Т и л и (дрожа). Они очень испугались. Возьми раньше сам, папа, а мы за тобою.

Берут бокалы. Консуэлла возле барона, левой рукой держится за рукав его фрака, в правой бокал, из которого разливается вино.

Б а р о н. У вас разливается вино, Консуэлла.

К о н с у э л л а. Ах! – ну, ничего. Я тоже боюсь. Тебе страшно, папа?

М а н ч и н и. Глупенькая…

Неловкое молчание.

Б р и к е (выступая). Графиня! Как директор этого цирка… имевший счастье неоднократно… наблюдать… ваши успехи…

К о н с у э л л а . Я не хочу так, папа Брике. Я —Консуэлла. Что вы со мною делаете? Я буду плакать. Не хочу «графиня», поцелуй меня, Брике!

Б р и к е. Ах, тебя погубили книги, Консуэлла! (Со слезами целует Консуэллу.)

Смех, аплодисменты, клоуны кудахчут, лают и всеми другими способами выражают свое волнение и восторг. Пестрая толпа клоунов, костюмированных к пантомиме артистов, начинает оживляться. Барон неподвижен, вокруг него пространство, чокаются с ним быстро и почтительно и тотчас же отходят. С Консуэллой чокаются весело и охотно; с женщинами она целуется.

Д ж е к с о н . Тише!.. Консуэлла! С сегодняшнего дня я гашу мое солнце: пусть темная ночь наступит с твоим уходом. Ты была славным товарищем и работником; мы все тебя любили и будем любить следы твоих ножек на песке. Больше у нас ничего не осталось!

К о н с у э л л а . Ты такой добрый – такой добрый, Джим, что лучше тебя нет! И твое солнце лучше всех солнц, я столько на него смеялась! Альфред, мой милый, – что же ты не подходил, я тебя искала?

Б е з а н о. Поздравляю вас, графиня.

К о н с у э л л а . Альфред! Я – Консуэлла!

Б е з а н о . Когда вы на коне, но здесь… я поздравляю вас, графиня. (Отходит, едва коснувшись бокала. Консуэлла еще держит свой.)

Манчини с улыбкой взглядывает на барона – тот неподвижен.

Б р и к е. Глупости, Безано! Ты огорчаешь Консуэллу. Она хороший товарищ.

К о н с у э л л а . Нет, я ничего.

А н ж е л и к а. Ты еще будешь танцевать с ней танго, какая же она графиня?

Т и л и. А мне можно чокнуться с тобою, Консуэлла? Ты знаешь, Поли уже издох от тоски, а скоро и я издохну. У меня такой слабый желудок!

Смех. Барон незаметно морщится. Движение.

М а н ч и н и. Довольно, довольно, друзья! Скоро кончится антракт.

К о н с у э л л а . Уже! Мне так здесь хорошо.

Б р и к е. Я велю продлить его, могут и так посидеть… Скажи, Томас!

М а н ч и н и. Огюст, там еще музыканты просят позволения поздравить тебя и Консуэллу… как ты?

Б а р о н . Конечно, конечно.

Толпою входят музыканты. Дирижер, старый итальянец, торжественно поднимает бокал, не глядя на барона.

Д и р и ж е р. Консуэлла! Здесь тебя называют графиней, но для меня ты была и осталась Консуэллой…

К о н с у э л л а . Ну, конечно!

Д и р и ж е р. Консуэлла! Мои скрипки и фаготы, мои трубы и литавры пьют твое здоровье. Будь счастлива, дитя, как ты была счастлива здесь. А мы навсегда сохраним в сердцах светлую память о легкокрылой фее, так долго водившей нашим смычком. Я кончил! Поклонись от меня нашей прекрасной Италии, Консуэлла.

Аплодисменты, приветствия. Музыканты, чокнувшись, один за другим выходят в коридор. Консуэлла почти плачет.

М а н ч и н и. Но не расстраивайся же, дитя мое, это неприлично. Если бы я знал, что ты так отнесешься к этой комедии, – Огюст, посмотри, как разволновалось это маленькое сердечко!

Б а р о н . Успокойтесь, Консуэлла.

К о н с у э л л а . Я ничего. Ах, папа, послушай!

В коридоре звуки танго. Восклицания.

М а н ч и н и. Вот видишь: это они для тебя.

К о н с у э л л а. Какие они милые. Мой танго! Я хочу танцевать – ну, кто со мной? (Ищет глазами Безано.)

Безано отвернулся.

(Печально.) Ну, кто же?

Г о л о с а. Барон!

– Пусть барон.

– Барон!

Б а р о н . Хорошо. (Берет за руку Консуэллу и становится посередине очистившегося круга) Я не умею танцевать танго, но я буду держать вас крепко. Танцуйте, Консуэлла! (Стоит, раздвинув ноги, тяжело и грузно, как чугунный. Серьезен и крепко держит руку Консуэллы.)

М а н ч и н и (рукоплещет). Браво! Браво!

Консуэлла делает несколько движений – и вырывает руку.

К о н с у э л л а . Нет, так я не могу, какие глупости! Пустите!

Она отходит к Зиниде и обнимает ее, словно прячется к ней. Музыка еще продолжается. Барон спокойно отходит в сторону; среди артистов неприязненное молчание. Пожимают плечами.

М а н ч и н и (одиноко). Браво! Браво! Это очаровательно, прелестно!

Д ж е к с о н . Ну, не совсем, граф.

Тили и Поли, копируя барона и Консуэллу, танцуют, не сходя с места.

Т и л и (пищит). Пусти!

П о л и. Нет, ты у меня не уйдешь! Танцуй!

Музыка обрывается. Общий, слишком громкий смех, клоуны лают и воют. Папа Брике жестами старается водворить спокойствие. Барон, по виду, все так же равнодушен.

М а н ч и н и. В конце концов, эти честные бродяги слишком развязны… (Пожимает плечами.) Аромат конюшни, что поделаешь, Огюст!

Б а р о н. Не волнуйтесь, граф.

Тот с бокалом подходит к барону.

Т о т . Барон! Вы разрешите предложить вам тост?

Б а р о н . Предлагайте.

Т о т. За ваш танец!

В толпе легкий смех.

Б а р о н. Я не танцую!

Т о т . Тогда другой. Барон! Выпьем за тех, кто дольше умеет ждать и получает!

Б а р о н . Я не принимаю тостов, значение которых мне непонятно. Говорите… проще.

Чей-то женский голос: «Браво, Тот!» Легкий смех, Манчини суетливо говорит что-то папе Брике, тот разводит руками. Джексон берет Тота за руку.

Д ж е к с о н . Оставь, Тот. Барон не любит шуток.

Т о т . Но я хочу выпить с бароном! Что же проще?.. проще?.. Барон! – выпьемте за маленькое расстояние, которое всегда остается… между чашей и устами! (Выплескивает вино и смеется.)

Барон равнодушно поворачивает спину. На арене музыка и звонок, призывающий к началу.

Б р и к е (облегченно). Ну, вот! На арену, господа, на арену! На арену!

Артистки убегают, толпа редеет. Смех и голоса. Манчини возбужденно что-то шепчет барону: «Огюст, Огюст!»

(Зиниде). Слава Богу, начало! Ах, мама, я просил тебя, тебе непременно хочется скандала, ты всегда…

З и н и д а. Оставь, Луи.

Тот подходит к Консуэлле, которая стоит одна.

К о н с у э л л а . Тотик, милый, что же ты? Я думала, что ты не захочешь и подойти ко мне… (Тихо.) Ты видел, какой Безано?

Т о т . Я ждал очереди, царица. К тебе так трудно протолпиться.

К о н с у э л л а . Ко мне? (Печально улыбаясь.) Я стою одна… Ну, что тебе, папа?

М а н ч и н и. Дитя мое, Огюст…

К о н с у э л л а (вырывая руку). Оставь меня! Я сейчас. Пойди сюда, Тот. Что ты сказал ему? Они все смеялись. Я не поняла. Что?

Т о т. Я шутил, Консуэлла.

К о н с у э л л а . Не надо, пожалуйста, Тот, не надо! Не серди его, он такой страшный. Ты видел, как он сжал мою руку! Я хотела закричать. (Со слезами на глазах.) Он сделал мне больно!

Т о т . Откажись – еще не поздно.

К о н с у э л л а . Поздно, Тот. Молчи!

Т о т . Хочешь – я увезу тебя.

К о н с у э л л а . Куда? (Смеется.) Ах, глупенький мой мальчик, куда же ты можешь увезти меня? Ну, молчи, молчи. Какой ты бледный, ты тоже любишь меня? Не надо, Тот, пожалуйста, не надо. За что они любят меня?

Т о т . Ты так прекрасна!

К о н с у э л л а . Нет, нет, это неправда. Меня не надо любить. Мне было еще весело немножко, а когда они стали говорить… такое ласковое… и про Италию… прощаться со мной, как будто я умираю… я думала, что зареву! Молчи, молчи. Лучше выпей за… мое счастье… (печально улыбается), за мое счастье, Тот. Что ты делаешь?

Т о т . Бросаю твой бокал, из которого ты пила со всеми. Я дам тебе другой. Подожди меня. (Уходит, чтобы налить шампанского.)

Консуэлла идет задумавшись. Почти все разошлись, здесь только главные.

М а н ч и н и (подходя). Но это просто неприлично, Вероника! Огюст так мил и ждет тебя, а ты с этим клоуном… какие-то глупые секреты. На тебя смотрят, это становится смешно! Тебе пора отвыкать, Вероника…

К о н с у э л л а (громко). Оставь меня, папа. Я так хочу и так буду. Они все мои друзья… слышишь: оставь!

Б а р о н . Перестаньте, граф. Пожалуйста, говорите, Консуэлла, с кем и сколько хотите. Не угодно ли сигару, граф? Добрейший Брике… прикажите еще продлить антракт.

Б р и к е. Слушаю, барон, партер может немного посердиться… (Выходит и вскоре возвращается.)

Тот подает Консуэлле бокал.

Т о т . Вот твой бокал. За твое счастье, за твою свободу, Консуэлла!

К о н с у э л л а (принимая бокал). А где же твой? Надо чокнуться.

Т о т . Ты мне оставишь половину.

К о н с у э л л а . Мне нужно так много выпить? Я буду пьяная, Тотик. Мне еще скакать.

Т о т . Нет, ты не будешь пьяная. Девочка, разве ты забыла, что я твой волшебник и твоя сказка? Пей спокойно, я заговорил вино, в нем чары. Пей, богиня.

К о н с у э л л а (медля). Какие у тебя добрые глаза. Но зачем ты такой бледный?

Т о т . Оттого, что я люблю тебя. Смотри в мои добрые глаза и пей, отдайся моим чарам, богиня! Ты уснешь и снова пробудишься, как тогда, помнишь? – и увидишь твою родину, небо…

К о н с у э л л а (поднося бокал к устам). Я его увижу, это правда?

Т о т (бледнея еще больше). Да! Пробудись, богиня, – и вспомни то время, когда с пеною морскою ты возникла из лазурного моря. Вспомни то небо – и тихий ветер с востока – и шепоты пены у твоих мраморных ножек…

К о н с у э л л а (выпивая). Вот. Смотри: как раз половина! Возьми. Но что с тобою? – ты смеешься или плачешь, Тот?

Т о т. Я смеюсь и плачу.

М а н ч и н и (слегка отталкивая Тота). Довольно, графиня, мое терпение истощено! Если Огюст так добр и позволяет, то я, ваш отец… вашу руку, графиня! Посторонись, любезный!

К о н с у э л л а . Я устала.

М а н ч и н и. Вы не устаете болтать и пить вино с фигляром, а когда вас призывает долг… Брике, прикажите давать звонок, пора.

К о н с у э л л а . Я устала, папа.

З и н и д а. Послушайте, граф, это жестоко: разве вы не видите, как она побледнела…

Б а р о н . Что с вами, Консуэлла?

К о н с у э л л а . Нет, ничего, я так.

З и н и д а. Просто ей надо отдохнуть, барон, ведь она еще не садилась… и такое волнение… Сядь здесь, девочка, укройся, отдохни немного. Мужчины так жестоки!

К о н с у э л л а . Мне надо еще работать. (Закрывая глаза) А розы уже готовы?

З и н и д а. Готовы, готовы. У тебя будет такой необыкновенный ковер, ты понесешься, как по воздуху. Отдыхай.

П о л и. Ты хочешь музики? Мы сыграем тебе песенку, хочешь?

К о н с у э л л а (улыбаясь, с закрытыми глазами). Хочу.

Клоуны играют тихую и наивную песенку, тили-тили, поли-поли. Все молчат. Тот сидит в углу, отвернувшись; Джексон, косясь на него, лениво тянет вино. Барон, в своей обычной позе, широко и грузно расставив ноги, выпученными, неподвижными глазами смотрит в бледное лицо Консуэллы.

(Внезапно вскрикивая.) Ай! Мне больно.

З и н и д а. Что с тобою? Консуэлла!

М а н ч и н и. Дитя мое! Ты нездорова? Успокойся.

Б а р о н (бледнея). Постойте… она переволновалась. Консуэлла!

Консуэлла встает и смотрит перед собою широко раскрытыми глазами, как бы прислушивается к происходящему внутри.

К о н с у э л л а . Ай! Мне больно. Вот здесь, где сердце. Папа, что это? Я боюсь. Что это? И ноги… что у меня с ногами? Я не могу стоять. (Падает на диван, глаза расширены.)

М а н ч и н и (суетясь). Доктора! Ах, боже мой, это ужасно. Огюст, барон… с ней никогда этого не бывало! Это нервы, нервы, успокойся, дитя…

Б р и к е. Доктора!

Кто-то бежит за доктором. Испуганный голос Джексона.

Д ж е к с о н . Тот, что ты! Тот.

Т о т . Это смерть, Консуэлла. Моя маленькая царица, я убил тебя. Ты – умираешь! (Бурно плачет.)

Консуэлла вскрикивает и, закрыв глаза, затихает. Все в смятении. Барон неподвижен, видит только Консуэллу.

М а н ч и н и (шипит). Ты лжешь… мошенник! Проклятый комедиант, ты что ей дал? Ты отравил ее… разбойник! Доктора!

Т о т . Доктор не поможет. Ты умираешь, моя маленькая царица. Консуэлла! Консуэлла!

Входит быстро Безано: «Директор!» – умолкает и смотрит со страхом. Вошел кто-то еще. Брике машет рукою: «Двери!»

К о н с у э л л а (голосом бледным и далеким). Ты шутишь, Тот? Не пугай меня, я так боюсь. Это смерть? – Я не хочу. Ай… Тотик, миленький мой Тотик, скажи, что ты шутишь, я боюсь… золотой мой Тотик!

Тот повелительно отталкивает барона и становится на его место над Консуэллою. Барон стоит по-прежнему, видит только Консуэллу.

Т о т . Да, я шучу. Разве ты не слышишь моего смеха, Консуэлла? Здесь все смеются над тобою… глупенькая! Не смейся, Джим, она устала и хочет спать… как можешь ты смеяться, Джим! Усни, моя дорогая, усни, мое сердце, усни, моя любовь!

К о н с у э л л а . Да, мне теперь не больно. Зачем ты так шутил и напугал меня? Теперь мне смешно. Ты сам говорил, что я… буду… жить вечно…

Т о т . Да, Консуэлла! Ты будешь жить вечно… усни! успокойся! (Подняв руки, напрягает все силы и как бы все выше поднимает ее душу.) Как тебе легко, как светло, сколько огней горит вокруг тебя… можно ослепнуть от света!!

К о н с у э л л а . Да, светло. Это арена?

Т о т . Нет, это море и солнце… какое солнце! Разве ты не чувствуешь, что ты пена – белая пена морская, и ты летишь к солнцу. Как тебе легко – у тебя нет тела – ты летишь! Еще выше, моя любовь!

К о н с у э л л а . Я лечу. Я пена морская, а это солнце, оно так сияет… Мне хорошо. (Умирает.)

Молчание.

Тот еще стоит с поднятыми руками, взглядывает – и бросает руки вниз; шатаясь, отходит. Одну минуту еще стоит, потом садится, опустив голову на руки, одиноко борется с оцепенением надвигающейся смерти.

Б р и к е (тихо). Она уснула, мама?

3 и н и д а (выпуская мертвую руку). Боюсь, что нет… Отойди, Луи. Барон, вам лучше отойти. Барон, вы не слышите! (Плачет.) Луи, она умерла.

Плачут клоуны и Брике, Манчини ошеломлен; барон и Тот неподвижны – каждый на своем месте.

Д ж е к с о н (вынимая огромный цветной клоунский платок и вытирая слезы). Увяла, как цветочек… спи, Консуэллочка. Только теперь и осталось, что следы твоих ножек на песочке. (Плачет.) Ах, что ты наделал, что ты надела, Тот! Лучше бы ты не приходил сюда.

На арене музыка.

Б р и к е (машет рукой). Музыку, остановить музыку. Там с ума сошли. Какое несчастье!

Кто-то выбегает. К плачущему Безано подходит Зинида – и гладит его по склоненной, напомаженной голове. Взглянув, он ловит ее руку и прижимается к ней глазами. Барон, вынув розу из петлицы, молча обрывает ее лепестки и бросает, придавливая ногою. В дверь заглядывают бледные испуганные лица – все та же маскарадная толпа.

3 и н и д а (через голову Безано). Надо комиссара, Луи.

М а н ч и н и (выходя из столбняка, кричит). Полицию, полицию сюда. Это убийство. Я граф Манчини! Я граф Манчини! Тебе отрубят голову, разбойник, проклятый комедиант, вор! Я сам тебя убью, мошенник! Ах, ты!

Тот с трудом поднимает тяжелую голову.

Т о т . Отрубят голову – а дальше что… ваше сиятельство?

Б р и к е. Сударь, послушайте, сударь, я иду за комиссаром… сударь! Перестаньте!

Барон внезапно делает шаг вперед и, глядя в глаза Тоту, говорит хрипло, держась за горло и откашливаясь.

Б а р о н . Я свидетель. Я видел. Я свидетель. Я видел, как он сыпал яд. Я… (так же внезапно выходит, теми же прямыми и грузными шагами.)

От барона со страхом сторонятся. Тот снова опускает голову; по его телу изредка пробегает дрожь.

Д ж е к с о н (всплескивая руками). Так это все-таки правда? Отравил? Ах, Тот, какой же ты негодяй: разве так играют? Теперь и жди еще одной… последней пощечины от палача! (Обводит вокруг шеи, намекая на гильотину.)

Тили и Поли невольно повторяют его жест.

З и н и д а. Оставь его душу, Джим. Он был мужчина и любил… Счастливая Консуэлла!

В коридоре выстрел. Входит испуганный Томас и показывает на голову.

Т о м а с. Барон… барон… череп! Застрелился!

Б р и к е (поднимая руки). Боже, что же это? Барон? Какое несчастье над нашим цирком!

М а н ч и н и. Барон, барон? – Да нет. Да что вы тут? Ах…

Б р и к е. Успокойтесь, граф.! И кто бы мог подумать: такой… важный господин.

Т о т (с трудом поднимает голову, слабо различает помутившимися глазами). Что еще… что случилось?

Т о м а с. Барон застрелился. Честное слово: прямо сюда! Лежит.

Т о т (соображая). Барон? (Смеется.) Так барон… лопнул?

Д ж е к с о н . Перестань! Стыдно. Человек умер, а ты… да что с тобою, Тот?

Тот встает, поднятый на ноги последней вспышкой сознания и жизни; говорит сильно и гневно.

Т о т . Ты так любил ее, барон? Ты так любил? Мою Консуэллу? И ты хочешь обогнать меня и там? Нет! Я иду! И мы еще там поспорим с тобою – чья она навеки. (Схватившись за горло, валится навзничь.)

К нему бросаются. Смятение.

Примечания