Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вариант «Бис» (№2) - Год мертвой змеи

ModernLib.Net / Альтернативная история / Анисимов Сергей / Год мертвой змеи - Чтение (стр. 27)
Автор: Анисимов Сергей
Жанр: Альтернативная история
Серия: Вариант «Бис»

 

 


Раз в месяц или чуть чаще, насколько я знаю. Так, для профилактики, И знаешь, майор, по моему вас сюда зря прислали. Я сам-то вздрагиваю по ночам: приплывут, выкрадут, предъявят наконец-то советского пленного в Женеве, Сплю с пистолетом под подушкой, корейский учу, рис ем так, что глаза уже косеют. Скоро сойду если не за китайца, то во всяком случае за киргиза. А тут вы – сотня с лишним советских ребят. Сложно предположить, во что это выльется, если американцы иди «юги» атакуют нас завтра. А хотя бы один усиленный батальон морской пехоты сделает из нас котлету. Видели вы местную береговую оборону?

– Видел, подтвердил майор, который, как оказалось, не потерял нить разгонора, хотя вроде бы прослушал половину монолога Алексея в попытках разглядеть из-под руки происходящее в пятистах-шестистах метрах к северу, где местность начинала полого подниматься и где копошение и лязг шанцевого инструмента были особенно густыми, – Не здесь, но видел. Масса энтузиазма, чистая и беззаветная любовь к Ролнне и недостаток огневых средств и боеприпасон Но выучка неплохая. Здесь так же?

– Именно.

Снова возникла пауза, потому что подбежавший младший офицер потребовал от майора что-то быстро решать с корейцами – те, похоже, выдыхаются и требуют сделать перерыв для своих людей.

Кап-лей! ?– обернулся к Алексею майор. Ты здесь все знаешь. Давай, это в твоих интересах.

Логичное «между прочим» не прозвучало, и, оборвав фразу, майор тут же отвернулся обратно к своему лейтенанту, дрожащему то ли от холода, то ли от возбуждения, то ли и от того и другого вместе взятого. В том, что военсоветник, впервые и случайно встреченный им меньше часа назад, рысью побежит исполнять его указание, майор явно не сомневался, И правильно делал -мысль поступить иначе Алексею в голову не пришла.

Следующие два часа опять отложились в памяти капитан-лейтенанта плохо. Странно, но с возрастом подобное случалось у него все чаще и чаще вне зависимости от того, обусловлено это было рутинностью происходящего, которое незачем и запоминать, или, наоборот, чрезмерной запутанностью ситуации. Куда-то он все это время бегал, уговаривал и почти угрожал каким-то полузнакомым офицерам – в основном корейцам, но иногда почему-то русским. Рядом почти всё время был переводчик Ли, и разговор велся «в два голоса», а под конец у Алексея создалось четкое впечатление, что переводчик использует гораздо больше слов, чем требуется, помогая ему своим собственным воинским званием и авторитетом. Потом снова был заградитель, на котором еще копошилось несколько человек, а за ним – снова какие-то разговоры с майором и командиром батареи 37-миллиметровок, до хрипоты спорящих о приоритетности секторов обстрела и то и дело апеллирующих к нему и командиру базы Йонгдьжин, неведомо как оказавшемуся рядом, в темноте, К 10 часам вечера все наиболее необходимые земляные работы, равно как и работы на минном заградителе, были закончены, а к 23:50 был закончен и вечерний штабной «проигрыш» предстоящего похода с моряками – на картах, дотягивающихся своей южной кромкой аж до Самчока. До собственно выхода в море оставались почти cутки, и командир заградителя, снова приобретшего вид непрезентабельного сарая, принял полностью одобренное Алексеем решение использовать это время для «большого» техобслуживания двигателя.

Двигателем на минзаге бегл немецкий подлодочный дизель, мощный и надежный – один из сотен, вывезенных с заводов и сборочных стапелей поверженной Германии, имевшей к окончанию боевых действий в Европе несколько сотен недостроенных субмарин. В большинстве своем они были превращены в металлолом или просто утоплены по «дополнительному протоколу» ко «второй», более полной, редакции мирного договора 1944 года, «переподписанной» в апреле 1945-го – то есть не так далеко по времени после четкого и однозначного окончании очередной (и последней, на данный момент) советско-японской войны.

То, что германские субмарины, находящиеся в наиболее высокой степени готовности по корпусу и основным механизмам, вводились в то же время в строй, а захваченные в базах на севере Германии – осваивались, не волновало якобы никого. «Сохранить лицо» – отличный термин, который Алексей выучил здесь, в Азии, от немало уже чему научившего его командира взвода Ли, и термин этот идеально подходил для данного случая.

Представительные, состоящие из офицеров высокого ранга, комиссии прибывали в очередную военно-морскую базу; англичане, американцы и французы спускались по скоб-трапу в очередной пустой корпус, проверяя, как заложены в него глубинные бомбы, потом ржавеющий огурец несостоявшейся подводной лодки буксировали куда-нибудь на десяток миль от берега и топили, давая фотографам возможность запечатлеть для отчетов поднявшийся из моря глухой холм подводного взрыва, сопровождающийся некрупным воздушным пузырем. То, что в том же порту могли стоять полдесятка германских миноносцев и тральщиков под советскими военно-морскими флагами, переименованных и перекрашенных, но сохранивших свои легкоузнаваемые уверенно-хищные пропорции, в этом случае игнорировалось.

Причина такого была ясна и прозрачна: обострять ради мелочей отношения со страной, обладающей на данный момент мощнейшей сухопутной армией в мире, было чревато последствиями и невыгодно. А кроме того, даже сам по себе британский флот, вернувший из Тихого океана все свои крупные корабли, превосходил все четыре советских флота настолько, что пара крейсеров и дюжина лишних эсминцев и миноносцев, введенных в строй в качестве наследства от Кригсмарине, не стоили обострения обстановки. В любом случае германские корабли имели не столь значительную боевую ценность, чтобы изменить баланс сил. В большинстве своем они использовались как учебные, и в любом случае – с минимальным техническим обслуживанием. Износив свои механизмы за несколько лет и подготовив за это время тысячи моряков для строящихся линкоров второго поколения, для линейных крейсеров, десятков вводимых в строй «шестьдесят восьмерок» и новых эсминцев, «немцы» начали один за другим выводиться из состава флота, отправляясь, как выражаются моряки, «на иголки». Кто-то из них, как, например, недостроенный авианосец, был потоплен как корабль-цель, кто-то превращен в плавказарму или блокшив – в пропорции, вполне обычной и для собственно советских кораблей. Но к 1953 году за исключением пары десятков современных субмарин наиболее поздних германских серий, также постепенно вытесняемых массово вступающими в строй советскими лодками удачного 613-го проекта, по поводу которого на флоте не прекращался чередуемый с осторожной критикой восторженный вой, «трофеев» уже почти не осталось.

– Ну и хрен ли... – равнодушно произнес Алексей, глядя в темный потолок своей комнаты. Светящиеся стрелки старых, тоже «трофейных» часов показывали четверть двенадцатого. Спать, несмотря на усталость, не хотелось совершенно – отсюда и лезли в голову всякие малополезные мысли. Размышления о судьбе остатков германского и румынского флотов, равно как и финского, полученного по мирному договору в счет репараций, можно еще считать допустимыми. Хуже были мысли о бабах, как всякому здоровому и не старому еще мужику, приходившие ему в голову в таком количестве, что сон сбивался окончательно.

Пытаясь заставить себя думать только о кораблях, минах, зенитчиках, до сих пор ведущих земляные работы, и о предстоящем походе заградителя, Алексей проворочался так еще минут двадцать. Утром подъем ожидался обычный – в 6 часов, а накопившаяся усталость требовала сна, но его так и не было. В комнате было совершенно темно. Боязнь американских «ночников» и почтение к их способностям приводили к тому, что светомаскировка в КНА, да вообще во всей КНДР и даже на юге Китая, соблюдалась не хуже, а то и лучше, чем в Москве 1941-го. От этого было еще тяжелее. Море шумело и гудело далеко за закрытыми ставнями, но его обычно успокаивающий шум в этот раз помогал плохо.

Поворочавшись еще, Алексей мысленно плюнул и поднялся. Электричество в доме было: база имела сравнительно развитую электросеть. Накинув еще в темноте повешенный на спинку стула китель и с трудом различая.во мраке даже рукава своей исподней рубахи, он долго шарил по стене, пытаясь отыскать выключатель. Наконец щелкнуло, и под потолком разгорелась висящая без всякого абажура неяркая двадцатисвечовая лампочка. Пожав плечами и так и не вдев руки в рукава, он вернулся к кровати и вынул свой пистолет из-под плоской, набитой то ли песком, то ли мелкими камешками, подушки. Присев на стул и выложив тяжелую аккуратную машинку на расстеленный газетный лист, покрытый рядами аккуратных столбцов на корейском, он выщелкнул обойму, проверил, нацелив ствол в дальний угол, нет ли случайно патрона в патроннике, и приступил к разборке. Масленка оказалась далеко, но лезть за ней в чемодан было лень, а последний раз смазывал ОН пистолет сутки назад, поэтому сейчас Алексей перебрал его «всухую» – просто чтобы отвлечься. Знакомое, привычное дело не требовало никакого напряжения: просто чуть-чуть внимательности и аккуратности. Вся процедура заняла три минуты или чуть больше – на этом работа закончилась.

Тупо глядя на снова собранный «Тип 54», лежащий на газетном листе как милитаристский натюрморт, Алексей задумался, что еще можно сделать. От усталости он был как пьяный, но это почему-то не помогло. Так ничего и не придумав, он просидел в той же позе еще минуты две, когда дверь распахнулась и в освещенную комнату вошел майор-зенитчик, несущий на плече обвисший тюфяк. Оглядев все вокруг и только мельком кивнув моряку, майор бросил тюфяк в угол, посмотрел на наручные часы, снял ватник, растянутый синий свитер и грязные сапоги и тут же рухнул. Погасить свет on не потребовал, только небрежно прикрыл голову рукой и полуотвернулся. Устал он явно так, что ему было все равно. Испытывая неловкость, Алексей вщелкнул обойму на место, убедился, что сделанная где-то в Пекине или Шанхае копия «ТТ» не находится на боевом взводе, и щелкнул выключателем, погрузив комнату в темноту. На ощупь он двинулся в тот угол, где стояла его кровать, наткнулся, больно ударившись голенью, на табурет, столкнул его с дороги, загремев и чертыхнувшись, и только нащупав невысокую койку, сунул пистолет на его законное место – под сплющенную подушку.

Когда он лег, «панцирная», как такую было принято называть, матрасная сетка заскрипела и защелкала, заставив его еще раз выругаться про себя. Уже лежа, накрывшись почти не удерживающим тепло тонким и колючим одеялом, Алексей с отвращением подумал, что теперь даже ворочатся будет нельзя – придется просто лежать с открытыми глазами, дожидаясь рассвета, который принесет возможность реабилитироваться перед земляками за свое дурацкое стояние у пулемета.

Немедленно после того, как эта мысль мелькнула у нею и голове, он и уснул, И проснулся, судя по ощущениям, так же почти немедленно.

– Тревога! – проорал солдат, буквально подпрыгивающий посередине комнаты, трясущий чье-то лежащее в углу тело. Тут же в комнату ворвался Ли с портупеей в руках.

– Товарищ военный советник!...

Увидев, что Алексей уже вскочил и торопливо напяливает куртку, Ли заткнулся и потратил секунду, чтобы опоясаться и отладить положение кобуры на своем поясе Солдат уже куда то исчез, и майор-зенитчик, дико оглядываясь, торопливо одевался. Они столкнулись е. Алексеем взглядами, и тот поразился, как он мог его не узнать. Спросонья, но все равно. Крокодилье выражение на лице майора за ночь никуда не делось.

Ну что. допрыгались? – оскалившись, высказался зенитчик. – А я вечера как чувствовал. Развернули все-таки, не понадеялись на армию!

Алексеи не понял, по переспрашивать было некогда. Едва не столкнувшись плечами в дверях, они вылетели из комнаты. Ли бежал впереди, пытаясь что-то невнятно орать на ходу, но во рту у переводчика-китайца было как горячей кашей набито, и капитан-лейтенант не понял ни слова, Несколько прыжков по ступеням – и вот уже двор, утоптанная, выметенная от снега площадка перед флагштоком. Только тут, поняв, что темнота едва-едва «стронулась», Алексей сообразил взглянуть на часы. Было 6 часов без четверти. Для подъема рано, для нормального рассвета тоже, «Ночники»? Для них поздно.

– Сколько?! – проорал кто-то в темноте.

– Минут десять! – ответил высокий, злой голос. Принадлежать он мог мальчишке-подростку, но поскольку таковых в батареях точно не было, то скорее всего это был все же как минимум восемнадцатилетний боец.

Застыв на месте, не зная, что делать, Алексей едва не оказался сбит с ног бегущим человеком, обе руки которого были заняты ящиками. Захлопнув рот, он побежал за темной фигурой, шарахавшейся то влево, то вправо. Кто-то позади сообразил, что забыли сделать, и шум топота множества ног, стук и лязг железа, и неразборчивые фразы, долетавшие из темноты, вскоре были перекрыты ревуном, заведшим свою однообразную жуткую песню. «Воздушная тревога». Прогресс добрался до ПВМБ Йонгдьжин. С год назад здесь, наверное, колотили по рельсу.

– Это явно не «По-2». Это разведчик, – неожиданно спокойно сказали за спиной. Алексей обернулся. Майор, конечно. Собранный, улыбающийся. Он явно чувствовал себя находящимся в нужное время и в нужном месте.

– Разведчик, – повторил он, когда Алексей кивнул. – Для «ночников» -бомбардировщиков, на мой взгляд, поздно, для нормальных штурмовиков – рано. А вот ему в самый раз. Стрелять я не буду. Может, и обойдется. Радиометристы утверждают, что это не налет. Если ни одна скотина не помигает ему фонариком, то...

Договаривать зенитчик не стал – к нему подбежал кто-то из офицеров, и он, выслушав доклад, сорвался с места, не уделив моряку ни одной секундой больше. Ревун, выполнив свою роль, заткнулся, и все еще забитые его гулом уши на мгновение кольнуло от боли. Постояв еще секунду в надежде, что к нему откуда-нибудь сзади подбежит комвзвода Ли, Алексей решился и побежал к темно-серому пятну замаскированного минзага.

Земля здесь была белая от снега – нападало за ночь. Вокруг все так же шумело топотом и приглушенными голосами. Потом стало можно расслышать шум ползущего где-то в темном небе авиадвигателя. Наклонив голову и сдвинув шапку на затылок, он попытался определить, один двигатель работает или два, но так и не сумел – слишком было высоко. Во всяком случае, звук был «нормальный», от винтового, или, как стало модно говорить, «поршневого» самолета. Это было уже хорошо. Окликнутый напряженными голосами обоих охраняющих минный заградитель часовых, Алексей, добежав до «сарая», остановился как вкопанный. Пароль на сегодняшний день он не догадался узнать – обычно его меняли после утреннего построения.

– Инмин![88] – не очень уверенно крикнул он. – Йе? – Этот пароль был вчерашним. Шести часов еще не было, но он не знал, что могло прийти в голову напряженным часовым, которым, с отдельно рассматриваемой точки зрения устава караульной службы, не могло нравиться такое обилие незнакомых вооруженных людей вокруг.

Один из часовых что-то ответил, и Алексею показалось, что и отзыв тоже вчерашний. Обмирая, он снова побежал вперед, и уже метрах в десяти от закрывающих борт минзага щитов увидел направленный ему в лицо автоматный ствол.

– Аньёнь.. – сказал Алексей, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Аньёнь-хасимника?

В окончании сотни раз уже слышанного, но все равно плохо запомнившегося корейского «здравствуйте» он уже не был уверен, но часовой, наверное, понял. Кроме того, он его узнал.

– Не. Маннасо панкаосыманида[89], – отозвался кореец, опуская ствол автомата, оказавшегося новеньким «ППШ», и даже, кажется, улыбнувшись.

– Не, – подтвердил Алексей, не понявший в ответе ничего, кроме этого слова. «Да». Похоже, не запутался: «да» по-корейски – это в том числе и «не». «Йе», впрочем, тоже.

За спиной раздался топот, за ним последовал обмен паролем и отзывом. Подбежали матросы с минзага, и его командир, которого легко было узнать даже в темноте по его неизменной шапке с «ушами», торчащими вбок и вверх. Ли так и не было, и, мучаясь от безъязыкости, Алексей наблюдал, как сноровисто матросы готовят корабль к бою.

Три огневые точки – это немало, но демаскировать корабль ради того, чтобы ввести их в дело, корейцы не стали, и это решение командира он одобрил без раздумий. Забравшись внутрь «сарая», матросы расчехлили установки, но вместо того чтобы растаскивать шиты в стороны, начали готовиться к борьбе с пожаром. Даже почти без помощи зрения действовали они слаженно и целенаправленно. Алексей не сумел заметить ни одной ошибки. Ему самому работы не осталось, и он просто стоял, то наблюдая за движениями корейских ребят, то поглядывая вверх, где продолжал гудеть и подвывать чужой самолет.

Постепенно начало стихать. Это относилось вообще ко всему – и к шуму, производимому людьми, и к тому шуму, который создавался работой одного, или нескольких двигателей в небе. Остыв от беготни и не зная, что делать, Алексей продолжал стоять, глядя вверх, Матросы начали осторожно пepeговариватьея, звякнуло в темноте что-то железное – и лишь зто наконец-то сняло с происходящего занесу «нереальности», наличие которой он ощущал с того момента, когда проснулся. В детстве, лет до тринадцати, у Алексея такое случалось достаточно часто: проснувшись или засыпая, он, бывало, с недоумением смотрел на свои руки, не осознавая – его они или чьи-то чужие. Всё – и его тело, и любые находящиеся и комнате предметы – вдруг становилось непропорциональным, ненастоящим. За несколько минут это обычно проходило, а с возрастом он испытывал подобное все реже и реже, хотя до сих пор раз в несколько лет все еще вспоминал о том, что подобное с ним случается. Сейчас как раз был такой случай – неожиданный и, как всегда, вызывающий резкую слабость.

– Уфф... – тихонько выдохнул он воздух спусти несколько секунд, когда яркое ощущение поблекло и постепенно исчезло совсем. В следующее мгновение стало светло. Огромная, невозможно-белая вспышка окутала сразу все вокруг, пронизывая небо и людей своим сиянием. Она была абсолютно бесшумной.

Мир качнулся в сторону, заворачиваясь в невиданную трехмерную спираль. Закрыв голову руками, изо всех сил в ужасе зажмуривая глаза, каждое мгновение ожидая того, как подошедшая ударная волна разорвет его на части, Алексей упал на землю, вбился в нее, извиваясь червяком, стараясь заползти хоть куда-то. Свет все длился и длился, и даже спиной он чувствовал,как его источник сдвигается всторону, вбок. Еще через секунду он начал слышать – голоса, крики. Свет продолжался, но грохота взрыва не было.

«Господи, – сказал он себе, продолжая лежать, но рискнув приоткрыть один глаз, чтобы проверить, точно ли он еще жив. – Это была не бомба. Не атомная».

Алексей полежал еще немного и поднялся с земли только тогда, когда свет «люстры» понемногу начал угасать.

– Да-а... – пораженно сказал он вслух. В этот раз его бы совершенно не удивило, если бы над ним начали смеяться, но все были заняты тем же самым: или отряхивались, или просто переговаривались, провожая взглядами медленно относимый ветром в сторону моря круглый парашют с бомбой – еще продолжающей светиться, но гораздо менее ярко.

Оставалось только развести руками; новый день начинался весело. Но, слава богу, гораздо менее весело, чем он начался бы, окажись бомба урановой, А ведь было похоже. Причем мысль о том, что тратить на крохотный поселок атомный заряд никто никогда не станет, ему тогда и в голову не пришла! Человек – существо отчаянно эгоцентричное, и мысль о том, что атомную бомбу могут сбросить, чтобы убить лично его, казалась в ту секунду совершенно логичной. Нo пронесло...

– Видали? – спросил вернувшийся через несколько минут к позициям батарей Алексей первого попавшегося офицера-зенитчика. Этот был незнакомым, но никакой роли это не играло, – во всяком случае, он наверняка говорил по-русски.

– Да видал, конечно. Обычное дело, – не очень любезно буркнул тот. – А что? А-а... – Он понял и кивнул.– Это вы, товарищ капитан-лейтенант... Что, так и не ложились?

– Ложился, – пожал плечами Алексей, ощутив короткий укол сомнения: перепутал он в темноте, или это действительно тот старший лейтенант Смирнов, который командовал первым огневым взводом «восьмидесятипяток». – Потом вскочил, как тревогу объявили. Что кто было, в итоге?

– Разведчики, – спокойно пояснил старший лейтенант. – Две штуки. «RB-26», скорее всего: и высота для них нормальная, и по звуку было похоже. Один сбросил «вспышку», второй сфотографировал. Вы улыбнуться успели?

– Что? – не понял Алексей. Шутка дошла до него через секунду, и он засмеялся неровным, прыгающим смехом. Его все еще трясло. – Нет, не успел, пытался в землю зарыться.

– Это всегда успеется...

Полностью согласившись с последним замечанием наблюдательного зенитчика, Алексей отошел в сторону, к группке переговаривающихся людей. Они замолчали при его приближении – скорее всего, приняли за корейца. Ли здесь не было, и, безуспешно поискав его несколько минут, капитан-лейтенант мысленно махнул рукой – сейчас ничего переводить не требовалось. Побродив туда-сюда в ожидании церемонии «подъема», потратив время на бритье и умывание (из мутного зеркала, покрытого пятнами отвалившейся с обратной стороны амальгамы, на Алексея взглянуло мрачное бледное лицо язвенника) и с удовлетворением убедившись, что судя по построению, с дисциплиной у зенитчиков все нормально, военсоветник «До Вы» вернулся к минзагу.

К тому моменту, когда солнце приподнялось над укрытым низкими облаками морем, на корабле уже вовсю работали. Командир «Кёнсан-Намдо» стоял на коленях над световым люком, решетка которого была снята и уложена рядом. Судя по интонации, подавал вниз советы. Обернувшись на подошедшего Алексея с переводчиком, командир вскочил на ноги, высказал несколько подходящих к ситуации приветствий и уселся обратно.

Внизу человек шесть аккуратно поднимали на руках снятую крышку двигателя, еще столько же стояло в ожидании своей очереди работать. Присев на корточки рядом с офицером, не перестававшим что-то говорить высоким, хорошо артикулированным голосом, военсоветник тоже приготовился наблюдать. По крайней мере, это лучше, чем просто шататься и ничего не делать до момента, когда командир минзага освободится и можно будет вернуться к разговору о числе членов экипажа, которые не нужны будут в сегодняшнем походе без минной постановки и поэтому могут остаться на берегу.

Через несколько минут, когда колени затекли, что-то заставило Алексея обернуться. Света под крышей «сарая» становилось все больше, да и глаза привыкли, но ему почему-то показалось, что дело не в происходящем внутри. Матросы все так же сосредоточенно и слаженно работали, подбадриваемые советами и указаниями своего командира, судя по вспыхивающим смешкам, то и дело подпускавшего в свою речь какие-то местные шуточки. Звучали голоса, в которых он не различал ничего, кроме бодрости и энтузиазма. Но что-то было неправильно. Покосившись на корейского офицера, Алексей поднялся на ноги, несколько раз хлопнув себя ладонями по коленям. На него никто не обратил внимания, поэтому, постояв и подумав, он вспрыгнул на сходню, перекинутую с невысокого борта, и прошел по ней, раскачиваясь и низко пригнувшись, чтобы не задеть удерживающую один из щитов балку.

Снаружи было так же холодно и ветрено. С момента побудки, который им устроили вражеские разведчики, направление ветра радикально изменилось: теперь он снова дул с оста. Как кадровый морской офицер, сравнительно неплохо разбирающийся в прикладной метеорологии и всех тех радостях, которые она способна доставить, Алексей предположил, что это признак надвигающегося ухудшения погоды. Такое было бы неплохо. В плохую погоду меньше вражеских самолетов сможет подняться в воздух, а некоторое количество патрульной мелочи типа катеров или тендеров, которых у лисынмановцев пруд пруди, будет просто вынуждено укрыться в базах. Крупные же корабли при действительно серьезном ухудшении погоды могут отойти мористее, – навигация в корейских водах никогда не отличалась простотой. Скажем, в сравнительно свежем разведдонесении сообщалось о столкновении двух американских эсминцев, включая по крайней мере один «Флетчер»[90], – и наверняка не от избытка хорошей видимости.

О неумении управлять кораблем или о недостатке практики у американских командиров из действующих у корейских берегов оперативных соединений мог бы подумать только глупец, но этот инцидент действительно давал надежду, что некоторое время они будут с повышенной осторожностью относиться к погоде, В общем, если повезет, то у минного заградителя, названного в честь оккупированной крагами корейской провинции, действительно улучшатся шансы остаться необнаруженным. Чуть-чуть. Если он не ошибся.

Ветром Алексею в лицо бросило невесомые брызги, сорванные с гребня какой-то разбившейся о камни волны, С удовольствием вдохнув холодный влажный воздух и поморщившись от брызг, он оглядел горизонт и оцепенел Выдавить из себя ветер заняло секунду, набрать воздух для крика – еще половину, а к тому моменту, когда ой, прыгая со сходен на землю, заорал «Воздух!», в базе уже взревела сирена.

– Ли-и-и! – дико, изо всех сил прокричал Алексей в просвет позади. Переводчик выскочил на свет почти сразу же после его крика, но к этому моменту он уже обернулся обратно, не способный оторвать взгляд от происходящего.

Со стороны моря, с пологим снижением, на Йонгдьжин шли самолеты. Много, несколькими волнами, сильно эшелонированными по высоте. Серо-багровый шар солнца тускло просвечивал из-за туч почти прямо за ними – если бы не затенявшие его облака, Алексей увидел бы атакующих еще позже. И он был не первым – батареи открыли огонь почти одновременно с его криком, и теперь в атакующих порядках вражеских машин густо рвались снаряды.

– A! – потрясенно выкрикнул Алексой, так же оцепенело стоя перед «сараем». Ведущий иа «сарая» короткий канал, покрытый коркой насквозь мокрого льда, наверное, мог навести на мысль, что здесь кроется эллинг.

Один из выпущенных за последние секунды 85-миллиметровых зенитных снарядов взорвался прямо над кабиной головного штурмовика, и тот мгновенно рухнул в дикий, ломающий конструкцию штопор. 'Гут же самолет вонзился в воду, подняв навстречу короткому дымному следу водяной столб.

Это было невероятно: таких попаданий не бывает, Среди пикирующих самолетов мелькали трассы снарядов зенитных автоматов ~ в базе сейчас стреляло все, что могло. С момента обнаружения атакующих самолетов прошли считанные секунды. Только сейчас Алексей опознал машины в первой волне: «Скайрейдеры», известные на этой войне под полудюжиной разных прозвищ, включал переведенное с английского и запавшее ему в память «Способные собачки»[91]. Во второй волне, отстающей от первой всего на какие-то несколько сотен метров, шли легко узнаваемые «Корсары» – синхронность выходящих в атаку машин была потрясающей; Мелькнула мысль о том, что подобная последовательность ненормальна, и тут же смазалась, потому что Алексей сообразил, что по скорости даже полностью нагруженные «Корсары» не только не уступают «Скайрейдерам», но и превосходят их раза в полтора. Эта случайно вспомнившаяся деталь едва ли не обрадовала капитан-лейтенанта, уже лежащего на земле рядом с орущим что-то невнятное переводчиком. По крайней мере, он был еще способен думать. На его глазах что-то (вероятнее всего 37 -мм снаряд одного из непрерывно плюющихся в небо зенитных автоматов) попало в основание крыла одного из «Корсаров». Брызнули щепки, разваливающийся самолет выпустил короткую вспышку черного дыма и нырнул вниз. Упал он в полутора сотнях метров от самого берега – к этому моменту американские штурмовики уже пускали ракеты. Десять, двадцать, сто... Сосчитать их было невозможно: каждый «AD» нес полную дюжину 5-дюймовых ракетных снарядов, и почти все они были запущены одновременно – за какие-то секунды. «Корсары» дополнили удар собственными ракетами, вырывающимися из-под их крыльев как огненные пальцы, тянущиеся прямо тебе в лицо. И так же синхронно пилот каждого из продолжавших полого пикировать штурмовиков открыл огонь из бортового оружия.

Это был ад. Если у смерти может существовать какая-то доступная человеческому восприятию аллегория, то здесь была именно она. Прошло примерно полминуты с момента начала налета. Сбрасывая бомбовую нагрузку, штурмовики прошли над взрывающейся, горящей базой, в которой уже не могло остаться почти ничего живого, победно развернулись на высоте в несколько сотен метров, и тут откуда-то из-за завесы дыма и пламени ударила замолчавшая было вместе со всеми другими одна-единственная установка. Оглушенный, не сомневающийся, что уже мертв, и дожидающийся только последнего, завершающего налет удара в свое тело, чтобы наконец умереть, Алексей потрясенно глядел, как уворачиваются от ее трасс с каждой секундой увеличивающие дистанцию штурмовики, – и на этом все кончилось. Трещал огонь, дико, пронзительно кричали раненые и умирающие люди, выли моторы палубных самолетов врага, широкими плавными зигзагами уходящих в сторону моря. Вслед им отправилось еще несколько трасс, но они уже не значили ничего. Бой завершился.

Найти в себе силы подняться Алексей сумел не сразу. Сначала он просто лежал на земле, с равнодушным интересом разглядывая торчащий рядом крупный дымящийся осколок, вошедший в ледяную землю с такой силой, что в нескольких местах его расщепило вдоль, образовав сложное подобие вытянутой в длину и перекошенной буквы «Ж». Потом он перевел взгляд дальше и некоторое время смотрел на пожары. Лишь несколько секунд спустя капитан-лейтенант все же приподнялся на четвереньки.

– Вы живы, товарищ советник? – глухо спросил у него переводчик, цвет лица которого не особо отличался от цвета тех участков земли, что еще не были занесены копотью и засыпаны осколками.

Алексей не ответил. Приподнявшись, он с недоумением взглянул на небо. Круговерть продолжалась. На выходящие из атаки штурмовики, блеснув полированным плексигласом фонарей, спикировало несколько буро-серых машин. Расстояние было уже слишком большим, чтобы различить опознавательные знаки, но происходящее стало абсолютно ясным после того, как еще один «Скайрейдер» развалился в воздухе.

– Третий! Да! – ахнул позади Ли, пораженный точно так же, как и сам Алексей. Это был первый раз, когда они видели в небе Кореи «свои» самолеты, вступившие в бой.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39