знает ли он сам, каким образом выбраться из этого лабиринта. Как, кстати говоря, его здоровье? Нам сообщили, что врачи предложили ему сделать небольшой перерыв в работе…
      — От имени профессора благодарю вас за беспокойство о его здоровье, уклонился от прямого ответа генерал. Он решил побыстрее свернуть беседу с Фергюсоном и добавил: — Не смею вас задерживать. Желаю удачи. Мы очень рассчитываем на вас.
      — Я польщен, что с моим именем связываются какие-то надежды, — насмешливо произнес Фергюсон. — И, конечно же, постараюсь их оправдать.
      Когда дверь за профессором закрылась, генерал мысленно чертыхнулся. Он надеялся, что Фергюсон даст ему какую-нибудь зацепку. Но этого не случилось. А ведь разгадка где-то рядом. Но где — вот в чем вопрос! Нельзя было поверить в то, что Садлер не предвидел возможности появления «пост-радиации». А раз так, значит, в сложном научном комплексе есть звено, которое так или иначе связано с решением проблемы.
      Генерал положил перед собой чистый лист бумаги, взял в руки карандаш и принялся вычерчивать замысловатую схему. Вначале нарисовал круг, в центре которого поместил букву «С» — Садлер. От нее разошлись в разные стороны несколько прямых, каждая из которых обозначила направление работы той или иной группы ученых: физиков, химиков, биологов. Прямые на схеме причудливым образом пересеклись, а когда появились еще и вспомогательные службы, разлинованный лист стал напоминать картину абстракциониста. Завершив свой труд, генерал подумал вдруг о Макклоски. Вспомнил, как однажды Садлер, скупой на похвалу, с одобрением упомянул имя молодого ученого. И решил более внимательно заняться маленьким кружочком с буквой «М» в центре.
      Сектор, в котором работал Макклоски, относился к второстепенным службам и создан был всего несколько лет назад, когда эксперимент вступил в решающую стадию. И хотя организовать его предложил именно Садлер, особого значения деятельности сотрудников сектора не придавали. Более того, сам генерал ни разу еще не имел личного контакта с Макклоски, назначенным руководителем, как было оговорено, медицинских исследований. И сейчас он решил устранить эту недоработку.
      Генерал нажал кнопку селекторной связи и приказал:
      — Макклоски — ко мне!
      Через некоторое время приоткрылась дверь кабинета.
      — Входите! — пригласил генерал.
      Вошел молодой человек. Сел в предложенное кресло и посмотрел на генерала. А тот не спешил начинать беседу. Он внимательно разглядывал сотрудника. Высок, худощав, лицо немного удлиненное, волосы вьющиеся, рыжеватые. Держится свободно, спокойно, уверенно. Взгляд голубых глаз тверд и внимателен. «Наверное, он нравится женщинам, — подумал генерал. — И пользуется у них успехом.»
      После такого вывода улыбнулся и спросил Макклоски:
      — Сколько вам лет?
      — Тридцать шесть, — ответил тот, — а через два дня будет тридцать семь.
      — Вот как! Заранее примите мои поздравления.
      — Благодарю вас.
      — Как вы обычно отмечаете этот день?
      — Не устраиваю застолий, не приглашаю друзей. Предпочитаю находиться в одиночестве. Мне всегда бывает немного грустно в день рождения.
      — Отчего так?
      — Давняя история… Не знаю, смогу ли толком рассказать о ней.
      — Я не настаиваю на этом. Но как лицо официальное все-таки спрошу: не бывает ли связано ваше подавленное настроение со службой у нас?
      — У меня нет оснований на что-либо жаловаться. С коллегами сложились нормальные отношения. И исследования ведутся по плану.
      — Приятно слышать. А то я подумал, что с того момента, как профессор Садлер покинул нас, у вас появились осложнения.
      — Позвольте в таком случае задать вопрос, раз уж речь зашла о профессоре.
      — Да, конечно.
      — А что с ним случилось?
      — Ничего особенного. Возникла необходимость в отдыхе.
      — А в лаборатории ходят другие слухи.
      — Какие? — насторожился генерал. И подумал: «Неужели весть о похищении Садлера перестала быть тайной?» Он никогда не сомневался в знаменитой истине: то, что знают двое, не секрет.
      — Говорят, что профессор тронулся.
      — Тронулся? — не понял генерал.
      — Ну да. Или, если будет угодно, сошел с ума.
      Генерал на секунду задумался, потом, решив, что не так уж плохо, если рядовые сотрудники лаборатории и дальше будут находиться в плену собственных заблуждений, спросил:
      — А почему вдруг возникло такое мнение?
      — Во-первых, больного никто не навещает. А во-вторых, этого вообще следовало ожидать.
      — Что значит «следовало ожидать»?
      — Когда долго ломаешь голову над тем, как побыстрее уничтожить себе подобных, недолго и свихнуться, — спокойно ответил Макклоски.
      Слова молодого человека не удивили генерала. Он знал, что подобные настроения в ходу у некоторых ученых, но обычно они их тщательно маскируют. Когда платят большие деньги, не стоит отталкивать «руку дающую».
      И он поинтересовался:
      — Вам известно, что вести подобные разговоры у нас не принято? И что на ваше место могут претендовать еще десятка два молодых, талантливых ученых?
      — Я знаю. Просто я подумал, что и вы в курсе разговоров, которые ведутся в лаборатории. Ну, а коль скоро мы оба знаем одно и то же, почему об этом нельзя поговорить вслух?
      Генерал неожиданно признался:
      — Вы мне нравитесь.
      — Спасибо, господин генерал. Мне тоже понравилось, что вы не отдали сразу же приказ о моем увольнении.
      И оба рассмеялись.
      — Похоже, что такой приказ не очень испугал бы вас, — заметил генерал.
      — Да. Я однажды собирался вас покинуть. Но профессор Садлер убедил меня остаться. Кроме того, мне нигде не найти такой прекрасной базы для исследований. Это, пожалуй, сыграло решающую роль.
      — Ну, а по какой причине вы решили нас оставить?
      — Мне надоело работать на войну!
      — Вот как? А скажите, работает на войну фермер?
      — Конечно же, нет.
      — Ошибаетесь! Если принять во внимание то обстоятельство, что он помогает создавать стратегический запас продовольствия, то можно с уверенностью заявить, что и фермер работает на военное ведомство. Так же, как на него трудятся врач, геолог, финансист, строитель и представители многих других профессий.
      Макклоски попытался возразить, но генерал не дал ему высказаться.
      — Я могу выразиться яснее, — сказал он. — Мы все работаем для того, чтобы страна наша оставалась сильной. Еще древними было замечено: «Голос слабых не слышен». А мнение древних следует уважать. Мы должны быть очень сильными. Иначе нам не устоять перед лицом прогрессирующих противников. История полна примеров, когда могучие государства, достигшие приоритета в культуре, гибли потому, что не уделяли внимания развитию своих вооруженных сил. В мире постоянно идет противоборство. И не только — и не столько — военных сил. Идет война идей. В конечном счете все сводится к тому, что правда остается на стороне сильного!
      Генерал на мгновение остановился. Затем вдохновенно продолжил:
      — Только сильный человек может позволить себе быть добрым. Только сильный может помогать слабым. И только сильный в состоянии защитить свой очаг, своих близких. Нам необходимо укреплять военные силы. Ни у кого в мире не должно оставаться сомнений в нашем могуществе. Обыватели, к сожалению, этого не понимают. Словоблудят на демонстрациях, не сознавая, что прокладывают дорогу войне. Да, войне! Потому что выступают против ассигнований на вооружение, а значит — против нашей мощи. А слабых бьют!
      Генерал забарабанил пальцами по столу, что делал всегда, когда волновался. Он и сам не ожидал, что замечание Макклоски сможет так его завести.
      — Я не думал, что вы примете все так близко к сердцу, сэр, — заметил молодой человек. — Прошу простить меня.
      — Просить прощения не за что. Просто меня всегда раздражало, что военных принимают за маньяков, у которых одна цель в жизни — погубить человечество. А я, например, стрелял только по мишеням… Но в то же время считаю, что преступно принижать роль армии в нашей жизни.
      — Сэр… — начал Макклоски.
      Но генерал перебил его:
      — Оставим теорию. Расскажите лучше, как вы познакомились с Садлером.
      — Это длинная история. Произошло все несколько лет назад: я опубликовал результаты своих исследований в научном журнале, и вскоре в нашем университете появился профессор. Он предложил мне работу в лаборатории. Условия оказались весьма соблазнительными, и я согласился. Кроме того, сознаюсь, мне польстило, что моей скромной персоной заинтересовались на таком высоком уровне.
      — Как ученый вы довольны тем, что служите у нас? — спросил генерал.
      — Да, — прямо ответил Макклоски. — Особенно стало интересно, когда Садлер предложил мне отработать «версию белых мышей». Так мы назвали исследования, направленные на проверку их способности жить в условиях радиации.
      — Что?! — поразился генерал. — Вы сказали — «в условиях радиации»? Как это понимать?
      — В теории выглядит достаточно просто… Радиация, подобно яду, действует на живое существо смертельно. Но в организме может вырабатываться и противоядие — все дело в том, чтобы привести в действие скрытые защитные силы организма. Известны случаи, когда древние правители, боясь покушений, постоянно приучали себя к ядам и достигали таких успехов, что могли принимать дозу, смертельную для обыкновенных людей, без каких-либо последствий для своего организма. Так же, на мой взгляд, можно бороться и против радиации. Я занимался проблемами мутации и пришел к выводу, что постепенное облучение живого существа вырабатывает в организме иммунитет против действия радиации. Понятно, что никому в голову не придет заведомо облучать себя, но при необходимости такой способ «приручения» радиации не исключен. Иными словами, мы сможем в конечном итоге просто делать своего рода прививки от радиации.
      — Прививки? Вы хотите сказать, что нашли необходимую вакцину?
      — Утвердительно на этот вопрос пока ответить не могу. Есть еще серьезные проблемы.
      — Какие именно? — спросил генерал.
      — Главная заключается в том, что создаваемая мной, как вы сказали, вакцина в состоянии будет оказывать действие только в условиях радиации. Иначе говоря, облученные белые мыши получат пропуск в одну сторону. Обратного хода для них не будет.
      — Но, пройдя в ту сторону, — поинтересовался генерал, — они как-либо изменятся?
      — Нет, — ответил ученый, — абсолютно никак. Радиация включится в круговорот жизнедеятельности их организма. Раз и навсегда. Понимаю, звучит все это странно. Но лишь потому, что мы привыкли пугаться самого слова «радиация». А между тем в природе многие вещества смертельны для живых организмов. Воздух, например, губителен для рыб. Но ведь можно сделать так, чтобы они обходились без воды. Более того, чтобы вода стала для рыб смертельной средой.
      — Да-а, — протянул в раздумье генерал. — И кто-нибудь еще знает о ваших опытах?
      Макклоски внимательно посмотрел на генерала. Сказал:
      — Странно, что вы меня об этом спрашиваете.
      — Почему? — удивился тот в свою очередь.
      — Хотя бы потому, что профессор Садлер предпочитал, чтобы о них не знал никто. Он уверял, что готовит для кого-то сюрприз. Хотя я не понимаю, каким образом результаты моих опытов могут стать сюрпризом. Если бы существовала возможность жить после «прививки», я бы всерьез задумался о Нобелевской премии. Она мне не помешала бы.
      Генерал перебил Макклоски:
      — Премию вы получите значительно большую, если докажете, что ваши опыты… не безнадежны.
      Макклоски с удивлением посмотрел на генерала. И вдруг словно тень прошла по его лицу. Он посерьезнел. А его собеседник продолжил:
      — Послушайте, Макклоски, мы все тут, в этой лаборатории, принадлежим к научным кругам. И что бы ни делали, работаем, в сущности, ради могущества нашего государства. Как ученый вы должны понимать, что остановить прогресс невозможно. Да и не следует сдерживать его. Кто не движется вперед, тот пятится назад. И того непременно обгонят. Так что давайте, не заглядывая в очень уж отдаленное будущее, возьмем на заметку ваше открытие. Не стесняйтесь, называйте вещи своими именами. Открытие! И договоримся: как только вам станет ясен финал ваших исследований, вы сразу же явитесь ко мне с докладом. Только ко мне!
      — Есть, господин генерал, — произнес Макклоски.
      Генерал улыбнулся. Дружески заметил:
      — Будьте попроще. Я бы не хотел поддерживать с вами только официальные отношения. Если возникнут какие-либо трудности, обращайтесь за помощью. Рад буду ее оказать.
      — Благодарю, сэр, — в легкой задумчивости произнес молодой человек. И, поняв, что разговор окончен, поднялся из кресла.
      Генерал едва дождался, когда захлопнется дверь за ученым. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Он надолго застыл за рабочим столом. Затем встал и направился к выходу.
      Выйдя на улицу, он бесцельно побродил по широким проспектам, узеньким переулкам. Пройдя несколько кварталов, остановился у телефона-автомата, вошел в будку, набрал номер. Дождавшись, когда в трубке раздалось — «Слушаю вас!», сказал:
      — Соедините меня с шефом!
      Через несколько секунд услышал:
      — Это вы, генерал? Чем можете меня порадовать?
      — Вы оказались правы. Профессор морочил нам голову. Но проблема решаема. Ключ к разгадке тайны в руках некоего Макклоски. Он служит у меня в фирме. Наш бывший друг так обставил дело, что никому и в голову не пришло, что это именно тот человек, который знает пути решения проблемы.
      — Насколько близок он к финалу?
      — Парень в двух шагах от успеха.
      — Он понимает — какого?
      — Конечно, нет!
      — Я бы хотел на это надеяться, мне что-то не нравится, как идут дела. Сколько еще времени потребуется, чтобы окончательно решить задачу?
      — Думаю, что вопрос нескольких дней.
      — Как только результаты исследований окажутся в ваших руках, сообщите мне немедленно. Вы должны быть первым… и последним человеком, которому Макклоски скажет о своем открытии. Вы понимаете, о чем я говорю?
      — Да.
      — Тогда позаботьтесь о том, чтобы Макклоски не исчез после вашего разговора. Он молод?
      — Да. Ему меньше сорока.
      — Понятно. Жду ваших сообщений.
      — Всего хорошего, сэр!
      Генерал положил трубку на рычажок и вышел из будки. Он был возбужден и невнимателен. Иначе, возможно, заметил бы, как на почтительном расстоянии от него, но ни на секунду не теряя из виду, движется по улице мужчина невысокого роста, к которому как нельзя лучше подошло бы банальное определение — «человек из толпы». Впрочем, именно поэтому генерал, даже если бы сосредоточил свое внимание на прохожих, все равно не заметил бы этого человека.

      Рон, убаюканный медленными движениями кресла-качалки, дремал, погрузившись в легкие, прерывистые сновидения. То ему виделось, как он в полном облачении игрока бейсбольной команды, разбежавшись по горячему песку модного пляжа, делает кувырок через рога отца многочисленного семейства, лежащего рядом с хорошенькой женой. То эта же жена, пристроившись у грот-мачты суперсовременной яхты, наставляет рога уже ему самому с молоденьким капитаном. А то — кадры быстро менялись — он мчался за человеком с широкими плечами по улицам города, раздавался выстрел, преследуемый падал, пораженный в голову револьверной пулей, в последний момент успевая нажать на кнопку звонка своего дома. Судя по шраму на щеке, Джексону снился полковник Шеффилд. В очередной забег опять раздался звонок. Рон очнулся. На этот раз звонил телефон.
      Инспектор поднял трубку.
      — Алло! — раздался голос Смита.
      — Да, — сонно ответил Рон.
      — Ты поднимался из подземелья? — набросился на него Смит. — Я звоню тебе пять минут. Грех испытывать терпение молоденьких красавиц.
      — У тебя тяжелый приступ сенной лихорадки. Принимаешь себя за «Мисс Вселенную»? Предупреждаю, это грозит тебе в конечном счете другим званием. «Мистер Псих» — вот как назовут тебя завтра утренние газеты.
      — Ты прав, дружище. Я немного нервничаю. Но чему удивляться — рядом со мной Дженни Пикен.
      — Я ее не знаю.
      — Зато она знает много такого, от чего у тебя побегут по телу мурашки, если ты еще не разгадал ребус полковника Шеффилда. Короче, мы сейчас едем к тебе.
      — Кто — мы?
      — Я и Дженни. Молоденькая, хорошенькая танцовщица из ночного бара «Рокен», где я прекрасно провел сегодня время и был удостоен чести познакомиться с ней.
      — Так ты, — вскипел Рон, — покинул квартиру своего приятеля!? Решил стать самоубийцей.
      — Не сердись, — попросил Смит. — Каюсь, я поступил опрометчиво. Захотелось выпить пива. А тут… В общем, ты еще похвалишь меня за риск, на который я пошел.
      В трубке раздались частые гудки. Это означало, что Смит уже схватился за руль и минут через пятнадцать Рону предстоит принимать гостей.
      В его квартире редко кто бывал из коллег или немногих друзей. Хотя в дни торжественных дат они все же находили время навестить холостяка. А в основном Рон коротал время один. И почти никогда в его, как говорил Бартон, «фешенебельной дыре» не было женщин. Поэтому появление незнакомки инспектор решил отметить особенно торжественно.
      Он сгреб многочисленные жестяные банки из-под пива в один угол, набросил на них потертую звериную шкуру, по некоторым признакам, мамонта, убитого еще до нашей эры. Сделав отличный, чуть больше обычных размеров футбольный мяч из постельного белья, ударом снайпера загнал его в угол платяного шкафа. И, засунув туда же пару любимых гирь, захлопнул дверцу, решив, что, пожалуй, чище на земле было только в тот период, когда еще не появилась первая растительность.
      После этого Рон отправился на кухню, чтобы по содержимому холодильника определить, удачной ли была его охота на прошлой неделе. Через несколько секунд выяснилось, что массовое таянье ледников еще не началось. Но если взять в руки хороший колун, то можно вырубить из плотно слежавшегося снега кусок бекона и два-три яйца той самой птицы, что унесла в свое время к себе в гнездо Синдбада-морехода. Инспектор был образованным человеком и неплохо физически подготовленным мужчиной. Поэтому, когда раздался звонок в его квартиру, он уже прорубил ход к бекону и, выкорчевав его вместе с банкой консервированных сосисок, пошел встречать гостей.
      Смит с порога перехватил инициативу.
      — Знакомьтесь, этот неандерталец — знаменитый инспектор Джексон.
      — Рон, — произнес инспектор.
      — Дженни, — ответила пришедшая со Смитом девушка.
      И оба они на какое-то мгновение замерли, удивленно разглядывая друг друга. Так, наверное, может удивиться локомотив, встретив на скорости двести миль в час хорошенькую игрушечную коровку, катящуюся на колесиках ему навстречу. Если даже Смит смотрелся рядом с Роном далеко не могучим, то Дженни и вовсе казалась миниатюрной статуэткой. И трудно было избавиться от искушения взять ее на руки, а потом… посадить себе в карман. Большой карман большого, как ковер-самолет, папиного пальто. Впрочем, и по возрасту она была раза в два моложе Рона.
      — Хэлло, — разрядил первые мгновения взаимной неловкости Смит, — тихий час уже закончился. Пора проснуться.
      Рон, не отрывая глаз от золотистых волос Дженни, распустившихся по плечам, мягкого нежного овала ее лица, синих глаз, пробормотал:
      — Прошу вас, — и сделал при этом неопределенный жест рукой то ли в сторону кухни, то ли комнаты.
      Девушка улыбнулась, глядя снизу вверх на Рона.
      — Давайте, инспектор, бекон. Он мало напоминает букет цветов. И лучше я зажарю его, так он станет ароматней. Заодно проверю, действительно ли на костре, как рассказывал по дороге ваш приятель, вы жарите подстреленную дичь.
      — Благодарю, — ответил Рон. — Все необходимое вы найдете на кухне.
      — Но не пугайтесь, — добавил Смит, — если вместо обеденных сервизов обнаружите ожерелья из скальпированных черепов вождей прерий.
      — Вы выдумщик.
      — Нет, Дженни, он просто журналист, — закончил Рон, входя вслед за другом в комнату.
      Устроившись в любимом кресле-качалке и предложив Смиту пуфик, инспектор произнес:
      — Сначала ты выслушаешь меня. Мне необходимо на слух проверить свои рассуждения. А потом расскажешь историю, которая привела тебя сюда.
      — Речь о Шеффилде?
      — Да… Должен сказать тебе, странная история. Не так часто грабят на улицах нашего города полковников разведслужбы. И логика подсказывает, что если уж это произошло, то наверняка ограблению предшествовала серьезная подготовка. На удачу такого профессионала не возьмешь. Но просто ли это ограбление? Что меня в первую очередь озадачивает? Полковник был убит в затылок выстрелом из револьвера. Но соседи утверждают, что выстрелов не слышали. Значит, стреляли с глушителем. А обычно при ограблениях не церемонятся, если их совершают не в доме. И второе: в карманах у Шеффилда не осталось ни цента. Не побрезговали даже часами и дешевым браслетом. Но золотой, массивный перстень, легко снимаемый с пальца, не тронут. Его не взяли! Потрясающая небрежность для профессионалов. А ведь часы снимали с той же руки. Значит, перстень оставлен специально! Это предупреждение. Тому, кто будет вести следствие. Ни шагу дальше! Убийство носит персонифицированный характер!.. Шеффилда просто убрали. Причем не из любви к искусству. Его ликвидировали, как ликвидируют ненужных свидетелей. Чтобы замкнуть цепочку. Да… Тут явно попахивает не только уголовщиной.
      — И ты поэтому заперся в квартире, никуда не выходишь и не читаешь газет?
      — Не совсем так, Смит. За прессой я слежу. Встречаю в газетах и фотографии нашего героя.
      — Я не слишком заставила вас ждать? — раздался в этот момент голос Дженни. Она стояла в комнате, держа на подносе три тарелки поджаренного с яйцами бекона. Рядом стояли банки пива.
      — Простите, господин инспектор, — обратилась к хозяину квартиры девушка, я немного похозяйничала у вас на кухне. Вы не будете на меня сердиться?
      — Сердиться?! — не дал вставить слово другу Смит. — Да Рон взбешен. Вы уничтожили его годовые запасы. Он собирался удариться в спячку до второго пришествия. И теперь ему нечего будет сосать зимними вечерами — где медвежья лапа? — и, главное, пить!
      — Вы любите выпить, инспектор?
      — Не больше, чем все, Дженни. Вообще-то не обращайте на Смита внимания. Он злостный завистник.
      Рон принял из рук Дженни поднос, предложил расположиться в кресле и, обойдя с угощением гостей, занял место на подоконнике. Затем обратился к девушке:
      — Дженни, я надеялся услышать какие-нибудь подробности о вашем деле от Смита, но он болтает о чем угодно, только не о том, что привело вас сюда. Если это удобно, расскажите сами. Я достаточно взрослый человек, чтобы понять: так просто девушки не приезжают к незнакомым мужчинам.
      — Вы не так уж мне незнакомы, — отпарировала Дженни.
      — Вот как? — инспектор заинтересованно посмотрел на нее. — Мы с вами уже встречались?
      — Вы бывали вместе с другом в нашем баре. Два раза. И я обратила на вас внимание. Во второй ваш приход я слышала, как, подойдя к бармену, вы сказали ему: «Закажите телефонный разговор. На мое имя — инспектора Джексона». А потом назвали номер телефона в каком-то городе и показали столик, за которым сидели.
      — Вы наблюдательны, Дженни, — девушка все больше нравилась Рону. — А я слепец!
      — Это ты правильно заметил, — подтвердил Смит. — Кстати, я тоже хочу немного выговориться… Сегодня, когда я приканчивал шестую кружку, ко мне подходит эта милая малютка и спрашивает: «Можно с вами посоветоваться, мистер…?» «Бартон, — отвечаю я. — А почему бы нет? Я разве когда-нибудь отказывал красавицам?» Тут она садится за столик и рассказывает мне удивительную историю. Сейчас ты все услышишь от самой Дженни, но одной фразой я предварю ее монолог. Она говорит: «Несколько дней назад похитили мою подругу Клару Вернон. Не мог бы ваш приятель — инспектор Джексон — помочь ее разыскать?» Неплохой сюжетик для одного рассказа и недели бессонных ночей.
      — Так вот какая беда привела вас ко мне, Дженни! — заметил Рон.
      — Да, инспектор.
      — Что ж, дело сложное. Девушек похищают не каждый день. Не могли бы вы для начала рассказать, как все это произошло?
      — Конечно… В тот вечер вышли с Кларой из бара после выступлений: мы обе — танцовщицы. Когда остановились, чтобы подозвать такси, из-за угла соседнего дома показался небольшой грузовой фургон и резко затормозил около нас. Из него выскочили двое мужчин, схватили Клару и, затолкнув ее в кузов, захлопнули дверцы и умчались. Все это произошло так быстро, что, по-моему, никто из прохожих не обратил внимания на происшествие. Никто ничего не заметил.
      — И даже вы, Дженни?
      — Я?
      — Да. Мы только что отмечали вашу наблюдательность.
      — Я заметила, что у одного из мужчин, похитивших Клару, был на щеке шрам.
      — Шрам?! — громко переспросил инспектор.
      — Вас что-нибудь удивило? — насторожилась Дженни. — Или вы не поверили мне? Но это правда. Я видела и хорошо запомнила и шрам, и лицо этого человека. Он плотный, среднего роста, широкоплечий. Наверное, очень сильный: легко схватил и поднял Клару, словно она ничего не весила.
      — Нет, нет, — перебил инспектор, — я верю всему, что вы говорите. Только, пожалуйста, не спешите. Рассказывайте медленно и спокойно. Сначала о своей подруге. Какая она?
      — Клара? Красивая. Мы с ней ровесницы, нам по двадцать лет… Хорошо поет и танцует.
      — Она — «прима»?
      — Могла бы стать. Хозяин ей предложил. Но она отказалась. Никто из девушек не мог понять, почему она так поступила. И даже я… Поинтересовалась, отчего она отказалась от такого лестного предложения. Клара ответила: «Не хочу известности!» Странный ответ, не правда ли, для девушки, которая начинает свою жизнь с танцевальных подмостков в ночном баре?
      — Да, ответ вызывает недоумение. Не было ли у нее каких-либо неприятностей до похищения, ссор с подругами, персоналом? Или с посетителями?
      — С посетителями мы никогда не ссоримся. Держимся за свое место. Однажды, правда, когда у меня был выходной и я зашла в бар, увидела в противоположном конце зала Клару. Она сидела, одетая в костюм для выступления (видимо, спустилась в нем прямо со сцены), и разговаривала с мужчиной. К сожалению, я не смогла разглядеть его — он находился спиной ко мне. Я направилась к их столику. Когда до него оставалось несколько шагов, услышала, как мужчина произнес: «Вы должны отдать мне бумаги…» Клара в этот момент словно вся сжалась и ответила: «Нет! Лучше возьмите ключ от абонентского ящика». Тогда он сказал как-то особенно многозначительно: «В таком случае…» И, не договорив, взял протянутый Люси ключ, бросил деньги на столик, встал и направился к выходу. У него оказалась отменная выправка.
      — И вы подсели к Кларе?
      — Нет, я не стала этого делать. Ей могло быть неприятно мое присутствие за столом в такой момент. Знаете ли, женская психика…
      — Вы опытный человек, Дженни.
      — Дело не в опыте. Просто, однажды увидев Клару, легко понять, как надо вести себя с ней. Она легкоранима. Я вам покажу ее фотографию. Мы как-то, прогуливаясь по городу, зашли в ателье и сфотографировались на память. Она возражала вначале, но потом согласилась.
      И Дженни раскрыла сумочку. Достав фотографию, протянула ее Рону. Тот, взглянув на изображение, перевел взгляд на девушку и спросил:
      — Это Клара Вернон?
      — Да.
      — Вы уверены в этом?
      — Конечно, — ответила Дженни. И добавила: — Как в том, что газета, лежащая на столике, — она взяла газету, взглянула на ее первую страницу и прочитала: «Вечерние новости».
      И вдруг в ужасе закричала:
      — Рон! Смит! Это он! Похититель!
      На первой странице крупным планом был изображен полковник Шеффилд.
      — Вы не ошибаетесь, Дженни? — возбужденно спросил Смит.
      — Нет!
      А Рон добавил:
      — Она действительно не ошибается. Почти не ошибается.
      — Что значат ваши слова, инспектор? — испугалась Дженни.
      — Вы все правильно и подробно рассказали. Но в одном оказались не правы. Это не ваша вина. Вас ввели в заблуждение.
      — Не понимаю, Рон.
      — Ваша подруга — не Клара Вернон.
      — Кто же тогда?
      — Ее имя — Люси Форд.
      — Форд?
      — Да. И должен вам признаться, что я знаком с ней несколько дольше вашего. Точнее говоря, заочно знаком, поскольку никто нас не представлял друг другу.
      — Рон, ты интригуешь, — произнес Смит.
      — Особой интриги в этом нет. Просто однажды мне довелось быть среди сотрудников, занятых охраной участников и почетных гостей международного симпозиума, посвященного глобальным проблемам — нефтеразработкам, поиску полезных ископаемых, космическим исследованиям.
      — А какое отношение имела Клара к этому конгрессу? И когда он проходил?
      — С полгода назад.
      — Но в это время Вернон находилась в провинциальном городишке, — вспомнила Дженни. — Она училась там в местной школе танцам и пению, а потом приехала сюда на заработки.
      — Это не соответствует действительности, — заметил Рон. — Не знаю всех подробностей из ее жизни, но полгода назад она была секретарем богатого промышленника и присутствовала на всех вечерах и обедах. Тогда-то я имел возможность наблюдать на ней. И хорошо запомнил Люси Форд.
      — Рон, в это трудно поверить.
      — Но это так, Дженни.
      — Какой кошмар!
      — Понимаю вас: трудно таким образом открывать глаза на близкую подругу.
      — Что же все это означает?
      — Не будем спешить с умозаключениями. Если взять за основу ваши наблюдения, то можно сделать кое-какие выводы. Первый из них: незнакомец требует какие-то бумаги. Клара отказывает. И ее похищают. Из-за бумаг? Или потому, что она такая хорошенькая? Вторая причина в данном случае отпадает. Значит, здесь та же причина, по которой лишился свободы и профессор.
      — Какой еще профессор? Не понимаю.
      — Естественно. Вы не все знаете. А вот обратите внимание на Смита: он молчалив, задумчив и, по-моему, даже немного напуган. Не правда ли, сэр? А ведь такого за вами никогда не замечалось.
      — Тут поневоле задумаешься, — вздохнул Смит.
      — Вы что-то от меня скрываете, — догадалась Дженни.
      — Не столько скрываем, сколько просто не открываем. Да и не откроешь такое любому человеку, — произнес Рон.
      — Но ведь я…
      — Да, Дженни, теперь мы друзья. И потому я расскажу вам одну короткую историю. Но учтите, после этого вам придется взвалить на свои худенькие плечики ношу, непосильную и для некоторых мужчин.
      — Я с детства привыкла не жаловаться.
      — Это хорошо… Так вот, не одна ваша подруга Клара Вернон — кстати, давайте-ка называть ее Люси Форд — стала жертвой похищения в последние дни.
      — Не может быть!
      — Может. У нас есть свидетель — Смит. Он присутствовал в одном засекреченном учреждении на совещании, во время которого похитили крупного ученого — профессора Садлера. Причем эта акция проходила более динамично: были и стрельба, и усыпление, и исчезновение преступников вместе с жертвой «сквозь стены». Но главное не в этом.
      — А в чем?
      — Участником обоих похищений оказался Шеффилд, фотографию которого вы увидели сейчас в «Вечерних новостях». Полковника убили после того, как им были совершены два успешных похищения. Я, между прочим, высоко оцениваю уровень его работы. Но предполагаю, что люди, убравшие его, еще профессиональнее.
      — Кто же они? — побледнев, спросила Дженни.
      Рон ответил не сразу:
      — Думаю, все это может быть связано с тем самым международным симпозиумом. Ведь именно на нем Люси Форд последний раз выходила в свет. Затем она исчезла. Словно скрылась от кого-то. Но в то же время не уехала за тысячи миль отсюда, будто оставляла для себя лазейку. Не могла или не хотела исчезнуть окончательно. Почему? Что скрывается за этим? Не связано ли ее решение с кем-либо из участников или гостей симпозиума? Если да, то с кем именно?
      — Рон, — улыбнулась Дженни, — вы, видимо, совершенно не знаете женщин. Если она была секретарем бизнесмена, промышленника, принимавшего участие в работе симпозиума, то именно с ним прежде всего могут быть связаны перемены в ее собственной судьбе. Не так ли?
      — Логично, Дженни. Кстати, я так нуждаюсь в последние годы в личном секретаре, а еще больше в человеке, с которым мог бы перекинуться несколькими фразами по поводу различных происшествий, что хочу сделать вам предложение: вы не согласились бы иногда поддерживать со мной контакт?
      — С радостью, Рон, — вспыхнула Дженни.
      — Благодарю.
      Инспектор подошел к окну. Видимо, его мысли блуждали далеко. Наконец он сказал:
      — Да, да… Это вполне мог быть Стэнли Мерел.
      — Мерел? — переспросил Смит.
      — Что тебя так поразило? Да, Мерел. Именно его секретарем была Форд на международном симпозиуме.
      — Но ведь у Мерела долгие годы работал профессор Садлер. До того, как он перешел в секретное ведомство. Я тогда вел в газете военную тему. Кроме того, внимательно изучал людей, занятых в научной области. Потому и обратил внимание на профессора. Он был занят исследованиями, связанными с поиском полезных ископаемых, в частности, нефти, из космоса. Работал в фирме Мерела. А потом вдруг пропал. И мне стоило немалого труда, чтобы его разыскать. Оказалось, он ушел в подразделение, занятое запуском спутников и ракет стратегического назначения, да еще чем-то сверхтайным. На профессоре закрепили гриф «совершенно секретно», и Садлер перестал представлять для меня интерес. Но он пробудился вновь, когда я увидел его во время просмотра фильма. Потом уже закрутилась вся эта круговерть.
      — Какая круговерть? — спросила Дженни.
      — С просмотром фильма об испытаниях нового оружия. С похищением профессора!
      — Вот так история, — поразилась Дженни.
      — Да, — подтвердил инспектор. И, обращаясь к девушке, добавил: — И еще неизвестно, кто в похищении Люси главный инициатор. Но уже ясно, что вся эта серия необычных событий взаимосвязана. И очень прочно. Некто держит в своих руках ниточки, за которые время от времени дергает, и заставляет марионеток плясать под свою музыку. И я не могу дать твердой гарантии, что среди них не окажемся и мы с вами: слишком близко находимся к эпицентру событий.
      — Не пугай девушку, Рон, — попросил Смит.
      — Я никогда не делаю этого без причин.
      — Что же в таком случае надо предпринять?
      — Что? — переспросил инспектор. И, немного подумав, обратился к Дженни: Простите за нескромность, но я могу узнать ваш домашний адрес.
      Девушка назвала улицу, номер дома…
      — Хорошо знаю этот район, — прокомментировал инспектор. — Ехать туда от центра недолго, но уж очень там мало зелени. А я уверен, что для вашего здоровья — вы выглядите сейчас несколько уставшей — необходимо пожить где-нибудь в тени деревьев. Вас не удивит, Дженни, если я предложу вам поселиться в одной тихой квартирке на четвертом этаже уютного дома у моей давней знакомой — Малышки Бью. Ее история не менее трогательна, чем сюжет святочного рассказа. В юные годы она влюбилась в одного подонка и добровольно взяла на себя вину за его преступление. Он отблагодарил ее тем, что во время свидетельских показаний свалил на нее и грехи своих сообщников. Бью грозило пожизненное заключение, но ваш покорный слуга сумел докопаться до истины и доказать, что она оговорила себя. Молодчики понесли заслуженное наказание, а я приобрел вернейшего друга. И сейчас нет в городе надежнее места, чем ее скромные апартаменты.
      — Я все поняла, Рон. Только необходимо предупредить хозяина о том, что я… заболела. Вы же знаете, как трудно сохранить место в баре.
      — Вы обязательно позвоните ему. Но только лишь позвоните. Без личных визитов. А сделать это можно будет из квартиры Бью.
      И, повернувшись к журналисту, Рон сказал:
      — Смит, ты подождешь меня здесь. Нам надо о многом еще поговорить. Чтобы не было скучно, я придумал тебе занятие.
      Инспектор отправился на кухню и, быстро вернувшись оттуда, поставил перед Смитом блюдо с орехами. Протянул ему небольшой пистолет, легко умещавшийся в ладони.
      — Это на всякий случай. Совершенно бесшумный. Им можно отлично колоть орехи. — Затем, обращаясь к Дженни, спросил: — Вы готовы? Отлично. Тогда поехали.
      Они были уже далеко от дома инспектора, когда Рон неожиданно притормозил, резко свернув к тротуару. Потом он дал задний ход и заехал за угол дома. В этот момент мимо промчался огромный грузовик. На первый взгляд можно было предположить, что его водитель участвует в авторалли. Но ни за его машиной, ни перед ней не было еще ни одной. А самое удивительное, что метров через пятнадцать от того угла, где прижался к стене в своем автомобиле Рон, водитель грузовика решил вдруг бросить погоню за медалями и рекордами. Он развернулся, выехал на перекресток, постоял и рванул обратно. Видно, снова дали старт участникам авторалли.
      Инспектор произнес:
      — То-то мне не понравился его номер с самого начала, как только мы отъехали от дома.
      — Рон, он преследовал нас?
      — Нас? Я был бы счастлив всегда в таких случаях оказываться в вашей компании. А теперь держитесь покрепче. Я покажу вам, как меня учили управлять машиной.
      …Расставание их было коротким. Рон лишь на несколько минут вышел из автомобиля, чтобы познакомить Дженни с Малышкой Бью. Он произнес только одну короткую фразу: «Отвечаешь головой…» На что та отреагировала по-своему: «Инспектор! Мне моя голова дорога. Тем более что я всегда помню, как вы за нее сражались в свое время».
      — Рад был познакомиться с вами, — сказал Рон, обращаясь уже к девушке. Отдыхайте. Я скоро появлюсь.
      — Всего хорошего, Рон!
      На обратном пути к дому инспектор был еще более внимателен. Провожая девушку, он заметил, как ему на «хвост» сел грузовик. И пока они вели дорожную беседу, все думал — кому такое преувеличенное внимание: ему или Дженни. По всем расчетам выходило, что она была более лакомой приманкой. Подруга похищенной Клары Верной — Люси Форд. Ею нельзя было не заинтересоваться. А может быть, все-таки охотятся за ним? Ведь след от него — через следствие об ограблении и убийстве полковника Шеффилда — вел в весьма интригующем направлении. А что если под прицелом Смит? Бог мой, у него дома Бартон свидетель похищения профессора Садлера! Рон резко нажал на газ.
      Вылетев на высокой скорости на площадь перед домом, он тем не менее сразу оценил обстановку. Из-за одного угла виднелся нос уже известного ему грузовика. Чуть в стороне в вечернем сумраке маячил силуэт спортивного автомобиля. Резко, со скрипом развернувшись, инспектор рванул в переулок, затормозил, выскочил из машины, вбежал в подъезд и успел еще подумать: «Ну вот! Началось…»

      Макклоски лежал на спине, раскинув руки в стороны и глядя в небо. В пронзительной синеве неторопливо плыли облака, и, когда они закрывали солнце, по лицу Герберта пробегал холодок, словно кто-то осторожно проводил по нему нежной, прохладной ладонью. Он полностью отключился от всего обыденного и сейчас летел вместе с этими облаками высоко над землей. Ему казалось, что так можно пролежать до второго пришествия.
      «Или хотя бы до ужина», — лениво поправил себя Герберт, возвращаясь с небес. Стоило ему только вспомнить об ужине, как ощущение полета пропало. Он попытался снова вообразить себя летящим на облаке, но ничего не получилось.
      «Ну и пусть, — меланхолично подумал Макклоски. — Полежу еще немного и буду праздновать день своего рождения».
      В этот момент до его слуха долетели слова:
 
Словно дракон,
Пляшет в пустынном небе
Дым
И вдали исчезает.
Не устаю глядеть…
 
      Голос прервался, потом опять зазвучал:
 
…Словно где-то
Тонко плачет
Цикада.
Так грустно
У меня на душе.
 
      «Интересно, — внутренне усмехнулся Герберт, — как выглядит эта любительница японской поэзии? Наверное, она невысокого роста, хрупкая, у нее голубые глаза, темные волосы. И на ней одежда белого или желтого цвета».
      Подумав так, он улыбнулся и продекламировал:
 
Я так и вздрогнул!
Это он, тот памятный
Поцелуй.
Тихо щеки коснулся
Платана лист на лету.
 
      Герберт замолк. В ответ не раздалось ни звука. Макклоски, заинтригованный, приподнялся на локте, раздвинул ветки кустарника и выглянул из своего убежища.
      Неподалеку от него полулежала на траве, опершись на локоть, девушка. Она смотрела в его сторону. Когда их взгляды встретились, Герберт невольно вздрогнул: у нее оказались голубые глаза! И одета она была в желтое платье.
      Так они молча и смотрели друг на друга, пока Герберт не взял инициативу в свои руки.
      — Добрый день, — непринужденно поздоровался он.
      — Здравствуйте.
      — Я не знал, что в это время суток вы декламируете Такубоку, — вежливо произнес Макклоски. — Извините, если помешал вам.
      — Не стоит извиняться; Скорее мне следует просить у вас прощения, ответила девушка. — Я не предполагала, что вы обитаете в этом лесу.
      — Вообще-то я предпочитаю жить в реке, — серьезно пояснил Герберт. — Но сегодня выдался такой чудесный день, что грех было не понежиться на солнышке. Вот я и выбрался на поляну, да, видно, заснул и не услышал, как вы расположились по соседству. Впрочем, мне надо за это благодарить судьбу, иначе я не услышал бы чудесных стихов в прекрасном исполнении.
      — Тогда и я благодарна ей, — поддержала девушка, — за возможность узнать, что есть еще человек, которому нравятся те же стихи.
      — В таком случае, — предложил Макклоски, — может быть, нам стоит познакомиться?
      — Кэтрин, — живо откликнулась девушка. И, на мгновение запнувшись, добавила: — Кэмпбелл.
      — Герберт Макклоски, — в тон ей ответил молодой ученый. И тут же предложил: — Почему бы нам не отметить наше знакомство совместным ужином? Тем более в день моего рождения.
      — Согласна, поскольку не хочу омрачать ваше праздничное настроение. Но с одним условием: вы признаетесь, сколько вам исполнилось лет.
      — Это тайна! Однако вам я ее открою. Мне тридцать семь.
      — Совсем еще мальчик, — мелодично рассмеялась Кэтрин. И, поднявшись с травы, спросила: — Далеко ли мы отправимся?
      — Предлагаю посетить ресторанчик «Неаполь», — ответил Герберт.
      И через минуту он уже выводил на широкую магистраль свою новенькую малолитражку.
      В «Неаполе» Кэтрин огляделась и сказала одобрительно:
      — Мне здесь нравится. Только почему ресторан назвали так претенциозно «Неаполь»? Произнесешь это слово и сразу представляешь что-то пышное, сверкающее золотом, серебром, и обязательно — с хрустальными люстрами. А здесь просто, мило и спокойно.
      — Итальянцы любят нарядные слова, — заметил Герберт. — Потому и язык у них такой яркий. В нем нет ни одного слова, которое не звучало бы как звук флейты.
      — Вы поэт? — спросила с удивлением Кэтрин.
      — Похож?
      — Немного. Стихи читаете. Выражаетесь как-то изысканно, утонченно.
      — Нет, Кэтрин, — признался Макклоски, — я не поэт. Я медик.
      — Врач?
      — Нет. Я из тех, кто не лечит, а двигает вперед вообще всю медицинскую науку.
      — А-а, — произнесла Кэмпбелл. — И далеко вы ее двинули, эту науку?
      — Пока еще не очень. Но скоро… Вот только отдам должное искусству Джузеппе, а потом сразу — прямо при вас — продолжу начатое дело.
      И так, перебрасываясь шутками, молодые люди приступили к ужину.
      Кэтрин, как представлялось Герберту, была само очарование. Умна, весела, остроумна. Очень быстро у него возникло чувство, будто он с ней давным-давно знаком. Вскоре он выяснил, что девушка изучает филологию в местном университете, через год заканчивает его и намеревается поехать преподавательницей куда-нибудь в глухое местечко. Там, как она выразилась, должно быть не больше сотни домов, два десятка ребятишек, церковь, полицейский, обязательно толстый и сонный, врач и она — одна-единственная учительница. И чтобы все приглашали на домашние пироги с яблоками.
      Макклоски стало хорошо и спокойно. И он решил вдруг рассказать Кэтрин то, о чем предпочитал вообще никому не рассказывать. Возникло это желание после того, как девушка спросила его:
      — С чего началась ваша любовь к японской поэзии?
      — Это очень длинная история, — произнес Герберт.
      А Кэтрин воскликнула:
      — Обожаю длинные истории!
      — Тогда слушайте! — решился Герберт. И начал: — В одном городе на юге страны жил парень в скромной семье. Отец его был врачом, мать рано умерла. Рос он нормальным ребенком, правда, немного уступал сверстникам в физической силе. И когда наступила пора, полюбил соседскую девочку по имени Пэгги. По местным понятиям, отец ее был ужасным богачом: он владел двумя магазинами, раз в два года менял машину, раз в три — путешествовал. И Пэгги, естественно, росла немножко зазнайкой. Что, впрочем, не мешало ей нравиться парням. Она носила яркие платьица и любила производить впечатление: «Когда мы с папой поехали в Париж… Ах, нет, это все было в Цюрихе…» Все мальчишки бегали за ней, но она предпочла того, с которого и начался рассказ. И вскоре они уже вовсю целовались на вечеринках, а потом дали друг другу слово, что скоро поженятся. И, наверное, так все и вышло бы, поскольку Пэгги была неплохой девчонкой, а юноша очень любил ее. Я его, кстати, недавно видел, и он мне признался, что по-прежнему испытывает определенные чувства к Пэгги, помнит ее яркие платьица, туго затянутые в густой пучок волосы… Однако сейчас не о платьицах речь.
      — Да, — поддержала Кэтрин, — рассказывайте о самом парне.
      — Скоро их счастью пришел конец — в городок приехала семья отошедшего от дел крупного промышленника, решившего провести остаток своей жизни в спокойном и тихом месте. Промышленник был настолько богат, что мог купить весь городок, а потом забыть о своей покупке. Но ему требовался только покой… Вскоре он перезнакомился с самыми именитыми гражданами городка, пригласил, кого надо, к себе в дом, а затем, нанеся ответные визиты и отдав таким образом должное приличиям, свел до минимума контакты с окружающим миром и целыми днями возился в своем саду. Зато развернулся его сын. Это был очень здоровый и красивый малый, имевший в своем распоряжении автомобиль. Не стоит удивляться, что вскоре Поль — так его звали — стал лидером светской молодежи городка. Как лидер, он не мог не обратить внимания на хорошенькую Пэгги.
      — И что Пэгги?! — не удержалась Кэтрин от любопытства.
      — Она оставалась верна своему избраннику. И отвергала все знаки внимания, которыми награждал ее юный баловень судьбы. Наверное, таким образом она ему мстила за то, что перестала быть самой заметной фигурой на молодежных вечерах. Постепенно создалась удивительная ситуация — Пэгги и ее верный рыцарь обособились от всех остальных ребят.
      Все это поначалу изрядно забавляло Поля. А потом начало раздражать, и он перенес свою неприязнь с отвергнувшей его Пэгги на ее парня. Что было дальше, легко себе представить. В наших колледжах до сих пор обязательным предметом является бокс. И однажды Поль сделал все, чтобы оказаться в одной паре с парнем Пэгги. И поединок превратился в избиение. А Пэгги — одна из десятка зрительниц — все видела. Хорошо, что преподаватель прервал поединок, иначе парню пришлось бы к концу боя уходить с ринга без мозгов. Пэгги нашла его и сказала, что терпеть не может грубых и сильных животных. А потом эти слова повторила в присутствии Поля. Но тот только засмеялся и сказал, что не виноват в том, что его хорошо кормят. Это был еще один удар по нашему герою. Удар по его бедности.
      — И что же он?
      — Он мечтал только о том дне, когда сможет, закончив обучение, уехать из городка и поступить в университет.
      — И этот день настал?
      — Да, но до него был еще один. Точнее, вечер. Выпускной. На нем Поль решил довести свой триумф до конца. Когда наш парень оказался рядом с Пэгги, подошел к ним и, придравшись к какому-то пустяку, нокаутировал его одним ударом.
      — И что было дальше? — поинтересовалась Кэтрин. Она внимательно слушала Герберта, не отрывая от него взгляда.
      — Парень поступил в университет, — продолжил Макклоски. — И стал учиться на врача. Начал брать уроки каратэ. Он занимался борьбой до изнеможения и в конце концов стал лучшим учеником известного тренера, постиг суть борьбы, ее дух. И… полюбил Такубоку. А однажды получил приглашение на традиционный вечер выпускников.
      — И что? — нетерпеливо спросила Кэтрин.
      — Поехал. Зал, в котором устраивалась вечеринка, показался ему крохотным. Вначале он решил, что его перестроили. Но потом понял, что просто сам очень повзрослел. Затем увидел в центре зала Поля. Тот, как всегда, был весел, шумен, напорист. Рядом с ним стояла Пэгги и смотрела на него глазами, полными любви и восхищения. Вот тогда наш герой ощутил, что детство с его обидами, поражениями, яростным максимализмом ушло не так уж далеко. Он взял бокал с вином и медленно пошел к Полю. Подойдя к нему, окликнул: «Хэлло, приятель!» и выплеснул тому в лицо содержимое бокала. Когда же Поль, побагровев от оскорбления, ринулся в атаку, его давний противник сделал шаг в сторону, а затем… Из зала Поля увезли в больницу. А парня хотели привлечь к судебной ответственности. И обязательно привлекли бы, если бы не его «старик», который пошел к отцу Поля и рассказал ему всю историю, от начала до конца. Тот принял самое мудрое решение — замял дело.
      Герберт закончил свой рассказ и замолчал. Кэтрин молчала тоже. Потом не выдержала:
      — Пэгги вышла замуж за Поля?
      Герберт вздрогнул.
      — Да. А как ты догадалась? — Это «ты» сделало их ближе друг другу и откровеннее.
      Кэтрин, слегка усмехнувшись, ответила:
      — Да так уж… — И спросила: — Ты рассказал о драке тренеру?
      — Нет. Но он узнал о ней. И запретил мне заниматься каратэ. Сказал, что я ничего не понял и ему жаль то время, которое он на меня потратил. После этого мы не виделись. Но любовь к японской поэзии у меня осталась.
      — Твой тренер мудрый человек, — заметила Кэтрин. — Я бы очень хотела когда-нибудь встретиться с ним.
      — Ты уже не сможешь это сделать.
      — Почему?
      — Он умер.
      Они помолчали. Наконец Кэтрин произнесла:
      — Грустная история. Скажи, а почему ты отмечаешь дни своего рождения в одиночестве? Это как-то связано с твоим повествованием?
      Герберт удивился.
      — Ты прозорлива, как древний оракул. Читаешь мысли, предугадываешь события. Да, с тех пор я сторонюсь людей.
      — Надеюсь, что не всех, — усомнилась Кэтрин. — А я действительно ясновидящая. Например, знаю, что ты будешь делать после того, как выйдем из ресторанчика.
      — Что же?
      — Ты покажешь мне свою коллекцию пластинок… Или марок, или трубок. Спортивных наград, медальонов, собачьих ошейников. Короче, что-либо из того, что у тебя есть дома. Я права?
      Макклоски рассмеялся. Он не хотел расставаться с Кэтрин. И поэтому последние минуты сам лихорадочно искал предлог, под которым можно было бы продолжить встречу.
      — Это будет коллекция пластинок, — твердо сказал он. — Могу похвастать она настолько хороша, что действительно заслуживает внимания такой девушки, как ты.
      Расплатившись, Герберт подал Кэтрин руку. Они вышли из ресторана, направились к автомобилю. В машине Макклоски обнял ее и поцеловал. Она ответила на поцелуй и, легким движением откинув прядь волос со лба, сказала:
      — Это исключительно в честь дня рождения. В другой ситуации пришлось бы везти меня домой и долго выпрашивать номер телефона.
      — Ну, конечно, именно так все и было бы, — согласился Герберт.
      Он нажал на педаль газа. И затормозил лишь раз, когда Кэтрин неожиданно сказала:
      — Правильно сделала Пэгги, что вышла замуж за Поля.
      — Что?! — поразился Герберт. — Как понимать твои слова?
      — Очень просто. Мне не нужно теперь отбивать тебя у нее.
      — Кэт, ты влюбилась в меня?
      — Кто это тебе сказал такую глупость? — деланно возмутилась девушка. — Ох, уж эти несносные мужчины!
      И нежно прильнула к плечу Герберта. Впервые за долгое время Макклоски почувствовал себя счастливым. Одновременно нахлынула безотчетная тревога. Он вспомнил вдруг о генерале. После их разговора по душам ученый начал ощущать корректный, но постоянный контроль за своими действиями. Было ясно — все дело в «вакцине». Эксперименты, кстати, шли у него неплохо. Он, собственно, уже знал, как добиться желаемых результатов. Оставалось только провести серию проверочных опытов, определить оптимальный размер дозировок. Но, повинуясь какому-то глухому предчувствию, не выкладывал генералу новые сведения. Решил попытаться выяснить, кому это потребовалось жить в необычных условиях.
      — Радиации, — непроизвольно произнес он вслух.
      — Что? — не поняла его Кэтрин.
      — Да это я так, — смутился Герберт.
      Кэтрин с удивлением посмотрела на него, но ничего не сказала. Лишь дома у Макклоски, удобно расположившись на небольшом диванчике, решила вернуться к короткому дорожному диалогу и серьезно спросила:
      — Тебя что-то беспокоит? Это связано с работой?
      Герберт медленно ответил:
      — Да. У меня есть проблемы.
      — Медицинские?
      — Не совсем. Они носят иной характер.
      — Как это?
      — Я ведь служу не в клинике, а в военном ведомстве.
      — Вот оно что, — задумалась Кэтрин.
      Через несколько минут она мягко произнесла:
      — Герберт, я поехала с тобой, не зная, где ты работаешь. Мне этого не надо было. Но то, что ты сейчас сказал, для меня важно. Я не могла бы любить человека, который сбросил бомбу на Хиросиму или создал нейтронную. Может быть, тебе покажутся странными мои слова, ты не поймешь меня (мы ведь знакомы с тобой всего лишь несколько часов), но у меня есть заветная мечта: жить под мирным небом с любимым человеком и никогда не дрожать за будущее своих детей. Это нелепо звучит?
      — Да нет, — запротестовал Герберт. — Но пойми, ведь у каждого из нас свои обязанности перед обществом, свой долг.
      — И мы должны его покорно выполнять, даже если это ложно понятый долг? перебила его девушка. — Герберт, но если каждый из нас забьется в нору и не будет высовываться оттуда, то мир очень плохо кончит!
      — Кэтрин, не нам менять то, что создано.
      — Почему?! Кем держится мир? Людьми! А мы разве не люди? Ты! Я! Миллионы граждан нашей страны! Что же — нам теперь сидеть и ждать, когда нашу судьбу определят другие?
      — Кэт! — удивился Макклоски. — Я не мог предположить, что ты столь агрессивна.
      Девушка внимательно посмотрела на Герберта и сказала:
      — Это не агрессивность.
      — Что же тогда? — спросил ученый.
      — Нежелание быть подопытным кроликом или серо-белой мышкой.
      При упоминании о мышах Макклоски замер и напрягся.
      А Кэтрин, словно предлагая сменить тему разговора, подошла к нему и коснулась руки, вновь, как это было в автомобиле, прижалась к плечу. Потом, завершая диалог, неожиданно спросила:
      — Ты знаешь, с чего начался фашизм?
      И сама ответила:
      — С равнодушия.

      Начальник разведслужбы в глубокой задумчивости сидел за столом в своем кабинете. Размышлять ему было над чем. Пока что-то ничего не ладилось с выполнением пожеланий советника по национальной безопасности. А это, как он хорошо понимал, не гарантировало в обозримом будущем не только его личной безопасности, но и надежности небольшого и уютного домика — маленькой крепости, которую он мечтал построить на берегу моря, в укромной бухте. Местечко давно уже было присмотрено. Оставалось только отхватить приличный куш за какую-либо ответственную операцию. Но…
      Карточный домик, в котором многим отводилась роль «шестерок» или в крайнем случае «валетов», рассыпался на глазах. И хотя сам он считал себя «тузом», «короли» и «дамы» по ночам строили ему рожицы. А наяву — козни. Ну как, например, объяснить такую неудачу, как провал в городке Солстер двух его агентов? Туда вдруг покатил генерал. Покрутился по городу. Посидел в кафе. Выпил пару рюмок. И посетил почтамт. Они, конечно, ожидали, что он отправит в Гонолулу свой носовой платок местному президенту лиги сексуальных реформ. Или, наоборот, получит посылку подгнивших бананов, присланных инкогнито в их страну овдовевшей супругой забытого богатого племянника. Но генерал повел себя как-то странно. Подошел к абонентским ящикам, сунул руку в карман, достал оттуда ключ. Открыл ящик под номером «5-Х», пошарил там рукой, прикрывая отделение спиной. Положив что-то обратно в карман (только ли ключ?), захлопнул дверцу и направился к выходу.
      И вот вместо того, чтобы разделить будущую славу пополам: одному остаться на телеграфе, а второму мчаться за генералом — оба осла решили, что их подопечный все равно никуда не денется, а пыль в абонентском ящике лучше всего протереть сейчас, причем с двух сторон. Получив через полчаса возможность провести эту уникальную операцию, они обнаружили в ящике только отпечатки пальцев высокопоставленного старшего офицера.
      А генерал выжал из своего автомобиля все, что тот способен выдать, вплоть до бензина и масла. И только посты на перекрестках с завистью отмечали его рекордный заезд. Хорошо еще, если он не отметил про себя, что в Солстер ездил в сопровождении двух последних — нет, первых! — кретинов страны. В самом деле, подумал начальник разведслужбы, не заметил ли генерал «хвост», который висит на нем уже несколько дней? Если заметил, то… Впрочем, теперь это не самое интересное. Куда важнее выяснить, что он когда-то забыл в том ящике и почему только сейчас о потере вспомнил.
      Размышления начальника прервал помощник, вошедший в кабинет.
      — Джонс в приемной, — доложил он.
      — Пусть заходит.
      Помощника сменил маленький, вертлявый человечек с бегающими глазами. Он просеменил к столу, уселся на краешек стула и, приподняв густые брови, разыграл сцену без слов: «Я готов выслушать, выполнить, доложить и забыть…»
      — Ну, Джонс, — произнес шеф.
      Этого оказалось достаточно, чтобы вертлявого прорвало. Он затараторил:
      — Мы взяли под охрану дом, в котором живет инспектор Джексон. Сегодня его посетил журналист Смит Бартон и приехавшая с ним Дженни Пикен, танцовщица из бара. Они встретились там, и наши люди сопровождали их по городу. В баре удалось записать разговор журналиста с танцовщицей. Речь шла о похищении Клары Вернон. Дженни просила Смита познакомить ее с Джексоном. Так они оказались у инспектора дома.
      — А потом?
      — Из дома они не выходили около часа. Затем с Пикен вышел только Джексон. Он усадил ее в автомобиль и дальше, — агент сделал паузу, — дальше, сэр, они помчались на предельной скорости. Том не смог держать их все время под контролем. Инспектор оторвался от грузовика. Том вернулся к дому.
      У начальника разведслужбы конвульсивно дернулась рука, и на скулах заходили желваки. Он прошептал:
      — Идиоты!
      — Что вы сказали? — переспросил его вертлявый.
      — Ничего! — буркнул начальник разведслужбы. — А потом, конечно, инспектор вернулся. Где-то ему надо ночевать.
      — Да, сэр. Джексон появился. Но Пикен в машине с ним не было.
      — И, вы, конечно же, поспешили спросить его, куда он ее отвез?
      — Мы не смогли это сделать. Инспектор тут же развернулся и скрылся в переулке. Мы рванули за ним. Но за углом стояла лишь брошенная им машина.
      — Значит, вы все сделали для того, — недобро засмеялся начальник разведслужбы, — чтобы Джексон принял ваше приглашение сыграть в прятки. И все-таки удовлетворите мое любопытство — где он сейчас?
      — Не знаю, сэр. Но дома его нет.
      — А кто у него дома?
      — Бартон. Он как приехал к инспектору, так и не выходит оттуда.
      — И вас к себе не приглашает?
      Человек промолчал.
      Начальник, нахмурившись, уставился на своего подобострастного подчиненного. «Карточные домики разваливаются потому, что строят их, как воздушные замки, на песке», — подумал хозяин огромного кабинета. После чего скомандовал:
      — Быстро к дому Джексона. Взять Бартона.
      — Слушаюсь, сэр, — подскочил агент.
      — И запомните: если он окажет сопротивление, надо в доступной форме объяснить ему, что так себя вести по отношению к людям, находящимся на государственной службе, бестактно. Объясните — до последнего патрона.
      Лицо человека озарила счастливая улыбка.
      — Да, сэр, — выкрикнул он.
      — И еще. Не давайте ему первым начинать диалог.
      Когда дверь за агентом захлопнулась, начальник разведслужбы подумал: «Ну, с прессой все ясно. Если не удалось первые два раза, то уж на третий…» Вся эта история с самого начала интриговала его. Но некоторые детали мешали последовательно идти по основным направлениям. Именно из-за этого газетчика он никак не мог заняться непосредственно генералом.
      Начальник разведслужбы с удовольствием потер ладони: подумать только, у него «под колпаком» генерал. И какой генерал! И с чьей санкции!
      Сколько там на часах? Четыре. Сейчас должен явиться с докладом еще один… Вот уж профи Билл не из категории мухоловов. Грамотный парень.
      Через минуту Билл докладывал:
      — Сэр, некоторые аспекты порученного вами дела начинают проясняться.
      — Так, — поддержал его шеф. — Слушаю.
      — Сегодня утром, когда генерал был на приеме у советника, мы несколько нарушили законы этики.
      — Я на вас не в обиде.
      — Нам удалось, — продолжал Билл, — провести несколько приятных минут в кабинете генерала. Мы не стали рассматривать рисунки на портьерах. Нас больше интересовало содержимое сейфа. Среди новеньких оказался очень толковый парень, прекрасно владеющий отмычками. В сейфе генерала делать было практически нечего. Кроме некоторых служебных бумаг там находился лишь «дипломат», а в нем…
      — Стоп! — вскрикнул начальник разведслужбы. — Ты сказал — «дипломат»?
      — Да.
      — Что вы с ним сделали?
      — Отправили на место, предварительно освободив от содержимого.
      С этими словами Билл положил перед шефом небольшой, сложенный вдвое лист плотной бумаги, с красочными вензелями по углам. При этом многозначительно посмотрел на своего начальника. А тот, схватив со стола листок, прочитал оттиснутое золотом слово — «Приглашение». Развернув его, он пробежал небольшой текст глазами и вслух повторил:
      — Мисс Форд!
      Удивленно посмотрев на Билла, спросил:
      — Но ведь это приглашение на имя Люси Форд. Почему оно лежало в «дипломате», а тот в сейфе генерала?
      — Это еще не все, — вместо ответа заметил Билл.
      — Что ты имеешь в виду?
      — Приглашение лежало в конверте. А на нем — штемпель города Солстера.
      — А-а, — как пружина взвился начальник разведслужбы, — значит, когда генерал оторвался от двух наших болванов, он достал из абонентского ящика в Солстере это приглашение? На имя Форд!
      Начальник разведки завопил в негодовании, смешанном с восхищением. Только что под купол цирка забрался его любимчик-генерал, чтобы выполнить тройное сальто. И никто еще не знал, чем кончится прыжок. Одному ему было известно, что при приземлении старшему офицеру цветы не потребуются. А если он и захочет получить их, то они будут, как и положено в таких случаях, бумажными!
      И вдруг, будто споткнувшись, начальник разведслужбы замер и спросил:
      — Но кто такая Люси Форд?
      Однако в следующую минуту, словно забыв о своем вопросе, распорядился:
      — Ты остаешься здесь. Сидишь на пульте. Наши люди пошли заканчивать дело «Пресса». Если они не позвонят, сам вызовешь их на связь. Но не жди более получаса. Я должен быть в курсе каждого шага всех участников операции. А сейчас мой путь к генералу. Буду звонить тебе.
      И начальник разведслужбы стремительно покинул кабинет.
      Генерал, встретив его с искренним радушием проголодавшегося дога, сразу же спросил:
      — Есть новости?
      Гость вместо ответа уселся поудобнее в кожаное кресло, полагая, что некоторые темы можно обсуждать только сидя. Затем доложил:
      — Я начну издалека.
      — Только не забирайтесь очень далеко, — посоветовал генерал.
      — Отлично! Генерал, вы ведь совершили поездку в город Солстер?.. -  начальник сделал паузу, внимательно наблюдая за собеседником. Но тот даже не изменился в лице. Только кивнул, заметив: «Продолжайте. Я уже догадался, что это ваши люди сидели у меня на „хвосте“». — Так вот… Я после вашего вояжа изучил свой архив. И нашел в нем… приглашение на званый вечер! Но не на ваше имя!
      — Так, — многозначительно произнес генерал.
      Ничего больше не говоря, он встал, подошел к сейфу, взял оттуда «дипломат» и положил его на стол!
      — Можете не открывать, — саркастически усмехнулся неожиданный гость. И, достав из кармана небольшой прямоугольник, закончил: — Вот оно — это приглашение.
      — Что вы хотите от меня? — спокойно спросил генерал.
      — Услышать несколько ответов на мои вопросы.
      — Задавайте их.
      — Не замедлю воспользоваться вашей любезностью. Но сначала позвоню.
      И, не дожидаясь согласия генерала, притянул к себе телефонный аппарат, набрал номер, через мгновение спросил:
      — Как дела, Билл? Молчат? Ты не звонил им? Хорошо, подожди немного и вызывай…
      — Извините, — обратился он к генералу. — Работа такая.
      — Я вас хорошо понимаю, — заметил тот.
      — Так вот, о работе. Почему у вас в сейфе хранится «дипломат» и чей он? Ведь не ваш же… Каким образом у вас оказалось приглашение, адресованное некоей Люси Форд? И, наконец, кто она такая, Форд? Вы пока подумайте. А я еще раз позвоню.
      Второй разговор с Биллом удовлетворил начальника разведслужбы. Он внимательно выслушал сообщение, повторив последнюю фразу: «Началась стрельба». И закончил: «Хорошо, поддерживай с ними связь».
      Затем вернулся к прерванному диалогу:
      — Я вас слушаю.
      Генерал долго молчал и вдруг задал неожиданный вопрос:
      — Вам дорога ваша жизнь?
      — Ха-ха-ха, — нервно рассмеялся собеседник генерала. — Я так понимаю, вы перешли к угрозам. Отвечу, только еще раз позвоню. Вы уж простите за эти звонки.
      Начальник разведслужбы набрал номер своего телефона. Какоето время ждал, когда Билл поднимет трубку. Потом набрал номер своего помощника. «Хэлло, это я! — сказал он. — Зайди ко мне в кабинет и разбуди спящего там тихого пьяницу». Вскоре помощник закричал в трубку: «Сэр, он не спит! Билл мертв!» «Что?!» — начальнику разведслужбы стало нечем дышать. А в ответ прозвучало: «Убийцы пробили пулей стекло в окне».
      — Что-нибудь случилось? — спросил участливо генерал.
      — Ничего особенного. Билла, лучшего агента, застрелили сейчас в моем кабинете. Через окно.
      — А-а-а, и только-то, — небрежно произнес генерал. — Тогда продолжим нашу интересную беседу. Я спрашивал вас, дорога ли вам жизнь.
      — О чем речь?! — вспылил начальник разведслужбы. — Вы попались! У меня на руках улики против вас, генерал. И такие, что ничего иного, кроме электрического стула, вы уже не сможете выбрать для себя в качестве сиденья.
      — Согласен, — миролюбиво заметил генерал. — И потому готов ответить на ваши вопросы. Итак, вопрос номер три.
      — Номер один!
      — Нет, номер три! Люси Форд, да будет вам известно, — любовница Стэнли Мерела, нефтяного «короля»!
      — Что?! — раздалось в ответ.
      Взрыв бомбы в кармане праздничного фрака меньше удивил бы начальника разведслужбы, чем упомянутое генералом имя всемогущего промышленника. Если бы он стоял сейчас, а не сидел, то, безусловно, не удержался бы на ногах и закачался. Но он сидел. И поэтому закачался под ним пол, поплыли одновременно потолок и четыре стены, причем все — в разные стороны. Но недаром начальник разведслужбы славился выучкой, а главное — способностью мужественно переносить неудачи. Он и на этот раз быстро обрел самообладание.
      Генерал же между тем продолжал:
      — У меня слишком мало времени, чтобы объяснять вам детали. Поэтому я ограничусь только одним-двумя советами.
      — Какими?
      — Пододвиньтесь ко мне поближе, — пригласил он через стол собеседника. Тот, движимый профессиональной любознательностью, привстал со своего насиженного места и буквально навис над столом хозяина кабинета.
      Именно этого и не хватало генералу в столь сокровенный момент их беседы.
      — Это был первый совет. А второй… — он протянул руку к мраморному, с чугунным основанием, чернильному прибору. Словно проверяя его тяжесть, приподнял над столом, причем значительно выше, чем находилась голова любознательного начальника разведслужбы, и резко опустил на его затылок, уже с последним движением договорив: — Никогда не задавайте лишних вопросов!
      Гость ткнулся носом в поверхность стола. Голова его дернулась, легла набок, а один глаз удивленно посмотрел на генерала. Казалось, еще немного и откроется рот, чтобы переспросить: «Что вы сказали?» Но рот безмолвно сжался в тонкую ниточку. Поняв, что разговаривать больше не с кем, генерал решил совершить прогулку.
      Он схватил приглашение, которое начальник разведслужбы вертел в руках с начала разговора, сунул его в карман и, прихватив «дипломат», вышел из кабинета. Заботясь о спокойном отдыхе своего старого приятеля, дважды повернул ключ в массивной, бронированной двери. Подумал, что с улицы вряд ли кто побеспокоит начальника разведслужбы. Отметил для себя и правильность своего утреннего решения, когда отпустил помощника на отдых. А затем, заперев и двери приемной, спокойно отправился, судя по внешнему виду и поведению, вкусить прелестей домашнего очага.
      О том, что произойдет дальше, генерал старался не думать. У Мерела уже состоялся разговор с советником Хьюзом, многое прояснивший. И потому мысли его были поглощены только лишь размышлениями о приглашении и «дипломате». Оба эти предмета оказались косвенными уликами причастности генерала к событиям, о которых не хотелось ни с кем вести беседы. Конечно, идея «отследить» Люси оказалась неплохой. Он нашел ее. В баре. Отправил туда полковника. И тот привез ему… ключик. Зачем только он помчался в Солстер вытаскивать совершенно не нужное ему приглашение на имя Форд? Надеялся, что, может быть, какие-то документы, разработки Садлера окажутся в абонентском ящике. Глупая, как выяснилось, была надежда. И глупая, с детских лет оставшаяся у него привычка тащить все к себе в «нору». Она подвела его. Никогда не следует забывать, что даже служебный сейф не гарантирует в этом мире личной неприкосновенности. Зачем он положил в него «дипломат» Садлера, да еще вместе с приглашением? Вот уж, действительно, привычка, — вторая натура. Ну ладно, подождем, решил генерал, до того момента, когда неугомонный начальник разведслужбы отлежится.
      Генерал не зря так основательно позаботился об отдыхе своего гостя. Пролежал тот на его столе довольно долго. И когда очнулся, еще некоторое время не поднимал головы, не желая, видимо, расстаться с приятными сновидениями. Поняв, что находится не в своей спальне, вскочил с места и бросился к двери. И не очень удивился, когда выяснил, что она надежно заперта. Оставалась единственная связь с внешним миром — телефон. Им и решил воспользоваться начальник разведслужбы.
      — Алло! — предельно спокойно произнес он, набрав номер своего помощника. Мне требуется твоя помощь. Мы с генералом случайно испортили замок в кабинете. Разыщи-ка парня, который уже побывал здесь вместе с Биллом, и пусть он поспешит поздороваться со мной лично. Я, кстати, хочу поблагодарить его за отличную работу. Сделай это побыстрее!
      Побыстрее означало только одно: через полчаса начальник разведслужбы внимательно рассматривал своего нового подчиненного. Это был молодцеватый парень с приятным, добрым лицом, увидев которое желать можно было только одного — поскорей уступить дорогу его обладателю и нежно попросить захватить с собой в дальнюю дорогу все, что в тот момент находится в ваших карманах…
      Начальник разведслужбы был предельно конкретен.
      — Заменишь Билла. Возьмешь двух ребят. Нет, трех, четырех, хоть десятерых. И поднимешь на ноги весь город, перевернешь все его окрестности, но чтобы к утру завтрашнего дня генерал сидел у меня в кабинете. Без него не появляйся!
      Последние слова, как показалось парню с приятным лицом завсегдатая подворотен, начальник разведслужбы произнес с угрозой. И он понял, что она означает. Поигрывая связкой отмычек, только коротко бросил:
      — Слушаюсь, сэр!
      Четко повернувшись на каблуках, он отправился выполнять данное ему поручение.
      «Неплохо», — подумал его шеф, глядя, какую завидную строевую подготовку демонстрирует новенький.
      Несколько позже он оценил и работу неизвестного доброжелателя, стрелявшего, судя по всему, не с близкого расстояния. Биллу уже нашли иное помещение для отдыха. И поэтому шеф разведслужбы, не теряя времени, направился к окну, сопровождаемый своим помощником. Его внимание привлекла не столько дырка в стекле, сколько вставленная в нее небольшая, свернутая в трубочку бумажка.
      — Что это? — спросил он адъютанта.
      — Ничего, — быстро ответил тот. Однако, перехватив взбешенный взгляд шефа, добавил: — Я хотел сказать, что раньше здесь ничего не было.
      — Но здесь торчит лист бумаги. Это ты позаботился, чтобы в моем кабинете не было сквозняков?
      — Нет, сэр. Я не подходил к вашему окну.
      — А кто же это сделал?
      — Не знаю.
      — Кто был здесь?
      — Несколько человек. Я вызвал врача, когда все это случилось с Биллом.
      — И что?
      — Он пришел, с ним еще двое. Сначала один, потом — второй. Они зашли по очереди в кабинет. Я сидел в приемной. Ждал вашего звонка. Потом врач с первым из тех двоих (это, видимо, был его помощник) вынесли тело Билла.
      — А его эскортировал третий посетитель? Не так ли? И он нес венок от профсоюза могильщиков?
      — Не совсем так, сэр. У него ничего не было в руках. И вышел он чуть позже. Буквально секунд через десять.
      — Оставался один в моем кабинете?
      — Но дверь была открыта. Я видел, что тот человек стоял посередине комнаты и собирался ее покинуть. Он так и поступил, едва я вернулся к своему столу.
      — Ну, Джимми, тебе, видно, не нравится, что я твой шеф.
      — Что вы, почему?!
      — Так… Ну, а что это за листок?
      — Он у вас в руках, сэр… Я ничего не знаю.
      — Не знаешь. Вы все ничего не знаете, — решил вдруг сделать обобщение начальник разведслужбы. Поняв, что это ему прекрасно удалось, он показал своему помощнику рукой на дверь. А затем развернул трубочку свернутого неизвестным отправителем листка. Через мгновение медленно проплыли перед его глазами написанные мелким почерком буквы:
      «Я так волнуюсь за Ваше здоровье. Вы столько работаете в последнее время. Не утомляйте себя. Иначе…»
      На этом текст обрывался. И нигде больше не было продолжения. Догадливый следопыт понял, что речь в коротком письме идет не просто о здоровье, но и о жизни. Что-то срочно требовалось предпринять.
      Для начала шеф разведслужбы схватился за телефонную трубку. Набрал специальный код. И вызвал группу, занятую в операции «Пресса».
      — Да, шеф? — услышал он в трубке хриплый голос.
      — Докладывай! — выкрикнул начальник.
      — Сэр, трое наших парней ушли к дому минут тридцать назад. Пока еще не возвращались.
      — Что они там делают? Остались в гостях пить пиво?
      — Думаю, что нет. Очень уж негостеприимно их там приняли, судя по стрельбе, которая длилась минут десять.
      — Тебе не надо думать! — взъярился шеф. — Отправляйся туда же, куда ушли твои приятели. И выясни все, что там произошло и чем они сейчас занимаются.
      — А как же связь? Я ведь один на две машины.
      — Связываться мы будем с тобой телепатическим путем. Мне сейчас нужно, чтоб вы не устраивали диспутов, а скорее заканчивали дело и мчались сюда, ко мне. Сегодня предстоит еще одна заварушка.
      — Я все понял, — раздалось в ответ. И что-то булькнуло в трубке.
      После этого начальник разведслужбы вновь взялся за телефон.
      — Господин советник? — произнес он через несколько секунд. — Простите, что беспокою вас…
      Но тот сразу же пресек поток слов.
      — Вы уже выполнили мои указания?
      — Почти, — сказал мэтр разведки. И пояснил: — Один известный вам журналист заканчивает свой творческий путь на квартире приятеля — инспектора Джексона и сейчас собирает некоторые личные вещи, чтобы отправиться в недолгое, но, думаю, последнее странствие в сопровождении моих парней.
      — Приятные вести!
      — Да, господин советник, мы не теряли времени даром.
      В трубке раздалось:
      — Намек ясен. Достаю чековую книжку. Вам не видно, что я делаю, но могу сообщить, что ищу свободную для записи единицы с нулями страницу.
      — Благодарю вас, господин советник, — подобострастно произнес начальник разведслужбы, — но это ведь еще не все!
      — Я заменю единицу на двойку, если следующая информация будет такой же интересной.
      — Надеюсь на это… Недавно мы расстались с генералом. Большими друзьями. И теперь я могу взяться за мемуары и рассказать все, что о нем знаю.
      — Тоже хорошая новость. Подписываю чек. Впереди всех нулей стоит жирно выведенная «двойка». Надеюсь теперь на право быть вашим первым читателем.
      — Для меня такой читатель — великая честь! Могу ознакомить вас с началом. Прекрасные строки. Послушайте, пожалуйста… «Когда мы расставались с генералом, он уносил с собой „дипломат“, который трепетно хранил в своем кабинете, в запертом стальном сейфе».
      — Неплохо! Мне только не совсем ясно, почему описание начинается с такого несоответствующего мундиру предмета?
      — «Дипломат» — это, господин советник, изюминка интриги. Я полагаю, он принадлежит не генералу.
      — А кому?
      — Думаю, профессору.
      — По сюжету?
      — Нет, в жизни. Все будет описано исключительно на основе реальных событий.
      — Та-ак, — протянул советник.
      В разговоре возникла пауза. А секунд через пятнадцать начальник разведслужбы вновь услышал странно изменившийся голос собеседника.
      — Послушайте, неплохо было бы кое-что с самого начала изменить в мемуарах. Мне думается (и это не только мое мнение), что не стоит так с ходу судить о генерале и тем более связывать его имя с каким-то профессором. Все вами продекламированное нужно просто вычеркнуть из повествования. И чем быстрей, тем лучше… для автора! Вы поняли меня? Кстати, а где сам генерал?
      — Он вышел прогуляться.
      — Ясно! Теперь слушайте меня: как только получите чек, тут же мчитесь в банк, а оттуда к себе на квартиру. Поняли — к себе! Я позвоню вам. Надеюсь, вы угостите меня с первого гонорара пивом.
      — О! Господин советник, конечно же! — ответил начальник разведслужбы.
      Через некоторое время посыльный вошел к нему в кабинет и положил чек на стол. Магические цифры! Подпись советника! Все это заворожило поначалу… Но когда начальник разведслужбы вышел из состояния легкого опьянения, то внезапно поймал себя на поразительном открытии. Подпись на чеке каждой своей буквой повторяла каждую такую же букву короткого послания, полученного начальником разведслужбы через окно. Почерки были абсолютно идентичны! Когда он это обнаружил, ему расхотелось пить пиво с господином советником.

      Глухая аллея тянулась вдоль высокой каменной ограды. Начиналась она от парадного входа в небольшую суперкомфортабельную виллу. Именно отсюда вышли двое — мужчина и женщина. Он придерживал ее за локоть и вел по направлению к ограде.
      — Я хочу, чтобы ты посмотрела на нее вблизи, Люси, — произнес мужчина, указывая на гладко выложенную стену. — Взгляни — ни единой зацепки. И ни одного дерева рядом. Перебраться через ограду практически невозможно.
      Мужчина ухмыльнулся и продолжил:
      — И всего этого хозяину показалось мало. Он приказал поставить десяток электронных «сторожей». На ночь в сад выпускаются и специально натасканные псы. А если к этому добавить отлично обученную охрану, то легко понять, что представляет из себя эта маленькая крепость.
      — Для чего ты мне рассказываешь все это, Генри? — спросила Люси.
      — Хочу, чтобы ты не строила никаких иллюзий относительно своего положения.
      — Я не так наивна, — холодно ответила молодая женщина.
      Через мгновение она спросила:
      — Это все, что ты хотел мне сказать?
      — Нет, не все. Есть серьезный разговор. И видит бог, как мне не хочется начинать его.
      — Давай без лирических предисловий! Мы знакомы с тобой не первый день.
      — Шеф говорит, что человек бывает сильнее обстоятельств лишь тогда, когда они этому сами благоприятствуют. А надо сказать, что сейчас обстоятельства сложились не в твою пользу.
      — Я успела это заметить.
      — Да, не в твою, Люси Форд, — упрямо повторил Генри. — И если в тебе есть хоть капелька благоразумия, ты должна сделать все, что от тебя потребуют. Только так сможешь спасти свою жизнь. Ясно я излагаю свои мысли?
      — Что от меня требуется?
      — Ты должна рассказать о том, что произошло между тобой и Садлером. А главное — передать нам то, что он тебе оставил на хранение.
      — Что именно: пробирку с микробами или ночную вазу?
      Генри досадливо отмахнулся. Сказал:
      — Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь.
      И вдруг ударился в философию.
      — Удивляюсь терпению хозяина. Он до странного долго выжидает. Насколько мне известно, это не в его характере. Видно, никак не может освободиться от своих воспоминаний, связанных с тобой. Именно они размягчили его сердце. Но предупреждаю, завтра магнетизм потеряет силу — время уходит, а шеф всегда ценил его дороже человеческой жизни. И, как бы ты ни упрямилась, в итоге все равно сделаешь и скажешь то, чего от тебя ожидают.
      Люси резко ответила:
      — Да! В этом я уверена. Теперь вы ни перед чем не остановитесь. Своего добьетесь. А затем я стану опасным свидетелем. Не так ли?
      — С логикой у тебя всегда было в порядке. На твоем месте я думал бы точно так же. Но у тебя нет выхода. И ты должна об этом помнить. И верить в то, что у шефа осталось в сердце немного тепла к той, с которой он в свое время проводил такие бурные денечки. Он сказал, что сохранит тебе жизнь.
      — Удостоит «Высшей чести»?
      — В сложившейся ситуации это одно и то же.
      — Что ж, Генри, хорошо. Я подумаю.
      — У тебя одна ночь, Люси. Завтра утром скажешь то, что нас интересует, или я уступаю свое место другому. Вынужден буду уступить. Здесь свои законы, и не я их устанавливал. Но самому заклятому врагу не пожелал бы попасть в руки к нашему специалисту по вышибанию мозгов. Прости за грубые слова…
      Люси повернулась и пошла, не оглядываясь, к вилле.
      Войдя в отведенную ей комнату, она приблизилась к окну и отодвинула портьеру. День клонился к закату, и в саду начинали густеть сумерки. Где-то далеко пролетел самолет. Огромный пес, по-хозяйски разлегшийся на нагретой за день дорожке, насторожил чуткое ухо и повел головой, а затем неожиданно зевнул. Даже из окна Люси различила его огромные клыки. Вдали у ограды лениво возились еще два волкодава.
      Форд задернула портьеру. Достала сигарету из пачки, взяла зажигалку и остановилась. У нее пропало желание курить. Она оглянулась по сторонам и, не выпуская зажигалку из руки, сняла туфли и босиком прошла к двери. Осторожно открыла ее и проскользнула вдоль стены.
      С первого этажа доносились звук работающего телевизора и голоса охранников. Люси за несколько дней изучила режим их дежурства. И знала, что четверо сейчас сидят за столом и, потягивая напитки, играют в карты, а двое уставились в телевизор.
      У лестницы, ведущей на первый этаж, Форд стала еще осторожнее. Войдя в ванную комнату, она подбежала к окну и приоткрыла запоры так, чтобы можно было в любой момент распахнуть створки. Затем нашла пластмассовую пробку, заткнула ею сливное отверстие, стараясь не производить ни малейшего шума, сняла с рычажка похожее на телефонную трубку устройство для подачи воды и положила его на дно. После этого осторожно повернула кран холодной воды. Убедившись, что она начала бесшумно наполнять ванну, неслышно выскользнула в коридор. Здесь прислушалась: все так же бормотал телевизор, время от времени слышались ленивые голоса охранников.
      Люси не стала возвращаться к себе в комнату, а пошла дальше, туда, где была расположена «хозяйская» спальня. Проникнув в нее, остановилась, едва переведя дух. Сердце ее бешено колотилось.
      Уняв дрожь, Люси щелкнула зажигалкой. В прыгающем свете огонька успела разглядеть огромную кровать, тяжелые дорогие гардины.
      В это время раздался страшный треск. Пламя в дрогнувшей руке Форд погасло. Ноги ее подкосились, и она без звука опустилась на мягкий ковер. Через секунду оглушительный треск повторился. И по яркой вспышке за окном Люси поняла приближается гроза. Вспомнила, как парило с утра. Гром произвел в ней чудесную перемену: страхи внезапно исчезли, биение сердца унялось, движения стали решительными, четкими. Она быстро поднялась на ноги, подошла к высокому платяному шкафу, сгребла все белье, что попало ей под руку, затолкала его под широченную деревянную кровать, щелкнула зажигалкой и подожгла край простыни. Затем перешла к темным, тяжелым гардинам. Их поджечь было труднее, но зато, как только пламя занялось, огонь стремительно пополз вверх, к потолку, обшитому дорогими породами деревьев.
      После этого оставаться в спальне стало опасно. Люси быстро вышла в коридор, тщательно прикрыла дверь и направилась к своей комнате. Придя к себе, разделась и улеглась в постель.
      Минут через пятнадцать до нее дополз еле ощутимый запах гари. А еще через некоторое время виллу наполнили встревоженные голоса, крики, топот ног. Чьи-то шаги прогромыхали по коридору, дверь распахнулась. На пороге выросли два охранника с пистолетами в руках.
      Один из них остался на месте, а другой стремительно бросился к кровати, рывком сорвал с Форд одеяло и скомандовал:
      — Вниз! Живее!!
      — Мне надо одеться, — начала Люси.
      Но верзила вытащил ее из кровати почти на середину комнаты и на этот раз зарычал:
      — Марш вниз!!!
      Люси схватила свое платье и выбежала в коридор.
      Клубы дыма заполняли помещение. Из того конца, где находилась спальня хозяина, доносился треск, словно великан лущил орехи. Огонь подбирался к лестнице.
      Стражи действовали расторопно. Пока Люси одевала платье, двое из них кинулись к огнетушителям, один вызвал пожарных и крикнул остальным:
      — Загоните собак!
      Вскоре по лестнице сбежал и старший. Посмотрев на Люси, отчеканил:
      — Эту в машину. И глаз с нее не спускать.
      Форд повели к выходу. У самого порога она остановилась и воскликнула:
      — Мне надо взять одну вещь в своей комнате! Очень важную!
      Охранники в растерянности переглянулись. Затем один из них взял Люси под локоть и увлек в сторону двери. Но она вырвалась, подбежала к старшему и умоляюще произнесла:
      — Позвольте мне подняться в комнату. Я должна забрать кое-что. Это нужно не мне, а вашему хозяину. Понимаете?
      Старший ответил коротко:
      — Иди! Только быстрее. — И, повернувшись к одному из своих подчиненных, приказал: — Ты поднимешься вместе с ней.
      Тот кивнул. Они с Люси быстро взбежали по лестнице. В коридоре дыма стало еще больше, дышалось с трудом. В комнате охранник скомандовал:
      — Пошевеливайся!
      Мысль Люси лихорадочно заработала. Она поняла, что все рассчитала верно, кроме одного — что с ней наверх пошлют кого-нибудь из команды. Она окинула взглядом комнату и нашла выход. Кинулась к тяжелому дивану, попыталась сдвинуть его и, не сумев сделать этого, крикнула:
      — Да что вы там стоите, как памятник? Помогите мне!
      Непрошеный попутчик подошел к дивану, наклонился, стал сдвигать его. В это мгновенье Люси схватила со столика массивный бронзовый подсвечник и с силой ударила им по широкому затылку охранника. Он обмяк, упал и замер.
      Не оглядываясь, Люси бросилась к ванной комнате и настежь распахнула в ней окно. Затем тщательно закрыла задвижку, убедилась, что дверь теперь не открыть, в одежде бросилась в холодную воду. Тут же почувствовала резкое облегчение. Отдышавшись, пустила струю из душевой установки на дверь, поливая ее и не давая загореться.
      В это время внизу занервничал старший охранник. Он закричал:
      — Где они? Решили позагорать? Или сгореть? Поторопите их.
      Двое кинулись выполнять распоряжение, но клубы дыма, языки огня заставили их повернуть обратно.
      Старший замысловато выругался. Однако не успел он закончить свой монолог, как раздались тревожные звуки сирены пожарной машины.
      — Слава богу! — воскликнул он. — Покажите пожарным, в какой комнате укрылась парочка наших голубков. Пусть они займутся ими в первую очередь.
      Через пять минут двое пожарных, установив небольшую лестницу у окна комнаты, в которой, по всем предположениям, находилась Люси, стремительно полезли по ней, благо было невысоко.
      Вскоре в проеме окна показался один из пожарных, махнул рукой своим коллегам, и они моментально растянули сетку. Через некоторое время в центр ее угодил сброшенный охранник, так еще и не пришедший в себя.
      А Люси, вынужденно принимая ванну, просчитывала варианты. В любом случае требовалось поторапливаться. Она вылезла из воды и осторожно выглянула в окно. Ситуация складывалась для нее удачно. Пожарная машина стояла практически под самым окном, а люди — метрах в двадцати от нее. И главное — ворота ограды были широко распахнуты.
      Форд несколько раз глубоко вздохнула, легла на подоконник, скользнула вперед, затем, перевернувшись, уцепилась за его край руками, повисла в воздухе и, разжав пальцы, полетела вниз и мягко приземлилась на клумбу. Все обошлось благополучно. В считанные мгновения Люси очутилась у пожарной машины, вскочила на подножку и нервно, почти на истерике, рассмеялась, когда увидела в замке зажигания желанный ключ.
      Рев мотора перекрыл треск горящего дерева. Все, как по команде, обернулись. Стоявшая невдалеке от охранников пожарная машина сорвалась с места и понеслась прямо на них. Они кинулись врассыпную. А остолбеневший от неожиданности старший вдруг увидел, что за рулем сидит… Люси! Гиппопотам на бабочке, инопланетянка на летающей тарелке удивили бы его в этот момент меньше, чем белое от напряжения лицо с прикушенной губой, на долю секунды мелькнувшее перед ним в косом кадре лобового стекла. Однако замешательство старшего длилось ровно столько, сколько требуется времени нормальному человеку, чтобы произнести: «раз-два».
      — По машинам! — заорал он. И через несколько секунд за пожарной двинулись два «бьюика».
      Черная от дождя шоссейная лента неслась Люси навстречу. Никогда еще не приходилось ей управлять такой тяжелой машиной, и ее удивило, как послушна она рулю. Форд не знала назначения многочисленных кнопок и принялась нажимать одну за другой, пытаясь определить, какая же дает свет фарам. Нажав очередную, включила сирену и подумала, что это весьма кстати. После чего умудрилась включить и фары. Затем, взглянув на укрепленное перед нею зеркальце, увидела, как из-за поворота возникли четыре пляшущие точки света, и поняла, что это погоня. До отказа нажала на педаль газа, но расстояние между ней и преследователями стало постепенно сокращаться.
      Люси еще раз бросила взгляд на кнопки, словно пытаясь найти в них спасение. Ее внимание привлекла та, над которой была изображена пена. Чуть сбросив газ, дала возможность преследователям немного нагнать себя. Когда они были уже в нескольких десятках метров, судорожно надавила на кнопку. От пожарной машины мгновенно отделилась громадная струя пены. «Бьюик», шедший первым, резко вильнул в сторону, потом в попытке выправить положение постарался вернуться на середину автострады, но перевернулся, вылетел с дороги, как камень, пущенный из пращи, врезался в невысокий холм. Вторая машина сделала большую дугу и опять пристроилась в хвост пожарной. Люси несколько раз нажала на кнопку, подающую пену, но она, видимо, вся ушла в первый заход. К счастью, преследователи этого не знали и держались на почтительном расстоянии.
      Впереди появились городские дома. Прикинув несколько возможных путей следования, Люси выбрала тот, который показался ей наиболее разумным, и повернула в хорошо знакомый район. Найдя улочку поуже, до отказа нажала на тормоза. Машина развернулась и перегородила проезд. Открыв дверцу, Форд стремглав бросилась в спасительную темноту переулков и тупиков.
      Забежав в аптеку, в течение нескольких секунд объяснила ее владельцу, что у нее нет даже мелкой монеты, а позвонить требуется срочно. Хозяин хладнокровно произнес одно лишь слово: «Звоните!» Большего Люси и не надо было. Она набрала номер квартиры, которую снимала с Дженни. Номер молчал. Тогда она позвонила консьержке. Та обрадовалась, услышав ее голос. Затараторила: «Ваша подруга здесь пока не живет. Но она просила передать вам номер телефона, по которому ее можно разыскать. Представляете, она строго мне наказала дать его только вам. Я сдержала слово». Люси поблагодарила старушку. И набрала незнакомый ей номер.
      — Дженни? — произнесла она.
      — Клара? — откликнулась Дженни. — Где ты? Нам необходимо встретиться.
      — Я такого же мнения… Послушай, я попала в скверную историю. Помоги мне.
      — Конечно! Но где ты? Как разыскать тебя?
      — Приезжай в район северного вокзала. Там есть небольшая площадь, на углу которой стоит аптека. Она одна тут. Бери такси. Останавливайся, но не выходи из него. Я сама подойду. И захвати какой-нибудь свитер и брюки. Я мокрая до ниточки, и меня колотит, как пьянчугу с похмелья. Ты все поняла?
      — Да. Но приеду я не в такси, а в машине с моим другом.
      — Кто он?
      — Ты его не знаешь. Но это абсолютно надежный человек.
      — Хорошо, Дженни. Только, умоляю тебя, поторопись!
      Люси опустила трубку и встала у двери аптеки, внимательно наблюдая за всем, что происходит на площади.
      Наконец она увидела, как подъехала небольшая гоночная машина, за рулем которой сидел широкоплечий мужчина. Рядом с ним виднелись узенькие плечики и хорошенькая мордашка ее подруги. Люси шагнула за порог.
      Она уже прошла треть расстояния, отделявшего ее от машины, когда на площадь на огромной скорости влетел «бьюик». Увидев его, Люси бросилась назад, но водитель отрезал ей отступление. Автомобиль, взвизгнув тормозами, остановился. Из него выскочили двое здоровенных мужчин и кинулись к Форд. Но тотчас взревела машина, в которой сидела Дженни, и, круто развернувшись, вылетела на середину площади. Люси уже билась в руках парней, когда из гоночной выскочил ее хозяин.
      В руке одного из мужчин сверкнул нож. Неожиданный защитник Форд на мгновенье замер перед противником, потом кинул свое большое тело влево, словно пытаясь уйти от удара, неожиданно споткнулся и оперся рукой о землю, стараясь удержать равновесие и подставляя ножу беззащитную спину. Мужчина занес руку для смертельного удара, но в ту же секунду хозяин гоночного автомобиля, который, как оказалось, и не думал спотыкаться, подобно пружине распрямился и нанес ногой страшный удар в лицо нападавшему. Не успел тот упасть на землю, как «гонщик» настиг и второго. Эта схватка была еще короче. Отбив выставленным левым локтем удар, широкоплечий атлет сделал молниеносный выпад вперед и вонзил плотно сжатые пальцы правой руки в горло сопернику. Затем, развернувшись, подсек правой ногой Люси и, когда она свалилась на землю, сам отпрыгнул, словно вратарь за мячом, далеко в сторону. В ту же секунду из «бьюика» раздались выстрелы, и автомобиль рванул с места. На площади стихло.
      Обладатель гоночного автомобиля подошел к Люси, помог ей подняться и, поддерживая под руку, повел к машине. Там ее встретила Дженни, дрожавшая от страха. Она лишь произнесла:
      — Познакомься, это — Рон!
      — Клара, — устало представилась Форд.
      — Рад знакомству с вами, Люси.
      Форд в недоумении посмотрела на мужчину, потом на свою подругу. Дженни пояснила:
      — Он все знает. И обо мне. И о тебе. Причем больше, чем мы сами.
      — Вы служите в полиции? — с некоторым удивлением спросила Люси.
      — Близко к этому, — ответил Рон. — В данный момент я занимаюсь расследованием обстоятельств убийства полковника Шеффилда.
      — Так он убит? — прошептала Люси.
      — Да, выстрелом в затылок.
      — Убийцы пойманы?
      — Нет. Но это ни у кого не вызывает беспокойства: у нас каждое второе дело об ограблении остается нераскрытым.
      — Но это не ограбление! — возмутилась Форд.
      — Я знаю. Его убрали после того, как он организовал похищение профессора Садлера.
      Люси вскрикнула и прикрыла рот ладошкой. Глаза ее расширились и наполнились смертельным ужасом. Даже Рону стало немного не по себе, когда он увидел ее лицо в зеркальце.
      — И о Садлере ничего не известно? — хрипло спросила Люси.
      — Ничего. Все держится в секрете.
      — Я выведу вас на след, — прошептала Люси. — Садлер похищен по приказу Мерела. Шеффилд работал на него.
      Через несколько секунд она добавила:
      — Он приказал убить его. А потом, не сомневаюсь, убрал убийц Шеффилда, затем и новых убийц. Теперь никто и никогда не доберется до этой ниточки, с которой необходимо распутывать клубок. А ведь скоро он убьет и всех нас.
      В машине наступила напряженная тишина. Рон молчал. Дженни не могла прийти в себя от всего увиденного и пережитого. Что касается Форд, то ей, судя по всему, необходимо было выговориться. И она заговорила:
      — Не буду оценивать себя дороже того, что стою. Сказать по правде, мало стою. Таких, как я, тысячи. И судьба моя похожа на судьбы тысяч мне подобных… Провинциальный чистый городок, по воскресеньям — служба в церкви, добропорядочные папа и мама, верные подружки. И еще мечта — Великая Мечта: однажды в жизни получить все! К этому потихоньку и шло. Сначала я умудрилась стать «Мисс Город», а потом и «Мисс Штат». Окрыленная, побывала во всемирно известной киностудии, полагая, что там меня ждет дюжина продюсеров с готовыми контрактами. Но таких, как я, оказались толпы. И очень скоро начала понимать: за то, чтобы каждый день есть, пить, где-то спать, снимать квартиру — надо платить. А тебе самой платят только тогда, когда… Короче, однажды я оказалась в постели Стэнли Мерела. Как и другие до меня! Единственно, в чем мне повезло, задержалась у него значительно дольше. Но потом и меня он выставил за дверь, предпочтя товар посвежее.
      Люси надолго замолчала, глядя в окно. Дженни, воспользовавшись паузой, обратилась к Рону: «Куда мы едем?» Он ответил: «Сначала заедем ко мне, буквально на минутку». Дженни испугалась: «Но там могут быть…» «Мы на минуту, — повторил он. — А потом я отвезу вас обеих к Малышке Бью».
      Форд снова заговорила:
      — Мерел — больной человек. Нет, физически он здоров. Болен душевно. Причем, полагаю, об этом никто не знает. Для его болезни нет еще названия, это какой-то особый вид тотальной фобии. Он самый богатый человек в мире. Но ни один нищий так не боится потерять последний грош, как Мерел хотя бы один миллион. Он боится всего — профсоюзов, микробов, политических деятелей. Если бы была его воля, он бы стер всех с лица земли. Подозреваю, что у него уже появилась такая возможность. А если это так, то Мерел уничтожит весь мир.
      — Эта возможность связана с работами Садлера? — спросил Рон.
      — Да, — ответила Форд. — Он работал у Мерела в фирме: занимался изучением полезных ископаемых, возможностями их обнаружения из космоса. Случайно сделал потрясающее открытие. Я не знаю, в чем там дело, но это что-то наподобие космических лучей, которые могут мгновенно уничтожать на земле людей и животных. Садлер поделился с хозяином тайной открытия, и у того родился дьявольский план. Он решил убрать с земли всех ненужных ему людей. А оставить лишь избранных. Что-то типа Ноева ковчега. Только вместо потопа — излучение, радиация. От этих людей, по замыслу Мерела, должна начаться новая земная цивилизация, в которой уже не будет места никому другому, кроме богачей. Мерел приказал Садлеру перейти на службу к военным: опять из нежелания тратить свои миллионы. Уговор был такой: профессор под прикрытием военного ведомства завершает свои исследования, а Стэнли тем временем готовит список избранных. Потом однажды все они собираются в определенном месте. Срабатывает созданное Садлером устройство… На земле никого не остается, разумеется, кроме тех, кого наметил Мерел.
      — Но это абсурд, — не выдержал Рон. — Как можно жить на земле без людей?!
      — А ему не нужны люди! Однажды он сказал, что на нашей планете есть только два десятка людей, с которыми ему иногда интересно встретиться. Вот и все. Что касается «технического персонала» — поваров, лакеев, шоферов, то им Мерел отвел место в обществе избранных, но в категории «обслуги». Сейчас уже кое-кто удостаивается «Высшей чести». И периодически получает специальное приглашение на «четверг», что означает причисление к касте будущих властителей мира. Такое приглашение было и у меня.
      Рон и Дженни молчали. А Люси, передохнув, продолжала:
      — Я случайно узнала, что Садлеру в конечном итоге не найдется места в будущем «обществе», которое решил создать Мерел. Тот вдобавок ко всему еще и честолюбив: не мог примириться с мыслью, что избранные будут благодарны за свою райскую жизнь кому-то еще, кроме него. И поэтому решил после окончания всех работ убрать Садлера. К тому времени, когда случайно узнала об этом, я уже перестала ходить в фаворитках и чувство мести душило меня. Я сумела выйти на связь с Садлером и все рассказать ему. Он мне поверил: у него давно уже закралось подозрение по отношению к Мерелу. И общая ненависть нас сблизила.
      Форд помолчала, собираясь с мыслями.
      — Но как бы там ни было, Садлер вел свою политику. Не добившись в самом разгаре исследований каких-то ощутимых результатов, стал блефовать. Делал вид, что только он в состоянии решить важнейшие проблемы, связанные с радиацией, сохраняя таким образом до поры до времени свою жизнь и получая приглашения на «четверги». А в принципе вопрос мог решить другой ученый, работавший у профессора.
      — Вы не помните его имя? — не дав Люси договорить, перебил ее Рон.
      — Имя? — повторила Люси. — Кажется, Генрих. Ну, я постараюсь потом вспомнить… Так вот, Садлер умел держать ситуацию под контролем и выходить из сложнейших положений невредимым, но, видно, ему изменила удача. Я должна была это понять, когда в нашем баре появился полковник Шеффилд. Он пришел от имени Садлера и потребовал его разработки. Сам профессор, мол, проводит контрольные испытания и отлучиться из лаборатории не может. Я знала: Шеффилд — последний человек, которому Садлер доверится. Заподозрив неладное, бумаги не отдала. Но что профессор похищен, даже представить себе не могла.
      Люси сдавленно всхлипнула и резко отвернулась.
      В этот момент они подъехали к дому Рона.
      Втроем поднялись в его квартиру. Инспектор осмотрел комнату, кухню. Заглянул в ванную и удовлетворенно произнес:
      — Так, новые гости после перестрелки еще не нагрянули. Видно, не хотят разделить судьбу своих предшественников.
      Затем, пока Люси стягивала с себя мокрое платье, а Дженни помогала ей одеть привезенные брюки и теплый свитер, Рон набрал номер телефона и сказал невидимому собеседнику:
      — Не задавай никаких вопросов, отвечай только «да» или «нет». Мне нужно тебя видеть. Ты помнишь, где мы встречались в прошлый раз? Отлично. В двух шагах от этого места есть одно заведение — там всегда собирается много людей и играет оркестр. — Рон подумал, что если кто-то сейчас слушает его, то ему и в голову не придет, что речь идет о кладбище. — Там и встретимся. Как и в прошлый раз, только к тому часу прибавь еще два. Отлично. Договорились.
      Повернувшись к девушкам, он произнес:
      — Я сделал все, что было нужно!
      — Мы тоже, — ответила Дженни.
      — Тогда нам пора идти.
      Когда они подошли к выходу из дома, Рон остановил подруг и сказал:
      — Я сейчас сяду в машину, проеду по площади, заверну за угол, — потом сразу же вернусь и встану у подъезда. Выходите, когда я открою дверцу. Раньше этого не появляйтесь на улице.
      И Рон вышел. Через некоторое время послышался шум подъехавшей машины, скрипнули тормоза. Дженни выглянула в узкую полосочку, оставшуюся в просвете от неплотно прикрытой двери. И, хоть дверца машины была закрыта, не выдержала, шагнула вперед. За ней сделала шаг и Люси.
      В этот момент из-за угла неожиданно показался автомобиль и на высокой скорости промчался мимо дома. От испуга Форд, как показалось Дженни, споткнулась. Девушка постаралась помочь ей удержать равновесие. С удивлением почувствовала, что рука Люси безвольна и слаба, а сама она медленно оседает на тротуар.
      Когда Рон подбежал к девушкам, Дженни, поддерживая руками голову Форд, с ужасом глядела на то, как на светлом свитере расплывается красное пятно крови.
      — Люси! — сквозь слезы позвала Дженни, пытаясь поднять подругу и уже с необратимой ясностью понимая, что проклятый автомобиль не случайно пронесся мимо.
      Форд на мгновение подняла голову. Увидела лицо Дженни, улыбнулась одними глазами. И, встретившись взглядом с Роном, прошептала еле слышно:
      — Я вспомнила… Его имя — Герберт. Макклоски…
      И закрыла глаза.

      Красавица-яхта медленно покачивалась на морских волнах. Ярко сиявшее солнце играло причудливыми бликами на воде, «зайчиками» бегало по палубе, на которой, уютно расположившись в легких шезлонгах, полулежали двое мужчин. Они были удивительно похожи друг на друга: сытостью и уверенностью. И в то же время резко отличались внешне. Один из них, Стэнли Мерел, напоминал быка, только что отработавшего свой номер в корриде. Его багрово-отечное лицо с мясистым носом и обвисшими щеками свидетельствовало о том, что он готов в любой момент сорваться с цепи. Собеседник Мерела отличался куда более привлекательной наружностью: утонченные черты, изысканность в движениях, мягкая и в то же время победоносная улыбка, означавшая, что ее обладатель, хоть и не дотянул до миллиарда, но нескольких сотен миллионов уже стоит. «Я Гарри Хьюмен» — символизировала эта улыбка.
      Иными словами, на палубе фешенебельной яхты беседовали два самых богатых человека страны, два некоронованных «короля» — нефтяной и ракетный. Им было о чем поговорить. Тем более что встречались они довольно редко.
      Хьюмен, мужчина сорока лет, ждал, чем объяснит Мерел свой вчерашний звонок на космодром, где он проверял готовность очередного ракетоносителя к запуску. Стэнли позвонил ему и предложил покататься на яхте день-другой. Хьюмен удивился: он давно уже отучил себя от столь бездарной траты времени. Но согласился — с Мерелом не поспоришь: «Хорошо! В каком квадрате она находится?» Простота в отношениях всегда давалась им легко, несмотря на то, что нефтяной «король» был старше на двадцать лет: разницу в возрасте нивелировал золотой блеск миллионных состояний.
      Хьюмен, внимательно слушая своего собеседника, не спешил с главным вопросом. Он понимал, что тот сам начнет разговор, для которого вызвал его с космодрома.
      Так они и просибаритствовали часа два на открытой палубе, подставляя свои бока то жаркому солнцу, то прохладному ветерку.
      Наконец Мерел произнес:
      — Гарри, думаю, настало время поговорить о некоторых делах, в которых мы оба можем быть одинаково заинтересованы.
      — Я готов, — ответил Хьюмен.
      — Не люблю длинных предисловий, поэтому начну с главной для меня проблемы. Не кажется ли вам, что в современном мире намечается тенденция, при которой бизнес теряет свою социальную значимость? И — как следствие — происходит девальвация делового интеллекта.
      — Стэнли, — заметил Гарри, — я не смогу ответить на ваш вопрос, пока вы более подробно не объясните мне, что стоит за первой фразой.
      — Объясню, конечно. Достижения науки и техники, развитие которых несколько десятилетий назад было интенсифицировано подвижничеством наиболее деловых людей нашего общества, привели к тому, что само оно достигло первых ступеней расцвета. Первых. Из многомиллионной, безликой толпы выделились сотни, затем десятки, наконец, единицы людей, которые отдали всю силу, здоровье, ум совершенствованию человеческих отношений. Они, эти единицы, вложили в создание государственных институтов свои средства — материальные и духовные. Их детища — заводы, фабрики, промышленные комплексы — выросли, созрели и сформировались в самостоятельные общественные единицы, способные создавать новые межгосударственные структуры, вести сами государства к дальнейшему расцвету цивилизации.
      — Стэнли, — перебил Хьюмен, — вы противоречите сами себе. Заговорили сейчас о расцвете цивилизации, а ведь начали разговор с девальвации интеллекта.
      — Естественно! Мы с вами живем в раздираемом противоречиями мире. С одной стороны, есть десяток сильных, умных, могущественных людей, добившихся значительных успехов в различных областях человеческих знаний. А с другой… Миллионы нищих, безработных, лодырей, бойкотирующих любые новшества технического прогресса. Иными словами, миллионы разинутых на чужой кусок голодных ртов.
      — Так вот о чем речь! Но этот феномен не нов. Всегда были и останутся в обществе люди, которые стремятся делать дело, и те, кто встает на бирже труда в очередь за бездельем. Такова социальная психология.
      — Но ее необходимо искоренять! Мы достигли в развитии такого состояния, когда можем корректировать психологию общества. Добавлю — общества бездельников, лишних людей. Лишних для всей планеты.
      — О, Стэнли! Это, можно сказать, галактическая философия.
      — А почему и нет?! Если вы у себя на космодроме не спите ночами, забываете об отдыхе днем, чтобы в наиболее короткие сроки довести дело до конца и в итоге положить в подвал своего банка несколько заслуженных миллионов, то почему эти миллионы должны быть затем розданы в виде похлебки безработным?! Вы что, сильный, умный человек, хотите посвятить свою жизнь благотворительности? Не проще ли всех лентяев вообще изгнать из общества?
      — Каким образом, Стэнли? Отправить миллионы людей в пустыни? Или в течение ближайших ста лет переселить на другие планеты?
      — Есть более радикальные способы борьбы с лишними ртами.
      — Поделитесь со мной вашим опытом. Не скрою, буду одним из самых внимательных собеседников, которых вам доводилось встречать в последнее время. Честно скажу, меня эта проблема весьма беспокоит. Вы опытнее меня, но и я не первый день в бизнесе. И, знаете, каждый день начинать с вопроса, какую задачку мне предложат профсоюзы, больше не хочу. Иногда в дрожь бросает, как представлю, что миллионы безработных вдруг явятся к моим дверям и потребуют поделиться капиталом. И только потому, что у них самих ничего нет. Я знаю, сколько озлобленности, ярости в пустых головах, не занятых больше ничем.
      Во время монолога Хьюмена его собеседник напряженно ловил каждое слово. И, когда Гарри закончил свою речь, Мерел глухо, с легкой хрипотцой в голосе констатировал:
      — Как я рад, что не ошибся в вас. Значит, поладим. Есть выход.
      — Или просто прожект? — предположил Гарри. — Я истратил уже столько денег на содержание тайной полиции и оплату явной, что не верю ни в какие новые способы борьбы с бездельниками.
      — Есть способ, Гарри. Я его открыл! Но это не борьба. Это уничтожение.
      — Уничтожение?
      — Да. Я расскажу вам, как можно раз и навсегда избавиться от общей беды и обезопасить наши капиталы.
      И Мерел потянулся за бокалом. Ему необходим был глоток вина перед решающим шагом в будущее. Через минуту он сделал этот шаг, произнеся:
      — В моих руках — оружие, которого не знало человечество. Оно создано моими людьми. И носит мое личное клеймо! Это оружие способно в любой момент уничтожить на земле все живое иди… любого человека. Оно избирательно. Им легко наводить порядок и поддерживать его в любой точке планеты. И главное от него нет защиты. И нет средства избавления от него.
      Мерел распрямился в шезлонге. Он ждал реакции своего собеседника. И Хьюмен не заставил его долго испытывать терпение. Он удивленно и слегка испуганно присвистнул.
      — Поздравляю…
      Мерелу больше всего понравился испуг партнера по диалогу. И отсутствие экзальтации. Он еще раз убедился в том, что не ошибся в выборе. Если бы тот вскочил и стал бегать в возбуждении по палубе, то у Стэнли сразу бы пропал к нему интерес. Мерел всегда ценил людей, которые отличались сдержанностью чувств. Только с холодным рассудком можно руководить миром.
      А Гарри, обладавший таким рассудком, уже наводил мосты между собой и миллиардером. Для начала спросил:
      — И что вы намерены предпринять?
      — Сначала я хотел бы посоветоваться с вами, — миролюбиво ответил Мерел.
      — Со мной? Имея в руках такое оружие? Заметьте, я не спрашиваю о его технических особенностях. Но, не скрою, отметил для себя, что оно может «убрать», как вы говорите, любого человека на земле. Значит, это межконтинентальное и персонифицированное оружие.
      — Гарри, мы с вами не пещерные люди. Если у нас идет беседа на такую щекотливую тему, как судьба человечества, то это означает, что она никак не затрагивает нашу собственную участь.
      — На кого же нацелено оружие?
      — На тех, кто покушается на наши интересы. Мои, ваши. Ну, и еще на интересы полдюжины таких, как мы с вами, сильных, волевых индивидуумов. Этим оружием мы будем защищать общее дело.
      — Защищать, убивая?
      — Очищая, Гарри! Очищая планету от скверны!
      — От людей? Кто же тогда будет кормить оставшихся?
      — Вы затронули важную проблему. Я посвящу вас в свои планы… На Земле необходимо оставить минимум рабочих рук. Минимум! Только то количество, которое требуется, чтобы работали заводы, фабрики, добывались ископаемые, росли хлебные злаки. Их потребуется не так уж много, чтобы возделывать землю для избранных. А с годами останется еще меньше, потому что их заменят автоматы, роботы, которые создадут отобранные нами ученые. Земля станет чистой, просторной, богатой планетой. И на ней будем жить мы — новое общество. Новая чистая раса людей бизнеса. Не будет государств, стран, правительств, президентов. Только мы!
      Мерел немного привстал в шезлонге. Его глаза горели, нос угрожающе навис над дергающимися щеками. В этот момент он отнюдь не походил на взлелеянный им образ волевого, уравновешенного человека. Он был тем, кем и являлся в действительности, — разъяренным быком. Разве только без копыт.
      Зрелище оказалось столь неаппетитным, что Гарри с трудом перевел дух.
      — И когда вы решили начать свой эксперимент?
      — Эксперимент? — Мерел откинулся к спинке шезлонга. — Когда мы все окончательно договоримся.
      — Все — это кто? — живо заинтересовался Хьюмен.
      — Кто мне нужен! Хорст, у которого в руках вся сталь. Герст, не сползающий на берег со своих промысловых судов. Льюинг, потерявшийся в своих миллиардах акров пшеницы. Жессон, купающийся с утра до вечера в прудах, наполненных шампанским. Вы, Гарри, с вашим космодромом, стартовыми площадками, ракетами… Вы мне очень нужны!
      Мерел замолчал.
      Внимательно слушавший его Хьюмен тихо произнес:
      — Я все понял, Стэнли. Вы мне тоже очень нужны.
      И предложил:
      — Поговорим теперь по существу. Итак…
      — Итак, я помещаю на один из принадлежащих вам спутников небольшую установку. Она не изменит ни апогея, ни перигея орбиты. И не займет много места. Но в нужный момент я — лично я! — пошлю на нее со специального пульта сигнал, после чего невидимые лазерные лучи из космоса очертят границы определенной мной территории и все живущие на ней люди окажутся под «колпаком». А затем… Они исчезнут, Гарри, как сновидение. В то же время в двух метрах от границ «захваченной» территории будут расти цветы и пастись домашние козы.
      Под впечатлением собственного рассказа Мерел неожиданно расхохотался.
      — В двух метрах, — повторил он еще раз. — Нет, даже в одном. Пучок лучей из космоса, мощный ядерный взрыв, пауза и… Страна есть! А населения нет! Нет населения, Гарри! — выкрикнул уже Стэнли. Он входил в раж, испытывая блаженное состояние эйфории.
      Но Хьюмену было пока не до эмоций. Он не зря долгие годы провел рядом с космосом. Знал многие его законы. Поэтому спросил:
      — А как же радиация?
      — Радиация! — махнул рукой Мерел. И вздохнул. Ему не понравился вопрос. Мы с ней почти разобрались. Это мелкий вопрос. Хотя довольно-таки каверзный. Пока еще мои ученые не решили до конца эту проблему. Но они уже замкнули радиацию в «цилиндре». И, полагаю, осталось совсем немного до того момента, когда мы сможем шагнуть под космический «колпак» без страха за нашу жизнь. Сейчас же давайте решим некоторые технические вопросы по первой части операции… Вы согласны стать членом общества, о котором я вам рассказал?
      — Для меня это высшая честь!
      — Рад! И не только вашему согласию, но еще и тому, что по наитию свыше вы произнесли пароль для людей, которым предстоит составить ядро будущего общества. Я назвал его — «Высшая честь».
      Мерел закрыл глаза. Довольство и спокойствие вновь разлились по его лицу. Когда же он приподнял веки, Хьюмен обратил внимание на то, что выражение глаз миллиардера было холодным и отрешенным. Казалось, он уже протянул руку, чтобы нажать на кнопку личного пульта.
      — Сначала мы уберем нашего главного противника. Для профилактики планеты. Потом займемся внутренними проблемами. Слишком много людей стоит в очередях за похлебкой. Накормим их всех одной лазерной с ядерно-нейтронными гренками. Это будет акт благотворительности «Высшей чести»!
      Мерел зло сжал толстые губы. Сощурил глаза, мгновенно налившиеся яростью.
      — Стэнли, я человек дела, — напомнил о себе Хьюмен.
      — Да, конечно, — пришел в себя миллиардер. — Поговорим о моем плане. Когда вы запускаете очередной ракетоноситель?
      — Через два дня.
      — Сколько времени потребуется на внедрение в аппаратуру прибора, о котором я говорил? Он невелик размером, вес его — тридцать фунтов.
      — Час работы.
      — Дело требует полной секретности. Я не уверен, что среди ваших специалистов нет людей из бюро расследования.
      — Вы правы в своих подозрениях. Но сейчас в космосе летает столько неучтенной правительством аппаратуры, отлично работающей на меня! Ведь я хозяин космодрома. И в моих руках право пройти на территорию.
      — Ясно. Мой человек может привезти прибор хоть сегодня. Но как он сможет передать его, если сами вы должны быть здесь, на яхте, в момент запуска?
      — Здесь? Что за необходимость?
      — Это еще один мой секрет. Для всех. Но не для вас. Я собираюсь пригласить в момент старта космического комплекса всех избранных к себе на яхту. Именно здесь я объявлю начало новой эры. Объявлю с нажатием кнопки.
      — Значит, пульт…
      — Да, он на яхте. Вот как далеко шагнул научно-технический прогресс благодаря напору бизнеса! Пульт тоже невелик, но сила в нем заключена адская. Так как быть с передачей?
      — У меня на космодроме надежные люди, — заметил Хьюмен.
      — Значит, кому-то из них можно будет передать прибор?
      — Лучше всего это сделать за пару часов до старта. По крайней мере будем уверены, что уже никто не сунет туда нос.
      — Вы правы. Сделаем все в последний момент. Но пропуск на территорию нужен уже сейчас.
      — Это не проблема. Я всегда имею при себе несколько экземпляров, чтобы не путешествовать в район запуска одному. Люблю компанию.
      Хьюмен запустил руку в карман своего летнего пиджака, достал бумажник. Раскрыл веером сверкнувшие на солнце пропуска.
      — Возьму у вас парочку, — произнес Мерел. — Один для работы моему человеку, другой на память. Думаю, что надо создать в будущем музей… первого дня новой эры. Хорошо звучит, не правда ли? Но к этому мы еще вернемся. Какой послезавтра порядок на космодроме? Что должен делать человек, который приедет туда?
      — Сначала он пройдет через контрольные пункты к административному зданию. Там позвонит по одному из внутренних телефонов, набрав номер 16–18, и спросит Хозмана. Тот спустится и заберет прибор. Дальше все будет выполнено, как вы задумали.
      — Я задумал, Гарри, устроить небольшой фейерверк для гостей!
      — Рад буду присутствовать при праздничном салюте.
      — Договорились.
      — В таком случае я покидаю вас.
      — Очень сожалею, что нам приходится расставаться. Единственное, что успокаивает, — ненадолго. Жду вас через день на этой палубе.
      — Запуск назначен на 16.00. Значит, я буду к двенадцати. Надеюсь, мы успеем поднять бокал с шампанским.
      — Или выпить что-нибудь покрепче, Гарри. И без содовой.
      Мерел встал. Он потянулся, разминая затекшие ноги, и твердо, по-хозяйски, пошел рядом с Хьюменом к борту яхты, где миллионера ожидал его катер, покачивающийся на волнах. Через пару минут он отплыл на его борту.
      Мерел долго наблюдал за тем, как катер превращается в маленькую точечку. Потом вернулся к своему шезлонгу. Сел. Протянул руку к бокалу. Отпил глоток. А затем носком ботинка нажал на небольшой выступ, торчавший из ножки столика.
      — Да, сэр? — раздался голос из невидимого динамика.
      — Ты все слышал?
      — Да, мистер Мерел.
      — Хорошо. Поднимись на палубу.
      — Слушаюсь.
      Минуты через три перед Мерелом стоял мужчина чуть старше пятидесяти лет. Он был высок ростом, отличался отменной выправкой. Седая, аккуратно уложенная шевелюра, спокойный взгляд серых глаз невольно внушали уважение. При всей почтительности, с которой мужчина обращался к миллиардеру, чувствовалось, что он хорошо знает себе цену.
      — Что ты скажешь о поведении Хьюмена?
      — Ничего не вызвало у меня сомнений в его искренности.
      — Значит, ты считаешь, что Гарри — достойный член «Высшей чести»?
      — Несомненно.
      — И он выполнит возложенное на него поручение?
      — Он его уже выполняет, дав вам два пропуска на космодром.
      — Прибор нас не подведет?
      — Я отвечаю за него головой.
      — Не спеши зарекаться. После потерянной профессорской она стала очень дорогой для меня.
      — Благодарю вас, мистер Мерел.
      — Не стоит благодарности. Лучше скажи мне, как долго будет действовать прибор?
      — Пока не сойдет с орбиты. Достаточно длительный срок.
      — И все это время я смогу контролировать земной шар?
      — Да, и в любое время.
      — Есть у нас нерешенные проблемы?
      — Практически нет. Прибор готов для переброски на космодром. Он, как вы знаете, в сейфе. Пульт в бронированной комнате рядом с вашей каютой полностью отлажен. Вам, сэр, осталось только нажать кнопку.
      — Ты молодец. Заслужил хороший отдых. Отправляйся на берег и расслабься перед серьезной работой в каком-нибудь ресторанчике.
      — Есть, сэр!
      — Это не приказ. Дружеское пожелание.
      Мужчина повернулся на каблуках. Быстро спустился с палубы. Через несколько минут он вновь поднялся, держа в руках складной зонтик. Нигде не задерживаясь и не разговаривая с немногими членами команды, прошел к небольшому катеру и приказал спустить его на воду. Затем спрыгнул вниз, уселся на скамью и устремил свой взор вдаль.
      Чуть позже от яхты почти бесшумно отчалил следующий катер. На нем сидел один рулевой. Его никто не провожал. Только из-за борта выглянул разок сам Мерел. Постояв немного, он направился в свою уютную каюту.
      Там он пробыл до вечера, никого не вызывая к себе и никому не показываясь на глаза. Лишь увидев в иллюминаторе, что вернулся один из катеров, немного подождал, а затем позвонил:
      — Зайди!
      Через пару минут перед ним стоял человек, у которого огромными пудовиками висели кулаки, а из квадрата головы торчал когда-то, видно, чересчур любопытный, а теперь сплющенный короткий нос.
      — Как дела?
      — Все нормально, сэр! Инженер кормит в морских глубинах своими останками слепых коньков и одноглазых звезд. Сначала он пошел ко дну, как и все остальные «самоубийцы», с петлей на шее и привязанным к веревке булыжником. Но секунд через десять что-то вдруг рвануло, и на поверхность всплыл лишь кончик ручки его зонтика.
      — Зонтика?
      — Да. Он как сложил его перед выходом, так и не успел раскрыть. А в сложенный я случайно обронил нечто пластиковое — оставалось от последней прогулки. Оно, видимо, и рвануло. Тем более что я ненароком нажал на дистанционное управление. Волновался.
      — Сейчас не волнуешься?
      — Нет. Дело сделано.
      — Хорошо. Отправляйся к себе. И ни шагу из каюты. Ты можешь потребоваться в любой момент.
      — Слушаюсь, сэр.
      — Слушайся, слушайся, — махнул человеку Мерел.
      Миллиардер взглянул в иллюминатор. Через несколько минут нажал кнопку пульта.
      — Что новенького? — спросил коротко.
      — Чудеса, босс! — ответил визгливый голос. — Наш парень как только вошел к себе в каюту, так и рухнул, словно подкошенный. Но не на койку, а в люк, который неожиданно под ним раскрылся. Его короткий нос не успел даже ни к чему принюхаться. А теперь уже никогда этого не сможет сделать.
      — Да, действительно, чудеса, — согласился Мерел.
      Он пошарил в кармане. Нащупал ключ со сложной головкой. Подошел к стене, на которой висела почти во всю ее длину огромная картина. На ней были изображены королевские покои, в которых резвились пажи и молоденькие красавицы-фрейлины. Одна из них, словно спасаясь от неизвестного любителя приключений, стояла, прижавшись к стене и держась за ручку богато инкрустированной двери. Было видно, что она ни за что не пустит в покои постороннего. Даже если он попытается войти сюда, используя силу. Лишь «золотой ключик» к сердцу хорошенькой девушки может открыть ему дверь, секрет которой знал, видимо, только автор картины.
      Правда, и Мерел тоже владел неким секретом. Он вставил в нарисованную дверь свой ключ, повернул его, затем нажал на едва заметную кнопку, и картина плавно отъехала влево. Стена за нею расступилась. И Мерел вошел в другую каюту — бронированную. Еще раз коснулся чего-то, и стена необычайной толщины медленно сомкнулась за ним.
      «Бронированный сейф» оказался пуст. Его спартанскую обстановку составляли широкое, кожаное кресло и небольшой стол перед ним, плотно приваренный к стене. В таком вакууме совершенно естественно воспринималась небольшая установка на столе. Это был пульт с двумя экранами. Их наполняла темнота. Они не могли засветиться до выхода в космос специального прибора.
      Мерел подошел к установке. Провел ладонью по обоим экранам, оставляя заметные отпечатки от вспотевших пальцев. Казалось, он стирает пыль — ядерную пыль — с поверхности планеты и оставляет на ней свои следы.
      Миллиардер распрямил плечи. Поднял голову над пультом. Так, наверное, демон расправлял свои крылья, пролетая ночной порой над спящей землей. Затем простер, словно проповедник перед паствой, руки, сотрясаемые мелкой дрожью от пронзившего все его существо острого чувства собственного величия. И произнес глухим, низким голосом:
      — Один! — Затем медленно повторил: — Один. Совсем один на всей планете.
      И замер.

      Смит слушал Рона, не перебивая. А когда тот закончил рассказ, сказал:
      — Все очень похоже на правду.
      — Похоже и не более?
      — Да нет, я неудачно выразился. Все, конечно же, правда. Но я в нее не могу поверить, особенно в роль генерала в этой истории.
      — У него просто не может быть другой роли. Теперь все сходится. И странности в его поведении легко объясняются. Он знал о предстоящем похищении Садлера и скорее всего способствовал тому, чтобы оно прошло успешно. Понятно, почему он выступал против «утечки» информации: ему не хотелось, чтобы шумиха началась раньше того, как дело будет доведено до конца. Ну, а если уж «утечка» неизбежна, то лучше всего использовать для этого зятя, которого легко контролировать. Вот только зять оказался слишком сообразительным и наблюдательным.
      — Наблюдательным ты меня напрасно называешь.
      — Не придирайся к словам. Как бы то ни было, а своим телефонным звонком ты круто изменил ход событий и вызвал огонь на себя. Причем Мерел, судя по всему, хорошо знает, что генерал привязан к тебе, поэтому не захотел портить с ним отношения — исследования еще не завершены. И на первых порах тебя пытались убрать таким способом, чтобы это выглядело в глазах тестя несчастным случаем. А когда выяснилось, что ты ходишь в любимчиках у господа бога, они стали действовать прямолинейней.
      — Но как мог генерал согласиться на такое?! Я хорошо его знаю: он человек иного склада — любит жизнь, людей!
      — Но, видимо, больше всего любит себя. Ты забываешь, что предложение Мерела мало походит на приглашение на званый ужин, на который можешь пойти, если захочешь, а можешь и отказаться. Предложение Стэнли можно только принять, другого варианта не существует. И генерал это хорошо понял. Как и то, что отказавшегося убирают!
      — Генерал мог бы не бояться Мерела. Он ведь не какой-то журналист. Высокопоставленное лицо! Человек военный.
      — Я читал в учебнике истории, что некоторые главы государств тоже были высокопоставленными людьми, — обронил Рон, — однако жизнь каждого из них оборвалась до чудовищного простым образом. А насчет альтруизма генерала, продолжил инспектор, — могу сказать одно: его наверняка хватило бы лишь на то, чтобы забронировать место своей семье в ковчеге Мерела. В общем, если бы все сложилось так, как было задумано, ты бы, Смит, жил один с прислугой в какой-нибудь Франции или Италии и наслаждался тем, что тебе принадлежит все вокруг.
      — Но это же даже представить страшно!
      — Тебе — страшно. Мерелу — нет! Но ведь никто, — с увлечением продолжал рисовать перспективы друга инспектор, — и не заставлял бы тебя жить в городе, где все напоминало бы об исчезнувших братьях по разуму. Расположился бы в каком-нибудь старинном замке. У тебя было бы свое натуральное хозяйство. А также самолет, паровоз и пароход. Захотел бы — слетал к дядюшке Мерелу на чай куда-нибудь в Занзибар. Или отправился бы поохотиться в «огромной» компании себе подобных (вдвоем или даже втроем) на львов. Красота!
      — Ты все так расписываешь, что я уже начинаю изрядно волноваться, не сорвется ли замысел Мерела.
      — Кто тебе сказал, что он может сорваться? Наоборот, все благополучно идет, правда, с небольшими осложнениями, к завершению.
      — Но мы не должны такого допустить! — воскликнул Смит.
      — Вот с этим, — подвел черту Рон, — я вполне согласен. Поэтому перебираюсь к тебе, а если быть точнее, к твоему приятелю на жительство. Надеюсь, он не будет в обиде. За моим домом ведется до сих пор наблюдение, и мне почему-то стало это неприятно.
      — Конечно, Рон, живи здесь, — согласился Смит. — Ну, а что нам теперь делать?
      — Думаю, прежде всего надо попытаться установить контакт с Макклоски и прощупать его — что он за человек.
      — Да, — согласился Смит. — С этого надо начинать. А сейчас ложимся спать.
      Раскладывая матрац на полу, Рон неожиданно рассмеялся.
      — Что с тобой? — спросил Смит.
      — Я вспомнил, — ответил инспектор, — что у мафиози переход на нелегальное положение называется — «перейти на матрацы». Точнее на скажешь.
      На этих словах и закончился их вечерний разговор. А утром они приступили к выполнению намеченного плана.
      Солнце поднялось над горизонтом, когда друзья заняли наблюдательный пост на площадке второго этажа супермаркета. Отсюда площадь была видна, как протянутая вперед ладонь.
      Герберт, наверное, уже в десятый раз сверял свои часы с теми, что виднелись на высокой башне. Судя по всему, тот, кого он ждал, запаздывал. Наконец молодой человек стремительно сорвался с места. Подбежал к изящной девушке, поцеловал ее и увлек к машине.
      Рон заметил:
      — Обрати внимание, Смит, вон один «хвост», вот — второй, а там и третий. Только сдается мне, что третий вел девушку.
      — Они его охраняют, как суперзвезду!
      — Да, войти в контакт с ним невозможно. Позвонить тоже нельзя — телефон наверняка прослушивается. Остается девушка. За ней, правда, тоже следят, но я думаю, что это профилактическая мера. И потом у нас есть Дженни. Она не вызовет подозрений.
      И дальше друзья решили действовать по новому плану. Для этого они встретились с Пикен.
      Девушка внимательно выслушала их и произнесла:
      — Поняла и все сделаю, как надо. Только как я смогу с ней познакомиться? Где?
      — Это проще всего, — заметил инспектор. — Я уже кое-что выяснил. После встречи с Гербертом девушку проводил мой «хвост». Так что вот тебе первая зацепка — ищи ее в университетской библиотеке. Кстати, зовут ее Кэтрин Кэмпбелл.
      В библиотеку Дженни и отправилась. Тут она после внимательного изучения студентов решила, что по данным Роном приметам подходит девушка в клетчатой юбке и легкой кофточке с отложным воротником. После такого вывода подошла к ее столу и села с журналом в руках напротив.
      Через минуту Дженни спросила:
      — Вы Кэтрин Кэмпбелл?
      Кэтрин вскинула голову. Тогда Пикен быстро добавила:
      — Не надо делать резких движений. Никто не должен догадаться, что мы с вами беседуем.
      — Хорошо, — согласилась Кэтрин, не отрывая глаз от книги. — Я вас слушаю.
      — Меня зовут Дженни. То, что я вам расскажу, возможно, покажется фантастикой, но я прошу поверить мне. Я и мои друзья идем на определенный риск, но у нас нет другого выхода.
      И вкратце Дженни рассказала все, что знала об истории, связанной с открытием профессора Садлера. Кэмпбелл внимательно выслушала ее, ни разу не перебив, не остановив и не задав ни одного вопроса. А когда Пикен закончила монолог, долго молчала, потрясенная услышанным.
      — Переверните страницу, — услышала она наконец голос Дженни. — А то может показаться, что вы заснули за столом.
      Эти слова вывели Кэмпбелл из оцепенения.
      — Послушайте, Дженни, — тихо спросила она, — вы уверены, что Герберт не в команде Мерела?
      — Да. Мои друзья считают, что он абсолютно чист и даже не знает, что в его руках находится ключ к разгадке всей тайны.
      Кэмпбелл еще немного подумала, потом, решившись, произнесла:
      — Я согласна вам помочь. Но что мне надо делать?
      — Необходимо все рассказать Герберту, — сказала Дженни, — и пусть он решает, как поступить. В любом случае можете рассчитывать на моих друзей. Только учтите, что за вами обоими установлено наблюдение. Все ваши телефонные разговоры прослушиваются. Подслушивающее устройство наверняка вмонтировано и в автомобиль Герберта, возможно, в его одежду, обувь, часы. Оно может находиться где угодно. И поэтому вы должны рассказать ему все в такой ситуации и таком месте, где были бы гарантии того, что находитесь с ним «наедине».
      — Та-ак, — в растерянности протянула Кэтрин. — А как я смогу связаться с вами?
      — Встретимся здесь же, в библиотеке. Если появится необходимость срочно сообщить что-либо, запомните телефон. — Дженни назвала номер. — Только будьте очень осторожны, звоните из автомата, установленного на улице. В разговоре не называйте никаких имен. Когда потребуется срочная встреча, вверните в разговор фразу: «Я уже отправила письмо маме». Это значит, что мы с вами встречаемся здесь через два часа. Поняли меня, Кэтрин?
      — Да, поняла, — ответила Кэмпбелл. Потом несколько неуверенно сказала: Мне вдруг пришла в голову мысль, что я вынуждена верить вам на слово и у меня нет гарантий, что вы говорите правду.
      — Ну, а если я говорю неправду, то вам, Кэтрин, ничего не грозит. Не так ли? — с улыбкой парировала Дженни. — Я ведь предлагаю спасти земной шар, а не уничтожить его. Это звучит убедительно?
      — Да, вполне, — согласилась Кэтрин. — Я сказала, не подумав серьезно.
      С этими словами Кэмпбелл собрала книги и направилась к библиотекарю, а затем к выходу. Выйдя в город, сразу спустилась в метро и поехала к Герберту. В квартиру его она вошла взволнованная. Ученый обратил на это внимание. Спросил:
      — Что-нибудь случилось, Кэт?
      — Нет. Я просто устала. Эти экзамены доконают любого человека. Но если ты действительно беспокоишься о моем здоровье и настроении, то сделай доброе дело — устрой пикник, отвези меня куда-нибудь развеяться.
      — Это не проблема! — воскликнул Герберт. И, взяв ключи от машины с книжной полки, закончил: — Поехали!
      Они приехали на небольшой, уютный пляж, спрятанный от людских глаз в уютной бухте и оставленный под надзор влюбленных. Тут Кэтрин предложила:
      — Позагораем?
      — Давай, — согласился Герберт, глядя на тучи, сплошной серой пеленой закрывшие солнце, и улыбаясь причуде Кэтрин.
      Когда они разделись, она внесла еще одно предложение:
      — И часы тоже сними. Я хочу, чтобы нам ничего не напоминало о времени.
      Герберт послушно снял часы, положил их на одежду. Кэтрин оглянулась и произнесла:
      — Мне не нравится это место! Пойдем вон туда, где виднеется маленькая площадка без камней, с желтым песком.
      — Пойдем, — вновь согласился Макклоски. И наклонился, чтобы взять одежду.
      Но Кэмпбелл остановила его:
      — Пусть это барахло валяется здесь. Кто его тронет?! Ну, пошли скорее, а то стемнеет, пока ты пересчитаешь количество оставленных тобой носков.
      На облюбованном ею месте Кэтрин опустилась на песок и тихо сказала:
      — Мне надо с тобой серьезно поговорить.
      — Кэт, — произнес в ответ Герберт, — ты сегодня задаешь мне сплошные загадки. Что же, наконец, произошло?
      — Я не знаю, с чего начать. Это связано с твоей работой.
      — С моей работой? — удивился Макклоски. — Очень интересно. Я тебя слушаю.
      Кэтрин бросила в воду горсть песка. Подождала немного. И начала рассказ. Поведала все, что узнала от Дженни.
      Герберт был потрясен рассказом.
      — Чудовищно! — воскликнул он. — Но все, к сожалению, очень похоже на правду. А если это так…
      Герберт не договорил.
      — Что тогда? — спросила Кэтрин.
      — Они не получат результатов моих опытов.
      — И тогда их проведет и завершит кто-нибудь другой. Так может случиться, Герберт? — задала вопрос Кэтрин.
      — Другой? Трудно сказать. Наверное, кто-то и сможет решить эту задачу. Не такой уж я гений, чтобы на мне оборвалось развитие науки. Но при других кандидатурах потребуется немало времени, чтобы выйти к тем границам, которых я уже достиг.
      — Время-то у них есть, — произнесла Кэтрин. — А вот уходить в сторону не имеет смысла. Ты не сообщишь об итогах, и тогда они убьют тебя, найдут другого ученого, который сумеет завершить опыты.
      — Что же ты предлагаешь? — спросил Герберт.
      — Бороться! Надо каким-то образом перехитрить этих… — от возмущения Кэтрин не закончила фразу. Глаза ее загорелись, каждая черточка дышала негодованием. Она была так хороша в эти мгновения, что Макклоски почувствовал необычайный прилив сил и готовность сразиться с любым врагом.
      — Ты права, Кэтрин, — согласился он. — Мы будем бороться. Только, — в Герберте взял верх трезвый ум ученого, привыкшего тщательно взвешивать поступки и решения, последовательно просчитывать варианты, — надо хорошенько все продумать, потому что любой неверный шаг может стоить нам жизни. Я говорю не только о нас с тобой. Речь идет о всем человечестве.
      Герберт надолго задумался. Кэтрин решила не мешать ему и медленно пропускала струйки песка между пальцами.
      Герберт повторил еще раз:
      — Надо подумать…
      Кэтрин предложила:
      — Поедем в город. И дома ты, может быть, найдешь оптимальный вариант. Только прошу тебя, — тревога зазвучала в ее мелодичном голосе, — ни с кем, даже со мной, не говори о том, что решишь, по телефону. Да и в твоей квартире тоже. Там все прослушивается.
      — Что ты сказала? — обрадовался Герберт. — Прослушивается? Так вот он выход!
      И добавил:
      — Я все решил. Слушай меня внимательно…
      Всю дорогу Герберт молчал. Молчала и Кэтрин. Свой план они обсудили на берегу. Теперь предстояло его осуществить.
      Когда на следующий день Кэт вошла в квартиру Герберта, ее ждал сюрприз — в комнате был празднично сервирован стол, в центре его красовалась бутылка шампанского.
      — Что случилось, Герберт? — удивленно спросила она. — У тебя сегодня внеочередной день рождения?
      — Нет, милая, — ответил Герберт. — Сегодня у меня событие, которое важнее любого дня рождения! Я одержал победу! Так что давай разопьем эту бутылочку шампанского, а завтра я заполню им для тебя целую ванну. Неплохая идея!
      — Я бы искупалась, — заметила Кэтрин. — Но сначала хорошо было бы узнать причину твоей радости.
      — Это большой секрет. Я не имею права говорить о нем. Так что подобных вопросов прошу не задавать.
      — Опять что-то связанное с твоей работой? — деланно возмутилась Кэмпбелл.
      — Кэт, не сердись. Есть строгое предписание не распространяться о том, чем мы заняты на службе, какой бы ничтожной ни казалась информация. Я-то знаю, что мои опыты — сущий пустяк по сравнению с тем, что делается, но и о них я не имею права тебе рассказывать. Лучше выпьем шампанского!
      Они уселись за стол. Герберт откупорил бутылку и провозгласил:
      — За удачу! Сегодня у меня действительно очень радостный день.
      Когда они выпили. Кэтрин снова повела разработанную ими партию.
      — И все же, Герберт… Ты знаешь, как я любопытна. Расскажи мне хоть немножечко о своей тайне.
      — Нельзя, Кэт, — вновь ответил ученый.
      Кэтрин надула губки. И высказала ревнивую догадку:
      — Значит, здесь замешана женщина.
      Ученый рассмеялся.
      — Единственно, кто замешан в моих опытах, это обыкновенные белые мыши!
      — Что же ты с ними сделал, что так этому радуешься?
      — Я научил их жить в непривычных условиях. В условиях, которые для всех других мышей смертельны.
      — Вот как! — удивилась Кэтрин. — И теперь ты будешь приучать людей. Я знаю, этим всегда заканчиваются эксперименты на животных.
      — Сложный вопрос, Кэт. Все будет зависеть от тех или иных особенностей отдельного индивидуума. Во всяком случае, на сегодня только я один знаю принцип дозировки и способ использования моего изобретения. Гордись, милая!
      И он подмигнул ей, показав при этом большой палец. Все, что они планировали высказать для невидимого слушателя, было сказано. Очень скоро выяснилось, что не зря.
      На следующий день с самого утра в лаборатории Герберта появился генерал. С порога спросил.
      — Как дела?
      — Неплохо, — ответил Герберт. — Работа продвигается.
      — В самом деле? — произнес генерал вопросительно. — Прекрасно. Передайте от моего имени вашей девушке, если она у вас есть, что ее избранник талантливый ученый.
      — Девушка есть, — признался Герберт. — И я уже сделал ей предложение.
      — И что она?
      — Согласилась. Только просила не торопить со свадьбой — ей надо закончить университет.
      — Ну что ж, чудесно. Вы наконец-то обзаведетесь семьей. Мужчина должен иметь крепкую семью и делать все для того, чтобы защитить ее от опасностей.
      — Увы, от этого никто не застрахован.
      — Есть люди, в руках которых имеются подобные гарантии.
      — Я им очень завидую.
      — Вы могли бы стать одним из них.
      — Наш разговор о страховом обществе?
      — Об обществе, но не страховом. Скажите, — произнес в раздумье генерал, чего вы ждете от жизни? К чему стремитесь, на что рассчитываете?
      — Я, господин генерал, — ответил Герберт, — больше всего в жизни стремлюсь к покою. Понимаю, что это странно звучит в моих устах, если учесть, сколько мне лет. Но это так.
      — Не самым большим недостатком вы страдаете, — заметил генерал. — Но земля так перенаселена людьми. Полагаю, они никогда не дадут того, к чему вы стремитесь. Хотя я могу предложить желанный покой. Вам, вашим детям, внукам, правнукам. Могу предложить и весь мир, прекрасный, цветущий, в котором ничто не будет грозить ни вам, ни природе — рекам, лесам, горам.
      — Речь идет о билете в рай? — удивленно спросил Герберт.
      — Нет, о пригласительном билете на торжественный вечер. После его завершения мы отправимся на яхту одного великого человека встречать утро новой эры!
      — Я вас не совсем понимаю, господин генерал, — произнес Герберт.
      — Сейчас поймете, — ответил собеседник Макклоски.
      И генерал посвятил Герберта в планы Стэнли Мерела.
      Ученый мастерски разыграл изумление, постепенно переходящее в восторг. А в конце якобы испугался. Спросил:
      — А вдруг кто-нибудь в последний момент даст задний ход, и план рухнет?
      Генерал снисходительно улыбнулся.
      — Пусть это вас не волнует. В организации строгий порядок, и то, что вас беспокоит, исключено.
      Герберт помолчал, затем задал вопрос, который, по его мнению, обязан был задать, чтобы у генерала не осталось каких-либо подозрений на его счет:
      — А за что я удостоен такой чести?
      — Вы правильно сделали, что спросили об этом. Наше общество мало походит на благотворительное. Каждый член его строго функционален. На вас тоже возложена определенная миссия: вы должны будете обеспечить защиту от «пост-радиации».
      — Вы не поверите, господин генерал, но как раз вчера я закончил работу над использованием вакцины на человеке, хотя тут оказалось немало сложностей.
      — Мы знаем об этом — заметил генерал.
      — Но откуда, от кого?
      — Пусть это останется маленьким секретом, — самодовольно улыбнулся генерал. — Кэтрин…
      — Вам известно, как зовут мою девушку?
      — Повторяю, мы знаем все. Так вот, Кэтрин ничего не надо говорить. Когда свершится то, что намечено, у нее просто не будет выбора.
      — А когда это должно произойти? Мне важно знать, чтобы успеть завершить мелкие операции, хотя практически уже все готово для вакцинации людей.
      — Времени осталось очень мало. За два дня вы успеете? Именно через два дня стартует ракетоноситель, который отправит в космос прибор, необходимый для приведения в действие «эффекта Садлера». Привезет его на космодром человек хозяина. И он же должен к 16 часам сообщить об успехе этой части операции в квадрат «С-М-15» собравшимся на яхте. На берегу моря его будет ждать заправленный вертолет. Видите, дорогой друг, насколько я откровенен с вами?
      — Благодарю вас. И позвольте тогда спросить: а что с профессором, господин генерал? Он действительно серьезно болен?
      — Нет, он уже не болен. Его нет в живых. Это ответ на ваш вопрос, что происходит с теми, кто хочет дать задний ход.
      — Я все понял, — тихо произнес Герберт.
      В этот же день, сидя на знакомом пляже, Герберт рассказал все Кэтрин. Дальше она понесла эстафетную палочку к Дженни.
      Кэтрин сразу увидела ее, села рядом, разложила книги и тихо сказала:
      — У нас всё получилось как нельзя лучше. Герберту удалось доказать свою незаменимость. И он получил приглашение на званый вечер. Устройство, приводящее в действие «эффект Садлера», еще не запущено. Ракета стартует через два дня. Что будем делать?
      — Я сейчас отправлюсь посоветоваться с друзьями, — ответила Дженни, через три часа встретимся здесь — познакомлю тебя с их планом.
      Спустя три часа девушки вновь сидели в читальном зале. Со стороны можно было подумать: подружки, готовятся к экзаменам. Но экзамены предстояли очень сложные.
      — Мои друзья, — сказала Дженни, — считают, что мерзавцев надо брать с поличным. Для этого необходимо настигнуть их там, где они будут встречать утро новой эры. Инспектор полагает, что все произойдет на яхте Мерела, куда они, как говорил генерал, и направятся. Во всяком случае, за ними несложно будет проследить. Герберту предлагается провести операцию, которая может стать решающей: он должен вместо вакцины ввести гостям миллиардера снотворное. А Рон и Смит попытаются сорвать планы запуска в космос специального прибора, перехватить того, кто повезет его к месту старта. Потом мои друзья отправятся на помощь к Герберту. И постараются привести за собой «хвост» — одну очень интересную личность.
      — Кого именно?
      — Начальника разведслужбы. Он никак не найдет похитителей Садлера и взял под свой «колпак» Рона и Смита.
      Кэтрин удивленно расширила глаза. А Дженни продолжила:
      — В нужный момент они «попадутся» ему на глаза и… приведут на яхту, где будет намечен сбор будущих жителей земного рая. А там пусть он сам во всем разбирается.
      — План хорош, — оценила Кэтрин. — Но только…
      — Что — «только»? — спросила Дженни.
      — Только я очень боюсь за Герберта, — призналась Кэмпбелл.

      Длинная сигара ракеты смутным силуэтом маячила на фоне серого неба в нескольких километрах от того места, где Рон остановил автомобиль. Ровная ниточка горизонта обрамляла пустынный край. Место, выбранное в свое время для космодрома, было идеальным для запуска. С такой естественной природной площадки легко отправлять в космос по дюжине ракет в день. Любого назначения.
      Смит оторвался от созерцания дороги, посмотрел на друга и произнес:
      — Рон! Прости меня за вопрос, который я тебе задам. Зачем нам все это?
      — Что ты имеешь в виду?
      — Многое. В частности, смертельный риск! Если нам не удастся выполнить намеченное, мы погибнем. Будем называть всё своими именами. Нам не простят «земные боги» покушения на их могущество.
      — Вот ты о чем…
      — Да. Я думаю, почему мы ввязались в эту историю? Для чего преследуем сейчас человека Мерела?
      Рон усмехнулся. Заметил:
      — Пока преследует нас он. Ну, а если серьезно: тебе хотелось бы жить в мире, в котором из миллиардов людей осталось бы два-три десятка избранных? И ты — в их числе.
      — Нет!
      — Мне тоже. Смысл человеческого существования — в общении, а не в одиночестве. Кстати, как ты относишься к людям?
      — Я их люблю. Детей, стариков, сынишку, мою жену.
      Инспектор серьезно сказал:
      — Любовь к людям привела нас с тобой сюда. Она и дальше поведет. Не так ли?
      — Да, ты прав. Думаю…
      Рон перебил друга. Поспешно произнес:
      — О чем ты думаешь, расскажешь мне тогда, когда закончится вся эта история. А сейчас посмотри в ту сторону! Что ты видишь?
      — Появилась черная точечка вдалеке.
      — Да. И она приближается. Это автомобиль. Так, контуры «Шевроле». В нем должен быть человек Мерела, о котором сообщила нам Дженни. Ну, дружище журналист, сейчас начнутся главные строки твоего репортажа. Погоня и… Дальше я ничего не могу предсказать, поскольку незнаком с водителем. Надеюсь, он достаточно воспитанный человек, чтобы не проехать мимо, не представившись нам.
      — Что ты собираешься делать? — спросил Смит.
      — Сначала попрошу дать мне закурить.
      Инспектор вышел из машины. Встал на обочине. И в тот момент, когда до мчавшегося автомобиля оставалось метров пятьдесят, начал делать отмашку, предлагая водителю остановиться.
      «Шевроле» промчался мимо, не снижая скорости.
      Рон бросился в свой гоночный.
      — Послушай! — воскликнул инспектор, хватаясь за руль. — Да он просто некультурный человек. Придется с ним разговаривать на другом языке.
      — Если он согласится подождать нас на перекрестке, — продолжил мысль друга Смит.
      — А поскольку перекрестков тут нет, надо посильнее нажимать на газ, закончил Рон. И нога его с силой нажала на педаль.
      Расстояние между двумя машинами уже значительно сократилось, когда хозяин первой из них, не сбрасывая скорости, высунулся в окно, пользуясь тем, что полотно дороги ровно бежало к горизонту, и вытянул руку.
      — Он нас приветствует, — заметил Смит.
      — Нет, это кое-что другое, — ответил инспектор и круто вывернул руль влево. Затем в другую сторону. И запетлял по шоссе — вправо-влево, вправо-влево. Тут же засвистели с разных сторон крохотные пули. Одна из них неосторожно оказалась на пути лобового стекла и, ткнувшись в него острым носиком, прошила насквозь и вылетела через заднее.
      Рон произнес:
      — Смит, когда-то я сделал тебе недорогой подарок. Где он у тебя?
      Бартон сунул руку в карман.
      — Я не расстаюсь с ним.
      — Ты предусмотрительный парень. Теперь, если хочешь что-то сделать для человечества, покажи, настолько же зорок твой глаз, насколько остро перо. Заодно ты спасешь и наши жизни.
      Смит высунулся из окна, вытянул вперед руку. Долго целился. Наконец нажал на курок. Впереди словно раздался гром. Журналист всадил несколько граммов свинца в колесо «Шевроле». Машина на какую-то долю секунды накренилась. Потом ее с такой силой швырнуло в сторону, что можно было подумать: родился лучший бомбардир профессионального футбола — именно он нанес страшный по силе удар. И понесло, закрутило «Шевроле», словно шар во время неожиданно налетевшего урагана. Наконец машина еще раз подпрыгнула и остановилась.
      — Ну, ты чемпион! — произнес Рон. — Чемпион-гуманист.
      — Не могу стрелять в человека, — тихо промолвил Смит. — Даже если знаю, что он подлец и негодяй.
      Джексон спокойно посмотрел на друга. И не сказал больше ни слова. Молчал полминуты, пока журналист не пришел в себя.
      — Рон, — вскрикнул Смит. — Там, в машине, должен быть прибор.
      Через несколько секунд гоночный автомобиль Рона стоял около «Шевроле».
      В кабине, скрючившись, лежал здоровенный детина. По удивленному выражению лица и крови, струившейся из нескольких ран на лбу, было ясно — он уже никогда не сможет найти ответ на вопрос, что помешало ему выполнить поручение хозяина. Что это был именно тот, кого они ждали, у друзей не возникало сомнений с первых же залпов приветствия, которыми водитель отметил встречу с ними на шоссе. Они еще больше убедились в своей правоте, увидев на заднем сиденье небольшой — полметра на полметра — стальной ящик. «Дорожный сейф», как тут же заметил Смит. Судя по всему, крепко запертый. По крайней мере, когда Рон вытащил его и попытался приподнять крышку, то не смог этого сделать.
      — Смит, — произнес он, — или у водителя должны быть ключи от «сейфа», или мы пойдем дальше на ощупь.
      Журналист сунул руку в карман хозяина «Шевроле», потом — в другой.
      — Такие ключи носят в портмоне, — заметил инспектор.
      Джексон оказался прав. В бумажнике погибшего находился пропуск на космодром и небольшой, изящный резной ключик. Когда друзья открыли им стальной ящик, то увидели внутри прибор сложнейшей конструкции. По одной стороне его шла вычурная, золотой вязью, надпись — «Стэнли Мерел»!
      — Ого! — воскликнул Смит. — Он и здесь не забыл оставить свой автограф.
      — Автограф века, — пошутил Рон. — Итак, прибор у нас в руках. Наполовину дело сделано: связь «Земля — Космос» прервана. Теперь необходимо его закончить. И как можно быстрее. Сдается мне, что не все еще события завершились. А ситуации меняются с калейдоскопической быстротой.
      — Куда же мы теперь, Рон?
      — На побережье!
      И, не прибавив ни слова, инспектор поднял, закрыв предварительно на ключ, стальной ящик, взвалил его на плечо и отправился к машине. Там поставил справа от себя, внизу. А Смиту сказал:
      — Садись сзади. Теперь главным пассажиром в машине будет этот злой гений.
      Затем, нажимая на педаль газа, закончил:
      — Надеюсь, не очень долго.
      Час, второй, третий неслись они со Смитом по прямому, как стрела, шоссе, пока вдали не показался берег моря. С каждым метром все чаще стали попадаться зеленые, сначала редкие, а потом целыми зарослями, кустарники. Появились и деревья. И наконец густой аромат чистого, свежего воздуха ворвался в открытые окна автомобиля. Смит произнес:
      — Как прекрасна наша земля!
      — Да, — согласился Рон. — А мы везем смерть.
      — Не смерть — освобождение!
      — Так звучит лучше, — сказал инспектор и посмотрел вперед. Показав Смиту на «стрекозу», стоявшую на морском берегу, сделал вывод: — Это вертолет, о котором генерал говорил Макклоски. Человек Мерела должен после передачи прибора появиться в квадрате «С-М-15». Появление вертолета уже послужит сигналом к тому, что все сделано. Так сколько еще осталось до старта ракеты?
      Смит посмотрел на часы. Ответил:
      — Сорок минут.
      — Мы должны успеть.
      И Джексон свернул в сторону моря, к стоявшему вертолету. Первым выйдя из машины, подошел к нему. Дернул за ручку. Дверь легко отворилась.
      Затем инспектор вернулся к автомобилю, достал стальной ящик и вновь пошел к вертолету. Втолкнул «сейф» в кабину. Потом сказал подошедшему журналисту:
      — Послушай, Смит, о чём я подумал… Если мы полетим с тобой вместе, это может повредить делу.
      — Как это так? — удивился его друг.
      — Ну, ты же знаешь — человек Мерела должен быть один. А увидят нас вдвоём…
      — Остановись, Рон! Больше — ни слова.
      Джексон помолчал, потом серьёзно добавил:
      — У тебя семья. Жена, ребенок.
      — Я же сказал — нет!
      Журналист пришел вдруг в состояние крайнего возбуждения. Казалось, он сейчас бросится вперед и первым повиснет на лопастях вертолета, закрутится на аттракционе парка развлечений. Но инспектор протянул ему руку. И каждый, поняв, что на карусели в одиночестве покататься не удастся, понимающе улыбнулся. Затем оба повернулись в сторону кабины.
      Сев на место командира, Бартон огляделся, вспоминая, чему в свое время его учили, и одновременно ища штурманскую карту. Не найдя ее на пульте управления, потянулся к кнопочке «тайника», нажал на нее, сунул руку внутрь и достал сложенный вдвое плотный лист.
      — Вот она! — радостно констатировал Смит, разворачивая лист. — Карта, Рон. А вот и квадрат. Смотри — «С-М-15» обведен кружочком. Еще один квадрат — это берег. Значит, нам требуется отсюда перебазироваться туда, где находится яхта. Ну что ж, попробуем!
      И Смит взялся за ручку управления. Вертолет, медленно поднявшись над берегом, завис на несколько мгновений в воздухе, а затем резко пошел в сторону моря.
      Через пару минут полета за дело принялся Рон. Он открыл ключом «дорожный сейф» и достал из него прибор. Некоторое время рассматривал его, а затем, подняв с пола кабины лежавший около сиденья разводной ключ, начал последовательно разламывать и разбивать уникальную вещь.
      Журналист, взглянул на мгновенье в сторону друга, коротко оценил его работу:
      — Тебе бы, Рон, сейфы взламывать с таким талантом.
      Инспектор возмутился.
      — Что ты говоришь. Специалисты по сейфам — ювелиры. А здесь…
      Он еще раз резко ударил ключом. И закончил:
      — Ну вот и все!
      Затем с силой бросил искореженный прибор в окно вертолета. Тот стремительно долетел до воды и исчез в морских волнах, пустив круги по поверхности. За ним последовал и стальной «дорожный сейф».
      — Надо думать, здесь достаточно глубокое дно, — произнес инспектор. Через несколько секунд добавил: — Человечество спасено! А почему-то нет корреспондентов. Не сверкают блицы камер. Никто не берет интервью. И я теперь уже не уверен, будет ли сегодня парад с участием «звезд» современного кинематографа и фейерверк в нашу честь.
      — Фейерверк не обещаю, — ответил Смит. — А вот интервью — пожалуйста! Мистер Джексон, позвольте задать вам вопрос.
      — Да, сэр?
      — Избавив человечество от смертельной опасности, чем вы собираетесь заняться в ближайшее время?
      — Избавить его еще от одной.
      — Отлично, сэр. Благодарю вас за содержательное интервью.
      — Не стоит благодарности.
      — Действительно, не стоит, но так, знаете ли, принято говорить в высшем обществе.
      Рон не стал развивать теорию Смита о высшем обществе. Он уже увидел мачты прекрасной белой яхты, покачивавшейся на волнах.
      — Мы, оказывается, не так уж далеко находились от хозяина прибора, который неосторожно обронили в море, — произнес инспектор.
      — Вот бы нам влетело, если бы все произошло у него на глазах, — заметил журналист. Затем поинтересовался: — А что будет дальше?
      — Скоро узнаем. Ждать осталось недолго.
      Минут через пять они зависли в трех десятках метров от яхты. На ее палубе не было никого.
      — Там что, все заснули? — удивленно спросил Смит.
      — Спустись, сходи и узнай, — посоветовал Рон.
      — А не рановато?
      — Я бы спросил иначе — как?
      — Ты меня удивил. Вызови пожарную машину, и выдвижная лестница заменит тебе ковровую дорожку для президента.
      — Уже не понадобится, — заметил Рон. И неожиданно сам себе скомандовал: Джексон — на пол!
      И тут же рухнул вниз.
      — Неплохо, инспектор! Как на плацу, — одобрил журналист.
      — Теперь не до шуток. Посмотри внимательно на рубку, — произнес с пола Джексон. — Видишь? Там стоит человек в светлом костюме, без головного убора. Сдается, этот изумительный по своей ухоженности пробор я где-то видел раньше.
      — Да, ты прав. Это Мерел. Нефтяной «король». Он вышел, чтобы порадоваться нашему появлению.
      — Что он делает?
      — Стоит и смотрит. Теперь пошел. Спускается вниз. Скрылся. Никого больше нет на палубе.
      — В таком случае и нам не следует маячить у него на глазах. Жми вперед. Неизвестно, что у него на уме. И что должен был делать его человек. А о завершении дела мы сообщили.
      Журналист послушно выполнил команду. Вертолет пошел в сторону яхты. Рон, приподнявшись, выглянул в окно. Он заметил, что кто-то еще выскочил на палубу, потом вновь скрылся. Они, наверное, подумал инспектор, играют в прятки. Но эту мысль додумать не успел. В воздухе он заметил еще одну черную точку. Не столько острое зрение, сколько профессиональная подготовка подсказала ему, что появилась конкурирующая фирма: по скорости приближения «точки» можно было предположить, что к яхте летел еще один вертолет.
      — Чей это? — с тревогой спросил Смит, также обративший внимание на «стрекозу».
      — Позвони в бюро расследований. Если там не заняты игрой в покер, тебе тут же все объяснят.
      — Соединяюсь, но что мы будем делать в ожидании?
      — Прижимайся к воде. И зависай!
      У инспектора моментально созрело единственно правильное решение.
      — Ты никогда еще не видел «Летучих голландцев» среди вертолетов?
      — Нет.
      — Сейчас тебе предоставляется такая возможность.
      — Что ты задумал?
      Вертолет уже завис метрах в десяти над водой. Легкая рябь теребила волны, послушный ветерок катался на невысоких гребнях. А «конкурент» приближался.
      — Ставь управление на «автомат». И прыгай за мной, — скомандовал Рон. Все, что мы могли сделать, — сделали.
      Инспектор, открыв дверцу, шагнул вперед и через мгновенье ушел под воду. Вынырнув, крикнул:
      — Скорее, а то будет поздно. Может не хватить места на пляже.
      Смит последовал примеру друга.
      Очутившись в воде, оба одновременно подняли головы вверх. Над ними, покачивая могучими боками, висела стальная «стрекоза». К ней быстро приближалась еще одна, побольше размером.
      — Это же военный вертолет, — произнес, плывя в сторону яхты, Рон. И резонно заметил: — Только его нам еще не хватало.
      Чего не хватало друзьям в жизни, они поняли через два десятка метров твердой почвы под ногами. Но пожаловаться на отсутствие удачи в пути не могли. Рон и Смит были уже далеко от места старта, когда у них за спиной раздался взрыв. Мгновенно обернувшись на звук, они успели захватить тот миг, когда их недавний крылатый дом, словно в замедленной киносъемке, стал разлетаться в воздухе на сотни мелких частей, которые, падая в воду, уходили затем на дно.
      — А ты, Рон, переживал из-за фейерверка, — произнес, чуть не нахлебавшись воды, изумленный Смит.
      — Да, я недооценил коварство Мерела.
      — Мерела?!
      — Абсолютно уверен в этом. Его рук дело. Мы с тобой сидели в летающей бомбе!
      — Тогда надо спешить поблагодарить хозяина, — внес предложение Смит. Он перевернулся на спину и, гребя к яхте, стал следить за тем, как военный вертолет после неожиданного взрыва круто развернулся и направился в сторону берега. Испугался, что ли, подумал журналист о пилоте. А зачем вообще летел сюда? Может быть… В этот момент Рон уже достиг яхты и теперь обходил ее по борту, ища какую-нибудь зацепку. Наконец наткнулся на цепь якоря, тянувшуюся вверх, схватился за нее и махнул другу: плыви ко мне. Смиту не надо было объяснять, что требуется делать. Через некоторое время он был рядом с инспектором. Еще несколько секунд потребовалось обоим, чтобы подняться на палубу, где их, возможно, ожидал теплый прием.
      Их действительно ожидали. Стоило Рону и Смиту ощутить под ногами твердую почву, как она тут же вновь закачалась. Четыре дула составили достаточно плотный квадрат, чтобы у тех, кто находился внутри его, не возникло сомнений стоит ли делать шаг в сторону или нет.
      На встречающих не было пиратских повязок, и отнюдь не тельняшки напялили они на себя при виде незваных гостей — только жабо не хватало в их цивильных «тройках». Но что они твердо держат в руках орудия смерти, друзья не стали оспаривать. Более того, Джексон корректно поинтересовался у того, чье дуло слегка дрогнуло в подозрительном нетерпении:
      — Куда?
      В ответ ему молча показали в сторону люка.
      И тут же двое обладателей стволов пошли вперед, начали спускаться по крутой лестнице. Это оказалось их ошибкой. Рон резко бросился в сторону еще одного из двух оставшихся на палубе «хозяев» и вложил в свой кулак всю силу, которую копил до недавнего заплыва. Затем мгновенной подножкой сбил второго, да так, что тот в буквальном смысле встал с ног на голову, а встав, получил по опоре такой удар, что без посторонней помощи не смог вернуться в привычное положение. Затраченных на несколько приемов секунд оказалось достаточно, чтобы друзья выставили свой караул у люка. И, когда в нем показались две головы, выполнили лишь по одному удару рукоятками пистолетов, которые так понравились им у предыдущей пары, что Рон и Смит не устояли перед соблазном подержать их в руках.
      — Неплохое начало, — произнес инспектор.
      — Главное — тихое, — заметил журналист.
      — Да, не стоит поднимать шум прежде времени. Пусть вначале накроют столы для встречи.
      И Рон медленно двинулся вперед. Через несколько шагов показал Смиту: «Вход!» И первым направился к ступенькам лестницы, которая очень ему приглянулась. Прежде всего лакированными перилами. В нижний отсек друзья спустились без приключений. Пошли по коридору. Куда он приведет их, они не знали. Но теперь были готовы к любой встрече. И потому ничуть не удивились, распахнув дверь одной из кают и столкнувшись с новыми противниками. У двух парней с плечами борцов-чемпионов в руках было по увесистому «кольту». Хорошо обстояло у них дело и с реакцией. Один рванул в угол, второй вскинул оружие. Но Рон решил в этот раз не проверять свои способности в вольной борьбе. Он пару раз нажал на курок. И одновременно с выстрелами рухнули на пол тяжеловесы.
      — Браво! — раздался голос из угла. — Представьтесь, пожалуйста.
      Джексон повернулся. Перед ним лежал связанный Макклоски.
      — Я инспектор Джексон, — сказал Рон. — А это журналист Бартон.
      — Рад знакомству с вами, — произнес ученый. — Извините, не могу пожать ваши руки — мои связаны. Это благодарность миллиардера, который после введенной ему вакцины приказал меня усиленно охранять.
      Инспектор наклонился к Герберту и, разматывая веревку, спросил:
      — Где Мерел?
      — Почему вы интересуетесь одним только нефтяным «королем»? Спрашивайте точнее — где мерелы? Где все мерелы?! Здесь отличное общество.
      — Так где они?
      — Вот — дверь! Это вход в «новую эру». Они там сейчас.
      Через мгновение Макклоски воскликнул:
      — Сколько времени?!
      Инспектор взглянул на часы. Ответил:
      — Без одной минуты четыре.
      — Значит, сейчас Мерел нажмет на кнопку. И мир…
      Макклоски бросился к одному из убитых охранников, схватил его пистолет, стремительно рванулся к указанной им двери. Но Джексон опередил его. Взялся за ручку. Дернул ее на себя. И всем троим предстала глубоко сокровенная сцена.
      Стэнли Мерел, нефтяной «король», стоял у сверкающего золотом пульта. А вокруг него расположились мужчины и женщины прекрасной наружности.
      Дверь в каюту распахнулась в то мгновение, когда Мерел произносил:
      — Шестнадцать ноль-ноль, господа!
      Не обратив внимания на происшедшее, он еще раз повторил:
      — Шестнадцать… Начало новой эры!
      В этот момент Герберт вскинул «кольт», прицелился в пульт и нажал на курок.
      — В «десятку»! — воскликнул Смит. — Браво, Герберт!
      А Рон удовлетворенно произнес:
      — Ну и команда у нас подобралась.
      Стэнли Мерел на внезапное вторжение прореагировал не менее неожиданно. Он вдруг стал оседать на пол. Медленно-медленно, только в самом конце тяжело плюхнулся старым мешком, набитым награбленными золотыми.
      Словно совестясь своего прошлого, его примеру последовали и гости миллиардера. Все они опустились на пол каюты, склонили головы и закрыли глаза.
      — Что это — рикошет? — удивился Смит.
      — Нет, снотворное, — ответил Макклоски.
      — Какое еще снотворное?
      Этот вопрос задал незнакомый голос.
      Инспектор, отточивший движения до автоматизма, отпрыгнул в сторону и вскинул дуло в сторону человека, вошедшего в каюту.
      — Успокойтесь, инспектор, — повелительно произнес начальник разведслужбы. Это он стоял в дверном проеме. — Везде, где вы появляетесь, начинается стрельба. А тут еще я слышу о снотворном. Объясните мне, почему у вас у всех такая слабость к приключениям?
      — «У вас у всех» — это у кого? — спросил инспектор.
      — У вашего дружка Бартона. Теперь еще и вот у этого… Макклоски, не так ли? Учтите, я не собираюсь шутить с вами. Тем более что захватил вас на месте преступления. И уберите эту штуку. Над яхтой висят три вертолета. С одного из них спустился я. Так, знаете, на минуту. Чтобы разведать обстановку. Посмотреть, кто тут еще находится из посторонних.
      И начальник разведслужбы сделал шаг вперед внутрь бронированной каюты. Немало приветствий хотелось ему раздать при встрече с каждым из находившихся здесь гостей Мерела. Многим приятным лицам и еще более приятным цифрам, определяющим капитал присутствующих, желал он выразить свое уважение. «Королям» — горному, стальному, хлебному, парфюмерному… «Королевам» красоты, кино, шоу-бизнеса. Но зрелище, представившееся его взору, заставило начальника разведслужбы отпрянуть в сторону.
      — Инспектор! — закричал он. — Как это понимать? Я что, галлюцинирую?
      — Нет, сэр. Вы не ошиблись. Перед вами — сливки нашего общества, в том числе советник по национальной безопасности.
      — Не может быть!
      — Может. Хозяин яхты в обществе «Высшей чести». К тому же — в полной безопасности.
      — О какой безопасности вы говорите, если он мертв?!
      — Он жив, как и все остальные, — пояснил Макклоски. — Вы наблюдаете действие снотворного. Я сделал каждому из гостей по уколу. Якобы от «пост-радиации».
      Герберт обратился к Рону:
      — Но они долго не хотели соглашаться. Не верили мне, что вакцинироваться необходимо за час до старта ракетоносителя. Мерел говорил, что, когда прибор выйдет на орбиту, можно будет в любой момент принять средство от «пост-радиации». Главное в том, что «цилиндр» поражения — экранированный. И он сам будет решать, когда и кому входить в него… Поэтому только сейчас стало действовать снотворное. И я с ужасом, мистер Джексон, думаю о том, что произошло бы, если бы не ваше с Бартоном участие в этом деле!
      — О, Герберт, какие пустяки, — решил подать голос Смит.
      — Да, — подыграл ему инспектор. — Такие услуги мы оказываем нашим знакомым каждый день по несколько раз.
      Все трое рассмеялись.
      Но начальнику разведслужбы было не до шуток. Он сосредоточенно вслушивался в разговор. По тому, как расширялись его глаза, можно было предположить, что он прозревал. Поэтому никто не удивился, когда начальник разведслужбы спросил, глядя на инспектора:
      — Послушайте, Джексон, мои парни час назад обнаружили два автомобиля. Один из них, попавший в аварию, лежал в районе космодрома. Другой — ваш — стоял и стоит сейчас на берегу моря. Вы что, приплыли сюда? В таком случае вы рекордсмены мира! А почему все-таки вертолет, на котором вы полетели к яхте, развалился у меня на глазах?
      — Вы наблюдательный человек, — заметил инспектор. — А мы с Бартоном не чемпионы мира. Просто люди, которым хочется жить. И которым однажды не понравилась идея мистера Мерела остаться на земле в одиночестве. А вам, кстати, она понравится, если окажется, что вы не числитесь в списке избранных?
      — Не очень, Джексон. Но вертолет?..
      — Вы знаете, что такое дистанционное управление с применением пластиковых зарядов. Нефтяной «король» — большой выдумщик, и умеет убирать свидетелей. И исполнителей, кстати, тоже.
      — Это я уже понял, — произнес подавленно начальник разведслужбы. И вдруг с силой стукнул кулаком о раскрытую ладонь. Выдохнул: — Я же мог быть вместе с ними. С ними! Ну, господин советник по национальной безопасности…
      И не договорил. Обернулся к Рону, Смиту, Герберту. Спросил:
      — Что вы собираетесь делать теперь, господа? Вы ведь свободны. На этот раз я несколько ошибся адресом.
      Макклоски ответил: «Продолжу свои исследования». Рон сказал: «Вернусь к криминальным проблемам». А Смит произнес: «Расскажу обо всем на страницах газеты. Напишу репортаж».
      — Напишите! Обязательно напишите! — зло выпалил начальник разведслужбы. И назовите его…
      Ему помог Джексон. Он сказал:
      — Назови репортаж — «Космический „Колпак“»!
       1985 г.