Пьесы - Тот, кто получает пощечины

К о н с у э л л а . Ты обо всех так говоришь. Я Тота знаю: он такой милый и любит меня.

М а н ч и н и. Поверь мне: там что-то есть.

К о н с у э л л а . Папа, ты надоел с твоими советами! Ах, Тот, мерси.

Тот , несколько запыхавшийся, подает бутерброды.

Т о т . Кушай, Консуэлла.

К о н с у э л л а . Он еще теплый, – ты так бежал, Тот? Я тебе так благодарна! (Кушает.) Тот, ты любишь меня?

Т о т . Люблю, царица. Я твой придворный шут.

К о н с у э л л а (кушает). А когда я уйду, ты возьмешь себе другую царицу?

Т о т (делая реверанс). Я последую за тобою, несравненная. Я буду нести твой белый шлейф и утирать им слезы. (Притворно плачет.)

М а н ч и н и. Чурбан! (Смеется.) Но как жаль, Тот, что прошли эти чудесные времена, когда при дворе Манчини кривлялись десятки пестрых шутов, которым они давали золото и пинки. Теперь Манчини должен идти в грязный цирк, чтобы видеть порядочного шута, да и то – чей он? Мой? Нет, всякого, кто заплатил франк… Скоро от демократии нельзя будет дышать, Тот. Ей также нужны шуты. Ты подумай, Тот, какая беспримерная наглость!

Т о т . Мы служим тому, кто платит, – что поделаешь, граф!

М а н ч и н и. Но разве это не печально? А ты представь только: мы сидим в моем замке; я у камина потягиваю вино, а ты у моих ног болтаешь глупости, звенишь бубенчиками и развлекаешь меня. Кое в чем пощипываешь и меня, это допускалось традициями и нужно для циркуляции крови. Потом ты мне надоел, мне захотелось другого – и вот я даю тебе пинка… Тот, как бы это было прекрасно!

Т о т . Это было бы божественно, Манчини!

М а н ч и н и. Ну да! И ты получал бы золото, очаровательные желтенькие штучки. Нет, когда я разбогатею, я возьму тебя – это решено.

К о н с у э л л а . Возьми его, папа.

Т о т . И когда граф, утомленный моей болтовней, даст мне пинка сиятельной ногою, я лягу у ножек моей царицы и буду…

К о н с у э л л а (смеясь). Ждать того же? Ну, я кончила. Дай мне платок, папа, вытереть руки, у тебя в том кармане есть второй. Ах, господи, еще нужно работать!

М а н ч и н и (тревожно). Но не забудь, дитя!

К о н с у э л л а . Нет, сегодня я не забуду. Поезжай.

М а н ч и н и (смотрит на часы). Да, пора уже. Он просил меня заехать за ним, когда ты будешь готова. Пока я вернусь… тебе еще надо переодеться. (Смеется.) Signori! Mie complimenti!2(Играя палкой, удаляется.)

Консуэлла садится в угол дивана, укутавшись платком.

К о н с у э л л а . Ну, Тот, ложись у моих ног и расскажи что-нибудь веселенькое… Знаешь, когда у тебя нарисован смех, ты красивее, но ты и так очень, очень мил! Ну – Тот? Отчего же ты не ложишься?

Т о т . Консуэлла! Ты выходишь за барона?

К о н с у э л л а (равнодушно). Кажется. Барон висит на ниточке. Тот, там, в бумаге, остался один бутербродик, скушай.

Т о т . Благодарю, царица. (Ест.) А ты помнишь мое предсказание?

К о н с у э л л а . Какое?.. Как ты быстро глотаешь – что, вкусно было?

Т о т . Вкусно. Что если ты выйдешь за барона, то…

К о н с у э л л а . Ах, это! Но ведь ты шутил тогда?

Т о т . Как знать, царица. Иногда человек шутит, и вдруг выходит правда: звезды напрасно говорить не станут. Если даже человеку трудно бывает раскрыть рот и сказать слово, то каково же звезде – ты подумай!

К о н с у э л л а (смеется). Еще бы – такой рот!

Т о т . Нет, моя маленькая, на твоем месте я бы очень задумался. Вдруг ты умрешь? Не выходи за барона, Консуэлла!

К о н с у э л л а (думая). А что такое – смерть?

Т о т . Не знаю, царица, никто не знает. Как и любовь! Но ручки твои похолодеют, и глазки закроются. Ты уйдешь отсюда – и музыка будет играть без тебя, и без тебя будет скакать сумасшедший Безано, и без тебя Тили и Поли будут играть на своих дудочках: тили-тили, поли-поли…

К о н с у э л л а . Не надо! Мне и так грустно, Тотик. Тили-тили, поли-поли…

Молчание. Тот взглядывает на Консуэллу.

Т о т . Ты плакала, Консуэллочка?

К о н с у э л л а . Да, немножко, меня расстроил Альфред. Но подумай: разве я виновата, что сегодня у меня не выходит? Я же старалась, но если у меня не выходит!

Т о т . Отчего?

К о н с у э л л а . Ах, я не знаю. Тут что-то есть такое… (прижимает руку к сердцу) я не знаю. Должно быть, я больна, Тот. Что такое болезнь? Это очень больно?

Т о т . Это не болезнь. Это чары далеких звезд, Консуэлла! Это голос твоей судьбы, моя маленькая царица!

К о н с у э л л а . Не говори, пожалуйста, глупостей. Какое дело звездам до меня? Я такая маленькая. Глупости, Тот! Лучше расскажи мне другую сказку, которую ты знаешь: про синее море и про тех богов, знаешь? – которые так прекрасны. Они все уже умерли?

Т о т . Они живы, но они скрываются, богиня.

К о н с у э л л а . В лесу и на горах? Их можно встретить? Ах, Тот, подумай: вдруг бы я встретила бога и он взглянул на меня! Я бы убежала! (Смеется.) А сегодня утром, когда не было завтрака, мне вдруг стало так скучно, так противно, что я подумала: хоть бы пришел бог и накормил меня! И только что я подумала, вдруг я услыхала… честное слово, правда! услыхала: Консуэлла, кто-то зовет. (Сердито.) Пожалуйста, не смейся!

Т о т . Разве я смеюсь?

К о н с у э л л а . Честное слово, правда. Ах, Тот, но ведь он не пришел. Он только позвал и сам скрылся, ищи его! А мне так больно стало и вот до сих пор болит… Зачем ты напомнил мне детство? – я его забыла совсем. Там было море… и еще что-то… много, много… (Закрывает глаза, улыбается.)

Т о т . Вспомни, Консуэлла!

К о н с у э л л а . Нет. (Открывая глаза) Все забыла! (Обводит глазами комнату.) Тот, ты видишь, какая афиша будет на мой бенефис? Папа сам придумал, и барону нравится, он смеялся.

Молчание.

Т о т (тихо). Консуэлла, царица моя! Не езди сегодня к барону.

К о н с у э л л а . Это почему? (Помолчав.) Какой, однако, ты дерзкий, Тот.

Т о т (опуская голову, тихо). Я не хочу.

К о н с у э л л а (встает). Что такое? Ты не хочешь?

Т о т (еще ниже опуская голову). Я не хочу, чтобы ты выходила за барона. (Умоляя.) Я… не позволю… Я… очень прощу!

К о н с у э л л а . А за кого же прикажешь? Не за тебя ли, шут? (Злобно смеется.) Ты спятил, голубчик? Я не позволю… Это он! Он не позволит мне! Нет, это просто невыносимо! Какое тебе дело до меня? (Расхаживает по комнате, через плечо сердито глядя на Тота) Какой-то шут, клоун, которого завтра выгонят отсюда! Ты мне надоел с твоими дурацкими сказками… или ты так любишь пощечины? Дурак, который не мог придумать лучшего: пощечины!

Т о т (не поднимая глаз). Прости, царица.

К о н с у э л л а . Рад, что над ним смеются… тоже, бог! Нет, не прощу. Я тебя знаю: у тебя тут (показывая на голову) что-то вертится! Смеется… такой милый… играет, играет, а потом вдруг и бац, скажет: слушайте его! Обжегся, голубчик, не на ту напал? Вот неси мой шлейф, это твое дело… шут!

Т о т . Я понесу твой шлейф, царица. Прости меня, верни мне образ моей милостивой и прекрасной богини.

К о н с у э л л а (успокаиваясь). Опять играешь?

Т о т . Играю.

К о н с у э л л а . Вот видишь! (Смеясь, садится.) Глупый Тот.

Т о т . Все вижу, царица. Вижу, как ты прекрасна, и вижу, как низко стелется под твоими ножками твой бедный шут… где-то в пропасти звучат его глупые бубенчики. Он на коленях просит: прости и пожалей его, божественная. Он был дерзок и заносчив, он так весело играл, что заигрался, – и потерял свой крохотный разум, последние сбережения рассудка – прости!

К о н с у э л л а . Ну, прощаю. (Смеется.) А за барона теперь позволишь?

Т о т (также смеясь). А за барона – все-таки не позволю. Но что значит для царицы позволение ее влюбленного шута?

К о н с у э л л а . Ну, встань, ты прощен. А, знаешь, за что? Ты думаешь, за твои слова?.. Ты хитрая бестия, Тот! Нет – за бутерброды, вот за что! Ты был так мил и так запыхался, когда принес их… бедный Тотик. С завтрашнего дня можешь снова лежать у моих ног. Как только я свистну: иси…

Т о т . Так я тотчас же ложусь к твоим ногам, Консуэлла, это решено. Но сегодня все мои бубенчики облетели и…

Вошел Б е з а н о. Он смущен.

К о н с у э л л а . Альфред? Ты за мной?

Б е з а н о. Да. Ты еще будешь работать, Консуэлла?

К о н с у э л л а . Конечно, буду. Сколько хочешь! А я думала, что ты сердишься на меня, Альфред. Я больше не буду зевать.

Б е з а н о. Нет, ты не зевала. Ты не обижайся, что я так кричал… право, я… Но, знаешь, когда надо учить, и человек…

К о н с у э л л а . Господи, да разве я не понимаю. Ты еще слишком добр, невыносимо добр, что соглашаешься учить такую дуру, разве я не понимаю? Идем.

Б е з а н о . Идем. Мы еще не видались, Тот. Здравствуй.

Т о т . Здравствуй, Безано. Нет, нет, одну минуту, одну минуту постойте так! Да.

Консуэлла и Безано стоят рядом; жокей хмурится, Консуэлла смеется и краснеет.

Б е з а н о (недовольно). Что ты выдумал, Тот?

К о н с у э л л а (краснея). Как Адам и Ева? Какой ты глупый, ужасно! (Убегает.) Я только переменю туфли, Альфред…

Т о т . Консуэлла, а как же папа и барон? Они сейчас придут за тобой.

К о н с у э л л а . Ну и пусть. Могут подождать, не такие важные! (Убегает.)

Безано нерешительно идет за нею.

Т о т . Останься на одну минуту, Безано. Сядь.

Б е з а н о . Что еще надо? Мне некогда заниматься пустяками.

Т о т . Или стой – как хочешь! Безано, ты любишь ее?

Молчание.

Б е з а н о. Я никому не дам вмешиваться в мои дела. Ты слишком много позволяешь себе, Тот. Я тебя не знаю, ты пришел с улицы – и почему я должен верить тебе?

Т о т . А барона ты знаешь? Послушай, мне трудно произнести эти слова… но она любит тебя. Спаси ее от паука! Или ты ослеп и не видишь тенет, которыми затканы здесь все темные углы? Вырвись из твоего заколдованного круга, по которому ты носишься, как слепой, – умчи ее, укради, сделай что хочешь… наконец, убей ее и возьми на небо или к черту! – но не отдавай этому человеку. Он – осквернитель любви. И если ты робок, если тебе страшно поднять руку на нее —убей барона. Убей!

В с з а и о (усмехаясь). А кто убьет следующих?

Т о т . Она любит тебя!

В с з а и о. Она сама сказала это?

Т о т . Какая маленькая, какая глупая, какая человеческая гордость! А ведь ты божок… бог, юноша! Отчего ты не хочешь поверить мне? Или тебя смущает улица, откуда я пришел? – но взгляни же сам, посмотри мне в глаза: разве такие лгут. Да, лицо мое безобразно, я корчу гримасы и рожи, меня окружает смех… но не видишь ли ты за этим бога, как и ты? Ну, смотри, смотри же на меня!

Безано хохочет.

Что ты… мальчишка?!

Б е з а н о . Ты… сейчас совсем, как тогда, на арене… помнишь? Когда ты великий человек и за тобою прислали из академии, бац! Тот, кто получает пощечины.

Т о т (также хохочет). Да, да – а ведь похоже, Безано! Очень! (С мучительным напряжением играет, становясь в позу.) Кажется, это прислали за мной из академии?

Б е з а н о (хмурясь). Но мне не нравится эта игра. Подставляй свое лицо, если хочешь, а меня ты не смеешь. (Идет к выходу.)

Т о т . Безано!..

Б е з а н о (оборачиваясь). И чтобы я никогда не слыхал про Консуэллу и что… я бог, не сметь! Знаешь – это противно! (Выходит, гневно бьет себя хлыстом по ботфортам.)

Тот один. Гневно, с перекосившимся лицом, делает шаг вслед жокею, останавливается – и беззвучно смеется, закинув голову. Таким застают его Манчини и барон.

М а н ч и н и (смеясь). Какой ты весельчак, Тот! Смеешься даже один.

Тот громко хохочет.

Да перестань же, шут! Как тебя разбирает.

Т о т (низко и размашисто кланяясь). Здравствуйте, барон. Мое нижайшее почтение, граф. Прошу простить меня, граф, но вы застали клоуна за работой… так сказать, среди его повседневных удовольствий, барон.

М а н ч и н и (поднимая брови). Тсс! Но ты —умный человек, Тот. Я буду просить папу Брике, чтобы тебе дали бенефис… хочешь, Тот?

Т о т . Окажите милость, граф.

М а н ч и н и. Но, но, не слишком, будь проще, Тот. (Смеется.) Но сколько ты получишь пощечин в твой бенефис, если даже в будни в тебя звонят, как в гонг? Странная профессия, не правда ли, барон?

Б а р о н . Очень странная. Но где же графиня?

М а н ч и н и. Да, да… я сейчас схожу за нею. Дитя, она так увлекается своим бенефисом и работой… они называют свои прыжки работой, барон!

Б а р о н . Я могу подождать. (Садится, цилиндр на голове)

М а н ч и н и. Нет, зачем же? Я потороплю ее. Я скоро. А ты, Тот, будь хозяином и займи нашего дорогого гостя… Вы с ним не соскучитесь, барон. (Выходит.)

Тот размашисто шагает по комнате, улыбаясь и поглядывая на барона. Барон сидит, – широко расставив ноги, подбородком опершись на палку. На голове цилиндр. Спокоен.

Т о т . Как прикажете вас занимать, барон?

Б а р о н. Никак. Я не люблю клоунов.

Т о т. Как и я баронов.

Молчание. Тот надевает на голову котелок, размашисто берет стул и со стуком ставит против барона. Садится верхом, повторяя позу барона, и смотрит ему в глаза. Молчание.

Вы долго можете молчать?

Б а р о н. Долго.

Молчание. Тот постукивает ногой по полу.

Т о т. А вы долго можете ждать?

Б а р о н. Долго.

Т о т. Пока не получите?

Б а р о н. Пока не получу. А вы?

Т о т. Я также.

Молча, сдвинувшись головами, смотрят друг на друга. На арене звуки танго.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

БЕНЕФИС КОНСУЭЛЛЫ

На арене музыка. В цирковой комнате бо;льший беспорядок, нежели обычно. Много навешено и валяется по углам платья артистов. На столе, брошенный небрежною рукою, лежит большой букет огненно-красных роз. У арочного входа курят и болтают три берейтора – второстепенных артиста, несущих берейторскую службу. Одинаковые проборы на приглаженных волосах, два с усиками, третий брит, лицом похож на бульдога.

Б р и т ы й. Полно, Анри. Десять тысяч франков – это слишком много даже для барона!

В т о р о й. А почем теперь розы?

Б р и т ы й. Я не знаю. Зимой они дороже, конечно, но все же Анри болтает глупости. Десять тысяч!

В т о р о й. У барона свои оранжереи, ему ничего не стоит.

А н р и (бросая сигару, которая обожгла ему кончики пальцев). Нет, ты несносен, Граб! Послушай: ведь это же целая фура, от нее на милю пахнет розами. Чтобы усыпать всю арену…

Б р и т ы й. Только круг.

А н р и. Это все равно. Чтобы усыпать круг, их нужно тысячи – тысячи роз и бутонов! Ты увидишь, что это будет, когда они лягут ковром… он велел ковром, Граб, понимаешь!

В т о р о й. Но какая баронская прихоть! Нам не пора?

А н р и. Нет еще, успеем. А мне это нравится: огненно красный танго на огненно-красном ковре из зимних роз!

Б р и т ы й. Консуэлла будет скакать по розам, а Безано?

В т о р о й. А Безано – по шипам.

Улыбки.

Б р и т ы й. У мальчишки нет самолюбия: я бы отказался!

А н р и. Но это его служба, он обязан, Граб. (Смеется.) А о самолюбии поговори с ним самим: он зол и горд, как сатаненок.

В т о р о й. Нет, – чудесный бенефис, не говорите. Приятно смотреть на эту толпу, она так возбуждена…

А н р и. Тсс!

Все трое, как пойманные школьники, бросают сигары и папиросы и дают дорогу З и н и д е, идущей с Т о т о м.

3 и н и д а (строго). Почему вы здесь, господа? Ваше место у барьера.

А н р и (улыбаясь, почтительно). Мы только на минуту, мадам Зинида, мы идем. Какой удачный вечер, не правда ли? – и какая слава для папы Брике!

3 и н и д а. Да. Идите и, пожалуйста, не оставляйте ваших мест.

Берейторы уходят. Зинида открывает стол и прячет какие-то бумаги. Она в костюме укротительницы.

Ты что делал около зверей, Тот? Ты меня испугал.

Т о т . Так, герцогиня. Я хотел послушать, что говорят звери о бенефисе. Они шагают по клетке и ворчат.

3 и н и д а. Их раздражает музыка. Ну, Тот? Садись. Вечер превосходный – и я очень рада, что Консуэлла уходит от нас! Ты слыхал про баронские розы?

Т о т . Все говорят. Розы Гименея!

3 и н и д а. Вот и еще… (отталкивает букет) везде разбросаны! Да, я рада. Она здесь лишняя и мешает работе. Это несчастье для труппы, когда в ней заведется такая, слишком красивая и… доступная девчонка.

Т о т . Но ведь это же честный брак, герцогиня!

3 и н и д а. Для меня это безразлично.

Т о т . И пауки ведь также нуждаются в улучшении породы! Какие очаровательные паучата выведутся у этой пары – ты воображаешь, Зинида? С лицом матери-Консуэллы и с нутром папаши-барона они смогут украсить любую арену.

3 и н и д а. Ты сегодня зол, Тот. И мрачен.

Т о т. Я смеюсь.

3 и н и д а. Но не весело. Ты почему без грима?

Т о т. Я в третьем отделении, еще успею. А как относится к вечеру Безано? Он тоже доволен?

3 и н и д а. Я не говорила с Безано. А знаешь ли, что я думаю, мой друг: ты также здесь лишний!

Молчание.

Т о т . Как прикажешь понимать это, Зинида?

3 и н и д а. Как сказано. В сущности, Консуэлла продалась за пустяки: что такое этот барон и его несчастные миллионы. Про тебя говорят, что ты очень умен, пожалуй, даже слишком, так вот скажи мне, подумай: за сколько можно купить меня?

Т о т (как бы прицениваясь). Только за корону.

3 и н и д а. Баронскую?

Т о т . Нет – королевскую.

3 и н и д а. Да, ты очень неглуп. А ты догадался, что Консуэлла не родная дочь Манчини?

Т о т (пораженный). Да что ты! А она знает об этом?

З и н и д а. Едва ли, да и зачем ей знать? Да, безродная девчонка с Корсо, которую он предпочел пустить в оборот, нежели… Но по закону она его дочь – графиня Вероника Манчини.

Т о т . Хорошо, когда все делается по закону, не правда ли, Зинида? Но любопытно: в ней больше голубой крови, чем в этом Манчини… можно подумать, что это она подобрала его на улице и сделала отцом и графом. Граф. Манчини! (Смеется.)

3 и н и д а. Да, ты мрачен. Тот, я передумала: оставайся здесь.

Т о т. Я не буду лишний?

3 и н и д а. Когда она уйдет, ты не будешь лишний… О, ты еще не знаешь, как с нами хорошо, как легко душе и телу. Я понимаю тебя, я тоже умная. Как и ты, я оттуда принесла с собою привычку к цепям и долгое время сама приковывала себя… к чему попало, только бы держаться.

Т о т . Безано?

3 и н и д а. Безано и другие, их много было и много будет. Мой рыжий лев, в которого я безнадежно влюблена, страшнее и хуже всякого Безано… Но это пустяки, дурные привычки, которые жаль прогонять, как старых слуг, ворующих мелочь. Оставь Консуэллу, у нее своя дорога.

Т о т . Автомобиль и бриллианты?

З и н и д а. А где ты видел красавицу в сарпинке? Не этот купит, так другой – ведь все красивое покупают они. Да, я знаю: десять лет она будет печальной красавицей, на которую будут заглядываться бедняки с панели, потом она начнет подкрашивать глаза и улыбаться, потом возьмет…

Т о т . Любовником шофера или гайдука? Ты недурно гадаешь, Зинида!

З и н и д а. А разве не правда? Я не хочу врываться в твое доверие… но сегодня мне жаль тебя, Тот! Что ты можешь сделать против судьбы? Не обижайся, мой друг, на слова женщины: мне ты нравишься, но ты некрасив, немолод и небогат, и твое место…

Т о т . На панели, откуда смотрят на красавиц? (Смется.) Но если я не хочу?

3 и н и д а. Что значит твое хочу или не хочу! Мне жаль тебя, бедный друг, но если ты силен и мужчина… а ты мне кажешься таким, то путь у тебя один: забыть.

Т о т (смеется). По-твоему, это сила? Ты ли это, царица Зинида, которая даже в львином сердце хочет пробудить любовь? За один только миг обманчивого обладания ты готова заплатить жизнью, а мне советуешь… забыть! Дай твою сильную руку, прекрасная, и посмотри, сколько силы в моем пожатии… и не жалей меня!

Входят Брике и Манчини. Последний сух и важен, одет в новое, но та же палка и тот же безмолвный смех сатира.

3 и н и д а (шепчет). Останешься?

Т о т . Да, я не уйду.

М а н ч и н и. Как мы поживаем, дорогая? Но вы ослепительны, клянусь, вы ослепительны! Ваш лев будет осел, если не поцелует вам ручку, как позволяю себе я… (Целует руку.)

3 и н и д а. Мне можно поздравить вас, граф?

М а н ч и н и. Да. Мерси. (К Тоту.) Здравствуй, любезный!

Т о т . Честь имею кланяться, граф.

Б р и к е. Зинида, граф хочет немедленно уплатить неустойку за Консуэллу… за графиню. Ты не помнишь, мама, по контракту сколько там?

З и н и д а. Я сейчас взгляну, папа.

М а н ч и н и. Да, прошу вас, Консуэлла больше не вернется сюда, мы завтра уезжаем.

3инида и Брике смотрят бумаги. Тот берет довольно грубо Манчини под локоть и отводит его в сторону.

Т о т (тихо). А как твои девочки, Манчини?

М а н ч и н и. Какие девочки? Что это: глупости или шантаж? Смотри, любезный, будь осторожнее: комиссар здесь недалеко.

Т о т . Ты слишком суров, Манчини! Я полагал, что с глазу на глаз…

М а н ч и н и. Но послушай: какое же может быть с глазу на глаз между клоуном и мною? (Смеется.) Ты глуп, Тот: ты должен был предложить, а не спрашивать!

Б р и к е. Три тысячи франков, граф.

М а н ч и н и. Так мало? За Консуэллу? Хорошо, я скажу барону.

3 и н и д а. Вы еще брали…

Б р и к е. Не надо, мама, оставь!

3 и н и д а. Вы еще взяли вперед, граф, у меня записано: восемьдесят франков и двадцать сантимов. Эти деньги также позволите?

М а н ч и н и. Конечно, конечно, какой вопрос! Вы получите три тысячи… сто. (Смеется.) Двадцать сантимов! Я никогда не думал, что могу быть так точен: двадцать сантимов! (Серьезно.) Ах, вот еще что, друзья мои! Консуэлла, графиня, моя дочь, и барон выразили желание проститься с труппой…

Т о т . Барон также?

М а н ч и н и. Да. Огюст также. Они хотят это сделать в антракте. И вот я прошу вас собрать сюда… наиболее приличных – но без толкотни, без толкотни! Тот, милейший, будь так добр, сбегай в буфет и скажи, чтобы сюда немедленно подали корзину шампанского и бокалы… Понимаешь?

Т о т . Слушаю, граф…

М а н ч и н и. Постой… Не так быстро. Что это, новый костюм? Ты весь горишь, как черт в аду!

Т о т . Слишком много чести, граф: какой я черт? Я только бедный грешник, которого поджаривают черти. (Уходит, шутовски кланяясь.)

М а н ч и н и. Талантливый малый, но пройдоха, о!

Б р и к е. Это цвета танго, в честь вашей дочери, граф. Ему нужно для новой шутки, которую он не хочет открывать. Не угодно ли присесть, граф?

М а н ч и н и. Меня ждет Огюст, но, впрочем… (Садится.) А все-таки мне жаль расставаться с вами, друзья! Да, высший свет, конечно, прерогативы звания, дворцы вельмож, – но где я найду такую свободу и… простоту? Наконец, эти афиши, эти жгучие плакаты, от которых по утрам захватывало дух, – в них было что-то зовущее, бодрящее… Там я постарею, друзья!

Б р и к е. Но высшие удовольствия, граф… Что же ты молчишь, Зинида?

З и н и д а. Я слушаю.

М а н ч и н и. Кстати, моя дорогая: как вам нравится мой костюм? У вас чудесный вкус. (Расправляет кружевной галстук и кружевные манжеты.)

3 и н и д а. Мне нравится. Вы похожи на вельможу прежних дней, граф.

М а н ч и н и. Да, но не слишком ли вольно это? Кто носит теперь кружева и атлас? Эта грязная демократия скоро всех нас нарядит в рогожу… и как там? (Со вздохом.) Огюст говорит, что это жабо не совсем уместно.

3 и н и д а. Барон слишком строг.

М а н ч и н и. Ну да! Но мне кажется, что он все-таки прав: я здесь немного заразился вашей фантастикой.

Входит Тот. За ним два лакея тащат корзину с шампанским, бокалы. Приготовляют на столе.

Ага. Мерси, Тот. Но только, пожалуйста, без мещанского хлопанья пробками, тише и скромнее. Счет – барону Реньяру. Так мы явимся сюда, Брике, я иду.

3 и н и д а (смотря на часики). Да, сейчас кончается отделение.

М а н ч и н и. Боже мой! (Поспешно выходит.)

Б р и к е. Черт его возьми совсем!

3 и н и д а (показывая на лакеев). Тише, Луи.

Б р и к е. Нет, черт его возьми совсем! И ты не могла поддержать меня, мама, оставила с ним говорить… Высший свет, высшие удовольствия… мошенник!

Тот и Зинида смеются, улыбаются лакеи.

(Лакеям.) Нечего смеяться, ступайте, мы здесь сами управимся… Сода-виски, Жан! (Ворчит.) Шампанское!

Входит Джексон в костюме.

Д ж е к с о н . И мне сода-виски! Хоть у вас слышу смех – эти идиоты положительно разучились смеяться. Мое солнце сегодня всходило и заходило, ползало по всей арене – хоть бы улыбка! Смотрят на мой зад, как в зеркало… извини, Зинида! А ты недурен, Тот, – ну, береги сегодня щеки – я ненавижу красавцев.

Б р и к е. Бенефисная публика!

Д ж е к с о н (рассматривая лицо в маленькое зеркальце). В партере все какие-то бароны и египетские мумии, у меня живот заболел от страха. Я честный клоун, я не могу, чтобы на меня так смотрели, как будто я украл носовой платок. Надавай им пощечин, Тот.

Т о т . Будь спокоен, Джим, я отомщу. (Выходит.)

З и н и д а. А Безано?

Д ж е к с о н (ворчит). Безано! Сумасшедший успех, конечно. Но он сам сошел с ума, он завтра же сломает себе шею. Зачем он так рискует? Или у него крылья, как у бога?.. Черт его возьми, на него гнусно смотреть, это уже не работа.

Б р и к е. Ты прав, Джим, это уже не работа! Твое здоровье, старый товарищ!

Д ж е к с о н . Твое здоровье, Луи!

Б р и к е. Это уже не работа, когда сюда являются всякие бароны! Вот они смеются, а я негодую, я негодую, Джим. Что им здесь надо, этим баронам? Пусть воруют кур в другом курятнике, а нас оставят в покое. Ах, будь я министром, я бы сделал железную решетку между нами и этими господами.

Д ж е к с о н . Мне тоже очень жаль Консуэллочку… и противно. И почему-то мне кажется, что все мы сегодня больше похожи на мошенников, нежели на честных артистов… Тебе не кажется, Зинида?

З и н и д а. Всякий делает что хочет. Это дело Консуэллы и ее отца.

Б р и к е. Оставь, мама, это неправда! Вовсе всякий не делает что хочет, а выходит так… черт его знает, почему!

Входят А н ж е л и к а и Т о м а с, гимнаст. В костюмах.

А н ж е л и к а. Здесь будет шампанское?

Б р и к е. А ты уж и обрадовалась?

Т о м а с. Вот оно. Ого, сколько!

А н ж е л и к а. Мне граф сказал, чтобы я шла, я его встретила…

Б р и к е (сердито). Сказал, ну и иди, а радоваться тут нечего! Смотри, Анжелика, ты плохо кончишь, я тебя насквозь вижу… Как она работает, Томас?

Т о м а с. Хорошо.

А н ж е л и к а (тихо). У, какой сегодня сердитый папа Брике!

Входят Тот, Тили и Поли, за ними еще какой-то артист. Все в костюмах.

Т и л и. Поли, ты очень хочешь шампанского?

П о л и. Нет, совсем не хочу. А ты, Тили?

Т и л и. И я очень не хочу. Тот, ты видал, как ходит граф? (Ходит, передразнивая Манчини. Смех.)

П о л и. А я буду барон, возьми меня под ручку. Тише, осел, ты наступил мне на любимое родословное дерево,

А н ж е л и к а. Сейчас кончится, теперь скачет Консуэлла, это ее вальс. Какой у нее успех!

Все слушают вальс на арене. Тили и Поли подпевают.

Но она так красива! Это ее цветы?

Слушают. Внезапно точно опять рушится стена: гром аплодисментов, крики, рев. Здесь движение. Артисты наливают шампанское. Входят н о в ы е, смеясь и болтая. Становятся скромны при виде директора и шампанского.

Г о л о с а. Сейчас идут!

– Какой успех!

– Еще бы, когда весь партер…

– А что будет с танго?

– Не завидуй, Альфонсинка!

Б р и к е. Тише. Без толкотни. Зинида, ты не молчи же… Высший свет!

Входит под руку с твердо шагающим бароном Консуэлла . Она сияет. Манчини важен и счастлив. Позади них берейторы, артисты и артистки. В петлице у барона огненно-красная роза.

Все аплодируют: «Браво, браво!»

К о н с у э л л а . Господа… мои милые… Папа, я не могу. (Бросается к Манчини и прячет лицо у него на плече)

Манчини с улыбкой смотрит через ее голову на барона. Барон также слегка улыбается. Но в общем он суров и неподвижен. Новый взрыв аплодисментов.

Б р и к е. Довольно, довольно, дети!

М а н ч и н и. Ну, успокойся, успокойся, дитя мое… Как тебя все любят. (Выступая несколько.) Господа! Барон Реньяр оказал мне честь и вчера просил руки моей дочери, графини Вероники, которую вы знали под именем Консуэллы. Прошу вас взять бокалы…

К о н с у э л л а . Нет, я и сегодня Консуэлла и всегда буду Консуэлла. Зинида, милая! (Бросается на шею к Зиниде)

Новые аплодисменты.

Б р и к е. Да перестаньте же. Тише! Берите бокалы и… да берите же! Пришли, так берите!