Глава 1

На Сапфире было простое белое платье, с небольшим круглым вырезом у шеи, короткими рукавами, смягчающими угловатость плеч, и слегка сосборенной у пояса юбкой, скрывающей тонкую линию бедер. Дрожал от ранней полуденной жары воздух, но свежая белизна ее платья, казалось, хорошо защищала от ярких лучей греческого солнца, окутавших зноем пустынные улицы, по которым она брела с бесчувственностью автомата.

Несмотря на жару, ее не тронутые загаром обнаженные руки покрылись гусиной кожей, а по спине упрямо пробегал холодок.

Вместо белого мне следовало быть в черном платье, подумала Сапфира с какой-то странной отрешенностью, которая словно завладела всем ее существом с того момента, как закончилось дело о наследстве. Черный цвет, цвет скорби: разве она уже не лишилась почти всего, ради чего когда-то жила? И разве она сейчас не готова отказаться от того, что еще связывает ее с этим миром?

Прогулка пешком даст мне возможность собраться с духом и проиграть в уме то, что я намерена сказать Тэйну. Не будет ни слез, ни обвинений, с мрачной решимостью подумала она. Слишком многое я потеряла, но по крайней мере вернула себе хоть частицу утраченного достоинства. Ей пришлось провести три бессонные ночи, чтобы осознать жестокую реальность случившегося, унять боль и принять мучительное решение.

Свернув с дороги, она пошла по пыльной тропинке, по обеим сторонам заросшей травами и дикими цветами, еще не успевшими выгореть от беспощадных лучей слишком жаркого для этого времени года солнца. Сапфира приблизилась к вилле, и ноги словно сами собой повлекли ее через прекрасный, немного запущенный сад с вымощенными дорожками и расположенными на разном уровне площадками; сквозь буйное разноцвете штокроз, георгинов, роз и гладиолусов, мимо каменных колонн, увитых ультрамариновым вьюнком, ярко-красными цветами бугенвиллеи и оранжевыми колокольчиками, и дальше под арку, к массивным, оливкового дерева, дверям парадного хода.

Некоторое время она стояла с поникшей головой, ее прекрасные, с серебристым отливом, волосы, туго заплетенные в косу и уложенные наподобие диадемы, открывали беззащитно-хрупкую шею. Сапфира сняла большие солнечные очки, скрывавшие ее лицо, и стала что-то искать в небольшой, висящей на плече сумке.

Пока ее пальцы лихорадочно рыскали в сумке, она вдруг почувствовала неудержимый приступ гнева и раздражения против самой себя. Она опять по привычке забыла, что не может, как раньше, пользоваться виллой Андромеда. Еще недавно Сапфира была здесь хозяйкой, теперь же она только гостья.

Тяжело вздохнув, она оставила тщетные попытки найти не принадлежавший ей больше ключ, защелкнула сумку и нажала на кнопку звонка с уверенностью, которой вовсе не чувствовала.

– Госпожа Ставролакес…

В приветствии, с которым обратилась к ней открывшая дверь средних лет женщина, была странная смесь радости, грусти и смущения; Сапфира поздоровалась, слегка кивнув головой, будто не было ничего необычного в ожидании приглашения от собственной прислуги войти в собственный дом, если, разумеется, не считать того, что она больше не была желанным гостем в доме… и лояльность Эфими теперь распространялась только на Тэйна.

– Полагаю, Эфими, что kyrios (Господин, хозяин (новогреч.) ждет меня, – сказала она, входя в прохладный холл. В ее голосе, легком и приятном, не чувствовалось никакого напряжения.

Она вполне могла бы сказать «мой муж» или даже «господин Тэйн». Вместо этого Сапфира решила употребить наиболее подходящую случаю форму обращения. Педантичное соблюдение внешних правил и вежливость отвечали духу нового времени, а открытое и слишком явное проявление чувств стало достоянием прошлого. Сильные чувства свойственны человеку, ощущающему в себе биение жизни, а со времени решения суда она считала себя «мертвой» во всех смыслах, кроме чисто биологического. После постановления суда, которое ей, с ее англосаксонским чувством справедливости, казалось настолько же абсурдным, насколько и фатально неоспоримым, ее кровь словно оледенела.

– Не соблаговолит ли госпожа немного подождать… – Эфими чувствовала себя явно неловко, прося Сапфиру подождать в принадлежавшей ей совсем недавно гостиной. Прикусив в замешательстве губу, она поспешила добавить: – Господин, по-видимому, не ожидал вас так рано. Он только что закончил завтрак и сейчас, наверное, принимает душ.

– Ничего страшного, я подожду. – Прямая как струна, элегантной походкой принцессы Сапфира направилась в гостиную. – Надеюсь, когда он закончит, ты сообщишь ему о моем приходе. – К своей досаде, она невольно представила себе Тэйна обнаженным и уязвимым под струями бьющей из душа воды. Нет, вовсе не уязвимым. Уязвимость предполагает слабость, что вовсе не присуще человеку, который был ее мужем. Именно его сила и неукротимая целеустремленность пленили ее в тот вечер, пять с половиной лет назад.

Ей было семнадцать лет, и был канун Рождества.

Присев на край одного из длинных, с великолепной обивкой, диванов из соснового дерева, она мысленно вернулась к той встрече в прекрасной западной части Англии. Она была там в своем обычном окружении, в среде студентов местного художественного колледжа, где изучала искусство дизайна по текстилю.

Отметив окончание семестра и одновременно наступление Рождества, они возвращались по домам на маленьком, взятом напрокат автобусе. Раскрасневшись от выпитого шампанского и ощущая любовь ко всему человечеству. Сапфира ворвалась в затемненный холл своего дома, ожидая найти его пустым, и вместо этого натолкнулась на брата.

– Дэвид, дорогой! Я думала, ты будешь отмечать Рождество с Маршей! – Удивление при встрече помешало ей заметить еще одного человека, вставшего при ее столь бурном появлении. С тревогой, от которой на ее лоб набежали морщинки, она всматривалась в лицо брата, опасаясь, не связано ли его присутствие здесь с какими-то личными неприятностями.

– Я тоже так думал, – сокрушенно ответил он. – Но оказалось, она не сможет выбраться до «Праздника бокса», и я решил провести пару вечеров со своими и даже пригласил друга отпраздновать Рождество вместе с нами. – Чудесно! – Она радостно рассмеялась, вся во власти счастливого возбуждения от собственной молодости, здоровья и бьющей в ней через край жизни и предвкушения полного забавных приключений праздника. – Это для меня первый рождественский подарок в этом году! – Почувствовав присутствие в комнате еще одного человека, она повернулась, чтобы поздороваться с гостем.

Ее предположение, что незнакомец был одного возраста с Дэвидом, оказалось ошибочным. Дэвиду было двадцать. Гостю – где-то под тридцать, решила она, когда он шагнул вперед и Сапфира смогла рассмотреть его лицо. Определенно он уже не мальчик. Возможно, никогда и не был таковым, если считать, что быть мальчиком означает быть неловким, застенчивым, иметь нечистую от гормональной перестройки организма кожу лица, почему-то подумала она, опасаясь проявить легкомыслие, слишком небрежно поздоровавшись с ним, в то время как он остановил на ней внимательный, изучающий взгляд своих мрачноватых глаз. В том, как он смотрел на нее, не было ничего неуважительного, и все же Сапфира отчего-то почувствовала неловкость за платье, выбранное ею для вечеринки.

Она решила сделать костюм Ундины, водяной феи, и поздравила себя с удачной задумкой, которую было нетрудно осуществить и, проявив воображение, добиться желаемого эффекта. По платью телесного цвета, плотно облегающему фигуру, струились светло-зеленые и голубоватые ленты из шифона.

Перемещавшиеся радужные краски перебивались полосками серебристой парчи, сверкающей в лучах света, а в распущенные до пояса пепельно-золотистые волосы были вплетены тонкие серебряные нити.

На вечеринке ее костюм вызвал бурю восторженного одобрения. Теперь же, в присутствии этого возвышающегося над ней божества с глазами мудреца, чей взгляд грозил нарушить ее внутренний покой, она внезапно почувствовала себя наивным, неискушенным ребенком. Его глаза, именно глаза, внушали ей тревожное чувство беззащитности: их радужная оболочка, окрашенная в мягкий светло-зеленый цвет тропической реки, полной неукротимой энергии жизни и в то же время безмятежной и спокойной в лучах полуденного солнца, их яркие белки на смуглом лице, неожиданно густые ресницы и тени от глубоких глазниц.

– Сапфира, – произнес Дэвид, не замечая ее волнения, – познакомься с Атанаскосом Ставролакесом. Он участвует в наших исследованиях по инженерной и компьютерной технике в Ньюколледже. А так как он решил остаться на праздники в Англии, я подумал, ему будет интересно увидеть, как мы отмечаем Рождество.

– В Греции самый большой праздник – это Пасха. – В его низком, глубоком голосе можно было уловить едва заметный акцент уроженца Средиземноморья, а его глаза, в которых чувствовалась невероятная уверенность и сила, смотрели на нее с улыбкой.

– Да, – ответила она, восстанавливая из глубин памяти давно забытые сведения и желая произвести впечатление на необычного незнакомца. – Да, я знаю.

Она почувствовала легкое головокружение, когда он приблизился к ней и взял ее руку, чтобы обменяться дружеским рукопожатием.

– Сапфира, – мягко сказал он, превратив звук ее имени в запретную ласку, от дерзости которой по ее телу пробежала дрожь, а сердце стало учащенно и почти болезненно биться, тогда как глаза его говорили о том, в чем она боялась себе признаться. Их взгляд неторопливо и оценивающе скользнул по ее фигуре, от макушки до серебристых носков туфель, затем вернулся и впился в ее широко открытые, настороженные, опушенные черными ресницами голубые глаза. – Уверен, что это не совсем обычное имя для англичанки, или я еще более невежествен, чем полагал.

Невежественность совсем не вяжется с таким человеком, как он, мелькнуло у нее в голове. Если есть люди, на лицах которых лежит печать интеллекта, то Атанаскос Ставролакес, несомненно, один из них!

– Это библейское имя, – сухо ответила она. – Мой отец не очень-то жалует все слишком современное. Сапфира была женой Анания.

– Да, верно, – сказал он, подтвердив ее первое впечатление кивком головы. – Человека, заплатившего за ложь своей жизнью. Если мне не изменяет память, жена разделила его судьбу.

– Я всегда считала, что это слишком жестокое наказание за верность! – Сапфира смотрела на него с вызовом, готовая защищать женщину, чье имя она носила. – Если я полюблю кого-нибудь, я тоже буду верна ему до самой смерти!

Какими пустыми и жестокими казались ей теперь эти слова, хотя тогда она искренне верила в то, что говорила. В полном неведении о боли, которую несет с собой любовь, она была такой наивной простушкой!

– Завидую этому счастливцу, – быстро нашелся он. Его красиво очерченные губы тронула улыбка, а глаза спокойно читали вызов, написанный на ее лице. – Но, я вижу, сегодня вы не собираетесь играть роль вашей злополучной тезки. По-моему, вы водяная лилия, верно?

– Вовсе нет, – рассмеялась она, радуясь возможности ослабить растущее внутри напряжение. – Я нимфа – водяная фея.

Их взгляды встретились, и Сапфира почувствовала, как ее втягивает магнитное поле, в котором фантазия властвует над реальностью.

– Может быть, вы и есть мой рождественский подарок, а? – спросил он с шутливым видом.

О Боже, она вдруг вспомнила о присутствии брата. Что подумает Дэвид об этой шутливой, похожей на флирт перепалке между незнакомыми людьми? Но Дэвид стоял к ним спиной, наполняя рюмку и бормоча что-то вроде того, как неудобно иметь подругу, работающую сестрой в больнице.

Она вежливо улыбнулась, не отвечая на вопрос, и подумала, что этот знакомый ее брата самый красивый из всех мужчин, которых ей приходилось встречать. Он не был похож на рекламных красавцев. Что-то неуловимо жестокое отличало его великолепного рисунка рот. Быть может, такое впечатление создавали резкие складки, сбегающие от его уголков и заставляющие думать, что в этом человеке было больше от дьявола, чем от святого? А его глаза! В их затененной ресницами глубине можно было утонуть и, вынырнув на поверхность, оказаться выброшенной на далекий пустынный берег! Совершенно безотчетно взгляд Сапфиры устремился вниз, вбирая в себя его плечи, обтянутые белой тканью строгого покроя рубашки, сильную, с рельефными мышцами грудь, стройную талию и ноги, длина бедер которых не соответствовала ее представлениям о пропорциях, характерных для этой средиземноморской расы.

– Может быть, стоит поменять подарок, если он выходит за рамки общепринятого? – В его голосе ощущалась обманчивая мягкость, в то время как глаза своим блеском, твердостью и скрытым в ним пламенем напоминали алмазы.

– Некоторые так бы и сделали, – небрежно согласилась она, пытаясь как-то сладить с бешено бьющимся сердцем и невольной дрожью в руках. – Но у нас здесь есть поговорка: главное – это то, что задумано.

Стройная и элегантная, как балерина, она потянулась, пытаясь расслабиться. В желании родителей принять неожиданного гостя не было ничего необычного. В конце концов, в их четырехкомнатном доме легко найти место еще для одного человека, если Сапфира уступит свою спальню и временно поселится в комнате старшей сестры Эбби.

– Полагаю, Дэвид уже сказал вам, какую комнату вы займете, господин Ставролакес?..

В знак признательности он склонил свою красивую, густо поросшую жесткими, обрамляющими широкий лоб волосами, голову.

– Я буду спать в вашей постели, Сапфира, если вы не возражаете?

– Разумеется, она к вашим услугам! – Этот легкомысленный ответ был подсказан давними воспоминаниями о греческом гостеприимстве. И все же она не смогла подавить пробежавшую по спине легкую дрожь неясного ожидания. Ощущение было такое, будто она сказала: «Возьми меня, я твоя!» – Желаю вам приятных сновидений, господин Ставролакес.

– Благодарю вас. – При этом на его лице не было улыбки, ей показалось, что он прочел ее мысли и отнюдь не удивлен. – Поскольку мне предстоит отметить праздник вместе с вами, я бы хотел просить вас называть меня просто Танос.

– Танос… – повторила она вслед за ним, чуть склонив набок голову. Имя довольно необычное и очень красивое…

Инстинкт где-то в глубине ее существа подсказывал ей, что она ведет опасную игру, открыто поддразнивая человека, чей зрелый опыт намного превосходит все то, что умеет и знает она. Но в семнадцать лет она была слишком юной и беспечной, чтобы осознать, насколько привлекало ее невинное кокетство этого красивого грека, поощрявшего своим заинтересованным вниманием девушки.

Она словно проверяла недавно пробудившуюся в ней чувственность на этом бывалом и зрелом человеке. Какой же глупой, какой наивной девочкой была она, когда смеялась, глядя в его спокойное лицо своими веселыми, с прыгающими в них чертиками глазами.

– Но мне кажется, я предпочла бы называть вас иначе, каким-нибудь особенным именем, которым могли бы пользоваться только я и вы…

В ответ он лишь медленно приподнял бровь и посмотрел на нее тем оценивающим взглядом, который привнес беспокойную напряженность в эту уютную комнату. Посчитав за согласие его молчание, Сапфира заявила:

– В таком случае это будет Тэйн. Я буду называть вас Тэйн!

Тогда она не понимала, почему это имя так быстро пришло ей на ум. Позже, пораженная силой своего подсознания, она обратилась к словарю, где прочла: «Тот, кому дарована земля за храбрость и заслуги перед королем». «Человек, стоящий на социальной лестнице где-то между простыми гражданами и родовитой знатью».

Тэйн. Повелитель… властелин… господин.

Усилием воли она отогнала от себя мысли о прошлом. Вилла Анцромеда была построена на склоне холма в окрестностях Кефины, небольшого городка неподалеку от Афин, через застекленные двери виллы виднелись спускающиеся террасами сады, внизу соседствующие с участками мелких арендаторов. Все вокруг дышало безмятежным покоем, будто на время здесь остановилась всякая жизнь, создав для ее страданий атмосферу стерильной пустоты.

Ее взгляд беспокойно блуждал по обставленной со вкусом комнате, где она сидела.

Ничто не изменилось с тех пор, как она приняла девять месяцев назад решение оставить виллу и переехать на квартиру к Лорне. Выложенный мозаикой пол сиял безупречной чистотой, мебель соснового дерева с элегантной обивкой могла бы стать экспонатом на выставке «Дом и сад», стены, украшенные арками и альковами, как и прежде, привлекали взгляд. Да и с какой стати здесь что-то должно было измениться, с болью в сердце спросила она себя. По правде говоря, она мало что привнесла в размеренный быт Тэйна, если не считать нескольких незначительных изменений. Для мелких услуг по дому он нанял прекрасно справляющуюся со своими обязанностями Эфими.

Ее собственное влияние на жизнь Тэйна казалось ей поистине уникальным… по крайней мере раньше. Внезапно ее охватило такое отчаяние, что она вцепилась пальцами в лежащую на коленях сумку, как бы ища в ней опоры. Она всегда любила эту милую комнату. И всегда ей будет недоставать ее располагающей к покою атмосферы.

Звук отодвигаемой дверной задвижки предупредил ее о приходе Тэйна. Повернувшись всем корпусом к открывшейся двери, Сапфира непроизвольно выронила свою сумку из нервно сжимавших ее пальцев; упав, она волчком завертелась по гладкому полу, пока наконец не остановилась чуть поодаль от нее. Сапфира почувствовала, как напряглось ее лицо от раздражения из-за собственной неловкости. Стоило ей на мгновение расслабиться – и вся ее внешняя уверенность и достоинство стали рушиться, подобно Кноссу накануне крушения Минойского государства!

Не сгибая спины, Сапфира осторожно опустилась на колено, чтобы поднять непокорную сумку, и медленно сосчитала до трех, стараясь прийти в себя, прежде чем она грациозно поднимется и встретит враждебный взгляд человека, наблюдающего за ней с видом погруженной в раздумье Немезиды, собирающейся вынести свой приговор.

Наверное, так выглядел Люцифер после последнего и нелицеприятного разговора с Богом, подумала она, позволив себе роскошь ответить на его оценивающий взгляд безмятежным взглядом своих голубых глаз и с удивлением отметив, что вопреки ее представлению о нем, о его неизменной, твердой, как алмаз, воле в этом доме он один успел как-то измениться в этом царстве невозмутимого постоянства! Еще темнее стали круги под глазами, чуть бледнее стало загорелое лицо, вокруг страстных, щедрых на ласку губ появились едва заметные морщины – свидетельство длительного внутреннего напряжения.

И все же в главном он остался прежним. Все та же горделивая и самоуверенная осанка вызывающе мужественного тела, тот же упрямый подбородок и столь знакомое выражение безжалостности, лицо, чуждое нежности и понимающего сочувствия. Неукротимый, подумала она, не в силах скрыть охватившую ее дрожь. Да, точнее не скажешь. Было что-то символическое в том, как несколько секунд назад она в буквальном смысле стояла перед ним на коленях. Поневоле вспомнишь Фрейда. Тэйн. Властелин… господин… повелитель.

Внезапно Сапфира покачнулась, и комната превратилась в погруженный во тьму туннель, поглотив неумолимое лицо Тэйна, исторгнув из нее тихий стон. Она скорее почувствовала, чем увидела, как расстояние между ними сократилось, и по внезапно повеявшему на нее теплу и безошибочно мужскому запаху свежевыбритого лица поняла в тот самый момент, что он подхватил ее в свои объятия и избавил от неудобства приземлиться на слишком жесткий пол.

Несмотря на обморок, сознание не успело полностью отключиться. Еще до того, как ее быстро и без усилий усадили в кресло, мозг вновь почувствовал живительную силу кислорода. Какая самонадеянность с ее стороны посчитать себя готовой к встрече с Тэйном в подобных обстоятельствах. Она явно недооценила силу его воздействия на нее и, возможно, переоценила себя.

– Возьми. Это поможет тебе восстановить силы. – Он протянул ей хрустальный бокал с бренди.

– «Метакса»? Мне? – Она уже успела прийти в себя и окинула его вызывающе насмешливым взглядом. – Но ведь день Святой Доминики будет в январе, а не в июне!

С болезненным удовлетворением отметила она, как побелели суставы его пальцев, обхвативших хрустальную поверхность бокала. Прекрасно, стрела достигла цели! Значит, он не забыл, как однажды, увидев ее с бокалом в руке, он заметил с ядовитым сарказмом, что она, по-видимому, каждый день воспринимает как праздник Святой Доминики! Сапфира не поняла, что он имеет в виду, и с чувством спокойного превосходства он объяснил, что имеет в виду событие, когда гречанки празднуют День повитухи.

– Этот праздник имеет сомнительную славу единственного дня в году, когда нашим женщинам позволено быть несколько неумеренными в питье без страха подвергнуться критике за свою невоздержанность, – сказал он со значением.

Незаслуженный выпад глубоко ранил ее. Правда, она действительно каждый вечер перед сном стала выпивать по рюмке бренди, чтобы заснуть, но она вовсе не ожидала, что он оскорбит ее, назвав пьяницей, и боль от обиды все еще не утихла.

– Запомнила? – В устремленном на нее задумчивом взгляде уже не было напряженности. – Ты удивляешь меня. Сапфира. Я всегда думал, что обычаи и культура моей страны глубоко тебе безразличны.

– Я думаю, несправедливость надолго остается в памяти, – сухо сказала она. – Греция никогда не была мне безразлична.

– Значит, причина в самих греках или, точнее, в одном из них, не так ли? – Насмешливость его тона вызывала в ней желание ответить дерзостью. Понимая, что это небезопасно, она сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с волнением, гордая тем, что может контролировать себя, и спокойно сказала:

– Если тебе хочется так думать, – ее плечи покорно опустились, – у меня нет никакого желания с тобой спорить.

– Твои взгляды явно изменились к лучшему, – мягко заметил он и вновь протянул ей рюмку. – Ну что ж, в таком случае прими свое лекарство – и улыбнись!

– Нет, нет, я не буду, – она сделала отстраняющий жест рукой. – Глупо пить на пустой желудок, особенно в такую жару.

– Ты не завтракала? – От раздражения его лоб прорезали морщинки. Вся его фигура выражала требовательное желание услышать от нее немедленный ответ.

Со вчерашнего дня у нее не было во рту ни крошки. В последнее время она утратила всякий интерес к пище. Чем меньше она ела, тем меньше ей хотелось есть. Она пожала плечами, болезненно ощущая критический, изучающий взгляд Тэйна, от внимания которого не ускользнула ее чрезмерная худоба.

– Мне не хотелось есть, – равнодушно ответила она, надеясь, что он переменит тему. – Иногда в жару со мной такое случается.

– Г-м… – нетерпеливым жестом он поставил рюмку на стол рядом с нею и поспешил к двери, чтобы позвать Эфими. Его голос властно нарушил тишину холла. – Пожалуйста, что-нибудь повкуснее для моей жены, и немедленно. Что-нибудь для поднятия аппетита…

Он быстро вернулся в гостиную и остановился перед ней, высокий, мужественный, прекрасный в своей властной уверенности в себе. Его неотразимое обаяние когда-то произвело на нее глубокое впечатление. Теперь же, гладя на него, она не испытывала былой радости. От того, что было и что она искренне считала любовью, осталась лишь боль, боль, ставшая неотъемлемой частью ее существования в последние несколько месяцев. – Эфими принесет тебе что-нибудь поесть, – сухо сказал он, с вызовом глядя на нее. – Сделай одолжение, поешь немного, Сапфира. В данных обстоятельствах твой отказ будет выглядеть непростительно безответственным. Если ты не боишься садиться за руль в таком состоянии, подумай хотя бы о том, что рядом будет моя дочь.

Слишком взвинченный, чтобы спокойно стоять на месте, он нервно расхаживал по комнате, глубоко засунув руки в карманы домашних брюк, отчего они плотно обтягивали его стройные ягодицы. Слегка ссутулив свои мощные плечи, он вышагивал перед нею с грациозной стремительностью хищного зверя. Его жесткие, непокорно вьющиеся темные волосы красиво обрамляли великолепную голову.

– Я пришла сюда пешком, – спокойно заявила она, почувствовав на мгновение торжество от его внезапного смятения.

– Пешком! – в гневе выкрикнул он. – Ради всего святого! Ты шла пешком от самого города? В такую жару? Неудивительно, что ты выглядишь полутрупом!

– Благодарю, Тэйн. – Она криво усмехнулась, не обидевшись на его слова, так как знала, что это была самая настоящая правда. Каждое утро, глядя на себя в зеркало, она убеждалась в том, что в ней не осталось ничего от прежней привлекательности. Это исхудалое лицо, выпирающие ключицы, эти костлявые руки, когда-то изящные, принадлежавшие водяной фее…

– Какие у тебя планы? – резко спросил Тэйн. – Может, вездесущий Майкл возьмет на себя роль твоего шофера или ты вызовешь такси? – Не получив ответа, он помрачнел. – Полагаю, ты не надеешься, что я отвезу тебя? Сапфира инстинктивно сжалась от его сдерживаемой ярости, но, ощутив спиной мягкость диванных подушек, успокоилась. Не хватало еще унизить себя, попросив у него одолжения! Даже видеть его вот так, наедине, было для нее слишком большим испытанием, и она пошла на это только потому, что хотела сохранить чувство собственного достоинства.

– Мне от тебя ничего не нужно, – сказала она холодно. – Я намереваюсь вернуться так же, как и пришла сюда.

– Пешком! – взорвался он, с трудом сдерживая захлестнувший его гнев. – С трехлетним ребенком? – Прежде чем она успела что-нибудь понять, Тэйн быстро подошел к ней и, схватив за руки и рывком подняв с дивана, уставился в ее побледневшее от страха лицо. – Ты пришла, чтобы забрать Викторию, не так ли? Ты в самом деле собираешься лишить меня дочери, Сапфира?

– А что? – бросила она ему в лицо, опьяненная внезапной смелостью. – Неужели ты согласился бы отдать мне сына? – Гордо откинув голову, она без страха встретила его спокойно-уверенный взгляд. В ее прекрасных голубых глазах он прочел дерзкий вызов. – Нет, – сказал он с затаенной угрозой в голосе, впившись пальцами в нежную кожу ее беспомощных рук. – Нет, – тихо повторил он. – Если ты за этим приехала, забудь об этом. Я никогда, слышишь, никогда, не отдам тебе сына. По закону Стефанос мой и останется моим сыном! – Печать страдания и боли осветила какой-то необычной красотой это смуглое лицо, заставившее Сапфиру солгать ему. – Так вот почему ты пришла сюда? Чтобы забрать Стефаноса?

– Убери от меня руки! – Сапфира поразилась собственной смелости и тому, как он повиновался ее резкому требованию. Она машинально подняла руки и потрогала кожу там, где он вцепился в нее пальцами, заметив, как изменилось при этом выражение его глаз. Что это было? Сожаление? Или, может быть, раздражение? Трудно сказать. – К твоему сведению, ты ошибаешься, – сказала она со спокойствием, которого вовсе не чувствовала. – Я пришла не для того, чтобы забрать у тебя сына. Напротив, я хочу сказать тебе, что готова отказаться от прав на опеку над нашей дочерью. – Она помолчала, вовсе не с целью произвести драматический эффект, а потому, что ей было не просто произнести эти слова. – Считай, что оба ребенка принадлежат тебе.

Глава 2

Сапфира все утро готовилась к этому моменту, так что сейчас ей не хотелось давать волю слезам. Видит Бог, она и так выглядит непривлекательно, не хватает ей еще опухших глаз и покрасневшего носа. К тому же в дверях показалась Эфими с подносом, на котором стояли тарелки с фруктами, яйцами, сыром, ломтиками свежеподжаренного хлеба и нарезанным тортом, и на ее приятном лице был написан плохо скрываемый ужас. Прикоснувшись к глазам поспешно извлеченным из сумки платком. Сапфира увидела, как Тэйн, поблагодарив прислугу, взял из ее рук поднос.

– Ешь, Сапфира, – не терпящим возражений тоном скомандовал он.

Она молча подняла одну из тарелок, приглашая его присоединиться к ней.

– Благодарю, – с сухой вежливостью произнес он. – Я не голоден.

Его отказ не был для нее неожиданностью. Прошло немало времени с того дня, когда они в последний раз ели вместе, и еще больше с тех пор, когда к их совместной трапезе не примешивалось чувство обоюдного раздражения и горечи. Без всякого удовольствия она заставила себя взять кусок торта. Он был еще теплый от жара духовки и буквально таял во рту.

– Итак. – В голосе Тэйна, первым нарушившего затянувшееся молчание, во всем его облике чувствовалась враждебность. – Ты решила отказаться от детей. Странно. Единственное, в чем я никогда не сомневался, это в твоей любви к Виктории и Стефаносу. Кто внушил тебе эту мысль? Твоя эмансипированная подруга или ее потворствующий тебе во всем братец? – В его низком голосе звучали горечь и гнев. – Я решила сама. – Она старалась не показать, как больно задел ее его презрительный тон и оскорбительное отношение к ее друзьям. – К тому же это наши дети, Тэйн, а не только мои! – со спокойным достоинством заметила она.

– Ах да! – Тэйн буквально впился в нее глазами, словно пытаясь проникнуть в тайный ход ее мыслей. – Наши дети. Один для меня, другая для тебя, с позволения закона. Это поистине Соломоново решение. Сапфира! А ты пренебрегаешь им. Почему? Потому что решила жить в грехе со своим дружком? Решила отказаться от обоих, чтобы иметь возможность потворствовать своим желаниям, не так ли?

– Господи, Тэйн! Как можно быть таким жестоким! – Волна гнева вытеснила чувство боли. Она думала, что он образумится, получив право опеки над детьми, и не позволит себе опуститься до оскорблений. – Ты что, действительно ничего не понимаешь? – Она задержала взгляд на его самолюбивом, выражающем неприязненное осуждение лице, пытаясь найти хоть какие-нибудь признаки понимания, и не увидела таковых. – Все это не имеет никакого отношения к Лорне или Майклу. Лорна желает мне только счастья, а Майкл всего лишь друг, и то, что он мужчина, абсолютно неважно. Выражение его лица ни на йоту не изменилось, и она поняла, что все ее попытки переубедить его тщетны. Она вздохнула, сознавая свое бессилие.

– Дело не в том, что я не хочу быть с Викторией… – От волнения она почувствовала комок в горле, но она тут же сумела взять себя в руки. – Разумеется, я хочу, чтобы Виктория была со мной, чтобы они оба были со мной! Но ведь они близнецы… близнецы! Ты в самом деле не понимаешь, что это значит? Если бы ты хоть раз видел их вместе – по-настоящему видел их вместе, – ты бы знал, что они нуждаются друг в друге намного больше, чем во мне! Соломоново решение! – Она горько рассмеялась. – В Англии мне бы по закону оставили обоих детей. Какой судья решился бы разъединить близнецов, поделив их между родителями? Я не могу позволить, чтобы эта дьявольская затея осуществилась!

– В Греции нельзя отнять у отца сына! – От внутреннего напряжения углубились морщины по углам его рта, но на суровом лице не было сожаления. Если глаза действительно зеркало души, то Сапфира видела перед собой тайник с глубоко запрятанным в нем страданием, и на минуту она почувствовала, как горячая волна жалости затопила ее. Лишь в минуту крайней безысходности могла она позволить себе сомневаться в любви Тэйна к детям.

– Все это время ты был уверен, что суд назначит тебя опекуном обоих детей, – сказала она, впервые со всей ясностью представив себе положение вещей.

– Да, – сухо признался он. – Да, я был уверен в этом. В нашей стране по крайней мере мужчина считается главой дома, ответственным за своих детей.

– Ну что ж, твое желание исполнилось. – Не в состоянии больше спокойно сидеть на месте, Сапфира поднялась, нервными движениями тонких пальцев разглаживая складки на платье. Какой наивной дурой она была, не понимая, насколько отличны законы Англии от законов стран Восточного Средиземноморья. Она считала, что одержала убедительную победу, когда Тэйн, после многих месяцев упорного отказа, вдруг согласился юридически оформить раздельное проживание.

Если бы не ее тогдашнее состояние, она бы сообразила, что он, как и она, надеется на право опекунства над детьми. Вместо этого суд вынес идиотское, непристойное постановление о раздельной опеке над близнецами, которые, несмотря на разность пола, были с рождения настолько привязаны друг к другу, что любой, видевший их вместе, не мог не заметить этого… – Ты так считаешь? – Тэйн встал и подошел к Сапфире, в задумчивости стоящей у окна. – Как ты думаешь, почему я отказывал тебе в разводе, которого ты так добивалась? Разумеется, не потому, что ты могла отказаться от своих детей! Ты их мать, и от этого факта. Сапфира, не уйти. Это уже не изменишь, как бы мы сейчас ни относились друг к другу – И ты не права, говоря, что они не нуждаются в тебе. Если ты в самом деле так думаешь, значит, твое увлечение Майклом Уэстом мешает тебе видеть вещи в реальном свете!

– Я вовсе!.. – она чуть было не сказала «никем не увлечена», но Тэйн внезапно прервал ее возгласом, в котором слышалась неподдельная брезгливость:

– Избавь меня от описаний своих любовных переживаний. У меня нет настроения их выслушивать. То, что мы не можем жить вместе как мужи жена, еще не означает, что наши дети должны быть лишены матери. Так что, если у тебя есть другие мысли на этот счет, можешь забыть их, иначе придется расстаться с довольно щедрым денежным содержанием, положенным тебе по решению суда! – При этих словах его голос задрожал от отвращения. – Я как-то не могу представить тебя кухаркой, еле сводящей концы с концами! Она почувствовала, как все ее тело буквально онемело от страха при мысли о том, что у нее мало шансов противостоять такому безжалостному противнику, как Тэйн, который не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего.

– Итак? – с нетерпеливым раздражением спросил он, наблюдая за выражением ее лица. – Я хочу знать правду. Сапфира. Ты собираешься бросить наших детей? Именно эта причина привела тебя сюда сегодня?

Она гордо вскинула голову и обожгла его холодно-презрительным взглядом своих прекрасных глаз.

– Нет, я совсем не собиралась вычеркнуть себя из их жизни. Я все еще хочу воспользоваться своим правом видеть их как можно чаще.

– А-а, – в этом невольном возгласе слышалось не облегчение, а скорее торжество, как если бы она испугалась его угроз оставить ее без копейки денег. Ну что же, придется ему кое-что объяснить.

– Что касается денежной стороны вопроса, – с упрямым вызовом продолжила она, – я сама себя обеспечу, как только мне удастся найти работу.

– В этом не будет необходимости! – жестко отрезал он. – Мое предложение в суде было сделано без всякого давления с противной стороны. Номинально ты все еще моя жена, и как таковой я буду выплачивать тебе содержание, пока ты будешь заботиться о наших детях.

Сапфира в отчаянии всплеснула руками.

– Благодарю за щедрость, Тэйн, но мне не нужны твои деньги. С моей стороны было бы нечестно пользоваться ими теперь, когда…

– Когда я не имею права на твое тело? – грубо прервал ее он.

– Да… нет… – Смутившись, она все же заставила себя выдержать его обладающий магнетической властью взгляд и увидеть искривленные в холодной, а прежде столь добродушной улыбке губы. Прошло немало времени с тех пор, когда он наслаждался ее телом. Все эти месяцы тянулись унылой чередой серых будней, лишенных радости и душевного подъема, который раньше вызывало в ней одно лишь его присутствие рядом. И все же однажды, не так давно, он опять стал боготворящим ее рабом и щедрым властелином. – О Боже! Это теперешнее положение просто нестерпимо! – внезапно вырвалось у нее с болью. – Развод был бы самым правильным решением для нас обоих!

– Только не для меня, – спокойно возразил он. – Я человек слова, поклявшийся быть твоим мужем в горе и в радости, до самой смерти, не так ли?

– Все меняется… – Она отвернулась, не в силах вынести боль незаслуженной обиды. Тэйн поклялся также любить ее и заботиться о ней, но это вовсе не значило, что он может спать с ее сестрой и сделать Ангелию Андроникос своей любовницей!..

– Нет, не все. – Он смотрел на нее холодным и твердым взглядом. – Ты не раздумала поселиться где-нибудь поблизости, когда найдут что-нибудь подходящее, чтобы ты могла регулярно встречаться с детьми? – Она кивнула, и Тэйн не замедлил продолжить: – У тебя нет намерения вернуться в Англию и полностью отказаться от своих прав видеться с детьми?

– Нет… – Она представила себе оживленные детские мордашки, их нежные ручки и радостно-возбужденные голоса, их бескорыстную любовь и чуть не задохнулась, почувствовав внезапный спазм в горле. – Мне незачем ехать в Англию. – Особенно теперь, когда ты посеял ненависть между мною и моей единственной сестрой, могла бы добавить она, но промолчала.

– Ты можешь навещать детей так часто, как только пожелаешь, – небрежно заверил ее Тэйн. – Я вовсе не собирался запрещать тебе видеться с детьми – но я принял бы любые меры, чтобы помешать тебе отнять их у меня!

– Как странно, – губы Сапфиры тронула легкая улыбка, – мы оба были уверены в нерушимости своих прав, а вышло так, что судебные чиновники обвели нас вокруг пальца.

– Ха, эти жалкие комедианты! Они выбрали для меня неподходящую роль! – В его низком голосе звучали гневные нотки, не сулившие ничего доброго тем, кто стремился лишить его права опеки над собственной дочерью. Будь он божественным обитателем Олимпа, он, без сомнения, обрушил бы небесный гром на головы этих безумцев, чтобы заставить их изменить решение, говорил он всем своим видом в эту минуту яростного гнева.

– Ладно, теперь-то ты, надеюсь, расстанешься с красным носом и рыжим париком? – с горечью пошутила Сапфира. – В конце концов, ты получил все, что хотел.

– Не все, но пока вполне достаточно, – нахмурившись, отрезал он. Кажется, ты ждешь от меня благодарности?

– За что? – Сапфира устало отвернулась от окна. – Мое решение отказаться от своих прав не имеет к тебе никакого отношения. Оно касается лишь благополучия детей.

– В таком случае тебе следует подняться и сказать им об этом, – показал он жестом наверх. – Они в детской. Я пытался объяснить им, что сегодня ты заберешь Викторию назад в Кефину, хотя, должен признать, без особого успеха. – Насмешливо-добродушная ирония смягчила леденящую ясность его светлых глаз. – Они умудряются не видеть и не признавать того, чего им не хочется видеть и признавать, наши не по возрасту развитые didimee.

Услышав, что он употребил греческое слово didimee, означающее «близнецы». Сапфира невольно улыбнулась, обрадовавшись тому, что Тэйн тоже признал существующую между детьми тесную психологическую зависимость и не отмел с ходу ее наблюдения, приписав их игре воображения.

– Тогда пойду и успокою их, – сказала Сапфира с беззаботным видом, стараясь подавить в себе чувство обиды оттого, что ее дочь не хочет остаться с ней. Если у нее и были какие-то сомнения в правильности своего решения принести себя в жертву ради детей, то реакция дочери развеяла их.

– Разочарую, ты хотела сказать. – Тэйн забежал вперед, чтобы открыть перед нею дверь. – Последний раз я слышал, что они оба собирались уехать вместе с тобой. – (Она в изумлении уставилась на него, пытаясь понять по его невозмутимому лицу, смеется он или говорит серьезно. Но нет. На его классически правильном лице не было и тени насмешки. К тому же Тэйн всегда проявлял великодушие к побежденным.) Не решаясь сразу войти в детскую. Сапфира задержалась у двери и услышала детский смех и низкий гортанный голос Спиридоулы, что-то говорившей детям по-гречески. Возможно, устало подумала она, если бы мой греческий был немного лучше, когда Тэйн впервые привел в дом эту юную деревенскую девушку, или Спиридоула хоть немного говорила по-английски, между нами возникло бы большее взаимопонимание. А вышло так, что немногословность Спиридоулы воспринималась ею как проявление враждебности, а молчание как тупое высокомерие. Только по настоянию Тэйна, утверждавшего, что она, несмотря на молодость, знающая и преданная своим подопечным няня, ей была обеспечена постоянная работа. Теперь, спустя три с лишним года. Сапфире оставалось признать, что время подтвердило его правоту. И, конечно же, Сапфира не решилась бы уйти из семьи девять месяцев назад и поселиться у Лорны, если бы не была уверена, что в случае необходимости ее детям будет обеспечен надлежащий присмотр и ее еженощное отсутствие никак не отразится на их благополучии. Хотя вообще-то она навещала их регулярно, разумеется за исключением тех дней, когда знала, что Тэйн дома…

– Госпожа Ставролакес… – Спиридоула отметила ее приход коротким кивком черной как смоль головы.

– Здравствуй, Спиридоула, – приветливо улыбнулась Сапфира, радуясь тому, что за последние месяцы ее упорство в овладении греческим языком начинает приносить плоды.

– Мамочка, Стефанос тоже едет с нами! – Виктория, более живая и болтливая из двойняшек, бросилась к Сапфире, радостно щебеча на смеси греческого с английским, явно поощряемым Тэйном, несмотря на уход жены.

– Можно мы возьмем с собой какие-нибудь игрушки? Папочка сказал, что я должна забрать все свои платья. Можно, Стефанос тоже возьмет свою одежду? Папочка купил мне новое платье специально для сегодняшнего дня, я сама выбрала его. Посмотри, какое оно белое! – Она с радостным восторгом расправила на себе хлопчатобумажную, украшенную английской вышивкой юбку. – Как у настоящей невесты. Я выйду замуж за Костаса. Только папочка говорит, что сначала я должна научиться готовить муссаку, потому что женщина должна хорошо кормить своего мужа.

– Да, уж папочка знает, что говорит, – пробормотала Сапфира, совершенно не удивленная этим столь характерным для Тэйна проявлением мужского шовинизма, и обняла свою маленькую девочку. Затем, повернувшись к сыну, она протянула ему навстречу свои руки.

Более спокойный и скрытный, чем сестра, Стефанос внешне очень походил на отца. Явленный на свет с помощью кесарева сечения, он родился первым. Сапфира не раз спрашивала себя, не было ли это появление мальчика на свет первым сознательным решением принимающих роды врачей. Несмотря на вступление Греции в Европейское сообщество, исторические корни ее патриархального уклада все еще давали о себе знать, и в этом ей пришлось, к своему несчастью, убедиться еще раз…

– Папочка сказал, что будет очень скучать по мне, – заявил Стефанос, гладя на нее своими серьезными глазами. – Он сказал, что нельзя все время делать только то, что нам хочется… и что мы поедем с ним к морю, но я хочу быть с тобой и Вики… Пожалуйста, попроси его разрешить мне поехать с вами.

– Вообще-то папа тут ни при чем, мой дорогой. – Она быстро прижала к себе его податливое тельце. – В любом случае, – весело добавила она, видя, как омрачилось его милое личико, – наши планы изменились. Вы оба останетесь дома, с папой и Спиридоулой, а я буду очень часто навещать вас. Мы будем выезжать на прогулки, как и раньше, и нам будет очень весело, вот увидите.

– Ты больше не приходишь и не укладываешь нас спать. Вчера Вики было плохо, и она всю ночь плакала и звала тебя! – обиженно надулся Стефанос. Что же это. Господи! Сапфира почувствовала, как все оборвалось у нее внутри. Было ясно, что пока с ребенком все в порядке, а потом? Что, если она серьезно заболеет, заразившись какой-нибудь детской болезнью? Как она будет жить без нее, без них обоих? Даже если будет уверена, что Тэйн и Спиридоула сделают все от них зависящее. Что с того? Все равно она не будет спокойна…

Она изо всех сил пыталась справиться с внезапно накатившей на нее головокружительной слабостью, угрожавшей потерей сознания, но беззаботное щебетание дочери привело ее в чувство.

– Доула говорит, что я выпила слишком много шипучки. Разве ты не можешь оставаться с нами на ночь? Папочка ведь остается. Правда, вчера ночью его не было. Он не хотел уходить, потому что я болела, а потом пришла Анджела. Она сказала, что останется на ночь, чтобы папочка смог уйти по своим делам, что это очень важные дела, а еще Доула сказала, что все будет хорошо!

– А у Костаса мама куда-то уходит каждый вечер, – вдруг вставил Стефанос. – Она работает в таверне и зарабатывает много денег, потому что его папа не может покупать им вещи, которые они хотят. Ты тоже работаешь по ночам?

Что им сказать? Несмотря на их довольно раннее развитие, трудно судить, как они поймут. Интересно, что им обо всем этом успел рассказать Тэйн? Да и рассказал ли он что-нибудь вообще? Ваша мать и я больше не можем жить вместе. Мы не любим друг друга. Мы не хотим жить в одном доме и делить одну постель. Не хотим, чтобы нас видели вместе, поэтому я встречаюсь с Ангелией Андроникос. Видите ли, Ангелия – умудренная опытом женщина, вдова, которая понимает, что у мужчин есть свои потребности… Внезапно она прервала свои фантазии. Как бы там ни было, Тэйн не тот человек, который мог бы рассказать правду детям с бескомпромиссной прямотой!

– Нет, мне вовсе не нужно работать по ночам, – сказала она сыну. – Но у меня есть очень близкий друг. Ее зовут Лорна, и она предложила мне какое-то время пожить у нее.

– Но ты ведь скоро вернешься к нам, правда, мамочка?

Именно Виктория задала вопрос, которого она больше всего боялась. Боялась все эти месяцы. Иногда ей казалось, что они свыклись с ее частыми приходами и уходами. Но в глубине души она знала, что это лишь временно. – О, я ведь буду здесь неподалеку, – поспешила ответить она. – У меня для вас чудесные планы. Нам всем предстоит очень много интересного! – Она попыталась внести в свои слова нотку оптимизма, которого вовсе не чувствовала.

– Ты все еще сердита на папу, – внезапно сказал Стефанос.

– Нет, конечно нет, я… – смутившись, она вдруг подумала, что не стоит говорить им ничего такого, что может их обеспокоить.

– Ты часто кричала на него! – И снова на личике сына появилось выражение упрямой обиды.

– Он часто сам кричал на маму! – вмешалась Виктория. – Доула очень громко включала музыку и все равно не могла заглушить его голос. Воспользовавшись этой неожиданной помощью, Сапфира заставила себя улыбнуться и направилась к дверям.

– Люди часто говорят громко, когда чему-нибудь радуются, разве ты не знала? Это вовсе ничего не значит. Господи, послушали бы вы себя иногда! Удивительно, что Спиридоула до сих пор не оглохла!

– Оглохла, оглохла, оглохла! – закричала в восторге от полученного объяснения Виктория, буквально оглушив своим голосом мать.

– Тише! – строго одернула ее Сапфира, не в силах, однако, сдержать невольную улыбку облегчения. – Почему бы нам всем не спуститься в сад?

– Теперь ты уже не уйдешь от нас, да, мамочка? – тронул ее за руку Стефанос.

– О, дорогой мой, я, наверное, не смогу… – С выражением боли на лице она открыла дверь в детскую. – Папа будет удивлен, если я останусь, к тому же Лорна…

– Лорне всегда можно позвонить, – неожиданно услышала она голос Тэйна. – Я все гадал, о чем это вы здесь беседуете? – Прозвучавший в его словах вопрос свидетельствовал о том, что он подозревает ее в стремлении подорвать его авторитет, во лжи и в попытках представить его перед детьми в дурном свете. Откуда ему знать, что она никогда не позволит себе унизиться до такого? Что бы ни было между ними, это касается только их двоих. – Вообще-то мне бы хотелось обсудить с тобой кое-что, – добавил он деловым тоном.

– Я думаю, с этим можно подождать, не так ли? – Она почувствовала внезапную усталость, усиливаемую не отпускавшим ее нервным напряжением. – Нет, пожалуй, нельзя. Видишь ли, я, конечно, ценю твой благородный жест, но все это настолько неожиданно, что у меня возникли кое-какие вопросы. – Он повел детей вниз, пропустив вперед Спирвдоулу, а затем мягко взял за локоть Сапфиру. – Вернемся в гостиную. Оттуда ты сможешь наблюдать за детьми в саду, и мы спокойно поговорим. – Он посмотрел на нее настороженным взглядом. – Пойдем, Сапфира. Надеюсь, ты больше не боишься оставаться со мной наедине?

Она молча кивнула головой. Когда-то одно его присутствие вызывало в ней чувства, так хорошо знакомые всем женщинам. Теперь же у нее не было никаких ощущений. Ничего не ответив, Сапфира пошла за ним в гостиную.

– Ты помнишь Константинос?

Вопрос застал ее врасплох.

– Один из Кикладских островов? Да, разумеется. Мы поехали туда в первое же лето после женитьбы. – Она улыбнулась, вспоминая проведенные там вместе с ним три недели. – Мы жили в старом деревенском доме, который ты купил, когда твоя карьера пошла в гору и тебе нужно было иметь какое-нибудь убежище, где бы ты мог отдохнуть после слишком напряженной работы. – Она замолчала, все еще продолжая улыбаться. – Ты говорил, что я была первой женщиной, которую ты допустил в свое святилище…

– Единственной женщиной, – мягко поправил он, глядя, как она садится вполоборота к нему, чтобы видеть играющих в саду детей. – Я решил отвезти туда на несколько дней Стефаноса, пока буду работать над составлением очень сложной программы, из-за которой у всех у нас в настоящий момент голова идет кругом.

– Ну и? – Она не хотела вспоминать безмятежно-счастливые летние дни, проведенные с ним на этом крошечном кусочке рая, где не было ни взлетной полосы, ни современных дорог и который открыли для себя лишь слишком разборчивые туристы. Память об этом чудесном времени делала ее теперешнее положение особенно невыносимым, и она совершенно не понимала, какое ей дело до того, куда и зачем собирается ехать Тэйн.

– Ну и вот… Я могу еще управиться с одним ребенком, когда работаю, но никак не с двумя.

– Эфими… – начала она.

– …уже договорилась со мной, что пробудет какое-то время в Неаполисе с братом, недавно приехавшим погостить из Штатов. – Ну что ж, Спиридоула…

– Не сможет ехать, так как жених запретил ей жить в одном доме на уединенном острове с человеком, который недавно разошелся с женой.

– Вот как! – Это проникнутое мужским шовинизмом решение для греческой девушки равносильно закону, и нет никакого смысла его обсуждать. Здесь Тэйн прав, подумала Сапфира. Она не сомневалась в способности Тэйна организовать для детей строгий спартанский распорядок, что позволит ему сосредоточиться на сложных компьютерных программах, составляющих неотъемлемую часть его работы, но это потребует от него дополнительных усилий и времени, к чему он вовсе не готов. Стефанос, более спокойный и замкнутый, без сестры будет вполне послушным ребенком, что же касается Виктории… Сапфира грустно улыбнулась, стараясь представить себе Тэйна в его безуспешных попытках обуздать свою брызжущую радостной энергией дочь без помощи женщины.

– Итак, ты хочешь, чтобы Виктория осталась со мной еще на несколько дней?

– Напротив. – Он помолчал, чтобы дать ей почувствовать важность того, что собирается сказать… – Я хочу, чтобы ты поехала с нами.

– Это же просто смешно! – в изумлении уставилась она на него. – Как я вообще могу куда-либо ехать с тобой? Я ведь всего лишь твоя бывшая жена! – Самоотстранившаяся жена, – холодно поправил ее Тэйн. – Но это вовсе не значит, что мы не можем найти общий язык в наших общих интересах, не так ли? Да, суд поставил некоторые ограничения, потому что таково было наше желание, но, если, по обоюдному согласию, мы решим пренебречь ими, нас ведь не оштрафуют, верно? – приподнял он одну бровь, ожидая ее реакции, и, не услышав возражений, невозмутимо продолжил: – Представь, ты только что сказала детям, что они останутся вместе. Стефанос знает, что я собираюсь взять его с собой на Константное, поэтому Виктория будет считать, что она тоже поедет с нами на остров. Так что решение вполне очевидно. Так как ты будешь со мной, дружок Спиридоулы вряд ли будет возражать, чтобы она поехала с нами. На нее лягут основные обязанности по уходу за детьми, а мы будем заниматься каждый своим делом. К тому же, – он окинул ее внимательным взглядом, от которого не укрылось ничто: ни замешательство в ее глазах, ни удивленно приоткрывшиеся губы, ни суетливо нервные движения рук и ног, – отдых явно пойдет тебе на пользу.

– Но мы не можем вместе жить в одном доме! – в отчаянии воскликнула она.

– Почему же? – с упрямым вызовом спросил он ее. – Как ты помнишь, в доме хватит с избытком места для всех и еще останется. Мы даже можем не общаться друг с другом без крайней необходимости. Подумай только, сколько в этом преимуществ: у приятеля Спиридоулы не будет повода для ревности, я получу необходимый для работы покой, а тебе, – он сделал небольшую паузу и продолжал: – …тебе, Сапфира, выпадет несколько драгоценных дней и ночей, которые ты проведешь с детьми, прежде чем навсегда оставишь их на мое попечение.

– Тэйн! – его имя прозвучало как полупротест-полузаклинание. Как может он столь жестоко иронизировать над ее несчастьем? И все же многие, вероятно, скажут, что Тэйн поступает благородно, предоставляя ей возможность в последний раз излить на детей свою материнскую любовь. Как когда-то, в счастливые дни их жизни, он и теперь называет ее по-гречески «моя Сапфира». Позволительно ли ей снова обольщаться его сладостными речами?

И все же его предложение показалось ей выгодным: время, проведенное с детьми, даст возможность успокоить их, убедить, что, покидая дом, она вовсе не попадает их, что она любит их так же, как и отец, и не может жить с ними только из-за решения суда, что ее действия подсказаны исключительно интересами малышей…

– Почему ты сомневаешься? – подбодрил он ее. – Ты что, боишься меня?

Думаешь, что я нарушу условия нашего соглашения о раздельном проживании? Широко раскрытые глаза Сапфиры выражали отчаяние и боль. Как ей ответить на этот вопрос? Она знала своего бывшего мужа как гордого и страстного человека, который не желал порывать с ней законные связи не потому, что любил ее, а потому, что до сих пор считал ее своей собственностью и его мужская гордость требовала, чтобы он оставался ее хозяином, даже если ради этого нужно было делить свое имя, свою собственность и все доходы с той, которую он больше не любит.

– Вот так. – Казалось, он прочел ответ на свой вопрос на ее лице. Сапфира безмолвно наблюдала, как, прежде чем продолжить, он медленно провел языком по верхней губе. – Ты до сих пор еще не поняла, что тебе удалось то, чего не удалось ни одной другой женщине, моя милая? – вкрадчиво спросил он ее с нескрываемой враждебностью во взгляде. – Ты лишила меня моего мужского достоинства. Я сейчас значу меньше, чем какой-нибудь пляжный ловелас или любвеобильный официант, надеющийся добиться твоей благосклонности.

Закон запретил мне физический контакт с тобой, не важно, чем он вызван, гневом или страстью. Мне, человеку, державшему тебя в своих объятиях и ласкавшему в своей постели твое тело, до сих пор носящее на себе отпечаток этих ласк, оплодотворившему тебя своим семенем, мне, которого ты поклялась любить и почитать всю жизнь, грозит тюремное заключение, если я хоть пальцем коснусь твоей нежной кожи. Можешь ли ты понять, как сильно влечет меня твоя плоть, если я добровольно согласен прозябать в тюрьме за радость обладания ею? Можешь, Сапфира?

– Нет… – Сапфира невольно закрыла глаза, чтобы не видеть его искаженное болью лицо и свое собственное отражение в широком зеркале, делавшем эту дорогую ей комнату еще более просторной. Она чувствовала, как ее плоть, плоть женщины, с которой он с такой жестокостью только что говорил, сжимается под ядовитым жалом его презрения. Если она и была когда-то тщеславной, то с рождением близнецов этот грех был искоренен навсегда.

Она боялась увидеть свое исхудалое тело, ставшее таким некрасивым и угловатым. У нее не было иллюзий относительно собственной привлекательности, особенно радом с Тэйном, чья классическая мужская красота сочеталась с острым умом и горячей чувственностью, выделявшими его среди остальных мужчин его круга, да и собственный ее опыт подсказывал, что он ничего не питает к ней.

Сапфира почувствовала, как ее щеки заливает краска смущения.

– Нет, – прошептала она. – Думаю, что нет.

– В таком случае тебя тревожит мнение твоего анемичного соотечественника и этой ведьмы, его сестры!

– Лорна никакая не ведьма. У меня никогда не было лучшего друга! – От негодования ее бледные щеки стали пунцовыми. – Оскорбление не делает тебе чести. Лорна дала мне убежище, когда для меня стало невозможно оставаться рядом с тобой! – Она глубоко вздохнула, видя, как от гнева напряглись мускулы его лица, и продолжала, полная решимости доказать Тэйну его неправоту, хотя разум подсказывал ей, что она бьется головой о стену его непонимания. – Что же касается ее брата, то, может быть, Майкл не обладает обаянием, отличающим мужскую часть семьи Ставролакесов, зато он преданный друг, добр, внимателен и никак не влияет на мои решения. Как бы тебе ни хотелось верить в это, он никогда не был и не будет моим любовником!

– Так ли это? – Он задумчиво смотрел на ее взволнованное лицо. – Я очень надеюсь, Сапфи, потому что, пока у меня есть власть, ты никогда не будешь его женой, не будешь носить под сердцем его детей!

– Мне нужны только дети, которые у меня есть. – Она устало поднялась.

– Или, точнее сказать, которые у меня когда-то были…

– Так докажи это, Сапфи! Докажи, что их благополучие значит для тебя больше, чем мнение этой ведьмы или человека, который, как ты только что сказала, не является твоим любовником. – Он быстро шагнул к ней, загородив выход из комнаты. – Если ты действительно предана Стефаносу и Виктории, ты не будешь настолько эгоистична, чтобы испортить им радость в последний раз побыть вместе с тобой и со мной.

Глава 3

– Ты просто сошла с ума! – заявила Лорна Уэст, глядя, как Сапфира быстро и ловко упаковывает свой небольшой чемодан. – После стольких мук, после такой травмы ты наконец можешь забыть этого человека и не встречаться с ним, а вместо этого ты собираешься провести с ним несколько дней на острове? – Она смотрела на нее с раздраженным недоумением. – По-моему, Сапфи, у тебя что-то не в порядке с головой.

– Ну что же, ведь это уже не впервые, не так ли? – спросила Сапфира, и ее губы растянулись в вымученной улыбке.

– Не пытайся меня в чем-то обвинять, – резко выпалила Лорна, – если ты намекаешь на свои визиты к психиатру, когда была в больнице, из этого ничего не выйдет. Мы обе знаем, что твоя болезнь после рождения близнецов была вызвана гормональным расстройством, и это подтвердили анализы врачей. Теперь же все выглядит иначе. Ты рассуждаешь по меньшей мере странно! – Ее тон смягчился. – Ты ведь знаешь, что я желаю тебе только добра.

– Да, знаю. – На этот раз улыбка Сапфиры была по-настоящему искренней.

Встреча с Лорной сыграла решающую роль в ее выздоровлении. Сапфира была уверена в этом. Одинокая и несчастная, переживавшая глубокую депрессию, вызванную мыслями о разрушившемся браке и предательстве родной сестры, Сапфира благодаря встрече с Лорной вновь почувствовала интерес к жизни.

Несомненно, лечение и внимание врачей во время ее трехмесячного пребывания в клинике помогли ее физическому выздоровлению, но именно Лорна с ее оптимизмом вернула ей уверенность в себе. Тэйн распорядился, чтобы ее кормили из находившегося поблизости первоклассного ресторана. Несмотря на разнообразие великолепно приготовленных блюд, по-настоящему Сапфира почувствовала вкус к еде лишь тогда, когда принесла ей обед Лорна. Будучи англичанкой, Лорна смогла пробиться сквозь барьер холодной отчужденности, которым Сапфира себя окружила. Радость от возможности говорить на родном языке с этой жизнерадостной, искрящейся энергией и юмором женщиной, умеющей не только говорить, но и слушать, обладающей душевным теплом и здравым смыслом, оказалась тем тонизирующим средством, в котором так нуждалась Сапфира.

Только раз, когда в этом действительно была необходимость, появилась Лорна в качестве официантки, но, к большой радости Сапфиры, она стала просто ее проведывать, и в конце концов между ними завязалась крепкая дружба. Ко времени выхода из больницы Сапфира уже знала все о жизни Лорны, о том, что, оставив работу в одном из лондонских рекламных агентств, чтобы покончить с ненужной любовной связью, она временно поселилась в Греции и, используя свои способности к рекламе, помогла процветанию ресторана, владельцами которого были ее брат Майкл и местный греческий бизнесмен.

В свои тридцать с лишним лет Лорна была замечательно интересной женщиной, энергичной, уверенной в себе и своих способностях и совершенно не похожей на «ведьму», как несправедливо назвал ее Тэйн, посчитав своей соперницей, занявшей место, по праву принадлежащее ему одному.

Именно Лорна предоставила ей убежище, в котором она жила последние девять месяцев, ожидая, как и Тэйн, пока суд не сделает их развод юридическим фактом. За одно это Лорна заслуживала права на полную откровенность.

– Все сейчас изменилось, Лорна, – терпеливо объясняла она. – Тэйн полностью признает, что юридически не имеет на меня никаких прав. Он сам сказал, что, если коснется меня хоть пальцем, я могу отправить его в тюрьму. В худшем случае мы чужие, в лучшем – друзья.

– Друзья! – Лорна и не пыталась скрыть своего презрения. – Знаешь что, моя милая, если ты действительно веришь, что страсть может перейти в дружбу только потому, что так решил суд, ты еще более невменяема, чем я думала. Что же касается тюрьмы… – Она многозначительно помолчала. – Мы обе хорошо знаем, что у тебя не хватит духу посадить Таноса Ставролакеса за решетку, а раз это знаем мы, то и он наверняка знает.

– Возможно, ты и права, – неохотно признала Сапфира. Только садистка могла бы заключить в клетку свободолюбивого и гордого хищника, а ей всегда была ненавистна всякого рода жестокость. – Но у Тэйна свой кодекс чести…

– Ты имеешь в ВИДУ то, что он соблазнил твою сестру и не скрывает, что она его любовница? – насмешливо вздернула брови Лорна.

– Я все равно не смогла бы доказать это! – поспешно сказала Сапфира в свою защиту. – Если бы это было возможно, я бы сразу получила развод и не оказалась бы в моем теперешнем положении. В любом случае сейчас это не имеет значения. Я верю, что он не нарушит обещания не досаждать мне. – Ну что ж, может быть, ты и права. – Неохотная уступка Лорны застала Сапфиру врасплох. – Если он перейдет границы, ты сможешь потребовать у него опекунства над Стефаносом. Он прекрасно это понимает!

К тому же он больше не чувствует физического влечения к ней, с внутренней дрожью подумала Сапфира. Он дал ей со всей очевидностью это понять, когда она в последний раз разделила с ним свою постель.

– Да, вот какие дела.

– Послушай, Сапфи, – участливо спросила Лорна, – неужели ты считаешь, что несколько идиллических дней, проведенных с близнецами, облегчат тот момент, когда тебе придется окончательно проститься с ними?

Сапфира с дерзким вызовом посмотрела на подругу.

– Помнишь поговорку: стоит ли думать о завтрашнем дне, который может никогда не наступить?

– О, моя дорогая, – грустно покачала головой Лорна. – По своему опыту знаю, что он всегда наступает.

– Тогда я встречу его с открытым забралом, – твердо заявила Сапфира, отказываясь признать, что в замечании Лорны есть доля правды. Сначала она просто не хотела думать об этом, но затем поняла, что несколько дней незамутненного счастья вместе с детьми – это подарок, который она не может отвергнуть.

– Будь по-твоему, – сдалась наконец Лорна. – Возьми с собой крем для загара. На островах солнце и ветер могут превратить персик в сушеный чернослив. – Опытным взглядом она окинула волосы Сапфиры. – И мой голову хорошим шампунем из кокосового масла, иначе станешь больше похожей на старую ведьму, чем на спящую красавицу.

– Думаю, с этим я немножко запоздала! – Сапфира удрученно провела пальцами по волосам, с отвращением ощущая их жесткую сухость.

– Чепуха, никогда не поздно заботиться о своей внешности, а в твоем возрасте немного времени и усилий могут сотворить настоящее чудо. – Лорна окинула критическим взглядом фигуру подруги. – С тобой все в порядке, нужно лишь позаботиться о некоторых, так сказать, косметических тонкостях. Предоставь это мне, я сделаю из тебя настоящую красавицу. Взамен я только прошу тебя, ешь как следует, когда приедешь туда! Договорились?

– Согласна, – улыбнулась Сапфира. Чувствуя себя многим обязанной Лорне, она не могла противиться ее наставлениям, ведь они делались из лучших побуждений и никакого вреда принести не могли.

Упаковывая чемодан, она вспоминала о событиях сегодняшнего дня. Уступив настояниям Тэйна, она осталась с детьми дольше, чем собиралась вначале. Они вместе поужинали, и Сапфира с удовольствием слушала, как они радостно щебетали о предстоящей поездке. Тэйн вскоре исчез в своем кабинете и вернулся тогда, когда она сказала Эфими, что собирается уходить. Изменив свои прежние намерения, он ждал ее в своем синем «мерседесе» у главных ворот. Увидев Сапфиру, он распахнул дверцу автомобиля.

Сапфира не хотела от него никаких одолжений. Она уже открыла рот, чтобы сказать, что предпочитает идти пешком и, если он собирается отвезти ее в машине, она не согласится. Но он не дал ей такой возможности. К тому же в данной ситуации ее отказ прозвучал бы неуместной грубостью и она оказалась бы в невыгодном положении. Да и если быть честной, ее вовсе не прельщала перспектива проделать долгий обратный путь пешком по пыльным улицам. И раз уж Тэйн позволил себе передумать, почему бы не передумать и ей, размышляла она. Со словами благодарности она села на переднее сиденье радом с ним, с удовлетворением отметив, как в удивлении взметнулись его брови от столь неожиданной уступчивости. Ей было приятно сознавать, что он готовился к словесной схватке, а она лишила его удовольствия скрестить с ней шпаги.

Она мысленно улыбнулась этой вспомнившейся картине и захлопнула крышку чемодана. Возможно, если бы она с готовностью не спорила с ним по всякому поводу в течение пятилетнего супружества, жизнь была бы намного легче для них обоих. Как ни странно, но относительно большая свобода, которую она получила благодаря решению суда, притупила ее некогда страстное желание воспользоваться ею, чтобы насолить Тэйну.

К тому темени, когда она вышла из ванной, вернулась Лорна, держа в руках многочисленные баночки и флаконы.

– Кожный увлажнитель, ночной крем, глазной гель, крем для рук, мазь от солнечных ожогов и морщинок на лице, крем для ухода за волосами… перечисляла она, расставляя все эти богатства на туалетном столике.

– О Боже! – развеселилась Сапфира. – Наверное, я выгляжу намного ужаснее, чем предполагала. Неужели все это действительно может помочь?

– Большинство из них в какой-то мере да, я уверена, – с видом знатока заявила Лорна. – Но что нам действительно необходимо, так это мазь, избавляющая от серьезных мыслей. А пока ее нет, боюсь, призрак неминуемых морщинок будет постоянно преследовать нас. Хоть это не значит, что их приход нельзя отсрочить. И не забывай, что твоя нежно-розовая английская кожа не создана природой для ярких лучей здешнего солнца. Прими от меня эти богатства, Сапфи, и пользуйся ими себе на радость. В конце концов, время когда-нибудь ляжет тяжким грузом на твои плечи. Сомневаюсь, что на Константиносе с наступлением темноты жизнь бьет ключом, так что вечерами ты сможешь развлекаться, втирая в себя все эти атрибуты женской прелести!

Оставшись одна, Сапфира открыла баночку с увлажняющим кремом и слегка намазала им лицо. Лорна хотела сделать как лучше, и Сапфира не могла огорчить ее отказом, хотя сама она была склонна отдаться во власть неумолимой природы.

Позже, лежа в постели под прохладной простыней, она никак не могла заставить себя заснуть. Следуя процедуре, которой ее научили в больнице, она сознательным усилием воли попыталась расслабить мышцы тела, начиная с пальцев ног и постепенно доходя до мускулов шеи и головы. Но стоило ей потерять самоконтроль, как мысли ее начинали произвольно блуждать, перед ней проносились картины ее прошлого, и, естественно, того периода, когда пять с половиной лет назад все это только начиналось.

Впервые они с Тэйном поцеловались, причем по ее инициативе, за час до полуночи, перед наступлением Рождества.

– Я хочу вам кое-что показать, – бойко сказала она, потянув его за собой, когда все встали из-за праздничного стола и направились в гостиную, где, несмотря на сравнительно теплую погоду, ярко полыхал традиционный английский камин.

Еще утром она отломила ветку от толстого пучка омелы, украшавшей люстру в холле, и воткнула ее над рамой дверей, ведущих в свободную комнату на первом этаже, служившую одновременно кабинетом и комнатой для игр.

– У древних друидов существовал обычай, – с безмятежным видом сказала она ему, показывая на ветку зеленых листьев со светящимися в темноте ягодами и чувствуя, как каждый нерв напряженно вибрирует, а сердце бьется в бешеном ритме от прикосновения его пальцев, властно сомкнувшихся вокруг ее руки. – Пока на ветке есть ягоды, мужчина может встать под ними и украсть у женщины поцелуй. Но каждый раз, делая это, он должен сорвать одну из ягод. Когда на ветке не останется ни одной ягоды, он имеет право… прикоснуться к ней!

– А она не имеет права отказать ему? – В выражении его лица она увидела любопытство и одновременно холодный мужской расчет, отчего ее давление подскочило по крайней мере на единицу.

– В общем, нет, если она окажется прямо под веткой, – поддразнивала она его с расширившимися от трепетного ожидания глазами. Он, конечно, не настолько невоспитан, чтобы отказаться почтить традиции страны, в которой он гость?

Ее опасения оказались напрасными. С насмешливыми искорками в светло-зеленых глазах он приник к ее мгновенно открывшимся в ожидании нежным губам. Почувствовав теплоту его дыхания и отдаваясь обжигающей ласке его губ, она потянулась рукой к его жестким густым волосам и провела по ним розовыми кончиками пальцев, прижимаясь к нему всем телом и чувствуя, как все ее существо поддается его мужскому магнетизму.

– Сапфи, о Сапфи!.. – Его бархатные губы ласкали ее щеки, нос, обжигали огнем страсти ее мягкие губы, а его язык настойчиво стремился проникнуть внутрь, в сладкие тайны ее рта. Она вся пылала, наслаждаясь тончайшими нюансами своих ощущений, и самозабвенно отвечала на его ласки, приподнявшись на цыпочки и нежно прижавшись к нему всем телом, радуясь тому, что ее близость разжигает его мужскую страсть.

Когда его руки скользнули вниз и она почувствовала дрожащие пальцы на своем теле. Сапфира исторгла стон блаженства, испытывая дотоле неведомые ей чувства. Он сочетал в себе все, о чем она мечтала: красив, мягок и в то же время властен. Он моментально завладел подготовленной ею же ситуацией, превратив безобидный языческий обычай в нечто неизмеримо более опасное и разбудив в ней доселе дремавшее и вдруг внезапно захватившее ее желание.

– Сапфи… – хрипло выдохнул он, оторвавшись от ее губ. – Милостивый Боже, Сапфи!

– Что? Что-нибудь случилось? – Сгорая от желания продлить блаженство, от которого все ее тело трепетало в пьянящем ожидании, она с беспокойством вглядывалась в его лицо, опасаясь, что в своей неопытности сделала что-нибудь не так.

Он смотрел на нее взглядом, полным внутреннего огня, но теперь он был серьезен.

– Ничего, – глухо ответил он, глядя в ее обращенное к нему лицо. – Я и не знал, что у друидов были такие… интересные обычаи.

– Сапфи! Где ты? – Голос Эбби вывел ее из транса, держащего ее в плену его объятий. Она тут же отпрянула от него, все еще дрожа от опалившей ее близости, слишком неуверенная в том, что же между ними произошло, чтобы рассказать об этом третьему, пусть и очень близкому, лицу.

– Дэвид хочет поиграть в шарады. Ты не составишь нам компанию? – услышали они раздавшийся рядом голос и увидели Эбби, со смущенным видом рассматривающую сестру и друга своего брата, стоявших под веткой омелы. – О, прошу прощения, – в замешательстве пробормотала она. – Я думала… – Baula сестра рассказывала мне о чудесном обычае друидов, – невозмутимо вмешался Тэйн. – Вы позволите?

Он подошел к Эбби и, взяв ее за руку, подвел к дверям, украшенным веткой омелы. Она видела, как хорошенькое личико ее сестры еще больше порозовело, когда высокий грек слегка прикоснулся губами к ее нежным щекам, прежде чем торжественно сорвать с ветки еще две ягоды.

Впервые в жизни она почувствовала укол ревности к старшей сестре. Несмотря на разницу в пять лет, они всегда были очень близки и поверяли друг другу свои тайны. У кудрявой кареглазой Эбби никогда не было недостатка в мальчиках, хотя до сих пор в ее жизни не было ни одного серьезного увлечения, и Сапфира никогда не завидовала ее популярности у представителей противоположного пола. Она, скорее, гордилась легкими победами сестры.

Рождественское приветствие Тэйна было коротким и невинным и помогло снять напряженность созданной ею ситуации. И все-таки как же она ненавидела в ту минуту Эбби за то, что она пришла и все испортила. Не тогда ли, в ту самую минуту, Тэйн впервые почувствовал, что его влечет к ее сестре? В свои двадцать два года Эбби была намного ближе ему по возрасту, чем Сапфира, плюс она обладала опытом и искушенностью, свойственной тем, кто сам зарабатывает себе на жизнь.

В довольно испорченном настроении Сапфира присоединилась к остальным членам семьи и гостям, чтобы провести пару часов за традиционной игрой в шарады, прежде чем объявить о своем намерении идти спать, хотя сон тогда никак не мог успокоить ее возбужденное, но неудовлетворенное тело. Следующие несколько дней прошли в упоительной атмосфере развлечений, в радости с горьким привкусом разочарования из-за того, что она была вынуждена делить общество Тэйна с Эбби и Дэвидом. Он желал ее, она это видела! Однако он не выказывал этого и не позволял себе поставить в неловкое положение ни ее, ни родных, открыто флиртуя с ней. И все же она чувствовала это в как бы случайных прикосновениях их тел, в его предназначенной только для нее улыбке, в его взгляде и особой интимности вроде бы ничего не значащих слов. – Когда я снова увижусь с вами наедине, Сапфи? – Он последовал за ней в столовую, где она накрывала стол для предновогоднего ланча, и встал, прислонившись к двери, предварительно закрыв ее, чтобы обезопасить себя от нежеланных свидетелей их разговора.

Какой-то частью своего «я» она ощущала, что рядом, на кухне, находятся мать и сестра, раскладывающие по тарелкам утреннюю трапезу, отец с братом сидят у телевизора в просторной гостиной, все остальное в ней было пронизано сознанием, что в эту минуту на всем свете существует лишь два человека – Тэйн и она.

– А вы этого хотите? – Юная и – застенчивая, она бросила на него быстрый взгляд из-под опущенных ресниц, чувствуя, как ее бросает в жар от его слов. – Мне казалось, что вам приятно быть в обществе Дэвида и Эбби.

– Когда, Сапфи? – Он не принял ее поддразнивающего тона и буквально пожирал ее глазами, будто уже владел ею. По спине ее пробежал холодок. Этот человек не юноша, с которым можно просто так поиграть. В нем чувствовался мужчина, способный сокрушить ее пламенем страсти, превратив ее в горстку пепла, свидетельство своей силы и власти. Именно сейчас она должна отказать ему, если она этого действительно хочет…

Она невольно провела языком по сухим, горячим губам и увидела, как при этом потемнели зрачки его глаз. Через минуту они оба вернутся в атмосферу смеха и шуток, в атмосферу любящей ее семьи, бастиона против всяческих превратностей жизни. Сейчас она должна решиться – или навсегда потерять его, так как Тэйн уже объявил, что собирается в ближайшее время вернуться в Грецию, к своему процветающему делу, начатому им с нуля.

– Сегодня вечером… – тихо, чуть ли не шепотом сказала она, – родители отправятся встречать Новый год с папиными сослуживцами, Эбби получила приглашение на ужин, и мы сможем что-нибудь придумать, чтобы не ехать с Дэвидом и Маршей на вечеринку в ее больницу. – Она улыбнулась. – Уверена, без нас они не будут скучать.

Теперь, по прошествии пяти лет, она с болью вспоминала о своей тогдашней наивности. Но в то время у нее не было сомнений. Накануне она многое узнала о Тэйне и его семье, в которой из четверых детей он был младшим ребенком и единственным сыном. Все его сестры вышли замуж и обзавелись собственными семьями.

Семь лет назад умер его отец, а спустя пять лет после него умерла мать. К тому времени он успел закончить университет, где изучал вычислительную технику, и поступил в компанию, специализирующуюся на разработке компьютерных программ по заказам инженерных фирм. Потом он основал собственное дело в партнерстве с таким же честолюбивым соотечественником.

Но в данном случае главное значение для нее имело то, что он не был женат и не собирался заводить постоянную подружку, объясняя это тем, что при его специальности, когда ему приходится работать иногда по 20 часов в сутки, у него нет времени на личную жизнь.

Боже, как же ей хотелось, чтобы он стал ее первым возлюбленным! Вся во власти романтических представлений, Сапфира хотела отдать свою невинность человеку, чья властная мужественность сочеталась бы с нежностью; человеку, который ввел бы ее в манящий мир искусства любви с победной уверенностью настоящего мужчины, благодаря которому этот первый опыт стал бы незабываемым событием, о котором она могла бы вспоминать с гордым удовлетворением и радостью…

Тэйн сказал, что перед возвращением домой в Грецию ему нужно тщательно проштудировать свои курсовые записи. Вот так просто и легко все это началось тогда.

В доме, кроме них двоих, не было никого, и они любили друг друга прямо на ковре у пылающего камина. Она страстно желала близости с этим мифическим существом, и Тэйн не обманул ее ожиданий.

Не произнеся ни слова, он умело раздевал ее, осыпая поцелуями ее тело, заставляя ее испытывать неведомые ощущения, невольно исторгающие из Сапфиры стоны благодарности и любви. Блаженство, которым Тэйн самозабвенно одаривал ее, жгучие восторги, которыми ее плоть отвечала на его ласки, обожание в каждом движении его рук и губ довели ее до полного самозабвения, до той черты, когда она, не задумываясь, сделала бы все, чего бы он от нее ни потребовал.

Ее руки, будто помимо воли, неловко обняли его, и Сапфиру поразила ответная мощь его страсти, наполнившая ее чувством удивления перед собственной властью над его судорожно и бурно реагирующей плотью. Наслаждаясь наготой, она чувствовала, как до боли отяжелели от его ласк ее груди, и, со стоном произнося его имя, Сапфира умоляла Тэйна, чтобы он овладел ею.

В ее воображении ожили картины ее тогдашнего бесстыдства, но Сапфира давно поняла, что с самого начала она одна была виновницей своего теперешнего несчастья, и за то, что произошло в ту ночь, уже давно не винила Тэйна.

Ведь Сапфира сама предложила ему себя, и он просто принял это, принял с такой страстной готовностью, что все ее тогдашние представления о любви побледнели перед силой его желания, и, несмотря на шок, она с восторгом отдала ему всю себя. Это первое знакомство с искусством любви казалось ей чем-то поистине необыкновенным. Из-за отсутствия опыта ей не с чем было все это сравнить, и Сапфира знала лишь то, что акт любви, который ей суждено было разделить с Тайном, оказался намного более неистовым и всепоглощающим, чем что-либо и когда-либо испытанное ею в жизни.

В минуты великого удовлетворения она верила, что безумно и навсегда полюбила этого сказочного грека, превратившего неопытного ребенка в женщину.

Он молча лежал, держа в объятиях притихшую Сапфиру, затем встал и быстро оделся.

Полная блаженной истомы. Сапфира приподнялась и осталась сидеть перед горящим камином, чувствуя обнаженной спиной его ласковое тепло и испытывая ощущение интимного восторга от возможности наблюдать за уверенными и в то же время грациозными движениями одевающегося Тэйна.

Она все еще продолжала сидеть, забыв о своей наготе, со струящимися по плечам волосами, подогнув под себя стройные ноги, когда без всякого предупреждения дверь в гостиную внезапно распахнулась.

– Вы что, в прятки играете? – услышала она голос своего брата. Затем гостиную залило светом, и Дэвид застыл на пороге комнаты, в изумлении взирая на открывшуюся перед ним сцену.

Он был скорее удивлен, чем шокирован, как позднее поняла Сапфира, и ее собственные смущение и досада были вызваны не столько тем, что она была не одета, сколько внезапным вторжением, нарушившим колдовское очарование момента.

Из них троих только Тэйну удалось живо отреагировать на возникшую ситуацию. Он быстро подошел к Сапфире и загородил ее собой, скрыв от любопытного взгляда Дэвида.

– Извините, дело в том, что я не думал… я хочу сказать… – в голосе молодого человека слышались неловкое смущение и одновременно негодование. – На шоссе произошел несчастный случай, и Марше пришлось заступить на дежурство…

– Нет, это я должен извиниться, – твердо перебил его Тэйн. – Наверное, все выглядит так, будто я злоупотребил вашим гостеприимством, но я надеюсь, ты все поймешь и простишь, когда я скажу, что мы с Сапфирой решили пожениться.

Она почувствовала себя очень счастливой, убежденная в том, что и он любит ее так же сильно, как и она его. Лишь позднее, когда родились близнецы. Сапфира поняла, что жила в иллюзорном мире. Тэйн женился на ней из ложно понятого чувства долга и чести. Злоупотреблению гостеприимством, законы которого он научился чтить с детства, он предпочел оковы, связавшие его с женщиной, которую он не только не любил, но, как показали несколько месяцев их совместной жизни и рождение двух детей, научился презирать.

Глава 4

– До дома поедем на такси, – объявил Тэйн, прикрывая ладонью глаза от солнца и глядя на заасфальтированную дорогу, уходящую вдаль от крошечной бухты, в то время как Стефанос и Виктория во все глаза смотрели на ясное голубое море, чьи волны ласково плескались о камни небольшого мола. – На острове до сих пор только одно такси, неизменно встречающее послеполуденный паром. Ты себя хорошо чувствуешь. Сапфира? – Он бросил на нее встревоженный взгляд, заметив, как она откинула прядь волос со взмокшего лба.

– Да, все в порядке. – Быть может, она только чуть устала, ощущая напряженность в его обществе именно теперь, когда решилась, полностью исключить его из своей жизни. Разумеется, Сапфира воспользовалась бы своим правом навещать детей, но сделала бы все возможное, чтобы не встречаться лично с их отцом… Разве она могла предвидеть теперешнюю ситуацию несколько дней назад?

– Тебе необходимо отдохнуть, – не допускающим возражения голосом сказал Тэйн.

– Нам обоим не помешает немного тишины и покоя, – вежливо согласилась она, с приятным удивлением заметив, что они могут говорить друг с другом как нормальные, цивилизованные люди. Если Тэйн, как обещал, не будет навязывать ей свое общество, то предстоящие дни отдыха могут оказаться более приятными, чем она могла надеяться, когда он в первый раз ошеломил ее своим предложением.

– Папочка, такси! – радостно закричал Стефанос, когда из облака пыли показался потрепанный автомобиль.

– Да, сынок, – Тэйн небрежно взъерошил густые темные волосы мальчика.

– Теперь уже скоро будем дома.

Десять минут спустя Сапфира жадно всматривалась в знакомые очертания сельского дома. Она почувствовала, как ее сердце пронизала сладкая боль воспоминаний, связанных с теперь уже невозвратимым прошлым, особенно мучительным в данных обстоятельствах.

Здесь ничто не изменилось. Все те же ослепительно белые стены, с живописно потрескавшейся краской под приветственными лучами жаркого солнца. Зеленые жалюзи все так же защищают открытые окна, заросли тамариска и джакаранды создают приятную тень на покрытой плитняком и опоясывающей весь дом террасе. С того места, где она стояла, Сапфира могла видеть простирающийся за домом необработанный участок земли с простой кабинкой для душа в центре оазиса, в окружении растущих в кадках огненно-красных канн, и чуть дальше, буквально в нескольких метрах от них, небольшой песчаный залив и сверкающую гладь моря.

Взяв в каждую руку по чемодану, Тэйн направился к дверям дома, кивком головы приглашая двух женщин и детей следовать за ним.

– Я хочу искупаться в море! Мамочка, можно я пойду искупаюсь? – сказала Виктория, дергая мать за руку, в то время как та взялась за оставшийся чемодан.

– После того как мы распакуем вещи и найдем твой купальник, дорогая, – улыбнулась она, глядя на радостное лицо дочери.

– Это не займет много времени. – Поставив чемоданы у ступенек лестницы, Тэйн усадил девочку на одну руку, а другую протянул сыну. – Мы пойдем наверх и найдем приготовленную для вас комнату, хорошо? А потом посмотрим, где будут спать мама и Спирвдоула.

– Я вижу, ты обо всем позаботился, – прокомментировала Сапфира, поднимаясь за ними по широким деревянным ступенькам.

– Само собой, – самодовольно отметил Тэйн. – Я не люблю ничего оставлять на волю случая. Хотя я ни разу не был здесь со времени нашего медового месяца, я нанял человека, который присматривает за домом. Узнав о моих планах, он пригласил одну из местных девушек, и они сделали все, что нужно, чтобы в доме можно было жить. Заготовили провизию, приготовили комнаты и так далее.

– Это не был медовый месяц. – Сапфира туг же пожалела о ненароком вырвавшихся у нее словах. Глупо с ее стороны затевать ссору из-за какого-то пустяка! Как будто в его случайно брошенной фразе она видела замаскированный выпад.

– Как ты прозаична. Сапфира! – В ею словах был лишь легкий укор, но она отметила промелькнувшее удовлетворение во внешне невинном взгляде устремленных на нее глаз, когда, поднявшись наверх, он толкнул ближайшую к ним дверь. – Хотя это случилось спустя четыре месяца после нашей свадьбы, тем не менее для меня это был настоящий медовый месяц. Да и для тебя тоже, насколько я помню твою тогдашнюю радость.

Сапфира покраснела, с досадой вспоминая свою юную непосредственность, свои ничем не сдерживаемые радость и счастье принадлежать человеку, которого она наивно считала избранником навеки, и опасаясь того, как бы не ожили в ней воспоминания, которые, она надеялась, были навсегда захоронены в ее подсознании.

Полный благодушия, не обращая внимания на ее реакцию, Тэйн окинул оценивающим взглядом представшую перед ними комнату.

– Ага, две отдельные кровати. Значит, эта комната будет вашей, angellos mou (Мои маленькие ангелочки (новогреч.). – Он с улыбкой посмотрел на своих «маленьких ангелочков», весь воплощение заботливого и любящего отца. – Интересно, кто же будет спать в соседней комнате?

– Я буду…. – Сапфира запнулась на полуслове, когда Тэйн распахнул соседнюю дверь, за которой открылась большая, непритязательно обставленная комната, с широкой двуспальной кроватью посередине.

– Я польщен. – Тэйн спокойно взял у нее чемодан, занес его в комнату и поставил на домотканое покрывало, украшавшее постель. – Мне было интересно знать, не откажешься ли ты от комнаты, в которой мы когда-то спали вместе, как ты отказалась от некогда скреплявшего нас союза.

Губы Тэйна искривились в насмешливой улыбке, когда он произнес эти слова; он говорил по-английски скорее всего для того, чтобы Спирвдоула, терпеливо ожидающая сзади и не привыкшая к английскому языку, не смогла ничего заподозрить. Однако его глаза, заметившие ее невысказанное возмущение, были холодны, как малахит.

– Я забыла об этом так же, как забыла все, связанное с нашим пребыванием здесь, – поспешно заявила она. – Мне все равно, где я буду спать, лишь бы только не с тобой.

– Можешь не бояться. Я не собираюсь посягать на твое вновь обретенное безбрачие. И раз ты забыла расположение комнат, хочу напомнить тебе, что внизу, рядом с гостиной, есть еще одна большая комната. Я распорядился, чтобы ее подготовили для меня в качестве рабочего кабинета и одновременно спальни. – Он помолчал, устремив на нее насмешливый взгляд. – Поверь, предстоящая работа займет все мое время, так что у меня не будет никакой возможности думать о сексе. Вы со Спиридоулой можете спокойно спать в своих девичьих постелях, в полной безопасности от грязных посягательств с моей стороны.

Отвернувшись от Сапфиры, Тэйн быстро заговорил по-гречески, обращаясь к Спирвдоуле с тем естественным для него обаянием, которое когда-то отличало все его поступки, и повел ее к комнате напротив, оставив Сапфиру в ярости от того, каким образом он решил ее успокоить.

Однако бессмысленно думать об этом. Будет намного лучше, если она перестанет обращать внимание на шпильки Тэйна в надежде, что ему надоест взывать к ее памяти о его прошлых любовных подвигах, когда он увидит полную бесплодность своих попыток.

Она стала распаковывать вещи, аккуратно откладывая в сторону платья. Среди них оказался совершенно ненужный в данной ситуации абрикосового цвета пеньюар, который Лорна сунула ей в последнюю минуту.

– Это совершенно необходимо для твоего самочувствия, – настаивала она. – Если ты любишь себя и будешь одеваться соответственно, это поможет тебе чувствовать себя независимой, как бы к тебе ни относились другие, и ощущать себя здоровой и счастливой!

Сапфира не возражала и, не желая обидеть подругу, взяла с собой этот роскошный пеньюар, искренне поблагодарив за заботу.

Довольная тем, что в спальне имелся отдельный душ, она с наслаждением постояла под его прохладными струями и затем переоделась в простое хлопковое платье под цвет своих глаз. Она была искренней, когда говорила, что не помнит этой комнаты, в своей озабоченности полностью посвятить себя детям в предстоящие, такие драгоценные для нее дни она просто не обратила внимания на окружающее.

Теперь же в ее памяти с отчетливой ясностью всплыли картины недавнего прошлого.

Подойдя к окну, она увидела нагромождение камней, дикорастущие травы, все, что лежало за пределами их участка вплоть до самого серебристо-песчаного пляжа. Спирвдоула с детьми уже находились у самой воды и самозабвенно плескались друг в друга. Они были такими красивыми, ее малыши, такими сильными и здоровыми, такими радостными и полными жизни.

Как она могла сожалеть о тех долгих днях, когда ей пришлось лежать на больничной кровати, в полузабытье от многочисленных лекарств, которые должны были ее спасти от заражения крови и вернуть к жизни? Ее дети само совершенство, и, если нужно, она готова пожертвовать своей жизнью, чтобы они остались такими!

Проклятье! Она вовсе не намерена реветь! Сапфира сердито смахнула слезы со своих глаз. Они счастливы. Разумеется, счастливы! Они любят отца, Спирвдоулу и Эфими. Кто может оспорить ее решение? И все же в ее мысли вкралось неприятное сомнение. Не было ли эгоизмом с ее стороны принять приглашение Тэйна приехать сюда с детьми? Ведь они уже почти привыкли к ее частым отлучкам. И не лучше было бы для них, если бы она вовсе перестала с ними видеться?

Но теперь уже поздно сожалеть о принятом решении. Отказавшись от него, она вызовет еще большую бурю. Вздохнув, она отвернулась от окна. Ну что ж, раз она решила доставить себе удовольствие, то воспользуется своим пребыванием здесь и отдохнет наилучшим образом, а для начала пойдет и присоединится к счастливой пляжной компании.

Сапфира надеялась уйти из дома незамеченной, и потому, спустившись вниз и увидев выходящего из гостиной Тэйна с высоким бокалом ледяного напитка в руке, она почувствовала, как замерло ее сердце.

– Ты не могла бы уделить мне несколько минут? – галантно обратился он к ней. – Я уверен, тебе очень хочется знать, как я намерен устроить наше пребывание здесь, чтобы ты как можно реже видела меня, и я хотел бы успокоить тебя на этот счет. Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? Какое-то мгновение она стояла, не решаясь воспользоваться его соблазнительным предложением, но тут же согласилась, подумав к тому же, что он прав и им действительно нужно обговорить, как они будут здесь жить.

– Может, апельсиновый сок? – предложила она и стала смотреть, как он достает из небольшого холодильника бутылку и выливает ее содержимое в стакан, добавляя несколько кубиков льда.

Она смотрела на его широкие плечи, обтянутые синей хлопковой рубашкой, под которой, когда он протягивал ей стакан, вырисовывались рельефные мускулы его сильных рук.

– К вашим услугам, – пробормотал он с шутливой любезностью, подняв в знак приветствия свой стакан и наблюдая, как она пригубливает свой сок. – Надеюсь, ты не разочарована тем, что я не стал модернизировать дом, заметил он. – Мне всегда казалось, что его очарование заключено в его непритязательной простоте.

– Простоте? – невольно повторила она, не в силах скрыть веселую насмешку, прозвучавшую в голосе. – Душевые, холодильники, современные пружинные матрацы?

Он непринужденно улыбнулся, и от его устремленного на нее взгляда ей вдруг стало трудно дышать.

– Ну, скажем, относительной простоте, – поправился он. – Признаюсь, мне пришлось кое-что здесь изменить, чтобы удовлетворить свои сибаритские наклонности, но очень немного. В доме нет ни телевизора, ни стиральной машины, ни кондиционера, нет дорогих безделушек и всяких других украшений. В основном в доме все осталось прежним. В нем все еще можно узнать крестьянское жилье, каким оно было до того, как молодежь покинула его в поисках лучшей доли на материке, и все здесь вернулось в первобытное состояние. – Помолчав, Тэйн тихо добавил: – Ко мне обратился торговец недвижимостью, он хочет сделать здесь гостиницу для туристов. – Но ведь ты не собираешься его продавать? – с неподдельным ужасом воскликнула Сапфира.

– Почему бы и нет? – пожал он плечами. – Если цена меня устроит, будет глупо отказываться от такой возможности.

– Мне казалось, что ты любишь эти места… – Она остановилась, не закончив фразы, напоминая себе, что его дела больше не имеют к ней никакого отношения.

– Любовь… – задумчиво повторил он. – Но ведь это зависит от того, кто как понимает это слово, не так ли, Сапфи? – Его лицо приняло жесткое, чуть ли не обвиняющее выражение.

– Я, ты… мы, кажется, собирались обсудить кое-что. – Она твердо решила не поддаваться на его уловки. Прошло немало времени, прежде чем у нее хватило духу спорить с ним на его условиях. Вместо пьяняще радостного чувства, испытываемого когда-то от одного его присутствия, теперь внутри у нее не осталось ничего, кроме усталости и пустоты.

Она заметила, как недовольно сузились его глаза из-за того, что она захотела вернуться к первоначальному предмету их разговора, и почувствовала панический спазм в груди. Тэйн заявил, что покоряется решению суда, но не видно было ни малейших признаков покорности ни в гордой посадке его головы, ни в осанке великолепного тела, ни в выражении надменного лица, призывающего ее принять его смирение как факт, в то время как красиво очерченные и такие чувственные губы своей улыбкой внушали ей нечто совершенно противоположное.

– Ах да, – в его улыбке было поистине что-то от хищника, спокойного, но настороженного, неумолимого и опасного. – Если твоя забывчивость относительно нашей некогда общей спальни не простирается до кухни, где ты не раз готовила для нас, то ты вспомнишь, что, несмотря на все удобства, ее вряд ли можно считать образцово-современной.

– Не помню, чтобы я часто готовила, – сказала она и тут же пожалела о своих словах, увидев насмешливые огоньки в его глазах.

– Верно, нам было чем заняться помимо этого, а местные таверны удовлетворяли все наши потребности в еде, надеюсь, они могут сделать это и теперь, по крайней мере что касается меня. А ты, естественно, вольна делать, как тебе хочется. Если тебе необходимо освежить в памяти, как добраться до деревни и ближайших магазинов, то… – Он деликатно замолчал, насмешливо приподняв брови.

– Благодарю, уверена, что вспомню сама, – холодно ответила Сапфира.

– Прекрасно, я так и думал. – В его голосе звучало удовлетворение. В таком случае мои советы тебе ни к чему. Большую часть времени я собираюсь работать у себя в комнате, чтобы найти антивирус для нашей последней программы, и буду готовить себе сам. Можешь сказать детям, что я увижусь с ними на пляже, когда выкрою время. Тебя это устраивает?

– Просто идеальный вариант, – кивнула Сапфира. Уже в дверях она вдруг остановилась. – Как долго ты собираешься пробыть здесь? – сдержанно спросила она.

От его напряженного, хмурого взгляда по всему ее телу пробежал электрический ток.

– Ровно столько, сколько окажется необходимым. – Его темные брови взлетели вверх, предваряя вопрос. – А что, ты хочешь сказать, что у тебя могут быть дела, которые придется отложить?

– Нет, – последовал лаконичный ответ. – Но я хочу вернуться к своей обычной жизни, и чем скорее, тем лучше.

Выходя из комнаты с гордо поднятой головой и громко стуча задниками сандалий по деревянному полу, она услышала, или это ей только показалось, что он рассмеялся.

Напоенные солнцем дни следовали один за другим, и Сапфира обнаружила, что ее затягивает эта ленивая атмосфера вынужденного отдыха. Она ела, спала, наслаждалась чтением на тенистой террасе, с видом на море, иногда присоединялась к Спиридоуле и следила, как ее близнецы играют в тени большого пляжного зонтика.

Молодая гречанка оказалась выше всяких похвал, вынуждена была признать Сапфира, устыдившись своей прежней, ничем не обоснованной неприязни к девушке. Дети явно чувствовали себя превосходно в ее обществе, и Спирвдоула, казалось, отнюдь не испытывала потребности оставить их ради личных удовольствий, хотя Сапфира несколько раз предлагала ей взять выходной.

Десять дней спустя, закончив чтение доставившего ей удовольствие любовного романа, Сапфира положила книгу на стоящий на террасе столик и налила себе из кувшина стакан холодного лимонада. Как покойно было сидеть здесь, на открытом воздухе, под прикрытием зарослей бамбука, защищающих террасу от палящего солнца. Именно Лорна снабдила ее дюжиной популярных романов, всех в одном жанре и всех написанных по-английски, в качестве, как, смеясь, окрестила их она, «терапевтического средства», обязательного в ее положении.

– Возьми их и постарайся получить удовольствие, – сказала она с умудренным видом. – Они помогут тебе вновь поверить в счастливый конец, несмотря на отдельные жизненные неудачи.

– Эскапизм? – грустно улыбнулась Сапфира.

– А что в этом плохого? – вскинулась Лорна. – Никто не может обвинить меня в излишней чувствительности, однако я действительно верю, что правильный психологический настрой может творить чудеса. Ощущать себя счастливой – значит быть счастливой! Самое худшее из того, что ты можешь сделать в настоящий момент, – это поддаться чувству жалости к самой себе. Так что расслабься и поверь!

Лорна определенно была права, признала Сапфира. Чтение романов по-настоящему увлекло ее, и каждый раз, заканчивая очередную книгу, она испытывала глубокое удовлетворение. Было приятно читать о людях, с успехом преодолевающих свои проблемы и добивающихся счастья, даже если ей было отказано в таковом!

По правде говоря, она чувствовала себя теперь намного лучше, чем в первый день приезда на остров. Конечно, помогло присутствие рядом ее детей и вся эта расслабляющая атмосфера уединения, заставляющая не думать о завтрашнем дне. Небесполезной оказалась предусмотрительность Лорны. Сапфира посмотрела на свои руки, кожа их стала намного лучше после послушного выполнения предписаний Лорны пользоваться увлажняющими кремами, которыми та в изобилии снабдила ее.

– То, что ты больше не любишь Тэйна, еще не значит, что ты не должна любить себя, – поучала ее Лорна. – Ты должна заботиться о своей внешности ради самой себя, Сапфи. Гордость, самоуважение… чтобы быть уверенной в себе, надо излучать уверенность, а поэтому ты должна относиться к себе соответствующим образом…

Лорна проявила столько доброты и понимания, и именно тогда, когда Сапфира более всего нуждалась в них, что Сапфира не могла противиться ее наставлениям, даже в отношении шелкового пеньюара абрикосового цвета, более уместного в голливудском будуаре, чем на ферме отдаленного греческого острова.

Ее подруга оказалась права. С каждым днем Сапфира замечала, как улучшается ее внешность. Ей даже стало казаться, что она прибавила в весе. К тому же к ней вернулась способность к глубоким чувствам. Жуткое оцепенение, не отпускавшее ее с того самого момента, когда суд постановил разделить между родителями близнецов, постепенно проходило, и ее реакции на картины и звуки окружающего мира приобрели более острый и эмоциональный характер…

Поставив пустой стакан на стол, она поднялась и окинула взглядом залив. Вечерело, и Спирвдоула, как обычно, приглядывала за играющими на пляже детьми. Почти всегда по вечерам пляж оказывался полностью в их распоряжении: туристы здесь были редки, а местные жители не часто забредали сюда с городского пляжа, находящегося в пятнадцати минутах ходьбы от залива. Сегодняшний день отличался от остальных. Сегодня к ним присоединился Тэйн.

Когда Сапфира услышала его смех, она почувствовала, как пальцы впиваются ей в ладони, и, помимо воли, стала отыскивать глазами Тэйна. Она залюбовалась его мужественной статью, невольно бросив взгляд на темные, скрывающие и одновременно подчеркивающие его мужскую суть плавки, мощный торс, покрытые золотистым пушком бедра и сильные икры, отмечая грациозную легкость движений человека, весь облик которого как бы говорил о том, что он хозяин своей судьбы.

Сапфире вдруг стало трудно дышать, ее удивила такая реакция, напоминавшая ей об их первой встрече. То же ощущение волшебства, скрытого волнения и радости, заполнившей каждую клеточку ее тела. Ее пленила, затем сразила исходящая от него властная, всесокрушающая сила, Тэйн – повелитель, хозяин…

Хватит! Она не должна так думать. Месяцы раздельной жизни подарили ей благословенное чувство независимости. И как могло случиться, что ее тело предательски поддалось своим древним инстинктам? Книги. Все дело в книгах, решила она. Любовные истории вымышленных персонажей всколыхнули в ней собственные романтические воспоминания. Теперь поздно сожалеть об этом, но это вовсе не значит, что она должна сидеть здесь и мучить себя, любуясь его мужскими совершенствами. Ей нужно лишь повернуться и подняться наверх в свою комнату.

Но она не ушла, а осталась на террасе, наблюдая из-под навеса, как Тэйн легкой походкой направляется к дому. Он вошел в кабину летнего душа и, встав под ним, поднял руку, чтобы открыть кран. Вода упругими струями стала бить по его плечам, груди и поднятому вверх лицу с прикрытыми от солнца глазами.

Боже милостивый! До чего же он великолепен! Когда его руки оттянули резинку плавок, чтобы смыть под прохладными струями песок с тела, Сапфира вдруг почувствовала, что ей трудно дышать, будто она сама, а не холодная ключевая вода, ласкает его тело.

Когда Тэйн выключил душ, потянулся к полотенцу, висящему на стене кабинки, и устремил свой прищуренный взгляд в ее сторону, Сапфира решила, что с нее довольно. Выведенная из состояния затянувшейся апатии и почувствовав, как в ней пробуждаются инстинкты, возвращения которых она так боялась. Сапфира поспешила в спасительное убежище своей комнаты и, закрыв за собой дверь, на минуту остановилась, чтобы перевести дыхание и успокоить сердце, которое, казалось, готово было выскочить из груди. Холодный душ приведет ее в полный порядок, решила она, сбрасывая босоножки и стягивая через голову платье. Она уже успела расстегнуть и отбросить в сторону лифчик, когда услышала громкий и решительный стук в дверь.

Так стучать мог только один человек! Какую-то секунду она решила не отвечать. Но в дверь снова постучали, на сей раз еще более настойчиво.

– Сапфира! Я хочу тебя кое о чем спросить.

В его голосе слышалось нетерпение, и она сдалась. У нее нет никаких причин опасаться встречи с ним, сказала она твердо самой себе. К тому же ему стоило всего лишь толкнуть дверь, чтобы войти. Сапфиру несколько удивило, что Тэйн еще не прибегнул к этому способу, а если бы он решился…

– Минутку! – В ее голосе прозвучала паника, когда она поспешно потянулась за абрикосовым пеньюаром, придающим респектабельность остальным аксессуарам ночного туалета. Просунув руки в рукава, она запахнула его на своем голом теле и туго завязала пояс. Быстро посмотрев на себя в зеркало, она увидела в нем стройную молодую женщину с лицом, типичным для журнальных красавиц 60-х годов, с резковатыми, но утонченными чертами, чья хрупкость подчеркивалась мягким выражением прекрасных глаз, а тело соответствующим образом задрапировано от шеи до щиколоток.

Только после того, как она открыта дверь и увидела на пороге Тэйна одетого, а не полуголого, как ожидала, она успокоилась.

– Можешь уделить мне несколько минут? – спросил он с учтивостью странствующего проповедника. Его влажные, гладко зачесанные назад волосы, его поджарое тело, обтянутое джинсовой безрукавкой, плотно облегающей его мощный, сужающийся книзу торс и выпущенной поверх узких черных брюк, произвели на нее не менее волнующее впечатление, чем его вид несколько минут назад.

– Разумеется. – Волнующее, потому что, несмотря на внутреннюю собранность и несмотря на неожиданную скромность его облачения, она не могла подавить охватившее ее чувство неуверенности в себе, заставившее ее отвечать ему в намеренно учтивом тоне и отступить назад, впуская его в комнату.

Внешне спокойный, он остановился и медленно, с откровенным любопытством обвел глазами ее лицо и затянутую в пеньюар фигуру и только после этого спросил:

– Ты хорошо спишь, Сапфира?

Чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом, она лишь кивнула, стараясь не выдать своего волнения, когда он прошел в глубь спальни и остановился у кровати, где она разложила светло-желтое неглиже, как бы застывшее в каком-то прихотливом танце.

У нее перехватило дыхание, когда Тэйн осторожно коснулся пальцами атласной ленты, завязанной бантом у основания глубокого декольте на блестящей шелковой ткани.

– Надеюсь, ты видишь приятные сны, или, может быть, отсутствие твоего нового друга мешает тебе отдыхать?

Невозможно было не прийти в ярость от явной насмешки, таящейся в глубине его проницательных глаз. С холодным спокойствием, которого она вовсе не чувствовала. Сапфира небрежно пожала плечами, делая вид, что не поняла его подтекста.

– Спасибо, я сплю прекрасно. С тех пор как я поселилась у Лорны, ночные кошмары меня больше не мучат.

В ответ темные брови Тэйна взмыли вверх, и она успела заметить, как посуровело его лицо.

– Я рад, что твои нервы наконец в полном порядке. – Его пальцы поглаживали шелковистую ткань. – Но я имел в виду иного друга, твоего верного Майкла.

Она едва не рассмеялась. Хотя Сапфире и нравился Майкл, и было приятно его общество, мысль Тэйна о том, что он был или мог быть ее любовником, казалась ей просто смехотворной! Как он не понимал, что именно по его вине она теперь не способна на сильные чувства к кому бы то ни было? Ощущение забавности происходящего тут же сменилось чувством негодования. Она устала доказывать ему свое безразличие ко всему. Пусть думает, что хочет.

– Вообще-то это вряд ли тебя касается, ты так не считаешь? – холодно заметила она.

– Очень даже касается, если это может навредить нашим детям! – резко ответил он.

– И ты смеешь мне так говорить? – с гневным вызовом воскликнула Сапфира. – Уж ты-то не имеешь никакого права бросать камни в мой огород!

На какое-то мгновение его лицо приняло озадаченное выражение, но тут же уголки его выразительного рта дрогнули, когда до него дошло, что она имела в виду.

– Ах да, понимаю. Кто из нас без греха, не так ли? – Он задумчиво улыбнулся, и она инстинктивно почувствовала, что Тэйн не собирается изображать праведное возмущение ее словами. Он уже давно перестал играть в эти игры. – Тем не менее было бы очень жаль, если б ты решилась прыгнуть из огня прямо в сточную канаву!

На этот раз она не удержалась от смеха, чувствуя, как напряжение отпускает ее, и не в силах противиться охватившему ее веселью, несмотря на снисходительное презрение на лице Тэйна.

– Извини, Тэйн, – не очень искренне сказала она. – Твой английский великолепен, но правильнее будет сказать «из огня да в полымя»!

– В данном случае, я полагаю, мой вариант более точно отражает положение вещей, – невозмутимо возразил он ей. – Майкл – этот тот, кто готовит пищу и моет после еды посуду. Так что сточная канава – самый подходящий образ для завершения поговорки.

– А ты интеллектуальный сноб! – отпарировала она. – Майкл профессиональный и талантливый шеф-повар, к тому же он совладелец ресторана, в котором работает. И если бы даже он зарабатывал на жизнь мытьем посуды, ты думаешь, для меня это могло бы иметь значение?

Тэйн едва заметно пожал плечами.

– Где-то человек являет собой то, что он делает!

– Из чего следует, что ты не что иное, как бесчувственная логическая машина, перерабатывающая информацию и неспособная к субъективным суждениям, основанным на жалости, сочувствии или понимании! Бесчувственная! Жестокая! И лишенная воображения.

При этих последних словах Сапфира в отчаянии прижала руку к горлу.

Господи! Что же она делает? Она думала, что все их стычки уже позади, и вот сейчас позволила Тэйну спровоцировать себя…

– Для тебя мой характер – открытая книга. – Он согнулся в легком поклоне, заставив ее отвести взгляд от его насмешливого лица. – Но сущность каждого человека определяется сочетанием многих составляющих. Вполне возможно, что ты открыла их не все.

– Может быть, мне это просто безразлично, – пробормотала она. – Ты действительно пришел, чтобы справиться о том, как я сплю по ночам?

– Как ты спишь, никогда не будет мне безразлично, Сапфи mou (Моя (новогреч.). – Он смотрел на нее холодно-задумчивым взглядом, по-своему толкуя ее слова. – Но есть еще одна причина. Я заказал на вечер столик для нас двоих, в одной таверне. Зайду за тобой в восемь вечера.

Просто невероятно! Сапфира глубоко вздохнула, соображая, как, не теряя достоинства, отклонить его не терпящее возражений предложение.

– Очень мило с твоей стороны, – холодно сказала она, – но я уже приготовила для всех те салат с цыпленком на ужин.

– Для всех нас? – усмехнулся он. – Боюсь, что не совсем правильно понял тебя.

– Для всех, кроме тебя, – сквозь зубы ответила она, – ты же сказал, что в отношении еды сам позаботишься о себе!

– Сапфира, ты боишься довериться мне, оставшись со мной наедине, да?

– Он повернулся и посмотрел на нее, насмешливо изогнув бровь. – Ради всего святого, разве могу я что-нибудь позволить себе в присутствии нескольких ужинающих греков, даже если бы мне не было официально запрещено навязывать тебе свое общество?

Она хорошо знала эту его улыбку. В ней не было и намека на добродушие, скорее предупреждение о надвигающейся опасности, и при виде такой улыбки каждая клетка ее тела стала подавать сигнал тревоги.

– Есть разные формы посягательств, помимо физической, – съязвила она, вновь обретая равновесие. – У меня нет желания весь вечер подвергаться оскорблениям!

– Ты действительно думаешь, что в этом и есть моя цель? – Он изобразил благородное негодование. – Уверяю тебя, мои мотивы более приятны и в то же время более прозаичны. Я хотел воспользоваться относительным уединением, чтобы поговорить о том, где ты собираешься жить после того, как мы вернемся в Кефину. Даже в качестве временного пристанища твои настоящие условия далеки от удовлетворительных. Разумеется, – он пожал плечами, – если ты предпочитаешь обсудить все здесь и сейчас… – Он со спокойным интересом наблюдал, как вздымается ее обтянутая атласной тканью грудь, и Сапфира вдруг почувствовала его взгляд на своих выпирающих под пеньюаром сосках.

Глава 5

– Нет! – слишком поспешно ответила она и снова увидела его хищную улыбку, ее мозг работал с лихорадочной быстротой. Он был прав, им так или иначе придется обсудить вопрос о том, где ей жить, и тихая таверна для этого вполне подходящее место. Сапфира вдруг почувствовала, как сжалось ее сердце от ощущения глубокой безысходности. То, что она пользовалась щедрым гостеприимством – результатом тяжелого труда – великолепного дома Тэйна, выглядело для нее чем-то вроде воровства. В то же время она не могла себе позволить слишком долго оставаться у Лорны. Существовала тем не менее надежда на компромиссное решение: она готова была согласиться на меньшие блага, чем те, которые Тэйн предложил ей на суде.

– Вообще-то, – мягко заметил Тэйн, – мы могли бы одновременно кое-что отпраздновать за ужином.

– Подняв бокалы в знак окончания нашего брака, ты это имеешь в виду?

– По какой-то непонятной для нее самой причине она почувствовала, будто в сердце ей вонзили кинжал. Хотя, по правде говоря, их брак распался уже несколько лет назад…

– Это выглядело бы несколько фальшиво, любовь моя, – его интимно-ласковое обращение прозвучало как шипение змеи, – так как, несмотря на всю твою радость по этому поводу, ты пока еще остаешься моей женой.

– Я лишь продолжаю носить твое имя, вот и все!

– И все же. Хочешь ты того или нет, ты мать моих детей, разве не так, Сапфира? – Не ожидая ее ответа, он продолжил: – Это, конечно, стоило бы отметить. Но я имел в ввиду нечто другое, а именно твой день рождения.

– Мой… день рождения? – Никогда еще она не чувствовала себя столь глупо. Забыть о собственном дне рождения! Хотя у нее есть оправдание: это горечь последних событий, а кроме того, дни рождения не очень-то принято отмечать в Греции, где вместо этого празднуют именины.

Насколько она знала, святой с ее именем никогда не существовало. По-видимому, ее тезке было суждено жариться в аду за то, что она не предала неверного мужа, усмехнулась про себя Сапфира. Вот почему она относилась к своему дню рождения не как к обычному празднику – и Тэйн помнил об этом.

– Я совершенно забыла о нем, – чуть стыдясь, призналась она.

– Вполне понятно. – Он быстро пришел ей на помощь. – При этом поздравительные открытки из Англии будут ждать тебя в Кефине. Лишив тебя удовольствия прочесть их в этот день, я решил, чтобы хоть как-то загладить свою вину, предложить тебе хороший ужин и отменное вино. Если, конечно, ты не находишь мое общество слишком отталкивающим.

Да, жить с ним действительно невозможно, но назвать его отталкивающим? Никогда. Это он нашел ее отталкивающей, а не наоборот, разве не так? Она опять с горечью вспомнила, как в последний раз делила с ним постель. Воспоминание отозвалось в ней такой болью, что Сапфира даже не сделала попытки солгать, чтобы «сохранить свое лицо», и нетерпеливым жестом отмахнулась от его слов. – Я думаю, нам действительно нужно поговорить о будущем.

– Тогда, значит, до восьми, – сказал он, довольный и уверенный. Я предупредил Спиридоулу, что мы вернемся поздно.

Как только он вышел, Сапфира направилась в душ, чтобы избавиться от ощущения неуверенности, которое ему всегда с одинаковой легкостью удавалось вызвать в ней, чтобы смыть его, как она смывает с тела экзотически пряный шампунь, подаренный Лорной.

В вежливых расспросах Тэйна о том, как она спит, проявлялась нотка жалости, будто он догадывался, что спать одной в постели, в которой они оба некогда были так счастливы, значило еще глубже почувствовать эмоциональную пустоту, постоянную спутницу ее дней и ночей. Цена, которую у нее запрашивали за эти последние несколько дней имитации семейного счастья, была слишком горька!

Выйдя из-под душа и потянувшись за полотенцем, Сапфира глубоко вздохнула, и этот вздох помог ей снять напряжение, сковавшее ее мышцы. Какое радостное возбуждение она испытала, узнав, что у нее будет двойня, и как бесследно исчезла эта радость из-за ее болезни и тревоги за детей, родившихся при помощи кесарева сечения и находившихся в отделении реанимации.

Возвратившись домой, она узнала, что Спиридоула, по распоряжению Тэйна, будет няней для обоих малышей. Испытывая опасения за жизнь детей и неожиданно для себя утратив радостный подъем, связанный с их рождением, Сапфира с неприязнью отнеслась к молодой гречанке, постоянное присутствие которой словно бы подчеркивало ее собственную беспомощность, особенно после того, как, несмотря на все свое старание, она оказалась неспособной кормить грудных малышей.

Она потребовала, чтобы дети спали вместе с родителями и она могла постоянно быть с ними.

Тэйн ответил Сапфире твердым отказом, и это оказалось для нее настоящим шоком.

– Ради Бога, Сапфи, неужели ты не понимаешь, что мне все еще приходится гнуть спину, чтобы твердо поставить на ноги свою фирму? Это перспективное предприятие, и мы должны выйти в первые ряды или погибнуть! Я не нуждаюсь в продолжительном сне, но для меня важно, чтобы никто не нарушал его, иначе мы все просто-напросто обанкротимся!

– Бесчувственный эгоист, вот ты кто! – возмущалась Сапфира. – Это твои дети и твои обязанности. Если уж на то пошло, они тебя почти не видят!

– Именно потому, что я стараюсь выполнять свои обязанности и заработать для них деньги!

Неужели можно любить и одновременно ненавидеть одного человека? Не видя в его жестком лице никакого сочувствия, она подумала, что, наверное, можно.

– Будь же благоразумна, Сапфи. Мы оба любим их, но твоя любовь – любовь одержимой! – Помолчав, он уже мягче добавил: – Ты и так, когда не спишь, постоянно с ними, а Спиридоула спит в соседней комнате с открытой дверью. Случись что, она немедленно позовет нас.

Никакие доводы не могли убедить ее.

– Раз так, я буду спать в детской!

Если бы Тэйн запретил ей это, возможно, их отношения не ухудшились бы так быстро. Но он ничего не сказал, и Сапфира поступила, как она считала нужным. После этого между ними участились ссоры, которые начинались из-за пустяков и заканчивались бурными словесными перепалками. Отсутствие физической близости мешало им поцелуем свести на нет разыгравшуюся ссору или ласками выказать нежность и понимание. Она чувствовала себя физически опустошенной и воспринимала все в мрачных тонах, ненавидя себя за то, чем она стала, и в то же время не в состоянии найти силы и решимость изменить что-либо.

Задумавшись, Сапфира протянула руку к тюбику с увлажняющим кремом и стала мягко втирать его в кожу, которая теперь буквально светилась здоровьем от ежедневных солнечных ванн.

Она вспомнила, как еще недавно очень переживала из-за своего ужасного вида и как была оскорблена тем, что Тэйн после ее отказа сопровождать его на все светские приемы стал приглашать Ангелию Андроникос.

Близнецам уже было полтора года, когда она впервые обвинила его в предательстве.

Сапфира бурей ворвалась в спальню, когда он застегивал золотые запонки на манжетах рубашки, и стала обвинять его в том, что своим поведением он оскорбляет ее.

– Если тебе так уж необходимо идти, почему ты не идешь один? – потребовала она.

Она почувствовала, как от его холодного и оценивающего взгляда бешено начала пульсировать жилка под самой шеей.

– Ты хочешь абсолютно лишить меня общества близких мне по духу людей? – произнес он с ледяным спокойствием. – Ангелия, как ты знаешь, сестра моего соуправляющего и к тому же секретарь фирмы. Она не только хороша собой и мила, но и хороший друг, и ее общество я очень ценю.

Еще и теперь, когда прошло столько времени, она помнила, как это спокойное заявление ранило ее, пронзив с легкостью иголки, проходящей сквозь шелковую ткань.

– Как в постели, так и вне ее? – усмехнулась она, заметив, как напряглось его лицо от едва сдерживаемого гнева.

– Раз ты больше не желаешь делить со мной постель, твой интерес к тем, кто от этого не отказывается, неуместен. У меня нет намерения предоставить тебе их список!

Список! Она побелела от полного яда сарказма, прозвучавшего в его низком голосе.

– Тем не менее, – продолжал он с той обманчивой мягкостью, которая была страшнее крика, – не советую тебе в таком тоне говорить об Ангелии, никогда, иначе ты пожалеешь об этом. Если ты не изъявляешь желания сопровождать меня на мероприятия, подобные сегодняшнему, или не считаешь это для себя возможным, я не потерплю, чтобы ты оскорбляла женщину, занявшую твое место. Ты меня поняла?

Вместо ответа она, не помня себя, стала озираться вокруг и, схватив стоявший в изголовье кровати будильник, швырнула его прямо ему в лицо. Он успел увернуться, но все же недостаточно быстро, и будильник краем рассек ему бровь. В ужасе от содеянного она бросилась вон из комнаты, но в тот момент это был единственный способ выразить свое отчаяние по поводу тяжелой и ставшей постоянной депрессии, отравившей всю ее жизнь и лишившей ее чувства собственного достоинства и гордости за свою внешность. В ту ночь Тэйн так и не вернулся, и она сидела в одиночестве в гостиной, прижимая к себе дрожащей рукой бутылку «Метаксы» и испытывая тоску по утерянным для нее Эбби, Дэвиду и родителям. Тэйн никогда не любил ее. Теперь наконец она была готова признать горькую правду. Оказавшись жертвой ее юной бесшабашности и собственной чувственности, он женился на ней из чувства порядочности, ведь как-никак именно он лишил ее невинности и был пойман на месте преступления.

Удовлетворенная тем, что ароматный крем сделал мягкой и упругой ее кожу. Сапфира направилась в спальню и выбрала себе отделанную кружевом, плотно обтягивающую тело шелковую комбинацию под простое хлопковое платье, которое она решила надеть сегодня.

Как она обрадовалась, когда меньше чем через неделю после их бурной стычки с Тэйном на пороге их дома появилась Эбби с большим чемоданом в руках, радостно заявившая, что собирается провести с ними часть своих летних каникул, если, конечно, они не возражают!

Тогда ей показалось, что Тэйну вряд ли будет приятно принять ее сестру в их разделенном враждою доме, но она ошиблась. Ее муж в буквальном смысле слова встретил Эбби с распростертыми объятиями.

Проклятье! Надо перестать мучить себя воспоминаниями. Если и была у нее хоть какая-то возможность спасти их брак, то теперь все это в прошлом. И если бы Тэйн на нашел утешения с ее сестрой, все равно это произошло бы с кем-нибудь другим. Эбби давно уже в Англии. А Ангелия Андроникос? Разве она ничего не значит в его жизни? Она постарается справиться с последствиями трагической ошибки, происшедшей по вине их обоих.

Сапфира зашла в детскую бросить взгляд на спящих малышей, прежде чем спуститься вниз к Тэйну, и в этот момент услышала, как он вошел в комнату.

– Прелестные малыши, ты не находишь? – мягко шепнул он ей, бережно обняв ее за плечи и приглашая разделить с ним радость. Он сменил джинсовую рубашку на светло-зеленую спортивную рубашку с открытым воротом. Волосы были тщательно зачесаны назад, выгодно открывая широкий лоб и подчеркивая выразительные глаза.

– Да. – Она быстро взглянула ему в глаза, выражавшие гордость и неподдельную любовь. И она когда-то сомневалась в его чувствах к детям!

В этих глазах промелькнула мимолетная грусть, когда он повернулся и посмотрел на нее прямым, полным властной силы взглядом.

– Скажи мне. Сапфира, разве твои страдания не стоили этого?

Токсины в крови, кесарево сечение, недели бесконечных мучений, когда она действительно верила в то, что им не выжить… у нее не было сомнений.

– Конечно, стоили, – просто ответила она и вздрогнула, почувствовав, как его пальцы больно сжали ее руку.

– Ну, так ты готова? – В ожидании ответа, он выпустил ее руку.

– Разумеется.

Она остановила свой выбор на фуксии и сером платье из ситца с небольшим декольте, короткими с разрезом рукавчиками и закрывающей колени юбкой с ярко-бордовым, под цвет фуксии поясом. Ей очень шел этот наряд, особенно в сочетании с серыми босоножками на низком каблуке, что, как не могла не заметить Сапфира, не укрылось от внимательного взгляда Тэйна, наблюдавшего, как она спускается по лестнице.

Она вся напряглась, ожидая его ироничного замечания по поводу внезапно пробудившегося в ней интереса к тому, как она выглядит. Однако, если не считать того, что можно было бы принять за промелькнувший в его глазах знак одобрения, когда Тэйн открывал парадную дверь, пропуская ее вперед, он никак не выразил своего отношения к ее платью и косметике. По крайней мере он не раскритиковал ее, с удовлетворением подумала Сапфира, стараясь подавить в себе невольную мысль о том, что в данном случае у Тэйна не было основания для критики!

– Я решил пойти к Василию, – непринужденно сообщил он ей. – Вряд ли там будет много народу, но в любом случае я попросил Василия оставить нам столик с видом на море. Возможно, ты уже знаешь его таверну?

– Нет. – Она покачала головой и внезапно напряглась, почувствовав уверенную руку Тэйна, берущую ее под локоть, но не отшатнулась от его прикосновения.

– Ага… – довольно протянул он. – Его таверна классом выше всех остальных. В ней подают блюда, которые можно отведать только в ресторанах четырехзвездочных отелей.

– Звучит заманчиво, – вежливо сказала Сапфира в то время, как они начали свой короткий поход пешком к таверне Василия, построенной на выступе скалы, нависающей над дальней стороной подковообразного залива. Обменявшись приветствием с подошедшим к их столику владельцем, она с интересом отметила, что таверна выгодно отличается от других чистыми льняными скатертями, серебром, бокалами и украшением каждого столика – крошечной вазой со свежими цветами.

– Василий приехал сюда чуть больше года назад, а его таверна уже может похвастаться избранной и очень разборчивой клиентурой, – сказал Тэйн, заметив ее удивление, – особенным успехом она пользуется у международного братства яхтсменов. Ты удивишься, узнав, из какого далека готовы приплыть сюда люди, чтобы отведать фирменные блюда Василия: «стэйк Диана» или «омар под соусом термидор».

Два часа спустя никакое количество преодоленных морских миль уже не смогло бы ее удивить. Насладившись пильчатыми креветками, хорошо прожаренными в сырной массе, за которыми последовали проперченный стэйк с греческим салатом и блинчики Сюзетт, приготовленные в горящем пунше прямо на ее глазах, и все это в обязательном сопровождении должным образом охлажденного легкого сухого критского вина, она почувствовала, что все ее неверие исчезло без следа.

Сапфира ожидала, что ей будет не по себе в обществе Тэйна, и очень сомневалась, что под его критическим взглядом сможет воздать должное предлагаемым блюдам. По крайней мере, утешала себя она, в этой респектабельной таверне их разговор о будущем не перерастет в безобразную ссору, как в последнее время зачастую заканчивались их попытки общения.

Когда стало ясно, что их разговор откладывается до тех пор, пока не принесут кофе и ликеры, она почувствовала, как напряжение начинает отпускать ее. Атмосфера в таверне просто чудесная, признала она: теплый и ласковый бриз, безоблачное небо с ярким полумесяцем на горизонте, свет от которого образовывал серебристую дорожку, бегущую по темной мерцающей глади моря, и все это на фоне спокойной, создающей определенное настроение музыки. Жаль, что все это великолепие тратится впустую на людей, в чьих сердцах больше Нет места любви, подумала Сапфира с внезапно накатившей на нее глубокой тоской. Хотя, судя по тому, как беззаботно наслаждался Тэйн вкусом изысканных блюд, по всей его раскованной манере, было очевидно, что он не замечает всей иронии ситуации.

– О! – невольно вырвалось у нее, когда внезапно потух верхний свет и столики осветились лишь тусклым светом стоящих на них фонариков. Она машинально посмотрела в сторону кухни, когда за ближайшими к ней столиками послышались звуки аплодисментов. Это появился сам Василий и направился к ним, торжественно неся высокий бокал, заполненный фруктами и мороженым и украшенный множеством шипящих и извергающих огонь и искры шутих.

– С днем рождения, дорогая! – поздравил он Сапфиру и поставил перед нею исторгающие пламя сласти. – Желаю тебе прожить до ста лет. Прими это с наилучшими пожеланиями от хозяев заведения.

– О, но я не могу… – Ошеломленная щедростью подарка, она попыталась протестовать и замолчала, увидев, как разочарованно вытянулось круглое лицо Василия в ярко вспыхнувшем свете вновь зажегшихся ламп. – Я хочу сказать – какой чудесный сюрприз! – поспешно поправила она себя. – Просто не знаю, как благодарить вас, это… – она почти не находила слов, это великолепно! – тихо закончила она.

– Четыре сорта мороженого, черная вишня, дыня и множество плодов авокадо! – весело произнес владелец заведения. – Это наше фирменное изобретение, которое многие знают.

– Уверена, что так и есть. – Она улыбнулась Василию, затем, заметив по лицу Тэйна, что его весьма забавляет происходящее, смущенно добавила: – Мне кажется, здесь нужна еще одна ложка, Василий, таким творением нельзя наслаждаться в одиночестве.

– Сию минуту, дорогая, – он щелкнул пальцами, что-то сказал подошедшему официанту, и в результате на столе перед Тэйном появилась ложка. – Желаю вам получить удовольствие.

– Сражен. – Затененные длинными ресницами печальные глаза Тэйна смотрели на нее со сдержанным одобрением. – Вообще, ты знаешь, я не любитель мороженого.

– Так же, как ты знаешь – я не отличаюсь особым аппетитом, – защищаясь, ответила она. – Сам виноват. Никто, кроме тебя, не мог ему сказать, что у меня сегодня день рождения.

В ответ он лишь пожал плечами.

– Наверное, сказал об этом, заказывая для нас столик, – признался он.

– От этого зависит качество обслуживания. Должен признать, что забыл о детских Представлениях о том, как следует отмечать подобные годовщины.

– Вообще-то мне понравилось, только он должен был преподнести этот сюрприз прежде, чем я закажу десерт!

– И упустить возможность заработать на своих знаменитых блинчиках? – усмехнулся Тэйн. – Ладно, не будем его осуждать. Вижу, мне придется прийти тебе на помощь. – С этими словами он запустил ложку в разноцветную смесь и положил ее содержимое себе в рот. – Изумительно вкусно, вынес он наконец свой вердикт. – Попробуй сама. – Он снова набрал полную ложку и протянул ее через стол.

Она нерешительно посмотрела на Тэйна, осознавая опасность, таящуюся в этом небрежном жесте. Ну и что, пусть он насладится своей маленькой победой, вреда от этого не будет. Сапфира послушно открыла рот и закрыла глаза, ощутив на языке прохладное прикосновение ложки.

– Бесподобно, – выдохнула она наконец и по смешинкам в его глазах поняла, что он доволен ее реакцией.

Они по очереди опустошали бокал, не спеша, смакуя великолепие его содержимого.

– Давно мы не делили с тобой вот так кубок любви. Сапфира? – И Тэйн осторожно положил свою ложку на тарелку рядом с бокалом. – И, по всей вероятности, это в последний раз. Кстати, у меня для тебя кое-что есть.

Она поспешно отвернулась, чтобы не видеть устремленных на нее внимательных глаз Тэйна, и усиленно заморгала, стараясь смахнуть вызванные его словами слезы. У них в прошлом были такие чудесные дни… если бы только он любил ее так же сильно, как любила его она…

– Сапфира…

– Да?

– Небольшой подарок, чтобы поздравить тебя с днем рождения и сказать тебе «sto kalo». – Он протянул ей маленькую коробку.

Произнесенная им греческая фраза имела вполне определенное значение. Ее адресовали главным образом тем, кто должен был уйти из вашей жизни навсегда, и ее можно перевести так: «Где бы вы ни оказались, пусть на вашем пути вас ожидает все самое хорошее». Отказаться принять это пожелание было бы недостойным и грубым, и все же откуда-то из глубины ее памяти выплыла знакомая фраза: «Бойся данайцев, дары приносящих». Какие еще унижения он мог приготовить для нее в будущем?

– Возьми это. Сапфира! – произнес он внезапно изменившимся голосом, в котором звучала спокойная и властная настойчивость, как если бы он вдруг прочитал ее мысли.

Она молча взяла запечатанную коробку, разломила сургуч и, открыв крышку, увидела внутри прекрасной работы яйцо из голубого паросского фарфора с выпуклым изображением белого крылатого купидона с луком в руке и колчаном со стрелами на спине.

Работа явно предназначалась для украшения чьей-нибудь коллекции. Однажды, ей тогда было пятнадцать. Сапфире посчастливилось напасть на похожую вещицу из лиможского фарфора, и она потратила на нее все свои с таким трудом заработанные деньги. И до сих пор для нее, как хорошо знал Тэйн, это была одна из самых дорогих вещей.

– Это просто чудо! – Сапфира держала яйцо на ладони, ощущая его тяжесть и любуясь его совершенной красотой, и испытывала глубокую и щемящую грусть, причины которой она и не пыталась понять.

– У нас, в Греции, яйцо – это символ новой жизни и новых начинаний. Я рад, что тебе понравился мой подарок. – Уверенным жестом Тэйн показал официанту, что пора снова наполнить стоявший перед ним коньячный бокал. – А теперь к делу, Сапфира. – Он подождал, пока официант налил в бокал темно-золотистую жидкость и отошел от стола, прежде чем нарушить напряжение, внезапно возникшее между ними. – Я решил полностью порвать с прошлым и собираюсь продать виллу Андромеда.

– Господи, зачем? – непроизвольно вырвалось у нее. Спохватившись, Сапфира мгновенно закрыла рот пальцами левой руки.

Этого она меньше всего ожидала. Одно дело – потерять право на проживание в доме, но продать его совсем? От подобной перспективы она вдруг почувствовала сильный озноб, будто ее пронизал сильный порыв холодного ветра. Сколько раз она представляла, как их дети будут расти в этом доме, в его просторных комнатах, играть в окружающем его огромном саду, который они с такой любовью выхаживали с молчаливого одобрения Тэйна. Изначально этот сад принадлежал состоятельному американцу, но вскоре после их женитьбы владелец сада продал его, так как по семейным соображениям ему пришлось вернуться в Штаты. Сапфира сразу влюбилась в сад, и в первые годы их брака ей доставляло особую радость заниматься им, внося во все, что она делала, черты собственной индивидуальности.

– Тебе действительно необходимо сделать это?

– Поскольку я обязан обеспечить тебя отдельным жильем, боюсь, у меня нет другого выбора. К тому же, это всего лишь бетонные блоки и цемент, материальное выражение архитектурной концепции райского жилья. Когда-то и мне дом казался райским уголком, но все это не более чем иллюзия, от которой в свое время мы оба пострадали, не так ли?

– Но мне ведь нужно совсем немного! – В отчаянии она наклонилась к нему через стол. – Мне вполне хватит двух комнат, особенно теперь, когда я отказалась от постоянного опекунства над Викторией. Дай мне немного времени, я найду работу и смогу сама содержать себя…

– Ты говоришь ерунду! – Его лицо стало угрожающе сурово. – Помимо всего остального, ты имеешь право на то, чтобы дети время от времени могли оставаться с тобой. Ради них ты должна жить в приемлемых условиях. – Я не заглядывала так далеко вперед… – откровенно призналась Сапфира. Единственное, чего она хотела, – это оказаться как можно дальше от человека, чье властное воздействие так непомерно мучило ее.

– Возможно, потребуется некоторое время, чтобы найти покупателя, невозмутимо продолжал он. – В конце концов, это немалая собственность, и жилищный рынок здесь значительно отличается от английского. А пока мой агент присмотрит для тебя что-нибудь подходящее. Если повезет, то к нашему возвращению в Кефину он уже что-нибудь найдет.

– Тебе не следовало взваливать на себя все это. Лорна не имеет ничего против того, чтобы я жила у нее, пока…

– Но я имею! – грубо оборвал он ее. – Эта ведьма напустила на тебя свои чары еще в больнице. Она воспользовалась твоим нежеланием меня видеть и отравила твой мозг, и продолжает это делать до сих пор!

Что бы она ни говорила в защиту Лорны, невозможно было переубедить Тэйна в его очевидной неправоте. При этом он вовсе не любил ее, он просто ревновал ее к любому, кто мог иметь на Сапфиру хоть какое-то влияние. Она безошибочно распознала инстинкт дикого самца, ревниво оберегающего свою власть над каждым членом стада. То обстоятельство, что ей удалось вырваться из этого стада, не имело для него никакого значения!

Вместо этого она задала ему вопрос:

– Ты думаешь, что мой мозг уже не был отравлен после того, как я увидела тебя и мою сестру в объятиях друг друга?

Он произнес какую-то короткую выразительную фразу на родном языке, что заставило гостей, сидящих за соседними столиками, повернуться в их сторону с выражением насмешливого удивления и одновременно растерянности на лицах. Тэйн резко отодвинул стул и поднялся из-за стола.

– Я думаю, нам пора уходить. – Он вытащил из кармана брюк несколько драхм, и Сапфире не оставалось ничего другого, как последовать за ним, когда она увидела, что он направился к выходу.

Выйдя из таверны, Сапфира зацепилась каблуком за камень и чуть было не упала, но Тэйн вовремя поддержал ее за обнаженную выше локтя руку. Она инстинктивно отшатнулась, почувствовав его теплое прикосновение, мысленно кляня себя за все еще присутствующее в ней ощущение уязвимости перед Тэйном и в отчаянии отмечая, что от него не укрылась ее реакция.

– Theos moul – (Боже мой! (новогреч.) сердито воскликнул Тэйн, еще сильнее сжав ее ослабевшую руку. – Ты ведешь себя так, будто я собирался тебя изнасиловать!

Оказавшись с ним вдвоем на темной улице, Сапфира попыталась освободиться от страха и гнева и успокоить свое бешено колотившееся сердце. Царившую вокруг тишину нарушал лишь однообразный стрекот цикад да легкий шелест юбки, облегающей ее ноги от дуновения теплого морского бриза, мягко перебиравшего ее светлые, похожие на сияющий нимб волосы.

– Я предпочитаю, чтобы ко мне не прикасались, – с несчастным видом пробормотала она, едва шевеля все еще теплыми от выпитого ликера губами. – Ты, конечно, имеешь в виду меня, – недовольно буркнул он, привлекая ее к себе и не обращая внимания на ее отчаянные протесты. – Я почему-то все еще не могу отделаться от чувства, что ты готовишься преподнести мне сюрприз. Может, ты хочешь бросить детей, полностью порвать с этой частью твоей жизни? – Его голос, хрипловатый и низкий, звучащий рядом с ее ухом, так живо напомнил Сапфире о недавних, более счастливых временах, что она устыдилась внезапно пробудившегося в ней острого желания, теплой волной пробежавшего по всему ее телу. – Видит Бог, я бы много дал, чтобы выбить из тебя правду!

– Нет! – глухим от отчаяния голосом выкрикнула Сапфира, но ее слова, казалось, не произвели на него никакого впечатления. – Я ни разу не солгала тебе!

Прижатая к его груди. Сапфира почувствовала, как самообладание, которым она так гордилась, начинает покидать ее. Ее нервы будто заплясали в каком-то хаотическом танце, а уши оглохли от бешеного ритма, выстукиваемого кровью. – И вообще это не твое дело. У тебя больше нет на меня никаких прав!

– Не уверен, что кто-либо из нас по-настоящему верит в это, – вкрадчиво произнес он, поглаживая ее обнаженную руку с такой полной чувственной неги страстью, что, казалось, между ними возникло мощное магнитное поле.

Сапфира смотрела на него растерянными, полными панического страха глазами, чувствуя напряжение, исходящее от всего его сильного тела. Он не имеет права вести себя так. Ей стало вдруг трудно дышать, и она попыталась вырваться из крепко держащих ее рук Тэйна.

Не обращая внимания на ее слабые потуги к сопротивлению, он продолжал, обволакивая ее своим ласковым, вкрадчивым голосом:

– Может, проверим, прав я или нет?

Его руки скользнули вверх, и, притянув ее к себе, Тэйн в жадном поцелуе приник к губам Сапфиры. Ее нежные губы почувствовали всю безжалостную суть его желания, пробудившего в ней дремлющий все это время жар любви. Когда Тэйн наконец отпустил Сапфиру, он все еще продолжал терзать ее своим холодным как лед взглядом, не испытывая ни сочувствия, ни сожалений по поводу унижения, которому ее подверг. – Если ты задумаешь сообщить в полицию, что я нарушил наш договор, предупреждаю, я буду настаивать на том, что ты меня спровоцировала!

В поведении Сапфиры не было ничего, что могло бы его спровоцировать, тем более столь грубую попытку унизить ее. Достоинство не позволит ей опуститься до каких бы то ни было тяжб с ним.

– Что еще ты хотел бы со мной обсудить? – спокойно спросила она, чувствуя, как дрожат ее губы. – Если ничего, то я хотела бы вернуться домой.

– Как хочешь, – миролюбиво сказал он, но ее не обманули подчеркнутая вежливость его тона и внимательный взгляд, остановившийся на ее разгоряченном лице. – Я завершил то, зачем приехал сюда, так что больше нет смысла оставаться на острове. Буду признателен, если ты распорядишься, чтобы Спиридоула была готова к отъезду завтра к полудню.

Глава 6

– Благодарю, Майкл. Вечер был просто чудесный.

Опершись на протянутую ей Майклом руку, Сапфира вылезла из серого «пежо», остановившегося на небольшом дворе перед домом, где находилась ее квартира, найденная для нее агентом Тэйна.

Несмотря на кажущуюся банальность, сказанные ею слова были искренними. Поездка на автомобиле в Афины, беззаботная прогулка по магазинам, за которой последовал неспешный ужин на свежем воздухе в ресторане, помогли ей на время сбросить с себя груз невеселых мыслей, продолжавших тяготить ее с тех пор, как она возвратилась с Константиноса, и Сапфира была благодарна Майклу за то, что он предложил ей провести с ним несколько свободных дней.

Последние пять дней со времени ее возвращения, как это и было обусловлено решением суда, она не виделась с детьми. Все это мучительное для нее время, бессонными ночами, а особенно в тяжелые предрассветные часы, она пыталась убедить себя, что благополучие детей намного важнее ее эмоционального смятения.

– Мы должны встретиться снова. Сапфира, – небрежно обняв ее одной рукой за плечи, сказал брат Лорны, ведя ее через каменную арку во внутренний дворик. – Я бы предложил это гораздо раньше, но опасался кривотолков, ведь ты была все еще замужем.

Не говоря уже о нежелательном столкновении с Тэйном, если бы тот узнал об этом, с грустно подумала Сапфира, но успокоила себя, заявив вслух:

– Я все еще замужняя женщина, Майкл.

– Но это не одно и то же! – сердито воскликнул Майкл. – Ты не обязана считаться с его чувствами только потому, что эта свинья не хочет дать тебе полную свободу. И все из-за его ослиного упрямства! К тому же, что мешает тебе жить собственной жизнью? Он ведь не может отнять у тебя детей, ты же сама отказалась от них!

– Я вовсе не отказалась от них! – возмущенно возразила Сапфира. – Я лишь временно и по собственной воле отказалась от своих притязаний ради того, чтобы мои дети могли жить вместе в одном доме. Я уверена, что в любой момент смогу изменить это решение, если у Тэйна не будет сомнений, что я в состоянии позаботиться о Виктории. По-твоему, это одно и то же? – спросила она, как бы ища у него поддержки. – Я смогу жить отдельно от них, зная, что таково мое решение, однако, если Тэйн посчитает, что у него есть основания изменить ситуацию в официальном порядке… для меня это будет просто неприемлемо!

– Сапфи, ты вся дрожишь, – мягко сказал он. – Прости, я не хотел тебя расстраивать, но все же я не могу понять, почему ты не попыталась доказать, что Тэйн как отец несостоятелен?

– Потому что, потому что предполагала, что как мать я автоматически получу право на опеку; в любом случае, я бы не смогла доказать его неверность, а если бы и смогла, не уверена, что это ему как-то повредило бы. Мне кажется, в этой стране мужчины считают, что не обязаны быть верными своим женам, а их измена служит лишь доказательством их жизненной силы!

Это было лишь частью правды. Сама мысль о том, чтобы публично выдвинуть обвинения против Тэйна, была ей отвратительна. Ведь он никогда не утверждал, что Сапфира плохая мать, хотя ее поведение вскоре после рождения близнецов и после того, как она увидела его в объятиях Эбби, могло быть использовано другим человеком, более низким, как подтверждение нарушения ее психики. Проявленная им в этом отношении сдержанность склонила чашу весов, на которых кое-как удерживался их брак, в его сторону; к тому же в греческом правосудии он разбирался намного лучше ее…

– Догадываюсь, что в твоем представлении большинство мужчин чувствуют точно так же, – добродушно усмехнулся Майкл, прервав ее мысли. – Но я хочу заметить, что не вхожу в их число.

– Ты чудесный парень, Майкл, – похлопала она по обнявшей ее за плечи руке. – Странно, как это какая-нибудь прелестная гречанка еще не влюбилась в тебя.

– Никакой проблемы! – рассмеялся он. – Случается, какой-нибудь греческий клан принимает в свою семью невесту-иностранку, предполагая, что под влиянием мужа она усвоит культурные традиции страны. Ты это знаешь не хуже, дорогая, лучше меня, но это абсолютно исключено в отношении иноземцев-мужчин, пытающихся умыкнуть их дочерей. К тому же, – мягко добавил он, слегка сжимая ее плечо, – на любовном рынке мне делать нечего, так как я уже нашел свою женщину.

– Прошу тебя, Майкл, не нужно об этом. Пожалуйста. – Сапфира вскинула на него испуганный взгляд и увидела, как серьезно его лицо; они остановились перед подъездом многоквартирного жилого дома. – Я не знаю, что бы я делала без тебя и Лорны, ведь вы для меня самые близкие друзья, и я… но я пока не готова к иным отношениям.

– Пока не готова, – произнес этот уверенный в себе, хорошо сложенный молодой человек лет под тридцать, которому многие девушки были бы счастливы отдать свое сердце. – По правде говоря, я надеялся, что теперь, когда у тебя есть своя квартира… – он замялся.

Сапфира с грустью покачала головой.

– Если бы я даже хотела, так сказать, сбросить постромки, это не так просто. Я не хочу, чтобы меня считали блудницей. – Ее нежные губы тронула кривая усмешка.

– Ну а если бы не дети? – настаивал он.

– Нет, это совсем не то, чего я хочу, поверь мне, Майкл. – Ей вдруг стало трудно дышать. – Честно говоря, мне кажется, лучше нам больше не встречаться наедине. – Она отвернулась, не в силах видеть выражение боли на его лице. – Я, пожалуй, пойду. Я чувствую себя ужасно уставшей. Сапфира шагнула назад, но Майк неожиданно для нее быстро обхватил пальцами ее развеваемые ветром волосы и, притянув к себе голову Сапфиры, в гневном, отчаянном поцелуе приник к ее губам.

– К черту Таноса Ставролакеса! – выдохнул он, отпустив ее и чувствуя глубокое смятение от собственной выходки. – К черту его тиранические замашки! Ты ведешь себя так, будто он раскаленным железом поставил на тебе свое клеймо! Поступай как знаешь, Сапфи. По крайней мере я приму твое «нет» как должное. Только помни, если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти!

Она смотрела, как он, повернувшись и ссутулив плечи, направился к машине. Никогда еще Сапфира не видела его в такой ярости, да и вообще, разве она разбиралась в мужской психологии? С глубокой грустью она потрогала все еще болевшие от его грубого поцелуя губы. Из-за своей глупости она даже не подозревала о глубине его чувства к ней, в чем он только что признался. Если отчаяние и гнев способны разбудить в нем дикого зверя, тогда она права в своем решении больше не видеться с ним. Так будет лучше для них обоих. Сапфира вздохнула. Тем не менее она умудрилась обеспечить еще один разрыв в ткани собственной жизни.

Вставив в дверь ключ, она повернула его и, толкнув дверь, оцепенела от страха, увидев треугольник неяркого света, идущего из наполовину открытой двери гостиной. Усилием воли отогнав панику, она подождала, пока перестанет бешено колотиться сердце. Все объяснялось легко: по-видимому, она просто забыла повернуть выключатель перед уходом. Теперь, когда ей приходится жить одной, следует держать в узде свое воображение.

Она решительно распахнула дверь и едва не вскрикнула, увидев знакомую высокую фигуру, шагнувшую ей навстречу.

– Где, черт побери, ты таскаешься до такого позднего часа? – услышала она уверенно-властный голос Тэйна.

– Гуляла, – с вызовом ответила Сапфира, стараясь справиться с шоком, вызванным его внезапным появлением. – А какого черта ты вломился сюда среди ночи?

– Вряд ли можно сказать, что я вломился, любовь моя, – ответил он с презрением, от которого ей стало не по себе. – Раз я оплачиваю квартиру, стало быть, у меня, как ты догадываешься, должен быть и ключ от нее, не так ли?

– Это вовсе не значит, что ты можешь являться сюда без приглашения! – Ее охватила нервная дрожь. Он был в ярости, и у Сапфиры не было никаких шансов выиграть в могущем возникнуть между ними споре, и все же какой-то дьявол внутри так и подталкивал ее к ссоре. – Зачем ты пришел сюда, Тэйн? – гневно выпалила она.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, в то время как в глазах читалось предостережение.

– Чтобы забрать тебя назад, на виллу Андромеда.

– Что? Ты это всерьез?

Его высокая фигура вдруг стала терять четкость очертаний и воображение и явь слились воедино. В какой-то момент ей показалось, что он пришел, чтобы вновь признать ее своей женой, своей любимой, женщиной, без которой он не мыслит своей жизни… Затем мираж рассеялся, и по его грозному лицу Сапфира поняла, что все обстоит несколько иначе.

– К моему большому сожалению, да, – горько усмехнулся он. – Поверь мне, я прошу тебя об этом не ради себя. Для меня последние пять дней оказались самыми спокойными за все время, что ты в Греции.

Его презрение было подобно пощечине, но Сапфира держалась достойно, ничем не выдав своих чувств под жестоким взглядом Тэйна.

– Тогда почему же ты хочешь нарушить свой покой?

– Со Стефаносом произошел несчастный случай.

Позднее она спрашивала себя, не было ли его жестокое заявление задумано как наказание для нее? Если так, то он должен быть очень доволен результатом, подобным разорвавшейся бомбе.

– Боже мой! Что произошло? Где он? – В отчаянии она схватила его за руку, чуть повыше локтя, не замечая всей иронии того, что повторяет типичный для Тэйна жест. Из-за волнения она перестала контролировать себя и, вцепившись в его руку, попыталась добиться от него ответа. – Он жив? – Разумеется, жив. Он даже не слишком сильно ушибся. – Холодноватая сдержанность его ответа не сразу успокоила Сапфиру, так как ей пришлось бороться с накатившей на нее головокружительной слабостью. – Пару дней назад я распорядился установить в саду качели, – мрачно продолжал он. – Мне казалось, это как-то развлечет их. Вместо того чтобы, как им было велено, закрепить ремни, наш сын попробовал покачаться стоя, а Спиридоула в это время занималась Викторией. Ну и, как и следовало ожидать, он свалился с качелей на землю.

– У него нет сотрясения мозга? Он ничего себе не сломал? – разволновалась Сапфира, схватившись за Тэйна, чтобы не упасть.

– Перестань, Сапфи! – Впервые она уловила нотку сочувствия в низком голосе Тэйна. Он осторожно снял с себя ее руки и сжал их в своих сильных ладонях. – Успокойся и выслушай меня. Его намного больше испугало и расстроило то, что я могу наказать его за непослушание. Естественно, я отвез его в больницу, чтобы сделать рентгеновский снимок. Ничего такого, что не могло бы восстановиться за несколько дней само по себе, с ним не произошло, если не считать…

– Если не считать чего? – в глубокой тревоге спросила она.

Тэйн пожал плечами.

– Если не считать того, что он хочет видеть свою мать. Он знает, что не может видеться с тобой каждый день, но отказывается понимать, почему ты не приходишь к нему, когда с ним приключилось несчастье. Он думает, что его наказали за какой-то проступок, и постоянно твердит, что очень жалеет об этом, и спрашивает, когда ты его простишь.

– Я еду немедленно. – По ее лицу текли слезы. Смахнув их тыльной стороной руки. Сапфира позволила Тэйну проводить ее вниз и усадить в машину. Странно, что она не заметила ее знакомых очертаний, стоя несколько минут назад во дворе дома. Хотя в тот момент она была занята тем, как повежливее отвергнуть домогания Майкла.

Она позволила Тэйну усадить себя на переднее сиденье, рядом с водительским местом, и вспомнила гневные филиппики Майкла против тирании ее мужа. В этом с ним нельзя не согласиться, с холодной отрешенностью подумала Сапфира. Ее мозг терзала тревога за сына. Только где-то в отдельных уголках ее сознания настойчиво звучали мотивы из прошлого: Тэйн, властелин, повелитель, хозяин…

Несколькими минутами позже, не успел Тэйн повернуть ключ в замке, как Спиридоула распахнула передние двери.

– Он сейчас спит. Оба они спят. – Ее широкая улыбка была адресована Сапфире. – Теперь, когда вы здесь, с ним будет все хорошо, вот увидите! – Я должна подняться и увидеть его. – Не обращая внимания на добродушное ворчание Тэйна и одобрительный кивок Спиридоулы, Сапфира устремилась наверх, перепрыгивая через две ступеньки, полная невыразимой тревоги и холодной решимости во что бы то ни стало увидеть сына, обеспокоенная, несмотря на заверения Тэйна, тем, что ее ожидает в детской.

Оба малыша мирно спали в своих кроватках, разделенных столом, на котором тускло светила ночная лампа.

– О мой Стефанос, мой дорогой малыш! – пробормотала она, опускаясь на колени рядом с мальчиком и ощупывая кончиками пальцев его прохладный лобик, как бы пытаясь своими прикосновениями к его нежной коже успокоить его и в то же время не разбудить. – Мамочка с тобой, мой родной.

Она осторожно приподняла простыню и, увидев на нем легкую хлопчатобумажную пижамку, с волнением стала разглядывать ничем не прикрытую часть тельца, пытаясь увидеть какую-нибудь ссадину, синяк или ушиб, но не нашла ничего. Она колебалась, ей хотелось, как бы это ни было эгоистично, разбудить его, почувствовать, как его ручки обвиваются вокруг ее шеи, и она все время убеждала себя, что ничего страшного с ним не произошло.

– Оставь его, Сапфи. Пусть он спит, – услышала она тихий, но решительный голос и, резко обернувшись, почувствовала устремленный на нее отстраненный взгляд Тэйна, будто она была здесь непрошеным и чужим человеком. Сердце у нее сжалось от боли. Он вовсе не желал ее присутствия в доме. Если бы Стефанос заснул чуть раньше, она так бы ничего и не узнала.

– Пожалуй, ты прав. – Было невероятно трудно подавить в себе материнский инстинкт, но в то же время бессмысленно тревожить ребенка, когда он наконец успокоился. Вздохнув, Сапфира вновь укрыла малыша простыней и, наклонившись, прикоснулась губами к его мягкой щечке. После этого она подошла к другой кроватке и поцеловала Викторию.

Она с трудом поднялась, чувствуя во всем теле слабость и усталость от пережитого шока, и, подняв глаза, увидела устремленный на нее твердый и оценивающий взгляд Тэйна.

– Ну что, оказалось, мое присутствие вовсе не так уж обязательно! – с наигранной веселостью сказала Сапфира, но, к своему ужасу, она почувствовала, как глаза ее наполнились влагой и по щекам покатились две безжалостные, непрошеные слезы. Ей стоило усилий сделать вид, что ничего не произошло. – Я позвоню тебе утром, чтобы узнать, как он себя чувствует, если ты не возражаешь. – Сапфира не стала дожидаться ответа, зная, что Тэйн не будет возражать. – А сейчас я была бы тебе более чем благодарна, если бы ты вызвал для меня такси.

– Насколько более… Сапфи? – спокойно, без всякого выражения на лице спросил ее Тэйн. – Достаточно для того, чтобы попрощаться со мной столь же страстно, как со своим провожатым сегодня вечером?

– Ты шпионил за нами! – с негодованием воскликнула Сапфира, чувствуя, как кровь прихлынула к ее лицу.

– Тише! – Тэйн вывел ее из детской и закрыл за ними дверь. – Дети достаточно наслышались наших ссор, им хватит на всю жизнь. Ради всего святого, дай им спокойно поспать. – Он мягко подтолкнул ее к лестнице. – Мы закончим наш разговор внизу, если ты этого хочешь.

– Нет-нет, я просто хочу вернуться к себе, – запротестовала она, очутившись внизу и не в силах противостоять Тэйну, твердой рукой направившему ее в гостиную.

– Если ты предпочитаешь миловаться со своим ухажером под хорошо освещенной аркой, то должна знать, что рискуешь быть замеченной, – сказал он с холодной и презрительной усмешкой на губах. – Твое счастье, что ты не пригласила его к себе на ночь.

– Об этом не могло быть и речи, – ледяным тоном отрезала она. – Но если уж ты так печешься о моей морали, то могу порадовать тебя, сообщив, что больше не буду встречаться с ним.

– Прекрасно, – спокойно ответил Тэйн. – Хотя почему ты думаешь, что я поверю этому, в то время как ты не устаешь обвинять меня, без всякой причины и несмотря на мои многократные отрицания, в неверности, убей Бог, не знаю! Надеюсь все же, что ты говоришь мне правду, Сапфи, так как я хотел бы знать еще кое-что. Какие у тебя соображения насчет Стефаноса? – Что ты имеешь в виду? – с недоумением уставилась на него она.

– Я имею в виду, когда он проснется утром и станет плакать, увидев, что тебя нет рядом, – нетерпеливо бросил он.

– Все будет хорошо. Ты же сам сказал: ничего серьезного у него нет!

– Я не говорю о его физическом состоянии. Меня тревожит то, что эмоционально он разрывается на части! Ради всего святого, как ты можешь быть настолько слепой? До последнего времени, в течение девяти месяцев, ты навещала детей каждый день. Им трудно понять твое отсутствие, как бы ты им это ни объясняла. Theos mou! – взорвался Тэйн, не слыша ее немедленного ответа. – Самое меньшее, что ты можешь сделать, – это остаться здесь на ночь и быть радом, когда малыш утром позовет тебя.

– Я не могу! – с трудом выдавила из себя Сапфира. Продолжать эти мучения было бы слишком жестоко как для нее, так и для детей.

– Но почему же, Сапфира? Почему? – с агрессивной настойчивостью требовал он. – Есть какая-то причина или тебе просто доставляет удовольствие делать все наперекор мне?

– Это нечестно! – бросилась она на свою защиту. – Я тоже могу спросить тебя, доставляет ли тебе удовольствие унижать меня?

– Унижать тебя? – он вскинул брови, разыгрывая изумление. – Когда же я унижал тебя, Сапфира?

– Все это время! – возмутилась она. – С того самого момента, как я вошла в этот дом, ты все время помыкал мной, как если бы… если бы…

– Как если бы я любил тебя и хотел, чтобы ты освоилась в этом новом и незнакомом для тебя окружении с наименьшими трудностями? – тихо продолжил он, глядя на ее непокорное лицо сквозь полуопущенные веки.

– Нет! – в отчаянии выкрикнула она, пытаясь объяснить ему свои тогдашние чувства. – Как если бы я была строптивым ребенком, нуждающимся в строгой дисциплине!

– В самом деле? – напустил он на себя озадаченный вид. – Должен признать, что не могу припомнить ничего подобного.

– Ты помнишь тот день, когда мы все утро собирали полевые цветы и, когда я нечаянно опрокинула корзину, ты настоял, чтобы я ползала по полу, подбирая каждый цветок, и клала их опять в корзину?

– Первого мая, через год после нашей женитьбы?

Сапфира кивнула, и Тэйн нахмурился, как бы силясь припомнить тот случай.

– Мы собрали большую корзину. Я помню, какой это был чудесный день, и я хотела после завтрака спуститься с тобой на берег…

– А я сказал тебе, что у меня нет времени и я должен поработать над очень важной программой. – По его веселому и ироничному взгляду Сапфира поняла, что его забывчивость – не что иное, как поза. Внезапно она почувствовала пробежавший у нее по спине холодок – запоздалое предупреждение, что она была неосторожна, вспомнив именно этот инцидент. Если он помнил все с такой же ясностью, как она…

В тот раз она была раздражена и злилась на него, потому что хотела полностью насладиться чудесным весенним днем. Безумно любя Тэйна, она не желала делить его ни и кем и ни с чем, тем более с бездушным компьютером. Теперь-то она понимала, что была тогда эгоистичным и испорченным ребенком. Почувствовав себя обделенной его вниманием, она фыркнула и с гордым видом прошествовала по комнате, задев своей широкой юбкой корзину с дикими хризантемами и рассыпав цветы по всему отполированному деревянному полу.

Сапфира уже подошла к двери, когда Тэйн окликнул ее и потребовал, чтобы она собрала цветы и поставила их в воду.

– С какой стати? – разозлилась она. – Это всего лишь сорняки. Пусть Эфеми подберет их и выбросит. В конце концов, мы за это ей платим!

Она помнила холодную отповедь Тэйна так ясно, как будто это было вчера.

– Мы платим ей за уход по дому, а не за то, чтобы она убирала за тобой после твоих детских выходок, Сапфи. А теперь возьми и подбери их.

Она смотрела на него, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, и испытывая целый вихрь самых разнообразных эмоций. С одной стороны, ей хотелось взбунтоваться и выйти, гневно хлопнув дверью. Интересно, как бы он себя повел? С другой, она понимала, что есть пределы, которые она не может переступить, не рискуя разрушить их общее счастье. И все же полная сдача на милость его не терпящей возражения воли была бы невыносимой для ее гордого нрава!

В конце концов она нашла компромиссный вариант. Одарив его улыбкой, полной невинного очарования, она опустилась на колени и с милым усердием стала подбирать цветы. Пусть он заставил ее склониться перед ним, став на колени, но в конце концов она заставит его сделать то же самое и выйдет из их поединка победительницей! Она не спеша собирала цветы, тихо напевая себе под нос и ощущая на своей склоненной голове его пристальный взгляд, замечая тоскующие по работе, а сейчас лениво лежащие на бедрах пальцы его сильных рук, чувствуя, как ее длинные светлые волосы касаются пола, а груди, упругие и полные, распирают низкое декольте ее ситцевого платья.

– Ты все сделала тогда, как я просил. Ты собрала все цветы. – Он думал о том же, о чем и она, прошлое в его воображении было таким же четким, как и у нее. И стоило ей заметить огонек, осветивший его прекрасные глаза, и улыбку, чуть тронувшую уголки рта, чтобы понять, что он мысленно видит перед собой сцену, разыгравшуюся между ними тем знойным весенним полуднем. В конце концов ей пришлось разрушить магию общих воспоминаний и вернуться к печальной действительности их теперешнего положения. – Это было так давно… – начала она, но вынуждена была тут же прервать себя, почувствовав такую сухость в горле, что ей стало трудно говорить.

– Уже четыре года, – согласился с ней он. – Ты уже носила под сердцем моих детей, но мы не знали, – мягко сказал он глуховатым от переполнявших его чувств голосом. – И ты склонилась передо мной на коленях и подняла свои прелестные глаза…

– Тэйн, прошу тебя! – Она не хотела, чтобы он продолжал, чтобы описывал, что произошло потом, так как все это было уже в прошлом, волшебный сон, рассеявшийся как дым в свете суровой реальности.

– И ты сказала мне, что тебе очень жаль, что ты не хотела мешать моей работе… – он заметил, как легкая краска на ее лице сменяется ярко-пунцовым цветом, – … а потом твоя рука скользнула по моему бедру туда, и ты положила свою прекрасную голову мне на колени…

С расширившимися от глубокого смущения глазами, чувствуя, как дрожат ее руки, она запахнула на себе края кофты. Ее тело откликнулось на его слова так же, как когда-то оно откликалось на призыв его тела: оно стало наполняться теплом, болезненным томлением и излучать потоки любви, которые, как она считала, иссякли навсегда.

– Во всем этом нет никакого смысла! – в отчаянии вырвалось у нее.

– Я думаю, ты не права, – с издевкой усмехнулся он. – Я хотел бы убедиться, что ты помнишь, чем это все закончилось.

Как будто она когда-нибудь могла это забыть.

Она тогда победила, в чем никогда не сомневалась, только потому, что Тэйн был не в силах сопротивляться ей в те головокружительные, те первые дни их счастья. Повинуясь ее молчаливому приглашению, он повалил ее на пол, и вслед за нею повалился сам, прижав ее к жесткой, оливкового цвета поверхности всем весом своего великолепного сильного тела. И вновь цветы разлетелись по полу, падая ей на лицо и на тело, обнаженное там, где Тэйн успел расстегнуть пуговицы на платье.

Она протестующе закричала, почувствовав терзавшие ее спину жесткие половицы, а он лишь рассмеялся торжествующим и радостным смехом мужчины, наслаждающегося собственной силой и уверенностью в неминуемом утолении своей страсти. Рывком подняв ее с пола, он на руках понес ее к заветной двери их спальни. Уже на пороге она не преминула подчеркнуть свою победу, сладко промурлыкав, прижавшись к любимому лицу: «Как же насчет цветов?» Ее триумф стал полным, когда он громко заявил в ответ: «Пусть Эфими сама подберет их, мы за это ей платим!»

В тот день он больше не садился за компьютер. Уже потом, позднее, она нашла у себя на груди маленькую раздавленную хризантему, пахнущую ее духами и напитанную ласками Тэйна, и осторожно вложила цветок между страниц Библии, в Книгу Деяний, ту самую книгу, которая первой поведала историю ее тезки Сапфиры.

– Я помню, – наконец сказала она, стараясь говорить бесстрастным, лишенным всякого выражения голосом, прилагая отчаянные усилия, чтобы не провести языком по сухим от волнения губам под пристальным взглядом Тэйна. – Я также помню, что случилось с цветами. Эфими поставила их в воду, и позже вечером я сплела из них венок и украсила им парадную дверь, чтобы таким образом благословить на счастье наш дом и нашу семью в новом году. – Несмотря на все самообладание, было заметно, как дрогнул у нее голос. – Он должен был засохнуть и сохраняться в таком виде еще долгое время… вместо этого через пару недель венок распался на части, и ветер унес с собой его остатки.

Это оказалось предсказанием их будущего, но тогда Сапфира в своей слепоте не придала этому значения.

– Сядь, Сапфи, – спокойно сказал Тэйн, указывая на стул. – В этой ситуации есть один выход, который мы должны рассмотреть.

Сапфира послушно села, не столько из-за боязни не подчиниться его уверенной и властной силе, сколько из-за того, что ноги отказывались ее слушаться, и стала с тревогой наблюдать, как Тэйн с озабоченным видом вышагивает по комнате, пока наконец он не остановился прямо перед ней.

– Я решил отказаться от твоей квартиры, чтобы ты смогла вернуться на виллу Андромеда и пожить здесь несколько месяцев. – Это просто смешно! – Совершенно сбитая с толку, Сапфира впилась взглядом в его лицо, стараясь уловить хоть какую-то логику в его абсурдном заявлении. – После этого все будет выглядеть нелепым фарсом…

– Разве это не то, что ты и так уже сделала? – с горечью спросил он.

От прозвучавшего в его словах обвинения ей стало не по себе, но в них, призналась она, была настоящая правда.

– Но ведь… – машинально начала она, понимая лишь то, что каждый раз, когда она будет смотреть ему в лицо, ей все трудней будет залечивать свои сердечные раны.

– Для начала выслушай меня! – оборвал ее Тэйн, сердито глядя на нее с высоты своего роста, воинственно скрестив руки на широкой груди и весь подавшись вперед, в любую минуту готовый к атаке и все же полностью владеющий собой. – Мой план состоит в следующем: мы поделим виллу так же, как это было с домом на Константиносе. В твоем распоряжении будет большая спальня, а я буду спать на кушетке в своем кабинете. Днем, когда я нахожусь на работе, ты будешь полновластной хозяйкой в доме. По вечерам ты сможешь уединяться в своей комнате. Согласись, она достаточно велика, чтобы одновременно служить неплохой гостиной.

Глава 7

– Не вижу смысла. – Удивленная его предложением. Сапфира не могла скрыть своей враждебности. – Идея официального развода возникла из-за того…

– Из-за того, что ты не захотела делить со мной ни свою жизнь, ни свою постель! – резко перебил ее Тэйн. – Что ж, после официального развода второе отпадет само собой, и я предлагаю тебе лишь первое, пока Виктория и Стефанос не станут достаточно взрослыми, чтобы понять, что в происшедшем между нами они не виноваты и что они не отвечают за то, что мы разлюбили друг друга, хотя, несмотря на это, мы оба их очень любим. – Он всматривался в ее несчастное лицо, и вокруг его жесткого рта появились напряженные морщины. – Похоже, попытки, предпринятые тобой на Константиносе, приучить их к мысли о том, что отныне мы будем жить отдельно, не принесли результатов, на которые ты, должно быть, надеялась. Сейчас они ничего не могут понять и глубоко несчастны, и, кажется, мне не очень-то удается объяснить им ситуацию.

Несмотря на щемящую боль в сердце, Сапфира с трудом подавила улыбку, услышав, как он признается в своем бессилии. Он всегда настолько просто решал все проблемы, что она не могла не почувствовать его отчаяния от невозможности найти общий язык с собственными детьми.

– Я не знаю… – Она переплела руки, стараясь унять дрожь в пальцах.

То, что сказал Тэйн, звучало вполне разумно. Может быть, такое решение не вписывается в общепринятые нормы, но ведь это лишь на время, и, кроме того, случается довольно часто, что супруги, давно ставшие чужими, продолжают жить в одном доме и почти не общаются.

– Ну так что? – негромко спросил он; и глаза его сузились, наблюдая за тем, как меняется выражение ее лица. – Что для тебя важнее – счастье твоих детей или осуществление собственных желаний?

Как он может быть таким жестоким после жертвы, которую она уже принесла? Разве только он все еще считает, что она собиралась убежать с Майклом. Сегодня вечером он видел их вместе, был свидетелем их страстного поцелуя, который вырвал у нее Майкл, и вряд ли это может способствовать тому, чтобы он поверил ей, как бы категорически она ни отрицала свой интерес к брату Лорны.

– Это одно и то же, – сказала она гордо и с вызовом вздернула подбородок в ответ на презрение, сквозившее в его тоне. – И как же долго будет продолжаться такое положение вещей?

– Откуда, черт побери, я могу знать? – Его собственные бушевавшие внутри чувства отражались, как в зеркале, на его надменном лице, а голос звучал напряженно и резко. – Столько, сколько это будет необходимо, столько, сколько мы оба сможем это выдержать!

– Мне нужно время подумать…

Откуда-то из глубины сознания всплыли образы невинных детских мордашек. Она убедила себя, что сможет пережить разлуку, позволив себе их оставить. Возможно, если бы у нее не было альтернативы, она бы нашла в себе силы это сделать, но, когда ей предложен выбор, каким бы болезненным он для нее ни был, она почувствовала, что на мгновение ее решимость поколебалась.

Тэйн пожал плечами, впившись беспощадным пронизывающим взглядом в ее фигуру.

– Столько, сколько тебе угодно. Начиная с сегодняшнего вечера, и дальше день за днем, если так тебе легче?

– А где я буду жить в случае согласия? В своей комнате?

– Твоя комната не очень удобна. До сегодняшнею вечера, когда я ждал тебя здесь, я как-то не замечал, насколько она мала. Я постараюсь договориться о продаже дома и подыскать что-то подходящее для нас обоих. Хочешь что-нибудь выпить? – резко спросил он и повернулся к ней спиной. – Я, пожалуй, налью себе.

– Спасибо, не откажусь. – Она приняла его предложение. Ей будет трудно, но, если постараться, она сможет его не видеть, сможет ускользнуть от мощной ауры его воздействия, избежать власти над ней его прекрасного тела, сможет закрыть глаза и не думать о женщинах, которые будут приходить и уходить, занимая ее место, а может быть, уже заняв ее место, грустно поправила она себя. То, что она получит в награду, заставит преодолеть невыносимую боль от сознания, что ее отвергли. Но так не будет длиться вечно.

Она попыталась представить себе время, когда близнецы вырастут и ее роль в их жизни, без всякого ущерба для них, станет меньше, но не смогла. Испытывая всю тяжесть вины за то, что разрушила их жизнь, на этот раз она была готова гарантировать им стабильность, в которой они так нуждались, на столько, на сколько понадобится и будет практически возможно.

В то же мгновение она почувствовала на своей руке прикосновение руки Тэйна, протягивавшего ей стакан с изрядным количеством коньяка.

– Ну что, договорились, ты будешь здесь утром, когда Стефанос проснется и станет звать тебя?

Он задавал ей сразу два вопроса в одном, она была достаточно умна, чтобы понять, насколько многозначительна вторая половина вопроса, но в любом случае ответ требовался только один.

– Да, – тихо сказала она. – Договорились, при условии, что ты будешь соблюдать требования закона о раздельном проживании.

Он помолчал, но она не могла не заметить огонек удовлетворения во взгляде его блестящих глаз и то, как победно он расправил плечи, наклоняясь к ней и поднося свой бокал к ее бокалу.

Спустя десять минут, все еще ощущая на губах обжигающий вкус коньяка, она медленно разделась, надев ночную сорочку, которая по-прежнему лежала в шкафу, где она оставила ее, когда впервые покидала эту комнату. Влекомая какими-то неподвластными ей силами, она, двигаясь, словно в трансе, подошла к огромному зеркалу в дверце платяного шкафа и скрупулезно стала рассматривать свое отражение.

Пребывание в Константиносе пошло ей на пользу. Она дотронулась до обнаженного плеча, повела пальцами по ключице, с удивлением и удовольствием обнаружив, что ее острые очертания сгладились. Ее грудь тоже восстановила свою форму и полноту, глаза обрели прежний блеск, а глубокие вертикальные складки, идущие от носа к подбородку, почти полностью разгладились!

Правда, волосы ее были еще в ужасном состоянии – солома вместо прежних шелковистых прядей, но, без сомнения, ее физический облик начал изменяться к лучшему. Она содрогнулась при воспоминании о том, сколько неприязни было во взгляде Тэйна при виде ее обнаженного тела, когда последний раз они спали вместе. Она резко вскрикнула, услышав громкий стук в дверь.

Торопливо набросив на плечи пеньюар, она слегка приоткрыла дверь, уверенная, что это Тэйн, и чувствуя легкое раздражение оттого, что он нарушил ее уединение.

Как нехорошо с его стороны убедить ее остаться и теперь, празднуя свою победу, тревожить ее в то время, как она мечтала об одном – лечь и хоть немного поспать.

– Ты так и не забрала свои поздравительные открытки, Сапфи. – Он протянул ей несколько конвертов. – Сейчас это, правда, с некоторым опознанием, но, с другой стороны, добрые пожелания не имеют срока давности, не так ли?

Она сухо поблагодарила его, радуясь тому, что он не искал предлога остаться, снова села на широкую кровать, чувствуя страшную усталость, но достаточно заинтригованная, чтобы просмотреть почту. Одно поздравление было от родителей, другое от Дэвида и Марши, еще одно от Лизы, ее лучшей подруги по колледжу. Оставалось еще три. Она узнала почерк своей крестной и тетки по отцу, они обе прислали смешные открытки с короткими, дружески непринужденными посланиями. Никто из них не был в курсе, как обстоят ее семейные дела, правда, родители знали, что она болела какое-то время и находилась на лечении в клинике.

Знали лишь то, что это было два года назад и что сейчас она полностью поправилась и вернулась в счастливое лоно семьи. Сапфи старалась всеми силами поддерживать эту иллюзию, хотя теперь, естественно, она должна будет сказать им всю правду. Одна Эбби не будет ни шокирована, ни удивлена. И вот наконец последняя открытка.

Сапфи безошибочно определила почерк сестры. Аккуратный и разборчивый, как и подобает учительнице. Такую же открытку она получила и в свой предыдущий день рождения, а прошлым августом получила от нее письмо. Были и еще две открытки, поздравление с Рождеством, которые аккуратно приходили в период между сегодняшним днем и той минутой, когда Эбби обманула ее доверие и привязанность, толкнув Тэйна на предательство.

Она не хотела думать об этом, но, глядя на красивый почерк своей сестры, ей было непросто избавиться от одолевавших ее воспоминаний. Ее отношения с Тэйном уже давно оставляли желать лучшего, с горечью признала она, пожалуй, с тех самых пор, как она вернулась с близнецами из больницы. Оглядываясь назад, она все отчетливее понимала, что часть вины за это она должна была взять на себя. Сама того не подозревая, она превратила жизнь вокруг себя в кромешный ад! А неожиданный приезд Эбби привел ее в полное замешательство, она изо всех сил пыталась изобразить из себя хозяйку, которую, она знала, хотел видеть в ней Тэйн. Но ее жалкие попытки не увенчались успехом.

Она была на грани истерики уже накануне того ужасного дня, когда, войдя в великолепную гостиную, увидела Эбби и Тэйна в объятиях друг друга. Ее руки сжимали его плечи, словно она встретила давно потерянного любовника. Он тоже не без благосклонности принимал страсть ее сестры она видела это собственными глазами!

Она кинулась к испуганной парочке; к своему стыду, она вопила, словно заключенный под пытками, нанося своей сестре яростные удары и выкрикивая обвинения в выражениях, которые до тех пор никогда не решилась бы произнести вслух.

Сквозь собственные выкрики она слышала хриплый и отчаянный голос Тэйна, повторявший снова и снова: «Эбби не виновата! Я сам попросил ее прийти!»

Они вызвали врача, и ее забрали в больницу. Сначала она думала, что попала в сумасшедший дом, где ей придется пробыть в заточении до конца своих дней, и, неподвижно уставившись в потолок, отказывалась от воды и пищи, покорно ожидая смерти. Но постепенно лечение принесло результаты, и она поняла, что больна и что теперь, когда установлен диагноз гормонального срыва, ее смогут вылечить.

Она по-прежнему отказывалась видеть Тэйна и Эбби, припоминая, что они, едва успев познакомиться, сразу же нашли общий язык, как и потом, спустя какое-то время, когда она и Тэйн встречали свое первое Рождество после того, как в Англии поспешно сыграли свадьбу. Хорошенькая, привлекательная Эбби, похожая на Тэйна и по своему характеру, и по своему обаянию, пользовалась успехом у мужчин и женщин. Эбби, которую она любила и которой доверяла…

Только ежедневные свидания с близнецами, которых Тэйн продолжал приводить с собой в клинику, а также присутствие всегда бодрой и оживленной Лорны утешали ее в эти тяжелые часы раздумий, а к тому времени, как ее выписали, Эбби уже вернулась в Англию.

Тэйн всегда утверждал, что любит Эбби только как сестру жены, и, когда она не верила его словам, предлагал ей прочитать письмо, которое оставила ей Эбби. Оно подтвердило бы его слова, но она отказывалась ему верить. Уязвленная в своей гордости, она зашвырнула его нераспечатанным в дальний угол ящика своего туалетного столика. Именно тогда она и потребовала развода. Но Тэйн отказался даже обсуждать этот вопрос.

Так прошли месяцы в атмосфере горечи и недоверия, при отсутствии всякой физической близости до того знаменательного дня, когда она, зайдя слишком далеко в своих обидных упреках, ударила его по щеке. До этого момента он держался с ней сдержанно, холодно, вежливо и отчужденно. Но ее поступок оборвал сдерживающую нить.

– Довольно, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Раз ты так, моя любовь…

Испугавшись темной силы, которую в нем пробудила, уверенная в том, что он убьет ее, она сопротивлялась, как только могла, когда он наполовину втащил, наполовину внес ее в спальню, швырнул на кровать и стал стаскивать с нее одежду.

– Тэйн! Нет, ради всего святого, только не так! – Ее крики звучали приглушенно под тяжестью его тела, когда она извивалась, задыхаясь в яростном сопротивлении. Уже много месяцев она не спала с ним, и перспектива насильственного совокупления в качестве наказания наполняла все ее существо страхом.

– Что еще мне остается делать, – глаза его сверкнули из-под темных ресниц, – раз ты называешь меня лжецом и распутником и отказываешься прислушаться к голосу рассудка? – Он говорил хрипло и прерывисто. – Если мне суждено ждать, когда ты придешь ко мне, я буду ждать всю жизнь.

Ее движения только усилили его возбуждение.

– Вот так, мой ангел, – прошептал он, нежно проводя ищущими руками по ее телу. – Сопротивляйся мне, если хочешь, но наступит час и ты сдашься мне, позволь мне сделать тебя своей пленницей…

Несмотря на страх, ее тело откликнулось на колдовские чары его прикосновений, сделалось податливым и раскрылось, чтобы принять его, и она с восторгом приняла его в роли своего завоевателя, и скрытое желание мерцало в глубине ее глаз, в изгибе губ, напряженно набухших сосках и в чувственных движениях бедер.

– О Боже! – Прошло несколько месяцев, а она все еще вспоминала блаженство той ночи, свою уверенность в том, что этот почти насильственный акт чувственной страсти без следа сотрет каждый атом прошлого, чтобы после этого, насытив и удовлетворив свой голод, они смогли снова вместе взглянуть в лицо будущему; что ни одна женщина не сумеет еще раз отобрать у нее Тэйна после слияния их тел в торжествующем порыве любви…

– Сапфи… – Ее имя сладко ласкало его губы, пока он любовался ею, медленно охватывая ее всю восхищенным взглядом, пожирая ее глазами в приступе чувственного голода, обещавшего экстаз и блаженство после своего утоления. И вдруг… Он замер, его взгляд впился в отметину, сделанную ножом хирурга: шрам, словно след от кривой турецкой сабли, багровел на нежной округлости живота.

Доживи она до ста лет, ей никогда не забыть ни его взгляда, полного неприкрытого отвращения, сменившего собой мечтательность и желание, ни того, как его тело полностью отвергло ее. Тонко чувствуя каждую его реакцию, она заскулила от обиды и боли, отползла в сторону, ощущая, как ноет все ее тело, как разрывается от горя сердце, и не хватит никаких слез, чтобы успокоить его.

Несмотря на то что было уже поздно, с трудом натянув майку и джинсы, она убежала искать приюта к Лорне. На следующее утро Тэйн оставил ей записку. Он по-прежнему не одобрял развода, но был согласен на раздельное проживание.

Вся процедура, занявшая девять месяцев, была пронизана иронией. И все это могло показаться смешным, если бы исход дела оказался менее трагичным. И вот она снова на их супружеском ложе – одна, уставшая до изнеможения, не может заснуть. Она задумчиво держит в руках конверт с поздравительной открыткой от Эбби. Странно, что ее сестра продолжала упорствовать. Она обнаружила, что держит открытку, не заметив, как вскрыла конверт. Прекрасный букет цветов, стандартное поздравление-с днем рождения и пожелания успехов, ниже просто подпись: «Любящая тебя сестра Абигайль».

Неужели все эти месяцы она заблуждалась в том, что произошло? Подобная мысль не впервые приходила ей в голову, но каждый раз она взбрасывала ее из опасения обмануться, поверив в то, во что она так отчаянно желала поверить.

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Чувствуя, как бешено колотится сердце при одной лишь мысли о том, что ей предстоит, она вытащила из ящика письмо, снова залезла под одеяло, подложила под спину подушки и заставила себя успокоиться. После всего пережитого она должна была перестать чувствовать боль. Но сердце беспокойно билось в груди, когда она вскрыла конверт. Своим аккуратным почерком Эбби писала:

Я попросила Тэйна передать тебе это письмо, когда ты будешь чувствовать себя лучше. Дорогая Сапфи, слава Богу, что он уговорил меня тогда приехать в Грецию. Он позвонил мне, ты знаешь, и сказал, что страшно переживает и беспокоится за тебя, он думает, что у тебя, наверное, что-то вроде нервного срыва, но местный доктор не проявляет озабоченности твоим состоянием. Он умолял меня приехать, чтобы повидаться и поговорить с тобой, зная, как мы были близки, в надежде, что ты, может быть, захочешь излить мне душу.

О Сапфи! Я была так потрясена, когда увидела тебя. Даже то, что тебе пришлось пережить, не могло вызвать такое состояние депрессии, в каком ты была, поэтому я позвонила Марше и рассказала ей обо всех симптомах твоего состояния, и она согласилась с моим подозрением, что ты страдаешь редкой формой послеродовой депрессии, которая оказалась запущенной и нуждалась в специальном и немедленном лечении.

Тэйн был в совершенном отчаянии, когда я сказала ему об этом. Он обвинял себя в том, что медлил и не обратился к врачам раньше, но как он мог? Ведь все, что произошло, было для него впервые. Он заплакал, Сапфи. Он не поблагодарил бы меня, что я рассказываю тебе это, но вот как все было. Он сидел в кресле и проклинал себя за то, что сделал с тобой, а потом заплакал – тяжело, навзрыд. Это были рыдания человека, ни разу в жизни не изведавшего облегчения, которое приносят слезы. И я заплакала вместе с ним, заплакала от боли, твоей и его! И тогда я протянула к нему руки и стала гладить и успокаивать его, словно он был одним из моих учеников, а он прижался ко мне, как маленький мальчик, чей мир вдруг рассыпался на части… и тут вошла ты…

К тому времени, когда ты будешь читать это письмо, ты уже поправишься. Твой лечащий врач использует самые современные методы и уверен, что все будет хорошо. Дорогая Сапфи, я понимаю, почему ты не хочешь сейчас меня видеть, но я ничего не могу здесь поделать и возвращаюсь в Англию, я уверена, ты скоро поймешь, что единственная любовь, которая связывает меня и твоего мужа, – это любовь к тебе!

Тэйн плакал из-за нее? Удивленная, Сапфи провела ладонью по разгоряченному лбу. Она была уверена, что он возненавидел ее – возненавидел то, что с ней стало. Ведь его пронизывающие, оценивающие взгляды были не чем иным, как взглядами пристрастного критика. Нахмуренные брови, односложные резкие ответы, провоцирующие вопросы – все это было формой допроса, с целью проверить ее способность быть женой и матерью, не так ли? Она так подло подвела его. Соблазнила, заманила его в ловушку, а потом оказалась не способной ни нормально родить, ни нормально вскармливать его детей. Он имел полное право ее ненавидеть. Она смирилась с тем, что больна, – ведь очень многие женщины страдали послеродовой депрессией и, полечившись, выздоравливали, не так ли? Неужели ее срыв не доказал, что она еще слишком незрелая, слишком неподходящая для того, чтобы оставаться женой такого человека, как Тэйн? Она вернулась из клиники, излечившись от своей депрессии, но уверенная в том, 410 он больше ее не любит. Она отвергала его заверения в верности и отказывалась делить с ним постель, так как знала и стыдилась своего безобразия.

О Боже милосердный! Кого она хотела наказать? Тэйна или себя самое за то, что не сумела стать ему достойной женой?

Если бы только можно было снова вернуть те дни, она бы никогда не повторила своих ошибок. Инстинктивно она понимала, что ее сестра написала чистую правду. Она закрыла глаза, письмо выпало у нее из рук, и она выключила свет. Умная, добрая Эбби написала ей, что Тэйн любит ее. Но прошло почти два года. С тех пор было сказано множество взаимных оскорблений, и оба они стали участниками законной схватки, которую оба и проиграли: ветхая ткань их брачного союза предстала на всеобщее обозрение, истершиеся нити их когда-то огромной любви открыты для пересудов. Сейчас между ними нелегкое перемирие. А любовь? Она утрачена навсегда. Она покинула ее, взрослеющую слишком медленно, а единственную козырную карту в игре любви – совершенство тела – отняли у нее навсегда с появлением на свет детей Тэйна. Если бы он любил ее, он бы не обратил внимания на ее обезображенное тело, но его взгляд, полный похоти, оказался слишком придирчивым.

Подавив горестные рыдания, она уткнулась лицом в мягкую подушку, вдыхая сладкий аромат чистого белья, осознавая с чувством полной безнадежности, что Тэйн, уверенный в ее согласии остаться, распорядился приготовить для нее спальню, да и ночная сорочка, в которой она спала, как она определила на ощупь и по запаху, была выстирана и отутюжена.

Пытаясь найти удобное положение, она подтянула колени к груди, совсем как эмбрион в утробе матери. В первые беззаботные месяцы их супружеской жизни они часто спали с Тайном, тесно прижавшись друг к другу: его рука покоилась у нее на груди, а его сильное тело, теплоту которого она постоянно ощущала, ограждало ее, ревностно оберегая от всех… Если бы только она поверила его заверениям, когда вернулась из клиники, если бы она была достаточно взрослой, уверений в себе и любила его настолько, чтобы доверять ему, она бы могла спасти их брак! Вместо этого она сделала все, чтобы он распался.

Эти мысли ни к чему не приведут! Она села на кровати и при свете, пробивающемся из наполовину закрытого окна, потянулась к сумочке. Пальцы нашли то, что искали. Облегченно вздохнув, она достала из коробочки фарфоровое яйцо, которое так и лежало там с тех пор, как она получила его в подарок. Размером оно было с ее ладонь. Откинувшись на подушках, она нащупала большим пальцем очертания маленького Купидона, следуя вдоль изгиба его крыла, изогнутой дуги натянутого лука, неумолимо прямой, направленной в самое сердце стрелы, и с терпеливой решимостью стала ждать, когда же сон даст ей, хотя бы на время, освобождение от боли и мучений. Через несколько часов, разбуженная громким стуком в дверь, Сапфи с трудом заставила себя сесть, откинула со лба волосы, определив по снопам льющегося в комнату солнечного света, что День уже давно наступил. В комнату вошел Тэйн, на бедре которого верхом сидел его сын.

– Обвиняемый хочет, чтобы вы тоже его простили! – объявил он, и темные его глаза заискрились смехом, компенсируя некоторую грубоватость голоса. – Мы идем завтракать. Я попросил Эфими принести тебе завтрак сюда. – Спасибо, – сухо сказала она, обнимая сына, которого Тэйн бесцеремонно усадил на кровать, и жадно ища глазами на детском личике следы обиды, и не находя ничего, что могло бы ее встревожить. – На будущее нам нужно установить определенный порядок, если мы будем жить так, как договорились прошлой ночью.

– Это будет нетрудно. Я редко бываю дома, поэтому мы без труда сможем не встречаться друг с другом.

– Конечно, – ответила она неестественным голосом, стараясь отвести взгляд от высокого человека, взирающего на нее с полным безразличием, и обнаружив, что это невозможно. Рубашка, застегнутая лишь наполовину, закатанные до локтя рукава, открывающие загорелые мускулистые руки. Должно быть, он начал одеваться, когда проснулся Стефанос. Он успел побриться, но темные волосы взлохмачены, будто он пытался пригладить их рукой. Боль внутри была настолько сильной, что Сапфира прижала руку к груди. Какая горькая ирония, что чувства, которые так долго дремали в ней, выбрали именно этот момент для пробуждения. Она считала, что они давно умерли и не способны возродиться, но, кажется, они вознамерились доказать ей обратное.

– Что это, мамочка?

Малыш высвободился из ее объятий. Успокоенный близостью матери, Стефанос быстро вернулся к своему обычному игривому настроению и забрался под легкую простыню, которой она была укрыта. Вылезая оттуда, он открыл кулачок и протянул ей на ладони фарфоровое яйцо.

Смутившись, Сапфира отобрала его у сына:

– Это подарок, мой милый. Оно, должно быть, выпало из моей сумочки.

– А ты можешь его съесть? – не унимался любопытный малыш.

– Нет! – Сапфира засмеялась, забрала у него яйцо и положила на тумбочку. – Оно красивое, на него нужно просто смотреть и любоваться. Его подарил мне твой папа, – добавила она с каким-то отчаянием, ощущая тягостное молчание Тэйна.

Лицо Стефаноса мгновенно озарилось улыбкой.

– Значит, он тоже тебя простил! – воскликнул он. – Он бы не подарил тебе подарок, если бы еще сердился на тебя за то, что ты ушла и бросила нас!

– Это не совсем так, мой хороший… – Глядя на его возбужденное личико, она пыталась представить, как это воспринимается, когда тебе три с половиной года. Что из того, что произошло между ней и Тайном, он сможет понять? Что ей следует попытаться ему объяснить? – Папа и я думаем, что было бы очень здорово, если через какое-то время у нас оказалось бы два дома вместо всего лишь одного, – сказала она с каким-то отчаянием в голосе. – Я ушла, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

– И ничего не вышло! – радостно воскликнул он. – Теперь, когда ты вернулась, ты можешь пойти и покачать Вики и меня на качелях!

– Если только ты будешь сидеть на качелях как следует, как тебя учили. – Она строго посмотрела на него, довольная, что он перестал говорить о ее бегстве, но почувствовав приступ отчаяния при мысли о том; как будет трудно подготовить детей к ее уходу из дома. Может быть, пройдет несколько лет, прежде чем ей удастся выбрать подходящий момент…

– Почему бы тебе не пойти поискать свою сестру? – послышался спокойный голос Тэйна. – Вы еще успеете накачаться, впереди целый день.

– Ты ведь не собираешься снова от нас уйти? – На Сапфиру тревожно смотрели глаза, такие невинные и красивые, так похожие на глаза Тэйна, что у нее перехватило дыхание. Малыш послушно слез с кровати и остановился у двери. – Только ненадолго.

Прежде чем Сапфира успела ответить, Тэйн опередил ее:

– И не тогда, когда ты и Вики так хотите, чтобы мама была с вами.

Сознание собственной вины обожгло ее.

– Ты считаешь правильным говорить ему такие вещи? – осторожно спросила она, когда маленькая фигурка скрылась за дверью и они услышали, как Стефанос зовет сестру.

– Я бы никогда не сказал этого, если бы считал иначе! – Тэйн поднялся. Плечи его были опущены, руки в карманах брюк. Он, не мигая, смотрел на нее, и лицо его было мрачным. – Нам нужно делать это постепенно. Прошлая ночь была тяжелым испытанием для каждого из нас. Стефанос, кажется, только сейчас пришел в нормальное состояние, я убедил его, когда он проснулся, что ты услышала о несчастье, которое с ним произошло, и вернулась! Послушай, Сапфи, – сказал он тихо, но в примирительной интонации его голоса она уловила раздражение. – Это нелегко для нас обоих. Здесь нет готовой формулы, которой мы могли бы следовать. А пока, раз уж ты согласилась жить со мной в этом доме, соблюдая строго платонические отношения, мы должны выработать какие-то самые основные правила.

Глава 8

Достойно выдержав его взгляд. Сапфира коротко кивнула.

– Можешь продолжать. Уверена, что ты уже что-нибудь придумал.

Он заговорил спокойно и вкрадчиво.

– Само собой. Правило первое – никогда не ссориться в присутствии близнецов. Они должны считать, что их будущая жизнь – это результат совместно принятого нами решения.

– Вполне справедливо, – заметила она.

– Правило второе – один день в неделю мы должны проводить вместе, как нормальная семья в социальном смысле слова.

– Ты имеешь в ввиду есть за одним столом?

– Я имею в виду все, за исключением общей постели, – сухо заключил он.

– Я… я не уверена, что смогу пойти на это. – Проскальзывающая в словах Сапфиры нерешительность отражала ее отчаяние из-за того, что ее принуждали к невыносимой для нее жизни в постоянном и тесном контакте с Тэйном. – Ты все время меняешь свои условия!

– Только ради благополучия наших детей! – Он смотрел на нее с каменным выражением на лице. – Ведь это ты хотела разрушить нашу семью – ну что ж, тебе это удалось. Если окажется, что тебе больно ступать по ее обломкам, с этим придется как-то примириться.

Сапфира отвернулась.

– Семьи все равно уже не было. Я лишь хотела прояснить наши отношения.

Взбешенный, он с шумом выдохнул воздух, что заставило ее снова взглянуть на его смуглое лицо.

– Ты хотела украсть у меня моих детей!

– Нет! – Ярость в голосе Тэйна заставила ее вздрогнуть. – Это было совсем не так! – Ее плечи поднялись и затем тяжело опустились, выражая полное бессилие.

– Разве ты не считала, что я не люблю их? – мягким, вкрадчивым голосом спросил он Сапфиру, гладя ей прямо в глаза и едва сдерживая свой гнев. Какое-то довольно непродолжительное время она действительно так думала. Казалось, он был совершенно равнодушен к нуждам детей, всегда готовый оставить их на попечение Спиридоулы, и безмятежно спал, когда в ранние предрассветные часы Сапфира сидела у кроваток близнецов, прислушиваясь к их нежному дыханию, опасаясь, как бы не нарушился его спокойный ритм. Теперь, правда слишком поздно, она готова была признать, что ее тревога была результатом ее болезни и что она переусердствовала в своем рвении.

– Я считала, что тебя занимают другие интересы.

Самообладание вновь вернулось к ней, хотя нервы были напряжены до предела. Меньше всего Сапфира хотела начинать день ссорой.

– Разумеется, – деланно рассмеялся Тэйн, – мои любовные похождения! Ты мне просто льстишь, полагая, что эти интересы могли увлечь меня настолько, чтобы я полностью забыл о детях.

Было что-то тревожаще привлекательное в безжалостном выражении его лица, а цинизм, с которым он признал правоту ее повторных обвинений в неверности, заставил Сапфиру невольно покраснеть.

– Может быть, когда-то я действительно так считала, но не теперь, заявила ему она с потемневшими от боли глазами, еще больше краснея под его насмешливым взглядом. – Если… если тебе доставит удовольствие мое признание, то знай, я поняла, что между тобой и Эбби ничего такого не было.

– Вот как? В самом деле? – Взгляд его темно-зеленых глаз задержался на ее нежных губах и затем, скользнув по открытым плечам, остановился на глубоком вырезе ее ночной рубашки. – О да, Сапфира той, я испытываю истинное удовлетворение, услышав признание твоей ошибки. Жаль только, что тебе потребовалось столько времени, чтобы убедиться в правдивости моих слов и уверений Эбби.

– Я, я ведь не читала ее письмо ко мне, – виновато сказала Сапфира. Во всяком случае, до вчерашнего дня. Это все изменило. Оно помогло мне увидеть все в истинном свете.

Тэйн произнес по-гречески какую-то фразу, она не поняла ее смысла, но выражение его лица подсказывало ей, что он сильно рассержен.

– Я женился на ребенке, я сделал ребенка своей женой, – добавил он мрачно, не оставляя сомнений, что очень не в духе.

Она не могла этого отрицать, с грустью подумав о том, что значительно повзрослела за последние несколько месяцев, особенно с тех пор, как столкнулась с ужасной перспективой потерять своих детей.

– Поздно говорить о том, что ты изменила свое мнение, – не без яда заметил он, прервав ее мысли. – Я больше не позволю тебе легкомысленно играть жизнью детей. Вчера вечером ты приняла решение, которое, надеюсь, не нарушишь.

Она посмотрела на его решительный, выдающийся вперед подбородок и жестко поджатые губы и в ответ на его ледяной взгляд гордо вскинула голову.

– Я просто хочу понять, чего ты надеешься достичь этим «семейным днем».

– Возможно, временного перемирия, – ответил он, и она услышала раздражение в его голосе. – Боже правый. Сапфира, ведь мы могли как-то обходиться без ссор на Константиносе, не так ли? Все, чего я прошу, – это раз в неделю, очевидно лучше всего в воскресенье, дать возможность детям убедиться в том, что мы общаемся как нормальные люди. Надеюсь, к тому времени, когда мы станем наконец жить раздельно, они почувствуют, что смогут одинаково довериться одному из нас, не предавая при этом другого. В остальные дни у нас не будет нужды надоедать друг другу. Я уверен, укладывая детей спать, мы сумеем обойтись без потасовок у дверей их спальни. – Он устремил на нее вопрошающий взгляд, ожидая реакции. Разозлившись на скрытый сарказм его слов, Сапфира невольно сжала кулаки. За все недолгое время их бурных отношений именно она позволила себе однажды ударить его, чем отнюдь не гордилась. И все же, разве Тэйн не нес какую-то часть ответственности за все это? Своими насмешками он постоянно подстрекал ее, а его врожденная самоуверенность и высокомерие вызывали в ней ярость.

– Я тоже так думаю, – согласилась она, довольная спокойным тоном своего ответа. – Меня, правда, удивляет, что ты готов так много времени проводить в моем обществе.

– О, я думаю, что смогу заставить себя делить с тобой раз в неделю одну комнату, не выказывая явного неудовольствия, любовь моя. – Острый взгляд его зеленых, все замечающих глаз буквально обжигал ее гордо поднятое лицо, и Сапфира вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать. В этом неподвижном пронзительном взгляде была какая-то гипнотическая сила, которая буквально сковала все ее тело. Тэйн был так близко, что она могла коснуться его рукой, и внезапно близость его сильного и поджарого тела, столь хорошо знакомого ей, заставила сердце бешено колотиться, все чувства обострились, словно заполнив электрическими разрядами каждую клеточку тела, а грудь пронизала томяще сладостная боль, безошибочный знак возникшего желания.

Сапфира готова была расплакаться от досады на жестокую несправедливость природы. Многие месяцы она жила в леденящем состоянии эмоциональной глухоты, а теперь, когда она меньше всего этого хотела, вдруг наступила внезапная оттепель чувств, высвободившая ту внутреннюю боль, которую она надеялась похоронить в прошлом. Даже ирония, с которой Тэйн обратился к ней, назвав agape mou (Любовь моя (новогреч.) усиливала ее страдания.

Она закрыла глаза, чтобы снять возникшее между ними напряжение, и крепко, до боли сомкнула, веки. Уж с этой-то болью она справится.

– Однако мне кажется, что тебе придется приложить больше усилий, чтобы вытерпеть мое присутствие, ну – Он тихо засмеялся. – Попытайся, Сапфира, ради Стефаноса и Виктории. Ты ведь всегда была превосходной актрисой. Уверен, ты справишься. В конце концов, это лишь временное неудобство, ты сможешь утешать себя тем, что окончательного освобождения ждать недолго, не так ли?

Она не ответила на его риторический вопрос и, отвернувшись, молила Бога, чтобы теперь, когда Тэйн объявил о своем решении, он поскорее ушел. Лишь после того, как она услышала, что открылась и туг же мягко закрылась дверь, она смогла расслабиться, убеждая себя, что, к счастью, Тэйн не посмел к ней притронуться, и забывая об охватившем ее разочаровании, вызванном его тихим уходом.

Окончательное освобождение, как же! Наклонившись вперед, она обняла себя за колени, так что ее длинные непокорные волосы рассыпались на них подобно водопадным струям. Окончательным будет только их развод, но не юридически оформленное раздельное жительство бывших супругов, ловушка, в которую она позволила себя заманить!

Спустя три недели Сапфира вынуждена была признать, что впервые более чем за три года на вилле Андромеда воцарились покой несогласие.

Обычно Тэйн уезжал из дома рано, сразу после завтрака с детьми. В последнее время она не могла устоять перед искушением проследить из окна своей спальни, как он спускается по дорожке сада к автомобилю, чувствуя в сердце боль воспоминаний при виде его атлетической фигуры, его гордой и уверенной осанки. Он заслуживал большего, чем то, что она ему дала, с грустью признала Сапфира.

Если бы Тэйн не обладал чувством ответственности, он просто ушел бы из ее жизни, вместо того чтобы жениться на ней. Дело даже не в том, что она забеременела от него, хотя это было намного лучше, чем судебный процесс, с сожалением вспоминала она. Но Тэйн не потрудился подождать, пока все выяснится, объявив о своих намерениях, словно они были частью заранее задуманного плана, вместо того чтобы тут же загладить свою вину за то, что взял – нет, неверно – принял ее невинность как новогодний подарок, а она в своей юной наивности верила, что он ее любит!

С тех пор как Сапфира стала жить в Греции, она поняла природу самоуважения, руководящего поведением мужчин в этой стране, суть которого можно выразить двумя словами: неприкосновенность и свобода. Греческое понятие philotimo, означающее скорее честь, чем гордость, – основа личного бытия мужчины, его статуса внутри семьи, деревни и района. Слишком поздно она поняла, что упорство Тэйна, настаивающего на браке, диктовалось его philotimo. Разумеется, она могла ему отказать, но вместо этого она дала согласие и тем самым разрушила и его, и свою судьбу.

Отвлекшись от мыслей о своем недавнем бдении у окна, Сапфира стала одеваться. Она выбрала бирюзового цвета полотняные брюки и рубашку без рукавов, завязав ее снизу узлом на животе.

Верный обещанию, Тэйн превратил для нее большую спальную комнату в удобную гостиную, поставив туда еще одно кресло и стол, книжный шкаф и телевизор. Она стала ее убежищем по вечерам, когда Тэйн, обычно к шести часам, возвращался домой. Если же иногда он задерживался, то всегда неукоснительно сообщал об этом Эфими, и Сапфира могла изменить свой дневной распорядок.

Сегодня был один из таких дней, вспомнила Сапфира, занимаясь макияжем у зеркала. У нее была уйма времени, чтобы с утра прогуляться с детьми до ближайших деревенских магазинов, а перед завтраком дать им возможность поиграть в саду. После этого она нанесет короткий визит Лорне, пока дети будут наслаждаться послеполуденным сном.

Затем, когда дети будут пить чай под присмотром Спиридоулы, она сможет заняться анализом своих многочисленных рисунков на ткани. Предложение Тэйна использовать в свободное время графические программы, заложенные в сверхсовременном компьютере, находящемся в его кабинете, для дела, о котором она раньше так часто мечтала, ошеломило Сапфиру.

Хотя она давно стремилась найти применение своей творческой энергии, ей никак не могла прийти в голову мысль, что Тэйн станет поощрять ее желание работать. Конечно, теперь многое изменилось, признала она. И все же его походя оброненное предложение наполнило ее радостью, а совет показать свои готовые рисунки его другу Андреасу Констаниду, главе фирмы «Констаниду текстайлз», заставил ее покраснеть от удовольствия. Она еле удержалась, чтобы не расцеловать его за это!

В качестве психотерапии, признала она, зачесывая назад и заплетая в косу волосы, чтобы затем уложить их кольцом на затылке, лучшего и желать нельзя. В восторге от возможностей компьютера, чья цветовая гамма включала более двух тысяч вариантов, его способности воспроизводить по памяти и исправлять рисунок, Сапфира принялась за работу с горячим энтузиазмом и каждый раз с большой неохотой покидала кабинет Тэйна перед его возвращением, тщательно скрывая следы своей работы и все еще продолжая в уме прокручивать различные варианты новых идей.

Сбегая вниз по лестнице, она услышала голоса детей, усевшихся за стол в ожидании ужина. Поглощенные своим разговором, они даже не заметили ее прихода. Как вообще могла кому-то прийти в голову мысль разлучить их друг с другом? Если бы этот судья, или примиритель, или как там его еще называют греки, увидел их сейчас, он понял бы всю жестокость такого предложения!

Глядя на светловолосую головку Виктории рядом с темноволосой головкой Стефаноса, Сапфира почувствовала, как ее радостное утреннее настроение исчезает без следа. Если она полагает, что когда-нибудь сможет свыкнуться с их отсутствием, то она просто обманывает себя!

– Мамочка, можно нам взять в дом котенка? – Ее дочь первая заметила ее присутствие и повернула к ней свое разгоряченное личико.

– Paracalo (Котенок (новогреч.), мамочка, paracalo! – присоединился к ее просьбе Стефанос, предпочитая говорить на языке своего отца, сияя своими такими же малахитовыми, как у Тэйна, глазами. – У Ангелии кошка принесла четырех котят, но она не может оставить их всех у себя. Папа сказал нам вчера, что мы можем взять одного, если ты не будешь против. – Ты ведь не против, да, мамочка? – Виктория смотрела на нее своими милыми невинными глазами.

Сапфира подавила улыбку. Ее дочь была способна очаровать самого дьявола. Притворившись, что серьезно обдумывает их просьбу, она заставила их несколько секунд в волнении дожидаться ее приговора.

– Не против, если вы обещаете сами заботиться о нем, – сказала она наконец. – Это означает, что вы будете кормить его несколько раз в день, в одно и то же время, и следить за тем, Чтобы у него в миске всегда была свежая вода. У Эфими и без того забот хватает. Не следует утруждать ее еще и этим.

Налив себе кофе из стоящего на столе кофейника, она не спеша пила его, наблюдая за тем, как дети едят свои яйца всмятку и бутерброды с маслом, оживленно обсуждая, какое имя будет носить новый член их семьи. К тому времени, когда они поднялись в свою комнату для обязательного дневного сна, этот вопрос еще оставался нерешенным, и Сапфира отправилась к Лорне.

Подруга весело приветствовала ее.

– Сапфи! Ты выгладишь просто чудесно!

– Так уж и чудесно, – засмеялась Сапфира, довольная комплиментом. Но должна признать, твой совет оказался полезным. Сейчас я уже не такая старая карга, как пару месяцев назад.

– Ты никогда не была похожа на старую каргу, моя милая. – Лорна окинула свою более молодую подругу критическим взглядом. – Просто ты была немного уставшей, и твои краски чуть потускнели под воздействием солнца. Я полагаю, ты не жалеешь о своем решении вернуться к Тэйну?

– Не к Тэйну! – бурно запротестовала Сапфира. – Я вернулась на виллу, вот и все. Это отнюдь не одно и то же. Откровенно говоря, мы почти не видим друг друга.

– Почти? – с лукавым видом заметила Лорна, наблюдая, как покраснела Сапфира. – Милая моя девочка, как очаровательно ты краснеешь. Ты хочешь сказать, что нет никакой возможности для вашего примирения?

– Примирения? – Сапфира тяжело вздохнула. – Разумеется, нет. О чем ты говоришь? Ведь суд решил, что мы должны жить раздельно!

– К тому же под одной крышей. Ты хочешь сказать, вы вообще не бываете вместе?

Если бы эти вопросы задавал кто-нибудь другой, они вызвали бы только раздражение, но Лорна была для нее другом, Сапфира ей доверяла и была уверена, что, несмотря на неприязнь к Лорне Тэйна, та действительно близко к сердцу принимает ее интересы. Если бы не поддержка Лорны в те ужасные дни, когда она оказалась в больнице, и позже, когда Тэйн так жестоко отверг ее и ей пришлось искать убежище, неизвестно, что с ней было бы сейчас. Сапфира пожала плечами.

– Каждое воскресенье мы собираемся вместе всей семьей. Это была идея Тэйна. Он считает, что детям полезно видеть, что у нас хорошие отношения.

– М-м, – неопределенно поджала губы Лорна. – Ну и как? У вас действительно хорошие отношения?

– В некотором роде, я думаю, да. – Сапфира погрузилась в одно из мягких кресел Лорны. – Мы не ссоримся в присутствии детей, и оба прилагаем максимум усилий, чтобы сохранять вежливость друг с другом и избегать споров. – Просто замечательно, – сухо сказала Лорна. – Я уверена, что дети очень довольны, а как насчет вас с Тэйном?

– Мне кажется, ему все это надоело, но он старается не показывать виду.

– А ты? Как ты, Сапфи? Разве это то, чего ты хотела?

– Я хотела… – начала Сапфира и вдруг замолчала, со всей ясностью осознав, чего именно она хочет. Она хочет вновь вернуться в то время, когда для них с Тэйном в мире не существовало ничего, кроме их любви, во время самозабвенной иллюзии, когда они были безумно счастливы друг с другом. Она хотела бы иметь возможность завоевать его любовь, любовь, которая никогда ей по-настоящему не принадлежала. – Я не знаю, – солгала она, не в силах сказать Лорне правду.

Выражение лица Лорны изменилось, и насмешливое лукавство уступило место пониманию и грусти в ее глазах.

– Ты все еще влюблена в него, не так ли, Сапфи?

– Нет! – слишком поспешно воскликнула Сапфира. – Я не нужна ему. Она смотрела на свои руки, униженная собственным признанием.

– Что-то я не вижу связи между этими двумя утверждениями, Сапфи, заметила Лорна, глядя на ее понуро опущенную голову. – Верно ли то, что мне сказал Майкл? У него нет ни малейшего шанса?..

– Он нравится мне как друг… – беспомощно развела руками Сапфира. Он очень милый и добрый, и меньше всего я хотела бы причинить ему боль, но…

– Тебе он не подходит, – не дала ей закончить Лорна. – Да, я была уверена, что у него ничего не получится, и считаю его решение правильным.

– Решение? – в недоумении переспросила Сапфира и, свернувшись калачиком на удобном диване, стала ждать разъяснений.

– Да. Он не хотел смущать тебя телефонным звонком или приходом на виллу и попросил меня сообщить тебе приятную новость. Майкл воспользовался великолепной возможностью открыть свой ресторан в Афинах. Он всегда к этому стремился, как только выросла его репутация, ведь здешние возможности ограниченны. До последнего времени у него не было свободных денег для переезда и расширения дела. Но недавно он получил предложение от владельца одного из отелей в Афинах, готового внести нужную сумму и стать его компаньоном, причем никак не вмешиваясь в его дела. Вместе с Майклом они тщательно проанализировали все возможности и убедились, что, даже если они возьмут в долю третье лицо, предприятие принесет огромный доход!

– Но это же просто великолепно! – Лицо Сапфиры осветилось искренней радостью. – Я ведь знаю, как много это значит для него. Как ему удалось найти такого человека?

Лорна пожала плечами.

– Вероятно, он слышал о репутации ресторана и, несколько раз посетив его, решил, что в Афинах ресторан может стать настоящей золотой жилой. Дело в том, дорогая, – спокойно продолжала Лорна, – что Майкл хочет, чтобы я тоже переехала вместе с ним и стала работать в Афинах.

– Разумеется, ты должна это сделать!

– Именно так я и решила, – кивнула Лорна. – Но я очень рада услышать это от тебя. Мне не хотелось, чтобы ты думала, будто я покинула тебя. В конце концов, если я тебе понадоблюсь, Афины не так уж далеко, и я всегда буду рада видеть тебя. – Усмехнувшись, она добавила: – Теперь, когда вы с Тэйном заключили мирный договор, тебе не нужно никакого убежища, верно?

– Да, – ответила Сапфира, гладя на подругу прямым и ясным взглядом. Но я хочу навсегда остаться твоим другом и иногда приезжать к тебе вместе с детьми. Я никогда не забуду, чем я обязана тебе и Майклу. Желаю вам радости, счастья и удачи, которых вы оба по-настоящему заслуживаете! Лорна улыбнулась.

– Если бы Майкл надеялся на какое-то будущее с тобой, он не согласился бы уехать, но, зная, как обстоят дела, я уверена, все мы приняли верное решение. А теперь давай попьем чаю, и я расскажу тебе о наших дальнейших планах.

Был еще ранний вечер, когда Сапфира вернулась на виллу Андромеда и прошла в кабинет Тэйна. Спустя несколько минут она с головой погрузилась в любимое дело, ставшее для нее предметом всепоглощающего интереса. Используя возможность компьютера создавать миниатюрные копии эскизов и узоров, она решила использовать простейшие формы одежды и мебели, чтобы затем нанести на них придуманные ею самой рисунки. В результате на первоклассном принтере Тэйна она получила великолепные эскизы. Вскоре, с радостным волнением подумала Сапфира, она сможет показать Тэйну целую папку созданных ею рисунков, и если он одобрит ее работу, то у нее будет потрясающая возможность показать их его другу.

– Выглядит очень впечатляюще!

Сапфира чуть не потеряла сознание, внезапно услышав его глубокий низкий голос, и резко повернулась к Тэйну. Поглощенная работой, она не заметила, как открылась дверь, и узнала о присутствии Тэйна, только услышав прямо за спиной его голос.

– О! – от неожиданности вырвалось у нее, и Сапфире вдруг показалось, будто ее застали за каким-то неприличным занятием. – Я и не знала, что уже так поздно! – Она хотела выключить принтер, но Тэйн отвел ее руку от клавиатуры и вновь запустил в работу программу.

– Сегодня я решил отпустить грехи провинившимся, – произнес он спокойно, продолжая держать ее руку. К ее ужасу, свободной рукой Тэйн потянулся к почти полностью забитой рисунками папке и стал внимательно рассматривать страницу за страницей.

Сапфира почувствовала, как у нее онемела рука, когда она попыталась высвободить ее из руки Тэйна. Его молчание внушало ей тревогу и наполняло сомнениями, в то время как ее нервы напряглись до предела. Он не должен заметить, какое производит на нее впечатление! Колени у нее слегка дрожали, и что-то сильно стеснило грудь. А вдруг он отвергнет ее работу как абсолютно бесполезную?

– Это всего лишь предварительные наброски, – выпалила она, как зачарованная глядя на его классический профиль. – Я ведь давно этим не занималась…

– Гм-м. – Он остановил свой взгляд на ее взволнованном в ожидании его приговора лице. – Я, конечно, не профессионал, но, по-моему, у тебя есть столь необходимые для этого вида искусства гибкость, воображение и чутье. – Увидев, что принтер остановился, он отпустил ее руку. – Теперь можно выключать.

– Спасибо. – Она была благодарна ему за то, – что он позволил ей закончить работу, и за его доставившую ей удовольствие искреннюю похвалу, от которой смягчились контуры ее лица. Сапфира поспешно стала собирать свои рабочие принадлежности.

– Сапфи, прежде чем ты уйдешь… я хотел тебя попросить об одолжении. – Да? – Держа в руках тяжелую папку и листы бумаги. Сапфира застыла на полпути к дверям. Беспрекословность его тона не оставляла ей выбора. От ощущения чего-то неприятного улетучилась вся ее недавняя эйфория, и Сапфира с тревогой ожидала, что он скажет дальше.

Подойдя к ней, он посмотрел на нее спокойно и одновременно настороженно, и вдруг его губы тронула загадочная улыбка.

– Завтра вечером у меня назначен очень важный ужин, и я хотел бы, чтобы ты присутствовала на нем вместе со мной.

На какое-то мгновение ее ошеломила нарочитая смелость его предложения, но тут же самолюбие пришло к ней на помощь.

– Нет, я не пойду, Тэйн, – холодно отчеканила она. – В этом доме я живу по договоренности с тобой только ради наших детей. И по условиям нашего соглашения я не обязана разделять твое общество, кроме как по воскресным дням. – Она заметила, как угрожающе сжался его рот, и, не обращая внимания на искру гнева, промелькнувшего в его глазах, продолжала: – Почему бы тебе не попросить, как всегда, Ангелию составить, тебе компанию? Или у нее назначено другое свидание?

– На этот раз приглашать Ангелию было бы нежелательно. – Глубоко засунув руки в карманы, он сердито посмотрел на нее с высоты своего роста, воинственно расставив ноги, всем своим видом показывая, что не намерен сдаваться. – Я встречаюсь с англичанином, неким Робинсоном. Он будет с женой, и они оба настаивают на знакомстве с моей женой. По-моему, г-жа Робинсон уроженка тех же мест, что и ты.

Глядя с вызовом на худощавое и сердитое лицо Тэйна, Сапфира вдруг почувствовала, как учащенно забилось у нее сердце. Он выгладит таким твердым и уверенным в себе и в своей победе. И все же Тэйн требует от нее слишком многого. Ей вдруг стало не по себе от предчувствия ярости, которая выплеснется на нее в случае отказа. Но будь он хоть немного более чуток, он понял бы, что требует от нее невозможного.

– В таком случае тебе придется сказать км, что мы больше не муж и жена! – С этими словами она направилась к двери, но Тэйн так грубо схватил ее за плечо, что несколько листов бумаги выпали у нее из рук.

– Оставь! – процедил он, видя, что она нагибается, чтобы поднять их с пола, и, схватив Сапфиру другой рукой так, чтобы она не смогла вырваться, посмотрел ей в глаза, за внешней непокорностью которых таился страх. – Теперь уже слишком поздно, – с яростной настойчивостью заявил Тэйн. – К тому же я остаюсь твоим мужем, нравится тебе это или нет.

– Только потому, что я ношу твое имя, ведь ты отказался предоставить мне развод, на котором я настаивала. – Вся дрожа, она попыталась высвободиться из его рук, но безуспешно.

– Не будь такой легкомысленной, Сапфи. – Его лицо было совсем радом, и она уловила легкий аромат лосьона, идущий от его теплой кожи и внезапно обостривший все ее чувства. Каждая клеточка ее тела реагировала на его близость так, будто была запрограммирована заранее. – Этот контракт чертовски важен для меня, компании, и в конечном итоге для тебя. Чем доходнее станет наше предприятие, тем обеспеченнее ты будешь, когда мы расстанемся!

– Не пытайся меня подкупить! – Она чувствовала, как вздымается грудь под тонкой тканью ситцевого бирюзового платья, как буря зарождается в ее хрупком теле. Ее существование здесь само по себе выглядит достаточно жалким. Неужели он надеется, что она сможет вести себя как его жена, ведь все это время, она знала, Тэйн презирал ее, находил абсолютно непривлекательной, да и после этого ужина она опять не будет ему нужна.

В глазах Сапфиры загорелся гнев, служащий единственным ответом на охватившее ее отчаяние.

– И все же я повторяю: «Нет!» А теперь, будь любезен, отпусти мои руки.

Что-то вспыхнуло в глубине его все понимающих глаз. Была ли это ярость или презрение, Сапфира не могла с уверенностью сказать. На мгновение она затаила дыхание, чувствуя его напряжение и со страхом ожидая, что Тэйн выплеснет на нее свой гнев как-нибудь иначе. Боязнь его пока еще не имеющего названия возмездия заставила ее поспешно заговорить.

– Применяя насилие, ты нарушаешь постановление суда о нашем раздельном проживании!

– Насилие? – Его застывшее в неподвижности лицо было похоже на маску.

Theos mou! Ты осмеливаешься обвинять меня в этом? Так вот что у тебя на уме! Ты хочешь спровоцировать меня на скандал, чтобы затем пойти в суд и в конце концов отнять у меня детей? – Он отпустил ее руки и отвернулся, но Сапфира успела заметить, как гримаса отвращения и боли исказила его лицо. – Забери свои бумаги и убирайся отсюда, пока у меня не возникло искушение показать тебе, что такое настоящее насилие!

Опустившись на колени. Сапфира стала собирать бумаги, чувствуя, как дрожат пальцы и все ее тело, и кожей ощущая клокочущую ярость человека, которому когда-то охотно вручила свою жизнь. Он считал, что ей доставляет удовольствие перечить ему, и не было никакой возможности объяснить Тэйну, какую боль причиняет ей этот маскарад. Ее взгляд непроизвольно скользнул вверх и охватил всю его сильную, стоящую к ней спиной фигуру, широкие плечи, мощные узкие бедра, мускулистые длинные ноги, стройность которых не мог скрыть дорогой, свободно облегающий их костюм. Тэйн: повелитель… властитель… хозяин…

Только почувствовав на губах соленый привкус, после того как неловко поднялась с пола и, словно слепая, направилась к двери, Сапфира поняла, что плачет.

Глава 9

Сапфира почувствовала отвращение к работе, когда на следующее утро извлекла из компьютера диск и отключила его. Она намеревалась снова засесть за программу, но творческое воображение, казалось, покинуло ее. Полностью погрузившись в мысли о вчерашней ссоре с Тэйном, Сапфира почти не обратила внимания на звонок в парадную дверь.

Осторожно постучав, в кабинет вошла Эфими.

– Это госпожа Андроникос. Она хочет видеть вас. – На лице домоправительницы застыло беспокойство, будто она ожидала, что Сапфира ответит грубым отказом. Раньше она бы, наверное, так и сделала, но не сейчас. Страдание закалило Сапфиру, и ее теперешняя зрелость придала ей достоинство.

– Хорошо, Эфими. Я как раз решила сделать перерыв в работе и смогу уделить ей несколько минут. – Машинально подняв руку, она нервным жестом провела пальцами по волосам. Еще совсем недавно, во время болезни, ей было все равно, как она выгладит. Но не теперь, особенно под оценивающим взглядом женщины, играющей в жизни Тэйна более значительную роль, чем она сама. Может, это было и тщеславие, но Сапфира радовалась тому, что ее утреннее отчаяние не помешало ей одеться с непринужденным изяществом в простую белую юбку и темно-розовую, свободно сидящую блузку, красиво облегающую бедра.

– Kalimera (Доброе утро (новогреч.), – вежливо поздоровалась с Сапфирой Ангелия Авдроникос, прежде чем перейти на свой превосходный, но слегка гортанный английский. – Танос сказал мне, что вы согласны взять себе одного котенка. – Она подняла большую картонную коробку с вырезанными в ней отверстиями и поставила ее на стол. – Это мальчик. Он совершенно здоров, и мы только что отняли его от матери.

Сапфира молча открыла коробку и вынула из нее серого, с тигриными полосками котенка. На его маленькой узкой мордочке с длинными заостренными ушами выделялись огромные яркозеленые глаза.

– Ой, какая прелесть! – Сапфира погладила миниатюрное создание, очарованная его экзотически восточным видом, разительно отличавшим его от английских собратьев. – Полагаю, когда он подрастет, вы его непременно стерилизуете, – с выжиданием посмотрела на нее Ангелия. – Я знаю, что в Англии это принято. Здесь у нас считается слишком жестоким лишать существо мужского пола его мужского достоинства.

Признавая правоту ее замечания. Сапфира тем не менее почувствовала, что за ним кроется нечто большее, чем забота о домашних животных. Может быть, ее обвиняют в том, что она унизила мужское достоинство Тэйна, навязав ему судебное постановление о раздельном проживании? Возможно, Ангелия не знает, что Тэйн в любом случае больше не желает ее как жену? Решив не ввязываться в дискуссию, Сапфира сделала вид, что не обратила внимания на двусмысленность слов гостьи.

– Дети будут в восторге, – сказала она, изображая приветливую улыбку. – Я позову их сюда. Кстати, не хотите ли выпить чего-нибудь освежающего? – Благодарю, тогда лучше кофе. – Ангелия села, всем своим спокойным и уверенным видом, даже темно-голубым платьем, с шалевым воротником и узкой юбкой, олицетворяя энергичную деловую женщину.

Сияя восторженными глазами, в комнату вбежали дети и с радостными восклицаниями схватили котенка и понесли его к Эфими, чтобы, как им наказали, оставить его ей, пока он не привыкнет к своему новому окружению. – Надеюсь, они не причинят ему вреда? – спросила Сапфира несколькими минутами позже, когда вошла Эфими, неся на подносе кофе.

– Ну конечно же, нет! – с изумлением воскликнула та. – Они добрые дети, не смотрите, что такие сорванцы. Спирадоула нашла для него коробку, в которой он будет спать, а сейчас они все наблюдают, как он играет с мячиком для пинг-понга.

– Вы очень любезны, что подумали о них, – вежливо сказала Сапфира, наливая в чашку кофе и протягивая ее гостье. – И к тому же не посчитали за труд самой принести его к нам.

– Я хотела поговорить с вами, – сказала Ангелия, обратив непреклонный взгляд поверх своей чашки на Сапфиру. – Насколько я знаю, вы отказались поужинать сегодня вечером с Робинсонами.

Сапфира почувствовала, как все ее тело напряглось в ответ на такое явное неуважение к правилам хорошего тона.

– Это Тэйн вас прислал? – высокомерно спросила Сапфира, с явными нотками вызова в холодном тоне голоса.

Ангелия с удивлением вздернула брови.

– Госпожа Ставролакес, меня нельзя прислать иди не прислать куда-нибудь! Может быть, я и не занимаю высокого положения в фирме, но я хороший профессионал, а не какая-нибудь рассыльная!

– Я, разумеется, это знаю, – упрямо не сдавалась Сапфира. – Так сказать, на личном уровне… – Ревность, оказывается, имеет горький привкус.

– Ах, вот оно что! Так я и думала. Вы действительно считаете, что между вашим мужем и мной есть нечто большее, чем чисто деловые отношения!

– А разве не так? – Из самолюбия она должна была смолчать, но вместо этого, не подумав, брякнула свой вопрос.

– Не лучше ли вам спросить об этом своего мужа?

Сапфире показалось, что в тазах ее гостьи промелькнула жалость.

– Я спрашивала, – без всякого сражения сказала она. – Но он все отрицает.

– И вы ему не вериге? – Прелестное лицо Ангелии было совершенно бесстрастно. – В таком случае вы очень несправедливы по отношению к Тэйну, подвергая сомнению искренность его слов и тем самым задевая его честь. Если в некоторых случаях я, так сказать, заменяла вас, это было вызвано тем, что вы отказывались помогать своему мужу и мне, исключительно в интересах компании, приходилось выручать Тэйна. – Ее матово-бледное лицо с яркими полными губами оставалось спокойным. – Что же касается тех случаев, о которых я упомянула, они всегда носили общественный, а не интимный характер.

– Но… – Сапфира замолчала. Как ей поверить утверждениям Ангелии? Соблазн поверить ей был слишком велик, так как у самой Сапфиры не было реальных доказательств неверности Тэйна. Ее подозрения были порождены чувством своей неполноценности, когда вокруг нее стал рушиться ее доселе безопасный мир, а также чувством вины, так как она больше не могла быть для Тэйна той женой, которая была ему нужна и которой он заслуживал. Казалось, Ангелия читала ее мысли.

– Но, – подхватила гречанка, – моих слов недостаточно, чтобы убедить вас? Что же еще вы хотели бы узнать? Что у меня есть другой человек, который устраивает меня во всех отношениях? Можете поверить, это действительно так. Я вам скажу даже больше. Веру, в которой вы так нуждаетесь, вы должны найти в собственном сердце. Вас должны беспокоить не придуманные вами фантазии о том, как я соблазнила Тэйна, а будущее процветание компании. Предлагаемый Робинсоном контракт – самое заманчивое из кого-либо сделанных нам предложений. Он может поднять всех нас на недосягаемую высоту! Мой брат вместе с вашим мужем долгое время работали не покладая рук, чтобы заполучить такую возможность. – Она обожгла Сапфиру дерзко-насмешливым взглядом. – С вашей стороны принять участие в деловом ужине вполне посильная жертва, тем более что вы все еще имеете честь проживать в одном доме с мужем.

– Тем более что это вряд ли может как-то отразиться на успехе или неуспехе всего предприятия, ведь так? – Сапфира с трудом подавила в себе обиду на откровенную критику Ангелии.

– Возможно, – не стала отрицать та. – Хотя, с другой стороны, иногда самые незначительные вещи могут качнуть чашу весов в нужную сторону, да? Все дело в том, что г-н Робинсон, являющийся потенциальным клиентом, выразил желание познакомиться с вами лично. Отказ будет равносилен неуважению. Ваше желание выразить свое неудовольствие мужу – это ваше личное дело. Там же, где дело касается моего брата, я беру на себя смелость просить вас пересмотреть свое решение.

– Но почему он так хочет познакомиться со мной? – с тоской в голосе спросила Сапфира. – Откуда вообще он узнал о моем существовании?

– Вряд ли он мог не заметить вашей фотографии, стоящей на самом видном месте на столе у Тэйна, – сухо ответила Ангелия.

– Фотографии? Какой фотографии? – Уже несколько лет, как она не фотографировалась. То, что на столе у Тэйна оказалась какая-то из ее фотографий, потрясло Сапфиру до глубины души.

Взгляд Ангелии заметно смягчился. Похоже, она заметила смятение Сапфиры и почувствовала к ней искреннюю жалость.

– Вы изображены сидящей на столе в ярко-красном платье, отороченном на шее белым кружевным воротником, и с длинными, расширенными книзу рукавами.

– Мое свадебное платье! – вскрикнула Сапфира, чувствуя, как вдруг пересохли у нее губы. Они поженились холодным промозглым днем в начале февраля, с особого разрешения местной регистратуры. Ее нарядное платье выделялось ярким пятном на фоне серого зимнего дня. Ради официальной церемонии она забрала свои длинные волосы наверх и надела широкополую полую шляпу с низкой тульей такого же ярко-красного, под тон платья, цвета. На свадебном приеме, окруженная любящей семьей и переполненная радостным чувством любви, она танцевала в объятиях Тэйна, оттягивая тот блаженный миг, когда они впервые отдадутся друг другу как муж и жена.

– Я могла бы танцевать всю ночь! – в радостном возбуждении заявила она позднее вечером, когда ушел последний гость, и уселась на обеденный стол, поддразнивая его таящимся в ее глазах обещанием и чувственными, такими красноречивыми движениями своего гибкого тела. Тэйн, смеясь, стал вытаскивать шпильки из ее волос, и они вдруг упали тяжелой золотистой волной на ее плечи.

– Танцы окончены, agape mou. – Глаза его светились желанием, и Сапфира ощутила внутри дрожь восторженного блаженства. Затем он схватил оставленную ее братом фотокамеру и направил на нее объектив. – А теперь улыбайся, пока я буду рассказывать Тебе о своих планах на сегодняшнюю ночь.

Сапфира послушно улыбнулась, и Тэйн, закончив свой рассказ, нажал на спуск, затем, оставив фотоаппарат, понес ее наверх, в любовно убранную спальню совершенно опустевшего дома.

Снимок получился замечательный, и Сапфира считала, что он находится в альбоме вместе с другими фотографиями. Даже в самых своих смелых мечтах она не могла предполагать, что Тэйн забрал его и поставил на столе у себя на работе. На фотографии она была просто неотразима, юная и беззаботная нимфа, с первой встречи пленившая опытного и зрелого мужчину. Никакого сравнения с тем, как она выглядит теперь, постаревшая, подурневшая, физически и эмоционально травмированная родами и собственной глупостью! Сапфира вздрогнула.

– Я уже не та, что раньше.

– Все мы меняемся. – Ангелия остановила на ней задумчивый взгляд – Это не страшно. К тому же для тех, кто нас любит, такие перемены незаметны.

– Но Тэйн не любит меня, – неожиданно вырвалось у Сапфиры. Ее лицо залила краска стыда оттого, что она ненароком выдала свою потаенную боль женщине, чей интерес к ней был вызван исключительно финансовыми соображениями.

Ангелия допила свой кофе и встала.

– Ничего не могу сказать по этому поводу, он никогда не говорил о своих чувствах к вам. Вы не находите, есть некая ирония в том, что, в то время как многие мужчины-греки не желают посвящать жен в свои дела, Тэйн, не имея ничего против, вынужден искать женскую поддержку на стороне?

– Но мы ведь не живем вместе, как муж и жена! У каждого из нас своя жизнь! – Ее слова прозвучали так, будто Сапфира пыталась оправдаться в совершенном ею страшном преступлении. – Почему я должна изображать то, чего нет?

Ангелия пожала плечами.

– Почему? Да потому, что так нужно Тэйну. В конце концов, кроме вас, это некому сделать. Всего лишь на пару часов. Первоклассные блюда, приятное общество, кстати, ваших соотечественников. Неужели эта просьба невыполнима?

– Подождите! – Ангелия уже повернулась, чтобы уйти, но прозвучавшая в голосе Сапфиры настойчивость заставила ее остановиться. – Может быть, уже слишком поздно. Что, если он отклонил приглашение в той его части, что касается меня?

– Я знаю, что нет. – Сапфире показалось, что темные глаза Ангелии немного потеплели. – Он решил ничего не говорить, пока не придет на ужин к ним в гостиницу. Тогда он извинится за вас и скажет им, что в последний момент у вас разыгралась мигрень и вы не смогли приехать. Это наименее обидное объяснение вашего отсутствия.

– Мне нечего надеть, – в отчаянии произнесла Сапфира, как бы ища предлога, чтобы остаться дома.

– Но ведь по суду вы получаете отдельно суммы, покрывающие ваши расходы на одежду, разве не так? К тому же до Афин можно доехать на такси. У вас масса времени, чтобы успеть не только пройтись по магазинам, но и посетить парикмахера, прежде чем вы встретитесь с Таносом.

Ангелия была права. При желании она могла все это сделать. Вопрос в том, не иссякнет ли ее решимость за оставшиеся до вечера несколько часов? Сможет ли она сыграть отведенную ей роль и не подвести Тэйна? Не окажется ли ее присутствие на ужине менее желательным, чем отсутствие, если она предстанет перед ними далеко не той искрящейся весельем и полной энергии девушкой, какой была когда-то?

– Я подумаю, – сказала она наконец. – Мне нужно какое-то время, чтобы решиться. Вы ведь ничего не скажете Тэйну, правда? Если я решу пойти, я позвоню ему в офис перед его уходом.

– Обещаю, что не скажу ни слова, – впервые улыбнулась Ангелия. – Ваш муж знает, что я просто должна была принести котенка. Я бы не хотела портить наши хорошие деловые отношения признанием в том, что вмешиваюсь в его личную жизнь. Хотя мне жаль не воспользоваться такой возможностью, когда так много поставлено на карту. Может быть, со временем вы простите мою дерзость. В любом случае, я думаю, нам нужно было откровенно поговорить с вами с глазу на глаз, не так ли? – Не дожидаясь ответа, она как ни в чем не бывало продолжала: – Кофе был просто отличный. Надеюсь, котенок доставит вам всем много радости.

Сапфира взяла протянутую руку, удивившись твердости ее рукопожатия.

– Робинсоны остановились в отеле «Эликсир палас», и Танос встречается с ними там, время – семь, начало восьмого.

Стоя у парадных дверей. Сапфира провожала глазами направлявшуюся к своей машине гостью. Наверное, Ангелия Авдроникос посчитала, что ее личный визит к ней пойдет на пользу делу. Возможно, если бы Тэйн вчера повел себя иначе, она бы согласилась. Нет, она не собирается снимать свою вину. Но у Сапфиры не было прежней юношеской уверенности, и она сомневалась, что сможет повести себя с нужным апломбом. Может быть, она слишком недооценивает свои возможности. Она вспомнила, что сказала Ангелия по поводу своих взаимоотношений с Тэйном, и с внезапно нахлынувшей на нее радостью поняла, что та говорила правду, такую же правду, как и Эбби, в свое время не солгавшая ей.

Она вдруг ясно увидела то, чего не хотела видеть раньше, она поняла, что, не сумев сделать их брак счастливым, пыталась свалить всю вину за это на другого, отказываясь верить старавшемуся разубедить ее Тэйну, пока наконец ему это не надоело. Какой же непроходимой дурой она была! Их брак уже не спасти, но еще не поздно помочь Тэйну, если, как сказала Ангелия, от нее зависит его дальнейшая карьера. Это самое меньшее, что она может сделать, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед ним.

В глубокой задумчивости она направилась в спальню и, глянув в зеркало, увидела, как от волнения перед предстоящим сегодня испытанием заблестели ее глаза. За последние несколько месяцев внешне она определенно изменилась к лучшему, решила Сапфира, окидывая себя критическим взглядом. Отдых на Константиносе, радость общения с детьми, удовлетворение оттого, что ее папка постепенно заполняется рисунками, плюс превосходная еда, приготовленная Эфими, – все это сыграло свою роль, и Сапфира превратилась из существа изможденного в существо весьма привлекательное. Правда, ее лицо все еще сохраняло следы прежней худобы, скулы были слишком резко очерчены, глаза запали чуть глубже, чем раньше, но шея уже не напоминала скрученный жгут, а что касается ее плеч… она тронула теплую плоть и провела пальцами по ключицам: исчезли отвратительные впадины, из-за которых она выглядела словно бездомный бродяга, ну а грудь, что ж, она вернула себе былую полноту и упругость, Сапфира заметила это, когда надела свой старый лифчик и он оказался ей впору.

В соответствующем народе она, можно надеяться, с успехом пройдет так называемый смотр. Сапфира поднесла руку к лицу. Благодаря помощи и советам Лорны ее кожа снова стала нежной, так что с этим проблем нет. А волосы? Они просто ужасны, и, вероятно, тут уже ничем не поможешь. Ощупывая их, она вспомнила слова Ангелии о визиге к парикмахеру. Ну конечно, это идея!

Раздираемая противоречивыми мыслями, Сапфира отвернулась от зеркала. Сможет ли она провести целый вечер родом с Тайном, играя роль любящей и преданной жены, готовой на все ради успеха мужа? Почему бы не попытаться слетать в Афины, сделать прическу, купить что-нибудь. У нее еще достаточно времени, чтобы принять какое-нибудь решение. Разве она не может в конце передумать, ведь от этого не будет никакого вреда.

Решившись, она пошла в детскую предупредить детей и Спиридоулу, что собирается съездить в столицу.

– Не знаю, как долго я там пробуду. Может быть, я приму приглашение на ужин, так что не тревожьтесь, если вернусь поздно.

Сапфира поцеловала детей, погладила котенка, которого они назвали Тигрис, и поспешила вниз сказать Эфими о своих планах на вечер.

Ожидая такси, она вспомнила об обручальном кольце, которое ни разу не надевала с тех пор, как сняла его во время беременности, когда ее пальцы слишком отекли. Вынимая из бархатного чрева шкатулки кольцо, Сапфира почувствовала легкую грусть. Кольцо с рубиновым камнем в окружении восьми бриллиантиков она надела на палец без труда. Неужели оно стало ей слишком велико? В шкатулке лежало завернутое в папиросную бумагу еще одно кольцо, которое она могла надеть вместо обручального.

Оно было подарено ей Тайном по случаю рождения близнецов. Она ни разу не надевала это кольцо, и оно так и продолжало бы лежать в шкатулке, если бы Сапфира вдруг не вспомнила о нем. Она осторожно поднесла к свету это типичное для викторианской Англии изделие из толстой и плоской золотой пластины, усеянной полукругом рубинов и бриллиантов. Потеряв голову от тревоги за жизнь недоношенных близнецов и страдая от неустановленной врачами болезни, она была не в состоянии оценить ни подарок, ни того, кто его преподнес.

Боже милостивый, как она могла быть такой несправедливо жестокой к человеку, за которого вышла замуж и которого так любила? До сего дня Тэйн ни разу не упомянул об этом кольце, хотя оно наверняка стоило ему уйму денег. Дело, конечно же, не в деньгах, но он, наверное, был очень уязвлен тем, как грубо она пренебрегла этим знаком внимания с его стороны.

Стоит ли удивляться, что она убила в нем остатки тех чувств, которые Тэйн еще мог питать к ней. Легко надев кольцо на палец. Сапфира спустилась вниз, чтобы открыть дверь приехавшему таксисту. Если у нее достало смелости решиться поехать в «Эликсир палас», тем более она не должна стесняться носить это кольцо.

Когда Сапфира приехала в Афины, был уже полдень. Прежде чем пойти в район, где располагалось большинство магазинов, она зашла в кафе под открытым небом в обсаженном деревьями тенистом сквере и заказала себе порцию пиццы и кофе. Женский салон она увидела, направляясь в очередной магазин готового платья. Наверняка это очень модный и дорогой салон, подумала она. Но ведь ей как раз и нужно было сделать такую прическу, которая чудесным образом могла бы ее преобразить, и она готова заплатить за это.

К счастью, одно из кресел оказалось свободным, и Сапфира с волнением наблюдала, как молодой мастер задумчиво прикидывает, что можно сделать с ее головой.

Она просидела в кресле почти три часа, читая журналы и потягивая прохладительные напитки, пока мастер колдовал над ее новой прической.

– Готово! – с некоторым торжеством объявил он наконец. – Теперь можете посмотреть на себя в зеркало, kyria (Госпожа (новогреч.).

– Ой! – Сапфира с изумлением увидела в зеркале уставившуюся на нее незнакомку. Это было чудо, настоящее чудо из светящихся как нимб густых и блестящих волос, спереди закруглявшихся концами к щекам, а сзади плавной линией спускающихся до самой шеи.

– Спереди прическу можно менять по вашему усмотрению, вот так, видите? – Легкое движение расчески, и блестящие пряди изменили классическую форму ее лба.

– Мой муж меня не узнает! – с ней словно произошла невероятная метаморфоза. Это было похоже на рождение заново, рождение совершенно другого человека, чьи страдания остались в далеком прошлом. Ее губы казались более полными и чувственными, глаза стали более яркими и синими. Сапфира в изумлении покачала головой.

– Вам не нравится? – разочарование, прозвучавшее в голосе этого чудотворца, чуть не рассмешило Сапфиру.

– Нет, нет, очень нравится, – поспешила успокоить она его и ужаснулась тому, как мало у нее остается времени до ужина. – Сколько я вам должна?

Заплатив по счету, Сапфира поспешила на улицу, где, как ей было известно, находились первоклассные магазины одежды. Какая удача, что в Греции магазины работают допоздна.

Как только она увидела ярко-красный шелк, все ее сомнения исчезли. Расклешенная юбка и задрапированный складками верх, мягко падающий чуть ниже линии бедер, подчеркивали каждый изгиб ее стройной фигуры. Рукава отсутствовали, но линия плеча была по моде прямой и слегка удлиненной. Вся прелесть платья-костюма заключалась в его ткани, цвете и покрое. Такой наряд не требовал украшений. Маленьких золотых часиков, которые она всегда носила, и колец вполне достаточно.

Платье было не из дешевых, но и не умопомрачительно дорогим, по меркам Тэйна. Так что Сапфира не чувствовала себя мотовкой, спрашивая насчет босоножек и вечерней сумки. Лишь после того как она выбрала босоножки на высоких каблуках и изящную красную, с золотыми полосками сумочку под цвет платья, Сапфира задумалась о том, что же надеть вниз.

– У нас есть именно то, что вам нужно, kyria. – Продавец сунул руку в выдвижной ящик и вытащил оттуда узкую эластичную комбинацию ярко-красного цвета. – Пикра и кружева, – с гордостью объявил он. – Будет сидеть на вас, как вторая кожа. К тому же, видите, здесь есть еще и пояс для чулок!

– Я беру ее. – Ну что ж, решила Сапфира, раз ей все равно не избежать маскарада, она постарается сыграть свою роль как можно лучше. – Еще я куплю у вас две пары самых тонких нейлоновых чулок!

Сапфира вышла из магазина. Теперь, когда она истратила на покупки небольшое состояние, время уже приближалось к шести, путь назад был отрезан. Ей оставалось только сказать мужу, что она изменила свое решение, и надеяться, что он будет доволен!

Найдя платный телефон, она набрала номер его офиса и стала с нетерпением ждать, когда он снимет трубку. Ничего, кроме гудков. Выждав еще несколько секунд, она медленно повесила трубку. Этого она не могла предвидеть. У нее не было другого выхода, как отправиться в «Эликсир палас», там переодеться и ждать Тэйна, моля Бога, чтобы он не передумал и приехал на ужин, к тому же один.

Полчаса спустя Сапфира с облегчением обнаружила, что женская туалетная комната довольно просторна и никем не занята. Переодевшись в большой кабине, она вышла в холл и подошла к большому, в полный рост зеркалу. Сапфира не только осталась довольна своим новым платьем, но ощутила особое удовольствие от плотно прилегающей к телу грации. Она неторопливо привела в порядок лицо, полностью сменив макияж, обратив особое внимание на глаза, чуть подогнув ресницы и наложив на них темную тушь, чтобы подчеркнуть блеск своих глаз. К счастью, у нее с собой оказалась губная помада того же цвета, что и платье. Твердой рукой она накрасила губы и сняла излишки помады, чтобы случайно не оставить неприятных следов на серебре или посуде. Было без четверти семь, когда она появилась в фойе, неся в руке магазинную коробку с аккуратно сложенной старой одеждой. Осмотревшись, она определила, что ресторан расположен на первом этаже, за баром, непосредственно примыкающим к залу для приема вновь прибывших. Если Тэйн придет, то наверняка заявит о своем прибытии у стола администратора или же сразу направится в бар при ресторане. В любом случае, сидя в холле, она не может не заметить его. Даже если он решит пройти сразу в номер Робинсонов, он должен пройти мимо нее, направляясь к лифту. Стараясь не показывать нарастающего волнения, Сапфира выбрала кресло, откуда ей будет удобно следить за громадными стеклянными дверями главного входа, и попыталась расслабиться.

Вдруг он не придет, что тогда? Возвращаться на виллу, словно побитая собачонка? Как глупо с ее стороны броситься очертя голову в гостиницу, не будучи уверенной, что Тэйн все же нуждается в ней. В очередной раз взглянув на часы. Сапфира увидела, что до семи остается всего две минуты. Уже почти пятнадцать минут она садит здесь одна, испытывая неприятное чувство от обращенных на нее любопытных взглядов. Что, если менеджер гостиницы превратно истолкует цель ее ожидания здесь и попросит уйти? От такого предположения по спине у нее пробежал неприятный холодок. Тэйн никогда не опаздывает! Она подождет еще две минуты и затем поскорее покинет гостиницу. Именно в этот момент, когда ее состояние приблизилось к паническому, она наконец увидела Тэйна и почувствовала такое громадное облегчение, что невольно громко вздохнула, поднимаясь ему навстречу.

Как всегда он был великолепен, возвышаясь над остальной, мельтешащей в фойе публикой. В темном костюме, с большим дипломатом в руке он уверенной походкой, не гладя по сторонам, направился к стойке администратора. Сапфира заметила, как он что-то сказал администратору и, улыбнувшись, передал ему кейс, прежде чем повернуться в ее сторону.

В его быстро окинувшем фойе взгляде не было и намека на то, что он заметил ее присутствие, и он прошел мимо.

– Тэйн… – неуверенно окликнула она его. Сапфира не ожидала, что ей придется вот так обращать на себя его внимание.

Он остановился, повернув голову на звук ее голоса. С расстояния двух метров, разделявших их, Тэйн смотрел на нее как на совершенно незнакомого человека.

Она все испортила! Это было очевидно. Тэйн, наверное, передумал и сказал Робинсонам, что она не придет, или, что еще хуже, несмотря на уверения Ангелии, решил пригласить другую женщину вместо нее. В любом случае ее присутствие здесь будет для него лишь помехой.

– Извини… в общем, это неважно… я просто подумала… Я пойду! Увидев его бесстрастное лицо. Сапфира стала отступать назад, желая как можно скорее исчезнуть с его глаз.

– Сапфи! – Он, казалось, не замечал ее отчаяния и цепким взглядом окинул ее фигуру с головы до ног. – Что, черт побери, ты здесь?.. – Тэйн остановился на полуслове и медленно покачал головой, как бы не веря своим глазам.

– Я пыталась дозвониться до тебя в офис, но было поздно, и никто не отвечал… Я не собираюсь тебе мешать, если ты изменил свои планы…

– Я решил побриться у парикмахера, вместо электробритвы, – объяснил он причину того, что его не оказалось у телефона, и, подойдя к ней, взял из ее онемевших рук коробку с одеждой.

Оказавшись рядом, она смогла оценить оливковую гладкость слегка отдающей лосьоном кожи его прекрасно выбритого лица. И с трудом удержалась от того, чтобы не коснуться кончиками пальцев его щеки.

– Надо понимать, что ты передумала и решила составить нам компанию за ужином? – тихо спросил он ее.

– Я… да. – Сапфира впилась взглядом в его искрящиеся умом, все понимающие глаза, в надежде увидеть в них какую-нибудь реакцию. – Если еще не поздно и я тебе все еще нужна, – сказала она дрогнувшим голосом. Испытание оказалось намного более жестоким, чем она ожидала. В каком глупом положении она окажется, если он велит ей ужаться.

– Почему, Сапфи?

Сапфира посмотрела на него с испугом. Она никоим образом не должна сказать ему правду.

– Потому что, что бы там между нами ни было, я поняла, что все еще люблю тебя и хочу, чтобы ты добился успеха, даже если я не смогу разделить его с тобой… – Боже! Она должна спасти хотя бы остатки гордости. И тут к ней на помощь пришло вдохновение.

Сапфира чуть заметно пожала плечами.

– Я подумала, долг платежом красен. Ты обещал показать мою работу Андреасу Констаниду…

– И ты решила, что я сделаю это, только если ты согласишься выполнить мою просьбу? – Он произнес эти слова довольно спокойным голосом, но выражение его лица не на шутку испугало Сапфиру.

– Нечто в этом роде, – безо всяких уверток признала она и улыбнулась, пытаясь вернуть ему хорошее настроение. – Мне это показалось неплохой сделкой… Но если условия изменились…

– Нет! – бесцеремонно оборвал ее Тэйн. – Условия те же. Я оставил все как есть до последней минуты, чтобы затем извиниться в случае твоего отсутствия. Подожди минутку, нужно избавиться от твоего багажа.

Он схватил ее за руку, будто боялся, что она может исчезнуть, если он хоть на мгновение оставит ее одну, и повел к стойке администратора, где попросил положить коробку радом со своим дипломатом.

– Да-а! – с удивлением протянул он, ведя ее к бару, но на самом пороге остановился и увлек ее в сторону. – Это для меня большая неожиданность, Сапфи. Я и не думал, что ты так легко поддаешься шантажу. Наверное, мне стоило прибегнуть к нему намного раньше.

– Не стоило! – Почувствовав боль, она попыталась высвободить свою руку из тисков его пальцев, но он лишь крепче сжал ее локоть.

– А вот еще один сюрприз, agape mou. – Он приподнял ее кисть ладонью вниз. – Я-то думал, что ты их давно выбросила! Но, видно, в тебе алчность сильнее неприязни ко мне.

Если бы Сапфира не считала Тэйна неуязвимым, она могла бы подумать, что причинила ему боль. Однако красноречивый блеск в его глазах говорил о том, что он скорее испытывает желание причинить боль ей, чем сам переживает нечто подобное, и это подтверждалось издевательской пародией на нежность в обращенных к ней словах. Она была не права, предположив, что он ее шантажирует. Тэйн никогда бы не пошел на такую низость, и она никогда бы не посмела обвинить его в этом, если бы не хотела хоть как-то защитить себя. Теперь уже поздно извиняться или пытаться что-то объяснить. Так же, как и раньше, она всеми силами стремилась сохранить свое я.

– Красивые кольца, – спокойно сказала она, не желая показывать, что он причинил ей боль. – Когда-нибудь твоя дочь с радостью будет носить их. Я надела их сегодня, полагая, что так будет лучше. Похоже, благодаря тебе у Робинсонов сложилось впечатление, что мы счастливы в браке, я не ошибаюсь?

– У них сложилось вполне определенное впечатление, что я люблю тебя, – так же спокойно ответил Тэйн. – От тебя зависит, какие чувства ко мне ты продемонстрируешь в их присутствии. – Его зубы сверкнули в тигриной улыбке, эдакий пушистый котенок, скрывающий за мягкой повадкой инстинкты хищника. – Ты знаешь, Сапфи, мне сдается, что ты так и не поблагодарила меня за кольцо, а?

Его слова прозвучали как вопрос, хотя он хорошо знал, что прав. Так же, как знала и она, к своему вечному стыду. Слишком легко все свалить на болезнь и перенесенную травму. Болезнь болезнью, но главное в том, что она была эгоистичной, испорченной девчонкой, требующей от мужа, чтобы он поступал так, как хотелось ей, и не способной видеть в поступках Тэйна его настоящего чувства к ней. Она сунула подаренное им кольцо в шкатулку без единого слова благодарности, и это, как бы у нее ни складывались обстоятельства, было непростительно.

Сожаление и стыд окрасили матовую белизну ее щек в розовый цвет.

– Тебе ужасно не повезло с женой, – прошептала Сапфира, не в силах выдержать его укоризненный взгляд. – Хотя для тебя это далеко не ново.

– Гм-м… – едва сдерживая смех, промычал Тэйн. – Признание вины снимает большую часть грехов. Теперь я действительно припоминаю, как ты благодарила меня с опозданием за подаренное обручальное кольцо. Я думаю, что стоит и мне выказать тебе благодарность. Это послужит не только карой, но и задаст тон сегодняшнему вечеру.

Если бы Сапфира поняла, что он имеет в виду, чуть раньше, она успела бы сорвать его замыслы, но, к сожалению, она замешкалась, пытаясь припомнить, как она отблагодарила его за это кольцо с рубиновыми камнями. Когда Сапфира наконец вспомнила, было уже слишком поздно.

Тэйн просто притянул ее к себе и, крепко взяв одной рукой за подбородок, чтобы она не смогла увернуться, властным поцелуем впился ей в губы. Они находились в общественном месте, и Тэйн не был эксгибиционистом, предпочитая предаваться эмоциональным излияниям в местах без посторонних глаз, и все же, даже не выходя за пределы приличий и вкуса, сумел потрясти Сапфиру до глубины души.

От его жадного, полного любовной страсти поцелуя Сапфира откинулась назад, еле устояв на своих высоких каблуках, и, чтобы не упасть, вынуждена была схватиться за плечи Тэйна, впившись пальцами в его защищенное лишь легкой тканью костюма тело. Она ощутила тесную близость его плоти, его бедер, прижавшихся к мягкому шелку платья. Руки Тэйна ласкали ее со сладострастной медлительностью, сводя Сапфиру с ума, легкими, жгучими прикосновениями поглаживающих позвоночник больших пальцев. Это был карающий поцелуй. И не потому, что ей было физически больно, вовсе нет. Он взял у нее то, что она готова была отдать, потребовал большего и взял это большее, а у нее не хватило воли воспротивиться ему. Карающим он был потому, что Тэйн доказал ей свое превосходство, свою волю к жизни и свою намного превосходящую ее собственную способность к выживанию. Он целовал ее не потому, что она была дорога ему, а потому, что ему было на нее наплевать.

Сапфира буквально задыхалась, когда Тэйн наконец отпустил ее, потрясенную собственными ощущениями и чувством реальной потери, овладевшим ею, когда его тело отодвинулось от ее воспламененной плоти. Полная решимости сыграть как можно лучше свою роль в этой игре, она предостерегающе подняла руку, не давая Тэйну увести ее в бар.

– Погоди! – (Он остановился, удивленный решительностью ее тона.) Эта помада тебе не к лицу!

На его горячих губах не было никаких признаков помады, но это не имело никакого значения. Достав из сумки салфетку, Сапфира с милой улыбкой стала вытирать ему губы, изображая Преданную жену и с удовольствием наблюдая за его неожиданной беспомощностью.

Она столь старательно вытирала его такие знакомые, такие любимые губы, что не заметила, как к ним приблизились вышедшие из бара мужчина и женщина и стали с терпеливым и чуть насмешливым любопытством наблюдать за ее действиями, пока Тэйн не взял ее за руку и, мягко развернув в сторону, заставил встать сбоку. Затем, обняв ее за талию, он произнес на своем, до сих пор приятном ее сердцу, английском, с легким греческим акцентом:

– Филип и Кэтрин! Разрешите представить вам мою жену Сапфиру.

Глава 10

Таким было явно нежелательное для Сапфиры начало этого вечера. Сапфира, которую неожиданный поцелуй Тэйна привел в сильное смущение, с огромным трудом взяла себя в руки. В конце концов ей удалось изобразить вежливое внимание, так что гостям было и невдомек о смятении, царящем в ее душе. Боже праведный, в отчаянии думала она, пусть только этот вечер закончится спокойно, а уж в дальнейшем она ничего подобного не допустит. – Мы, конечно, могли поужинать у нас в номере, – заговорщицким голосом обратилась к ней Кэтрин. – Но там нам бы постоянно мешали, не говоря уже о десерте под аккомпанемент различных технических терминов. Филип Робинсон, сидящий напротив, улыбнулся, гладя на жену, его серые глаза излучали неподдельное удовольствие. Он развел руками, как бы признавая правоту ее слов, но все-таки сказал с улыбкой:

– Согласись, дорогая, это не совсем так, ведь правда? Ты сама хотела этого, признайся, ведь ты, любовь моя, как тот цветок, которому более по душе блистать красотой на публике, чтобы все могли оценить, сколь он прекрасен!

– А что, ведь наряд у меня действительно шикарный! – самодовольно отпарировала Кэтрин, проводя рукой по черному шифоновому платью, отделанному золотистой каймой, плотно облегающему ее стройную фигурку. Одарив мужа вызывающей улыбкой, она продолжила: – И, кстати, было бы преступлением с нашей стороны лишить уставшего от дел греческого бизнесмена возможности выпить чего-нибудь освежающего и немного расслабиться в обществе Сапфиры. Вот она-то поистине вызывает повышенный интерес у здешней публики. – С улыбкой на губах она обратилась к Тэйну: – Ваши соотечественники – истинные ценители женской красоты. Завидую гречанкам!

– Да, это верно, подобная репутация давно закрепилась за нами, – ответил Тэйн, кивком головы одобрив принесенные только что напитки, которые он заказал для всей компании. – В Греции считается совершенно нормальным, если человек откровенно любуется чем-то, привлекающим его внимание. Что же касается Сапфиры, я не возражаю против повышенного интереса мужчин к ее персоне, но только с безопасного расстояния.

– Сказано галантно, но и достаточно темпераментно! – с восторгом воскликнула Кэтрин. Глаза ее озорно сверкнули, отчего она сразу помолодела – теперь никак нельзя было подумать, что ей за сорок, как поначалу определила ее возраст Сапфира. – Сразу чувствуется, что вы с континента. Интересно, почему англичане не могут понять, что красивая жена только выгодно оттеняет их собственные достоинства!

– Видимо, потому, что, если мы это поймем и станем придерживаться подобных взглядов, наши женщины первые набросятся на нас, потрясая кухонными ножами, – сухо заметил Филип Робинсон. – Англичанки уже не считают себя принадлежностью своих мужей. А вы как считаете. Сапфира?

– Я? – Сапфира, потягивая сухое белое вино, с интересом следила за их разговором, постепенно расслабляясь. Ей была приятна легкая непринужденность, свойственная Робинсонам. В Филипс с его атлетическим сложением она угадывала мягкий, добрый характер, несмотря на его влиятельный вид, что вкупе с дружелюбностью Кэтрин вполне обеспечивало успех сегодняшнему вечеру.

– Ну да, именно вы, – настойчиво подтвердил Филип. – Считаете ли вы себя принадлежностью Таноса, маленькой, но очень важной деталью, по которой люди будут судить о нем так или иначе?

Она бросила быстрый взгляд на Тэйна, в раздумье взирающего на нее через стол. Филип задал просто забавный вопрос, только и всего. Отвечая на него, ей не хотелось обидеть Тэйна каким-нибудь едким замечанием, что она с удовольствием сделала бы прежде. Нет, конечно, ее ответ должен быть непринужденным и веселым, чтобы не разрушить приятную атмосферу, воцарившуюся сегодня за столом.

– Итак, Сапфи, каково же твое мнение? – Тэйн напряженно ждал, что она скажет, намеренно поддразнивая ее и зная наперед, каким презрением она способна его окатить.

– Это сложный вопрос, – протянула она, стараясь выиграть время. – Должна признаться, что никогда раньше не задумывалась о статус-кво. Но скажу так: когда ты являешься центральной фигурой в каком-нибудь деле, я ухожу в тень, когда же наступает моя очередь… – На ее щеках появились две ямочки, в синих глазах, устремленных на Тэйна, от которого ее отделяла стеклянная поверхность стола, мелькнула насмешка. – Я вышла за тебя замуж не только потому, что голова у тебя светлая. Просто присутствие красивого мужчины рядом оказывает иногда более благоприятное воздействие на женщину, чем косметическая подтяжка лица!

– Отлично сказано! – зааплодировала Кэтрин. – Мне кажется, нас обеих можно поздравить, не так ли? Мы обе выбрали то, что нам больше всего по душе.

В знак одобрения она шлепнула Сапфиру по раскрытой ладони. Филип рассмеялся низким голосом.

– Вот какие откровения мы с вами услышали, мой друг. Приятно по крайней мере узнать, что наши жены все-таки оценивают нас по достоинству.

– Совершенно с вами согласен, – ровным голосом произнес Тэйн, но ответной улыбки не последовало. Он поднес к губам бокал и молча выпил до дна.

Легкий разговор в баре задал тон последовавшему затем ужину. Филип Робинсон, безусловно влиятельная персона в деловых кругах, во нерабочее время оказался простым, приятным в общении человеком. За столом велась непринужденная, дружеская беседа. Кэтрин проявляла повышенный интерес к Виктории и Стефаносу, заставляя Сапфиру снова и снова рассказывать о них что-нибудь забавное.

– Нашей дочери уже двадцать, – доверительно сообщила в конце ужина Кэтрин, угощаясь пирожными. – Она решила не выходить замуж и не заводить семью, пока твердо не встанет на ноги и не сделает карьеру. Поэтому мне придется еще долго ждать, прежде чем я стану бабушкой и смогу насладиться общением с малышами без дурацкой суеты, неизбежной в молодости, когда все заботы падают на тебя одну. Если честно, не могу себе представить, как вам удается справляться с вашими близняшками!

– Мне просто повезло, – проговорила Сапфира, вдруг поразившись при мысли, что это соответствовало правде, ей действительно повезло. – У нас экономка, а детей Тэйн устроил в ясли. Он… он делал все возможное, чтобы облегчить мне жизнь. – Голос ее слегка дрогнул.

– Все же были некоторые трудности, а? – Кэтрин посмотрела на нее с пониманием и состраданием. – Ну ничего, лучшее в жизни еще впереди – и радость того дня, когда они впервые пойдут в школу, и потом, когда они повзрослеют и вы будете общаться с ними как с равными, иногда давать им советы, помогать им и наставлять их на жизненном пути…

Ничего подобного ее не ждет впереди, по крайней мере главной фигурой в их жизни она не сможет стать. Судорожно глотнув воздух, Сапфира отодвинула свой стул.

– Да, конечно, – выдавила она, затем метнула взгляд на Тэйна. – Извините, я сейчас вернусь.

В дамской комнате она рухнула на стул и попыталась взять себя в руки. Согласившись играть свою роль, она была обязана довести ее с честью до конца. Через несколько минут, подправив косметику и выпив стакан ледяной воды, Сапфира изобразила на дрожащих губах вежливую улыбку и направилась в зал.

В дверях ее поджидал Тэйн. Он взял ее за руку и слегка притянул к себе. Она вопросительно посмотрела в его напряженное лицо.

– Что-нибудь случилось? Что-то не так?

– Это я тебя хотел спросить, Сапфи. У тебя был расстроенный вид, когда ты выходила из-за стола. Тебе, наверное, вся эта игра дается не так легко?

– Да нет, не в этом дело. Я не хотела быть невежливой. Робинсоны обиделись?

– Нет, – успокоил ее Тэйн, – все в порядке. Просто я психанул. Подумал, что ты решила уехать домой.

– Тогда ты бы попал в затруднительное положение, объясняя мое бегство. – Сапфира едва улыбнулась ему. – Я, видимо, перерепетировала свою роль. – Она бессознательно потянула жакет своего платья-костюма ниже на бедра.

– И к новому костюму еще не вполне привыкла, да? – Ее нервный жест не ускользнул от его цепкого взгляда, в котором появился какой-то странный блеск, значение которого ей не удалось разгадать.

– Он мне не вдет? – В ее вопросе прозвучала беспомощность, и она умолкла. Больше всего на свете ей не хотелось бы выглядеть слабой в глазах ее уверенного в себе мужа.

– О, Сапфи, он очень тебе к лицу. – Зрачки его расширились, превратив глаза в два бездонных озера. – Интересно, почему ты выбрала такой цвет? – Это вышло совершенно случайно. – Его вопрос заинтересовал Сапфиру.

– Мне казалось, этот цвет придаст мне уверенности – нельзя же остаться незаметной в костюме алого цвета! – И она нервно рассмеялась.

– А не в том ли причина, что такого цвета было твое свадебное платье? – Нет! – Вопрос, заданный со спокойной уверенностью, потряс Сапфиру, и она с негодованием отринула его голословное предположение. Ведь у нее и в самом деле ничего подобного не было в голове при выборе цвета этого костюма. А может, он прав? Может, упоминание Ангелии о фотографии на письменном столе у Тэйна каким-то образом подвело ее к бессознательной мысли об алом цвете? – Почему ты так решил?

– Сам не знаю. А почему ты подстриглась?

– Ты против? – Он уже долгое время не интересовался, как она выгладит. Сердце ее учащенно забилось – вдруг ее стрижка ему не понравилась. Но ведь она решила не обращать внимания на его мнение. Но надо смотреть правде в глаза: оно все еще много значило для нее.

– Я ведь не имею права быть против, не так ли? – спросил он спокойно.

– Но если тебе интересно мое мнение, то могу сказать… – Он умолк, намеренно продлевая ее мучения, окидывая оценивающим взглядом и ее новую прическу, и лицо, которое она обрамляла. – Не думаю, что ты когда-либо была более прекрасна – даже на нашей свадьбе.

– О! – Столь щедрый комплимент поразил Сапфиру, наполнив радостью все ее существо, но туг она вовремя вспомнила, что говорить ей комплименты было в интересах Тэйна. Она вздернула брови, изобразив на лице изумление. – Как это галантно с твоей стороны, Тэйн. Вернемся к Робинсонам?

– Конечно. – Он открыл дверь, пропустив ее вперед, и повел к их столику, обняв ее рукой за талию, демонстрируя свое право на столь интимный жест.

Инстинктивно ее спина напряглась под его рукой. Тэйн улыбнулся.

– Робинсоны приглашают нас к себе в номер на кофе и ликер. Ты ведь не возражаешь, я правильно понял? Филип хочет кое-что обсудить со мной до возвращения в Англию.

Сапфира услышала возбужденные нотки в голосе Тэйна и поняла, что за беспечностью его тона кроется заинтересованность в предстоящем разговоре.

– Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь, – тихо произнесла она.

Тэйн приветствовал ее решение негромким смешком.

– Сапфи, что за опрометчивое заявление! Ладно, поищу позвоню Эфими, надо предупредить ее, что мы вернемся поздно.

– Она же не знает, что мы с тобой здесь вместе, Тэйн.

– Тем более приятно ей будет услышать радостную весть. – Его зеленые глаза вновь сверкнули. Они уже подошли к их столику, и на сей раз Тэйн по-хозяйски обнял ее за плечи.

Сапфира украдкой взглянула на него. Он был все таким же, каким она впервые увидела его, – спокойным, слегка отчужденным, надменным, уверенным в себе и очень-очень красивым.

– Мы с Сапфи будем счастливы принять ваше приглашение и продолжить наш вечер.

Люкс Робинсонов оказался роскошным, как и подобало первоклассному отелю. Мужчины с головой ушли в обсуждение своих проблем, а Сапфира с удовольствием продолжила разговор с Кэтрин, оказавшейся прекрасной собеседницей. Вечер плавно перешел в ночь, а у них находились все новые общие темы – от увлечения музыкой и драмой до рецептов приготовления разнообразных блюд.

Только когда Тэйн позвал ее, до Сапфиры дошло, что мужской разговор закончен и Тэйн успел позвонить кому-то по телефону.

– Да, милый? – откликнулась она инстинктивно, сразу не сообразив, что назвала его «милым» – как в былые времена. Тэйн лениво поднял бровь, и она поняла, что допустила промах. Ну и что? Что теперь – извиняться? Ерунда, как-нибудь выкрутится позже. С беспечным видом она встретила его ироничный взгляд.

– Боюсь, уже очень поздно, дорогая, – ответил он ей в тон. – Если мы сейчас поедем домой, мы всех перебудим. Поэтому на эту ночь я заказал здесь для нас номер.

Он стоял перед ней без пиджака, галстук был расслаблен, а верхняя пуговица на рубашке расстегнута, волосы свободно спадали на лоб. На щеках уже стала проявляться щетина, придавая ему пиратский вид.

– Да, но… – Сапфира не знала, как отреагировать на его слова.

– Не волнуйся, все будет в порядке, я поговорил с регистратором, и она обещала снабдить нас зубными щетками и электробритвой, а другие необходимые туалетные принадлежности есть в каждом номере. Одну ночь как-нибудь продержимся.

– Думаю, ты прав, – согласилась с ним Сапфира. Что ж, он все хорошо продумал. Она отметила, что лицо его осунулось, в зеленых глазах появилась усталость, и это ее тронуло.

Еще полчаса прошло, пока они прощались с гостеприимными хозяевами и Тэйн забирал из регистратуры ключ от номера и сумку Сапфиры. Стоя подле него, пока он отпирал дверь, она подавила зевок, прикрыв ладонью рот. Вдруг Тэйн пробормотал какое-то ругательство на своем родном языке.

– В чем дело?

Она протиснулась в открытую дверь и окинула глазами номер, готовя себя к худшему, но ничего такого не увидела. Просторная комната, обставленная современной, красивой мебелью. Уютное кресло, письменный стол. На низком столике стояла даже ваза с фруктами, а на тумбочке – цветы. И тут она увидела то, что вызвало недовольство Тэйна.

– О! – уставилась она на огромную двуспальную кровать.

– Поверь, Сапфи, – зло проговорил Тэйн, – я не подстраивал это специально. Я просил двухкомнатный номер, честно. Но в Греции, как тебе известно, в большинстве гостиниц в каждом номере стоят, как правило, две отдельные кровати. Я думал, здесь то же самое, и это нас вполне бы устроило.

– Наверное, эта комната обычно предназначается для новобрачных, предположила Сапфира, забавляясь его бурной реакцией. Сама она не придала этому такого значения. Может, потому что очень устала, а может, весь этот вечер воссоздал атмосферу прошлого, о потере которого она так сожалела.

Грациозной походкой она пересекла комнату и открыла дверь ванной.

– Здесь просто роскошно, – бросила она через плечо. – Две раковины.

Море позолоты. Но ванна слишком мала для тебя, так что, боюсь, ты не сможешь переночевать в ней.

– Я буду спать здесь. – Тэйн решительно плюхнулся в кресло. – Можешь первая принять ванну. – Он закрыл глаза. – Только побыстрее.

Она повиновалась без возражений. В ванной она разделась и наскоро приняла душ, стараясь не думать о том прекрасном времени, когда они принимали душ вместе.

Она свою кожу холила, лелеяла, Тэйн же, как правило, яростно скреб свое золотистое тело, словно стараясь смыть с себя груз лет. Таким образом, ее полотенце оставалось почти сухим, его же можно было выжимать. Как же ей не хватало теперь этих его мокрых насквозь полотенец…

Она внимательно оглядела себя в зеркале. Боже, неужели это она? Довольная тем, что она увидела, она провела пальцами по своей красивой, полной груди.

В зеркале отражалась красивая длинноногая девушка с матово блестящей кожей. Коротенькая грация едва прикрывала ее бедра тонкой полоской кружев. Да, отметила она с удовольствием, теперь она выглядела так же, как когда-то, до свадьбы.

Сапфира быстро завернулась в чистое полотенце и вышла из ванной.

Тэйн по-прежнему сидел в кресле, спинка которого доходила ему лишь до лопаток, голову же положить было и вовсе некуда. Только мазохисту могла прийти мысль провести таким образом ночь. И только садист мог позволить ему сделать это.

– Тэйн, ванна свободна, – мягко произнесла Сапфира, уверенная, что заснуть в такой позе он не мог. – Слушай, я не понимаю, почему бы нам обоим не провести эту ночь в удобной постели. Она достаточно широкая. Я уверена, что ты не подстроил это все специально, так что в сложившейся ситуации это будет самым разумным.

– Это очень милосердно с твоей стороны, Сапфи. – Он посмотрел на нее из-под прикрытых ресниц. – Я учту твое предложение.

– Отлично. – Она скользнула под простыню, сняла с себя полотенце и бросила его на пол. – Тогда спокойной ночи!

Тэйн поднялся на ноги и пошел в ванную. Через несколько минут он опустится на кровать радом с ней. Почему она с таким возбуждением ждет этою? Просто она весь вечер думала именно об этом. Ей было так хорошо отличная еда, великолепное вино и чудесная компания. Она ни в чем себе не отказывала и чуть ли сама не уверилась, что они по-прежнему идеальные любящие супруги, имеющие в довершение картины двух очаровательных крошек. Так пусть эта иллюзия продлится еще несколько часов. А утром она постарается спокойно вернуться к суровой реальности.

Она лежала без сна, каждая клеточка ее тела напряженно ждала Тэйна. Вскоре она заснет, убаюканная собственными мыслями о том, что могло бы сейчас произойти.

Она услышала, как отворилась дверь ванной, потом Тэйн щелкнул выключателем, и она всем существом и всеми нервами почувствовала его приближение. И – ничего, только тишина и пустота рядом с ней.

– Тэйн? – Она потянулась к настольной лампочке. Тэйн, по-прежнему в брюках и рубашке, скрючился в кресле, подперев голову ладонями. – Тэйн! – резко окликнула она его.

Ответа не последовало. Она раздраженно вздохнула, выбралась из кровати и подошла к нему.

– Тэйн! – Сапфира потрясла его за плечо. Ресницы его дрогнули, скулы напряглись. – Что ты делаешь? Мы же договорились, что ты ляжешь в кровать!

– Ни о чем мы не договорились! – рявкнул он в ответ. – Я сказал, что учту твое предложение. И я его учел, но не принял. Ради Бога, иди спать, Сапфи, и оставь меня в покое!

– Но это же глупо! – Сапфира стояла, расставив ноги, уперев в бока руки, не думая о том, как она выгладит в его глазах. Она была разгневана, потому что ей было невыносимо видеть Тэйна в такой неудобной позе. Она была расстроена, потому что ее планы хоть эту ночь провести рядом с ним рухнули. Она была озадачена, потому что не понимала причину его сопротивления. – Ты что думаешь, я стану приставать к тебе?

– Нет. – Он распрямился в кресле и вдруг, к удивлению Сапфиры, встал во весь свой рост. – Нет, Сапфи, – повторил он уже мягче. – Дело в том, что я не уверен, смогу ли я сам оставаться спокойным и не стану ли сам приставать к тебе.

Сказанное было настолько неожиданным, что у нее перехватило дыхание, и она в изумлении уставилась на него.

– Думаешь, я вру?

Сапфира не двигалась с места – даже когда он протянул к ней руки, даже когда он прижал ее к себе, даже когда он стал гладить ее, – она не сопротивлялась, только подняла голову и, задрожав от удовольствия, приоткрыла губы в ожидании поцелуя.

Тэйна тоже охватила дрожь. И не какая-нибудь поверхностная, нет, она исходила из самых глубин его существа. Она обвила руками его шею и притянула к себе его голову. Она так ждала его поцелуя, такого желанного для нее, предопределенного всеми событиями предыдущего вечера, что, когда Тэйн выпустил ее из объятий, ее охватило опустошающее ощущение потери.

– Теперь ты понимаешь, почему я отказываюсь лечь вместе с тобой? – спросил он хриплым голосом, в котором слышалась насмешка. – Оставь меня в покое, иначе я за последствия не ручаюсь. Понимаешь?

– Понимаю. – Свои мысли Тэйн изложил достаточно четко, но она все равно не отодвинулась от него, лишь провела языком по пересохшим губам, что не ускользнуло от Тэйна, внимательно следившего за ней глазами, потемневшими от возбуждения. – Я… я не смогу заснуть, если ты будешь спать в этом кресле.

– Десять секунд, Сапфи, – с усилием проговорил он. – Даю тебе десять секунд, чтобы вернуться в постель и выключить свет, иначе…

Сапфира про себя досчитала до десяти, не двигаясь с места. Она слышала его затрудненное дыхание, понимая, что ведет себя вызывающе. Ну и что? Почему бы не довести до логического завершения этот чудесный вечер? Одна, самая последняя, ночь, пусть даже она не станет ночью их взаимной любви, но она проведет ее подле самого близкого человека. Воспоминаниями о ней она будет жить в ожидающем ее одиночестве.

Тэйн легко поднял ее на руки, отнес в кровать и выключил свет. Она потянулась к нему, дотрагиваясь руками до его шеи, ощущая напрягшиеся мышцы. Он застонал, и она стала смелее, продвигаясь ладонью к его животу поверх ремня на брюках. Еще чуть-чуть, ну совсем чуть-чуть…

Он скрипнул зубами и немного отодвинулся, но она поняла – он не отвергает ее. Когда он снова приник к ней, одежды на нем уже не было. Она возобновила свои ласки, вспоминая со сладким замиранием сердца его знакомое до последней клеточки такое любимое тело.

Сапфира вновь почувствовала себя молодой и беззаботной, она упивалась радостью физической близости, растворяясь в чувственном удовольствии от ласк Тэйна. Он, спустив с ее плеч тоненькие бретельки, нежно целовал ее грудь, проводя языком по напрягшимся соскам.

Тэйн стянул с нее алую грацию, и Сапфира застыла от ужаса – в памяти ясно всплыло выражение отвращения на его лице в последний раз, когда они были вместе. Но уже через мгновение она испустила вздох облегчения: темень ночи скроет ее обезображенную родами фигуру и, уж конечно, он не сможет почувствовать пальцами маленький шрам.

Он говорил с ней руками и губами, она отвечала невнятным бормотанием и вздохами наслаждения, горя от желания, так долго дремавшего в ней. Через несколько минут их разгоряченные тела были охвачены огнем страсти. Словно в агонии, Тэйн выдохнул ее имя: Сапфи! – и она отдалась ему со сладостной щедростью, ничего не требуя взамен. Он застонал, достигнув пика экстаза, и Сапфира возликовала от доставленного ему счастья.

Он лежал возле нее обессиленный, не способный шевельнуть пальцем, словно Самсон, лишившийся сил, когда вероломная Далила остригла его волосы. Сапфире интуитивно захотелось защитить его, и она обняла его за спину, будто укрывая от грозящей ему невидимой стрелы.

Теперь ее мечта исполнилась. У нее оставалось еще немного времени, утром уже все кончится. Тэйн заворочался и перевернулся на спину. Сапфира положила голову ему на грудь, прислушиваясь к ровному биению его сердца. Она ощущала прилив энергии, словно Тэйн поделился с ней своей жизненной силой, наполнив ее внутренним огнем. Когда утром она проснулась, Тэйна рядом не было. Сапфира припомнила ночные события и решила, что жалеть ей не о чем. Ей не надо кривить душой перед самой собой – она знала наверняка, что любит Тэйна по-прежнему. Сейчас было уже поздно сожалеть о том, что она сама разрушила свое счастье, но по крайней мере ей не надо было больше лгать себе.

– А, уже проснулась. – Тэйн, полностью одетый, вышел из ванной. Лицо его было сурово. – Я провожу тебя вниз позавтракать. Не задерживайся, ладно? Чем раньше мы вернемся на Андромеду, тем лучше.

Сапфира кивнула, с трудом проглотив комок в горле, а Тэйн, не произнеся больше ни слова, вышел из комнаты.

Чего же другого она ожидала? Борясь с отчаянием, она спустила с кровати длинные ноги. По крайней мере он поступил благоразумно, оставив ее одну, чтобы она без смущения могла одеться. Она и не рассчитывала, что утром он встретит ее с прежней пылкостью. Тэйн был воплощением мужественного самца, он легко возбудился при виде полуголой женщины, и она сама поощрила его на дальнейшие действия.

Во всем виновата только она. Она снова поступила безрассудно, как в прошлом. Тэйн сполна расплатился за ту ее первую ошибку. Ей тогда стоило только взглянуть в его суровое лицо, чтобы понять, в какой он был ярости оттого, что пошел ей на уступку.

Сапфира быстро приняла душ и переоделась, а алую грацию скомкала и засунула в сумку, отправив туда же и алый вечерний костюм. Своим поведением она добилась только того, что теперь он еще больше станет ее презирать, но она не сожалела о прошедшей ночи.

Завтрак прошел в молчании, так же как и последующая поездка в машине домой. Тэйн открыл дверь их виллы и пропустил ее вперед. Эфими уже спешила им навстречу, приветливо улыбаясь.

– Как малыши? – спросила Сапфира, заранее читая ответ на довольном лице пожилой женщины.

– Как всегда.

– Я пойду взгляну на них.

– Подожди минуту. – Тэйн удержал ее за руку. – Сперва я хочу поговорить с тобой наедине. Пожалуйста, пройдем в кабинет.

Что еще? Разбор ее вчерашнего поведения? Взаимные обвинения? Она хотела отказаться от разговора, но его просьба была больше похожа на приказ, и у нее не хватило духу ослушаться. Самое лучшее, что они могли сделать, – это забыть об этой ночи. Стереть ее из памяти. Если бы он начал анализировать события, он бы все опошлил, а ей этого вовсе не хотелось.

– Стоит ли? Нам вроде не о чем говорить.

– Ошибаешься, Сапфи. – Голос его звучал с грустью. Он ввел ее в кабинет и плотно закрыл дверь, указав на кресло. Сам же стал мерить шагами комнату. – Я хочу сказать что-то важное.

– Да? – Она почувствовала стеснение в груди, дышать стало трудно, сердце учащенно забилось.

– Ты была права, когда говорила, что мы не можем жить так дальше. Он остановился напротив и посмотрел на нее сверху вниз как судья, готовящийся произнести приговор. – Я передумал, Сапфи. Я приложу все усилия, чтобы ты могла как можно скорее со мной развестись.

Глава 11

Ошеломленная словами Тэйна, Сапфира буквально онемела, только расширенные от изумления глаза да внезапная бледность выдавали ее состояние. – Каким я был глупцом, полагая, будто раздельное проживание может помочь нам, – произнес он суровый приговор. – Ты оказалась права с самого начала: развод – вот единственный выход. С моей стороны было безумием думать, что я смогу силой привязать тебя к себе навсегда.

– А дети? – почти шепотом вырвалось у нее. Она согласилась отдать ему детей, считая само собой разумеющимся, что всегда сможет быть рядом. Не собирается ли Тэйн использовать это против нее в суде?

– Разумеется, останутся с тобой, – с трудом сохраняя самообладание, выдавил он сквозь зубы. – После вчерашнего вечера я вряд ли могу претендовать на право считать себя достойным отцом!

Тэйн испытывал неподдельную боль, казня себя презрением за свою поруганную philotimo. Он считал, что подверг себя унижению и позору, и сознание этого причиняло ему невыносимую боль.

Облегчение, испытанное было Сапфирой, теперь уступило место чувству сострадания и одновременно гнева на него за то, что он осмелился предположить, будто она манипулирует им в своих целях, а также чувству вины за то, что произошло между ними утром.

– Ты считаешь, что я использую это против тебя в суде? – гордо спросила она. – Ты действительно думаешь, что я способна на это, или, может быть, ты считаешь, что я все это спланировала заранее, чтобы отобрать у тебя детей? – Сапфира почувствовала, как дрожит ее голос.

– При том, что я сам заказал комнату? – горько усмехнулся Тэйн. Нет, Сапфи, ни в каком злонамеренном умысле я тебя не подозреваю. Ты думаешь, я не знаю, что ты пострадала невинно?

Да, она действительно пострадала, но вовсе не так, как это представляется Тэйну. Невинно? О нет! Вряд ли. Она с недоумением отметила напряженность всей его позы.

– Я… я понимаю, почему ты изменил свое первоначальное решение о разводе. – Какое будущее может ожидать человека, наделенного таким жизнелюбием и силой, как Тэйн, и связанного с женщиной, любить которую он не может? – Но ведь однажды ты мне сказал, что никогда не отдашь своего сына.

– Да, – Тэйн с шумом втянул в себя воздух. – Но это было до того, как ты Доказала, что настоящая любовь не боится жертв и не знает эгоизма, что, как бы сильно и глубоко ты ни любил, если приходит время расстаться, нужно суметь это сделать просто и красиво, как бы невыносимо тяжело тебе ни было. Ты была права, говоря, что Стефанос и Виктория нуждаются друг в друге, но это еще не все. Как бы сильно я этого ни хотел, я не могу заменить им материнской любви и ласки. И не только потому, что я большую часть времени нахожусь вне дома, все гораздо серьезнее. Я пытался закрыть глаза на собственные недостатки, но после отдыха на острове, когда ты стала жить на новой квартире, я уже не в состоянии был их скрывать. И травма Стефаноса была лишь верхушкой айсберга.

Он помолчал, и Сапфира силилась понять, что же означают эти слова Тэйна.

– Ну и вот… – он улыбнулся ей грустной улыбкой. – Теперь, когда благодаря тебе я стал лучше понимать нужды детей, у меня нет иного выбора, как забыть о собственных желаниях и потребностях и решить все в твою пользу. Не буду отрицать, мне это нелегко, но, в конце концов, я это заслужил. Я принес в твою жизнь одни несчастья, сначала соблазнив тебя, затем увезя за тысячи миль от родного дома и друзей, поселив в стране с незнакомыми обычаями и языком. Ты забеременела, не прожив со мной и года… – Тэйну стало трудно дышать… – А потом, когда та заболела, я умудрился ничего не заметить. Мне недостало терпения и способности понять… Theos mou, Сапфи! Ты вправе была ожидать от меня всяческой поддержки, но не получила ничего! Я заслуживаю того, чтобы ты не чувствовала ко мне ничего, кроме отвращения.

– Это была не твоя вина, Тэйн! – Ее захлестнула волна сочувствия и желание разделить с ним его вину. – Я была слишком эгоистична и неопытна. Я даже не попыталась понять и разделить твою жизнь. – Боясь встретиться с ним взглядом. Сапфира смотрела на свои руки. – К тому же это я соблазнила тебя. Я бросилась к тебе, не задумываясь о последствиях. Даже когда ты сказал моему брату, что собираешься жениться на мне, я заставила себя поверить, будто ты любишь меня, не обращая внимания на тот очевидный факт, что ты оказался жертвой мимолетного увлечения и чувствовал себя обязанным по долгу чести «сделать из меня порядочную женщину», после того как нас застали на месте преступления.

Услышав его смех, она с удивлением подняла на него глаза.

– Дорогая Сапфи, я ведь действительно любил тебя! Я не был настолько неопытен и наивен, чтобы позволить себя соблазнить помимо моей воли. Бели бы у меня не возникло твердого намерения жениться на тебе, я бы никогда не оказался в такой заведомо опасной ситуации. Твое столь лестное для меня внимание очаровало меня и намного ускорило мои планы, вот и все.

– Ты любил меня? – Она столько лет убеждала себя в том, что это не так. Неужели это правда? Какой ему смысл лгать ей именно теперь?

– Разумеется, я любил тебя. – В его взгляде была задумчивая нежность.

– Разве ты забыла первый год нашей совместной жизни?

– Как я могу это забыть! – Она опустила глаза и остановила свой взгляд на его груди, уставившись в ярко сверкнувшую на солнце, похожую на жемчужину пуговицу на его рубашке. – Но я все погубила, разве не так? Я была испорченной, с трудным характером девчонкой, слишком эгоистичной и жестокой. И я на корню разрушила наше хрупкое счастье.

– Ты была больна, Сапфи! А я, глупец, ничего не хотел замечать. Theos mou! Как подумаю, сколько тебе пришлось перенести тогда, когда ты носила под сердцем наших детей, да и после!

Правда заключается в том, что я из ревности ничего не хотел видеть. Я не готов был делить тебя даже с нашими детьми. Да, я любил всех вас, но тебя я любил сильнее. Я почувствовал себя отвергнутым, когда ты стала дни и ночи проводить с ними. Мне казалось, что ты просто помешалась на них. У всех моих сестер уже были свои дети, но они никогда не уделяли им так непомерно много времени… Сапфи, ты меня слушаешь? – Он опустился на одно колено у ее стула и нежно прикоснулся пальцами к ее руке. – Только когда, отчаявшись, я пригласил к нам Эбби, я стал кое-что понимать. Я надеялся, что она сможет пробиться к тебе, поможет мне наладить с тобой контакт. Именно Эбби заставила меня увидеть, что мои сестры жили в окружении своей многочисленной родни, бабушек, теток, двоюродных сестер и тому подобное – короче, тех, кто всегда мог принять на себя часть забот о детях, в то время как с тобой радом не было никого из близких тебе людей или родственников. До того времени я был слишком самоуверен, считая, что смогу обеспечить любую необходимую тебе поддержку и помощь. Но моя работа не давала мне возможности уделять тебе достаточно времени, и я был слишком увлечен ею, чтобы понять это. – Тэйн беспомощно развел руками. – Я был далеко не беден, но мне нужно было обеспечить источники твердых доходов. – Его рот искривился в горькой усмешке. – Нужно было кормить еще двух малышей, не говоря уже о расходах на оплату услуг Спиридоулы.

– А в награду за все это ты получил истеричку жену, устраивающую тебе дикие скандалы из-за сестры, с которой ты якобы крутил роман. – Ее взгляд остановился на сильных длинных пальцах, покоившихся на ее руке. Она так много потеряла по собственной вине. И все же, как ни странно, этот разговор оказывал на нее какой-то терапевтический эффект, будто ее открытую рану обработали антисептическим средством. Сначала жгучая боль, потом следовал процесс заживления. – Если бы я не была тогда совершенно невменяемой, я бы никогда не бросила тебе эти дикие обвинения… – Несмотря на все усилия держать под контролем свои эмоции, Сапфира почувствовала, как по щекам у нее покатились две слезинки.

– Не плачь, Сапфи, – нежным прикосновением Тэйн вытер ее слезы. – Ты не отвечала за свои поступки, у тебя ведь был полностью нарушен обмен веществ. – Зато потом, когда я возвратилась из больницы, со мной было все в порядке, – безжалостно констатировала она. – Я была переполнена жалостью к самой себе. Вместо того чтобы думать о будущем, я не переставала задаваться вопросом, почему это случилось именно со мной? Вместо того чтобы радоваться, что болезнь позади, я была озабочена мыслями о том, какая я несчастная. Я была отвратительным, вечно ноющим и эгоистичным существом, которого ни один человек не смог бы терпеть радом с собой.

– Не было у меня никакой другой женщины, Сапфи, – грустно промолвил он. – Что до Ангелии Андроникос, то самое большее, чем она могла быть, это верным другом и умелым и очень полезным деловым партнером.

– Я знаю, – прошептала Сапфира. – Она приходила сюда вчера и сказала мне то же самое, хотя еще раньше я стала понимать, что верила в это, потому что сама хотела верить, потому что мне нужно было переложить вину за собственные недостатки на кого-нибудь другого, потому что это было наказанием за то, как я вела себя с тобой. Однако за последние несколько недель после решения суда о раздельном проживании я внезапно будто очень повзрослела. Вся эта невозможная путаница в моей голове вдруг исчезла, и теперь я впервые вижу все с такой ясностью, какой мне недоставало эти годы.

– Не стоит себя обвинять, agape mou, – Тэйн бережно стер с ее щеки вновь покатившиеся слезинки, ласково проведя указательным пальцем по нежной коже. – Я был во всем виноват изначально. Я не понимал, что с твоей стороны это было всего лишь увлечение. Из-за своего непозволительного самомнения я уверил себя, что ты меня любишь, и я так сильно хотел этого, что не желал видеть реальности. Женитьба на тебе оказалась одним из самых эгоистичных поступков в моей жизни. Другим был тот, когда я согласился на твою жертву и забрал у тебя нашу дочь.

Как ему объяснить, что он не прав, что он единственный мужчина, которого она когда-либо любила? Как объяснить ему это, если он заявил, что желает развестись с ней? Когда же страсть, которую он к ней испытывал вначале, была разрушена временем и ее безответственным поведением? Сапфира незаметно убрала свою руку из-под его ладони и, вынув спрятанный в рукаве платок, промокнула повлажневшие от слез глаза. Как сможет она, любя Тэйна, принять от него жертву, которую он готов принести ради нее, зная по личному опыту, какую боль это ему причинит?

– Итак… – произнес он с напряженной улыбкой, болезненно исказившей его лицо, – …есть только один способ хоть как-то исправить мою ошибку, а именно дать тебе возможность уйти к человеку, которого ты можешь любить так же сильно, как он любит тебя.

– У меня никого нет, – жалобно сказала она, устремив на него умоляющий взгляд, полный страстного желания уверить его в правоте своих слов. – Майкл значит для меня не более, чем для тебя Ангелия. В тот раз, когда он поцеловал меня, я сказала ему, что у нас с ним не может быть будущего и что я могу быть для него только другом.

Он молчал секунд пять, а потом вдруг засмеялся каким-то горьким смехом.

– Ты знаешь, я ведь ревновал к ним обоим, к Лорне и Майклу, потому что они могли дать тебе то, чего не мог я, – утешение.

– Тэйн, пожалуйста! – Она отчетливо слышала в груди глухое биение своего сердца и, не сознавая этого, в немой мольбе сжала перед собой руки. – Возможно, все было бы иначе, если бы мы с самого начала попытались как-то понять друг друга.

– Гм-м! – прозвучал безрадостный смешок Тэйна. – Я бы отдал десять лет жизни, чтобы иметь возможность вернуться в то время и начать все сначала, зная то, что я знаю теперь.

– И вместо этого ты хочешь развестись со мной, – упавшим голосом сказала Сапфира и вдруг в изумлении увидела, как Тэйн отрицательно покачал головой.

– Нет, я этого не говорил, Сапфи. Я сказал лишь, что не буду препятствовать разводу, если ты этого пожелаешь. Это вовсе не одно и то же. Разве тыне видишь? Я попытался удержать тебя при себе против твоей воли, надеясь, что однажды случится чудо и я снова пробужу в тебе любовь ко мне. Но этого не произошло. Наши отношения становились все хуже и хуже, вплоть до того вечера, когда между нами вспыхнула ужасная ссора. Внезапно, несмотря на весь свой гнев, я так безумно захотел тебя, что решил прибегнуть к действиям, раз уж слова были совершенно бессильны. Я подумал, если мы снова станем любовниками, мое тело будет более красноречивым катализатором для твоих чувств, чем любые слова! – Горечь этих слов отразилась на лице Тэйна.

Не в силах больше сдерживать себя. Сапфира вскочила на ноги. Губы ее побелели, а руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Но ты так и не смог заставить себя сделать это! – Даже теперь, вспоминая выражение ужаса на его лице при виде ее нагого тела, она испытывала нестерпимую боль. – Тебе было отвратительно мое уродливое тело.

– Сапфи, о чем ты говоришь? – Он кинулся к ней и, схватив за плечи, заставил Сапфиру посмотреть ему прямо в лицо. – Я действительно испытывал отвращение, это так! Но не к тебе… а к себе самому! Я весь горел желанием и страстью, к которой примешивались гнев и нарастающее и ненавистное мне чувство стыда. И вдруг я увидел тот еле заметный, тонкий шрам. Он в самом деле был едва заметен, и все же ничто не могло бы с большей очевидностью напомнить мне о том, что тебе пришлось выстрадать по моей вине. Я был старше и опытнее тебя и, как последний эгоист, лишил тебя юности и свободы. И сейчас усугублял свой грех, намереваясь снова подчинить тебя своей воле. – Тэйн вздохнул. – Я много раз ненавидел себя за последние несколько месяцев, но ни разу с такой силой, как тогда.

– О-о… – она смотрела на него какими-то безжизненными, лишенными всякого выражения глазами, – я думала, это потому, что тебя оттолкнуло мое уродство. Я была такой худой и изможденной.

Он покачал головой.

– Для меня ты всегда будешь прекрасна, Сапфи, – с простотой, от которой у нее защемило сердце, сказал Тэйн. – Уродом был я, а не ты, и все-таки я не был готов отказаться от тебя. Вот почему, когда ты убежала к Лорне, я предложил тебе оформить в суде раздельное проживание. Я рассуждал так: хотя ты и будешь в безопасности от каких-либо домоганий с моей стороны, все же по закону я буду иметь право видеться с тобой и, что самое важное, ты не сможешь выйти замуж за кого-нибудь другого. Я был убежден, что моя неожиданная выходка испугала тебя, и единственное, что мне оставалось, – это дать тебе возможность подольше пожить отдельно от меня, а остальное будет зависеть от моей способности вовремя уловить подходящий момент. Я не собирался форсировать события и намеревался ухаживать за тобой так, как я это делал в самом начале нашего знакомства.

– А теперь уже слишком поздно? – голосом, в котором звучало глухое отчаяние, сказала она в ответ на его осторожное прикосновение к ее щеке. – Ты спрашиваешь меня об этом после того, что произошло между нами прошлой ночью? Ах, Сапфи… – Он чуть коснулся кончиками пальцев ее шелковистых волос. – Ты все еще не понимаешь? Я не в силах быть рядом с тобой, чтобы не причинить тебе боль. После всего того, что тебе пришлось пережить в связи с рождением близнецов, я поклялся никогда больше не позволять тебе забеременеть от меня, но, несмотря на это, я любил тебя вчера с таким самозабвением, что мне было на все наплевать. Если бы я обладал, хотя бы наполовину, той силой воли, которой всегда гордился, я бы провел всю ночь внизу в баре, так как я не из тех, кто ищет случайных знакомств. Это просто не в моем характере. Вместо этого… – внезапно его голос дрогнул. – Я просто не подхожу тебе, Сапфи. Я должен расстаться с тобой, потому что слишком тебя люблю и не могу оставаться в стороне, когда ты рядом. Что до наших детей, я думаю, будет лучше, если они станут жить с тобой… потому что… я также люблю и их. – Он отвернулся к своему столу, пряча от нее лицо.

Сапфира почувствовала, как внезапно ее тело становится чужим, и в какой-то момент ей показалось, что она теряет сознание из-за невыносимого шума прихлынувшей к голове крови.

– Ты все еще любишь меня? – Ее окатила теплая волна, зародившаяся где-то в глубине ее существа и наполнившая ее тело ощущением почти невыносимого блаженства и счастья. – Но тогда… тогда разве мы не можем начать все сначала? – спросила она дрожащим от переполнявших ее чувств голосом.

Ссутулив плечи, Тэйн подошел к окну и стал смотреть куда-то вдаль. Сапфира не отрывала глаз от его стройной высокой фигуры, отчетливо вырисовывающейся на светлом фоне освещенного солнцем окна.

– Чтобы продолжить наши платонические отношения? Ты это хотела сказать? Нет. Я думал, что все в конце концов образуется, но это невозможно. Я не могу не желать любить тебя. И я не могу любить тебя, не причиняя тебе страданий. К тому же я не имею права лишать тебя возможности найти счастье с человеком, которого ты захочешь сделать своим мужем. – Он повернулся к ней и улыбнулся, но в его глазах она увидела невыносимую боль. – Благодаря тебе я понял, что истинная любовь не должна быть эгоистичной, бывают моменты, когда единственный достойный выход – видя, что ничего уже не изменишь, – дать человеку возможность уйти!

– Но я не хочу уходить от тебя! – в отчаянии выкрикнула Сапфира, не зная, как заставить его поверить в искренность ее слов. – Я… я тоже люблю тебя, Тэйн! Я всегда любила тебя, просто мне стало трудно справляться со своей ревностью и страхом, и я не знала, как заставить тебя понять. Мне хотелось, чтобы ты понял мое состояние интуитивно. Когда этого не произошло, я убедила себя, что ненавижу тебя. Но это была неправда.

У нее вырвался нервный смех при виде его неподвижной фигуры, застывшей в тягостном молчании от внезапного откровения ее слов. – И ты, конечно же, прав насчет вчерашней ночи, – продолжала она дрожащим от волнения голосом. – Действительно, это не самое подходящее время для того, чтобы увеличивать нашу семью. Хотя врачи и уверили меня, что случившееся со мной при первых родах, вероятно, больше не повторится, а если и повторится, они всегда успеют прийти мне на помощь. Но если… если бы ты не занялся со мной любовью, не знаю, что бы со мной было, потому что стоило мне увидеть двуспальную кровать, как у меня разыгралось воображение.

– Всемилостивый Боже! – услышала она наконец его тихий, исполненный молитвенного благоговения голос. – Помоги мне поверить, что это не сон! – Он протянул к ней свои руки, и она бросилась в его объятия, прижавшись к его груди, чтобы не упасть от внезапно охватившей ее слабости. Голова Тэйна склонилась к ней на плечо, а руки властно обхватили ее дрожащее тело. В течение нескольких секунд они молча наслаждались близостью друг друга, охваченные блаженством воспоминаний и взволнованные накатившей на них мощной волной желания.

Безошибочно почувствовав знаки его страсти. Сапфира еще сильнее прижалась к нему, наслаждаясь звуком хриплого стона, исторгнутого из его груди.

– Почему бы нам не пойти в спальню, agape mou? – прошептала она с чарующей улыбкой, вызывая в нем еще более острое желание.

– Что подумает Эфими? – с притворным испугом спросил ее Тэйн, в то время как его зеленые глаза, ставшие еще более яркими, и учащенное дыхание свидетельствовали о совершенно других чувствах.

– Мы платим ей не за то, чтобы она думала! – со счастливым смехом она заглянула в любимое лицо и, прочтя в нем то, что хотела, вздохнула с бесконечным удовлетворением.

Тэйн не дал ей ничего больше сказать. Схватив Сапфиру на руки, он быстро понес ее наверх, в большую спальную комнату, где он снова стал для нее мужчиной ее грез, ее Тэйном… властелином… повелителем… хозяином.

– Счастлива?

Это был вопрос, который он часто задавал ей в первое время после женитьбы. И, как тогда, Сапфира ответила: «Безумно!»

Тэйн лениво, как во сне, зашевелился, и его бесстыдно обнаженное тело осветили золотистые лучи утреннего солнца.

– Нам предстоит осуществить множество планов, Сапфи.

– Мм… – Полная блаженной истомы, Сапфира лениво обвела пальцем вокруг небольших и твердых сосков, украшавших его мускулистую грудь. – Например?

– Для начала мы избавимся от решения суда о раздельном проживании! – Он перехватил ее руку, не давая ей возможности продолжить ее приятное занятие. – Затем, если нам удастся заполучить контракт с Филипом Робинсоном, а, скорее всего, так и будет, особенно после достигнутого вчера вечером взаимопонимания, я поеду с тобой и детьми на шесть месяцев в Англию. Там я смогу проследить за тем, как будут запускать новые компьютерные программы, а ты снова увидишься со своей семьей.

– Прекрасно, – улыбнулась Сапфира. Она обязана принести свои глубочайшие извинения Эбби, и ничего не может быть лучше, чем сделать это лично. Каким-то чудом нити ее жизни начинают вновь крепнуть, ее истерзанная любовь снова обретает уверенность и наполняется чувством терпимости и понимания.

Тэйн блаженно вздохнул и с любовью провел рукой по ее нежной груди, умело лаская ее своими чуткими пальцами.

– Ты знаешь, я подумал, что действительно потерял тебя навсегда, когда ты пришла ко мне в тот день и вручила решение о том, что ты вправе забрать себе Вики.

– Ты полагал, что я собираюсь сбежать с Майклом. – Вспомнив о тогдашней враждебности Тэйна, она улыбнулась. – Это было совершенно невозможно.

– Но ведь я тогда этого не знал и должен был ускорить свои планы, чтобы заставить тебя вернуться ко мне, не прибегая к тактике продолжительной осады в несколько месяцев, где мне пришлось бы обхаживать тебя, внушая тебе мысль, что моя любовь – это нечто большее, чем радость физического обладания.

Сапфира улыбнулась, оценивая искусность его стратегии.

– Какая удачная мысль поехать на Константинос!

– Ты хочешь сказать, что я это спланировал заранее? Вовсе нет! – Глаза Тэйна лукаво блеснули. – Разумеется, я сказал Стефаносу, что мы поедем к морю, но я имел в виду что-нибудь поближе к дому. Но раз уж я вознамерился всколыхнуть приятные воспоминания, следовало поехать именно на Константинос, где мы когда-то были так счастливы.

Внезапное подозрение заставило Сапфиру пристально взглянуть в безмятежное лицо Тэйна.

– А как же насчет дружка Спиридоулы?

– Ах, этот. – Он помолчал. – В общем, он типичный грек, и я уверен, если бы ему сообщили о наших обстоятельствах, он бы отказался. Поэтому я решил, что он и так уже в курсе дела.

– Ах ты, хитрая бестия…

– Тихо! – Он закрыл ее рот поцелуем. – Больше никаких бранных слов, помнишь? К тому же не я один оказался таким коварным хитрецом. Не забывай, что у нашего сына были свои планы насчет того, как вернуть тебя в твой дом. Если бы не он, мы бы, наверное, не были сейчас здесь. Мне бы пришлось намного дольше убеждать тебя вернуться на виллу, хотя в этом и заключался мой долгосрочный план.

– Но ведь ты говорил, что собираешься продать Андромеду!

– В самом деле? – улыбнулся Тэйн поистине макиавеллиевской улыбкой. Ну что ж, думаю, что в конце концов могло дойти и до этого, хотя в тот момент я просто хотел воскресить твои прежние чувства к дому, чтобы тебе было нелегко жить вдали от него.

Сапфира ничего не сказала на это и предпочла помолчать, наслаждаясь близостью Тэйна, его такого знакомого и любимого тела, но было одно обстоятельство, которое ей хотелось бы немедленно исправить.

– Ты можешь не поверить, но Лорка будет очень рада, что у нас с тобой все закончилось так благополучно. Я знаю, ты был зол на нее, но она всегда хотела одного: чтобы я была счастлива. По правде говоря, она раньше, чем я, поняла, что я все еще люблю тебя. По-своему она была не менее изобретательна и хитра, чем ты. Лорна надарила мне кучу вещей для поездки на остров, чтобы я снова почувствовала себя женщиной и стала более терпимой к твоему обществу!

– В таком случае я перед ней в громадном долгу, – торжественно произнес Тэйн. – А Майкл? Он тоже будет рад?

– Зачем ты меня дразнишь? – с упреком посмотрела на него Сапфира. – Нет, я думаю, лишь спустя какое-то время. Но меня отчасти привлекало в нем его гостеприимство и то, что я говорила с ним на одном языке. Я никогда не поощряла его, Тэйн. Все свои чувства он скрывал от меня. Не сомневаюсь, спустя какое-то время он обо всем забудет.

– Ну что ж, уверен, что в Афинах ему повезет больше, чем в Кефине, спокойно заметил Тэйн. – Представь себе только, как много там туристов. К тому же, если принять во внимание ресторан, который в скором времени должен приобрести международную известность, его акции поднимутся на головокружительную высоту!

– Так это ты! – Сапфира вскочила на кровати и склонилась над Тэйном, глядя на него блестящими от неожиданного прозрения глазами. – Это ты сделал так, чтобы они переехали, ведь я ничего не говорила тебе об этом. – Сапфи… – Он властным жестом протянул к ней свою руку.

– Нет, сознайся, ты, чудовище! – оттолкнула она руку Тэйна, глядя на него с ужасом и одновременно восхищением.

Лежа на спине, казалось бы беззащитный в своей наготе, он оставался все тем же уверенным, излучающим властное обаяние Тэйном; со знакомой ей улыбкой он взглядом, в котором еще не исчезла разнеженная усталость от предыдущих ласк, блуждал по ее обнаженному телу.

– Возможно, я упомянул о ресторане в разговоре с Ником Кристианидесом, владельцем отеля, которого случайно встретил на одном из приемов. Он был один, так как его жена собиралась родить второго ребенка, и мы провели какое-то время вместе. Должен признать, он сразу же очень заинтересовался этим делом. Когда я рассказал ему о блестящей репутации ресторана, он сказал, что обязательно посетит его и что у него давно созрело желание открыть первоклассный ресторан в Афинах.

– О Тэйн! – Сапфира не знала, смеяться ей или плакать. – Как ты мог? Ты захотел избавиться сразу от обоих! От Лорны и Майкла!

– Ты говоришь так, будто я принадлежу к какой-то мафии, – сказал он, избегая ее обвиняющего взгляда. – Это было всего лишь предложение. Я бы не смог изгнать их из Кефины, даже если бы у меня была такая возможность. – Тэйн вздохнул. – Я бы мог сказать тебе, что мои рекомендации были чем-то вроде благодарности за их дружеское расположение к тебе, но это было бы неправдой. Сознаюсь, я считал, что они настраивают тебя против меня, а мне ни к чему враги, угрожающие благополучию моей семьи. Мне и без того было не очень сладко. Я стремился найти ту искру, которая могла бы воспламенить между нами былую любовь, и это означало, что временами я должен был быть более жесток с тобой, чем мне того хотелось, особенно принимая во внимание, что я не самый терпеливый и хладнокровный из мужчин, и мне не нужен был твой постоянный сопровождающий, готовый в любой момент отнять тебя у меня!

Не находя слов, чтобы охарактеризовать его безрассудный поступок. Сапфира лишь молча смотрела на его выразительное лицо, удивляясь всесокрушающей целеустремленности Тэйна.

– Господи, Сапфира, – в отчаянии воскликнул Тэйн, – я думаю, это было неэтично, но ведь, как говорится, на войне и в любви все средства хороши! И в любом случае решение принадлежало не мне. Раз Кристианидес сделал предложение, то принимать или не принимать его зависело от Майкла Уэста и его партнера. Не стоит изображать дело так, будто их, бедных, заманили на край света. В конце концов, отсюда до Афин можно доехать на такси…

Услышав в его голосе неподдельное волнение, Сапфира улыбнулась.

– Но не так близко, как когда до них можно было дойти пешком за несколько минут? – мягко спросила она.

– Нет, – коротко ответил Тэйн.

– О, Тэйн, я должна была бы на тебя разозлиться…

– Я не собирался подвергать тебя каким-то лишениям, Сапфи. Я просто хотел занять в твоей жизни то место, которое занимала Лорна. Дать тебе поддержку, дружбу и понимание… – Он замолчал. Сапфира продолжала любоваться его лицом и, заметив на нем легкую тень стыда и уязвимости, почувствовала желание успокоить Тэйна. – Ты можешь меня простить?

Он заслужил, чтобы она его простила, но Сапфира притворилась, что обдумывает ответ, а Тэйн весь напрягся в ожидании приговора.

– Будет ли Лорна желанным гостем в этом доме? – спросила она наконец.

– Конечно, – без колебаний согласился Тэйн. – И ее брат тоже, предпочтительно вместе со своей невестой или женой, если ты этого хочешь. Пора было развеять его тревогу.

– Все, чего я хочу, – мягко сказала Сапфира, – быть с нашими детьми и с тобой, Тэйн.

С радостным криком восторга он притянул ее к себе, и Сапфира отдалась его ласкам с тем большим удовлетворением, что чуть было не потеряла его навсегда.

Почувствовав на своих губах жадный и властный поцелуй Тэйна, она мысленно услышала слова, которые он так и не дал ей произнести, – властелин, повелитель, хозяин.