Иными словами говоря, брак для подавляющего большинства крестьянской РУСИ являл собою единственный способ к совладению общинными землями в структуре семьи ее, то есть к основе материального обеспечения самой жизни. В этой структуре муж - хозяин подушного надела был тем центральным светилом, вокруг которого естественно вращались все остальные домочадцы, в том числе и жена. Обратим внимание на то, что в русском языке слово "муж" означает одновременно и мужчину ("собрались мужи на совет"), и супруга. Холостой же мужик в любом возрасте назывался "малым". Естественно, что по числу браков Россия стояла на первом месте в Европе и браки в ней были наиболее ранние. Так же естественно, что вдовцы и вдовы чаще всего вступали в повторный брак: вдовцу нужна была помощница по дому и хозяйству, вдова же оказывалась лишним ртом в прошлой семье, так как со смертью мужа из нее уходил его земельный надел.
      Какова же была роль индивидуальных чувств, любви в подобной весьма жесткой патриархальной общине и, соответственно, семье? Экономический расчет и чувство далеко не всегда вступали в противоречие, но даже если они совпадали, невесте, как хорошо известно по свадебному обряду, надлежало горько оплакивать свою жизнь в девушках перед уходом в "чуж дом". А, впрочем, даже если буйная молодая любовь преодолевала все преграды, могла ли молодая пара вырваться из жесткой струи общего уклада?.. Моя родная бабка Александра Блынская, переселенка из Орловской губернии в Сибирь, в самом начале нынешнего века встретила и полюбила в деревне Большое Раково Шардинского уезда Курганской волости молодого двоедана (старообрядца) Мартина Ракова, и после отказа старших братьев отдать ее замуж Мартин тайно похитил ее, и была смертельная погоня и тайное венчание, и горячая страсть. Одиннадцать детей было рождено в этом браке по любви. Но разве вырвалась Александра из вековечного круга забот, бед и хлопот крестьянской женщины? Вот как поведал о них впоследствии мой отец:
      "Мне помнится она в загрузке постоянными домашними делами. Ежедневно ведь надо было просеять муку, замесить квашню, утром вытопить печь и испечь хлеб на всю семью, сварить какое ни на есть хлебово, три раза в день вскипятить самовар, накормить-напоить семейство. Каждый день надо ухаживать за скотом вместе с отцом, доить корову. Летом - хлопоты с огородом. Хлопоты с домашней птицей. Постоянная стирка. Пеленки, зыбка. Ведь надо было выродить и выходить столько детей - одиннадцать! А тех, кого не удалось спасти несмотря на бессонные ночи, надо было хоронить. А что значит похоронить свое дитя?..
      Каждую неделю надо было истопить баню, выкупать ребятню, да и самим взрослым попариться, помыться. А когда начиналась жнива, надо было, не бросая домашних дел, выстрадать страду, с серпом, с граблями, с вязкой и укладкой снопов, А уборка и обработка льна, конопли и ткачество, когда к весне расставлялись в избе громоздкие "кросна" - ткацкий станок - и надо было выткать ту пряжу, что была напрядена долгими зимними вечерами? Свое ткацкое мастерство мать передала и Насте. У меня на полке для белья хранится, как реликвия, полотенце, сотканное матерью из выращенного на нашем поле льна и обшитое самодельными кружевами ее же производства (надо, чтоб наследницы не выбросили его как невзрачную тряпку!)...
      А сколько тревог было пережито, когда Мартин был на войне, откуда многие не вернулись или вернулись калеками? А позже, в 1906 году, когда сидел в тюрьме? Ведь в те годы многих повесили в тюрьмах, многих постреляли каратели. А когда Мартин выступал на сельских сходах против начальства и ждал "студентов"? Долго ли было снова до тюрьмы?
      А потом, когда загуливал солдат Мартин и до глубокой ночи не являлся домой, сколько было тревоги. Либо его саданут ножом, либо он кого-нибудь в драке убьет... Терзалась и ревностью. Ведь где гулянье и водка, там и злодейки-бабы, охотницы до чужих мужиков. Приходит он ночью пьяный, не могла смолчать, упрекала: где тебя черти носят? А в ответ, бывало, и побои. Тихо плакала, чтоб не разбудить кучу детей. Билась как рыба об лед, чтоб семья не впала в полную нужду и нищету.
      И вот - в сорок лет заболела чахоткой, а в сорок один свезли ее на кладбище" ("Урал", 1982, No 11).
      Патриархальная иерархия предполагала главенство мужчин над женщинами, старших над младшими. От женщины зависел порядок в доме, благополучие скота, помощь в полевых работах, сохранение урожая, выделка тканей. При таком количестве дел и обязанностей она отнюдь не была бесправной и безголосой в решении общих дел, более того, именно она являлась блюстительницей домашних, семейных и нравственных устоев. Основной блюстительницей также и религиозных устоев, а ведь религиозность в деревенской Руси всегда была весьма своеобразной: выражаясь по- современному, ее можно было назвать "космической", а по-старому - непрерывно связанной с вековечным доисторическим язычеством. Да и как могло быть иначе: весь ритм жизни подавляющего большинства населения России (по переписи 1897, в деревнях проживало 85%) был неразрывно связан с солнцеворотом, с чередованием времен года и непременной сменой занятий, порождаемых севом, взращиванием, уборкой и переработкой плодов земли.
      Крестьяне держались за общинную жизнь и после реформы 1861 г. (тому было много причин) и, следовательно, семейные традиции и семейная иерархия, и общие основы отношений "М" и "Ж" в России в силу своей огромной инерционности практически нерушимые дошли до крутых революционных событий 1917 года, когда рушилось все и вся.
      Да ведь рушилось только сверху. Все это было не более, чем рябь на поверхности океанической толщи. Гуманистические идеи великой русской литературы и искусства, по которым мы привычно определяем сложившиеся будто бы во всем русском обществе передовые этические нормы, на самом деле были передовыми воззрениями чрезвычайно тонкого слоя духовной элиты, к народной массе практически отношения не имевшие. Да, казачка Аксинья Астахова умела любить и чувствовать не менее сильно, чем дворянка Анна Каренина, но Гришка Мелехов не имел никаких прав защищать Аксинью от зверских побоев ее законного мужа и хозяина Степана, и мир-то был на стороне Степана!
      И уж если гуманистические заветы и духовные прорывы Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского, Чехова и Максима Горького были в стороне от того громадного течения, которое определяло реальную нравственную жизнь реальных десяткой и сотен миллионов россиян, то какое "воздействие" могла оказать на нее золотушная сыпь, которая подчас появлялась кое-где на заборах послереволюционных городов? Конечно, можно было во Владимире, скажем, в 1918 году издать такой-то декрет: "Каждая незамужняя женщина, начиная с 18-летнего возраста, объявляется достоянием государства и обязана зарегистрироваться в Бюро Свободной Любви, где мужчины в возрасте от 19 до 50 лет могут выбрать себе женщину, независимо от ее желания", но что это меняло в жизни и быту народных толщ? Разумеется, можно было в том же 1918 году издать в Кронштадте и распространять, например, в Саратове и Вятке "Декрет об отмене частного владения женщинами" (п. 1: С 1 марта 1918 года отменяется право частного владения женщинами, достигшими возраста от 17 до 32 лет. Примечание: Возраст женщины определяется метрическими выписями, а при отсутствии оных документов квартальными комитетами по наружному виду и свидетельским показаниям... и т.д. вплоть до п. 19: Все уклонившиеся от признания и проведения настоящего декрета в жизнь объявляются саботажниками, врагами народа и контранархистами), однако все это отлетало от устоев традиционной морали, как дробь от брони, разве что кое-где щербина на краске оставалась.
      Несколько более серьезной ситуация становилась тогда, когда за дело брались не кудрявые башибузуки, опоясанные пулеметными лентами, а профессиональные мыслители в штатском. Вот некоторые существенные выписки из большого труда "Революция и молодежь", изданного в 1924 году Коммунистическим университетом им. Свердлова, в котором опубликована монументальная инструкция "Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата":
      "Чти отца" - пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на революционного-пролетарской точке зрения. Других же отцов, враждебно настроенных против революции, надо перевоспитывать...
      "Не прелюбы сотвори", - этой заповеди часть нашей молодежи пыталась противопоставить другую формулу: "Половая жизнь - частное дело каждого", "Любовь свободна", но и эта формула неправильна. Наша же точка зрения может быть лишь революционно-классовой, строго деловой..."
      Как видим, поход против традиционной морали направился через опровержение библейских заповедей, через попытку замещения старых религиозных норм подобием некоей новой этики. Если бы дело ограничивалось только подобными словоизвержениями, вряд ли что-либо изменилось бы хоть на йоту в личностных и семейных отношениях наших сограждан: в несоизмеримых весовых категориях, образно говоря, бились здесь бойцы, и периоды инерционного разгона были у них также несоизмеримы: тысячелетие, с одной стороны, считанные годы, с другой. Но в дело вмешалась решающая сила: полностью переиначенный экономический уклад!
      Крушение это, с одной стороны, было очевидным: переход деревни на единоличную, а затем колхозную собственность и бурный процесс индустриализации подобно гигантскому многолемешному плугу перевернул воистину залежные пласты общинного мироустройства. Женщина обрела юридическое равноправие, а с годами - и фактическое, то есть стала в ряде случаев зарабатывать больше, чем ее поилец, кормилец и защитник, в ряде случаев она, экономически независимая, жестко могла сказать: "Вот тебе Бог, а вот - порог!" Подавляемая веками энергия, опирающаяся на жизнестойкость и упорство характера, привела к экспансии женщины в науку, медицину, культуру, инженерию, педагогику в такой мере, что во многих случаях процент женщин, работающих в такой-то и такой-то извечно, традиционно мужской сфере приложения труда значительно превысил процент мужской.
      В сочетании с той аномальной системой оплаты труда, которая повсеместно утвердилась в СССР, мужчина, как правило, утратил способность единолично содержать семью и в качестве главы семьи в связи с этим упустил экономические вожжи поддержания своего незыблемого авторитета.
      В эти драматические рассуждения о взаимосвязи экономики с отношениями в семье следует ввести еще и подлинно трагический акцент, определяемый страшным словом "война". Позволю себе привести абсолютно точные слова на этот счет из повести писательницы (!) Н. Катерли "Между весной и летом": "Равные права - это конечно, но ведь тут уже не о равенстве дело идет, а что муж в своей семье больше не хозяин, а последний человек. Что случилось с мужиками и откуда бабы такие взялись, что всем заправляют хоть дома, хоть на работе? И вдруг Вася понял, что случилось. Случилась война, да не одна, а целых три. И все три, почитай, подряд. Теперь - что выходит? Мужиков поубивали, остались женщины с ребятишками. Кто главный в доме? Кто самый сильный? Кто самый умный? Кто защита? Кто все умеет? Мать. Вырастает, допустим, дочь и выходит замуж. Как она станет саму себя держать в собственной семье? Ясное дело, как мать, другого она не видела. И не то что обязательно начнет мужа гонять да покрикивать, просто относиться к нему будет, точно мамаша к ребенку - учить, свое навязывать, сопли утирать. А он и рад. Поначалу. Он же, бедняга, только того и ждал, привычный - отца убили, рос с матерью, а теперь вот и в жене в первую очередь ищет мамку, чтоб заботилась, угождала, нянчилась, а он нет-нет да и покуражится - как же! мамка-то ведь сироту жалела, обхаживала из последних сил... Нет, лично Васе и тут жаловаться грех, мать-покойница умная была женщина, хоть и старалась сунуть лучший кусок, а к работе приучила, вот он теперь и жене помогает без слова. И в доме мир. А только чего уж там - был послушным сыном, стал послушным мужем - все и дела. А другой мужик, который вконец избалованный? Мать-то, известно, простит, а жена еще подумает. И получается - скандалы, пьянка, драка, развал семьи. И шашни. Ведь, если вдуматься, отчего на сторону бегают? Не только ради... того-самого, а чтоб отдохнуть душой, человеком себя почувствовать. Как же! Дома-то он никто, а тут по первому слову закуска-выпивка, кровать разобрана и по хозяйству ничего делать не надо. Побегает он так, побегает, а потом, глядишь, бросает жену с ребенком, а то и с двумя. А что особенного! "Меня мать одна поднимала, ничего, вырос". Разведутся - и пошло-поехало: опять безотцовщина, женское воспитание, на столбе мочала, начинай сначала... Вот она, война, - через сколько лет руки протянула! В ней все дело, а не в том, что девчонки стали штаны носить, а парни - длинные волоса, хотя смотреть на это и противно" ("Нева", 1983, No 4, с. 79).
      Но ведь кроме войн внешних была еще и непрекращавшаяся война внутренняя, и сколько миллионов невинно репрессированных мужчин ушло в небытие!..
      Такая вот история с нашей историей получилась. Но в другой стороны: не все было так переворочено в глубине, в толще. Во-первых, период единоличного владения землей насчитывал у крестьян нашего отечества всего-то несколько лет: коллективизация, в большинстве случаев осуществленная торопливо, с применением насильственно-административных методов, в значительной степени вбила совсем недавно освободившихся от единого общинного обруча крестьян в новые жесткие рамки коллективного хозяйствования, опять-таки с тесной взаимосвязанностью всех от всех, семьям по хуторам и отрубам расползтись не дали. Да, подушное наделение только женатых мужиков исчезло, но подобие мира и мирских решений возродилось, следовательно, в немалой степени получили новую опору как старая мораль, так и ее семейное выражение. А подавляющее большинство новых рабочих, осуществлявших индустриализацию, вышло-то из деревни, совсем еще недавно патриархальной. И если город вносил свои черты в нравственные представления многочисленных новых поселенцев, то выходцы из деревни не в меньшей степени воздействовали на характер отношений в новой среде своего обитания. Родители нашей Анастасии - рабочие, но пришли-то они из деревни и семью свою, и отношения в ней создавали такими, какими знали их по уставу своих предков. И Анастасия взрастала в том представлении, что ей со временем нужно быть замужем, а не над-мужем.
      И самое главное: это было построение семейных отношений не только у двоих семейных новых горожан, бывших крестьян, и их дочери, нет. Это была мораль общенародная, обусловленная гигантской инерцией предшествующего тысячелетия.
      Осмелюсь в данном месте оного повествования осторожно высказать мысль, давно владеющую мной, но пока способную шокировать общественное мнение. Поскольку я достоверно знаю, что мысль моя истинна и через некоторое время люди будут, пожимая плечами, недоумевать "кто же этого не знает", постольку я все же обозначу ее, ибо она имеет непосредственное отношение к теме "М-Ж". Дело в том, что любое общественное событие совершается не только в материальном плане, но и в сознании, и в чувствах человеческих. И этот нематериальный окутывающий его ореол, и этот нематериальный след, сохраняющийся впоследствии не только в человеческой памяти, но в долговечной (вечной?) памяти ноосферы, окружающей нашу удивительную планету, на самом-то деле не менее значим, чем материальные последствия вышеозначенного события. Господи, до чего же поверхностно, верхоглядски, ложно, лживо судят те историки или современники- комментаторы, которые опираются лишь на сугубо физические, грубые, весомые, зримые черты того или иного явления! Так например, истинным ли будет вывод о счастье той или иной семьи, опирающийся исключительно на инвентарную опись их шкафов, хрусталя и электроники? Ясно, что вне учета душевного мира и согласия в той или другой семье грош ему будет цена. Семья может быть весьма зажиточной, а члены ее глядят друг на друга волками, семья может быть попросту бедная, а отношения в ней - самые счастливые. Разумеется, встречаются и материально обеспеченные и счастливые семьи, и семьи нищие, где супруги живут, как кошка с собакой, но это свидетельствует лишь о том, что обобщающий вывод о семейной жизни не может базироваться лишь на тех величинах, которые прямо интересны налоговому инспектору.
      Да ведь то же самое, только в более сложных категориях следует отнести и к быту и бытию народному. Фининспекторы от обществоведения столкнутся с неразрешимыми для них парадоксами: почему, например, фронтовики, пережившие немыслимые ужасы войны, в том числе испытавшие такую последнюю и крайнюю степень материального измерения, как смерть сотоварищей, уничтожение сел и городов, собственные ранения и сплошь да рядом инвалидность, считают именно эти годы самыми счастливыми в своей жизни? Может быть, потому, что ясность великой цели, подъем всех душевных сил, раскованная инициатива, бескорыстное братство сподвижников - это такие ценности, перед которыми меркнут те материальные взносы, которыми был оплачен этот нематериальный взлет столь абстрактной субстанции, как человеческий дух?..
      Мне пришлось как-то столкнуться с размышлениями критика М. Золотоносова на ту тему, что наш народ по морали своей недалеко ушел-де от обезьян, недавно спустившихся с деревьев на землю. Да почему же так? А потому, с его точки зрения, что у нас еще не возобладала абсолютная индивидуалистическая мораль, мы все еще живем и мыслим давно обветшавшими, по его мнению, категориями, вроде отечества, родины, коллектива. Ничего кроме насмешки не вызывают, по мнению вышеозначенного модерного фининспектора, статьи в российских газетах о том, что молодые парни, погибшие 21 августа 1991 года, защищая Белый дом, умерли не даром, ибо отдали жизнь за счастье своего Отечества, за будущее России. Какой позор, какое, обезьянье самосознание, так расценивает он и их гибель, и преклонение перед ними. Но вопрос: человек ли этот резонер, либо только внешне человекоподобное?
      Разумеется, находясь на уровне человекоподобных, невозможно понять (отсутствует физический орган для этого), что не только отдельный человек (бывший фронтовик или блокадник, например) может оценивать свою жизнь вне материальных рамок, но и целый народ, для которого осознание своей значимости в истории, патриотическое восприятие героизма и могущества своей державы, память о преобладании духовных (человеческих) стимулов оказывается чрезвычайно существенными факторами мировосприятия. Настолько существенными, что они перекрывают, непостижимо для человекоподобных, все иные факторы, в том числе и истинно бесчеловечные. И те политики, что крутят руль на государственном российском корабле, ориентируясь лишь на такие вполне наглядные опознавательные знаки на изменчивом фарватере, как колбаса или колготки, рискуют и корабль посадить на мель, и сами от резкого толчка вылетят за борт. Без великой идеи Россия вперед двигаться успешно не будет!..
      Тем временем я уже перешел к такой совершенно не материальной, но могущественнейшей силе, как воздействие на мнения и поступки человека (и народа) духовных ценностей и воззрений, возникающих на основе прежних материальных состояний и притягивающихся к нам, и окутывающих нас аурой, в которой мы продолжаем жить. Да, материальные условия заключения браков и взаимоотношений "М-Ж" существенно видоизменились, но их традиционная брачная структура: мужа-отца, кормильца и защитника, и жены-матери, заботницы и Хранительницы очага, - в глубокой общенародной памяти продолжала сохраняться, невзирая ни жестокость новозаводского быта, ни на трубные манифесты Университета им. Свердлова.
      Она сохранялась тем прочнее, что утверждалась и утверждается православием (хоть эта христианская религия и была длительное время придавлена государством).
      Она сохранялась тем прочнее, что была лишь одной из составляющих частей гораздо более широкой общей ауры, охватывающей и другие великие народы на других великих континентах. Структура, модель изначального союза, состоящего как из мужчины и женщины, сочетавшихся браком для воссоздания потомства, так и из этого потомства - структура подобной в сути своей семьи являлась основной и незыблемой в соседнем огромном Китае. Конечно, контуры жизни китайской семьи и бытовой антураж ее, и идеология, если можно так сказать, отличалась от соответствующих категорий семьи русской, и прежде всего в незыблемой традиции почитания предков, чья бесчисленная вереница поколений уходила во тьму времен. Однако китайская поговорка "Мужчина - хозяин вне дома, а женщина - в доме" свидетельствует, что опорные принципы семьи были общими и в России, и в Китае. Да, русская женщина была гораздо более раскована, чем китайская, чьей добродетелью являлась покорность и абсолютное послушание мужа, но и там, и там основной функцией жены являлось рождение наследника (наследников).
      То же и в традиционной японской семье: роль жены - рожать наследников для семьи мужа, куда ее приняли, вникать во все подробности домашнего хозяйства. Муж же обязан обеспечивать благосостояние семьи. Не стану тратить времени на анализ отличий японской семьи от китайской или русской - их много, но суть, ядро семейной концепции одна и та же, и, подвергаясь размывающим воздействиям европейской или северо-американской модели, сохраняет, однако, свою устойчивость: как материальную, так и духовнотрадиционную.
      И более того, семейные устои, основанные на четком разделении роли отца и матери в семье, близкие тем, о которых шла речь раньше, прочно сохраняются в огромном регионе, протянувшемся от Мавритании до Пакистана и охватывающем ареалы арабской, иранской и турецкой культуры. Там по- прежнему, можно сказать монолитно, превалирует модель авторитарной, иерархически четкой семьи. Да, исподволь она размывается, обретает большую гибкость и некоторые новые формы, но это все та же устойчивая в основе своей структура.
      Вот такая-то существует в мире, можно сказать, мощная аура, которую нельзя просчитать на арифмометрах фининспекторов от социологии, но которая вбирает в орбиту своего воздействия огромные массы людей. Большинство женщин - осознанно или неосознанно - хочет быть за мужем, защитником, кормильцем и поильцем, а большинство мужчин хотело бы иметь здоровую мать своих детей, умелую хозяйку, верную опору во всех превратностях судьбы. О, сколь глубокого смысла полна старая русская поговорка: "Для щей люди женятся, для мяса замуж выходят". Вдумаемся в нее... Что и говорить, Егор во всех своих предшествующих семейных бытованиях и Анастасия также, исходили из подобной модели как исходной, фундаментальной, наилучшей.
      Итак, мощное, воистину планетарное течение традиционных представлений о роли мужчины и женщины в семейной жизни направляло жизнь мужчин и женщин в нашей стране, невзирая ни на грандиозную ломку укладов хозяйственно-экономического уклада, ни на войны и репрессии, выкосившие ряды наиболее активных и самодостаточных мужчин, ни на резкое снижение возможностей у мужчины быть как прежде, на протяжении тысячелетий, основным добытчиком и кормильцем своей жены, детей и престарелых родителей.
      Все однако значительно, а кое-где даже в корне изменилось, когда в это величественное, широкое и мощное течение и соответствующий ему эмоциональный ореол стремительно ворвалось не менее могучее течение, истоки которого зарождаются у других континентов, берут начало в иных регионах, чем те, что были названы чуть выше. Время столкновения этих течений - наши годы; место громадного водоворота, образовавшегося на пересечении двух глобальных потоков - наша реальная действительность; налеты грозных тайфунов, серии периодически возникающих беспощадных смерчей, клубление непроглядных туманов, неизвестно откуда срывающиеся бешеные ветра и крайне редкая солнечная погода - метеорологическая обстановка в сфере нашей семейной жизни.
      Так что же это за поперечное нашему исконному течение, из каких морейокеанов, из каких исторических времен прорвалось оно в наши дни и края?
      Зарождалось оно в тех благородных странах, где индивидуальная самодостаточность человека подтверждалась и закреплялась законами о священности и неприкосновенности частной собственности. В тех странах, которые двинулись (после первой промышленной революции в XVII-XVIII веках) путем приоритетного развития индустриальной технологии, очень быстро начали размываться патриархально-феодальные взгляды на семью. Да, три "К" (Kinder-Kirche-Kuche) по-прежнему были вышиты на флагштоке благопристойной жены бюргера, но в случае горестного вдовства хозяйка домика (или замка, или фабрики, или концерна) уже не оказывалась лишним ртом в чужом семействе: она лично становилась владелицей собственности. И хотя по-прежнему правили бал и гибли за металл (не только золотой) прежде всего мужчины, право собственности на собственное хозяйство, на собственное дело и - на собственную личность! - все больше распространялось и на женщин. И на Руси бывали собственницы, императрицы либо помещицы, но это были люди, составляющие ничтожные доли процента от общей массы населения. Потом, когда появились свободолюбивые нигилистки или курсистки, давшие родине и миру таких гигантов индивидуального духа, как, например, Софья Перовская или Софья Ковалевская, или Елена Блаватская, число их было крайне невелико, а судьбы, как правило, драматичны или даже трагичны, ибо не набиралось такого их количества, которое способно было качественно изменить отношение к ним. В самом деле: многие десятки миллионов крестьянских, уже даже не крепостных баб, даже негодовавших в условиях патриархального самодурства против своих властелинов и желавших иметь свои собственные деньги и волю поступкам, пребывали однако в таких экономических крепях, которые побуждали их держаться за своего мужика (вспомним: "...для мяса замуж выходят"). Что рядом с этой неизмеримой толщей десятки и даже тысячи свободолюбивых "нигилисток"?
      В Западной же Европе процесс экономического раскрепощения женщин набирал меж тем учащенный ритм, а когда в послевоенные годы чудовищно разбогатевшая Америка уверенно вышла на первый план среди капиталистических государств, то она же естественно опередила все страны и по уровню женской эмансипации. Надо сказать, правда, что знаменосец и блюститель индивидуальной свободы. Западная Европа показала однако Новому Свету, кто есть подлинный лидер в этом отношении: молодежный взрыв 1968 года практически без какой-либо заметной переходной стадии двинулся от революции социальной к революции сексуальной. Тогда пали не только все прежние "табу" в сфере интимной жизни, но свершился и существенный переворот во взглядах на семью, на права женщины в семейной, и шире того, в интимной жизни. И вот этот-то поток практически беспрепятственно хлынул в нравственные океаны нашего отечества после разрушения у нас железного занавеса в 60-70 гг. Хлынул и завертел, как невесомые щепки, миллионы и миллионы наших сограждан и особенно согражданок, которые восприняли вновь обретенные нормы с достаточной легкостью потому, что наша экономическая нищета сравняла к тому времени материальные возможности мужчин и женщин. И коль скоро "М" уже не мог обеспечить материально полностью свою жену и семью, столь скоро "Ж" обрела равные с ним права на производстве и в общественной жизни. И в семейной жизни! А если снова вспомним, что количество действительно достойных "М" в нашей многострадальной державе было повыбито войнами, высылками и лагерями и уменьшилось противу исходного уровня на десятки миллионов мужчин самого активного возраста и деятельного образа жизни, то в подобной ситуации экспансия женской самостоятельности стала развиватьсяразливаться практически беспредельно. И тут уж кто во что горазд: Лариса Губина, оттеснив посредством своей работоспособности и обаяния мужчин переводчиков, вышла на самые передовые рубежи возможного для трудящейся женщины самообеспечения. Геолог Томила, первая жена Егора, уразумев, что зарплаты мужа - средненького офицерика - явно недостаточно по ее аппетитам, расчетливо и смело пошла в атаку передком на партийное и учебное начальство своего института, и в результате достигла значительного роста материального преуспеяния.
      А вместе с тем гигантская всеохватывающая инерция традиционного, тысячелетнего течения, которую мсье золотоносовы относят к первобытной морали, продолжала и продолжает воздействовать даже на тех, что закрутился в новых волнах. И Лариса Губина с ненавистью, матерными словами, отзывается о своем свободном эмансипированном житье-бытье, и Томила, как- то стремительно из привлекательной энергичной женщины обратившаяся в пучеглазую задыхающуюся толстую старуху, вряд ли оказались счастливы в своей женской судьбе. Таким образом пребывание в зоне этого планетарных масштабов водоворота создает состояние жестокой дисгармонии для тех, кого он крутит. И здесь, дорогая Нина Терентьевна, надо четко определиться не только насчет сексуального ликбеза, но прежде всего установить, какое течение (то есть какой стиль морали и семейного поведения) по твоим склонностям и по индивидуальности твоего мужа тебе подходит. Следовательно, спокойно проанализировав особенности своего исконного традиционного русла, мы должны осознать своеобразие и того могучего потока, который ворвался к нам и, твердо скажем, будет с годами лишь усиливаться.
      Любопытно, что этот новый анализ будет способен вывести нас в совершенно новые, удивительные и неожиданные горизонты закономерностей гармонии "М" и "Ж".
      Часть третья
      НОВЫЕ ВРЕМЕНА
      ИВАН-ДА-МАРЬЯ
      МЫСЛИ ВСЛУХ
      (Начало)
      Эпиграфы к главе
      Не в деньгах счастье Поговорка
      Выходит из тайги к реке охотник и видит, что против течения женщина бечевой тянет лодку, а в ней сидит-покуривает трубку его знакомец: - Эй, Иван, куда собрался?
      - Да вот, баба заболела, везу в больницу.
      ПРИЗНАНИЕ
      Зацелована, околдована, С ветром в поле когда-то обвенчана, Вся ты словно в оковы закована, Драгоценная ты моя женщина!
      Не веселая, не печальная, Словно с темного неба сошедшая, Ты и песнь моя обручальная, И звезда моя сумасшедшая.
      Я склонюсь над твоими коленями, Обниму их с неистовой силою И слезами и стихотворениями Обожгу тебя, горькую, милую.
      Отвори мне лицо полуночное, Дай войти в эти очи тяжелые, В эти черные брови восточные, В эти руки твои полуголые.
      Что прибавится - не убавится. Что не сбудется - позабудется... Отчего же ты плачешь, красавица? Или это мне только чудится?
      Николай Заболоцкий
      ОН и ОНА
      ОН ОНА
      Стол всегда завален бумагами, папками, книгами